Мы перетасовали карты, следом за нами это же проделал Ростик. Как всегда, первая игра самая простая. Никто еще не проиграл, никто не выиграл. Все в равных условиях, все одинаково горят жаждой снять банк.
Банкомет сдал карты, считаю очки, мало, всего семь, беру прикуп и вылетаю сразу на девятку. Забираю себе весь банк. Я еще никогда так не играл. Девятка преследовала меня через раз. Два раза, когда я был поинтером, у меня на руках была плешь дракона – ноль очков, и снова выигрыш становился мой. Игроки уже косо поглядывали на меня, а под конец я стал ловить на себе откровенно злобные взгляды.
Вы замечали, что когда мужчинам везет, то хорошенькие женщины сразу стремятся скрасить им досуг и слегка облегчить их заботы о тяжести кошелька? Крошка Софи с золотистыми кудряшками и глазами голубыми, словно кусочки неба, появилась за нашим столом неожиданно. Подошла, встала напротив меня, слегка подтянув вырез вниз, выставила на обозрение мужского населения два полновесных полушария. Она не сводила с меня взгляда, слегка наклоняясь вперед и призывно покусывая нижнюю губу. И я понял, что мой скакун слегка застоялся в стойле. Потому я указал ей глазами на него, предлагая заняться им на досуге. Она пожала плечиками и, улыбаясь, пошла ко мне, отбивая по дороге руки других претендентов. Уселась на колени и обняла за шею.
– Я Софи, – прошептала мне в ухо и провела рукой по затылку, взъерошивая волосы. – Мне нравится, как ты играешь.
– Мне тоже, – подмигнул ей, притискивая к себе поближе, чтобы ощущать как можно ближе ее тело. Кажется, мне начинает надоедать эта игра, и я уже сходил бы поразвлечься. Но карта шла, а значит, уходить ещё было рано. Но вот залезть рукой под юбку, когда есть пауза вполне можно, главное, никто не против.
К полуночи я всё же решил завязывать, терпеть сил не было, штаны стали казаться совсем тесными от мягкого зада Софи и её шаловливых ручек. Кое-как с её помощью приняв вертикальное положение, я под завистливые вздохи зевак собрал деньги, забрал свои вещи и отправился с девушкой к её дому. Ведь так приятно ощущать под руками упругие прелести! Могу я оторваться и отдохнуть от слегка несвежих форм дамочек ищущих себе мужей. Как вспомню телеса Махды Грицек, так вздрогну. Как я это пережил? Да мне за это полагался отпуск в постели юной Софи. Можно недельку или две, не вылезая. От этих мыслей мои руки ускорили хватательно-щупательные движения.
Софи томно вздыхала и поглаживала мне спину. В её дом мы ввалились, почти готовые. Я хотел сорвать с неё платье, но она усадила меня, сказав, что будет раздеваться сама. У меня от этого глаза чуть не вылезли. Но девица оказалась настырной. Пока всё аккуратно не сняла с себя и с меня, к телу своему не подпускала. Наконец, я добрался до её прелестей. Но не успел войти в райский сад, как кто-то треснул меня по голове. Последнее, что услышал, было щебетанье прекрасной птички Софи:
– Где вас носило уроды? Меня этот пьяный мерин чуть не отымел.
«Кто это тут мерин?» – успел удивиться я и умер.
Бежали мы резво, со стороны – просто загляденье. И как ему с голыми пятками, так удается легкой ланью скакать? И самое обидно – я ему проигрывала. Видел бы меня папенькин гарнизонный командир, помер бы от стыда. Я же среди вояк завсегда самая резвая была, потому что мелкая и юркая.
Думать – это не мое, по утверждению окружающих. Обидно, ведь не в красоте дело, а в руках неуемных. Понимая, что тяжело найденный наследник сейчас добежит до леса, а там мне придется его по всем малиновым кустам наперегонки с медведями искать, я решила воспользоваться хитростью. Нет, сначала рассчитывала на ловкость, но удача дама с характером.
Метнула лопату на манер копья. Напугать хотела. А он, юродивый, возьми и прыгни в сторону. Да неудачно так. Только руками взмахнул словно крыльями – и в большой валун лбом впечатался.
