Словно не решаясь зайти, Маша продолжала стоять в коридоре, неуверенно переминаясь с ноги на ногу и гипнотизируя меня пристальным взором.
Поймав на себе мой взгляд, девушка, наконец, решилась зайти.
Пройдя в комнату, Мария вновь испугано посмотрела на меня, после чего чуть слышно произнесла:
- Лиза, мне что-то тревожно на душе… Неужели, ты и правда решишься просить аудиенции у Марка? Неужели, ты и вправду сделаешь это для меня?
В тот момент в перепуганных глазах девушки читалась надежда вперемешку с неким отчаянием, которые за последнее время буквально разрывали на части душу моей сестры.
Положив ладони на плечи Марии, я попыталась выдавить из себя легкую улыбку, хотя, признаться честно, сделать это мне было довольно сложно, ведь в то утро я волновалась не меньше нее.
- Все будет хорошо. Прошу тебя, ma soeur?моя сестра (фран.), не переживай. Я сделаю все возможное, чтобы его убедить.
На этих словах я сжала рыдающую девушку в объятьях, после чего вновь похлопала ее по плечу и едва заметно улыбнулась.
Смахнув слезинку с щеки, Маша вновь взглянула на меня покрасневшими от слез глазами, а затем чуть слышно пробормотала:
- Обещаешь, что поговоришь с Марком и попросишь его помочь?
Услышав вопрос девушки, я утвердительно кивнула.
- Обещаю.
С этими словами я вновь похлопала Марию по плечам, после чего покинула поместье и направилась на поиски извозчика.
Несмотря на то, что мое сердце все еще разрывалось на части, в ту минуту я твердо решила поговорить с Марком.
Поговорить, несмотря ни на что.
И убедить его помочь Марии.
Вскоре мне удалось поймать извозчика, и уже через некоторое время я оказалась на месте, возле того самого кабака, в котором так любил проводить свои тайные собрания господин Волков.
Взявшись за ручку двери, я уверенно прошла внутрь заведения, в котором, как я и предполагала, происходило очередное собрание сторонников революционных идей.
Революционеры весело смеялись, обсуждая за бутылкой дорогого виски, свои дальнейшие планы по свержению самодержавия, а незнакомый светловолосый мужчина, который, по всей видимости, опустошил уже не одну бутылку, взобрался на стол и, активно жестикулируя руками, зачем-то громко цитировал Маркса.
Никто из присутствующих, казалось бы, и вовсе не заметил моего присутствия…
Точнее даже сказать, почти никто.
Стоило мне только появиться в кабаке, как взгляд Марка внезапно стал серьезным и переключился на меня.
Жестом остановив словесный понос своего товарища, Волков потребовал, чтобы тот вернулся за стол. И мужчина, каким-то немыслимым образом, в мгновение ока протрезвел и сразу же вернулся за стол.
Все же прожигая меня пристальным взором, Марк всплеснул руками, после чего широко улыбнулся и облизал свои тонкие губы:
- Ба! Товарищ-Лиза собственной персоной! Как же мы скучали!
С этими словами он театрально поднялся из-за стола и хотел было приблизиться ко мне, как я жестом остановила его горячий пыл.
- Мне нужно поговорить с тобой, - холодно произнесла я, покусывая нижнюю губу, дабы не ляпнуть ничего лишнего.
Окинув хитрым взглядом свою свиту, Марк хищно ухмыльнулся, после чего склонил голову вбок.
- Говори. Мне нечего скрывать перед нашими товарищами! Я перед ними чист!
Он все еще продолжал широко улыбаться и театрально жестикулировать руками, что приводило меня в настоящее бешенство.
Сделав шаг в сторону Марка, я сцепила руки в замок, дабы не расцарапать ногтями его и без того мерзкое выражение лица.
- Наедине, - прошипела я, все еще продолжая сжимать свои ладони, - Мне нужно поговорить с тобой наедине.
В тот момент я предполагала, что Волков вышвырнет меня из кабака, даже не позволил объясниться, но то, что случилось в следующее мгновение, меня весьма обескуражило.
