пастой лицом; в другой раз он целый день не мог найти свой коммуникатор; ещё когда-то он вдруг очнулся ночью и обнаружил, что его пальцы погружены в стакан с водой, а у него самого есть максимум полминуты, чтобы добежать до туалета.
Эколог скрипел зубами, вспоминая обо всём этом. Ничего, он всё выдержит... Надо просто стать выше всех проблем, и рано или поздно они перестанут восприниматься как что-то личное.
По крайней мере, в данный момент Матвей в это верил.
* * *
Деревня Сталочная, в это же время.
– Привет. Есть новости? – без лишних предисловий спросил Нурс, заходя без стука в дом, где жила Зелма....
...и увидел дуло нацеленного на него бластера разведчицы. На всякий случай замер на месте. Даже дыхание задержал.
Зелма опустила оружие – красивый серый пистолетик с толстым стволом и кнопкой вместо спускового крючка, вытерла лоб и покачала головой.
– Нурс, ты меня когда-нибудь доведёшь... Не входи без приглашения в дом офицера разведки. Ведь знаешь же, что, во-первых, у меня при себе оружие, а во-вторых, имеются отточенные за годы службы рефлексы. Когда-нибудь пристрелю тебя, и поминай как звали...
– Извини, привычка, – ответил велк, подошёл к столу, за которым сидела разведчица в своём серебристом комбинезоне, и сел рядом.
Зелма в это время просматривала какой-то текстовый файл, управляя компьютером «Би-202» с комма на левом запястье. Нурс знал, что это образовательная программа, которую на Сталкерру прислали из Федерации в пятидесятый день зимы, незадолго до потепления. Сейчас разведчица и «министр образования» Сталочной велк Ыйим понемногу начинали претворять её в жизнь. По утрам Ыйим вёл уроки у детей и подростков в своём доме, обучая их счёту, письму и – с недавних пор – ещё нескольким предметам согласно адаптированной для сталков программе, а во второй половине дня Зелма у себя занималась тем же самым – но в отношении взрослого населения деревни, объясняя сталкерам и их жёнам основы физики, химии, биологии, информатики. На всех жителей в предоставленном ей жилище места не было, поэтому её лекции дублировал Нурс, собирая оставшихся в доме Совета, на что с трудом удалось выбить разрешение у остальных велков.
Сегодня по случаю охоты послеобеденные занятия пришлось отменить, чему оба «дополнительных преподавателя» были только рады. Ведь не могут люди, для которых теорема Пифагора в течение столетий была вершиной научных знаний, сходу вникнуть в то, что Федерация в эти самые столетия исследовала, разрабатывала, систематизировала. Поэтому приходилось объяснять всё по сто раз, придумывать, как донести сведения понятным этим людям языком, на доступных примерах. Всё это психологически выматывало, но Зелма держалась невозмутимо и проявляла своё обычное терпение: уж на что, а на это её психики пока хватало. В конце концов, федеральному наблюдателю при таких обстоятельствах и надо учить людей жизни в новых условиях, пока ситуация полностью не стабилизируется и образование сталков (как и власть, и всё остальное) не перейдёт под контроль Федерации.
«Долго же мне тянуть эту лямку, – подумала Зелма, изучая список следующих по программе тем по основным предметам. – Ничего, я знала, на что подписывалась...»
Она и Нурс свободно говорили между собой по-русски: у велка когда-то было много времени, чтобы выучить родной язык разведчицы. Больше никто в деревне земных языков не знал. Кроме Ласа, Ксюни и Плюща, которые под присмотром Зелмы втайне от всех с недавнего времени изучали русский и английский языки в перерывах между тренировками – пока на уровне детсада, но ускоренными темпами, и они уже кое-как умели объясняться. На их вопросы о том, почему учат языки только они, а не вся деревня, Зелма отвечала, что по программе федеральная лингвистика стоит далеко впереди, так что ещё не время; к тому же, просто нет необходимости: сталки практически не контактировали с экологами. На этом настояла сама разведчица. «Так будет правильнее», – считала она.
– ...Так есть новости или как? – повторил Нурс свой вопрос, оторвав Зелму от мыслей.
«Пора уходить на гражданку. Нервы уже почти как у обычного человека стали...» – подумала Видевская и ответила:
– Пока нет. Миронов молчит, как партизан; может, свой план разрабатывает... Как бы то ни было, разговорить его не получается. Эх, знать бы, что он замышляет... Слушай, а зачем это тебе теперь, когда тайна катастрофы с большой долей вероятности разгадана? Ты и так знаешь обо всём этом больше, чем любой другой сталк. Куда тебе ещё?..
– Я просто и дальше хочу быть твоим союзником и доверенным лицом, – не моргнув и глазом, сказал Нурс. – И иметь представление о ситуации в целом. Вдруг, не дай Первосталк, всплывут новые обстоятельства и тебе снова придётся прибегнуть к моей помощи, чтобы встроить их в картину событий?
– Всё-всё, я поняла, не продолжай...
Зелма замолчала, поймав в мозгу (точнее, в той его части, где сосредоточились навыки разведчика) неожиданную мысль. Нурс в последнее время действительно стал человеком, на которого Видевская могла положиться в своей деятельности, и в связи с этим она делилась с ним информацией, которую вообще-то разглашать не имела права, успокаивая себя тем, что об этом всё равно никто не узнает. Таким образом, велк «по делам леса» получал всё больше сведений о текущих событиях, которых, правда, почти и не было. А значит, мог этим воспользоваться в своих интересах. «Хотя как? – подумала Зелма. – Он же самый обычный сталк, просто раньше остальных познакомившийся с научно-техническим наследием Федерации. Что он может сделать, кроме как систематизировать полученные данные? Ничего. И всё-таки нельзя говорить ему слишком много, – так как что знают двое, знает и враг. Но надеюсь, до этого не дойдёт...»
– ...А как на личном фронте? – поинтересовался велк. – Появился кто-нибудь? Я же вижу, ты постоянно где-то витаешь...
«Это да, – вздохнула разведчица. – Но по другой причине... Хотя кого я обманываю: до встречи с Матвеем я была как кремень в любых условиях – а теперь... Докатилась: «витаю» я, видите ли, где-то... Эх, неужели это?..»
До потепления она практически каждый день встречалась с экологом, гуляла с ним по лесу и по окраинам деревни, беседовала с ним, узнавая его всё лучше и постепенно влияя на него, давая ему моральные силы противиться давлению со стороны Астрид. А возвращаясь вечерами к себе, она испытывала какое-то странное, доселе ей незнакомое чувство, желание видеть Матвея всё чаще и дольше, слышать звук его голоса...
А теперь он с утра до вечера торчал в лесу, и видеться с ним, как раньше, не получалось. И Зелма часто ловила себя на том, что... скучает по нему. Да, скучает. Причём всё сильнее и сильнее.
– Ну да, – ответила она, посчитав, что эту информацию Нурс знать вправе. – Лидер группы. Высокий такой, мощный, моей национальности. Да, это он. Он...
– Ну понятно... – Велк вдруг помрачнел. – А помнишь, мы когда-то вредомер исследовали? Подумали, что его не мог сделать отец Ласа... Что ты об этом думаешь сейчас?
– Да ничего хорошего... Тогда планета ещё существовала отдельно от Федерации, и эта технология не могла проникнуть сюда... или могла? Если могла, то, значит, кто-то из остальной Галактики был здесь, в системе Сталкерры. Но при этом с жителями не контактировал. Только с отцом Ласа. Если такое вообще возможно. Но кто? Зачем? Какие у них были намерения? Передать одну утраченную технологию? И всё? Нет, это полный бред. Если это было так, то за этим явно стояло нечто большее. Но что? И это вновь возвращает нас к событиям тридцатилетней давности...
– К катастрофе «Би-202»?
– Да. Если эти события как-то связаны, то может быть, те, кто это устроил, могут быть ещё здесь. Но не проявлять себя. И в таком случае они могут быть лишь в одном месте...
– Спутник Сталкерры.
– Угу. Но подчёркиваю: это в том случае, если именно они передали отцу Ласа эту технологию. Во что, признаться, не сильно верится. Но такую возможность нельзя сбрасывать со счетов. Ведь всякое может быть в нашей странной Вселенной...
– Это я уже понял. Ладно, спасибо за информацию, Зелма... Будем думать, как оно всё было на самом деле...
Нурс вышел, не прощаясь. Впрочем, это было в его стиле.
Зелма посмотрела ему вслед, покачала головой и вернулась к изучению образовательной программы.
«И зачем приходил, спрашивается?.. – подумала разведчица. – Не знаю, как мне с ним быть... Может, стоит повнимательнее к нему приглядеться?..»
* * *
– Как же мне хорошо, – сказала Лина.
Они с Омелем гуляли по берегу Сталки. Река уже вскрылась ото льда, так что на «скользунах» было не покататься. А посидеть, как летом, на тёплой траве не было возможности: земля от впитавшейся воды раскисла, и садиться на неё означало гарантированно запачкать штаны. Вот подростки и гуляли: сапоги хотя бы менее неприятно замарать, чем одежду.
В последнее время, когда Плющ не мешал их дружбе, они много времени проводили вместе: утром – уроки у велка Ыйима, а весь остальной день свободен. И, естественно, отношения их всё теплели. Они сближались всё сильнее. Лучше понимали друг друга. Нравились друг другу. И, как начала подозревать Лина, они... «Нет, об этом пока рано думать, – мысленно оборвала себя сталочка. Вспомнила Плюща. – А хотя...»
– Да... – пробормотал Омель; в эту минуту он думал примерно о том же, но с другой точки зрения. Внутри него происходила борьба; он не знал, правильно ли будет то, что он собирался сказать. Он только недавно осознал, что же он испытывает в отношении Лины. И высказать это он одновременно хотел и не решался. Но потом подумал, что сказать должен. Это было не просто желание дружить. Это было... – Лина, я... давно хотел тебе сказать... ты понимаешь...
– Что?.. Кажется, понимаю, – вздохнула Лина. Подумала: «Что ж, можно попробовать...» – Омель, я тоже хотела тебе сказать... в общем...
– Я люблю тебя, – произнесли они синхронно.
Остановились, словно бы не веря в то, что только что сказали. Повернулись друг к другу, взглянули друг другу в глаза. Рты их приоткрылись, отчасти от неожиданности и удивления, а отчасти от невысказанных слов, которые вдруг стали не нужны. Они поняли друг друга, как ещё никто другой их не понимал.
Даже Плющ показался Лине каким-то... нестоящим, что ли, по отношению к Омелю. Всё то, что она пережила вместе со сталкером, показалось ей чем-то вроде ошибки, досадной случайности, неверного выбора. Плющ был слишком требователен к ней. А ей этого было не нужно. Она нуждалась в друге, который понимал бы её и принимал такой, какая она есть. И Омель в этом плане подходил ей гораздо лучше Плюща: он восхищался Линой, какой бы она ни была. И именно это в нём привлекало сталочку.
Она не позволила Плющу сблизиться с ней до предела. Она понимала, что вместе они счастливы в ближайшее время не будут. Но с Омелем были связаны её новые надежды на взаимное счастье. И теперь она допускала возможность, что позволит подростку то, что сталкер, по её мнению, не заслужил.
Но не сейчас. Ещё рано. Ей всего семнадцать лет, и если кто-нибудь узнает, то ей, как Ксюне в начале осени, придётся метаться, скрываться, бояться... «Да кто узнает, – подумала Лина, глядя немного снизу вверх на Омеля, даже задержавшего дыхание в ожидании того, как она поступит. – Не стану же я следить за собой и доносить на себя... А Плющ... Да какое ему сейчас дело до меня? Он занят; он согласился с тем, что нам лучше на время расстаться. И я ничего ему не обещала. Он был нужен мне, но была ли я нужна ему? В том-то и дело. А Омель... он совсем другой... Хорошо. Я буду с ним. Хотя бы какое-то время. А Плющ пусть подумает, прежде чем возвращаться. Я-то знаю, как трудно быстро измениться. У меня-то хотя бы повод для этого был... А у Плюща?..»