– Эй, – я склонилась над бесчувственным телом. На лбу Тимона среди веснушек наливалась огромная шишка. – Ты зачем камень бодать решил? И что мне теперь с тобой делать?
Как честная девушка, я попыталась приподнять обвисшего кулем парня. И даже один шаг в сторону сделала. Да уж, к такому меня папенька не готовил.
Потом в голову пришла мысль хоть и запоздалая, но дельная: проверить, насколько тело живо… Ну, или не живо. В очередной раз уронив бедолагу, причем он мстительно приземлился головой прямо мне на ногу, вызывая в душе порывы высказаться как наши воины, когда застали меня за подглядыванием возле щели в стене мужской бани, я поспешила совершенно беспринципно его пощупать. Интересовала меня грудь. Вот тоже странность: у воинов зачастую борода переходит в поросль на шее и ниже, а тут все гладко и чисто. Только веснушки забавно рассыпаны.
Я скользнула ладонью по коже. Кончики пальцев нервно закололо. Одно дело со стороны смотреть, а совсем другое – щупать.
Чуть заметные толчки сердца заставили меня облегченно выдохнуть. Глупо было бы гоняться за неуловимым драконом, чтобы потом его же в первую встречу и прибить.
Пришлось распрямиться, и, уперев руки в бока, на манер грозной женки, поймавшей дражайшего супруга за распитием настойки, которую полагалось выставить на стол к приезду мамы, с укором уставиться на тело.
Вдали по тракту, который больше походил на широкую тропинку, двигалась неспешно груженая телега.
– Эй! – крикнула я.
Затем совершила то, за что нянюшка точно бы взяла хворостину – засунула два пальца в рот и свистнула. Это Кит-егоза научил меня, еще в детстве, за слюнявый поцелуй в щеку.
Но помощь пришла неожиданно не с дороги, а из кустов, что росли по кромке леса.
– Дева? – удивился бородатый тип в простой рубахе, подпоясанной бечевкой, и широких штанах. Вида он был безобидного, если бы не топор в руках. – Чего шумишь?
Я во избежание недопонимания и проблем, решила схватить лопату. Так мы и застыли напряженно изучая друг друга. Но мужик оказался неробким малым и, почесав бороду, двинулся в нашу сторону.
– Так в чем дело-то? – повторил он. – Картошку еще рано воров… то есть окучивать, – притворился исключительно добропорядочным типом и попытался спрятать за спину топор. – Чего ж тебе надобно?
– Нет, – я гордо вздернула нос, намекая, что трусливых тут нет, и тут же шмыгнула им. – У меня тут вот…
– Дела, – крякнул странный мужичок. – Закапывать собралась? Так чего в поле, до леса близко. Помочь? Я много не возьму, на червушке сговоримся.
Я рассеянно почесала нос черенком лопаты:
– Помощь-то мне нужна, только не совсем в рамках вашего предложения.
– Чего? – озадачился нечаянный свидетель, у которого с мыслительным процессом оказалось еще хуже, чем у меня.
– Закапывать не надо. Зря я, что ли, его щупала?
– А что тогда хочешь, зачем окаянного прибила? – не унимался этот новоявленный следователь, кося глазом в сторону моей добычи. – Неужто мертвяком за собой заставишь ходить? – глаза его округлились, рот открылся.
«Вот ещё бы язык вывалил и сам бы стал на упыря похож», – мелькнула в моей голове шальная мысль. Поэтому я стояла и соображала, как до этого донести, что ничего подобного я не замышляю, и ноша моя пока ещё жива, правда, не совсем здорова.
– Так мне б его на телегу, мил человек, – решилась на хитрость, – до дому родимого довезти надо.
– Хворый, что ли? – прищурился надоедливый мужичонка, почёсывая за ухом обухом топора.
– Конечно, хворый, – утвердительно закивала я, перехватывая лопату покрепче, а то мало ли что у него в голове. – Горячка была у сердешного, вот и сбежал.
– А зачем лопатой кидалась? – прищурился тот. – Ей разве горячку лечат?
– Ещё как, – подтвердила я и посмотрела на подъезжающую телегу. – Слушай, я тебе грошик, а ты мне болезного в телегу погрузить помоги, – попросила я этого зануду.
