И год спустя после той свадьбы придворные не уставали обсуждать ссоры между молодой Брауншвейгской четой и как могли раздували их взаимную вражду. Сплетнями жил дворец.
Но в это солнечное июльское утро Виктория не сразу узнала печальную племянницу Анны Иоанноны. За кофейным столиком сидела весёлая молодая женщина, а круглый животик лишь добавлял нежное очарование предстоящего материнства. Виктория склонилась в низком реверансе, которому обучалась несколько дней, тот ещё пилатес!
– Проходите, Виктория, – приветливо кивнула Анна Леопольдовна. – Мне хотелось бы с Вами поговорить.
Этим утром вокруг Виктории происходили явные чудеса: уже второй человек во дворце обращался к ней на «Вы».
– И мне бы тоже хотелось кое-что обсудить, – перебила принцессу вторая, темноволосая и донельзя хорошенькая.
Мальцева отослали, Викторию Чучухину усадили за стол и принялись угощать калеными орешками. Предложение садиться привело Викторию в ступор: при дворе Анны Иоанновны сидеть в присутствии царственной особы категорически воспрещалось. Часами приходилось стоять, никакой тренажер такой нагрузки Виктории не давал.
Анна Леопольдовна по большей части молчала, в то время как темноволосая тараторила без умолку. Виктория растерялась: может, эта беременная и не принцесса вовсе, раз брюнетка так вольно себя держит. Виктория Чучухина ещё не разобралась в перипетиях сложных дворцовых отношений и не знала, что темноволосая красотка была любимой фрейлиной Анны Леопольдовны баронессой Юлианой Магнусовной фон Менгден и что без совета своей подруги принцесса не предпринимала никаких действий. И сегодня пригласить Викторию для прояснения некоторых неясностей в картине грядущего тоже была идея Юлианы.
– Мы знаем, что Вы владеете даром прозора, а положение наше таково, что нам важно предугадать грядущие события, – обратилась к Виктории фрейлина.
– Предугадывать не могу, рассказываю лишь то, что знаю, – привычно прокомментировала ситуацию с ясновидением Виктория. Но её пояснения, как, впрочем, и всегда, проигнорировали.
– Ея Высочество имеет к Вам важный вопрос. Вы одолжите нас чрезвычайно, ежели верно ответите, – торжественно произнесла Юлиана.
Виктория сразу догадалась, что её будут спрашивать про пол ребенка: весь дворец жил ожиданием рождения наследника престола. «Только за УЗИ мне осталось поработать», – обреченно подумала Виктория Чучухина, но вопрос был из совершенно неожиданной области.
– Скажите, можно надеяться, что он вернется в Петербург? – принцесса протянула Виктории маленький овал с портретом белокурого красавца.
– Разумеется, приедет, – поспешила успокоить Анна Леопольдовну Виктория: беременным нельзя волноваться. – А кто это?
– Граф Карл Мориц Линар, – тут же влезла в разговор Юлиана и добавила: – Учтите, сие тайна, о коей рассказывать никому не следует.
– Да пожалуйста, – Виктория пожала плечами, была нужда кому рассказывать, хотя, если действительно нельзя про это говорить, какого фига они с ней, первой встречной, делятся, дурочки болтливые… – а Ленар – это ленинская армия? У моей подруги так дедушку звали.
– Причем здесь чей-то дедушка! Не отвлекайтесь, отвечайте на вопросы Анны Леопольдовны, – возмутилась Юлиана, ей не терпелось расспросить о своих проблемах, но принцесс, и тем более беременных, принято пропускать вперед.
– Скажите, а как скоро граф приедет в Петербург? – тихо спросила Анна Леопольдовна и посмотрела на Викторию так, что ей ничего не оставалось, как ответить.
– Очень скоро. Уже чемоданы пакует.
– Что делает? – не поняли слушательницы.
– В дорогу собирается, – пояснила Виктория.
Девушки переглянулись.
– А про меня он думает? – вновь зазвучал тихий и мелодичный голос Анны Леопольдовны.
– Только о Вас, о ком же ему ещё думать! – заверила Виктория.