– Омель... – прошептала Лина и, не в силах больше сдерживаться, поцеловала подростка в приоткрытые губы.
Он, казалось, не понял или не поверил сначала в то, что происходит. Просто стоял секунды три, пока Лина касалась его своими губами, затем понял, что это не сон и не бред, а реальность – и ответил на её поцелуй, сначала робко, но постепенно всё более жадно, отвергая все запреты, которые так долго выстраивал для себя, разрушая в своём сознании все барьеры, стоявшие между ним и Линой.
Оба думали, что обрели свободу – если не от рамок, которые ставила для них жизнь, то хотя бы от тех условностей, которые казались им незыблемыми И теперь желали воспользоваться обретённой свободой. Сполна. Чтобы на всю жизнь хватило и ещё осталось.
Они обняли друг друга, чтобы не потерять равновесие, когда от осознания собственной свободы у них закружилась голова, и не отрывались друг от друга, пока в их лёгких ещё оставался воздух. Потом оторвались и, глядя друг на друга с новым, мощным и неописуемым, ощущением, вдыхали полной грудью свежий не то зимний, не то уже весенний воздух, не зная, что сказать, но чувствуя, что говорить ничего не нужно. По крайней мере, какое-то время.
Когда их дыхание более-менее выровнялось, Лина сказала Омелю, всё ещё ошарашенному тем, что только что случилось, и не знавшему, что произойдёт дальше:
– Пошли в лес. У западной окраины деревни. Продолжим там.
– Продолжим?.. – переспросил Омель, но сталочка уже увлекала его в нужную сторону, туда, где их точно никто увидеть не мог.
Омель расслабился, закрыл глаза и отдался на волю событий. В конце концов, они ему очень даже нравились...
2. Ксюня в лесу
Лес (3 километра к северо-северо-востоку от Сталочной), немного позже.
– Эй, ты чего такой грустный? – негромко спросил Лас у Плюща, хлопнув того по плечу и поравнявшись с ним; Ксюня осталась в паре сагней позади, под присмотром велка Круза и ещё пары сталкеров.
– А что, так заметно?
– Да вообще... Ты так из-за Лины?
– Угу... Ты знаешь, я никогда раньше не задумывался о том, что мне может быть нужно измениться самому, чтобы... меня понимали другие. Лина... не такая, как мне казалось. Я словно хотел, чтобы она была такой же, как я, при этом упуская из виду, что ей могло этого не хотеться. Пожалуй, это была третья ошибка, которую я допустил в своей жизни – после той охоты, когда я и мута не смог убить, и Крузу в глаз заехал...
– Не думай, что ты такой безупречный. Ведь не предсказал же ты это странное потепление...
– Да меня об этом даже не спрашивали! – громким шёпотом возмутился Плющ. – Хотя да, я как-то вообще этого не почувствовал... Но у меня просто не было времени об этом задуматься! Еда, тренировки, сон – и так по кругу... Я думал только о том, чтобы восстановиться после болезни, а не о какой-то там погоде...
– Да ладно, я ничего такого в виду не имею... – поспешно пробормотал Лас. – Просто пойми, что мы все не... эти, как их...
– Не идеальные, – вздохнул Плющ. – Да, это так. Но, может, это и хорошо. Мы хотя бы можем признавать свои ошибки и, если это возможно, исправлять их...
– Эй, чего разорались? – шёпотом поинтересовался велк Зор, но его, как всегда, все отчётливо услышали. – Не знаете, что ли, что муты могут быть рядом? А слух у них лишь немногим хуже, чем нюх... Кстати о мутах: Лас, можешь, пожалуйста, применить своё «дальновидение»?
– Постараюсь, – ответил Лас, остановился, зажмурился и напрягся.
