– Лина всё видела, – тихим и как бы не своим голосом проговорила Ксюня, обняв юношу в ответ. – Она всё знает… Выследила-таки нас… Теперь она всё Старику расскажет…
– М-да, ему это не понравится… – сказал Лас, прижимая к себе подругу, уткнувшуюся лицом ему в грудь. – Ничего, что-нибудь придумаем…
– Что? Что мы можем придумать? Когда Старик узнает, то не жить ни мне, ни тебе… Он и велков к тому подключит, чтобы тебя, а может быть, и меня тоже выгнали, как Стана, из деревни…
Не удержавшись, Ксюня беззвучно заплакала, и её горячие слёзы потекли по и так влажному от воды, пара и пота животу Ласа.
– Не убьют же, – ответил юноша. – К тому же, тебе до шестнадцати остался какой-то там год, мы любим друг друга и хотим быть вместе, наконец, ты сама говорила, что теперь у тебя есть способ предохраняться… постой, а свой отвар ты дома хранишь?
– Да, – всхлипнула Ксюня, – в тайнике за печкой…
– Вот засада: там же, наверное, Старик… Ну, ничего: послушай, что я придумал…
Через некоторое время они тихонько вышли из бани, и прохладный вечерний воздух (солнце уже закатилось, так что их вроде бы никто не заметил…) коснулся их лиц и, забравшись под одежду, – тел. Ксюня пошла по направлению к своему дому, Лас – следом за ней на некотором расстоянии, стараясь быть как можно неприметнее.
Но прежде чем они добрались до места предстоящего конфликта, они увидели Плюща – и сразу поняли, что с ним что-то не так.
Плющ, пошатываясь и как-то неестественно хихикая, что-то писал – что именно и чем именно, не было видно в темноте ночи – на двери дома, принадлежащего, как определил Лас по его местонахождению, велку Крузу.
В первый момент Лас и Ксюня остолбенели, не зная, что делать. Но уже в следующий миг у Ласа в голове сложился новый план действий.
– Так, Ксюня, иди к себе одна, разберись там со всем сама – только не прогибайся под Старика… – сказал он, подбегая к Плющу. – И не забудь выпить эту свою шнягу…
– Не-е-ет, я не пил никакой шняги… – очевидно, услышав последние слова Ласа, ответил Плющ, – насколько ему вообще хватало сил говорить. – Только то, ч-что наш-шёл в доме С-стана… А там м-много б-было, я в-всё н-не усп-пел выпить…
– Что бы было, если бы успел?.. – пробормотал Лас, волоча вяло упирающегося Плюща к своему дому.
А Ксюня, собравшись с духом, отправилась к себе.
* * *
Добравшись до собственного жилища, Лас первым делом втолкнул Плюща внутрь, не особо заботясь о последствиях, потом заглянул в баню, схватил там бадью для воды и опрометью бросился к реке. Он твёрдо решил, что друга следует приводить в себя как можно скорее. Причём без разницы, какими средствами.
Набрал воды и бегом понёсся обратно. В темноте было трудно бежать через деревню с пундом жидкости в руках, чтобы, во-первых, не споткнуться, а во-вторых, расплескать как можно меньше, – но Лас как-то с этим справился.
Рванул дверь на себя, ворвался в помещение, поставил почти полную бадью на пол, нащупал рядом собой Плюща, уже, судя по всему, проваливающегося в пьяный сон, отвесил ему несколько оплеух, а когда юный сталкер заворочался, издавая какие-то нечленораздельные звуки, – схватил за шкирку и обмакнул лицом в холодную прозрачную жидкость.
Почти сразу же Плющ стал сопротивляться, очевидно, приходя в себя, и Лас убрал руку.
– Ты совсем, что ли, в зад Первосталку?! – ужасно недовольным голосом сказал Плющ, глядя в темноте своими зоркими глазами на Ласа.
Пьяным он уже почти что не выглядел.
– Не совсем, успокойся, – ответил Лас. – Надо же было с тобой что-то делать… Что это было?
– В смысле? – не понял сначала Плющ, но тут, видимо, он вспомнил всё, что делал этим вечером, и протянул, проведя ладонью по лицу: – О-о-о-ох… Зад Первосталка, неужто всё это было со мной?..
– Вспомнил? Рассказывай, – потребовал Лас.