– Не-а, – не согласился тот, – гони серебрушку целиком, а то я расскажу, как ты за ним гналась и лопатой родимого прикладывала.
Я от такой наглости оторопела. Целую серебрушку? Да я лучше этого махнюка голым тут брошу, а позже другую телегу подгоню. Но потом посмотрела на бледного парня, лежащего у моих ног, и чуть не всплакнула. У него уже даже веснушки выцвели. Не окочурился бы. А впрочем, какая разница? Положу в гроб и повезу домой оплакивать. Так даже удобнее. Если по дороге воскреснет, то все равно хлопот значительно меньше. А гроб и заколотить можно.
– Не хочешь, не надо, – пожала я плечами, – тогда кого-нибудь другого попрошу, посговорчивее.
Я отвернулась от него. Всё равно топором не треснет, свидетелей много. Телега поравнялась с нами.
– Ах так, – прошипел где-то сзади этот гнусный упырь. А как бы вы на моём месте его прозвали? – Ну, держись. Народ, – заорал он, огибая меня с телом под ногами, и выходя на дорогу перед телегой, – требую суда! Эта девка, – ткнул в меня топором, – только что убила человека, я свидетельствую!
«Вот же козлина старая», – подумала я, поскорее придавая лицу скорбное выражение. Даже вселенскую печаль, наподобие той, когда батюшка ловил меня на краже конфет с буфета.
С телеги слезли два похожих друг на друга мужика. Один крепкий увалень с пегой окладистой бородой в чёрной рубахе и жилете, второй долговязый, помоложе, одет в серые штаны и рубаху. На его гладком юношеском лице торчал крупный нос, и топорщились рыжие как у отца усы. Я быстро окрестила их Усач и Бородун.
Бородун направился ко мне. Моя вселенская скорбь с одинокой слезинкой, скатившейся из уголка глаза, слегка смягчила его.
– Это правда? – пробасил он.
– Нет, – я усиленно затрясла головой. – Он жив, можете удостовериться сами.
– А почему голый? – удивленно рассматривал тело мужчина.
– Так у полюбовницы был, – всхлипнула я.
– У полюбовницы? – Бородун оглянулся на Усача, и тот поспешил к нам. Подошел и пощупал пульс. Подняв голову, утвердительно кивнул.
– Рассказывай, – приказал мне.
– А что рассказывать? Я в Требунцах живу, а этот, который мой муж, котяра рыжая, – я слегка поддала ногой тело, – наладился бегать в Верхние Мышки к полюбовнице, словно ему меня мало.
Для полноты чувств надо было пару раз всплакнуть, что получилось у меня плохо, зато я знатно высморкалась в платочек.
– И-и-и? – поторопил меня Бородун.
– Я его сегодня ночью выследила, притворилась, что сплю, – самозабвенно сочиняла я, благо всё детство этим занималась, – а он в окно вылез и побежал к ней, а я за ним.
– Так далеко же? – удивился Усач, словно сам не раз этим занимался.
– Да не, – махнула я рукой, – пешком часа полтора, и там. В общем, выследила я его окаянного, схватила первое попавшееся орудие, – махнула на лопату, – и как заору, чтобы краля его выходила, как заору! А этот, пока я его полюбовницу стращала, огородами убежать вздумал.
– Хорошо убежал, – хмыкнул Бородун, – почитай полдороги пробежали.
– Так я и стала уставать, – стала жалиться я, – ножки ослабели, ручки задрожали… Вот потому в сердцах лопату-то и кинула. Кто ж думал, что он оступится и головой об камень жахнется, – то, что стукался он пару раз, уточнять не стала. – Помогите довезти до ближайшего трактира, а? Там что-нибудь уже придумаю, хоть портки на голый зад куплю.
Бородун задумчиво почесал бурную растительность на своём лице. Ничего не надумав, посмотрел на Усача.
– Поможем, что ли? – крякнул он.
– Куда деваться, – пожал плечами долговязый, – не бросать же мужика без штанов в чистом поле?
– Не, – поддакнула я, – никак негоже это, а вдруг что случится? Потом маяться будете, что не помогли.
