– Только билеты бери на балкон, балет лучше смотреть сверху, чтобы весь рисунок танца видеть.
– На ярусах сидят те, кому не хватило денег на билет в партере.
– Глупость какая, – хмыкнула Влада. – Кирилл, ты сноб.
– Это не снобизм, а правильное понимания своего места в обществе.
– То есть те, кто не может себе позволить отдать среднестатистическую зарплату за билет в Большой театр, не занимают достойное место в обществе?
– Представь себе, да. Материальное благополучие – это индикатор вклада в общественную жизнь.
– А по-моему, если человек хорошо знает свое дело и добросовестно выполняет свою работу, он достоин такого же уважения, как и внесенные в список «Форбс», – Влада понимала, что разговор ненужный, но почему-то не промолчала, – у всех разные обстоятельства.
– Обстоятельства, мешающие достижению финансовой свободы, зовутся ленью, нехотением, неумением и глупостью.
Кирилл говорил спокойно-назидательно, а Влада вдруг вспомнила Полинкины слова «Ему интересно, что я думаю, мнение моё важно… Мы друг друга чувствуем». Полина – в Москве, Роман – в Красноярске, но они вместе, они что-то обсуждают, чем-то делятся, а Влада с Кириллом, даже находясь рядом, всегда каждый по себе. Конечно, это мелочь, что для Влады хорошие места – это не показатель статусности, а всего лишь кресла, с которых хорошо видно сцену. Мелочь, что Кирилл пренебрежительно отзывался о Вероничке, потому что сестра «якшается с людьми не нашего круга». И ещё множество таких мелочей вдруг вспомнились Владе. Они подошли к Пушкинской площади.
– Знаешь, я, пожалуй, домой поеду, – Влада остановилась перед переходом, ведущим в метро.
– В смысле?
– В смысле – мне не хочется к тебе сегодня.
Вдруг с лица Кирилла сошло привычное выражение вальяжности, и неожиданно жестко прозвучало:
– Ты динамо не включай.
– А я тебя не динамлю, я с тобой расстаюсь, – внезапно вырвалось у Влады. Она развернулась и почти побежала по ступенькам в метро.
Почему-то сразу стало легко, словно сделала то, что давно собиралась, да всё не могла собраться, и вот наконец… «Чемоданом без ручки» называли они с девчонками такие отношения – нести тяжело, а бросить жаль. Конечно, такого шанса ей больше жизнь не предложит – шанса чего? Секс самый искусный рано или поздно приедается и остается пустота, которую не заполнить вежливыми фразами. Влада вспомнила, как тщательно взвешивала каждое слово, чтобы не натолкнуться на непонимающе-осуждающий взгляд Кирилла, как старалась не замечать высокомерного тона, скрываемого за подчеркнутой вежливостью. «Возможно, – сказала себе Влада, – завтра я решу, что поступила неправильно, но сегодня, сейчас, мне хорошо».
Неделя пронеслась как один день, за работой Влада не вспоминала так нелепо завершившийся поход в театр. Иногда дома перед сном в усталом мозгу мелькала мысль, что надо бы, наверное, помириться с любовником, однако слово «наверное» было определяющим. «В выходные позвоню, если сам не объявится», – решила Влада, а в пятницу её пригласили к генеральному в головной офис. Смущаясь и отводя глаза, руководитель сообщил, что компания проводит сокращение и Влада под это сокращение попадает. Она может даже не отрабатывать положенное время. Конечно, ей будет выплачено всё полагающееся, и, учитывая её высокую квалификацию, ей будут даны любые рекомендации, какие ей могут понадобиться для дальнейшего трудоустройства. Влада обалдело слушала и не могла понять, что происходит. Она прекрасно знала, что никакого сокращения не проводится, напротив, идет расширение штата, открыты новые вакансии.
– Георгий Иванович, но всё, что Вы сейчас говорите, находится вне правового поля. Вам хорошо известно, что необходимо было письменно предупредить о предстоящем сокращении минимум за два месяца и предложить мне другую вакансию.
