Но всё-таки почти круглый год в лесу, в палатке или на зимовке, без нормальной плиты, удобной кровати, вкусной еды в любое время, а не только когда случайно окажешься близ какого-нибудь населённого пункта, где есть сельпо… И, главное, без душа и человеческого туалета! Нет, такая жизнь не по мне.
Тем не менее, я по маме с папой скучала. Особенно сейчас, когда моей драгоценной родительнице было бы достаточно рявкнуть на непослушную метлу.
А, точно! Я могу её припугнуть чем-нибудь из матушкиного лексикона! К примеру…
– Если не будешь слушаться – отправишься на растопку.
Метла пошевелила прутьями в ответ. И явило одним из них бирку, накрепко привязанную к бечевке обвязки. Ну конечно, хотела она мне сказать, так ты меня и спалишь! Ты расписку давала, теперь отвечаешь за меня материально.
– Да? Сколько ты стоишь? Пятнадцать копеек?
На бирке я увидела стоимость – три девяносто девять. Интересно, если я притащу четыре рублёвых бумажки, дадут мне копейку сдачи? Или только коробок спичек, как в продуктовом, если мелочи на сдачу не хватает? Мол, держи, поджигательница, и ни в чём себе не отказывай.
Тяжело вздохнув, я заглянула в кастрюльки и хлебницу – обед пропустила давно и безнадежно. В холодильнике было негусто, на полках ещё жиже, но всё-таки через пару минут у меня был кусок батона, щедро намазанный маслом, а сверху, ещё щедрее, яблочным повидлом. После сладкого захотелось пить, но чайник я, растяпа, вовремя не поставила. Ждать же не было сил, поэтому напилась из-под крана. Ну вот, теперь пора собираться. Вариантов у меня было не так уж и много, ведь никто не постирал моих вещей, пока я там возилась на работе. Поэтому пришлось надеть легкий летний сарафан, а чтобы не замёрзнуть – на улице всё-таки изменчивый и не слишком жаркий май – накинула поверх серую, укороченную по моде кофточку. Вид, конечно, не вполне для службы, но умеренно-строгий благодаря тому, что сарафан тёмно-синий. На груди красовалась яркая вышивка в народном стиле, но её можно было закрыть, застегнув все пуговицы. Красный поясок и тонкая красная отстрочка по подолу придавали наряду лёгкий оттенок дерзости. К нему требовались красные босоножки, но я не рискнула. Кто его знает, этого Злобина, вдруг он не любит босоножек, даже если они надеты на белые носочки? Поэтому я осталась в прежних скромных чёрных туфельках на унылом, но надёжном низком каблуке.
Теперь мне следовало взять с собой спортивную одежду – белую майку, чёрные широкие брюки с резинкой у щиколоток, синие кеды. Наплечная сумка с надписью «физкульт-привет» и приколотым значком ГТО смотрелась с моим и так уже не вполне гармоничным нарядом просто отвратительно. Я сунула в неё клубок и набор зелий, а заодно уж присовокупила и собственный «инвентарь» – шкатулку для транспортировки и хранения артефактов. Жутко полезная штука, от бабушки в подарок досталась. Правда, она меня плохо слушается, но, кажется, это в порядке вещей. Какая ведьма, такие у нее и волшебные предметы!
– Рада знакомству, – сказала шкатулка, оказавшись в сумке.
Я осторожно расстегнула молнию и заглянула внутрь. Клубок похотливо поглаживал ниткой крышку шкатулки, норовя сунуться в скважину.
– Ммм, какая горячая штучка, – приговаривал клубок.
– Ай, негодник, – хихикала шкатулка, но скважину не прикрывала.
Не потому, что ей нечем, ключ-то как раз у неё, мне она его не доверяет. Но подлая резная коробчонка говорит, что «скважину надо проветривать, чтобы энергия не застаивалась». Вот, допроветривалась…
– Закрой дверь, дуреха, не видишь – у нас тут шуры-муры с машерочкой, – рявкнул на меня клубок и я, опомнившись, вжикнула молнией.
Вот. Дожили. Даже у магических предметов есть личная жизнь. А у меня… у меня только помело с норовом.