Наверное, именно про этого Линара ей рассказывала графиня Щербатова – был у принцессы до свадьбы неудачный роман с саксонским посланником, увлечение стало достоянием гласности, амурные отношения на корню пресекли: посланник был отозван своим двором, а за принцессой Анной установлен строжайший надзор. И Виктории стало жаль Анну Леопольдовну: вот ведь, даже беременная не о предстоящих родах думает, а о каком-то графе, и ни эсэмэску не отправить, ни по вацапу не поговорить… И Вика приступила к изложению:
– Вы, Ваше Высочество, можете не переживать. Никуда Ваш Линар от Вас не денется…
Анна Леопольдовна ловила каждое слово, кивая в такт Викиным фантазиям о скором счастье взаимной любви. Юлиана Менгден ошеломленно слушала, и её большие карие глаза округлялись.
– А как же быть с Антоном Ульрихом? – почти одновременно спросили слушательницы, и Виктория запнулась на полуслове: конечно, принц из тех, кого только обнять и плакать, такого даже воробьи во дворе унизить могут, но он законный муж. Как-то за разговором Виктория о нем и позабыла.
– А Его Высочество в поход пойдет, – легко определила Виктория судьбу принца, и запнулась: муж, значит, на войне, а принцесса в тылу отрывается по полной. Опять же тетка Анна Иоанновна, её-то рассказчица совсем из вида упустила, такого морального разложения не потерпит. И Виктория развернула рассказ на сто восемьдесят градусов.
– Счастьем для графа Линара будет лишь издали видеть Вас, и каждое утро он будет присылать Вам стихи о любви к Вам, написанные им ночью...
Разговор затянулся. Юлиана, взволнованно путая русские и немецкие слова, поведала о своем тайном чувстве к князю Салтыкову, но ей взаимности Виктория не пообещала. Во-первых, лимит хороших прогнозов на сегодня был исчерпан, а во-вторых, князь Салтыков – надменный мажор. Виктории он не нравился – фуфло, а не жених: весь на понтах, как на пружинах, губки тонкие поджаты, и лицо важное, будто нефть у себя в унитазе обнаружил... Впрочем, нефть пока здесь не актуальна, как и унитазы. Но то, что для Салтыкова такая красотка, как фрейлина принцессы Анны Леопольдовны, слишком жирно будет, Виктория определила сразу.
– Вас, Юлиана, ожидает другая, блестящая партия: Вы ещё встретите своего принца на белом коне, – вдохновенно врал новоявленный оракул.
– На белом коне? Почему на коне? – изумились вопрошающие.
Виктория Чучухина запнулась на полуслове: ни фига ж себе! Они, похоже, даже про принца на белом коне, о котором каждая уважающая себя девушка мечтает, не знают… Пришлось и это объяснять.
К Виктории Чучухиной стал заходить в гости адъютант лейб-гвардии Измайловского полка Сергей Афанасиевич Мальцев. В гости – это, конечно, сильно сказано: заглянет на пару минут, поинтересуется здоровьем, расскажет что-нибудь забавное и обязательно гостинец оставит – леденец на палочке, пирожок, грушу в шуршащей бумажке…
– Сергей Афанасьевич, Вы со мной как с ребенком, – кокетливо улыбалась Виктория.
Мальцев смущался, бормотал что-то невнятное и убегал по своим нескончаемым адъютантским делам.
Во дворце всё про всех было известно, как эта утечка информации происходила без жучков-прослушек и видеокамер, Виктория могла только предполагать. А в покоях императрицы появилась новая тема для шуток – перестарок Виктория окручивает молоденького жениха. Двадцать лет – возраст для замужества поздний, в пятнадцать лет уже невестами становятся, про двадцатилетних говорят: «в девках засиделась», а тут – двадцать семь, и замужем не была, но к ней заходит молоденький гвардеец – смешно – поток острот не иссякал. Виктория не обижалась: чего на эти дурацкие шутки обращать внимания, когда вон как круто над ней сама жизнь подшутила! Про её, ставшими частыми, посещения покоев Анны Леопольдовны тоже было известно императрице, но эта тема не обсуждалась. Анна Иоанновна племянницу любила, а теперь, когда та милостью Божию обеременела, самодержица, тревожась за неё и не рожденного покуда преемника престола, вовсе запретила упоминать принцессу всуе.