– Владислава Андреевна, я не должен Вам этого говорить: я не знаю, где и в чем Вы провинились, но мне указано уволить вас, причем, не по сокращению, а по статье, – генеральный вытер пот со лба.
– Детский сад какой-то, – Влада не могла поверить в реальность происходящего. – По каким статьям вы собрались меня увольнять? Трудовую инспекцию решили посмешить?
– Я знаю о Вашем профессионализме, и Виктор Петрович всегда давал высокую оценку Вашей работе – голос стал совсем тихим, – Я никогда не думал, что буду Вам это говорить, я кому угодно мог это сказать, но только не Вам. Но Владислава Андреевна, Вам надо уйти из нашей организации.
– Да почему?!
– Не знаю. Но мне было поставлено условие людьми, от которых мы зависим. Вы должны оказаться на улице, причем, это должно быть для Вас унизительно. Я уверен, Вы – профессионал, и не останетесь без работы, но я хотел бы, чтобы Вы получили все возможные выплаты, поэтому рекомендую Вам пройти процедуру сокращения.
– Спасибо за откровенность, – Влада поднялась. – Могу я идти?
Кажется, генеральный вздохнул с облегчением, что неприятный разговор был завершен. И хотя беседа прошла не так, как планировалось, но он сделал всё, что мог сделать в поставленных условиях.
Ошарашенная визитом в головной офис, Влада не сразу пришла в себя. Она читала про административный беспредел, но чтобы вот так, откровенно… Генеральный не знает, где и в чем она провинилась, зато ей самой всё понятно. Ей же сказано было неделю назад: «Мне учредители твоей компании многим обязаны». Значит, это не увольнение, а воспитательная мера. Жестко, конечно, ну, а что она ждала? Без такой жесткости, без умения подчинять или уничтожать несогласных на Олимп власти не взойдешь. Однако трудовой кодекс никто не отменял, и она не позволит, чтобы её просто так вышвырнули, и за помощью к Кириллу не обратится, не доставит ему такой радости, но как гадко на душе!
В сумке завибрировал телефон – Мария Николаевна. Вот кого меньше всего хотелось сейчас, да и когда-либо слушать, так это бывшую свекровь.
– Влада, доченька, я в больнице. Помоги, родная!
Всегда тщательно следившая за здоровьем Мария Николаевна обнаружила опухоль, и сейчас её готовили к серьезной операции. Влада до конца не понимала отношение свекрови. Мать Олега не лезла с советами, не делала замечаний, дарила подарки на все праздники, но при этом всегда была занята лишь собой. Влада удивлялась, как родители мужа прожили вместе столько лет, будучи настолько несхожи: шумный весёлый отец, придумывавший смешные розыгрыши, неожиданные сюрпризы, всегда уговаривавший погостить в Александровке, тормоша их с раннего утра, чтобы поехали на рыбалку, пошли за грибами, а рядом молчаливая, как Снежная королева, мать Олега, всегда уставшая от работы в бухгалтерии, а после выхода на пенсию страдающая от бесконечных проблем со здоровьем. Влада никогда не обижалась на свекровь, но и любви к ней не испытывала, они жили много лет рядом, но как-то параллельно. Однако сейчас именно Владе позвонила Мария Николаевна, испуганная, плачущая, и Влада, отложив составление плана борьбы с работодателями, помчалась на окраину Москвы в многопрофильную больницу в отделение с пугающим названием – онкология.
Мария Николаевна, сильно постаревшая, как показалось Владе, сидела на краешке больничной койки и плачущим голосом объясняла, что надо поговорить с оперирующим врачом, который как раз в это время был на дежурстве. А выяснив условия операции, организовать послеоперационный уход, найти клинику для реабилитации, и всё это, конечно, могла выполнить только Влада.
Хирург пил чай в ординаторской. Он привычно подробно рассказал о предстоящей операции, заверив, что, судя по снимкам щитовидной железы, всё обнаружено вовремя и что он верит в самый благоприятный исход:
– Не беспокойтесь, у вашей мамы впереди ещё много лет полноценной жизни.