Выйдя из подъезда, я с трудом оседлала упомянутую метёлку. Та заложила дикий вираж, круто поднялась вверх, гораздо выше положенной линии полёта служебных ведьм, прямо на высоту курьеров, и устремилась к нашей конторе. И всё это с такой скоростью, что бутерброд внутри меня взмыл и прилип повидлом к самому верху пищевода, назойливо просясь на выход.
– Опомнись, несчастная, что творишь! – воззвала я к метле, но это явно был не тот особый подход, о котором говорил завскладом Петухов.
На службу я прибыла в растрёпанном состоянии и со спазмами в желудке. Бухгалтерские счета ждали меня в кабинете, но я ещё целых полчаса не могла успокоиться, утешая себя чаем и слушая шуршание в спортивной сумке.
– Груня! А когда аванс? – привели меня в чувство коллеги. – Аванс точно будет? Ты не забыла?
Уже много-много лет. Каждый месяц. Двадцатого числа после пятнадцати ноль-ноль. Всегда. Во всех конторах, заводах, фабриках и вообще везде в стране выдаётся часть получки. Так какого, спрашивается, зубра спрашивать, когда аванс, если на календаре семнадцатое число? Да, время подбирается к пятнадцати ноль-ноль, но всё остальное трагически не совпадает.
– Ещё раз назовёте меня «Груней» – аванса не будет, – рявкнула я.
– Так их, – захихикали из сумки. – Распустились, сил нет.
– Сдам Петухову. Обоих. Как брак, на последующее распыление на атомы, – предупредила я, когда коллеги закрыли дверь.
Артефакты испуганно притихли. Но потом зашептались – наверное, принялись плести против меня интриги.
Я решила махнуть на них рукой и сосредоточиться на работе. До тренировки оставалось только два часа, и мне хотелось прожить их полной жизнью, но мало ли как повернётся? Вдруг мне и аванс пригодится, и зарплата, и, глядишь, доживу даже до премии? Поэтому я углубилась в материальное, отодвинув на время и духовное, и эмоциональное.
В зал для тренировок я кралась в надежде, что у Леонида Ольгердовича внезапно появилось своеобразное, извращенное, но хоть какое-то чувство юмора. Однако все светлое и доброе умерло, когда я заглянула в дверную щелочку.
Обычно дамы нашего дружного серпентария таким подглядыванием занимаются, чтобы полюбоваться на спортивные телеса сыскарей, которые в перерывах между заданиями любят покрасоваться мускулами. Да что там говорить: сама грешна. Но с появлением в конторе Злобина тут ужесточились требования и к мужскому внешнему виду. Никаких маек на тренировках. Только олимпийки, только застегнутые под горло. И ладно бы им двигала зависть. Нет же! ЗЛО сам мог похвастаться отменной физической формой. Он просто «так считал».
– Аграфена! – раздался командный голос из-за спины. – Сдается мне, не ту профессию ты выбрала, надо было в шпионы идти! То в туалете меня подкарауливаешь в неглиже, то на полкоридора отклячиваешься!
День у меня и так непростой выдался. Еще метла эта... В общем, я от неожиданности боднула лбом дверцу и ввалилась в зал. Но быстро сориентировалась, еще быстрей развернулась, и шагнувший следом начальник уперся грудью в мой грозный палец:
– Слушай, вы! – зашипела я. Но потом все же подумала, что мы теперь напарники и исправилась: – Слушайте, ты! – Опять какая-то ерунда вышла. – В общем, нечего меня в нелепых инсинуациях обвинять! – Во какие слова я знаю. – Я хоть и слабая, но ведьма. Я, может, неудачно чихну, а у кого-нибудь совершенно случайно отвалится важный орган. А что это мы глазиком дергаем? Без уха тоже жить несладко будет!
ЗЛО от неминуемой расплаты, а меня от позорного вышвыривания на улицу спас незаменимый в нашем коллективе Генрихович. Тренер молодняка, истязатель старичков и главная язва, от которой дружно вздрагивают даже девочки-кадровички. Расцвет сил Генриховича был еще когда моя мама в яслях пеленки пачкала, так что вредность старика была выдержана десятилетиями, как у лучшего коньяка.