Тем вечером императрице немоглось: она рано отправилась ко сну, потому Виктория оказалась предоставлена самой себе. Такая приятная неожиданность выпадала редко, но чем себя занять Вика не представляла. Огонек свечи дрожал, и метались по стене фантастические тени, пугая своей схожестью с живыми существами. Сейчас бы напустить полную ванну пены, залезть в неё с глянцевым журналом, а потом закутаться в махровое полотенце и, поудобнее устроившись в кресле, позвонить Дашке или Ксюхе. Или поставить своё любимое кино с Эштоном Кутчером, а можно включить компьютер и полночи прококетничать с кем-нибудь живущим на Камчатке или даже в Америке, а ещё можно достать из холодильника банку пива, заказать пиццу… Виктория больше не могла сдерживаться и зарыдала. Как же она не понимала, что у неё было всё, что можно пожелать, всё, кроме Вуколова. Да бог с ним, с Вуколовым, пусть бы и дальше свой ядский порошок улучшал, а она бы и без Вуколова чудесно жила в прекрасном двадцать первом веке и радовалась каждому бензиновому выхлопу. Виктория хотела к маме, к бабушке, к горячей воде в водопроводном кране и орущей под окнами автомобильной сигнализации. «Валерочка, миленький, забери меня отсюда!» Смог же Вуколов этот гадкий порошок ей подсунуть (что она сама влезла, куда не следует, Виктории в тот момент думать не хотелось), должен суметь и какой-нибудь антипорошок ей выслать. И Виктории тотчас же представилось, как дежурный офицер приносит ей бандероль с противоядием от путешествий во времени, а также с феном, шампунем, лейкопластырем, маникюрными ножничками, гигиеническим прокладками… Может, столько всего не надо, ведь она примет антипорошок и вернется домой. А вдруг этот новый порошок не сразу подействует, тогда ещё пусть пришлет пористый шоколад для Анны Леопольдовны и Юлианы Магнусовны, а для Виктории – чипсы… Бандероль из будущего постепенно вырастала в размерах до окованного серебром вместительного сундука, стоящего в опочивальне Анны Иоанновны. До конца разобраться в содержимом посылки из будущего Виктория не успела, весёлый стук сообщил, что за дверью стоит Сергей Афанасьевич Мальцев.
– Виктория Робертовна, кто Вас обидел? – заплаканные глаза от стоящего у порога Мальцева спрятать не удалось.
– Жизнь, – всхлипнула Виктория.
Мальцев с сомнением покачал головой.
– Сие не жизнь, сие мы сами себя наказываем, – и без всякого перехода добавил: – А пойдемте, Виктория Робертовна, погуляем. У меня служба на сегодня благополучно завершилась, у Вас вечерок свободный выдался, и погода сегодня для вечернего моциона самая благодатная.
Виктория могла ещё подискутировать про то, кто кого и за что наказывает, но в открытое окно заглянул молодой весёлый месяц, словно приглашая выйти и полюбоваться вместе с ним на звездное августовское небо.
Это была удивительная прогулка – они пошли вдоль Невы, и показалось, что весь мир уснул: волшебный сон остановил волны реки, заставил замереть деревья, погасил огни в домах. Виктория ещё не успела разобраться до конца в сложных правилах дворцовой нравственности, но, конечно же, мелькали смутные опасения, что эта ночная прогулка с мужчиной может скомпрометировать её. Однако ночь была так хороша, что возвращаться, ну, никак не хотелось, а потом Вика же не с кем-то – Мальцев её в дурацкое положение не поставит. Виктория уже успела заметить, что нескладный конопатый Мальцев всегда поступает обдуманно и правильно.
– Спасибо, Сергей Афанасьевич, что сюда привели. Такая красота, будто в кино.
