Надо бочки еще раз проверить, Фильц не зря давал такие подробные указания про их полноту… Кстати, а где носит герра патермейстера, тезку то ли Люцифера, то ли эпатажной рэп-звезды? Хотя здесь его скорее в честь опасного шипастого шарика зовут… Четвертый час уже, надо идти обедать, а у Стаса накопилось вопросов!
И первый из них, почему герр патермейстер так спокойно отреагировал на его рассказ? Мало того, что поверил, так еще и остался совершенно равнодушным к тому, что на него свалился пришелец из другого мира и времени! Где любопытство, изумление, возмущение? Как будто у них тут попаданцы — тьфу, дурацкий термин! — совершенно не редкость! А если не редкость, тогда понятно и спокойствие патермейстера, и отработанная процедура обращения с таковыми. Вещи изымаются в качестве доказательства, сам пришелец удерживается в капитуле, пока… Пока что? За ним приедут или затребуют куда положено? Ну не будет же он всю оставшуюся жизнь делать в капитуле блистательную карьеру метельщика?!
А еще очень интересно…
— Дяденька! Дяденька! — заголосили совсем рядом так отчаянно и неожиданно, что Стас обернулся прыжком и растерянно воззрился на непонятно откуда взявшуюся девчонку — пожалуй, не старше той, с котятами в корзинке.
Только эта, стоявшая посреди двора в паре шагов от него, была грязной, оборванной и, похоже, больной, а может и до смерти перепуганной — так ее трясло. Стук зубов получался едва ли не громче слов, а от серо-бурых лохмотьев, кое-где приоткрывающих тощее тельце, несло помойкой.
Стас отступил — опасливая брезгливость тут же подсказала, что блохи, вши, лишай и прочие эпидемические прелести здесь на каждом шагу. Глядя на этого ребенка, не подумаешь, что она мылась хоть раз в жизни! Ну, разве что под дождем…
Он подавил желание зажать нос и напомнил себе, что ребенок-то не виноват. И если пришел за помощью…
— Что, девочка? — спросил он как мог мягко и тут же обругал самого себя.
Фройляйн же! Внимательнее надо быть, Станек, вот на таких мелочах вас, попаданцев и ловят…
— Там… Там. Там фы… фы… фройляйн! Голая! Почти совсем! А ее мужики тащить! А она кричит: «На помощь!» А я и сюда!
— Подожди, — попросил Стас, шагнул поближе и присел перед девчонкой на корточки.
Заглянул ей в лицо… и поразился, какое оно неприятное! Нос длинный, острый, кончик то и дело шевелится, черные глазки маленькие и близко посаженные, зубы слишком крупные и желтые, а кожа серая, словно пыль не просто ее припорошила, а приросла. Но слезы из ее глаз катились градом, и Стасу снова стало стыдно. Помочь надо, а не разглядывать!
То есть передать, куда следует, и вряд ли это означает — господину Фильцу. А вот капитана он видел совсем недавно! Исключительная удача!
— Не плачь. Я сейчас позову людей, они помогут, а ты расскажи, что за фройляйн и куда ее потащили?
— Да откуда ж я знаю! — истошно заголосила девчонка, широко открывая рот. — Волосья у ней неприбранные! Острижены, как у гулящей, во!
Она рубанула себя по шее ребром ладони, показывая, как именно были острижены волосы у девицы, и закашлялась, а потом прохрипела:
— Плечи голые, руки-ноги голые, а на самой только сорочка на веревочках, вот по это самое место! По улицам ходила, Стаса какого-то звала, а мужики из трактира вышли, пьяные, значит…
Кажется, девчонка говорила что-то еще. Наверняка говорила, губы шевелились, но звук как будто кто-то выключил…
Маринка! Маринка тоже здесь! Ну конечно, они же были вдвоем! Ну и что, что он упал, а она — нет?! Это ведь не значит, что для нее все обошлось, балбес ты самонадеянный! И теперь какие-то мужики…
Вскочив на ноги, Стас метнулся к забору. Звать кого-то — слишком долго! Пока объяснишь, пока убедишь… И наверняка не пустят! А тем временем Маринку просто утащат куда-нибудь… Так, тут есть калитка! Марина, я сейчас! Я уже почти!
Засов калитки, утопленный глубоко в стену, заел в пазах. Стас рванул его раз, другой, — безуспешно! А за спиной уже кто-то кричал, громко и требовательно. Плевать! Долбаный засов!..
Ворота! Они закрыты просто на брус, его достаточно поднять! Сейчас, сейчас!
Он рванул к воротам — до них было всего несколько шагов! — и не успел.
Двое, что бежали от капитула, свернули ему наперерез и встретили слаженным броском. Не дав ухватиться за брус, вцепились в предплечья, потянули назад, заламывая и повисая на плечах…
Крик вдали — глухо, как через стену. Сопение над ухом. Резкая вонь чужого пота.
Толкают — вовлекай, тянут — входи!
И он вошел. Присел, расслабленно и покорно следуя за их движением — не своим! Задержав дыхание, распрямился, поймал чужую силу и пропустил через себя, позволяя течь, куда она стремилась! Поднял руки, мягко их скруглив… Увлек наверх чужие, что вцепились в него так надежно и крепко.
И на выдохе, таком же долгом и плавном, как все, что он сейчас делал, дождался нужного мига, который почувствовал всем собой — спиной, руками и ногами, дыханием! Дождался — и шагнул вперед между рейтарами, стряхивая их легко и уверенно.
Вдох и выдох закончились, время снова понеслось вскачь.
Двое разлетелись в стороны, покатились по мостовой, позади послышался новый крик. Не обращая внимания, Стас поднял и отшвырнул брус, почти не ощутив его веса. Ворота, скрипнув, начали открываться сами собой…
Перед конным отрядом.
— Могу я узнать, куда вы решили направиться, герр Ясенецкий? — услышал Стас знакомый бесстрастный голос.
В капитуле что-то было не так! Это ощущение ледяной дрожью прокатилось по спине мигом раньше, чем Видо увидел отчаянный взгляд ведьмака. Тот выскочил навстречу отряду. В распахнутые ворота, прямо под копыта! Благо что ехали шагом, и Видо успел осадить серого, тот всхрапнул, но послушно замер. А Ясенецкий словно не заметил этого. Растрепанный, в прилипшей к телу рубашке и грязных штанах, в глазах плещется безумие. Не жалкое безрассудство, лишенное расчета и воли, а та разновидность, когда человек с голыми руками прет на зверя, в огонь или в безнадежную драку.
Московит замер на самой границе между двором и мостовой, и Видо торопливо шевельнул поводьями, подавая коня вперед, перекрывая путь из капитула на улицу. Остальные лошади сгрудились рядом, рейтары с капралом тоже почуяли неладное, однако на миг Видо показалось, что Ясенецкий сейчас нырнет под лошадиное брюхо и сорвется в бессмысленный самоубийственный бег.
Нет, удержался, но глянул дико, задрал голову, уставившись Видо в лицо и не обращая внимания ни на что вокруг, а потом выдохнул требовательно и яростно:
— Пустите! Я должен ее найти! Да не убегу я, обещаю! Пустите же, время уходит!
— Найти кого? — резко спросил Видо и бросил быстрый взгляд за спину Ясенецкого. Капитан бежал к воротам, а Уве и Йохан Большой пытались подняться с брусчатки двора. — Объяснитесь!
Фон Гейзель, увидев, что ведьмака задержали, перешел с бега на быстрый, но все же шаг, однако ладонь с рукояти палаша не убрал. Лицо у капитана было странное, но это уж точно могло подождать. Главное — Ясенецкий, и к нему Видо потянулся чутьем клирика так старательно, что едва не покачнулся в седле. Голова на миг закружилась от напряжения… Нет, силой Той Стороны от московита не веяло. Уже хорошо…
— Марину! Девушку, с которой я был! Она где-то здесь, понимаете?! Мне сказали, что ее схватили и куда-то увели! Ваши, местные! Да пустите же… Ну отправьте со мной своих людей, я же не убегаю! Так даже лучше, я города не знаю!
Он был напряжен, как тетива. И одновременно сам устремлен вперед, вот-вот сорвется! Но не врал, ни единым словом. Страх, отчаяние, тревога и порыв…
— Я вас понял, — бесстрастно ответил Видо, внутри закипая от злости — та подступила к самому горлу горячим комом. — Как она выглядит?
Капитан встал у ведьмака за спиной, чего тот словно не заметил.
— Как?.. — Ясенецкий изумленно заморгал, словно такой простой и логичный вопрос оказался для него неожиданностью, но тут же спохватился: — У нее черные волосы. Короткие, до плеч. Глаза тоже черные, кожа смуглая. Она… похожа на цыганку, вот! Платье белое, в ярких цветах… Для вас оно как рубашка выглядит, девочка так и сказала… Плечи открытые и длина — вот!
Он чиркнул ладонью по бедру, показывая что-то совсем уж несуразное, так что Видо уточнил:
— Платье такой длины? Еще и… с декольте?
Он попытался представить женское платье, подобное бальному, но с подолом на ладонь выше колена. Как это вообще может быть?! Хотя… учитывая, откуда она шла… Все равно, в таком виде в город не выйдешь! Что там в город, приличная женщина это даже в спальне не наденет. Ну у них там и нравы!
— Да! — выдохнул Ясенецкий и добавил, ухитрившись смешать требование с просьбой: — Поверьте мне, пожалуйста… Ее нужно найти!
— В этом я не сомневаюсь, — так же ровно отозвался Видо и взглянул на капитана. Тот пожал плечами — и снова как-то неуверенно, словно сам не вполне понимал, что происходит. Рейтары за его спиной — это они ведьмака удержать пытались, что ли?! — встали, отряхивая пыль и глядя на Ясенецкого с недобрым удивлением. — Густав! — повернулся Видо к капралу. — Вы все слышали?
— Так точно, герр патермейстер! — рявкнул тот и добавил рассудительно: — С такими-то приметами быстро отыщем. Если, конечно…
— Галопом! — прервал его Видо. — Двое на рыночную площадь, двое к церкви, двое к ратуше. По пути спрашивайте обо всем необычном. Если найдете девушку, сразу сюда!
— Так точно! Пауль, Свен, вы на рынок…
Шестерка, включая капрала, стремительно разлетелась по улице, а Видо соскочил с лошади и, не отпуская поводьев, оказался прямо перед Ясенецким.
— Кто вам сказал, что ваша знакомая здесь? — И добавил, сорвавшись на резкий тон, потому что Ясенецкий его будто не слышал, он смотрел вслед ускакавшим рейтарам и мыслями явно был с ними: — Да успокойтесь вы! Особа такого странного вида посреди Вистенштадта не сможет спрятаться, даже если захочет! А от людей капитана фон Гейзеля в поисках больше толку, чем от вас. Вы верно заметили, что не знаете города, притом с вами, чужаком, никто и разговаривать не станет. Найдут вашу… девицу, — в последний миг подобрал он самое приличное из того, что рвалось на язык, но все-таки не удержался: — Хотя, конечно, лучше бы ей выглядеть поскромнее, а то как бы грязью не закидали.
— Не смейте… — тихо уронил ведьмак, поворачиваясь к нему. И продолжил, пока Видо онемел от изумления. — Вы… Что вы о ней сейчас подумали?!
— А что я мог подумать о девушке, которая пьет с буршами и разгуливает почти голой? — язвительно уточнил Видо. — Или у вас, герр Ясенецкий, так ведут себя приличные барышни?
— Марина была одной из лучших студенток нашего курса, — таким же тихим и пронзительно ледяным тоном отозвался московит. — Она закончила университет с отличием, все экзамены на высший балл. Ей предлагали аспирантуру и место при кафедре, ее уговаривали… Она отказалась, чтобы пойти работать и помогать своей семье. И, представьте себе, у нас женщина может ходить в таком виде где угодно. По улице, на учебу, на работу, а уж в ресторан с бывшими однокурсниками — тем более! Вы ничего, — слышите?! — ничего не знаете о нашей жизни, но считаете себя вправе судить!
— Студентка? — опешил Видо, пытаясь уместить в сознании еще и это. — Женщина в университете?!
— Внезапно, да? — зло усмехнулся ведьмак, рассматривая его в упор. — Увы, доказать не могу. Я прекрасно понимаю, Марина в опасности именно потому, что слишком непривычно здесь выглядит. Но если кто-то причинит ей вред…
«И что же ты тогда сделаешь? — спросил про себя Видо. — Без денег, связей и репутации, чужой для всех… Кого попросишь о помощи или мести? Кажется, на этот вопрос ответить нетрудно, и именно потому задавать его я не стану. Незачем указывать путь тому, кто пока еще — очень хочется на это надеяться! — сам не разобрался в том, кто он есть».
Что ж, если девица в самом деле здесь, ее найдут. Вряд ли днем, да еще в приличных кварталах, ей что-то угрожает всерьез. Нет, ну надо же, училась в университете! Так поневоле поверишь, что у них и Той Стороны нет! По сравнению с женщиной-буршем отсутствие темных сил не такая уж диковина…
Спину кольнуло, и Видо насторожился, разом отбросив лишние мысли. Кто-то смотрел ему в спину, кто-то затаился, выжидая нужного момента, пока патермейстер отвлечется на россказни о другом мире или глупую пошлую ссору… Сейчас Видо болезненно обострившимся чутьем ловил злость Ясенецкого, которая мешалась с его собственной. Ведьмак по-прежнему не лгал, но был разгневан, растерян и испуган — причем больше всего последнее.
«А я дурень, — сверкнуло в мыслях. — На это его и поймали! Выманили… почти успели! И если он сделает еще шаг или два… Но ведь я этого и хотел, верно? Забросить наживку и дождаться, пока кот ее схватит… Почему не сейчас? Да именно потому, что сейчас Ясенецкий зол и испуган! Испуган за свою девицу, а зол на меня! Какой же я болван… Сейчас нельзя, ни в коем случае нельзя подпускать его к коту даже на мгновение. Он просто не сможет устоять, согласится на что угодно, лишь бы заполучить свою Марину или хотя бы узнать о ее судьбе! Порог… Он стоит прямо на пороге…»
— Приношу свои извинения, — проговорил Видо, изо всех сил стараясь не передернуться — между лопатками уже ныло от пронзительно острого ощущения чужого внимания. — Возможно, я неправильно все понял. В любом случае, нет смысла ждать на улице, давайте зайдем в капитул.
Давя в себе раздражение, которое никуда не делось, только соединилось с тревогой в какую-то вовсе ядовитую смесь, он заставил себя говорить ровно и негромко, то ли как с человеком не в себе, то ли как с нервной норовистой лошадью. Едва уловив проблеск понимания и согласия в чужом взгляде, сделал шаг вперед, а потом еще один, принуждая Ясенецкого отступить. Краем глаза увидел вкрадчивое легкое движение капитана, который тоже сместился — так, чтобы при нужде ухватить ведьмака за плечи и втащить внутрь. Умница Курт, благослови его Господь. И Фильца — за его отсутствие. Вот кто сейчас мог бы все испортить парой слов!
— Идемте, герр Ясенецкий, — попросил он спокойно, почти по-дружески, и поймал настороженный недоверчивый взгляд московита.
Мелькнула мысль, что все это ловушка, и он ошибся, а ведьмак хотел именно оказаться на улице, за пределами освященной земли. И Видо уже решил, что будет делать, если от Ясенецкого повеет силой Той Стороны… нехорошее это было решение, ломающее все и сразу… Но еще через миг московит прикусил губу, кивнул и послушно сделал этот самый нужный шаг назад, с улицы — на темно-серую брусчатку. А потом еще один, и еще, словно не понимая, что сам отрезает себя от свободы и возможности натворить что-то непоправимое. Может, и правда не понимал — это было бы просто прекрасно!
Видо услышал, как выдохнул Курт, будто у него гора с плеч упала. Увидел, как подъезжает опоздавший из-за козьего семейства Йохан и растерянно вертит головой, козленка он вез перед собой на седле, а уставшая коза трусила рядом, привязанная к стремени. Как они оказываются внутри, мгновенно превращая передний двор капитула в нечто непотребное. И как Якоб Одноухий по внушительной дуге обходит ведьмака и ловко забрасывает в петли запорный брус у него за спиной.