Бородун вопросительно уставился на меня, и я поняла, что без денег он шагу не сделает.
– Грошик? – сделала умильное лицо, а этот жадюга помотал головой.
– Пару? – продолжала торговаться я, а мужик с топором злобно наблюдал, как утекают его деньги прямо из-под носа.
– Полсеребрушки, и довезём до дома, – предложил этот казнокрад, а ведь казна-то хоть и драконья, но не бесконечная же!
Я вздохнула и посмотрела на своего голозадого суженого, принимающего солнечные ванны в блаженно расслабленном состоянии. Как бы красота у него не обгорела, облезет ещё потом…
– Полсеребрушки, и с вас верёвка, – предложила я, на том и сошлись.
– А верёвка тебе зачем? – загоготал Бородун. – Свяжешь, что ли?
– Не-а, – покачала головой, – к телеге привяжу, чтобы от стыда не сбежал. А то знаю я его. Набедокурит и скачет словно козёл по полям.
Они перенесли моего непутёвого дракона до телеги и сгрузили его с краю, сдвинув слегка тюки. Усач, посмеиваясь, нашёл мне верёвку. Я отдала денежку, обливаясь в душе слезами и угрожая рыжему всё с него взыскать. Привязала его за правую ногу, уселась рядом, и телега тронулась. Мужик с топором погрозил мне кулаком, а я показала ему язык. Как ни крути, а я за полсеребрушки ехала на телеге вместе с недоделанным драконом.
Минут через десять Бородуну надоело ехать молча.
– Эй, как тебя там кличут? – крикнул он мне.
– Бозена, – соврала я, подумав, что теперь бы не забыть, как сама себя назвала.
– Ты вот мне скажи, Бозена, замуж-то по любви выходила?
– А то? – удивилась я. – Как же без неё родимой! Пару раз на сеновале любились, пока папенька не застукал.
Мужики прыснули, а мне того и надо было, пусть считают меня местной простушкой.
– А дальше? – настаивал Бородун.
– А дальше, – и меня понесло расписывать свадьбу и всё остальное.
Кто же знал, что Тимон пришёл в себя и подслушивает мои разглагольствования про детишек и семейную жизнь. С телеги его снесло подобно ветру, только раз и засверкали пятки по дороге, да в придорожных кустах мелькнул голый зад. Верёвка резко натянулась, и Тимон полетел головой вперёд. Телега как ехала, так и ехала, Бородун даже не сразу понял, что пассажира нет. Через минуту Тимона выволокло за ногу из кустов. Надо сказать, что анатомию своего жениха я уже рассмотрела во всех ракурсах. А он так ничего, ещё бы ума в голове, так цены бы ему не было.
– Стойте! – заорал он, не желая ехать на пузе вслед за телегой.
– Ох, оказия-то какая! – переполошился мужик с бородой, останавливая воз. – Не ушибся? Что ж ты не удержался, что ли? – продолжал выспрашивать он у красного как рак, мужчины. – Возьми вон мешок, замотайся, не тряси колокольцами, чай мы не красны девки, – выговаривал недовольно он. – Да садись скорей и поехали, время уже позднее.
Тимон замотал в мешок, свой ободранный зад, молча сел и поехал. Всю дорогу ехал, не разговаривая, не отвечал даже на подколки мужчин. Только на лбу залегла складка. «Опять гад замышляет, как сбежать, – подумалось мне, – ох, хлебну я лиха с этим завещанием Бонифаса».
– Попробуй сбеги, – пригрозилась я, – всё равно найду. Мне твой отец сказал тебя найти и вернуть. Так что выбора у тебя нет.
– Это мы ещё посмотрим, – процедил он сквозь зубы. – Ты бы, лапонька, не лезла ко мне, а оставила всё как есть.
– Это мы ещё посмотрим, – передразнила я.
Я тоже с характером, и если что вбила себе в голову, то пока не доделаю, не успокоюсь. Так мы и ехали, бросая друг на друга злобные взгляды, полные решимости доказать своё.
В Требунцах я попросила остановить нам на постоялом дворе, мотивируя это тем, что мне мужа сначала надо в порядок привести, а потом соседям показывать. Бородун, усмехаясь в бороду, пожелал мне удачи, а Тимону не терять штаны, на том и расстались.