Про кино Мальцев уже слышал от Виктории, но, когда он попросил её объяснить, что это такое и, главное, как такое устроено, получить внятных объяснений не удалось. Также не сумела Виктория прояснить устройство телефона, телевизора и компьютера. Мальцев жил в мире, где всё было понятным, и даже если человек сам не умел смастерить стол или выткать полотенце, то он понимал, как же оно такое получилось. В мире, о котором рассказывала Мальцеву Виктория, всё было сказочно-небывалым: подземные поезда, автоматические двери, банкоматы с деньгами и мобильная связь – это было абсолютно невоплотимо, поскольку объяснить создание этих вещей Виктория Чучухина, человек с высшим образованием, могла с тем же успехом, как устройство ковра-самолета и скатерти-самобранки. Интересно, Мальцев действительно верил Виктории или считал её, как и все, сумасшедшей выдумщицей? На этот вопрос Сергей Афанасьевич и сам, пожалуй, не ответил бы, но ему так хотелось верить, что есть где-то удивительная страна, где по мощенным каким-то загадочным асфальтом улицам расхаживают такие сказочные красавицы, как Виктория Робертовна, а что Виктория Чучухина сказочная красавица Мальцев понял сразу, как увидел её.
– Вот, Вы давеча, Виктория Робертовна, сказали, что жизнь наказывает. А теперь посмотрите, какая дивная ночь, какая благость повсюду разлита. Это потому, что не для наказания, а для радости создал нас Господь, и всё как надобно в нашей жизни складывается и всегда идет токмо к лучшему.
– У меня пока только к худшему идет.
– Когда дело доходит до худшего, всё всегда оборачивается к лучшему.
– Пример можете привести? – перебила философские умозаключения Виктория.
– Разумеется, и не один. Вот возьмем такой случай: живу я у заставы в доме Жабоедова, – начал Мальцев свою историю.
– В чьем доме? Жабоедова? Это что, фамилия такая? – перебила Вика. Ей стало неудержимо весело: смешной рыжий Мальцев живет в доме с таким же, как он сам, смешным названием – «дом Жабоедова».
– Да, владелец дома, коллежский секретарь Жабоедов Игнат Архиповович.
– Прикольно. Мне тоже, конечно, имечко досталось – не забалуешь, но с Жабоедовым мне не конкурировать.
– Сие нам с Вами забавно, – удивительно, но Мальцев был единственным из всех живущих в восемнадцатом веке, с кем Виктория могла говорить не напрягаясь: он понимал её без перевода, – а Жабоедов своей фамилией весьма гордится, полагая, что род Жабоедовых берет свое начало от Рюриковичей.
Ветер нежно перебирал кончики косынки, падали звезды с августовского неба, и в соответствии с законами жанра заиграла музыка. Виктория вопросительно посмотрела на Мальцева, тот указал взглядом куда-то за её спину:
– Ея Высочество цесаревна Елизавета Петровна.
Вика обернулась: по Неве плыл освещенный множеством разноцветных фонариков кораблик. На палубе играл оркестр, нарядные люди стояли на носу, и до берега доносились обрывки фраз, смех. Словно видение праздника, проплывало судно мимо… Как хотелось помахать им рукой и прокричать «Счастливого пути!» – Виктория всегда так делала, когда загорала с друзьями на канале, но сейчас так поступить побоялась: может, надо поясно кланяться, когда судно цесаревны мимо проплывает, или «многие лета» петь…. Хорошо, что в потемках с освещенной палубы берегов не видно. «На теплоходе музыка играет, а я одна стою на берегу…». Впрочем, Виктория была не одна, с ней был друг – конопатый Мальцев. Интересно, чего он к ней привязался? Она, по местным меркам, и старая, и нефигуристая. Вон, Елизавету Петровну с берега узнать можно по бюсту пятого размера… Откуда у них всех такие груди, когда силикона здесь в помине нет? Виктория слышала от наперсниц Анны Иоанновны, что грудь надо мазать куриным пометом, а сверху накладывать капустные листы, но Виктории уже было поздно ходить в таком компрессе – время упущено. Неужели цесаревна Елизавета Петровна в отрочестве куриным пометом грудь натирала?
