То, что я слышал сквозь забытье, меня встревожило, но побег не удался. Копать-хоронить, как говорится, без меня меня женили! Девчушка что-то ещё там лепетала про моего отца, который якобы завещал ей выйти за меня замуж. Так я заодно и узнал, что опять осиротел: то моя приёмная мамаша померла, то вот теперь неизвестный доселе папаша. Не думаю, чтобы это было сейчас так важно, но я решил начать именно с этого. И, когда меня сгрузили на постоялом дворе, план отступления был готов. Ну почти. Девчушка проконвоировала меня через общий зал. Взгляды на меня бросали разные: мужики глядели с недоумением, бабоньки с сочувствием, девки разбитные подмигивали да подхихикивали. Ну, а Бранка на всё это и не думала смотреть, знай тянула меня за собой. Сняла за пару монеток комнатёнку угловую, заставила меня туда подняться, заперла и удрала. Но уже через минуту вернулась.
– Держи, – мне в лицо полетели относительно чистые порты.
– Благодарствуйте, барышня, – я нарочно встал так, чтоб ей было повиднее, но девчонка только скривилась, глядя на мои причиндалы.
– Прикройся, чупак нехлюйный. Негоже невесте до свадьбы бубенцы жениха видеть, – сказала довольно спокойно.
Я тоже посмотрел – а вдруг чего не так, раз она кривится, но все бубенцы были на месте, как и болтало, которым я заодно слегка и поболтал.
– Это жениху негоже видеть платье невесты. А уж тем более носить! Это ж чисто невестино приданое!
Я хмыкнул и показал девице штаны. Носителю сего следовало поменьше жрать сала и пить пива. А то росточком не вышел – так вширь пошёл расти. Надел, так они сползают.
– Вот я и одет! – поддергивая штаны, заявил я. – Этот случай не мешает хорошенько обмыть, а?
– Дай слово, что не убежишь, – зло процедила Бранка. – Честное. Драконье!
– Дракоооонье? – протянул я. – Не. На такое я пойти не могу. Ну какой из меня дракон?
Она растерянно моргнула, но уже через секунду справилась с собой.
– Тогда никаких обмыть. Пойду поем, а ты сиди тут.
Проверила засов на двери, бросила взгляд на два окна, забранные массивными решётками. Тут, видимо, хозяин принял меры, чтобы постояльцы не уплатив не утекали.
– Ладно-ладно, – поднял я руки, и штаны неумолимо устремились к полу, пришлось поддерживать, – не убегу, только пошли пива глотнём, я всегда, как помру, весь как таранка высохший потом. Глотнём и поговорим, хорошо?
Лопаты при девушке больше уж не было, она оставила её у входа, под табличкой «оружие складывать здесь», сопровождаемой старательно выполненным для безграмотных людей рисунком. Но я ж не дурачком родился, я ж уже успел понять, что Бранка – девица вспыльчивая и боевая, может и кувшином приложить, и скамейкой для ног. Да, я бессмертный и неуязвимый, но это не означает, что мне не больно. Если мне кто в бубенцы коленом заедет, я взвою как смертный и уязвимый! Поэтому я говорил осторожно и даже задушевно. Странно, что на Бранку не действует моё безумное обаяние, обычно девчонки так и тают, стоит лишь посмотреть на них так, как я смотрел на неё – пристально, страстно и…
– Глаза свои бесстыжие спрячь, махнюк, – буркнула Бранка. – Одну кружку пива и поговорить. А потом ты идёшь со мной. Понял?
Она мне ещё и условия ставит! Нет, правда, боевая девчонка.
– Лапонька, – сказал я, – кружка пива мне – что лошадке зёрнышко овса. Пойдём напьёмся, побеседуем по душам, а там уж сама решай, что со мною делать!
Бранка недоверчиво посмотрела исподлобья и нехотя кивнула. Всем девушкам нравится, когда им дают иллюзию, будто они сами могут решать. Я сглотнул всухую. Страсть как хотелось опростать пару кувшинов пенного.
– Что ты знаешь о своём отце? – сходу рубанула она, едва перед нами поставили четыре глиняных кружки светлого требеньского.