– Леонид, вы вроде обещали мне интересный вечер. Нет, скандал тоже за развлечение сойдет, но я предпочитаю издеваться над другими, а не над своим слуховым аппаратом. Я, конечно, понимаю, что вы привыкли командовать бойцами, но солдафонский юмор может не прийтись по нраву обычной ведьме, – он выразительно поиграл куцыми бровями.
Леонид вдруг перехватил мой всё ещё воинственно выставленный палец сухой тёплой ладонью. Ой, лучше бы он так не делал, а то у меня вся злость тут же выкипела, оставив вместо себя желание целиком поместиться в эти руки, такие жёсткие и в то же время приятные…
– Согласен, перегнул, – констатировал ЗЛО. – Зато мы выяснили, что у моей напарницы, – он особым тоном выделил это слово, будто хотел намекнуть на оказанную честь, – есть характер и нет понятия субординации. Осталось понять, насколько все остальное запущено. Бегом, Заринская. Двадцать кругов по залу.
– Ась? – растерялась я.
У меня просто всё ещё кружилась голова и подкашивались ноги, да и тон Леонида внезапно стал таким сухим и деловым, что я не сразу поняла, на что меня, собственно, толкают.
А ЗЛО еще ехидно так сделал приглашающий жест рукой. Мол, вперед, к позору.
И я побежала. Тихонько, про себя перебирая проклятия, но побежала.
В школе на занятиях физической культурой я была уверенным середнячком. Учитель полагал, что я могу показывать лучшие результаты, а я считала, что оно мне и с доплатой не надо.
Двадцать кругов я, само собой, не осилила. Сдохла на десятом, красиво растянувшись на полу. До матов еще доползти надо было.
– Ну-у, – задумчиво протянул Генрихович, – все на так уж и хреново. А просто – плохо. Тебя если вперед толпы мужиков пустить – все твои будут. Ты бедрами зачем так крутишь при беге?
Я злобно пыхтела в пол и очень хотела уволиться. Останавливало только желание кушать.
– Ладно, перерыв пятнадцать минут, – расщедрился Злобин. – Потом проверим твою гибкость, тренированность мышц и боевые навыки.
Отлично, сначала меня скрутят в бублик, а потом еще и побьют. Какая шикарная программа вечера!
Но кое-кого ждет разочарование. Складываться пополам я умею просто отлично. В детстве это умение не раз спасало меня от злобного сторожа в деревенском саду. Родители, не шибко озабоченные моим воспитанием, истинно верили, что лето я должна проводить как можно ближе к природе. Бабушка, которой меня сдавали на поруки, также верила, что ведьма должна расти самостоятельно, чтобы с малых лет научиться решать проблемы своими силами. А деревенским ребятам было все равно кто ты, главное, чтобы охотно участвовала в проказах. И в сад мы лазили не чтобы воровать яблоки и груши: это было испытание на храбрость. Когда все парни покоряли забор через восхождение, я легко ввинчивалась в небольшую щель снизу.
Что я и продемонстрировала удивленным мужчинам, проскользнув под невысокой лавочкой. А затем настал момент моего триумфа – растяжка. На шпагат я садилась легко и непринужденно. Развитию гибкости и ловкости особенно помогают ежедневные поездки на работу, когда в автобусе или трамвае вы с соседями по несчастью становитесь ближе некуда. Особенно если вдруг какой-то мадам нужно срочно выйти на следующей остановке, а она сидит в середине салона в обнимку с сумкой-тележкой.
– А вот с этим уже можно работать, – по-доброму усмехнулся Генрихович. – Если что, засунешь бедовую в какую-нибудь дырку. Пускай там до приезда вменяемых бойцов просидит.
Злобин наградил инструктора нечитаемым взглядом, но комментировать недоверие ко мне не стал. А вместо этого, указал на турник:
– Аграфена, снаряд тебя ждет.
А вот я его совсем не ждала. Подтянуться я не смогу. Но если уж и позориться, то с лицом, будто все и идет по плану. И пускай ты в луже, зато не так в ней и жарко.