- Как скажете, товарищ-Лиза! – усмехнулся Марк, сделав неумелый книксен, отчего я мгновенно закатила глаза и мысленно выругалась.
Вновь обернувшись в сторону стола, за которым все еще сидели революционеры, Волков взял со стола бокал с недопитым виски и, поднеся его к губам, вмиг осушил содержимое бокала, после чего вернул его на место.
- Товарищи-революционеры! Меня просят об аудиенции! Прошу вас меня простить!
На этих словах Волков попрощался со своими товарищами, которые, на удивление, послушно покинули кабак и даже не выказали ни малейшего сожаления по этому поводу.
И, стоило только революционерам покинуть заведение, как Марк тут же оказался рядом со мной.
Я даже не успела опомниться, как он с силой прижал меня к себе, утыкаясь носом мне в шею.
- Ах, Лизавета, как же я скучал по тебе! – пробубнил Волков, поглаживая меня по волосам.
Обхватив мое лицо ладонями, мужчина уже был готов впиться в мои губы жадным поцелуем, как внезапно смачная пощечина остудила его пыл.
- Я пришла к тебе не по этому делу, придурок, - сквозь зубы процедила я, наблюдая за тем, как Марк смеясь потирает ушибленную щеку.
Присев в одно из кресел, он демонстративно закинул ногу за ногу и, поставив локть на стол, с удивлением уставился на меня.
- Вот, как? – изумленно произнес Волков, приподнимая бровь, - А я уж было подумал…
На этих словах он вновь картинно ухмыльнулся, отчего я вновь закатила глаза и хлопнула себя по лбу, ведь этот цирк меня уже нежного начинал выводить из себя.
Сложив руки на груди, я с ненавистью посмотрела на своего бывшего возлюбленного, после чего, как можно спокойнее, произнесла:
- Ты ведь прекрасно знал и понимал, чем обернется покушение на мецената Феофана Колосова. И, тем не менее, ты отправил Виктора на верную смерть. Сейчас он, по твоей вине, заключен под стражу, и, не ровен час, как его казнят…
На этих словах я приблизилась к Марку и, выбив из его рук бутылку с недопитым виски, вновь с ненавистью всмотрелась в его ледяные глаза:
- Мне интересно только одно – как далеко ты готов зайти в собственных действиях? Сколько еще жизней должно пасть во имя революции и никому ненужного кровопролития, к которому ты так отчаянно стремишься? Неужели тебе ни капли не жаль твоих верных соратников, которые буквально смотрят тебе в рот и ловят каждую фразу, что ты говоришь? Неужели ты ни капли не ценишь своих друзей? Неужели они для тебя лишь мусор и средство достижения цели?
В то мгновение мой голос едва ли не походил на крик, и я отчаянно надеялась в ту минуту увидеть в Марке хоть что-то хорошее!
Надеялась поймать в его глазах печаль…
Хотела заметить легкий тремор в его руках…
Или же увидеть, как его дыхание учащается, а сердце начинает колотиться в груди…
Но, увы.
Ничего из этого я и вовсе не увидела.
В ту минуту на меня смотрело чудовище.
В ту минуту я со страхом осознала, как сильно Марк похож на Верховенского, персонажа повести Достоевского «Бесы»…
И этот факт меня до ужаса испугал.
Именно в то мгновение я четко для себя осознала, что Волков и вовсе не торопится помогать Виктору, а следующая фраза, которую он произнес, и вовсе окончательно добила меня.
Широко улыбнувшись, Волков поднялся со своего места и вновь приблизился ко мне.
Проведя ладонью по моей щеке, он вновь хищно облизал свои губы, после чего наклонился к моему уху и чуть слышно прошептал:
- Я тебе даже больше скажу, милая. Мои люди повсюду, начиная со светских балов и заканчивая полицейскими участками. К тому же…
Но внезапно Марк осекся, словно не решаясь озвучить какую-то мысль.