Я махом выпил первую и отдышался, а затем сказал:
– Любой спиногрыз, едва замечает, что у него язык подвешен как надо, спрашивает у мамки, где это шляется его папка. Это, конечно, если папки рядом никогда нету, – начал я. – Ну и я спросил: «матушка, а батюшка-то мой где?» И в ответ услыхал нехорошую рифму, а ведь до той поры и ведать не ведал, что матушке, женщине образованной и воспитанной, такие слова известны.
– Давай покороче, а? – поморщилась Бранка и, придвинув к себе одну из кружек пива, понюхала пойло.
– Лучше и не пробуй, – предупредил я, – не отвыкнешь потом.
– Я умею пить, – огрызнулась девушка, – и голова у меня покрепче твоей!
Я усомнился и в том, и в другом, но благоразумно промолчал. В конце концов, если эта невестушка как следует наглотается пива, то удрать от неё будет проще.
– Жили мы тогда в пригороде Дракова Угла, знаешь такой город?
– Ещё б не знать, когда это окраина Драконова удела, – проворчала Бранка. – Жили и жили, дальше что?
– Лапонька, не будь такой букой, – попросил я, – барышне пристало строить красивые глазки и делать губки банти…
– Я вот сейчас возьму лопату и сделаю тебе мордочку блинцом, – пригрозила девушка. – Рассказывай, кому говорят!
А потом призадумалась, отхлебнула пива и попросила уже совсем другим голоском:
– Будьте так любезны!
И похлопала ресницами. Видимо, не вся жизнь у бедняжки по гарнизонам прошла, были и помягче, чем солдафонские папеньки, учителя. Вон, вежливым словам пытались обучить! Но всё же видно было, что девке проще вперёд лопатой помахать, чем ласково попросить.
– Ой да ладно, как тут устоять, – вздохнул я. – Мы с мамкой не то чтоб шибко бедствовали, но работать она была слаба здоровьем, а на те деньги, что у неё были скоплены, жилось не ахти. Тогда-то она мне и рассказала, что я не родной, но любимый. Я её и спросил, может, мне родителей своих сыскать. Только подсказок никаких у нас не было, на порожке дома меня нашли в простой пеленке. Помню, мне лет пять было, когда я с крыши свалился и помер. Совсем помер, помню – а только встал и ожил. С той вот поры так и живу: то помру, то воскресну.
Бранка, в свою очередь, вздохнула.
– Теперь меня послушай, – сказала она. – Только не перебивай. Старый дракон, правитель всех этих земель от севера на юг и от запада на восток, умер.
Я прыснул со смеху. Нет, правда. Хотите байку для смеха? Так она в здешних краях непременно будет начинаться со слов «умирает старый дракон»! Особенно про запад и восток смешно было: есть ведь и такой анекдотец. А выслушав рассказ Бранки, изобиловавший подробностями о том, какой хороший был покойный король и как заботился о подданных (будто я не знаю, что нынче в деревнях творится и как люди бедствуют!), я и вовсе расхохотался.
– Ты хочешь… постой-постой… Хочешь, чтобы я пошёл с тобой, женился и стал королём?
– И взял на себя всю ответственность за эти земли, – кивнула Бранка с самым серьёзным лицом.
– От севера на юг и от запада на восток?
– Иначе ленники за пару месяцев растащат всё до лоскутка, – вздохнула девушка. – И конец государству! А до того кучу народу поубивают! Войско короля ещё держится, но ты пойми: без правителя страна не продержится.
И вдруг содрогнулась.
– А ну как место Бонифаса какой-нибудь Вершок займёт, вот где ужас-то!
– Вершок?
– Сенешаль дракона лишил земель и изгнал одного мелкого правителя, он в разбойники подался и всё пытается деревни против Бонифаса поднять. Пытался, – Бранка сердито засопела и отпила изрядный глоток пива.
– Ты это… Закусывай, что ли, – фальшиво озаботился я. – Вон возьми раков или сига копчёного, а то развезёт тебя по жаре.
– Ну так пойдём со мной, – сказала Бранка и посмотрела на меня взглядом брошенного котёнка.
Когда на меня девушки смотрят – они обычно изображают взгляд страстной кошки, а брошенными котятами на меня ещё никто не глядел. Но не успел я свыкнуться с новизной впечатления, как Бранка всё испортила:
– Иначе, как помрёшь, гореть тебе в геенне огненной за неисполнение государственного долга!