Я бочком подошла к перекладине. Поплевала на ладони. Примерилась. И не допрыгнула.
– Мда, – это было все, что смог издать Генрихович.
ЗЛО было более многобуквенно:
– Давай подсажу, что ли.
Сильный захват моей талии ладонями, и я лечу. Чуть макушкой с железной перекладиной не поздоровалась, так сомлела от мужского прикосновения. Словно школьница, честное слово.
– Ну, – подбодрил меня Злобин после пары минут моих трепыханий, – мы ждем.
– Что-то мне это напоминает, – Генрихович задумчиво потер подбородок ладонью. – О! Висит Груша, нельзя скушать. А что? Подходит.
Начальник терпеливо выдержал еще полминуты и вздохнул:
– Тут мне все понятно.
Под ложечкой появилось нехорошее сосущее ощущение. Будут из меня спортсменку делать, ой, будут.
Последнее испытание для меня грозило действительно стать последним. Рукопашный бой, и этим все сказано. Я окинула критичным взглядом фигуру Злобина. Максимум на что я способна – это ногомашная и с безопасного расстояния, чтобы успеть отбежать, а лучше – убежать. Кто в здравом уме будет нападать на противника вдвое шире, на полторы головы выше и в сто раз сильнее? Это даже не моська против слона, это тритон против мамонта!
ЗЛО искривил губы в какой-то непонятной улыбке. В ней было столько предвкушения, что я на всякий случай решила подтянуть штаны. Умру, но живой не дамся!
Меня поманили к себе пальцем. Я подумала-подумала и помотала головой. Но начальник охотно продемонстрировал, что он не гордый, и сам бросился на меня. Я только сжалась, но…
Нельзя пугать маленьких, слабых ведьмочек. На ближних подступах к моему телу ЗЛО сбила воздушная волна от моего вопля. Леонид Ольгердович даже притормозил и моргнул удивленно, но схватить меня в стальные объятия успел. Но как их них выворачиваться, если совсем нет желания? Меня, может, и так все устраивает!
Но коварное начальство взяло и ущипнуло меня за попу. Больно, между прочим. Взвизгнув, я рванула вверх, а законы физики настойчиво намекали, что место мое на земле. И опустилась всем весом на ногу Злобина. Тот, не ожидавший такого коварства, взвыл в ответ.Тогда я, точно кошка, запустила когти в его кисти рук. Леонид пошатнулся. Я, вжимаемая в мужскую грудь своей, следом. Пришлось отпустить его кисти и вцепиться в шею.
Упали мы в итоге громко, с матерком и визгом. Генрихович склонился над нами и пощелкал перед лицом Злобина пальцами:
– Не знаю, на какое дело вы собрались, но советую ее сразу швырять во врага. Особенно если планируется его массовое скопление в одном месте. До контузии всех быстро доведет. Вставай, Заринская!!
– Я запомню ваши рекомендации, Артем Генрихович, – прохрипел Злобин, но рук не разжал.
А я что? Я ничего. Враг повержен, а значит, есть минутка, чтобы насладиться объятиями начальства, которое, судя по покрасневшему лицу, раздумывает, что же лучше со мной сделать? Убить, немедленно уволить или, может, ещё немного помучить? Так сказать, для профилактики или из вредности. Но как бы там ни было, а очутиться на мужчине, который тебе нравится, оказалось до мурашек приятно. Я даже кубики на его животе почувствовала. ЗЛО тоже не шевелился, продолжая лежать подо мной, только стал странно пыхтеть, вероятно, представлял, как меня убивает… а может, как кидает меня в резво нападающего врага.
– Вы так и будете отдыхать? – полюбопытствовал Генрихович. – Может, мне тогда уже уйти? А вы перейдёте к горизонтальным упражнениям. Тоже, кстати, для здоровья полезно. И нервы успокаивает, – намекнул он, отчего я покраснела и забарахталась в мужских руках.
– Нет! – резко сказал Злобин, перевернулся, скидывая меня с себя, и, оттолкнувшись руками от пола, легко встал… А я осталась лежать безвольной тряпочкой на полу. – Вставай, Аграфена! – скомандовал узурпатор.