Владу не удивило, что её приняли за дочь Марии Николаевны: всегда самые близкие родственники приходят к хирургу договариваться об операции. Непонятно только, почему она оказалась самой близкой, что там у них в Александровке творится. Впрочем, выяснилось это достаточно скоро.
– Влада, доченька, спасибо, что пришла. Как ты, никто не позаботится.
Мария Николаевна никогда не называла Владу доченькой, и от этого обращения стало неловко.
– Когда вы с Олежкой жили, я спокойна была. А теперь не знаю, что и будет, когда помру. Как он один останется.
– Ну, он, слава Богу, не один.
– Это ты про подружку свою, что ли, говоришь?
– Теперь это подружка Олега, – хотела сказать «подружка Ваша и Вашего сына», но не стала, не та ситуация.
– Да какая там подружка! Как кошка с собакой живут. Она вечно злая, губы поджимает и всё больше молчит, а Олежка, смотрю, выпивать стал. Один. Сидит на кухне, и бутылка перед ним. А то разругаются, она уедет, ну, думаю, отвел Господь, так опять через неделю-другую появляется. Я ведь через эту сучку и заболела. Меня доктор, когда узлы эти раковые на щитовидке нашёл, спрашивал: «У вас стресс какой-нибудь был?», а что я ему расскажу, что больше года только и делаю, что плачу.
Влада слушала бывшую свекровь и с удивлением осознавала, что события, разворачивающиеся в Александровке, оставляют её почти равнодушной. Она тосковала по той своей жизни, в которой чувствовала себя счастливой, по тем людям, которых любила и которые, как ей казалось, любили её. А что с этими персонажами сейчас, ей уже неинтересно – не было злорадства, а только ощущение справедливости жизнеустройства.
– Владочка, я тебя умоляю, – Мария Николаевна схватила руку Влады, – когда я помру, не бросай Олежку.
– Перестаньте! Врач сказал, что прогноз очень хороший, жить будете долго и счастливо.
Влада возвращалась из больницы с мыслью о том, какая, в сущности, нелепая суета – это предстоящая ей борьба с увольнением. Не будет она носится на шестой передаче, тратить силы и здоровье, чтобы кому-то что-то доказать, не доставит она Кириллу удовольствия наблюдать, как она пытается зацепится за должность, как важна для неё работа, с которой её выгоняют. Есть вещи главные, вот за них надо бороться, их надо беречь. Влада набрала телефон Елены Алексеевны:
– Мамуль, как себя чувствуешь? Я к тебе завтра приеду. Да нет, ничего не случилось, просто соскучилась.
Мама здорова, дочь растёт – значит, всё хорошо и правильно в её жизни, значит, держится вертикаль.
До Нового года оставалось чуть больше недели. Москва сияла миллионами огней, поражала роскошью украшений, гирлянд, елок. Несмотря на режим жесткой экономии, который включила Влада, хотелось купить что-то праздничное, порадовать себя и близких милым подарком. Конечно, в новый год придется входить с массой нерешенных проблем, и главная – найти работу: варианты появились сразу, но уровень предлагаемой зарплаты не позволял содержать себя, дочь и снимать квартиру, а вариант жить втроем в маминой однушке не привлекал. Влада не унывала: конец года – всем не до работы, но пройдут праздники и тогда можно серьёзно браться за поиски.
Вечером позвонила Вероника:
– Чего ты там моему братику на хвост наступила? Мы с ним сегодня на похоронах встретились, так он про тебя нелестно высказывался.
– Господи, на чьих похоронах?
– Да бабкина двоюродная сестра преставилась, девяносто девять лет – полгода до столетия не дожила. Кирюша у нас на такие мероприятия не ходит, но здесь он и похороны, и поминки организовал. Он же главный и единственный бенефициар – ему бабуля свою квартиру в Трехпрудном подписала, – в голосе Веронички слышалось раздражение. – На кладбище все стоят, скорбят, а этот умник подходит ко мне и заявляет: «Твоя подружка мной попользовалась и выкинула». Представляешь!