Но в это солнечное июльское утро Виктория не сразу узнала печальную племянницу Анны Иоанноны. За кофейным столиком сидела весёлая молодая женщина, а круглый животик лишь добавлял нежное очарование предстоящего материнства. Виктория склонилась в низком реверансе, которому обучалась несколько дней, тот ещё пилатес!
– Проходите, Виктория, – приветливо кивнула Анна Леопольдовна. – Мне хотелось бы с Вами поговорить.
Этим утром вокруг Виктории происходили явные чудеса: уже второй человек во дворце обращался к ней на «Вы».
– И мне бы тоже хотелось кое-что обсудить, – перебила принцессу вторая, темноволосая и донельзя хорошенькая.
Мальцева отослали, Викторию Чучухину усадили за стол и принялись угощать калеными орешками. Предложение садиться привело Викторию в ступор: при дворе Анны Иоанновны сидеть в присутствии царственной особы категорически воспрещалось. Часами приходилось стоять, никакой тренажер такой нагрузки Виктории не давал.
Анна Леопольдовна по большей части молчала, в то время как темноволосая тараторила без умолку. Виктория растерялась: может, эта беременная и не принцесса вовсе, раз брюнетка так вольно себя держит. Виктория Чучухина ещё не разобралась в перипетиях сложных дворцовых отношений и не знала, что темноволосая красотка была любимой фрейлиной Анны Леопольдовны баронессой Юлианой Магнусовной фон Менгден и что без совета своей подруги принцесса не предпринимала никаких действий. И сегодня пригласить Викторию для прояснения некоторых неясностей в картине грядущего тоже была идея Юлианы.
– Мы знаем, что Вы владеете даром прозора, а положение наше таково, что нам важно предугадать грядущие события, – обратилась к Виктории фрейлина.
– Предугадывать не могу, рассказываю лишь то, что знаю, – привычно прокомментировала ситуацию с ясновидением Виктория. Но её пояснения, как, впрочем, и всегда, проигнорировали.
– Ея Высочество имеет к Вам важный вопрос. Вы одолжите нас чрезвычайно, ежели верно ответите, – торжественно произнесла Юлиана.
Виктория сразу догадалась, что её будут спрашивать про пол ребенка: весь дворец жил ожиданием рождения наследника престола. «Только за УЗИ мне осталось поработать», – обреченно подумала Виктория Чучухина, но вопрос был из совершенно неожиданной области.
– Скажите, можно надеяться, что он вернется в Петербург? – принцесса протянула Виктории маленький овал с портретом белокурого красавца.
– Разумеется, приедет, – поспешила успокоить Анна Леопольдовну Виктория: беременным нельзя волноваться. – А кто это?
– Граф Карл Мориц Линар, – тут же влезла в разговор Юлиана и добавила: – Учтите, сие тайна, о коей рассказывать никому не следует.
– Да пожалуйста, – Виктория пожала плечами, была нужда кому рассказывать, хотя, если действительно нельзя про это говорить, какого фига они с ней, первой встречной, делятся, дурочки болтливые… – а Ленар – это ленинская армия? У моей подруги так дедушку звали.
– Причем здесь чей-то дедушка! Не отвлекайтесь, отвечайте на вопросы Анны Леопольдовны, – возмутилась Юлиана, ей не терпелось расспросить о своих проблемах, но принцесс, и тем более беременных, принято пропускать вперед.
– Скажите, а как скоро граф приедет в Петербург? – тихо спросила Анна Леопольдовна и посмотрела на Викторию так, что ей ничего не оставалось, как ответить.
– Очень скоро. Уже чемоданы пакует.
– Что делает? – не поняли слушательницы.
– В дорогу собирается, – пояснила Виктория.
Девушки переглянулись.
– А про меня он думает? – вновь зазвучал тихий и мелодичный голос Анны Леопольдовны.
– Только о Вас, о ком же ему ещё думать! – заверила Виктория.