Обычно этого было достаточно, чтобы, так сказать, «пробить порог» и вызвать секундное «прозрение».
Эколог скрипел зубами, вспоминая обо всём этом. Ничего, он всё выдержит... Надо просто стать выше всех проблем, и рано или поздно они перестанут восприниматься как что-то личное.
По крайней мере, в данный момент Матвей в это верил.
* * *
Деревня Сталочная, в это же время.
– Привет. Есть новости? – без лишних предисловий спросил Нурс, заходя без стука в дом, где жила Зелма....
...и увидел дуло нацеленного на него бластера разведчицы. На всякий случай замер на месте. Даже дыхание задержал.
Зелма опустила оружие – красивый серый пистолетик с толстым стволом и кнопкой вместо спускового крючка, вытерла лоб и покачала головой.
– Нурс, ты меня когда-нибудь доведёшь... Не входи без приглашения в дом офицера разведки. Ведь знаешь же, что, во-первых, у меня при себе оружие, а во-вторых, имеются отточенные за годы службы рефлексы. Когда-нибудь пристрелю тебя, и поминай как звали...
– Извини, привычка, – ответил велк, подошёл к столу, за которым сидела разведчица в своём серебристом комбинезоне, и сел рядом.
Зелма в это время просматривала какой-то текстовый файл, управляя компьютером «Би-202» с комма на левом запястье. Нурс знал, что это образовательная программа, которую на Сталкерру прислали из Федерации в пятидесятый день зимы, незадолго до потепления. Сейчас разведчица и «министр образования» Сталочной велк Ыйим понемногу начинали претворять её в жизнь. По утрам Ыйим вёл уроки у детей и подростков в своём доме, обучая их счёту, письму и – с недавних пор – ещё нескольким предметам согласно адаптированной для сталков программе, а во второй половине дня Зелма у себя занималась тем же самым – но в отношении взрослого населения деревни, объясняя сталкерам и их жёнам основы физики, химии, биологии, информатики. На всех жителей в предоставленном ей жилище места не было, поэтому её лекции дублировал Нурс, собирая оставшихся в доме Совета, на что с трудом удалось выбить разрешение у остальных велков.
Сегодня по случаю охоты послеобеденные занятия пришлось отменить, чему оба «дополнительных преподавателя» были только рады. Ведь не могут люди, для которых теорема Пифагора в течение столетий была вершиной научных знаний, сходу вникнуть в то, что Федерация в эти самые столетия исследовала, разрабатывала, систематизировала. Поэтому приходилось объяснять всё по сто раз, придумывать, как донести сведения понятным этим людям языком, на доступных примерах. Всё это психологически выматывало, но Зелма держалась невозмутимо и проявляла своё обычное терпение: уж на что, а на это её психики пока хватало. В конце концов, федеральному наблюдателю при таких обстоятельствах и надо учить людей жизни в новых условиях, пока ситуация полностью не стабилизируется и образование сталков (как и власть, и всё остальное) не перейдёт под контроль Федерации.
«Долго же мне тянуть эту лямку, – подумала Зелма, изучая список следующих по программе тем по основным предметам. – Ничего, я знала, на что подписывалась...»
Она и Нурс свободно говорили между собой по-русски: у велка когда-то было много времени, чтобы выучить родной язык разведчицы. Больше никто в деревне земных языков не знал. Кроме Ласа, Ксюни и Плюща, которые под присмотром Зелмы втайне от всех с недавнего времени изучали русский и английский языки в перерывах между тренировками – пока на уровне детсада, но ускоренными темпами, и они уже кое-как умели объясняться. На их вопросы о том, почему учат языки только они, а не вся деревня, Зелма отвечала, что по программе федеральная лингвистика стоит далеко впереди, так что ещё не время; к тому же, просто нет необходимости: сталки практически не контактировали с экологами. На этом настояла сама разведчица. «Так будет правильнее», – считала она.
– ...Так есть новости или как? – повторил Нурс свой вопрос, оторвав Зелму от мыслей.
«Пора уходить на гражданку. Нервы уже почти как у обычного человека стали...» – подумала Видевская и ответила:
– Пока нет. Миронов молчит, как партизан; может, свой план разрабатывает... Как бы то ни было, разговорить его не получается. Эх, знать бы, что он замышляет... Слушай, а зачем это тебе теперь, когда тайна катастрофы с большой долей вероятности разгадана? Ты и так знаешь обо всём этом больше, чем любой другой сталк. Куда тебе ещё?..
– Я просто и дальше хочу быть твоим союзником и доверенным лицом, – не моргнув и глазом, сказал Нурс. – И иметь представление о ситуации в целом. Вдруг, не дай Первосталк, всплывут новые обстоятельства и тебе снова придётся прибегнуть к моей помощи, чтобы встроить их в картину событий?
– Всё-всё, я поняла, не продолжай...
Зелма замолчала, поймав в мозгу (точнее, в той его части, где сосредоточились навыки разведчика) неожиданную мысль. Нурс в последнее время действительно стал человеком, на которого Видевская могла положиться в своей деятельности, и в связи с этим она делилась с ним информацией, которую вообще-то разглашать не имела права, успокаивая себя тем, что об этом всё равно никто не узнает. Таким образом, велк «по делам леса» получал всё больше сведений о текущих событиях, которых, правда, почти и не было. А значит, мог этим воспользоваться в своих интересах. «Хотя как? – подумала Зелма. – Он же самый обычный сталк, просто раньше остальных познакомившийся с научно-техническим наследием Федерации. Что он может сделать, кроме как систематизировать полученные данные? Ничего. И всё-таки нельзя говорить ему слишком много, – так как что знают двое, знает и враг. Но надеюсь, до этого не дойдёт...»
– ...А как на личном фронте? – поинтересовался велк. – Появился кто-нибудь? Я же вижу, ты постоянно где-то витаешь...
«Это да, – вздохнула разведчица. – Но по другой причине... Хотя кого я обманываю: до встречи с Матвеем я была как кремень в любых условиях – а теперь... Докатилась: «витаю» я, видите ли, где-то... Эх, неужели это?..»
До потепления она практически каждый день встречалась с экологом, гуляла с ним по лесу и по окраинам деревни, беседовала с ним, узнавая его всё лучше и постепенно влияя на него, давая ему моральные силы противиться давлению со стороны Астрид. А возвращаясь вечерами к себе, она испытывала какое-то странное, доселе ей незнакомое чувство, желание видеть Матвея всё чаще и дольше, слышать звук его голоса...
А теперь он с утра до вечера торчал в лесу, и видеться с ним, как раньше, не получалось. И Зелма часто ловила себя на том, что... скучает по нему. Да, скучает. Причём всё сильнее и сильнее.
– Ну да, – ответила она, посчитав, что эту информацию Нурс знать вправе. – Лидер группы. Высокий такой, мощный, моей национальности. Да, это он. Он...
– Ну понятно... – Велк вдруг помрачнел. – А помнишь, мы когда-то вредомер исследовали? Подумали, что его не мог сделать отец Ласа... Что ты об этом думаешь сейчас?
– Да ничего хорошего... Тогда планета ещё существовала отдельно от Федерации, и эта технология не могла проникнуть сюда... или могла? Если могла, то, значит, кто-то из остальной Галактики был здесь, в системе Сталкерры. Но при этом с жителями не контактировал. Только с отцом Ласа. Если такое вообще возможно. Но кто? Зачем? Какие у них были намерения? Передать одну утраченную технологию? И всё? Нет, это полный бред. Если это было так, то за этим явно стояло нечто большее. Но что? И это вновь возвращает нас к событиям тридцатилетней давности...
– К катастрофе «Би-202»?
– Да. Если эти события как-то связаны, то может быть, те, кто это устроил, могут быть ещё здесь. Но не проявлять себя. И в таком случае они могут быть лишь в одном месте...
– Спутник Сталкерры.
– Угу. Но подчёркиваю: это в том случае, если именно они передали отцу Ласа эту технологию. Во что, признаться, не сильно верится. Но такую возможность нельзя сбрасывать со счетов. Ведь всякое может быть в нашей странной Вселенной...
– Это я уже понял. Ладно, спасибо за информацию, Зелма... Будем думать, как оно всё было на самом деле...
Нурс вышел, не прощаясь. Впрочем, это было в его стиле.
Зелма посмотрела ему вслед, покачала головой и вернулась к изучению образовательной программы.
«И зачем приходил, спрашивается?.. – подумала разведчица. – Не знаю, как мне с ним быть... Может, стоит повнимательнее к нему приглядеться?..»
* * *
– Как же мне хорошо, – сказала Лина.
Они с Омелем гуляли по берегу Сталки. Река уже вскрылась ото льда, так что на «скользунах» было не покататься. А посидеть, как летом, на тёплой траве не было возможности: земля от впитавшейся воды раскисла, и садиться на неё означало гарантированно запачкать штаны. Вот подростки и гуляли: сапоги хотя бы менее неприятно замарать, чем одежду.
В последнее время, когда Плющ не мешал их дружбе, они много времени проводили вместе: утром – уроки у велка Ыйима, а весь остальной день свободен. И, естественно, отношения их всё теплели. Они сближались всё сильнее. Лучше понимали друг друга. Нравились друг другу. И, как начала подозревать Лина, они... «Нет, об этом пока рано думать, – мысленно оборвала себя сталочка. Вспомнила Плюща. – А хотя...»
– Да... – пробормотал Омель; в эту минуту он думал примерно о том же, но с другой точки зрения. Внутри него происходила борьба; он не знал, правильно ли будет то, что он собирался сказать. Он только недавно осознал, что же он испытывает в отношении Лины. И высказать это он одновременно хотел и не решался. Но потом подумал, что сказать должен. Это было не просто желание дружить. Это было... – Лина, я... давно хотел тебе сказать... ты понимаешь...
– Что?.. Кажется, понимаю, – вздохнула Лина. Подумала: «Что ж, можно попробовать...» – Омель, я тоже хотела тебе сказать... в общем...
– Я люблю тебя, – произнесли они синхронно.
Остановились, словно бы не веря в то, что только что сказали. Повернулись друг к другу, взглянули друг другу в глаза. Рты их приоткрылись, отчасти от неожиданности и удивления, а отчасти от невысказанных слов, которые вдруг стали не нужны. Они поняли друг друга, как ещё никто другой их не понимал.
Даже Плющ показался Лине каким-то... нестоящим, что ли, по отношению к Омелю. Всё то, что она пережила вместе со сталкером, показалось ей чем-то вроде ошибки, досадной случайности, неверного выбора. Плющ был слишком требователен к ней. А ей этого было не нужно. Она нуждалась в друге, который понимал бы её и принимал такой, какая она есть. И Омель в этом плане подходил ей гораздо лучше Плюща: он восхищался Линой, какой бы она ни была. И именно это в нём привлекало сталочку.
Она не позволила Плющу сблизиться с ней до предела. Она понимала, что вместе они счастливы в ближайшее время не будут. Но с Омелем были связаны её новые надежды на взаимное счастье. И теперь она допускала возможность, что позволит подростку то, что сталкер, по её мнению, не заслужил.
Но не сейчас. Ещё рано. Ей всего семнадцать лет, и если кто-нибудь узнает, то ей, как Ксюне в начале осени, придётся метаться, скрываться, бояться... «Да кто узнает, – подумала Лина, глядя немного снизу вверх на Омеля, даже задержавшего дыхание в ожидании того, как она поступит. – Не стану же я следить за собой и доносить на себя... А Плющ... Да какое ему сейчас дело до меня? Он занят; он согласился с тем, что нам лучше на время расстаться. И я ничего ему не обещала. Он был нужен мне, но была ли я нужна ему? В том-то и дело. А Омель... он совсем другой... Хорошо. Я буду с ним. Хотя бы какое-то время. А Плющ пусть подумает, прежде чем возвращаться. Я-то знаю, как трудно быстро измениться. У меня-то хотя бы повод для этого был... А у Плюща?..»