И Плющ, пересилив себя, рассказал.
После того, как он ушёл с охоты, он заглянул к себе – мать не обрадовало его плохое настроение и односложные ответы на вопросы, да и сам Плющ не хотел никого видеть.
А потом ему пришла в голову одна мысль.
Тогда он не задумался о возможных последствиях. А стоило бы.
Он пошёл в пустой дом, оставшийся от семьи Стана, отыскал там кое-какие недопитые запасы самогона и, чтобы на время избавиться от расстройства, принялся тихонько, в одиночку пьянствовать.
Выпил, правда, не слишком много – но достаточно, чтобы его, что называется, «развезло» и, как ожидаемое следствие, «потянуло на подвиги». Вот и… всё.
– Да уж, ничего себе подвиги… – хмыкнул Лас. – Велку Крузу дверь хотел испоганить – за то, что накричал сгоряча?
Плющ виновато кивнул.
– И что же ты там написал? И чем?
– Всякие… нехорошие вещи, – ответил юный сталкер. – Печной сажей.
– М-да… Завтра наверняка поднимется буча… – стал думать вслух Лас. – Так как у тебя есть повод для такого поступка, ты станешь главным подозреваемым. Да и мне несладко будет: я же, когда ты, весь из себя обиженный, пошёл в деревню, – сцепился с велком, стал доказывать ему, что ты не виноват и такое на охоте – особенно одной из первых – может случиться с каждым… короче, я ему врезал. В ответ.
– Дела-а… – протянул Плющ. По голосу было понятно, что ему сейчас не очень хорошо – как морально, так и физически. – Как же мне…
Не договорив, он вдруг вскочил и кинулся наружу. По звукам, через мгновение донёсшимся до Ласа, тот понял, что Плюща рвёт. А чего, не надо было пить…
Вскоре юноша вернулся в дом друга и тяжело опустился на пол.
– Как же, к Первосталку, спать хочется… – пробормотал он.
– Подождёшь, – отрезал Лас. – Нам надо придумать, что теперь делать. Ты облажался на охоте и дважды оскорбил велка (если что, надпись тоже считается), я вообще дал ему в глаз… Нас завтра начнут живьём есть. Прямо с утра.
– Уходить надо, – вдруг сказал Плющ. Взглянул на Ласа: – Уходить в твой долбаный поход к Трубе. Это же несколько дней будет, да? Всё малость поуляжется, мы уже сможем рассчитывать на некоторое снисхождение… а если твоя штуковина окажется не пустышкой, то нас могут и вовсе простить. Только спать ужасно хочется… хотя бы полночи…
– Нет, – отчеканил Лас. – Мы не можем ждать, пока станет поздно и к нам будет применено нечто неприятное. Наше спасение в том, чтобы по-быстрому отсюда свалить. Подрыхнуть мы и в пути можем. Ой, а Ксюня! Как же я про неё-то забыл!..
– А что, у неё тоже есть причины удрать из деревни? – язвительно спросил Плющ. – Старика, что ли, грязью облила?..
– Нет. Тут всё пострашнее… – Лас поколебался несколько мгновений, решая, стоит ли посвящать Плюща в то, что до этого вечера было маленькой тайной, о которой знали всего двое… и сказал: – Понимаешь, у нас с ней… было.
– Что – было?.. – непонимающе спросил Плющ, у которого голова после почти полного кувшина перегонки отказывалась работать по назначению в полную силу, но вскоре до него дошло. – Что, правда? Всё – было?
– Да. Причём – несколько раз. А сегодня об этом узнала Лина. И, скорее всего, успела нажаловаться Старику. Иди велкам… хотя нет, вряд ли: те тогда, наверное, уже спали… В общем, всё плохо. Как говорится, что знают двое, знает и мут. И за эти вот дела меня могут начать есть живьём без малого в прямом смысле. И изгнание – лучшее, что ждёт нас с Ксюней.
– Тогда по-любому надо валить, – сказал Плющ. – И как можно дальше… Надо еды взять, воды про запас… и оружие. У Трубы без оружия делать нечего…
– И вредомер, – добавил Лас, доставая из единственного тайника в доме мудрёное устройство, непрерывно постукивающее с умеренной интенсивностью.
– И это тоже… Так, я сейчас всё устрою… – Плющ поднялся на ноги. – Давай флягу, а сам иди зови Ксюню.
– Надеюсь, её ещё не убили… – пробормотал Лас, направляясь к выходу.
Оказался снаружи – и бегом понёсся к дому Ксюни.
* * *
…Ксюня некоторое время боялась войти в дом, не желая даже думать, что её там ожидает, но потом всё же пересилила себя, потянула на себя дверь, открывшуюся с лёгким скрипом, и безмолвной тенью проскользнула в помещение.
– Это ты, Ксюня? – тут же раздался резкий голос Старка, в котором отчётливо слышались холодная ярость, ненависть и лёгкое безумие. – Нам с тобой надо кое о чём потолковать.
У сталочки внутри всё сжалось, но она не подала виду (хотя… в таком мраке Старик всё равно не смог бы её разглядеть), что боится. Решив сделать всё необходимое побыстрее, пока есть возможность, Ксюня, ничего не отвечая своему прародителю, прошла к печке, нашарила за ней горшок с отваром, почти полный: вчера только варила… – и, стараясь быть как можно тише, отпила три глотка – необходимую дозу.
Вдруг её сзади схватили за волосы, она испуганно вскрикнула, роняя горшок. Жидкость с ощутимым запахом трав разлилась по полу.
– Ты что, оглохла?! – крикнул ей в ухо Старик. – Не хочешь говорить со мной?.. Ну конечно: сначала сои дела мутим, а как время отвечать приходит, так нет же – бегаем! Ты где только что была, соплячка, а?!
– У Ласа… – обречённо ответила Ксюня, понимая, что отпираться уже бессмысленно.
– Да как… да как он посмел тебя втянуть в свои игры?! И ты тоже ну о-очень хороша: взяла и не смогла отказаться!..
– Я люблю его, – едва слышно сказала сталочка.
– Что?!!! Да как ты посмела?!.. Да как тебе только в голову могло это прийти?!.. Тебе ещё нет шестнадцати – какая тут, к Первосталку, любовь?!!! Как ты могла спутаться с этим выскочкой?.. Ты понимаешь, что, как только об этом пронюхают велки, вас обоих выпнут из деревни коленом под зад! До старости жить в лесу хочешь?!..
– Лучше уж в лесу, чем с тобой, – прошептала девушка.
– Что?!!! А ну заткнись!.. – сорвавшись на фальцет, провизжал Старик и рукой, которой зажимал волосы праправнучки, с силой толкнул её в затылок.
Ксюню качнуло вперёд, она споткнулась о выроненный горшок и, в падении поднабрав скорость, ударилась головой о стену.
Из глаз, казалось, брызнули искры пополам со слезами, а макушка взорвалась осколками боли. В беззвучной истерике Ксюня, повернувшись, сползла спиной вниз по стене, а когда достигла пола, то обнаружила где-то внутри себя всего одну мысль, одно желание. И момент для его исполнения наставал прямо сейчас.
– Ненавижу тебя!!! – крикнула она, подобрала с пола посудину и, вскочив на ноги, с размаху опустила её на череп Старика.
Правда, силы в этом ударе было не очень много: всё-таки Ксюня была девочкой, ни разу не подвергавшейся серьёзным физическим испытаниям…
Старик покачнулся, но не упал. Кажется, он был в шоке от того, что только что произошло. Но понять, что у Ксюня для этого были достаточно веские причины, ему не удалось. Поэтому Старик взревел – то ли от боли, то ли от ярости, – одной рукой схватил сталочку за плечо и рывком поднял на ноги, а другой вслед за этим сжал ей горло. Прошипел ей в лицо, глядя на неё сверкающими от бешенства глазами:
– Как… ты… посмела?!.. Ты… мелкая тварь…
Ксюня стала вырываться, но цепкие пальцы Старика мёртвой хваткой сжимали её плечо. Дышать почти не получалось: пращур окончательно слетел с катушек и уже не контролировал свою хоть и угасающую, но ещё полностью не угасшую старческую силу.
Ксюня поняла, что её может спасти только чудо. Или Лас, что в данных обстоятельствах – примерно то же самое.
* * *
…Лас влетел в дом Ксюни и увидел, как одна тёмная фигура душит другую тёмную фигуру, припёртую к стене. Старик и Ксюня были примерно одинакового роста, так что сразу разобраться, что здесь происходит, было трудно. Но когда тёмная фигура-«жертва» издала голосом Ксюня сдавленный хрип: «Лас…» – все сомнения разом отпали.
Подскочив к сражающейся парочке, Лас вклинился между ними, наугад ударил локтём (наверное, расквасил Старику нос), схватил Ксюню в охапку и, пнув всё не отстающего Старика в голень, выскочил наружу.
– Ходу, ходу, ходу! – крикнул он сталочке и потащил её на восток, в направлении своего дома.
Через пару мгновений Ксюня опомнилась и побежала сама, держа Ласа за руку, чтобы не отстать.
– Куда мы?.. Что происходит?! – на бегу спросила она, ничего не понимая, кроме одного: её спасли.
– А ты не понимаешь?! – ответил Лас; они уже подбегали к его жилищу, и можно было сбавить темп: всё равно Старик не догонит… – Нам надо валить из деревни! Если узнал твой предок, то узнают и велки, а тогда нас изгонят насильно! Если что, Плющ тоже уходит: он сегодня почти как мы покуролесил…
– Куда мы уходим? В лес?! Там… там же муты!.. – Они вбежали в дом; Лас встал у двери, Ксюня подошла к окну, переводя дыхание. – Я боюсь…
– Мы с Плющом тебя защитим, – ответил Лас, выглядывая в темноту и осматривая еле видную в эту безлунную ночь местность на предмет неожиданных визитёров. – Мы знаешь какие сильные… А вот и он.
В помещение ввалилась ещё одна тёмная фигура – Плющ, нагруженный тремя мешками, двумя большими и одним поменьше, с едой и флягами с водой. Без лишних слов разделил всё это между собой и остальными. Спросил у Ласа:
– Вредомер взял?
– Да. Оружие с собой?
– Угу. Готовы?
– Да. Выходим в окно.
– А что так?
– За нами Старик гонится.
– А почему?
– Долго объяснять… Быстро, быстро!
Трое «преступников» по очереди вылезли в окно, прежде чем разъярённый Старик, теряя силы, добрался до дома, ворвался внутрь, тяжело дошагал до окна и в изнеможении опёрся руками на подоконник, смотря вслед трём тёмным силуэтами, практически не различимым во мраке ночи.
– Стоять!.. – попробовал он крикнуть им вслед, но вместо этого прозвучало лишь какое-то тихое блеяние.
Лас, Ксюня и Плющ успешно сбежали из деревни.
В полном упадке сил Старик осел на пол, хватая воздух ртом и держась рукой за сердце, внезапно начавшее сбоить. «Будь он все прокляты!..» – пришла мысль в помутившееся от напряжение сознание.
Удар… пауза… ещё два удара… и – всё. Старость заявила о себе остановкой сердца.
«Не дожил немного до сотни…» – успел подумать Старик, прежде чем перестал дышать и навсегда потерял сознание.
* * *
Лас, Ксюня и Плющ быстрым шагом шли по лесу на северо-восток, кратчайшим путём направляясь в сторону Трубы. Ксюня была подавлена случившимся, Лас волновался за неё и за себя: всё-таки не каждый день рушится привычный порядок жизни, – Плющ же был, как обычно, относительно спокоен, словно вокруг не было темно, прохладно и чуть страшновато. Каждый думал о своём: Ксюня упорно заставляла себя глядеть только под ноги, чтобы не так сильно бояться, Лас тревожился за их вероятное возвращение в Сталочную (не вечно же по лесам бродить…) а Плющ прикидывал возможные исходы неожиданной экспедиции и последствия, которые могли бы встретиться на пути.
Лес казался размазанным вокруг молодых людей чёрным пятном, от которого можно было ожидать чего угодно – от подвернувшегося под ноги корня до смыкающихся вдруг на горле зубов мута. Шли на ощупь, выставив вперёд хотя бы одну руку, чтобы не наткнуться на дерево, и тщательно пробуя ногами подстилку из травы, хвои и начинающих опадать листьев, чтобы не споткнуться.
И никто не знал, что будет дальше. Будущее сейчас было скрыто такой же густой завесой мрака, как та, через которую прорывались два юных сталкера и девушка.
– Как вы думаете, мы ещё вернёмся?.. – шёпотом спросила Ксюня, и её слова прозвучали громче любого возможного в данных условиях шума.
– Не знаю, – честно ответил Лас. – Не знаю… хотя надо надеяться на лучшее. Авось всё и обойдётся…
– М-да, ему это не понравится… – сказал Лас, прижимая к себе подругу, уткнувшуюся лицом ему в грудь. – Ничего, что-нибудь придумаем…
– Что? Что мы можем придумать? Когда Старик узнает, то не жить ни мне, ни тебе… Он и велков к тому подключит, чтобы тебя, а может быть, и меня тоже выгнали, как Стана, из деревни…
Не удержавшись, Ксюня беззвучно заплакала, и её горячие слёзы потекли по и так влажному от воды, пара и пота животу Ласа.
– Не убьют же, – ответил юноша. – К тому же, тебе до шестнадцати остался какой-то там год, мы любим друг друга и хотим быть вместе, наконец, ты сама говорила, что теперь у тебя есть способ предохраняться… постой, а свой отвар ты дома хранишь?
– Да, – всхлипнула Ксюня, – в тайнике за печкой…
– Вот засада: там же, наверное, Старик… Ну, ничего: послушай, что я придумал…
Через некоторое время они тихонько вышли из бани, и прохладный вечерний воздух (солнце уже закатилось, так что их вроде бы никто не заметил…) коснулся их лиц и, забравшись под одежду, – тел. Ксюня пошла по направлению к своему дому, Лас – следом за ней на некотором расстоянии, стараясь быть как можно неприметнее.
Но прежде чем они добрались до места предстоящего конфликта, они увидели Плюща – и сразу поняли, что с ним что-то не так.
Плющ, пошатываясь и как-то неестественно хихикая, что-то писал – что именно и чем именно, не было видно в темноте ночи – на двери дома, принадлежащего, как определил Лас по его местонахождению, велку Крузу.
В первый момент Лас и Ксюня остолбенели, не зная, что делать. Но уже в следующий миг у Ласа в голове сложился новый план действий.
– Так, Ксюня, иди к себе одна, разберись там со всем сама – только не прогибайся под Старика… – сказал он, подбегая к Плющу. – И не забудь выпить эту свою шнягу…
– Не-е-ет, я не пил никакой шняги… – очевидно, услышав последние слова Ласа, ответил Плющ, – насколько ему вообще хватало сил говорить. – Только то, ч-что наш-шёл в доме С-стана… А там м-много б-было, я в-всё н-не усп-пел выпить…
– Что бы было, если бы успел?.. – пробормотал Лас, волоча вяло упирающегося Плюща к своему дому.
А Ксюня, собравшись с духом, отправилась к себе.
* * *
Добравшись до собственного жилища, Лас первым делом втолкнул Плюща внутрь, не особо заботясь о последствиях, потом заглянул в баню, схватил там бадью для воды и опрометью бросился к реке. Он твёрдо решил, что друга следует приводить в себя как можно скорее. Причём без разницы, какими средствами.
Набрал воды и бегом понёсся обратно. В темноте было трудно бежать через деревню с пундом жидкости в руках, чтобы, во-первых, не споткнуться, а во-вторых, расплескать как можно меньше, – но Лас как-то с этим справился.
Рванул дверь на себя, ворвался в помещение, поставил почти полную бадью на пол, нащупал рядом собой Плюща, уже, судя по всему, проваливающегося в пьяный сон, отвесил ему несколько оплеух, а когда юный сталкер заворочался, издавая какие-то нечленораздельные звуки, – схватил за шкирку и обмакнул лицом в холодную прозрачную жидкость.
Почти сразу же Плющ стал сопротивляться, очевидно, приходя в себя, и Лас убрал руку.
– Ты совсем, что ли, в зад Первосталку?! – ужасно недовольным голосом сказал Плющ, глядя в темноте своими зоркими глазами на Ласа.
Пьяным он уже почти что не выглядел.
– Не совсем, успокойся, – ответил Лас. – Надо же было с тобой что-то делать… Что это было?
– В смысле? – не понял сначала Плющ, но тут, видимо, он вспомнил всё, что делал этим вечером, и протянул, проведя ладонью по лицу: – О-о-о-ох… Зад Первосталка, неужто всё это было со мной?..
– Вспомнил? Рассказывай, – потребовал Лас.
И Плющ, пересилив себя, рассказал.