Наверное, именно про этого Линара ей рассказывала графиня Щербатова – был у принцессы до свадьбы неудачный роман с саксонским посланником, увлечение стало достоянием гласности, амурные отношения на корню пресекли: посланник был отозван своим двором, а за принцессой Анной установлен строжайший надзор. И Виктории стало жаль Анну Леопольдовну: вот ведь, даже беременная не о предстоящих родах думает, а о каком-то графе, и ни эсэмэску не отправить, ни по вацапу не поговорить… И Вика приступила к изложению:
– Вы, Ваше Высочество, можете не переживать. Никуда Ваш Линар от Вас не денется…
Анна Леопольдовна ловила каждое слово, кивая в такт Викиным фантазиям о скором счастье взаимной любви. Юлиана Менгден ошеломленно слушала, и её большие карие глаза округлялись.
– А как же быть с Антоном Ульрихом? – почти одновременно спросили слушательницы, и Виктория запнулась на полуслове: конечно, принц из тех, кого только обнять и плакать, такого даже воробьи во дворе унизить могут, но он законный муж. Как-то за разговором Виктория о нем и позабыла.
– А Его Высочество в поход пойдет, – легко определила Виктория судьбу принца, и запнулась: муж, значит, на войне, а принцесса в тылу отрывается по полной. Опять же тетка Анна Иоанновна, её-то рассказчица совсем из вида упустила, такого морального разложения не потерпит. И Виктория развернула рассказ на сто восемьдесят градусов.
– Счастьем для графа Линара будет лишь издали видеть Вас, и каждое утро он будет присылать Вам стихи о любви к Вам, написанные им ночью...
Разговор затянулся. Юлиана, взволнованно путая русские и немецкие слова, поведала о своем тайном чувстве к князю Салтыкову, но ей взаимности Виктория не пообещала. Во-первых, лимит хороших прогнозов на сегодня был исчерпан, а во-вторых, князь Салтыков – надменный мажор. Виктории он не нравился – фуфло, а не жених: весь на понтах, как на пружинах, губки тонкие поджаты, и лицо важное, будто нефть у себя в унитазе обнаружил... Впрочем, нефть пока здесь не актуальна, как и унитазы. Но то, что для Салтыкова такая красотка, как фрейлина принцессы Анны Леопольдовны, слишком жирно будет, Виктория определила сразу.
– Вас, Юлиана, ожидает другая, блестящая партия: Вы ещё встретите своего принца на белом коне, – вдохновенно врал новоявленный оракул.
– На белом коне? Почему на коне? – изумились вопрошающие.
Виктория Чучухина запнулась на полуслове: ни фига ж себе! Они, похоже, даже про принца на белом коне, о котором каждая уважающая себя девушка мечтает, не знают… Пришлось и это объяснять.
Глава VI. Санкт-Петербург, 4 августа 1740 года
К Виктории Чучухиной стал заходить в гости адъютант лейб-гвардии Измайловского полка Сергей Афанасиевич Мальцев. В гости – это, конечно, сильно сказано: заглянет на пару минут, поинтересуется здоровьем, расскажет что-нибудь забавное и обязательно гостинец оставит – леденец на палочке, пирожок, грушу в шуршащей бумажке…
– Сергей Афанасьевич, Вы со мной как с ребенком, – кокетливо улыбалась Виктория.
Мальцев смущался, бормотал что-то невнятное и убегал по своим нескончаемым адъютантским делам.
Во дворце всё про всех было известно, как эта утечка информации происходила без жучков-прослушек и видеокамер, Виктория могла только предполагать. А в покоях императрицы появилась новая тема для шуток – перестарок Виктория окручивает молоденького жениха. Двадцать лет – возраст для замужества поздний, в пятнадцать лет уже невестами становятся, про двадцатилетних говорят: «в девках засиделась», а тут – двадцать семь, и замужем не была, но к ней заходит молоденький гвардеец – смешно – поток острот не иссякал. Виктория не обижалась: чего на эти дурацкие шутки обращать внимания, когда вон как круто над ней сама жизнь подшутила! Про её, ставшими частыми, посещения покоев Анны Леопольдовны тоже было известно императрице, но эта тема не обсуждалась. Анна Иоанновна племянницу любила, а теперь, когда та милостью Божию обеременела, самодержица, тревожась за неё и не рожденного покуда преемника престола, вовсе запретила упоминать принцессу всуе.