Банкомет сдал карты, считаю очки, мало, всего семь, беру прикуп и вылетаю сразу на девятку. Забираю себе весь банк. Я еще никогда так не играл. Девятка преследовала меня через раз. Два раза, когда я был поинтером, у меня на руках была плешь дракона – ноль очков, и снова выигрыш становился мой. Игроки уже косо поглядывали на меня, а под конец я стал ловить на себе откровенно злобные взгляды.
Вы замечали, что когда мужчинам везет, то хорошенькие женщины сразу стремятся скрасить им досуг и слегка облегчить их заботы о тяжести кошелька? Крошка Софи с золотистыми кудряшками и глазами голубыми, словно кусочки неба, появилась за нашим столом неожиданно. Подошла, встала напротив меня, слегка подтянув вырез вниз, выставила на обозрение мужского населения два полновесных полушария. Она не сводила с меня взгляда, слегка наклоняясь вперед и призывно покусывая нижнюю губу. И я понял, что мой скакун слегка застоялся в стойле. Потому я указал ей глазами на него, предлагая заняться им на досуге. Она пожала плечиками и, улыбаясь, пошла ко мне, отбивая по дороге руки других претендентов. Уселась на колени и обняла за шею.
– Я Софи, – прошептала мне в ухо и провела рукой по затылку, взъерошивая волосы. – Мне нравится, как ты играешь.
– Мне тоже, – подмигнул ей, притискивая к себе поближе, чтобы ощущать как можно ближе ее тело. Кажется, мне начинает надоедать эта игра, и я уже сходил бы поразвлечься. Но карта шла, а значит, уходить ещё было рано. Но вот залезть рукой под юбку, когда есть пауза вполне можно, главное, никто не против.
К полуночи я всё же решил завязывать, терпеть сил не было, штаны стали казаться совсем тесными от мягкого зада Софи и её шаловливых ручек. Кое-как с её помощью приняв вертикальное положение, я под завистливые вздохи зевак собрал деньги, забрал свои вещи и отправился с девушкой к её дому. Ведь так приятно ощущать под руками упругие прелести! Могу я оторваться и отдохнуть от слегка несвежих форм дамочек ищущих себе мужей. Как вспомню телеса Махды Грицек, так вздрогну. Как я это пережил? Да мне за это полагался отпуск в постели юной Софи. Можно недельку или две, не вылезая. От этих мыслей мои руки ускорили хватательно-щупательные движения.
Софи томно вздыхала и поглаживала мне спину. В её дом мы ввалились, почти готовые. Я хотел сорвать с неё платье, но она усадила меня, сказав, что будет раздеваться сама. У меня от этого глаза чуть не вылезли. Но девица оказалась настырной. Пока всё аккуратно не сняла с себя и с меня, к телу своему не подпускала. Наконец, я добрался до её прелестей. Но не успел войти в райский сад, как кто-то треснул меня по голове. Последнее, что услышал, было щебетанье прекрасной птички Софи:
– Где вас носило уроды? Меня этот пьяный мерин чуть не отымел.
«Кто это тут мерин?» – успел удивиться я и умер.
ГЛАВА 4. Бранка. Строптивый жених
Бежали мы резво, со стороны – просто загляденье. И как ему с голыми пятками, так удается легкой ланью скакать? И самое обидно – я ему проигрывала. Видел бы меня папенькин гарнизонный командир, помер бы от стыда. Я же среди вояк завсегда самая резвая была, потому что мелкая и юркая.
Думать – это не мое, по утверждению окружающих. Обидно, ведь не в красоте дело, а в руках неуемных. Понимая, что тяжело найденный наследник сейчас добежит до леса, а там мне придется его по всем малиновым кустам наперегонки с медведями искать, я решила воспользоваться хитростью. Нет, сначала рассчитывала на ловкость, но удача дама с характером.
Метнула лопату на манер копья. Напугать хотела. А он, юродивый, возьми и прыгни в сторону. Да неудачно так. Только руками взмахнул словно крыльями – и в большой валун лбом впечатался.