– Не могу, – покачала головой, раскинула руки и закрыла глаза.
Тем не менее, я по маме с папой скучала. Особенно сейчас, когда моей драгоценной родительнице было бы достаточно рявкнуть на непослушную метлу.
А, точно! Я могу её припугнуть чем-нибудь из матушкиного лексикона! К примеру…
– Если не будешь слушаться – отправишься на растопку.
Метла пошевелила прутьями в ответ. И явило одним из них бирку, накрепко привязанную к бечевке обвязки. Ну конечно, хотела она мне сказать, так ты меня и спалишь! Ты расписку давала, теперь отвечаешь за меня материально.
– Да? Сколько ты стоишь? Пятнадцать копеек?
На бирке я увидела стоимость – три девяносто девять. Интересно, если я притащу четыре рублёвых бумажки, дадут мне копейку сдачи? Или только коробок спичек, как в продуктовом, если мелочи на сдачу не хватает? Мол, держи, поджигательница, и ни в чём себе не отказывай.
Тяжело вздохнув, я заглянула в кастрюльки и хлебницу – обед пропустила давно и безнадежно. В холодильнике было негусто, на полках ещё жиже, но всё-таки через пару минут у меня был кусок батона, щедро намазанный маслом, а сверху, ещё щедрее, яблочным повидлом. После сладкого захотелось пить, но чайник я, растяпа, вовремя не поставила. Ждать же не было сил, поэтому напилась из-под крана. Ну вот, теперь пора собираться. Вариантов у меня было не так уж и много, ведь никто не постирал моих вещей, пока я там возилась на работе. Поэтому пришлось надеть легкий летний сарафан, а чтобы не замёрзнуть – на улице всё-таки изменчивый и не слишком жаркий май – накинула поверх серую, укороченную по моде кофточку. Вид, конечно, не вполне для службы, но умеренно-строгий благодаря тому, что сарафан тёмно-синий. На груди красовалась яркая вышивка в народном стиле, но её можно было закрыть, застегнув все пуговицы. Красный поясок и тонкая красная отстрочка по подолу придавали наряду лёгкий оттенок дерзости. К нему требовались красные босоножки, но я не рискнула. Кто его знает, этого Злобина, вдруг он не любит босоножек, даже если они надеты на белые носочки? Поэтому я осталась в прежних скромных чёрных туфельках на унылом, но надёжном низком каблуке.
Теперь мне следовало взять с собой спортивную одежду – белую майку, чёрные широкие брюки с резинкой у щиколоток, синие кеды. Наплечная сумка с надписью «физкульт-привет» и приколотым значком ГТО смотрелась с моим и так уже не вполне гармоничным нарядом просто отвратительно. Я сунула в неё клубок и набор зелий, а заодно уж присовокупила и собственный «инвентарь» – шкатулку для транспортировки и хранения артефактов. Жутко полезная штука, от бабушки в подарок досталась. Правда, она меня плохо слушается, но, кажется, это в порядке вещей. Какая ведьма, такие у нее и волшебные предметы!
– Рада знакомству, – сказала шкатулка, оказавшись в сумке.
Я осторожно расстегнула молнию и заглянула внутрь. Клубок похотливо поглаживал ниткой крышку шкатулки, норовя сунуться в скважину.
– Ммм, какая горячая штучка, – приговаривал клубок.
– Ай, негодник, – хихикала шкатулка, но скважину не прикрывала.
Не потому, что ей нечем, ключ-то как раз у неё, мне она его не доверяет. Но подлая резная коробчонка говорит, что «скважину надо проветривать, чтобы энергия не застаивалась». Вот, допроветривалась…
– Закрой дверь, дуреха, не видишь – у нас тут шуры-муры с машерочкой, – рявкнул на меня клубок и я, опомнившись, вжикнула молнией.
Вот. Дожили. Даже у магических предметов есть личная жизнь. А у меня… у меня только помело с норовом.