Тем вечером императрице немоглось: она рано отправилась ко сну, потому Виктория оказалась предоставлена самой себе. Такая приятная неожиданность выпадала редко, но чем себя занять Вика не представляла. Огонек свечи дрожал, и метались по стене фантастические тени, пугая своей схожестью с живыми существами. Сейчас бы напустить полную ванну пены, залезть в неё с глянцевым журналом, а потом закутаться в махровое полотенце и, поудобнее устроившись в кресле, позвонить Дашке или Ксюхе. Или поставить своё любимое кино с Эштоном Кутчером, а можно включить компьютер и полночи прококетничать с кем-нибудь живущим на Камчатке или даже в Америке, а ещё можно достать из холодильника банку пива, заказать пиццу… Виктория больше не могла сдерживаться и зарыдала. Как же она не понимала, что у неё было всё, что можно пожелать, всё, кроме Вуколова. Да бог с ним, с Вуколовым, пусть бы и дальше свой ядский порошок улучшал, а она бы и без Вуколова чудесно жила в прекрасном двадцать первом веке и радовалась каждому бензиновому выхлопу. Виктория хотела к маме, к бабушке, к горячей воде в водопроводном кране и орущей под окнами автомобильной сигнализации. «Валерочка, миленький, забери меня отсюда!» Смог же Вуколов этот гадкий порошок ей подсунуть (что она сама влезла, куда не следует, Виктории в тот момент думать не хотелось), должен суметь и какой-нибудь антипорошок ей выслать. И Виктории тотчас же представилось, как дежурный офицер приносит ей бандероль с противоядием от путешествий во времени, а также с феном, шампунем, лейкопластырем, маникюрными ножничками, гигиеническим прокладками… Может, столько всего не надо, ведь она примет антипорошок и вернется домой. А вдруг этот новый порошок не сразу подействует, тогда ещё пусть пришлет пористый шоколад для Анны Леопольдовны и Юлианы Магнусовны, а для Виктории – чипсы… Бандероль из будущего постепенно вырастала в размерах до окованного серебром вместительного сундука, стоящего в опочивальне Анны Иоанновны. До конца разобраться в содержимом посылки из будущего Виктория не успела, весёлый стук сообщил, что за дверью стоит Сергей Афанасьевич Мальцев.
– Виктория Робертовна, кто Вас обидел? – заплаканные глаза от стоящего у порога Мальцева спрятать не удалось.
– Жизнь, – всхлипнула Виктория.
Мальцев с сомнением покачал головой.
– Сие не жизнь, сие мы сами себя наказываем, – и без всякого перехода добавил: – А пойдемте, Виктория Робертовна, погуляем. У меня служба на сегодня благополучно завершилась, у Вас вечерок свободный выдался, и погода сегодня для вечернего моциона самая благодатная.
Виктория могла ещё подискутировать про то, кто кого и за что наказывает, но в открытое окно заглянул молодой весёлый месяц, словно приглашая выйти и полюбоваться вместе с ним на звездное августовское небо.
Это была удивительная прогулка – они пошли вдоль Невы, и показалось, что весь мир уснул: волшебный сон остановил волны реки, заставил замереть деревья, погасил огни в домах. Виктория ещё не успела разобраться до конца в сложных правилах дворцовой нравственности, но, конечно же, мелькали смутные опасения, что эта ночная прогулка с мужчиной может скомпрометировать её. Однако ночь была так хороша, что возвращаться, ну, никак не хотелось, а потом Вика же не с кем-то – Мальцев её в дурацкое положение не поставит. Виктория уже успела заметить, что нескладный конопатый Мальцев всегда поступает обдуманно и правильно.
– Спасибо, Сергей Афанасьевич, что сюда привели. Такая красота, будто в кино.
Про кино Мальцев уже слышал от Виктории, но, когда он попросил её объяснить, что это такое и, главное, как такое устроено, получить внятных объяснений не удалось. Также не сумела Виктория прояснить устройство телефона, телевизора и компьютера. Мальцев жил в мире, где всё было понятным, и даже если человек сам не умел смастерить стол или выткать полотенце, то он понимал, как же оно такое получилось. В мире, о котором рассказывала Мальцеву Виктория, всё было сказочно-небывалым: подземные поезда, автоматические двери, банкоматы с деньгами и мобильная связь – это было абсолютно невоплотимо, поскольку объяснить создание этих вещей Виктория Чучухина, человек с высшим образованием, могла с тем же успехом, как устройство ковра-самолета и скатерти-самобранки. Интересно, Мальцев действительно верил Виктории или считал её, как и все, сумасшедшей выдумщицей? На этот вопрос Сергей Афанасьевич и сам, пожалуй, не ответил бы, но ему так хотелось верить, что есть где-то удивительная страна, где по мощенным каким-то загадочным асфальтом улицам расхаживают такие сказочные красавицы, как Виктория Робертовна, а что Виктория Чучухина сказочная красавица Мальцев понял сразу, как увидел её.
– Вот, Вы давеча, Виктория Робертовна, сказали, что жизнь наказывает. А теперь посмотрите, какая дивная ночь, какая благость повсюду разлита. Это потому, что не для наказания, а для радости создал нас Господь, и всё как надобно в нашей жизни складывается и всегда идет токмо к лучшему.
– У меня пока только к худшему идет.
– Когда дело доходит до худшего, всё всегда оборачивается к лучшему.
– Пример можете привести? – перебила философские умозаключения Виктория.
– Разумеется, и не один. Вот возьмем такой случай: живу я у заставы в доме Жабоедова, – начал Мальцев свою историю.
– В чьем доме? Жабоедова? Это что, фамилия такая? – перебила Вика. Ей стало неудержимо весело: смешной рыжий Мальцев живет в доме с таким же, как он сам, смешным названием – «дом Жабоедова».
– Да, владелец дома, коллежский секретарь Жабоедов Игнат Архиповович.
– Прикольно. Мне тоже, конечно, имечко досталось – не забалуешь, но с Жабоедовым мне не конкурировать.
– Сие нам с Вами забавно, – удивительно, но Мальцев был единственным из всех живущих в восемнадцатом веке, с кем Виктория могла говорить не напрягаясь: он понимал её без перевода, – а Жабоедов своей фамилией весьма гордится, полагая, что род Жабоедовых берет свое начало от Рюриковичей.
Ветер нежно перебирал кончики косынки, падали звезды с августовского неба, и в соответствии с законами жанра заиграла музыка. Виктория вопросительно посмотрела на Мальцева, тот указал взглядом куда-то за её спину:
– Ея Высочество цесаревна Елизавета Петровна.
Вика обернулась: по Неве плыл освещенный множеством разноцветных фонариков кораблик. На палубе играл оркестр, нарядные люди стояли на носу, и до берега доносились обрывки фраз, смех. Словно видение праздника, проплывало судно мимо… Как хотелось помахать им рукой и прокричать «Счастливого пути!» – Виктория всегда так делала, когда загорала с друзьями на канале, но сейчас так поступить побоялась: может, надо поясно кланяться, когда судно цесаревны мимо проплывает, или «многие лета» петь…. Хорошо, что в потемках с освещенной палубы берегов не видно. «На теплоходе музыка играет, а я одна стою на берегу…». Впрочем, Виктория была не одна, с ней был друг – конопатый Мальцев. Интересно, чего он к ней привязался? Она, по местным меркам, и старая, и нефигуристая. Вон, Елизавету Петровну с берега узнать можно по бюсту пятого размера… Откуда у них всех такие груди, когда силикона здесь в помине нет? Виктория слышала от наперсниц Анны Иоанновны, что грудь надо мазать куриным пометом, а сверху накладывать капустные листы, но Виктории уже было поздно ходить в таком компрессе – время упущено. Неужели цесаревна Елизавета Петровна в отрочестве куриным пометом грудь натирала?