– Каким образом я им попользовалась? В ресторане за его счет ела? Так, я потом ночью отрабатывала, – полушутя полусерьезно заметила Влада.
– Во-во. Я его тоже спросила: «В смысле – попользовалась и выкинула? Как использованный презерватив?». А он, представляешь, не обиделся, даже головой кивнул – согласился. Давно ты его выкинула?
– Месяц назад сношаться не поехала, а он меня за это с работы выставил.
– Серьёзно?! Во, гадёныш какой! Вообще-то он с детства мстительный. Но не до такой же степени! И как ты теперь?
– Ну, пока живем с Аришкой: на пару месяцев деньги есть, меня на работе щедро рассчитали. А после праздников, как народ в себя придет, займусь трудоустройством.
Они ещё немного поговорили, обсудив, какой же Кирилл подлец, а потом плавно перешли к теме «Какие же все они подлецы!». Припомнив известные им случаи мужского коварства, решили «плюнуть и забыть», а в первых числах января собраться в Салтыковке, чтобы покататься на лыжах, посидеть у камина, насладиться зимней тишиной – словом, устроить себе настоящий новогодний праздник.
– Ты с Полинкой состыкуйся, когда она сможет, – дала Вероника задание. – Я-то в любое время могу, это вы в Москве минуты считаете. И пусть мальчишек захватит, я их почти год не видела. И ты Аришку привози. Устроим настоящий семейный праздник!
Едва Влада нажала «отбой», как телефон зазвонил снова. На этот раз звонила Полина.
– Ну, ты легка на помине, – обрадовалась Влада. – Только что с Вероничкой про тебя говорили. Надо бы нам собраться.
– Владюш, и я тоже насчет этого. Давай на днях встретимся. Я хочу тебя с наступающим поздравить.
– Это что за спешка?
– А я с ребятами на все праздники уезжаю. Поэтому подарок сейчас вручу, чтобы ты под ёлочку себе положила.
– В Египет собираетесь?
– Нет, в Красноярск.
– В Красноярск?!
И вот подруги сидят в кафе, а Полина, вручив нарядный бумажный пакетик с чем-то ароматным, рассказывает:
– Гостиница в центре города, экскурсии заказали по Красноярску. А то мои мальчишки свою страну не знают, они только Турцию и Египет за МКАДом видели. Рома тоже с нами на экскурсии поедет, ну, и в гости сходим, и погуляем – ребят наших познакомим.
– Полин, ну, ты отчаянная! А Денис тебя как отпустил?
– А ему всё равно. Но, по-моему, он даже рад, что меня с детьми на праздниках не будет – отдохнет от постоянного раздражителя. Я сказала, что хочу на каникулах ребятам Красноярск показать, а он только плечами пожал: «Что за идиотизм зимой в Сибирь ехать. Лучше бы в Питер детей свозила». И всё.
– А мать тебя отпускает?
– Нет, конечно. Но я ей сказала: не хочу, как в прошлом году, праздник отметить.
– А что было в прошлом году? Ты не рассказывала.
– Так, нечего было рассказывать, – печально вздохнула Полина. – Мама к сестре, как всегда, уехала. У той ноги больные, она никуда не выходит, и мама у неё Новый год всегда отмечает, да ты это знаешь. Мальчишки до курантов не дотянули, Степашка ещё до полдвенадцатого досидел, а Сенька в кресле в одиннадцать заснул, пришлось в кровать перетаскивать. Сели без ребят вдвоем старый год провожать, тут Денису кто-то с работы позвонил, потом он кого-то стал поздравлять, со мной в двенадцать чокнулся шампанским и ушёл в соседнюю комнату с телефоном. Я через полчаса захожу, узнать, с кем он так долго в новогоднюю ночь болтает, а он спать лег. А я у телевизора до утра просидела в компании салатов.
– Офигеть.
– Да я не офигела, я уже привыкла, но праздничную ночь хотелось бы по-другому провести. Вот я маме и сказала, что лучше в гостинице с чужими людьми, чем одной в дома.
– А ты не с Романом будешь Новый год встречать?