Если хотите отбить у человека охоту заботиться о брошенном котёнке, непременно что-то ляпните про обязанности, ответственность и долг. Чем долг крупнее, тем вернее отобьёте. Государственный – самое то! Крупнее разве что какой-нибудь долг перед всем человечеством.
– Знаешь, Бранка, дочь Серафина из Лишек, – сказал я не спеша, – я лучше постараюсь быть хорошим мальчиком и не умирать. А правителем быть не хочу. Очень уж дел у короля много, лень мне. Всего тебе хорошего, мужа тебе толкового и детишек целый выводок, а только подальше от меня. В общем, проваливай.
Сперва я думал, заплачет. Потом думал – пойдёт свою лопату искать, чтобы меня ею огреть. Пока третью кружку ополовинивал – смотрю, о чём-то своём задумалась, на лбу складочки появились, в глазах что-то промелькнуло. Отпила из своей кружки ещё чуток и сказала:
– А денег? Денег хочешь? Много денег. Так, чтоб залиться до краёв пивом и ни о чём больше не думать?
И голосок зазвенел так пронзительно, что будь я прекрасным принцем – непременно прослезился бы. Но вы ж понимаете: не принц, а вовсе даже наоборот. И только в пиво фыркнул.
– Кто ж не хочет-то?
– Ну так пошли. Устроим свадьбу, чтоб народ видел, золота получишь целый сундук, а потом…
Ну вот, всё-таки носом зашмыгала. И смотрит уже не как брошенный, а как раненый котёнок. Ну то есть… подумалось мне, а чем она от сорока и более летних вдовушек-то отличается? Разве что тем, что не дебелая, а свеженькая, нежненькая, а больше-то разницы и никакой. Сама, как спелое яблочко, в руки катится, сама денег сулит, только не за любовь, а за выполнение государственного долга. Но так ведь и не от таких долгов помереть – раз плюнуть! Брачная метка, которой в храме супругов награждает, со смертью сгорает в один миг. Я уж сколько раз проверял! А зато сундук с золотом – это вещь. Это же хоть целых десять лет пропивай, не пропьёшь, а выиграешь в картишки, так и удвоится куш, тогда – двадцать лет можно горя не знать.
Я аж зажмурился, а как открыл глаза – увидал, что Бранка встала и смотрит.
– Мне подумать бы, – жалобно сказал я.
Негоже так сразу соглашаться, когда только что отказывался. Не то заподозрит, что обману.
– Подумай, – сказала девушка. – Очень прошу тебя: крепко подумай.
И вышла – спина прямая, голова высоко задрана. И ноги слегка заплетаются.
Ох, не повезет тому, кто её в самом деле замуж возьмёт, подумалось мне. Ох и наплачется с такой! Я свистнул девке-разносчице, велел ещё пару пива подать, устроился поудобнее, спиной к стене, блаженно прищурился…
И первую уже почти допил, как со двора послышались какие-то пьяные громкие голоса. Я подумал и на всякий случай выглянул. Мало ли, вдруг она там мой сундук золота ещё какому-нибудь наследнику предлагает?
ГЛАВА 6. Бранка. Сообразим на троих
Есть, кому пиво в голову ударяет, а мне прежде всего по-маленькому начинает хотеться. У Тимона в глазах при слове «золото» искорок прибавилось, и стало ясно, что теперь уже никуда не денется. И что могу на пару минуток его оставить – до ветру сбегать. Быстро-быстро так. Чтоб, в случае чего, успеть догнать этого суженого-ряженого.
Ну, сбегала. Выхожу из нужника, а возле дверей аж трое стоят, ухмыляются. Нехорошо так ухмыляются, и видно, что не простые крестьяне, а с большой дороги нуждающиеся граждане. Вон у одного за поясом топор, а у другого – кривой тесак. Третий же, в сапогах, а из голенищ по рукоять ножи торчат. Видать, сильно нуждаются.
– Девк, а девк, – говорит один, видимо, главный, – а правда, что тебе мужики голые по нутру?
– Так мы разденемся, – вторит ему другой, – только и ты с нами за кумпанию давай.
– Куда грабки тянешь, эй, чахлик махнючий, – рявкнула я. – А ну отошли, пока руки-ноги целы!