– Омель... – прошептала Лина и, не в силах больше сдерживаться, поцеловала подростка в приоткрытые губы.
Он, казалось, не понял или не поверил сначала в то, что происходит. Просто стоял секунды три, пока Лина касалась его своими губами, затем понял, что это не сон и не бред, а реальность – и ответил на её поцелуй, сначала робко, но постепенно всё более жадно, отвергая все запреты, которые так долго выстраивал для себя, разрушая в своём сознании все барьеры, стоявшие между ним и Линой.
Оба думали, что обрели свободу – если не от рамок, которые ставила для них жизнь, то хотя бы от тех условностей, которые казались им незыблемыми И теперь желали воспользоваться обретённой свободой. Сполна. Чтобы на всю жизнь хватило и ещё осталось.
Они обняли друг друга, чтобы не потерять равновесие, когда от осознания собственной свободы у них закружилась голова, и не отрывались друг от друга, пока в их лёгких ещё оставался воздух. Потом оторвались и, глядя друг на друга с новым, мощным и неописуемым, ощущением, вдыхали полной грудью свежий не то зимний, не то уже весенний воздух, не зная, что сказать, но чувствуя, что говорить ничего не нужно. По крайней мере, какое-то время.
Когда их дыхание более-менее выровнялось, Лина сказала Омелю, всё ещё ошарашенному тем, что только что случилось, и не знавшему, что произойдёт дальше:
– Пошли в лес. У западной окраины деревни. Продолжим там.
– Продолжим?.. – переспросил Омель, но сталочка уже увлекала его в нужную сторону, туда, где их точно никто увидеть не мог.
Омель расслабился, закрыл глаза и отдался на волю событий. В конце концов, они ему очень даже нравились...
2. Ксюня в лесу
Лес (3 километра к северо-северо-востоку от Сталочной), немного позже.
– Эй, ты чего такой грустный? – негромко спросил Лас у Плюща, хлопнув того по плечу и поравнявшись с ним; Ксюня осталась в паре сагней позади, под присмотром велка Круза и ещё пары сталкеров.
– А что, так заметно?
– Да вообще... Ты так из-за Лины?
– Угу... Ты знаешь, я никогда раньше не задумывался о том, что мне может быть нужно измениться самому, чтобы... меня понимали другие. Лина... не такая, как мне казалось. Я словно хотел, чтобы она была такой же, как я, при этом упуская из виду, что ей могло этого не хотеться. Пожалуй, это была третья ошибка, которую я допустил в своей жизни – после той охоты, когда я и мута не смог убить, и Крузу в глаз заехал...
– Не думай, что ты такой безупречный. Ведь не предсказал же ты это странное потепление...
– Да меня об этом даже не спрашивали! – громким шёпотом возмутился Плющ. – Хотя да, я как-то вообще этого не почувствовал... Но у меня просто не было времени об этом задуматься! Еда, тренировки, сон – и так по кругу... Я думал только о том, чтобы восстановиться после болезни, а не о какой-то там погоде...
– Да ладно, я ничего такого в виду не имею... – поспешно пробормотал Лас. – Просто пойми, что мы все не... эти, как их...
– Не идеальные, – вздохнул Плющ. – Да, это так. Но, может, это и хорошо. Мы хотя бы можем признавать свои ошибки и, если это возможно, исправлять их...
– Эй, чего разорались? – шёпотом поинтересовался велк Зор, но его, как всегда, все отчётливо услышали. – Не знаете, что ли, что муты могут быть рядом? А слух у них лишь немногим хуже, чем нюх... Кстати о мутах: Лас, можешь, пожалуйста, применить своё «дальновидение»?
– Постараюсь, – ответил Лас, остановился, зажмурился и напрягся.
Обычно этого было достаточно, чтобы, так сказать, «пробить порог» и вызвать секундное «прозрение».