– С ним, – Полина потупилась, – мы уже с ним договорились.
– На ярусах сидят те, кому не хватило денег на билет в партере.
– Глупость какая, – хмыкнула Влада. – Кирилл, ты сноб.
– Это не снобизм, а правильное понимания своего места в обществе.
– То есть те, кто не может себе позволить отдать среднестатистическую зарплату за билет в Большой театр, не занимают достойное место в обществе?
– Представь себе, да. Материальное благополучие – это индикатор вклада в общественную жизнь.
– А по-моему, если человек хорошо знает свое дело и добросовестно выполняет свою работу, он достоин такого же уважения, как и внесенные в список «Форбс», – Влада понимала, что разговор ненужный, но почему-то не промолчала, – у всех разные обстоятельства.
– Обстоятельства, мешающие достижению финансовой свободы, зовутся ленью, нехотением, неумением и глупостью.
Кирилл говорил спокойно-назидательно, а Влада вдруг вспомнила Полинкины слова «Ему интересно, что я думаю, мнение моё важно… Мы друг друга чувствуем». Полина – в Москве, Роман – в Красноярске, но они вместе, они что-то обсуждают, чем-то делятся, а Влада с Кириллом, даже находясь рядом, всегда каждый по себе. Конечно, это мелочь, что для Влады хорошие места – это не показатель статусности, а всего лишь кресла, с которых хорошо видно сцену. Мелочь, что Кирилл пренебрежительно отзывался о Вероничке, потому что сестра «якшается с людьми не нашего круга». И ещё множество таких мелочей вдруг вспомнились Владе. Они подошли к Пушкинской площади.
– Знаешь, я, пожалуй, домой поеду, – Влада остановилась перед переходом, ведущим в метро.
– В смысле?
– В смысле – мне не хочется к тебе сегодня.
Вдруг с лица Кирилла сошло привычное выражение вальяжности, и неожиданно жестко прозвучало:
– Ты динамо не включай.
– А я тебя не динамлю, я с тобой расстаюсь, – внезапно вырвалось у Влады. Она развернулась и почти побежала по ступенькам в метро.
Почему-то сразу стало легко, словно сделала то, что давно собиралась, да всё не могла собраться, и вот наконец… «Чемоданом без ручки» называли они с девчонками такие отношения – нести тяжело, а бросить жаль. Конечно, такого шанса ей больше жизнь не предложит – шанса чего? Секс самый искусный рано или поздно приедается и остается пустота, которую не заполнить вежливыми фразами. Влада вспомнила, как тщательно взвешивала каждое слово, чтобы не натолкнуться на непонимающе-осуждающий взгляд Кирилла, как старалась не замечать высокомерного тона, скрываемого за подчеркнутой вежливостью. «Возможно, – сказала себе Влада, – завтра я решу, что поступила неправильно, но сегодня, сейчас, мне хорошо».
Неделя пронеслась как один день, за работой Влада не вспоминала так нелепо завершившийся поход в театр. Иногда дома перед сном в усталом мозгу мелькала мысль, что надо бы, наверное, помириться с любовником, однако слово «наверное» было определяющим. «В выходные позвоню, если сам не объявится», – решила Влада, а в пятницу её пригласили к генеральному в головной офис. Смущаясь и отводя глаза, руководитель сообщил, что компания проводит сокращение и Влада под это сокращение попадает. Она может даже не отрабатывать положенное время. Конечно, ей будет выплачено всё полагающееся, и, учитывая её высокую квалификацию, ей будут даны любые рекомендации, какие ей могут понадобиться для дальнейшего трудоустройства. Влада обалдело слушала и не могла понять, что происходит. Она прекрасно знала, что никакого сокращения не проводится, напротив, идет расширение штата, открыты новые вакансии.
– Георгий Иванович, но всё, что Вы сейчас говорите, находится вне правового поля. Вам хорошо известно, что необходимо было письменно предупредить о предстоящем сокращении минимум за два месяца и предложить мне другую вакансию.