А сама по сторонам огляделась. Папенька завсегда говорил: если противник превосходит твое войско по численности, смотри, куда отступать. Используй рельеф местности. И подручные средства.
Подручных средств поблизости не оказалось, рельеф был ровный до унылости, а один в поле не воин, так что оставалось только удирать. Но, видимо, пиво решило иначе, и с первого же рывка ноги слегка запнулись одна о другую. Я рухнула на руки еще одного мужика, который успел зайти с тыла. Он обрадовался и тут же проверил мою грудь. Да, я знаю, что небогато, но и то, что есть, не для него росло. Лягнула наугад, попала по голени. Но эти трое только захохотали.
– Да ты не рыпайся больно-то, – сказал первый. – Пошли с нами, не обидим. Был у тя один голый мужик, а теперь, ишь ты глядишь ты – сразу трое!
– Пустите, – заверещала я, – а не то хуже будет!
На пороге трактира возникла полуголая фигура в спадающих штанах. Задумчиво затянув тесемки портов и почесав щетинистый подбородок, фигура подошла поближе и вздохнула:
– Отстаньте от моей жены, э…
– Чупаки нехлюйные, – подсказала я.
– Во-во, они самые, – с умным видом кивнул Тимон.
– Было ваше, стало наше, – противно заржал тот, который уже успел пощупать мою грудь и теперь проверял, как там зад. – Ничо девка, справная, сойдёт на пару раз. Потом, что останется, получишь!
Ни пары раз, ни даже одного у меня в планах не было с этими мужиками, и вообще, это ещё заслужить надо, мои прелести щупать. Я снова лягнулась и крикнула:
– Тимон, ну что ты стоишь?! Выручай, а то тебе золота не видать!
Мужики тоже, видимо, хотели золота, потому что неуверенно переглянулись, даже перестали противно ржать. Тимон вдруг просиял, развернулся и… бросился обратно в общий зал.
– Что? Куда? – опешила я, а мужики опешивать не стали, а потащили меня прочь.
Я так думаю, тащили бы недолго, до придорожных кустов. Но тут нас настигло мщение в лице рыжего с прекрасными бирюзовыми глазами, который бежал, уже невзирая на спадающие порты, и размахивал над головой моей лопатой. Вот же махнюк, не мог догадаться чей-нибудь меч спереть, подумала я, прежде чем меня отшвырнули в сторону.
– Тут пока полежи, – велел мужик, который меня тащил.
И потащил из-за пояса тесак. Не такой уж и кривой, если подумать.
Всё-таки трое на одного – много. Зато двое на троих – уже лучше! Рассудив так, я вцепилась в ногу мужика с тесаком, и он шлёпнулся на землю. Но ещё двое деловито запыхтели, хватая Тимона за руки. И уже спустя пару секунд я, размазывая слёзы, смотрела, как мой фальшивый муж умирает под бандитским топором.
– Тимооооон, – взвыла я, видя, как угасают золотые искры в бирюзовых глазах.
А меня с хохотом потащили на обочину, по пути задирая платье. Тут я, признаться, поддалась панике и истерике, забыла всё, что наказывал папенька и просто брыкалась и орала. Разбойники швырнули меня в пыльную траву лицом вниз, и кто-то навалился сверху…
И всё. Навалился – и замер. Я заподозрила неладное. Меня ещё никогда не насиловали, но я подозревала, что процесс должен идти как-то не так.
Затем тяжесть с меня вдруг исчезла, а платье потянули вниз.
– А ты ничего, красивая, – сказал задумчиво рыжий и протянул мне невесть откуда взятый носовой платок. – Только чумазая.
Он сидел возле меня, почесывая переносицу. На шее стремительно заживал недавний рубец, оставленный топором. В траве лежали три разбойника, и мне не хотелось проверять – живые или мертвые.
Я обхватила Тимона за шею и зарыдала ему в плечо. Но стоило ему обнять меня в ответ, как я гневно ударила его кулаком в голую спину и выкрикнула:
– Как ты мог? Как посмел? Почему сразу не пришел на помощь? Зачем полез? Ещё и помер без разрешения! Ты… ты…
Ругательства вперемешку со сбивчивыми обвинениями и горькими слезами так и лезли из меня, а этот разгильдяй только сидел и поглаживал по спине, словно я его хвалила. И только потом сказал:
