— Что, Повелительница? — Ортон понял слова, но «улыбка» и неестественно-благодушные нотки в голосе сбили его с толку.
Министерша наклонилась к ним так низко, что её тень накрыла их с головой, полностью лишив небесного света.
— Говорю: ты перепутал меня, высшую, со своей скотской самкой? — протянула она сладким, почти интимным голосом.
— Нет, Повелительница... Но Вия... она... она... — страх за любимую пересилил всё, и Ортан продолжал говорить с Высшей Сущностью, как с обычной госпожой.
— Так почему же ты, ничтожество, обратился ко мне напрямую? — из голоса Повелительницы в моргание ока улетучилась вся притворная доброта. Ортан кожей почувствовал ледяной холод её слов. — Ты явно перепутал меня со своей подстилкой, — Министерша вернула свой торс в исходное положение доминации в воздухе и протянула в сторону Вии свою руку. — Не переживай, скотина. Я избавлю её от мучений, а тебя — от глупых надежд.
Вия вспыхнула ослепительным белым пламенем, словно жертвенный оберег. Ортан закричал, но продолжал удерживать её, даже когда огонь охватил его руки. Через одно биение сердца от его любимой не осталось ничего, кроме горстки пепла на его ладонях и последнего «Живи», унесённого ветром.
Что-то важное оборвалось внутри Ортона, и он рухнул на колени. Повелительница перевела на него свою руку с растопыренными пальцами, но остановилась, заметив нечто странное. Воздух вокруг мужчины колыхался и искажался, как над раскалённым камнем. Словно от летней жары, но сейчас была весна. Пролетающие мимо световые линии изгибались, образуя вокруг него невидимый купол.
— Любопы... — начала министерша, но её грубо прервал яростный рёв Ортона и толчок воздуха от него.
Не прекращая кричать (световязь задрожала, резонируя с этим криком), он бросился на убийцу Вии, сжимая в руке обломок мостовой, который на глазах самозабвенно заострялся в грубый каменный клинок. Повелительница молниеносно махнула рукой, скрючив пальцы в жесте проклятия. Из глаз и рта Ортона хлынула кровь, он отлетел назад, ударился о мостовую, пропорол в ней борозду и затих.
Министерша огляделась. Прохожие, застывшие при виде этой сцены, мгновенно вспомнили о своих неотложных делах и бросились врассыпную выполнять их. Один из её гомункулов задрал голову, изогнув тельце аркой и уставился на перевёрнутую хозяйку.
— Конечно, Висельпон. Я тоже видела. Он мужчина-маг. Любопытно... Спорадическая телекинезия и эфирное возмущение. Примитивно, но... Протокол предписывает изучить аномалию, — Повелительница ещё раз огляделась и приказала тем свидетелям, кто был слишком нерасторопен или глуп: — Его — в исправительную «Школу Рационального Обуздания Мужчин». Посмотрим, что из него можно выжать.
И Министерша Внешнего Контура развернулась и пошла прочь, уверенная, что её распоряжение будет выполнено.
3. Шрам
Ортана вели два цельнометаллических гомункула — безликие, как створки пневматического шлюза. И такие же бесстрастные и жестокие. Впрочем, и в нём самом было нечто похожее: его заколдовали, и часть его разума словно погрузили в глубокую воду. Эмоции стали далёкими, будто чужими, но он знал, что они есть. Боль и ярость свернулись внутри тугим чёрным клубком. В памяти всплывали запах пепла и каждая звёздочка на шляпе Министерши Внешнего Контура.
Их шаги гулко отдавались в металлическом полу. Весь коридор, по которому они шли, не отличался изяществом, типичным для женских творений, а служил лишь утилитарной цели — смычке между модулями здания. Стены были испещрены цепями-заклинаниями, проступающими сквозь металл, словно ядовитая ржавчина. Свет исходил от скоплений тусклых световых линий, лениво ползущих по потолку.
О ШРОМе (но все в народе назвали его Шрамом) ходили всевозможные дурные слухи, или даже скорее мифы. Родители пугали им своих мальчишек, чтобы те были послушными. Говорили, что из Шрама можно выйти только бездушным куском плоти, неогомункулом. Ортану это было безразлично — он уже стал таким. Теперь он лишь апатично наблюдал за происходящим из глубины своего сознания, как сторонний зритель.
Его привели к тяжёлой двери, вокруг которой сбилась кучка мужчин. На первый взгляд они походили на стаю диких зубоскалов: дёрганые, шумные, с агрессией в глазах. Ортон ощутил на себе десятки взглядов — презрительных, откровенно враждебных, оценивающих. Гомункулы отступили, и он решил остался стоять. Это было менее энергозатратно, чем рухнуть на пол, как перегруженный мусорный пузырь.
— Новенький, — протянул кто-то. — Ещё одного жирохода притащили на нашу живодёрню.
Нестройный смех прокатился по помещению. Ортон не ответил. Из мужской массы вылезла их отдельная единица — большой, широкоплечий мужчина, почти Ортану под стать, с короткой шеей и сплюснутой головой, словно кто-то попытался вдавить её в плечи, чтобы засунуть вглубь торса и так спрятать от мира. В особенности его причёску, как если бы кто-то обвёл вокруг его маленькой макушки круг и ровно обрезал все чёрные волосы ниже. Его движения были резкими и неестественно быстрыми. В голове Ортана всплыл голос тёти, рассказывающей о магах-усилителях. Тело, определённо, раздутое примитивной, но рабочей магией. Он не стал мешать этой мысли, и она угасла.
— Ну-ну, — протянул здоровяк. — Смотри-ка, шкаф на ножках. Урод мясной. Гы. Природа тебе мясо навалила, а мозгов пожалела? Думаешь, выживешь тут, потому что жирный? Не думай так. И бабы-то у тебя нет, чтобы защитить, раз ты тут (белое пламя, сжигающее Вию дотла). Эй, жироход, ты немой или настолько тупой, что говорить... э-э-э, по-нашевскому не могёшь?
Ортан промолчал. Он не собирался никому ничего доказывать. Особенно какому-то туповатому мужчине. Да вся его дальнейшая речь была под вопросом. И существование... Вдруг одна мысль пронзила его, словно шип пыточного заклинания: «Живи».
Это внутреннее пронзение, должно быть, отразилось на его лице, потому что раздался новый взрыв гогота (хотя эти люди, казалось, могли хохотать и без причины), а ободренный реакцией усилитель оживился и попытался поймать его взгляд своим.
— Проснулся? Вот это скорость мысли! А мы уж решили, что ты невежливый. Давай, приветствуй своих новых старших товарищей, или придётся заняться твоим обучением, — он оглянулся, ища поддержки.
Но никто не поддержал его ни смехом, ни даже кивком, все молча переглядывались. Говорун нахмурился, не понимая почему, ведь он превзошел себя в этом представлении. В этих великих раздумьях его и застал прозрачный, с синевой кулак, призатылившись на его голову.
— Ай! — вскрикнул он и влетел в безразличного Ортана.
— Учу здесь только я, Ярон, — раздался властный женский голос.
— Да я ж не... Ой, больно же! — Ярон отбросил себя от Ортана.
— Не говори, идиотина. Просто перетерпи желание открывать рот, — появившаяся женщина положила палец живой руки на его губы. — Ты человек действия, а не слова, не забывай.
Она была на голову выше Ортана, явно усиленная магией, но не грубо, как мужчины, а с неестественно стройной и могучей статью. Её правая рука до плеча была заменена протезом, внутри которого дрожало от удара и переливалось созвездие, словно встревоженные пылинки. Разум Ортана зачем-то отметил, что это созвездие Архонны. За её спиной по кругу медленно вращались ещё магические руки, без созвездий и не соединённые с телом, образуя своеобразный ореол. Женщина брила виски по старой моде клана Повелительниц бури, оставшиеся белые волосы спадали сзади до пояса. Её правый глаз светился ровным оранжевым светом. Но самое необычное в ней было то, что она носила чёрный мужской жилет на голое тело и простые штаны.
Женщина взмахнула рукой, и тяжёлая дверь со скрежетом втянулась в стену. Мужчины стали затекать внутрь, включая Ярона, который бросил на Ортана недовольный взгляд. Женщина взяла новичка за плечо (искусственная рука была холодной) и повела в комнату. Она словно знала, что Ортан никогда бы не решил пойти туда сам.
— Представлю тебя по-нормальному, — сказала она сухо. — Это тебя уже не спасёт, конечно... Тебя ведь Ортан зовут, да? Эти железные болваны вечно имена коверкают.
Он не ответил, и она приняла это за положительный ответ.
Комната оказалась простой и пустой: длинный зал с низким потолком, заставленный тесными рядами массивных, грубо сбитых парт, рассчитанных на крупные мужские тела. Ученики уже расселись и теперь продолжили массово атаковать Ортана взглядами.
— Это Ортан, ваш новый товарищ, девчата, — представила его женщина тоном продавщицы, не верящей в свой товар. Она даже держала его за плечо, как за шкирку. — Проявил себя как телекинетик.
— А я вот кинетище! — раздался продольный голос с задних рядов. — Все бабы говорят, что сверхмогущественный.
Громкий хохот поддержал это сомнительное высказывание.
— Ты, Карбо, даже под высшим контролем разума до женщин не способен дотронуться, — добродушно оскорбила его женщина. — Вот в чём твоё сверхмогущество заключается.
Мужчин это развеселило ещё сильнее.
— Ну что стоишь как статуированный? Нужно было поработать над титулами, если хотел более длинного представления, — обратилась она к Ортану и с размаху шлёпнула его по заднице живой рукой, подталкивая к парте.
Шлепок поднял новую волну мужского веселья, а в Ортане вызвал первую за сегодня осмысленную мысль: «Почему всё это происходит именно со мной?». Мысль быстро растворилась в апатии. Он подошел к первой свободной парте и тяжело опустился на стул, скрипнувший под его весом. Сидеть на мебели, созданной для мужчин — широкой и прочной, но без намёка на изящество, было непривычно. Хотя стул был жёстким, ему понравилась такая честность.
— Для новичка и для тех, кто за день успел забыть своего куратора, — главная в этой стае закрыла дверь, прошла к центру зала, перед партами, и сложила на груди передние руки. Её заспинные руки повторили это движение друг с другом, только одной не хватило пары, и она осталась левитировать рядом, сжимаясь и разжимаясь, словно скучая. — Я — Тулила-дочь-Эхта из клана Повелительниц бури. Бывшая эмиссарша за Внешним Контуром. Специально для вас, девочки, объясню подробнее. — Она похлопала себя по искусственной руке, всколыхнув созвездие, и произнесла с улыбкой, совсем не подходящей воспоминаниям о таком зловещем месте: — Это значит, что я была шпионом в самой тёмной, дикой и враждебной части космоса. Созвездие Архонны, если быть дотошной. Говорю это не для хвастовства, а чтобы вы знали, с кем имеете дело. Обычно помогает, — она обвела аудиторию выразительным взглядом, особо задержавшись на Ортане. — Обычно.
4. Пустота
— А теперь, для Ортана и особо тупых, объясню, что мы здесь делаем. Вы здесь, чтобы научиться не мешать. Ваша магия — это сбой в отлаженной работе Великой Матрицы. Женские заклинания сложны, изящны и многофункциональны. Они творят и сокрушают, лечат и проклинают, и при этом настолько избыточны, что могут позволить себе выглядеть красиво. Мужская же (то есть ваша) магия... — она повела беспарной рукой, очерчивая всё помещение, — это инструмент, чтобы делать то, что необходимо: поднять, сломать, подлатать. Укрепить мускулы, заделать трещины в ногах города, обработать материалы для войны. Всё. Чуть проще, чем сделать это вручную.
— Ага, я вот могу стену пробить кулаком! — Ярон (который тоже сидел впереди, но через несколько парт от Ортана) встрял и ударил по столу, чуть не сломав его.
— Жаль, что я не владею магией, способной пробиться сквозь толщу твоего черепа, — кажется, с настоящим сожалением произнесла Тулила. — Ладно, ладно, постараюсь объяснить ещё проще, так уж и быть. Женские заклинания — это симфонии. Мужские — набор ударов по кастрюлям.
— Да кому нужны эти симфонии? Зато кастрюли — вещь полезная, суп сварить можно, — весело возразил один из учеников.
— Рада, что ты принимаешь свою судьбу с (я надеюсь) долей здоровой иронии, Грон. Да, кулаки и кастрюли — ваш удел, девочки... — она снова задержала взгляд на Ортане, её искусственный глаз точно сфокусировался на нём. — Всё остальное — аномалия. И моя задача — понять: стоит ли её изучать, или проще выжечь.
В зале повисла гнетущая тишина, нарушаемая лишь тихим шелестом её рук о воздух.
— Ну а теперь, — Тулила хлопнула в ладоши, и её магические руки повторили жест, создав эхо, — мы закончили этот убогий канцелярский ритуал. Начнём не менее бессмысленный урок истории.
Урок был посвящён «Великой Чистке» — как усмирили последнее глобальное восстание мужчин. Тулила вещала о «естественном порядке вещей», «мужской агрессии, укрощённой женской мудростью», «опасности мужских эмоций как катализатора дикой магии» и «мудрых Матриархах, противостоящих мужественному хаосу». Её парящие руки истончились до тонких световых линий и начали ткать в воздухе объёмные картины: древние хрустальные мегаполисы, величавые лики исторических женщин, гнусные рожи взбесившихся мужчин и древние артефакты. Мужчины уставились на проекцию с привычным отупением.
«Пепелище. Не Чистка. Прятанье сути под чужим словом. Зачем?» — вдруг возник в отстранённой голове Ортана голос тёти. «Зачем потребовалось идти на такие крайние меры, если женщины настолько превосходят мужчин?»
— ...и отдельно следует выделить Великую Матриарх Исилу, — продолжала Тулила. — Её мудрость спасла тогда ещё только земляные мегаполисы от окончательного падения в бездну.
«Тиранка, при которой книги и сосуды знаний пылали ярче, чем восставшие. Большая часть пустот истории навеки содержат лишь её имя. Кодексы вольных кланов, родословные королев, информация о городе-государстве Солистопии, сборники древних мифов — всё сгорело в огне невежества. А то, что уцелело, искривилось. Помнишь сказки о Созидателях, о том, что мир был сотворён двумя руками? Теперь осталась только одна. Почему Исила так боялась человеческой памяти?»
— ...Мудрые...
«...Разрушительные...»
— ...но история...
«...— как река. Она всегда находит трещины.»
— ...время дикого...
«...нарушения равновесия. Разрыв не может произойти там, где есть внутренний баланс. Он случается, только когда части целого начинают тянуть в разные стороны.»
— ...и именно поэтому мужская энергия, а в особенности магия, будучи примитивной и неустойчивой, требует жёсткого контроля...
«Мы почти ничего не знаем о мужской магии, потому что никто не хочет её изучать. Столько правил и запретов! Хоть одно лишнее движение мысли — и будет призван Закон. Зачем изучать то, что нельзя применить, вместо того, что можно? Так они рассуждают, но знание — это якорь. Без него любой корабль просто дрейфует по воле волн».
— Это чтобы мы не восстали, как в период Раскола! — вдруг выпалил Ярон, гордо оглядываясь на одногруппников.
Тулила медленно повернула к нему голову. Её губы растянулись в улыбке почти материнской, но опасной, хищной матери. Она подошла к мужчине и космической ладонью начала ласково гладить его по голове.
— Ах ты моя умничка...
Ярон победно взглянул на Ортана, но её пальцы внезапно сжались, впиваясь в его макушку. Лицо парня исказилось от боли.
— Но в следующий раз, девочка моя, молчи, если не уверен в правильности ответа. Глупость, сказанная вслух, навсегда отпечатывается в ткани реальности. Понял? — её голос оставался сладким, как нектар. — Ты имел в виду период Укрощения, а период Раскола — это когда Первая Страна разделилась на кланы и началась экспансия по всему миру. Вообще меньше думай, мы же не хотим, чтобы твой крошечный мозг перегрелся от усердия?
Министерша наклонилась к ним так низко, что её тень накрыла их с головой, полностью лишив небесного света.
— Говорю: ты перепутал меня, высшую, со своей скотской самкой? — протянула она сладким, почти интимным голосом.
— Нет, Повелительница... Но Вия... она... она... — страх за любимую пересилил всё, и Ортан продолжал говорить с Высшей Сущностью, как с обычной госпожой.
— Так почему же ты, ничтожество, обратился ко мне напрямую? — из голоса Повелительницы в моргание ока улетучилась вся притворная доброта. Ортан кожей почувствовал ледяной холод её слов. — Ты явно перепутал меня со своей подстилкой, — Министерша вернула свой торс в исходное положение доминации в воздухе и протянула в сторону Вии свою руку. — Не переживай, скотина. Я избавлю её от мучений, а тебя — от глупых надежд.
Вия вспыхнула ослепительным белым пламенем, словно жертвенный оберег. Ортан закричал, но продолжал удерживать её, даже когда огонь охватил его руки. Через одно биение сердца от его любимой не осталось ничего, кроме горстки пепла на его ладонях и последнего «Живи», унесённого ветром.
Что-то важное оборвалось внутри Ортона, и он рухнул на колени. Повелительница перевела на него свою руку с растопыренными пальцами, но остановилась, заметив нечто странное. Воздух вокруг мужчины колыхался и искажался, как над раскалённым камнем. Словно от летней жары, но сейчас была весна. Пролетающие мимо световые линии изгибались, образуя вокруг него невидимый купол.
— Любопы... — начала министерша, но её грубо прервал яростный рёв Ортона и толчок воздуха от него.
Не прекращая кричать (световязь задрожала, резонируя с этим криком), он бросился на убийцу Вии, сжимая в руке обломок мостовой, который на глазах самозабвенно заострялся в грубый каменный клинок. Повелительница молниеносно махнула рукой, скрючив пальцы в жесте проклятия. Из глаз и рта Ортона хлынула кровь, он отлетел назад, ударился о мостовую, пропорол в ней борозду и затих.
Министерша огляделась. Прохожие, застывшие при виде этой сцены, мгновенно вспомнили о своих неотложных делах и бросились врассыпную выполнять их. Один из её гомункулов задрал голову, изогнув тельце аркой и уставился на перевёрнутую хозяйку.
— Конечно, Висельпон. Я тоже видела. Он мужчина-маг. Любопытно... Спорадическая телекинезия и эфирное возмущение. Примитивно, но... Протокол предписывает изучить аномалию, — Повелительница ещё раз огляделась и приказала тем свидетелям, кто был слишком нерасторопен или глуп: — Его — в исправительную «Школу Рационального Обуздания Мужчин». Посмотрим, что из него можно выжать.
И Министерша Внешнего Контура развернулась и пошла прочь, уверенная, что её распоряжение будет выполнено.
3. Шрам
Ортана вели два цельнометаллических гомункула — безликие, как створки пневматического шлюза. И такие же бесстрастные и жестокие. Впрочем, и в нём самом было нечто похожее: его заколдовали, и часть его разума словно погрузили в глубокую воду. Эмоции стали далёкими, будто чужими, но он знал, что они есть. Боль и ярость свернулись внутри тугим чёрным клубком. В памяти всплывали запах пепла и каждая звёздочка на шляпе Министерши Внешнего Контура.
Их шаги гулко отдавались в металлическом полу. Весь коридор, по которому они шли, не отличался изяществом, типичным для женских творений, а служил лишь утилитарной цели — смычке между модулями здания. Стены были испещрены цепями-заклинаниями, проступающими сквозь металл, словно ядовитая ржавчина. Свет исходил от скоплений тусклых световых линий, лениво ползущих по потолку.
О ШРОМе (но все в народе назвали его Шрамом) ходили всевозможные дурные слухи, или даже скорее мифы. Родители пугали им своих мальчишек, чтобы те были послушными. Говорили, что из Шрама можно выйти только бездушным куском плоти, неогомункулом. Ортану это было безразлично — он уже стал таким. Теперь он лишь апатично наблюдал за происходящим из глубины своего сознания, как сторонний зритель.
Его привели к тяжёлой двери, вокруг которой сбилась кучка мужчин. На первый взгляд они походили на стаю диких зубоскалов: дёрганые, шумные, с агрессией в глазах. Ортон ощутил на себе десятки взглядов — презрительных, откровенно враждебных, оценивающих. Гомункулы отступили, и он решил остался стоять. Это было менее энергозатратно, чем рухнуть на пол, как перегруженный мусорный пузырь.
— Новенький, — протянул кто-то. — Ещё одного жирохода притащили на нашу живодёрню.
Нестройный смех прокатился по помещению. Ортон не ответил. Из мужской массы вылезла их отдельная единица — большой, широкоплечий мужчина, почти Ортану под стать, с короткой шеей и сплюснутой головой, словно кто-то попытался вдавить её в плечи, чтобы засунуть вглубь торса и так спрятать от мира. В особенности его причёску, как если бы кто-то обвёл вокруг его маленькой макушки круг и ровно обрезал все чёрные волосы ниже. Его движения были резкими и неестественно быстрыми. В голове Ортана всплыл голос тёти, рассказывающей о магах-усилителях. Тело, определённо, раздутое примитивной, но рабочей магией. Он не стал мешать этой мысли, и она угасла.
— Ну-ну, — протянул здоровяк. — Смотри-ка, шкаф на ножках. Урод мясной. Гы. Природа тебе мясо навалила, а мозгов пожалела? Думаешь, выживешь тут, потому что жирный? Не думай так. И бабы-то у тебя нет, чтобы защитить, раз ты тут (белое пламя, сжигающее Вию дотла). Эй, жироход, ты немой или настолько тупой, что говорить... э-э-э, по-нашевскому не могёшь?
Ортан промолчал. Он не собирался никому ничего доказывать. Особенно какому-то туповатому мужчине. Да вся его дальнейшая речь была под вопросом. И существование... Вдруг одна мысль пронзила его, словно шип пыточного заклинания: «Живи».
Это внутреннее пронзение, должно быть, отразилось на его лице, потому что раздался новый взрыв гогота (хотя эти люди, казалось, могли хохотать и без причины), а ободренный реакцией усилитель оживился и попытался поймать его взгляд своим.
— Проснулся? Вот это скорость мысли! А мы уж решили, что ты невежливый. Давай, приветствуй своих новых старших товарищей, или придётся заняться твоим обучением, — он оглянулся, ища поддержки.
Но никто не поддержал его ни смехом, ни даже кивком, все молча переглядывались. Говорун нахмурился, не понимая почему, ведь он превзошел себя в этом представлении. В этих великих раздумьях его и застал прозрачный, с синевой кулак, призатылившись на его голову.
— Ай! — вскрикнул он и влетел в безразличного Ортана.
— Учу здесь только я, Ярон, — раздался властный женский голос.
— Да я ж не... Ой, больно же! — Ярон отбросил себя от Ортана.
— Не говори, идиотина. Просто перетерпи желание открывать рот, — появившаяся женщина положила палец живой руки на его губы. — Ты человек действия, а не слова, не забывай.
Она была на голову выше Ортана, явно усиленная магией, но не грубо, как мужчины, а с неестественно стройной и могучей статью. Её правая рука до плеча была заменена протезом, внутри которого дрожало от удара и переливалось созвездие, словно встревоженные пылинки. Разум Ортана зачем-то отметил, что это созвездие Архонны. За её спиной по кругу медленно вращались ещё магические руки, без созвездий и не соединённые с телом, образуя своеобразный ореол. Женщина брила виски по старой моде клана Повелительниц бури, оставшиеся белые волосы спадали сзади до пояса. Её правый глаз светился ровным оранжевым светом. Но самое необычное в ней было то, что она носила чёрный мужской жилет на голое тело и простые штаны.
Женщина взмахнула рукой, и тяжёлая дверь со скрежетом втянулась в стену. Мужчины стали затекать внутрь, включая Ярона, который бросил на Ортана недовольный взгляд. Женщина взяла новичка за плечо (искусственная рука была холодной) и повела в комнату. Она словно знала, что Ортан никогда бы не решил пойти туда сам.
— Представлю тебя по-нормальному, — сказала она сухо. — Это тебя уже не спасёт, конечно... Тебя ведь Ортан зовут, да? Эти железные болваны вечно имена коверкают.
Он не ответил, и она приняла это за положительный ответ.
Комната оказалась простой и пустой: длинный зал с низким потолком, заставленный тесными рядами массивных, грубо сбитых парт, рассчитанных на крупные мужские тела. Ученики уже расселись и теперь продолжили массово атаковать Ортана взглядами.
— Это Ортан, ваш новый товарищ, девчата, — представила его женщина тоном продавщицы, не верящей в свой товар. Она даже держала его за плечо, как за шкирку. — Проявил себя как телекинетик.
— А я вот кинетище! — раздался продольный голос с задних рядов. — Все бабы говорят, что сверхмогущественный.
Громкий хохот поддержал это сомнительное высказывание.
— Ты, Карбо, даже под высшим контролем разума до женщин не способен дотронуться, — добродушно оскорбила его женщина. — Вот в чём твоё сверхмогущество заключается.
Мужчин это развеселило ещё сильнее.
— Ну что стоишь как статуированный? Нужно было поработать над титулами, если хотел более длинного представления, — обратилась она к Ортану и с размаху шлёпнула его по заднице живой рукой, подталкивая к парте.
Шлепок поднял новую волну мужского веселья, а в Ортане вызвал первую за сегодня осмысленную мысль: «Почему всё это происходит именно со мной?». Мысль быстро растворилась в апатии. Он подошел к первой свободной парте и тяжело опустился на стул, скрипнувший под его весом. Сидеть на мебели, созданной для мужчин — широкой и прочной, но без намёка на изящество, было непривычно. Хотя стул был жёстким, ему понравилась такая честность.
— Для новичка и для тех, кто за день успел забыть своего куратора, — главная в этой стае закрыла дверь, прошла к центру зала, перед партами, и сложила на груди передние руки. Её заспинные руки повторили это движение друг с другом, только одной не хватило пары, и она осталась левитировать рядом, сжимаясь и разжимаясь, словно скучая. — Я — Тулила-дочь-Эхта из клана Повелительниц бури. Бывшая эмиссарша за Внешним Контуром. Специально для вас, девочки, объясню подробнее. — Она похлопала себя по искусственной руке, всколыхнув созвездие, и произнесла с улыбкой, совсем не подходящей воспоминаниям о таком зловещем месте: — Это значит, что я была шпионом в самой тёмной, дикой и враждебной части космоса. Созвездие Архонны, если быть дотошной. Говорю это не для хвастовства, а чтобы вы знали, с кем имеете дело. Обычно помогает, — она обвела аудиторию выразительным взглядом, особо задержавшись на Ортане. — Обычно.
4. Пустота
— А теперь, для Ортана и особо тупых, объясню, что мы здесь делаем. Вы здесь, чтобы научиться не мешать. Ваша магия — это сбой в отлаженной работе Великой Матрицы. Женские заклинания сложны, изящны и многофункциональны. Они творят и сокрушают, лечат и проклинают, и при этом настолько избыточны, что могут позволить себе выглядеть красиво. Мужская же (то есть ваша) магия... — она повела беспарной рукой, очерчивая всё помещение, — это инструмент, чтобы делать то, что необходимо: поднять, сломать, подлатать. Укрепить мускулы, заделать трещины в ногах города, обработать материалы для войны. Всё. Чуть проще, чем сделать это вручную.
— Ага, я вот могу стену пробить кулаком! — Ярон (который тоже сидел впереди, но через несколько парт от Ортана) встрял и ударил по столу, чуть не сломав его.
— Жаль, что я не владею магией, способной пробиться сквозь толщу твоего черепа, — кажется, с настоящим сожалением произнесла Тулила. — Ладно, ладно, постараюсь объяснить ещё проще, так уж и быть. Женские заклинания — это симфонии. Мужские — набор ударов по кастрюлям.