– Владислава Андреевна, я не должен Вам этого говорить: я не знаю, где и в чем Вы провинились, но мне указано уволить вас, причем, не по сокращению, а по статье, – генеральный вытер пот со лба.
– Детский сад какой-то, – Влада не могла поверить в реальность происходящего. – По каким статьям вы собрались меня увольнять? Трудовую инспекцию решили посмешить?
– Я знаю о Вашем профессионализме, и Виктор Петрович всегда давал высокую оценку Вашей работе – голос стал совсем тихим, – Я никогда не думал, что буду Вам это говорить, я кому угодно мог это сказать, но только не Вам. Но Владислава Андреевна, Вам надо уйти из нашей организации.
– Да почему?!
– Не знаю. Но мне было поставлено условие людьми, от которых мы зависим. Вы должны оказаться на улице, причем, это должно быть для Вас унизительно. Я уверен, Вы – профессионал, и не останетесь без работы, но я хотел бы, чтобы Вы получили все возможные выплаты, поэтому рекомендую Вам пройти процедуру сокращения.
– Спасибо за откровенность, – Влада поднялась. – Могу я идти?
Кажется, генеральный вздохнул с облегчением, что неприятный разговор был завершен. И хотя беседа прошла не так, как планировалось, но он сделал всё, что мог сделать в поставленных условиях.
Ошарашенная визитом в головной офис, Влада не сразу пришла в себя. Она читала про административный беспредел, но чтобы вот так, откровенно… Генеральный не знает, где и в чем она провинилась, зато ей самой всё понятно. Ей же сказано было неделю назад: «Мне учредители твоей компании многим обязаны». Значит, это не увольнение, а воспитательная мера. Жестко, конечно, ну, а что она ждала? Без такой жесткости, без умения подчинять или уничтожать несогласных на Олимп власти не взойдешь. Однако трудовой кодекс никто не отменял, и она не позволит, чтобы её просто так вышвырнули, и за помощью к Кириллу не обратится, не доставит ему такой радости, но как гадко на душе!
В сумке завибрировал телефон – Мария Николаевна. Вот кого меньше всего хотелось сейчас, да и когда-либо слушать, так это бывшую свекровь.
– Влада, доченька, я в больнице. Помоги, родная!
Всегда тщательно следившая за здоровьем Мария Николаевна обнаружила опухоль, и сейчас её готовили к серьезной операции. Влада до конца не понимала отношение свекрови. Мать Олега не лезла с советами, не делала замечаний, дарила подарки на все праздники, но при этом всегда была занята лишь собой. Влада удивлялась, как родители мужа прожили вместе столько лет, будучи настолько несхожи: шумный весёлый отец, придумывавший смешные розыгрыши, неожиданные сюрпризы, всегда уговаривавший погостить в Александровке, тормоша их с раннего утра, чтобы поехали на рыбалку, пошли за грибами, а рядом молчаливая, как Снежная королева, мать Олега, всегда уставшая от работы в бухгалтерии, а после выхода на пенсию страдающая от бесконечных проблем со здоровьем. Влада никогда не обижалась на свекровь, но и любви к ней не испытывала, они жили много лет рядом, но как-то параллельно. Однако сейчас именно Владе позвонила Мария Николаевна, испуганная, плачущая, и Влада, отложив составление плана борьбы с работодателями, помчалась на окраину Москвы в многопрофильную больницу в отделение с пугающим названием – онкология.
Мария Николаевна, сильно постаревшая, как показалось Владе, сидела на краешке больничной койки и плачущим голосом объясняла, что надо поговорить с оперирующим врачом, который как раз в это время был на дежурстве. А выяснив условия операции, организовать послеоперационный уход, найти клинику для реабилитации, и всё это, конечно, могла выполнить только Влада.
Хирург пил чай в ординаторской. Он привычно подробно рассказал о предстоящей операции, заверив, что, судя по снимкам щитовидной железы, всё обнаружено вовремя и что он верит в самый благоприятный исход:
– Не беспокойтесь, у вашей мамы впереди ещё много лет полноценной жизни.
Владу не удивило, что её приняли за дочь Марии Николаевны: всегда самые близкие родственники приходят к хирургу договариваться об операции. Непонятно только, почему она оказалась самой близкой, что там у них в Александровке творится. Впрочем, выяснилось это достаточно скоро.
– Влада, доченька, спасибо, что пришла. Как ты, никто не позаботится.
Мария Николаевна никогда не называла Владу доченькой, и от этого обращения стало неловко.
– Когда вы с Олежкой жили, я спокойна была. А теперь не знаю, что и будет, когда помру. Как он один останется.
– Ну, он, слава Богу, не один.
– Это ты про подружку свою, что ли, говоришь?
– Теперь это подружка Олега, – хотела сказать «подружка Ваша и Вашего сына», но не стала, не та ситуация.
– Да какая там подружка! Как кошка с собакой живут. Она вечно злая, губы поджимает и всё больше молчит, а Олежка, смотрю, выпивать стал. Один. Сидит на кухне, и бутылка перед ним. А то разругаются, она уедет, ну, думаю, отвел Господь, так опять через неделю-другую появляется. Я ведь через эту сучку и заболела. Меня доктор, когда узлы эти раковые на щитовидке нашёл, спрашивал: «У вас стресс какой-нибудь был?», а что я ему расскажу, что больше года только и делаю, что плачу.
Влада слушала бывшую свекровь и с удивлением осознавала, что события, разворачивающиеся в Александровке, оставляют её почти равнодушной. Она тосковала по той своей жизни, в которой чувствовала себя счастливой, по тем людям, которых любила и которые, как ей казалось, любили её. А что с этими персонажами сейчас, ей уже неинтересно – не было злорадства, а только ощущение справедливости жизнеустройства.
– Владочка, я тебя умоляю, – Мария Николаевна схватила руку Влады, – когда я помру, не бросай Олежку.
– Перестаньте! Врач сказал, что прогноз очень хороший, жить будете долго и счастливо.
Влада возвращалась из больницы с мыслью о том, какая, в сущности, нелепая суета – это предстоящая ей борьба с увольнением. Не будет она носится на шестой передаче, тратить силы и здоровье, чтобы кому-то что-то доказать, не доставит она Кириллу удовольствия наблюдать, как она пытается зацепится за должность, как важна для неё работа, с которой её выгоняют. Есть вещи главные, вот за них надо бороться, их надо беречь. Влада набрала телефон Елены Алексеевны:
– Мамуль, как себя чувствуешь? Я к тебе завтра приеду. Да нет, ничего не случилось, просто соскучилась.
Мама здорова, дочь растёт – значит, всё хорошо и правильно в её жизни, значит, держится вертикаль.
Глава 11
До Нового года оставалось чуть больше недели. Москва сияла миллионами огней, поражала роскошью украшений, гирлянд, елок. Несмотря на режим жесткой экономии, который включила Влада, хотелось купить что-то праздничное, порадовать себя и близких милым подарком. Конечно, в новый год придется входить с массой нерешенных проблем, и главная – найти работу: варианты появились сразу, но уровень предлагаемой зарплаты не позволял содержать себя, дочь и снимать квартиру, а вариант жить втроем в маминой однушке не привлекал. Влада не унывала: конец года – всем не до работы, но пройдут праздники и тогда можно серьёзно браться за поиски.
Вечером позвонила Вероника:
– Чего ты там моему братику на хвост наступила? Мы с ним сегодня на похоронах встретились, так он про тебя нелестно высказывался.
– Господи, на чьих похоронах?
– Да бабкина двоюродная сестра преставилась, девяносто девять лет – полгода до столетия не дожила. Кирюша у нас на такие мероприятия не ходит, но здесь он и похороны, и поминки организовал. Он же главный и единственный бенефициар – ему бабуля свою квартиру в Трехпрудном подписала, – в голосе Веронички слышалось раздражение. – На кладбище все стоят, скорбят, а этот умник подходит ко мне и заявляет: «Твоя подружка мной попользовалась и выкинула». Представляешь!
– Каким образом я им попользовалась? В ресторане за его счет ела? Так, я потом ночью отрабатывала, – полушутя полусерьезно заметила Влада.