Выйдя из подъезда, я с трудом оседлала упомянутую метёлку. Та заложила дикий вираж, круто поднялась вверх, гораздо выше положенной линии полёта служебных ведьм, прямо на высоту курьеров, и устремилась к нашей конторе. И всё это с такой скоростью, что бутерброд внутри меня взмыл и прилип повидлом к самому верху пищевода, назойливо просясь на выход.
– Опомнись, несчастная, что творишь! – воззвала я к метле, но это явно был не тот особый подход, о котором говорил завскладом Петухов.
На службу я прибыла в растрёпанном состоянии и со спазмами в желудке. Бухгалтерские счета ждали меня в кабинете, но я ещё целых полчаса не могла успокоиться, утешая себя чаем и слушая шуршание в спортивной сумке.
– Груня! А когда аванс? – привели меня в чувство коллеги. – Аванс точно будет? Ты не забыла?
Уже много-много лет. Каждый месяц. Двадцатого числа после пятнадцати ноль-ноль. Всегда. Во всех конторах, заводах, фабриках и вообще везде в стране выдаётся часть получки. Так какого, спрашивается, зубра спрашивать, когда аванс, если на календаре семнадцатое число? Да, время подбирается к пятнадцати ноль-ноль, но всё остальное трагически не совпадает.
– Ещё раз назовёте меня «Груней» – аванса не будет, – рявкнула я.
– Так их, – захихикали из сумки. – Распустились, сил нет.
– Сдам Петухову. Обоих. Как брак, на последующее распыление на атомы, – предупредила я, когда коллеги закрыли дверь.
Артефакты испуганно притихли. Но потом зашептались – наверное, принялись плести против меня интриги.
Я решила махнуть на них рукой и сосредоточиться на работе. До тренировки оставалось только два часа, и мне хотелось прожить их полной жизнью, но мало ли как повернётся? Вдруг мне и аванс пригодится, и зарплата, и, глядишь, доживу даже до премии? Поэтому я углубилась в материальное, отодвинув на время и духовное, и эмоциональное.
ГЛАВА 4. Висит Груша…
В зал для тренировок я кралась в надежде, что у Леонида Ольгердовича внезапно появилось своеобразное, извращенное, но хоть какое-то чувство юмора. Однако все светлое и доброе умерло, когда я заглянула в дверную щелочку.
Обычно дамы нашего дружного серпентария таким подглядыванием занимаются, чтобы полюбоваться на спортивные телеса сыскарей, которые в перерывах между заданиями любят покрасоваться мускулами. Да что там говорить: сама грешна. Но с появлением в конторе Злобина тут ужесточились требования и к мужскому внешнему виду. Никаких маек на тренировках. Только олимпийки, только застегнутые под горло. И ладно бы им двигала зависть. Нет же! ЗЛО сам мог похвастаться отменной физической формой. Он просто «так считал».
– Аграфена! – раздался командный голос из-за спины. – Сдается мне, не ту профессию ты выбрала, надо было в шпионы идти! То в туалете меня подкарауливаешь в неглиже, то на полкоридора отклячиваешься!
День у меня и так непростой выдался. Еще метла эта... В общем, я от неожиданности боднула лбом дверцу и ввалилась в зал. Но быстро сориентировалась, еще быстрей развернулась, и шагнувший следом начальник уперся грудью в мой грозный палец:
– Слушай, вы! – зашипела я. Но потом все же подумала, что мы теперь напарники и исправилась: – Слушайте, ты! – Опять какая-то ерунда вышла. – В общем, нечего меня в нелепых инсинуациях обвинять! – Во какие слова я знаю. – Я хоть и слабая, но ведьма. Я, может, неудачно чихну, а у кого-нибудь совершенно случайно отвалится важный орган. А что это мы глазиком дергаем? Без уха тоже жить несладко будет!
ЗЛО от неминуемой расплаты, а меня от позорного вышвыривания на улицу спас незаменимый в нашем коллективе Генрихович. Тренер молодняка, истязатель старичков и главная язва, от которой дружно вздрагивают даже девочки-кадровички. Расцвет сил Генриховича был еще когда моя мама в яслях пеленки пачкала, так что вредность старика была выдержана десятилетиями, как у лучшего коньяка.