— Да кому нужны эти симфонии? Зато кастрюли — вещь полезная, суп сварить можно, — весело возразил один из учеников.
— Рада, что ты принимаешь свою судьбу с (я надеюсь) долей здоровой иронии, Грон. Да, кулаки и кастрюли — ваш удел, девочки... — она снова задержала взгляд на Ортане, её искусственный глаз точно сфокусировался на нём. — Всё остальное — аномалия. И моя задача — понять: стоит ли её изучать, или проще выжечь.
В зале повисла гнетущая тишина, нарушаемая лишь тихим шелестом её рук о воздух.
— Ну а теперь, — Тулила хлопнула в ладоши, и её магические руки повторили жест, создав эхо, — мы закончили этот убогий канцелярский ритуал. Начнём не менее бессмысленный урок истории.
Урок был посвящён «Великой Чистке» — как усмирили последнее глобальное восстание мужчин. Тулила вещала о «естественном порядке вещей», «мужской агрессии, укрощённой женской мудростью», «опасности мужских эмоций как катализатора дикой магии» и «мудрых Матриархах, противостоящих мужественному хаосу». Её парящие руки истончились до тонких световых линий и начали ткать в воздухе объёмные картины: древние хрустальные мегаполисы, величавые лики исторических женщин, гнусные рожи взбесившихся мужчин и древние артефакты. Мужчины уставились на проекцию с привычным отупением.
«Пепелище. Не Чистка. Прятанье сути под чужим словом. Зачем?» — вдруг возник в отстранённой голове Ортана голос тёти. «Зачем потребовалось идти на такие крайние меры, если женщины настолько превосходят мужчин?»
— ...и отдельно следует выделить Великую Матриарх Исилу, — продолжала Тулила. — Её мудрость спасла тогда ещё только земляные мегаполисы от окончательного падения в бездну.
«Тиранка, при которой книги и сосуды знаний пылали ярче, чем восставшие. Большая часть пустот истории навеки содержат лишь её имя. Кодексы вольных кланов, родословные королев, информация о городе-государстве Солистопии, сборники древних мифов — всё сгорело в огне невежества. А то, что уцелело, искривилось. Помнишь сказки о Созидателях, о том, что мир был сотворён двумя руками? Теперь осталась только одна. Почему Исила так боялась человеческой памяти?»
— ...Мудрые...
«...Разрушительные...»
— ...но история...
«...— как река. Она всегда находит трещины.»
— ...время дикого...
«...нарушения равновесия. Разрыв не может произойти там, где есть внутренний баланс. Он случается, только когда части целого начинают тянуть в разные стороны.»
— ...и именно поэтому мужская энергия, а в особенности магия, будучи примитивной и неустойчивой, требует жёсткого контроля...
«Мы почти ничего не знаем о мужской магии, потому что никто не хочет её изучать. Столько правил и запретов! Хоть одно лишнее движение мысли — и будет призван Закон. Зачем изучать то, что нельзя применить, вместо того, что можно? Так они рассуждают, но знание — это якорь. Без него любой корабль просто дрейфует по воле волн».
— Это чтобы мы не восстали, как в период Раскола! — вдруг выпалил Ярон, гордо оглядываясь на одногруппников.
Тулила медленно повернула к нему голову. Её губы растянулись в улыбке почти материнской, но опасной, хищной матери. Она подошла к мужчине и космической ладонью начала ласково гладить его по голове.
— Ах ты моя умничка...
Ярон победно взглянул на Ортана, но её пальцы внезапно сжались, впиваясь в его макушку. Лицо парня исказилось от боли.
— Но в следующий раз, девочка моя, молчи, если не уверен в правильности ответа. Глупость, сказанная вслух, навсегда отпечатывается в ткани реальности. Понял? — её голос оставался сладким, как нектар. — Ты имел в виду период Укрощения, а период Раскола — это когда Первая Страна разделилась на кланы и началась экспансия по всему миру. Вообще меньше думай, мы же не хотим, чтобы твой крошечный мозг перегрелся от усердия?