– Эй, – я склонилась над бесчувственным телом. На лбу Тимона среди веснушек наливалась огромная шишка. – Ты зачем камень бодать решил? И что мне теперь с тобой делать?
Как честная девушка, я попыталась приподнять обвисшего кулем парня. И даже один шаг в сторону сделала. Да уж, к такому меня папенька не готовил.
Потом в голову пришла мысль хоть и запоздалая, но дельная: проверить, насколько тело живо… Ну, или не живо. В очередной раз уронив бедолагу, причем он мстительно приземлился головой прямо мне на ногу, вызывая в душе порывы высказаться как наши воины, когда застали меня за подглядыванием возле щели в стене мужской бани, я поспешила совершенно беспринципно его пощупать. Интересовала меня грудь. Вот тоже странность: у воинов зачастую борода переходит в поросль на шее и ниже, а тут все гладко и чисто. Только веснушки забавно рассыпаны.
Я скользнула ладонью по коже. Кончики пальцев нервно закололо. Одно дело со стороны смотреть, а совсем другое – щупать.
Чуть заметные толчки сердца заставили меня облегченно выдохнуть. Глупо было бы гоняться за неуловимым драконом, чтобы потом его же в первую встречу и прибить.
Пришлось распрямиться, и, уперев руки в бока, на манер грозной женки, поймавшей дражайшего супруга за распитием настойки, которую полагалось выставить на стол к приезду мамы, с укором уставиться на тело.
Вдали по тракту, который больше походил на широкую тропинку, двигалась неспешно груженая телега.
– Эй! – крикнула я.
Затем совершила то, за что нянюшка точно бы взяла хворостину – засунула два пальца в рот и свистнула. Это Кит-егоза научил меня, еще в детстве, за слюнявый поцелуй в щеку.
Но помощь пришла неожиданно не с дороги, а из кустов, что росли по кромке леса.
– Дева? – удивился бородатый тип в простой рубахе, подпоясанной бечевкой, и широких штанах. Вида он был безобидного, если бы не топор в руках. – Чего шумишь?
Я во избежание недопонимания и проблем, решила схватить лопату. Так мы и застыли напряженно изучая друг друга. Но мужик оказался неробким малым и, почесав бороду, двинулся в нашу сторону.
– Так в чем дело-то? – повторил он. – Картошку еще рано воров… то есть окучивать, – притворился исключительно добропорядочным типом и попытался спрятать за спину топор. – Чего ж тебе надобно?
– Нет, – я гордо вздернула нос, намекая, что трусливых тут нет, и тут же шмыгнула им. – У меня тут вот…
– Дела, – крякнул странный мужичок. – Закапывать собралась? Так чего в поле, до леса близко. Помочь? Я много не возьму, на червушке сговоримся.
Я рассеянно почесала нос черенком лопаты:
– Помощь-то мне нужна, только не совсем в рамках вашего предложения.
– Чего? – озадачился нечаянный свидетель, у которого с мыслительным процессом оказалось еще хуже, чем у меня.
– Закапывать не надо. Зря я, что ли, его щупала?
– А что тогда хочешь, зачем окаянного прибила? – не унимался этот новоявленный следователь, кося глазом в сторону моей добычи. – Неужто мертвяком за собой заставишь ходить? – глаза его округлились, рот открылся.
«Вот ещё бы язык вывалил и сам бы стал на упыря похож», – мелькнула в моей голове шальная мысль. Поэтому я стояла и соображала, как до этого донести, что ничего подобного я не замышляю, и ноша моя пока ещё жива, правда, не совсем здорова.
– Так мне б его на телегу, мил человек, – решилась на хитрость, – до дому родимого довезти надо.
– Хворый, что ли? – прищурился надоедливый мужичонка, почёсывая за ухом обухом топора.
– Конечно, хворый, – утвердительно закивала я, перехватывая лопату покрепче, а то мало ли что у него в голове. – Горячка была у сердешного, вот и сбежал.
– А зачем лопатой кидалась? – прищурился тот. – Ей разве горячку лечат?
– Ещё как, – подтвердила я и посмотрела на подъезжающую телегу. – Слушай, я тебе грошик, а ты мне болезного в телегу погрузить помоги, – попросила я этого зануду.
– Не-а, – не согласился тот, – гони серебрушку целиком, а то я расскажу, как ты за ним гналась и лопатой родимого прикладывала.
Я от такой наглости оторопела. Целую серебрушку? Да я лучше этого махнюка голым тут брошу, а позже другую телегу подгоню. Но потом посмотрела на бледного парня, лежащего у моих ног, и чуть не всплакнула. У него уже даже веснушки выцвели. Не окочурился бы. А впрочем, какая разница? Положу в гроб и повезу домой оплакивать. Так даже удобнее. Если по дороге воскреснет, то все равно хлопот значительно меньше. А гроб и заколотить можно.
– Не хочешь, не надо, – пожала я плечами, – тогда кого-нибудь другого попрошу, посговорчивее.
Я отвернулась от него. Всё равно топором не треснет, свидетелей много. Телега поравнялась с нами.
– Ах так, – прошипел где-то сзади этот гнусный упырь. А как бы вы на моём месте его прозвали? – Ну, держись. Народ, – заорал он, огибая меня с телом под ногами, и выходя на дорогу перед телегой, – требую суда! Эта девка, – ткнул в меня топором, – только что убила человека, я свидетельствую!
«Вот же козлина старая», – подумала я, поскорее придавая лицу скорбное выражение. Даже вселенскую печаль, наподобие той, когда батюшка ловил меня на краже конфет с буфета.
С телеги слезли два похожих друг на друга мужика. Один крепкий увалень с пегой окладистой бородой в чёрной рубахе и жилете, второй долговязый, помоложе, одет в серые штаны и рубаху. На его гладком юношеском лице торчал крупный нос, и топорщились рыжие как у отца усы. Я быстро окрестила их Усач и Бородун.
Бородун направился ко мне. Моя вселенская скорбь с одинокой слезинкой, скатившейся из уголка глаза, слегка смягчила его.
– Это правда? – пробасил он.
– Нет, – я усиленно затрясла головой. – Он жив, можете удостовериться сами.
– А почему голый? – удивленно рассматривал тело мужчина.
– Так у полюбовницы был, – всхлипнула я.
– У полюбовницы? – Бородун оглянулся на Усача, и тот поспешил к нам. Подошел и пощупал пульс. Подняв голову, утвердительно кивнул.
– Рассказывай, – приказал мне.
– А что рассказывать? Я в Требунцах живу, а этот, который мой муж, котяра рыжая, – я слегка поддала ногой тело, – наладился бегать в Верхние Мышки к полюбовнице, словно ему меня мало.
Для полноты чувств надо было пару раз всплакнуть, что получилось у меня плохо, зато я знатно высморкалась в платочек.
– И-и-и? – поторопил меня Бородун.
– Я его сегодня ночью выследила, притворилась, что сплю, – самозабвенно сочиняла я, благо всё детство этим занималась, – а он в окно вылез и побежал к ней, а я за ним.
– Так далеко же? – удивился Усач, словно сам не раз этим занимался.
– Да не, – махнула я рукой, – пешком часа полтора, и там. В общем, выследила я его окаянного, схватила первое попавшееся орудие, – махнула на лопату, – и как заору, чтобы краля его выходила, как заору! А этот, пока я его полюбовницу стращала, огородами убежать вздумал.
– Хорошо убежал, – хмыкнул Бородун, – почитай полдороги пробежали.
– Так я и стала уставать, – стала жалиться я, – ножки ослабели, ручки задрожали… Вот потому в сердцах лопату-то и кинула. Кто ж думал, что он оступится и головой об камень жахнется, – то, что стукался он пару раз, уточнять не стала. – Помогите довезти до ближайшего трактира, а? Там что-нибудь уже придумаю, хоть портки на голый зад куплю.
Бородун задумчиво почесал бурную растительность на своём лице. Ничего не надумав, посмотрел на Усача.
– Поможем, что ли? – крякнул он.
– Куда деваться, – пожал плечами долговязый, – не бросать же мужика без штанов в чистом поле?
– Не, – поддакнула я, – никак негоже это, а вдруг что случится? Потом маяться будете, что не помогли.
Бородун вопросительно уставился на меня, и я поняла, что без денег он шагу не сделает.