После того, как он ушёл с охоты, он заглянул к себе – мать не обрадовало его плохое настроение и односложные ответы на вопросы, да и сам Плющ не хотел никого видеть.
А потом ему пришла в голову одна мысль.
Тогда он не задумался о возможных последствиях. А стоило бы.
Он пошёл в пустой дом, оставшийся от семьи Стана, отыскал там кое-какие недопитые запасы самогона и, чтобы на время избавиться от расстройства, принялся тихонько, в одиночку пьянствовать.
Выпил, правда, не слишком много – но достаточно, чтобы его, что называется, «развезло» и, как ожидаемое следствие, «потянуло на подвиги». Вот и… всё.
– Да уж, ничего себе подвиги… – хмыкнул Лас. – Велку Крузу дверь хотел испоганить – за то, что накричал сгоряча?
Плющ виновато кивнул.
– И что же ты там написал? И чем?
– Всякие… нехорошие вещи, – ответил юный сталкер. – Печной сажей.
– М-да… Завтра наверняка поднимется буча… – стал думать вслух Лас. – Так как у тебя есть повод для такого поступка, ты станешь главным подозреваемым. Да и мне несладко будет: я же, когда ты, весь из себя обиженный, пошёл в деревню, – сцепился с велком, стал доказывать ему, что ты не виноват и такое на охоте – особенно одной из первых – может случиться с каждым… короче, я ему врезал. В ответ.
– Дела-а… – протянул Плющ. По голосу было понятно, что ему сейчас не очень хорошо – как морально, так и физически. – Как же мне…
Не договорив, он вдруг вскочил и кинулся наружу. По звукам, через мгновение донёсшимся до Ласа, тот понял, что Плюща рвёт. А чего, не надо было пить…
Вскоре юноша вернулся в дом друга и тяжело опустился на пол.
– Как же, к Первосталку, спать хочется… – пробормотал он.
– Подождёшь, – отрезал Лас. – Нам надо придумать, что теперь делать. Ты облажался на охоте и дважды оскорбил велка (если что, надпись тоже считается), я вообще дал ему в глаз… Нас завтра начнут живьём есть. Прямо с утра.
– Уходить надо, – вдруг сказал Плющ. Взглянул на Ласа: – Уходить в твой долбаный поход к Трубе. Это же несколько дней будет, да? Всё малость поуляжется, мы уже сможем рассчитывать на некоторое снисхождение… а если твоя штуковина окажется не пустышкой, то нас могут и вовсе простить. Только спать ужасно хочется… хотя бы полночи…
– Нет, – отчеканил Лас. – Мы не можем ждать, пока станет поздно и к нам будет применено нечто неприятное. Наше спасение в том, чтобы по-быстрому отсюда свалить. Подрыхнуть мы и в пути можем. Ой, а Ксюня! Как же я про неё-то забыл!..
– А что, у неё тоже есть причины удрать из деревни? – язвительно спросил Плющ. – Старика, что ли, грязью облила?..
– Нет. Тут всё пострашнее… – Лас поколебался несколько мгновений, решая, стоит ли посвящать Плюща в то, что до этого вечера было маленькой тайной, о которой знали всего двое… и сказал: – Понимаешь, у нас с ней… было.
– Что – было?.. – непонимающе спросил Плющ, у которого голова после почти полного кувшина перегонки отказывалась работать по назначению в полную силу, но вскоре до него дошло. – Что, правда? Всё – было?
– Да. Причём – несколько раз. А сегодня об этом узнала Лина. И, скорее всего, успела нажаловаться Старику. Иди велкам… хотя нет, вряд ли: те тогда, наверное, уже спали… В общем, всё плохо. Как говорится, что знают двое, знает и мут. И за эти вот дела меня могут начать есть живьём без малого в прямом смысле. И изгнание – лучшее, что ждёт нас с Ксюней.
– Тогда по-любому надо валить, – сказал Плющ. – И как можно дальше… Надо еды взять, воды про запас… и оружие. У Трубы без оружия делать нечего…
– И вредомер, – добавил Лас, доставая из единственного тайника в доме мудрёное устройство, непрерывно постукивающее с умеренной интенсивностью.
– И это тоже… Так, я сейчас всё устрою… – Плющ поднялся на ноги. – Давай флягу, а сам иди зови Ксюню.
– Надеюсь, её ещё не убили… – пробормотал Лас, направляясь к выходу.
Оказался снаружи – и бегом понёсся к дому Ксюни.
* * *
…Ксюня некоторое время боялась войти в дом, не желая даже думать, что её там ожидает, но потом всё же пересилила себя, потянула на себя дверь, открывшуюся с лёгким скрипом, и безмолвной тенью проскользнула в помещение.
– Это ты, Ксюня? – тут же раздался резкий голос Старка, в котором отчётливо слышались холодная ярость, ненависть и лёгкое безумие. – Нам с тобой надо кое о чём потолковать.
У сталочки внутри всё сжалось, но она не подала виду (хотя… в таком мраке Старик всё равно не смог бы её разглядеть), что боится. Решив сделать всё необходимое побыстрее, пока есть возможность, Ксюня, ничего не отвечая своему прародителю, прошла к печке, нашарила за ней горшок с отваром, почти полный: вчера только варила… – и, стараясь быть как можно тише, отпила три глотка – необходимую дозу.
Вдруг её сзади схватили за волосы, она испуганно вскрикнула, роняя горшок. Жидкость с ощутимым запахом трав разлилась по полу.
– Ты что, оглохла?! – крикнул ей в ухо Старик. – Не хочешь говорить со мной?.. Ну конечно: сначала сои дела мутим, а как время отвечать приходит, так нет же – бегаем! Ты где только что была, соплячка, а?!
– У Ласа… – обречённо ответила Ксюня, понимая, что отпираться уже бессмысленно.
– Да как… да как он посмел тебя втянуть в свои игры?! И ты тоже ну о-очень хороша: взяла и не смогла отказаться!..
– Я люблю его, – едва слышно сказала сталочка.
– Что?!!! Да как ты посмела?!.. Да как тебе только в голову могло это прийти?!.. Тебе ещё нет шестнадцати – какая тут, к Первосталку, любовь?!!! Как ты могла спутаться с этим выскочкой?.. Ты понимаешь, что, как только об этом пронюхают велки, вас обоих выпнут из деревни коленом под зад! До старости жить в лесу хочешь?!..
– Лучше уж в лесу, чем с тобой, – прошептала девушка.
– Что?!!! А ну заткнись!.. – сорвавшись на фальцет, провизжал Старик и рукой, которой зажимал волосы праправнучки, с силой толкнул её в затылок.
Ксюню качнуло вперёд, она споткнулась о выроненный горшок и, в падении поднабрав скорость, ударилась головой о стену.
Из глаз, казалось, брызнули искры пополам со слезами, а макушка взорвалась осколками боли. В беззвучной истерике Ксюня, повернувшись, сползла спиной вниз по стене, а когда достигла пола, то обнаружила где-то внутри себя всего одну мысль, одно желание. И момент для его исполнения наставал прямо сейчас.
– Ненавижу тебя!!! – крикнула она, подобрала с пола посудину и, вскочив на ноги, с размаху опустила её на череп Старика.
Правда, силы в этом ударе было не очень много: всё-таки Ксюня была девочкой, ни разу не подвергавшейся серьёзным физическим испытаниям…
Старик покачнулся, но не упал. Кажется, он был в шоке от того, что только что произошло. Но понять, что у Ксюня для этого были достаточно веские причины, ему не удалось. Поэтому Старик взревел – то ли от боли, то ли от ярости, – одной рукой схватил сталочку за плечо и рывком поднял на ноги, а другой вслед за этим сжал ей горло. Прошипел ей в лицо, глядя на неё сверкающими от бешенства глазами:
– Как… ты… посмела?!.. Ты… мелкая тварь…
Ксюня стала вырываться, но цепкие пальцы Старика мёртвой хваткой сжимали её плечо. Дышать почти не получалось: пращур окончательно слетел с катушек и уже не контролировал свою хоть и угасающую, но ещё полностью не угасшую старческую силу.
Ксюня поняла, что её может спасти только чудо. Или Лас, что в данных обстоятельствах – примерно то же самое.
* * *
…Лас влетел в дом Ксюни и увидел, как одна тёмная фигура душит другую тёмную фигуру, припёртую к стене. Старик и Ксюня были примерно одинакового роста, так что сразу разобраться, что здесь происходит, было трудно. Но когда тёмная фигура-«жертва» издала голосом Ксюня сдавленный хрип: «Лас…» – все сомнения разом отпали.
Подскочив к сражающейся парочке, Лас вклинился между ними, наугад ударил локтём (наверное, расквасил Старику нос), схватил Ксюню в охапку и, пнув всё не отстающего Старика в голень, выскочил наружу.
– Ходу, ходу, ходу! – крикнул он сталочке и потащил её на восток, в направлении своего дома.
Через пару мгновений Ксюня опомнилась и побежала сама, держа Ласа за руку, чтобы не отстать.
– Куда мы?.. Что происходит?! – на бегу спросила она, ничего не понимая, кроме одного: её спасли.
– А ты не понимаешь?! – ответил Лас; они уже подбегали к его жилищу, и можно было сбавить темп: всё равно Старик не догонит… – Нам надо валить из деревни! Если узнал твой предок, то узнают и велки, а тогда нас изгонят насильно! Если что, Плющ тоже уходит: он сегодня почти как мы покуролесил…
– Куда мы уходим? В лес?! Там… там же муты!.. – Они вбежали в дом; Лас встал у двери, Ксюня подошла к окну, переводя дыхание. – Я боюсь…
– Мы с Плющом тебя защитим, – ответил Лас, выглядывая в темноту и осматривая еле видную в эту безлунную ночь местность на предмет неожиданных визитёров. – Мы знаешь какие сильные… А вот и он.
В помещение ввалилась ещё одна тёмная фигура – Плющ, нагруженный тремя мешками, двумя большими и одним поменьше, с едой и флягами с водой. Без лишних слов разделил всё это между собой и остальными. Спросил у Ласа:
– Вредомер взял?
– Да. Оружие с собой?
– Угу. Готовы?
– Да. Выходим в окно.
– А что так?
– За нами Старик гонится.
– А почему?
– Долго объяснять… Быстро, быстро!
Трое «преступников» по очереди вылезли в окно, прежде чем разъярённый Старик, теряя силы, добрался до дома, ворвался внутрь, тяжело дошагал до окна и в изнеможении опёрся руками на подоконник, смотря вслед трём тёмным силуэтами, практически не различимым во мраке ночи.
– Стоять!.. – попробовал он крикнуть им вслед, но вместо этого прозвучало лишь какое-то тихое блеяние.
Лас, Ксюня и Плющ успешно сбежали из деревни.
В полном упадке сил Старик осел на пол, хватая воздух ртом и держась рукой за сердце, внезапно начавшее сбоить. «Будь он все прокляты!..» – пришла мысль в помутившееся от напряжение сознание.
Удар… пауза… ещё два удара… и – всё. Старость заявила о себе остановкой сердца.
«Не дожил немного до сотни…» – успел подумать Старик, прежде чем перестал дышать и навсегда потерял сознание.
* * *
Лас, Ксюня и Плющ быстрым шагом шли по лесу на северо-восток, кратчайшим путём направляясь в сторону Трубы. Ксюня была подавлена случившимся, Лас волновался за неё и за себя: всё-таки не каждый день рушится привычный порядок жизни, – Плющ же был, как обычно, относительно спокоен, словно вокруг не было темно, прохладно и чуть страшновато. Каждый думал о своём: Ксюня упорно заставляла себя глядеть только под ноги, чтобы не так сильно бояться, Лас тревожился за их вероятное возвращение в Сталочную (не вечно же по лесам бродить…) а Плющ прикидывал возможные исходы неожиданной экспедиции и последствия, которые могли бы встретиться на пути.
Лес казался размазанным вокруг молодых людей чёрным пятном, от которого можно было ожидать чего угодно – от подвернувшегося под ноги корня до смыкающихся вдруг на горле зубов мута. Шли на ощупь, выставив вперёд хотя бы одну руку, чтобы не наткнуться на дерево, и тщательно пробуя ногами подстилку из травы, хвои и начинающих опадать листьев, чтобы не споткнуться.
И никто не знал, что будет дальше. Будущее сейчас было скрыто такой же густой завесой мрака, как та, через которую прорывались два юных сталкера и девушка.
– Как вы думаете, мы ещё вернёмся?.. – шёпотом спросила Ксюня, и её слова прозвучали громче любого возможного в данных условиях шума.
– Не знаю, – честно ответил Лас. – Не знаю… хотя надо надеяться на лучшее. Авось всё и обойдётся…