– Леонид, вы вроде обещали мне интересный вечер. Нет, скандал тоже за развлечение сойдет, но я предпочитаю издеваться над другими, а не над своим слуховым аппаратом. Я, конечно, понимаю, что вы привыкли командовать бойцами, но солдафонский юмор может не прийтись по нраву обычной ведьме, – он выразительно поиграл куцыми бровями.
Леонид вдруг перехватил мой всё ещё воинственно выставленный палец сухой тёплой ладонью. Ой, лучше бы он так не делал, а то у меня вся злость тут же выкипела, оставив вместо себя желание целиком поместиться в эти руки, такие жёсткие и в то же время приятные…
– Согласен, перегнул, – констатировал ЗЛО. – Зато мы выяснили, что у моей напарницы, – он особым тоном выделил это слово, будто хотел намекнуть на оказанную честь, – есть характер и нет понятия субординации. Осталось понять, насколько все остальное запущено. Бегом, Заринская. Двадцать кругов по залу.
– Ась? – растерялась я.
У меня просто всё ещё кружилась голова и подкашивались ноги, да и тон Леонида внезапно стал таким сухим и деловым, что я не сразу поняла, на что меня, собственно, толкают.
А ЗЛО еще ехидно так сделал приглашающий жест рукой. Мол, вперед, к позору.
И я побежала. Тихонько, про себя перебирая проклятия, но побежала.
В школе на занятиях физической культурой я была уверенным середнячком. Учитель полагал, что я могу показывать лучшие результаты, а я считала, что оно мне и с доплатой не надо.
Двадцать кругов я, само собой, не осилила. Сдохла на десятом, красиво растянувшись на полу. До матов еще доползти надо было.
– Ну-у, – задумчиво протянул Генрихович, – все на так уж и хреново. А просто – плохо. Тебя если вперед толпы мужиков пустить – все твои будут. Ты бедрами зачем так крутишь при беге?
Я злобно пыхтела в пол и очень хотела уволиться. Останавливало только желание кушать.
– Ладно, перерыв пятнадцать минут, – расщедрился Злобин. – Потом проверим твою гибкость, тренированность мышц и боевые навыки.
Отлично, сначала меня скрутят в бублик, а потом еще и побьют. Какая шикарная программа вечера!
Но кое-кого ждет разочарование. Складываться пополам я умею просто отлично. В детстве это умение не раз спасало меня от злобного сторожа в деревенском саду. Родители, не шибко озабоченные моим воспитанием, истинно верили, что лето я должна проводить как можно ближе к природе. Бабушка, которой меня сдавали на поруки, также верила, что ведьма должна расти самостоятельно, чтобы с малых лет научиться решать проблемы своими силами. А деревенским ребятам было все равно кто ты, главное, чтобы охотно участвовала в проказах. И в сад мы лазили не чтобы воровать яблоки и груши: это было испытание на храбрость. Когда все парни покоряли забор через восхождение, я легко ввинчивалась в небольшую щель снизу.
Что я и продемонстрировала удивленным мужчинам, проскользнув под невысокой лавочкой. А затем настал момент моего триумфа – растяжка. На шпагат я садилась легко и непринужденно. Развитию гибкости и ловкости особенно помогают ежедневные поездки на работу, когда в автобусе или трамвае вы с соседями по несчастью становитесь ближе некуда. Особенно если вдруг какой-то мадам нужно срочно выйти на следующей остановке, а она сидит в середине салона в обнимку с сумкой-тележкой.
– А вот с этим уже можно работать, – по-доброму усмехнулся Генрихович. – Если что, засунешь бедовую в какую-нибудь дырку. Пускай там до приезда вменяемых бойцов просидит.
Злобин наградил инструктора нечитаемым взглядом, но комментировать недоверие ко мне не стал. А вместо этого, указал на турник:
– Аграфена, снаряд тебя ждет.
А вот я его совсем не ждала. Подтянуться я не смогу. Но если уж и позориться, то с лицом, будто все и идет по плану. И пускай ты в луже, зато не так в ней и жарко.
Я бочком подошла к перекладине. Поплевала на ладони. Примерилась. И не допрыгнула.
– Мда, – это было все, что смог издать Генрихович.
ЗЛО было более многобуквенно:
– Давай подсажу, что ли.
Сильный захват моей талии ладонями, и я лечу. Чуть макушкой с железной перекладиной не поздоровалась, так сомлела от мужского прикосновения. Словно школьница, честное слово.
– Ну, – подбодрил меня Злобин после пары минут моих трепыханий, – мы ждем.
– Что-то мне это напоминает, – Генрихович задумчиво потер подбородок ладонью. – О! Висит Груша, нельзя скушать. А что? Подходит.
Начальник терпеливо выдержал еще полминуты и вздохнул:
– Тут мне все понятно.
Под ложечкой появилось нехорошее сосущее ощущение. Будут из меня спортсменку делать, ой, будут.
Последнее испытание для меня грозило действительно стать последним. Рукопашный бой, и этим все сказано. Я окинула критичным взглядом фигуру Злобина. Максимум на что я способна – это ногомашная и с безопасного расстояния, чтобы успеть отбежать, а лучше – убежать. Кто в здравом уме будет нападать на противника вдвое шире, на полторы головы выше и в сто раз сильнее? Это даже не моська против слона, это тритон против мамонта!
ЗЛО искривил губы в какой-то непонятной улыбке. В ней было столько предвкушения, что я на всякий случай решила подтянуть штаны. Умру, но живой не дамся!
Меня поманили к себе пальцем. Я подумала-подумала и помотала головой. Но начальник охотно продемонстрировал, что он не гордый, и сам бросился на меня. Я только сжалась, но…
Нельзя пугать маленьких, слабых ведьмочек. На ближних подступах к моему телу ЗЛО сбила воздушная волна от моего вопля. Леонид Ольгердович даже притормозил и моргнул удивленно, но схватить меня в стальные объятия успел. Но как их них выворачиваться, если совсем нет желания? Меня, может, и так все устраивает!
Но коварное начальство взяло и ущипнуло меня за попу. Больно, между прочим. Взвизгнув, я рванула вверх, а законы физики настойчиво намекали, что место мое на земле. И опустилась всем весом на ногу Злобина. Тот, не ожидавший такого коварства, взвыл в ответ.Тогда я, точно кошка, запустила когти в его кисти рук. Леонид пошатнулся. Я, вжимаемая в мужскую грудь своей, следом. Пришлось отпустить его кисти и вцепиться в шею.
Упали мы в итоге громко, с матерком и визгом. Генрихович склонился над нами и пощелкал перед лицом Злобина пальцами:
– Не знаю, на какое дело вы собрались, но советую ее сразу швырять во врага. Особенно если планируется его массовое скопление в одном месте. До контузии всех быстро доведет. Вставай, Заринская!!
Глава 5. Физкульт-привет!
– Я запомню ваши рекомендации, Артем Генрихович, – прохрипел Злобин, но рук не разжал.
А я что? Я ничего. Враг повержен, а значит, есть минутка, чтобы насладиться объятиями начальства, которое, судя по покрасневшему лицу, раздумывает, что же лучше со мной сделать? Убить, немедленно уволить или, может, ещё немного помучить? Так сказать, для профилактики или из вредности. Но как бы там ни было, а очутиться на мужчине, который тебе нравится, оказалось до мурашек приятно. Я даже кубики на его животе почувствовала. ЗЛО тоже не шевелился, продолжая лежать подо мной, только стал странно пыхтеть, вероятно, представлял, как меня убивает… а может, как кидает меня в резво нападающего врага.
– Вы так и будете отдыхать? – полюбопытствовал Генрихович. – Может, мне тогда уже уйти? А вы перейдёте к горизонтальным упражнениям. Тоже, кстати, для здоровья полезно. И нервы успокаивает, – намекнул он, отчего я покраснела и забарахталась в мужских руках.
– Нет! – резко сказал Злобин, перевернулся, скидывая меня с себя, и, оттолкнувшись руками от пола, легко встал… А я осталась лежать безвольной тряпочкой на полу. – Вставай, Аграфена! – скомандовал узурпатор.
– Не могу, – покачала головой, раскинула руки и закрыла глаза.