– Грошик? – сделала умильное лицо, а этот жадюга помотал головой.
– Пару? – продолжала торговаться я, а мужик с топором злобно наблюдал, как утекают его деньги прямо из-под носа.
– Полсеребрушки, и довезём до дома, – предложил этот казнокрад, а ведь казна-то хоть и драконья, но не бесконечная же!
Я вздохнула и посмотрела на своего голозадого суженого, принимающего солнечные ванны в блаженно расслабленном состоянии. Как бы красота у него не обгорела, облезет ещё потом…
– Полсеребрушки, и с вас верёвка, – предложила я, на том и сошлись.
– А верёвка тебе зачем? – загоготал Бородун. – Свяжешь, что ли?
– Не-а, – покачала головой, – к телеге привяжу, чтобы от стыда не сбежал. А то знаю я его. Набедокурит и скачет словно козёл по полям.
Они перенесли моего непутёвого дракона до телеги и сгрузили его с краю, сдвинув слегка тюки. Усач, посмеиваясь, нашёл мне верёвку. Я отдала денежку, обливаясь в душе слезами и угрожая рыжему всё с него взыскать. Привязала его за правую ногу, уселась рядом, и телега тронулась. Мужик с топором погрозил мне кулаком, а я показала ему язык. Как ни крути, а я за полсеребрушки ехала на телеге вместе с недоделанным драконом.
Минут через десять Бородуну надоело ехать молча.
– Эй, как тебя там кличут? – крикнул он мне.
– Бозена, – соврала я, подумав, что теперь бы не забыть, как сама себя назвала.
– Ты вот мне скажи, Бозена, замуж-то по любви выходила?
– А то? – удивилась я. – Как же без неё родимой! Пару раз на сеновале любились, пока папенька не застукал.
Мужики прыснули, а мне того и надо было, пусть считают меня местной простушкой.
– А дальше? – настаивал Бородун.
– А дальше, – и меня понесло расписывать свадьбу и всё остальное.
Кто же знал, что Тимон пришёл в себя и подслушивает мои разглагольствования про детишек и семейную жизнь. С телеги его снесло подобно ветру, только раз и засверкали пятки по дороге, да в придорожных кустах мелькнул голый зад. Верёвка резко натянулась, и Тимон полетел головой вперёд. Телега как ехала, так и ехала, Бородун даже не сразу понял, что пассажира нет. Через минуту Тимона выволокло за ногу из кустов. Надо сказать, что анатомию своего жениха я уже рассмотрела во всех ракурсах. А он так ничего, ещё бы ума в голове, так цены бы ему не было.
– Стойте! – заорал он, не желая ехать на пузе вслед за телегой.
– Ох, оказия-то какая! – переполошился мужик с бородой, останавливая воз. – Не ушибся? Что ж ты не удержался, что ли? – продолжал выспрашивать он у красного как рак, мужчины. – Возьми вон мешок, замотайся, не тряси колокольцами, чай мы не красны девки, – выговаривал недовольно он. – Да садись скорей и поехали, время уже позднее.
Тимон замотал в мешок, свой ободранный зад, молча сел и поехал. Всю дорогу ехал, не разговаривая, не отвечал даже на подколки мужчин. Только на лбу залегла складка. «Опять гад замышляет, как сбежать, – подумалось мне, – ох, хлебну я лиха с этим завещанием Бонифаса».
– Попробуй сбеги, – пригрозилась я, – всё равно найду. Мне твой отец сказал тебя найти и вернуть. Так что выбора у тебя нет.
– Это мы ещё посмотрим, – процедил он сквозь зубы. – Ты бы, лапонька, не лезла ко мне, а оставила всё как есть.
– Это мы ещё посмотрим, – передразнила я.
Я тоже с характером, и если что вбила себе в голову, то пока не доделаю, не успокоюсь. Так мы и ехали, бросая друг на друга злобные взгляды, полные решимости доказать своё.
В Требунцах я попросила остановить нам на постоялом дворе, мотивируя это тем, что мне мужа сначала надо в порядок привести, а потом соседям показывать. Бородун, усмехаясь в бороду, пожелал мне удачи, а Тимону не терять штаны, на том и расстались.