«Слава тебе, Господь мой, пастырь хранящий и оберегающий! Ныне стою на земле твоей и в пределах воли твоей, там, где нет силы у тьмы грозящей…»
И первый из них, почему герр патермейстер так спокойно отреагировал на его рассказ? Мало того, что поверил, так еще и остался совершенно равнодушным к тому, что на него свалился пришелец из другого мира и времени! Где любопытство, изумление, возмущение? Как будто у них тут попаданцы — тьфу, дурацкий термин! — совершенно не редкость! А если не редкость, тогда понятно и спокойствие патермейстера, и отработанная процедура обращения с таковыми. Вещи изымаются в качестве доказательства, сам пришелец удерживается в капитуле, пока… Пока что? За ним приедут или затребуют куда положено? Ну не будет же он всю оставшуюся жизнь делать в капитуле блистательную карьеру метельщика?!
А еще очень интересно…
— Дяденька! Дяденька! — заголосили совсем рядом так отчаянно и неожиданно, что Стас обернулся прыжком и растерянно воззрился на непонятно откуда взявшуюся девчонку — пожалуй, не старше той, с котятами в корзинке.
Только эта, стоявшая посреди двора в паре шагов от него, была грязной, оборванной и, похоже, больной, а может и до смерти перепуганной — так ее трясло. Стук зубов получался едва ли не громче слов, а от серо-бурых лохмотьев, кое-где приоткрывающих тощее тельце, несло помойкой.
Стас отступил — опасливая брезгливость тут же подсказала, что блохи, вши, лишай и прочие эпидемические прелести здесь на каждом шагу. Глядя на этого ребенка, не подумаешь, что она мылась хоть раз в жизни! Ну, разве что под дождем…
Он подавил желание зажать нос и напомнил себе, что ребенок-то не виноват. И если пришел за помощью…
— Что, девочка? — спросил он как мог мягко и тут же обругал самого себя.
Фройляйн же! Внимательнее надо быть, Станек, вот на таких мелочах вас, попаданцев и ловят…
— Там… Там. Там фы… фы… фройляйн! Голая! Почти совсем! А ее мужики тащить! А она кричит: «На помощь!» А я и сюда!
— Подожди, — попросил Стас, шагнул поближе и присел перед девчонкой на корточки.
Заглянул ей в лицо… и поразился, какое оно неприятное! Нос длинный, острый, кончик то и дело шевелится, черные глазки маленькие и близко посаженные, зубы слишком крупные и желтые, а кожа серая, словно пыль не просто ее припорошила, а приросла. Но слезы из ее глаз катились градом, и Стасу снова стало стыдно. Помочь надо, а не разглядывать!
То есть передать, куда следует, и вряд ли это означает — господину Фильцу. А вот капитана он видел совсем недавно! Исключительная удача!
— Не плачь. Я сейчас позову людей, они помогут, а ты расскажи, что за фройляйн и куда ее потащили?
— Да откуда ж я знаю! — истошно заголосила девчонка, широко открывая рот. — Волосья у ней неприбранные! Острижены, как у гулящей, во!
Она рубанула себя по шее ребром ладони, показывая, как именно были острижены волосы у девицы, и закашлялась, а потом прохрипела:
— Плечи голые, руки-ноги голые, а на самой только сорочка на веревочках, вот по это самое место! По улицам ходила, Стаса какого-то звала, а мужики из трактира вышли, пьяные, значит…
Кажется, девчонка говорила что-то еще. Наверняка говорила, губы шевелились, но звук как будто кто-то выключил…
Маринка! Маринка тоже здесь! Ну конечно, они же были вдвоем! Ну и что, что он упал, а она — нет?! Это ведь не значит, что для нее все обошлось, балбес ты самонадеянный! И теперь какие-то мужики…
Вскочив на ноги, Стас метнулся к забору. Звать кого-то — слишком долго! Пока объяснишь, пока убедишь… И наверняка не пустят! А тем временем Маринку просто утащат куда-нибудь… Так, тут есть калитка! Марина, я сейчас! Я уже почти!
Засов калитки, утопленный глубоко в стену, заел в пазах. Стас рванул его раз, другой, — безуспешно! А за спиной уже кто-то кричал, громко и требовательно. Плевать! Долбаный засов!..
Ворота! Они закрыты просто на брус, его достаточно поднять! Сейчас, сейчас!
Он рванул к воротам — до них было всего несколько шагов! — и не успел.
Двое, что бежали от капитула, свернули ему наперерез и встретили слаженным броском. Не дав ухватиться за брус, вцепились в предплечья, потянули назад, заламывая и повисая на плечах…
Крик вдали — глухо, как через стену. Сопение над ухом. Резкая вонь чужого пота.
Толкают — вовлекай, тянут — входи!
И он вошел. Присел, расслабленно и покорно следуя за их движением — не своим! Задержав дыхание, распрямился, поймал чужую силу и пропустил через себя, позволяя течь, куда она стремилась! Поднял руки, мягко их скруглив… Увлек наверх чужие, что вцепились в него так надежно и крепко.
И на выдохе, таком же долгом и плавном, как все, что он сейчас делал, дождался нужного мига, который почувствовал всем собой — спиной, руками и ногами, дыханием! Дождался — и шагнул вперед между рейтарами, стряхивая их легко и уверенно.
Вдох и выдох закончились, время снова понеслось вскачь.
Двое разлетелись в стороны, покатились по мостовой, позади послышался новый крик. Не обращая внимания, Стас поднял и отшвырнул брус, почти не ощутив его веса. Ворота, скрипнув, начали открываться сами собой…
Перед конным отрядом.
— Могу я узнать, куда вы решили направиться, герр Ясенецкий? — услышал Стас знакомый бесстрастный голос.
ГЛАВА 10. Не прокатило...
В капитуле что-то было не так! Это ощущение ледяной дрожью прокатилось по спине мигом раньше, чем Видо увидел отчаянный взгляд ведьмака. Тот выскочил навстречу отряду. В распахнутые ворота, прямо под копыта! Благо что ехали шагом, и Видо успел осадить серого, тот всхрапнул, но послушно замер. А Ясенецкий словно не заметил этого. Растрепанный, в прилипшей к телу рубашке и грязных штанах, в глазах плещется безумие. Не жалкое безрассудство, лишенное расчета и воли, а та разновидность, когда человек с голыми руками прет на зверя, в огонь или в безнадежную драку.
Московит замер на самой границе между двором и мостовой, и Видо торопливо шевельнул поводьями, подавая коня вперед, перекрывая путь из капитула на улицу. Остальные лошади сгрудились рядом, рейтары с капралом тоже почуяли неладное, однако на миг Видо показалось, что Ясенецкий сейчас нырнет под лошадиное брюхо и сорвется в бессмысленный самоубийственный бег.
Нет, удержался, но глянул дико, задрал голову, уставившись Видо в лицо и не обращая внимания ни на что вокруг, а потом выдохнул требовательно и яростно:
— Пустите! Я должен ее найти! Да не убегу я, обещаю! Пустите же, время уходит!
— Найти кого? — резко спросил Видо и бросил быстрый взгляд за спину Ясенецкого. Капитан бежал к воротам, а Уве и Йохан Большой пытались подняться с брусчатки двора. — Объяснитесь!
Фон Гейзель, увидев, что ведьмака задержали, перешел с бега на быстрый, но все же шаг, однако ладонь с рукояти палаша не убрал. Лицо у капитана было странное, но это уж точно могло подождать. Главное — Ясенецкий, и к нему Видо потянулся чутьем клирика так старательно, что едва не покачнулся в седле. Голова на миг закружилась от напряжения… Нет, силой Той Стороны от московита не веяло. Уже хорошо…
— Марину! Девушку, с которой я был! Она где-то здесь, понимаете?! Мне сказали, что ее схватили и куда-то увели! Ваши, местные! Да пустите же… Ну отправьте со мной своих людей, я же не убегаю! Так даже лучше, я города не знаю!
Он был напряжен, как тетива. И одновременно сам устремлен вперед, вот-вот сорвется! Но не врал, ни единым словом. Страх, отчаяние, тревога и порыв…
— Я вас понял, — бесстрастно ответил Видо, внутри закипая от злости — та подступила к самому горлу горячим комом. — Как она выглядит?
Капитан встал у ведьмака за спиной, чего тот словно не заметил.
— Как?.. — Ясенецкий изумленно заморгал, словно такой простой и логичный вопрос оказался для него неожиданностью, но тут же спохватился: — У нее черные волосы. Короткие, до плеч. Глаза тоже черные, кожа смуглая. Она… похожа на цыганку, вот! Платье белое, в ярких цветах… Для вас оно как рубашка выглядит, девочка так и сказала… Плечи открытые и длина — вот!
Он чиркнул ладонью по бедру, показывая что-то совсем уж несуразное, так что Видо уточнил:
— Платье такой длины? Еще и… с декольте?
Он попытался представить женское платье, подобное бальному, но с подолом на ладонь выше колена. Как это вообще может быть?! Хотя… учитывая, откуда она шла… Все равно, в таком виде в город не выйдешь! Что там в город, приличная женщина это даже в спальне не наденет. Ну у них там и нравы!
— Да! — выдохнул Ясенецкий и добавил, ухитрившись смешать требование с просьбой: — Поверьте мне, пожалуйста… Ее нужно найти!
— В этом я не сомневаюсь, — так же ровно отозвался Видо и взглянул на капитана. Тот пожал плечами — и снова как-то неуверенно, словно сам не вполне понимал, что происходит. Рейтары за его спиной — это они ведьмака удержать пытались, что ли?! — встали, отряхивая пыль и глядя на Ясенецкого с недобрым удивлением. — Густав! — повернулся Видо к капралу. — Вы все слышали?
— Так точно, герр патермейстер! — рявкнул тот и добавил рассудительно: — С такими-то приметами быстро отыщем. Если, конечно…
— Галопом! — прервал его Видо. — Двое на рыночную площадь, двое к церкви, двое к ратуше. По пути спрашивайте обо всем необычном. Если найдете девушку, сразу сюда!
— Так точно! Пауль, Свен, вы на рынок…
Шестерка, включая капрала, стремительно разлетелась по улице, а Видо соскочил с лошади и, не отпуская поводьев, оказался прямо перед Ясенецким.
— Кто вам сказал, что ваша знакомая здесь? — И добавил, сорвавшись на резкий тон, потому что Ясенецкий его будто не слышал, он смотрел вслед ускакавшим рейтарам и мыслями явно был с ними: — Да успокойтесь вы! Особа такого странного вида посреди Вистенштадта не сможет спрятаться, даже если захочет! А от людей капитана фон Гейзеля в поисках больше толку, чем от вас. Вы верно заметили, что не знаете города, притом с вами, чужаком, никто и разговаривать не станет. Найдут вашу… девицу, — в последний миг подобрал он самое приличное из того, что рвалось на язык, но все-таки не удержался: — Хотя, конечно, лучше бы ей выглядеть поскромнее, а то как бы грязью не закидали.
— Не смейте… — тихо уронил ведьмак, поворачиваясь к нему. И продолжил, пока Видо онемел от изумления. — Вы… Что вы о ней сейчас подумали?!
— А что я мог подумать о девушке, которая пьет с буршами и разгуливает почти голой? — язвительно уточнил Видо. — Или у вас, герр Ясенецкий, так ведут себя приличные барышни?
— Марина была одной из лучших студенток нашего курса, — таким же тихим и пронзительно ледяным тоном отозвался московит. — Она закончила университет с отличием, все экзамены на высший балл. Ей предлагали аспирантуру и место при кафедре, ее уговаривали… Она отказалась, чтобы пойти работать и помогать своей семье. И, представьте себе, у нас женщина может ходить в таком виде где угодно. По улице, на учебу, на работу, а уж в ресторан с бывшими однокурсниками — тем более! Вы ничего, — слышите?! — ничего не знаете о нашей жизни, но считаете себя вправе судить!
— Студентка? — опешил Видо, пытаясь уместить в сознании еще и это. — Женщина в университете?!
— Внезапно, да? — зло усмехнулся ведьмак, рассматривая его в упор. — Увы, доказать не могу. Я прекрасно понимаю, Марина в опасности именно потому, что слишком непривычно здесь выглядит. Но если кто-то причинит ей вред…
«И что же ты тогда сделаешь? — спросил про себя Видо. — Без денег, связей и репутации, чужой для всех… Кого попросишь о помощи или мести? Кажется, на этот вопрос ответить нетрудно, и именно потому задавать его я не стану. Незачем указывать путь тому, кто пока еще — очень хочется на это надеяться! — сам не разобрался в том, кто он есть».
Что ж, если девица в самом деле здесь, ее найдут. Вряд ли днем, да еще в приличных кварталах, ей что-то угрожает всерьез. Нет, ну надо же, училась в университете! Так поневоле поверишь, что у них и Той Стороны нет! По сравнению с женщиной-буршем отсутствие темных сил не такая уж диковина…
Спину кольнуло, и Видо насторожился, разом отбросив лишние мысли. Кто-то смотрел ему в спину, кто-то затаился, выжидая нужного момента, пока патермейстер отвлечется на россказни о другом мире или глупую пошлую ссору… Сейчас Видо болезненно обострившимся чутьем ловил злость Ясенецкого, которая мешалась с его собственной. Ведьмак по-прежнему не лгал, но был разгневан, растерян и испуган — причем больше всего последнее.
«А я дурень, — сверкнуло в мыслях. — На это его и поймали! Выманили… почти успели! И если он сделает еще шаг или два… Но ведь я этого и хотел, верно? Забросить наживку и дождаться, пока кот ее схватит… Почему не сейчас? Да именно потому, что сейчас Ясенецкий зол и испуган! Испуган за свою девицу, а зол на меня! Какой же я болван… Сейчас нельзя, ни в коем случае нельзя подпускать его к коту даже на мгновение. Он просто не сможет устоять, согласится на что угодно, лишь бы заполучить свою Марину или хотя бы узнать о ее судьбе! Порог… Он стоит прямо на пороге…»
— Приношу свои извинения, — проговорил Видо, изо всех сил стараясь не передернуться — между лопатками уже ныло от пронзительно острого ощущения чужого внимания. — Возможно, я неправильно все понял. В любом случае, нет смысла ждать на улице, давайте зайдем в капитул.
Давя в себе раздражение, которое никуда не делось, только соединилось с тревогой в какую-то вовсе ядовитую смесь, он заставил себя говорить ровно и негромко, то ли как с человеком не в себе, то ли как с нервной норовистой лошадью. Едва уловив проблеск понимания и согласия в чужом взгляде, сделал шаг вперед, а потом еще один, принуждая Ясенецкого отступить. Краем глаза увидел вкрадчивое легкое движение капитана, который тоже сместился — так, чтобы при нужде ухватить ведьмака за плечи и втащить внутрь. Умница Курт, благослови его Господь. И Фильца — за его отсутствие. Вот кто сейчас мог бы все испортить парой слов!
— Идемте, герр Ясенецкий, — попросил он спокойно, почти по-дружески, и поймал настороженный недоверчивый взгляд московита.
Мелькнула мысль, что все это ловушка, и он ошибся, а ведьмак хотел именно оказаться на улице, за пределами освященной земли. И Видо уже решил, что будет делать, если от Ясенецкого повеет силой Той Стороны… нехорошее это было решение, ломающее все и сразу… Но еще через миг московит прикусил губу, кивнул и послушно сделал этот самый нужный шаг назад, с улицы — на темно-серую брусчатку. А потом еще один, и еще, словно не понимая, что сам отрезает себя от свободы и возможности натворить что-то непоправимое. Может, и правда не понимал — это было бы просто прекрасно!
Видо услышал, как выдохнул Курт, будто у него гора с плеч упала. Увидел, как подъезжает опоздавший из-за козьего семейства Йохан и растерянно вертит головой, козленка он вез перед собой на седле, а уставшая коза трусила рядом, привязанная к стремени. Как они оказываются внутри, мгновенно превращая передний двор капитула в нечто непотребное. И как Якоб Одноухий по внушительной дуге обходит ведьмака и ловко забрасывает в петли запорный брус у него за спиной.
«Слава тебе, Господь мой, пастырь хранящий и оберегающий! Ныне стою на земле твоей и в пределах воли твоей, там, где нет силы у тьмы грозящей…»