Вновь широко улыбнувшись, он взъерошил правой ладонью мои волосы, и, я хотела было вновь влепить ему звонкую пощечину, как внезапно он перехватил мою руку и, запечатлев легкий поцелуй на тыльной стороне ладони, выпустил мою руку из своих пальцев.
- Мерзавец, - прошипела я, прожигая Марка испепеляющим взглядом, - Ты и вовсе не планировал спасать Виктора.
Услышав мою догадку, Волков пожал губы и равнодушно пожал плечами.
- Для тебя он был лишь средством достижения цели. Ты ни капли не ценил его, он был для тебя лишь мусором… Ни больше, ни меньше…
Я хотела было уйти, как внезапно вновь услышала голос Марка:
- Ну, почему же сразу мусором? – задумчиво протянул Волков, продолжая ухмыляться, - Виктору выпала великая честь. Он должен стать одной из первых жертвой во имя будущей революции, а мы принесем еще немало жертв…
На этих словах он вновь загадочно ухмыльнулся, после чего вновь театрально взмахнул руками и воскликнул:
- Как говорит Владимир Ильич Ленин, революции в белых перчатках не делаются! И я полностью с ним солидарен.
Волков все еще продолжал сохранять невозмутимый вид, в тот момент, как мое сердце рвалось на части, и я никак не могла поверить в тот факт, что все эти годы любила монстра и, что самое ужасное, восхищалась им.
В тот момент мое сердце бешено стучало, а в груди пылал огонь ненависти и злости.
Злости, скорее, не на Марка, а на себя.
Ведь я так фатально ошибалась в нем, как, наверное, еще не ошибалась ни в ком.
Вновь окинув меня заинтригованным взглядом, Марк задумчиво хмыкнул, после чего зачем-то обратился ко мне:
- Думаю, со временем ты меня и поймешь и даже…
Он вновь хотел приблизиться ко мне, но я остановила его, выставив ладонь вперед.
- Довольно, - рявкнула я, сжимая кулаки от злости, - Я все итак поняла. Все давно было лежало на поверхности, а я была лишь наивной дурочкой, не замечающей очевидных вещей… Правда лишь в том, что ты – настоящее чудовище. Ты нигилист и социопат. В тебе нет ни капли доброты и жалости…
В ту минуту из моих глаз брызнули слезы, и я со всех ног бросилась к выходу, не замечая никого и ничего вокруг.
Последней фразой, которую я услышала от Марка, было лишь его довольно странное признание, которое в то мгновение мне показалось лишь чушью и бредом:
- Я не чудовище. Я всего лишь жертва обстоятельств. И ты когда-нибудь поймешь, за что я так ненавижу дворян и князя Волконского, который искалечил мою жизнь!
========== Глава 34 ==========
- Маша, пойми! Заперевшись в собственных покоях ты делаешь себе только хуже! Ты не должна замыкаться в себе! Ты не должна! – вздыхала я, сжимая в ладонях руки старшей сестры и в сотый раз умоляя ту согласиться на предложение родителей посетить бал в Зимнем Дворце.
Хотя, признаться честно, никакого предложения, как такового, и вовсе не было, ведь родители просто-напросто поставили нас перед фактом, да и только.
Ведь отказывать августейшей семье в приглашении на светский вечер было не просто дурным тоном, а самым настоящим оскорблением, особенно если учесть тот факт, что наша матушка являлась бывшей фрейлиной императрицы Александры Федоровны, да и по сей день дружила с императрицей, поэтому и вовсе не собиралась отвечать отказом на приглашение царской семьи.
Понимала это и моя младшая сестра Елена, которая не заставила себя долго ждать и довольно быстро нашла подходящий наряд на вечернее торжество.
В тот день Лена светилась от счастья с самого утра, и нашим родителям даже не пришлось уговаривать свою младшую дочь посетить торжественное мероприятие, ведь, по слухам, в числе приглашенных числился Иван Миронов, тот самый офицер и по-совместительству лучший друг Александра, с которым моя сестра успела познакомиться в госпитале и в которого уже продолжительное время была влюблена.