– Во-во. Я его тоже спросила: «В смысле – попользовалась и выкинула? Как использованный презерватив?». А он, представляешь, не обиделся, даже головой кивнул – согласился. Давно ты его выкинула?
– Месяц назад сношаться не поехала, а он меня за это с работы выставил.
– Серьёзно?! Во, гадёныш какой! Вообще-то он с детства мстительный. Но не до такой же степени! И как ты теперь?
– Ну, пока живем с Аришкой: на пару месяцев деньги есть, меня на работе щедро рассчитали. А после праздников, как народ в себя придет, займусь трудоустройством.
Они ещё немного поговорили, обсудив, какой же Кирилл подлец, а потом плавно перешли к теме «Какие же все они подлецы!». Припомнив известные им случаи мужского коварства, решили «плюнуть и забыть», а в первых числах января собраться в Салтыковке, чтобы покататься на лыжах, посидеть у камина, насладиться зимней тишиной – словом, устроить себе настоящий новогодний праздник.
– Ты с Полинкой состыкуйся, когда она сможет, – дала Вероника задание. – Я-то в любое время могу, это вы в Москве минуты считаете. И пусть мальчишек захватит, я их почти год не видела. И ты Аришку привози. Устроим настоящий семейный праздник!
Едва Влада нажала «отбой», как телефон зазвонил снова. На этот раз звонила Полина.
– Ну, ты легка на помине, – обрадовалась Влада. – Только что с Вероничкой про тебя говорили. Надо бы нам собраться.
– Владюш, и я тоже насчет этого. Давай на днях встретимся. Я хочу тебя с наступающим поздравить.
– Это что за спешка?
– А я с ребятами на все праздники уезжаю. Поэтому подарок сейчас вручу, чтобы ты под ёлочку себе положила.
– В Египет собираетесь?
– Нет, в Красноярск.
– В Красноярск?!
И вот подруги сидят в кафе, а Полина, вручив нарядный бумажный пакетик с чем-то ароматным, рассказывает:
– Гостиница в центре города, экскурсии заказали по Красноярску. А то мои мальчишки свою страну не знают, они только Турцию и Египет за МКАДом видели. Рома тоже с нами на экскурсии поедет, ну, и в гости сходим, и погуляем – ребят наших познакомим.
– Полин, ну, ты отчаянная! А Денис тебя как отпустил?
– А ему всё равно. Но, по-моему, он даже рад, что меня с детьми на праздниках не будет – отдохнет от постоянного раздражителя. Я сказала, что хочу на каникулах ребятам Красноярск показать, а он только плечами пожал: «Что за идиотизм зимой в Сибирь ехать. Лучше бы в Питер детей свозила». И всё.
– А мать тебя отпускает?
– Нет, конечно. Но я ей сказала: не хочу, как в прошлом году, праздник отметить.
– А что было в прошлом году? Ты не рассказывала.
– Так, нечего было рассказывать, – печально вздохнула Полина. – Мама к сестре, как всегда, уехала. У той ноги больные, она никуда не выходит, и мама у неё Новый год всегда отмечает, да ты это знаешь. Мальчишки до курантов не дотянули, Степашка ещё до полдвенадцатого досидел, а Сенька в кресле в одиннадцать заснул, пришлось в кровать перетаскивать. Сели без ребят вдвоем старый год провожать, тут Денису кто-то с работы позвонил, потом он кого-то стал поздравлять, со мной в двенадцать чокнулся шампанским и ушёл в соседнюю комнату с телефоном. Я через полчаса захожу, узнать, с кем он так долго в новогоднюю ночь болтает, а он спать лег. А я у телевизора до утра просидела в компании салатов.
– Офигеть.
– Да я не офигела, я уже привыкла, но праздничную ночь хотелось бы по-другому провести. Вот я маме и сказала, что лучше в гостинице с чужими людьми, чем одной в дома.
– А ты не с Романом будешь Новый год встречать?
– С ним, – Полина потупилась, – мы уже с ним договорились.