С самого утра Елена буквально считала часы до той самой встречи со своим возлюбленным, с которым не виделась уже несколько недель и по которому сильно скучала.
В тот день радовалась и я, ведь Александр также должен был присутствовать на сегодняшнем балу, и от одной только мысли о встрече с ним мое сердце учащало свой ритм.
Ах, кто бы мог подумать, что однажды все так резко переменится в моей жизни!
Кто бы мог подумать, что однажды придет тот день, когда я окончательно и бесповоротно разочаруюсь в Марке Волкове, которого, казалось бы еще вчера, я превозносила до небес и боготворила!
И, возможно, мое мнение о Марке могло бы даже измениться, если бы не тот наш недавний разговор, который, наконец, стал тем самым последним гвоздем, забитым в крышку гроба моего уважения к нему и наших отношений в принципе.
Дело в том, что я все еще никак не могла понять и осознать, как Марк мог поступить со своим некогда близким другом, разделявшим его идеалы со взглядами...
Готовым ради него абсолютно на все…
Безгранично преданным ему, несмотря ни на что…
Ведь Виктор, ради идей справедливости и равенства(как ему казалось тогда) даже решился на преступление, наверняка в тайне надеясь на то, что господин Волков вместе со своей свитой не отвернутся от него и помогут ему избежать наказания за содеянное…
Он верил Марку.
Он доверял ему.
Он считал его своим самым верным и преданным другом, впрочем, как считали и другие сторонники «Доброй воли» (а многие из них даже продолжают так считать после всего случившегося).
Виктор безоговорочно верил Марку…
И что он получил взамен?
Всего лишь нож в спину и кровоточащую рану в душе, которая уже никогда не сможет зажить.
Но, все же, в тот день Марк «ранил» не только Виктора.
В тот день он «ранил» двоих, самого Шереметьева и мою старшую сестру Марию, а также «убил» меня…
Точнее даже сказать, не саму меня, а мое хорошее отношение к нему и даже некую попытку найти оправдание его жутким поступкам.
А после того, как Марк отказал нам с Машей в помощи, он окончательно упал в моих глазах и превратился в самое страшное чудовище, которое еще только можно было представить.
Вот, и в тот день…
Маша наотрез отказывалась покидать собственные покои, впрочем, как и собственный дом, который она невольно превратила в личную темницу.
Глотая слезы, девушка сидела в собственных покоях и, прожигая взглядом точку в стене, молила Всевышнего лишь о том, чтобы Волков сжалился над ее возлюбленным и помог нам с организацией побега, который для Виктора был последней надеждой на спасение.
Ведь Шереметьев убил не кого-нибудь случайного господина.
По его вине погиб известный в Петрограде меценат, Феофан Колосов, семья которого была также приближена ко двору, а сам Феофан Борисович являлся дальним родственником Петра Столыпина и продолжателем его реформ, которые так сильно не нравились эссерам.
Подобное преступление каралось смертной казнью, а император уж точно не стал бы прощать преступника.
Хотя…
Если бы его кто-то об этом попросил…
Еще с самого утра в моих мыслях теплилась надежда на разговор с Сашей, который, я надеялась, мог бы нам с Машей помочь убедить императора помиловать Виктора, который по собственной глупости стал пешкой в руках подонка и предателей.
Конечно, надежды на то, что Александру удастся уговорить старшего брата было не так уж и много…
Но, все же, как говорится, попытка – не пытка, а, значит, нам с сестрой стоило хотя бы попытаться с ним поговорить.
А потом…
Будь, что будет.
Сжав ладони сестры в своих пальцах, я вновь с мольбой во взгляде уставилась на Марию, а затем чуть взмолилась:
- Машенька, пожалуйста! Доверься мне!
В тот момент в моих глазах застыли слезы, и девушка, будто бы прочувствовав мое собственное состояние, освободила свои ладони из моих пальцев, а затем чуть слышно проговорила:
