Разогнулась она лишь когда стемнело настолько, что стало невозможно читать. Жозефин потянулась и посмотрела на часы. Время обеда давно прошло. Близилось уже время ужина.
- Наведаюсь-ка я к Франсуазе…
Накинув куртку и прихватив зонтик, Жозефин вышла на улицу. Осень давала о себе знать: листьев под ногами стало раза в два больше; в соседних палисадниках увяли цветы. Не только капризные розы, но и куда более выносливые хризантемы. И все же откуда-то назойливо тянуло запахом роз. пожилые дамы накинули поверх своих легких блуз в горошек кардиганы и перебрались из палисадников на веранды. К ним присоединились не менее пожилые господа с бутылками ликера.
В кафе Франсуазы как и в прошлый раз практически не было посетителей. Хозяйка скучала за стойкой, одним глазом читая любовный роман в яркой обложке, а другим посматривая на дверь. Завидев Жозефин, она поднялась.
- Мадмуазель!
- Добрый вечер. Можно кофе и крепы с сыром?
Франсуаза зазвенела посудой. Жозефин присела на высокий табурет у стойки и подперла щеку рукой.
- Скажите, а этот нелюбезный электрик единственный в округе?
- Пти Жан? Увы. Он отличный мастер, но вот характер… - Франсуаза покачала головой. - Ваш кофе, мадмуазель. Как вам дом?
- Нууу… - Жозефин разбила ложечкой пенную шапку. - Вам честно? У меня нет света, ужасно запущенный сад, а еще я комнату потеряла.
- Как это? - удивилась Франсуаза.
- Ну, не то, чтобы потеряла… просто по всем прикидкам там комната. Окна на фасаде. А двери в нее нет.
- Комната-призрак? - Франсуаза хмыкнула. - Я уже слышала нечто подобное. Мадам Жером очень любит рассказывать всяческие страшные небылицы про ваш дом. Спросите ее, если вам интересно. Вот ваши блинчики.
Жозефин взялась за вилку и втянула ароматный пар. Пахло целой гаммой сыров, орегано и солью.
- Меня вот, что волнует, мадам Франсуаза… Вроде бы заморозки начались, а у меня полнейшие непонятки с отоплением…
- Заморозки? - удивилась хозяйка. - В самом деле?
- Да, - кивнула Жозефин. - По дороге сюда я видела замерзшие цветы.
- Ах, верно! Мадам Нортье жаловалась сегодня на нечто подобное. Она всегда очень гордится своими розами. Особый сорт, цветут до середины октября, а то и до ноября. А тут завяли.
- Жалость какая, - неискренне посочувствовала Жозефин. Про себя она подумала: лучше бы все розы в округе загнулись. Запах из заросшего сада мешал ей спать.
Заняться было совершенно нечем. Стало совсем темно, так что Жозефин зажгла свечу, вставила ее в найденный в гостиной подсвечник и забралась под одеяло. Из книг у нее с собой были только Лавкрафт и Мишель Пастуро*. Самое оно для чтения в пустом доме. Полистав историка, Жозефин выбрала все же «В стенах Эрикса»* - самый безобидный по ее мнению рассказ, взбила подушки и принялась за чтение.
Потом она вспомнила, что не заперла дверь в подвал. В полночь это обстоятельство показалось Жозефин необычайно важным. Открытая дверь. Скрип петель. И что-то гнусное, что непременно таится внизу в темноте. Как минимум - крысы. Жозефин представила их и- особенно ярко - их маленькие холодные лапки и длинные голые хвосты.
- Какая гадость! - сказала она себе. - При чем тут лапки?! Какие еще хвосты?! И вовсе они не голые!
Тем не менее, Жозефин взяла свечу и пошла вниз, цепляясь за перила.
Холл был освещен молочно-белым светом, словно серебро было разлито в воздухе. Источник освещения определить не удалось. Все происходило словно во сне. Жозефин почти ожидала увидеть призрачную фигуру на том месте, где вино въелось в потертую паркетную доску. Никого. Спустившись, сойдя с последней ступени, Жозефин осторожно приблизилась к темному провалу. Свеча не могла разбавить мрак, стоящий в дверном проеме. Что-то в подвале было… в общем, не стоило читать на ночь Лавкрафта, и не суть важно, где происходило действие: на Венере, в Антарктиде или же в заброшенном доме, таком, как Бесуан.
Жозефин протянула руку и коснулась кованой дверной ручки. В этот момент ей почудилась музыка и голос. Необычайно красивый баритон пел что-то, но Жозефин не могла разобрать ни слов, ни языка. Это раздражало ее безмерно. Девушка тряхнула головой, и музыка пропала. Наверное, радио.
Резко захлопнув подвальную дверь, Жозефин пошла наверх.
Спала она плохо, и утром едва нашла в себе силы выбраться из-под одеяла. Ей снова снился тот же сон, принявший черты самого настоящего кошмара. Деревня была разорена, церкви горели, в воздухе висел тяжелый, удушливый запах тлена и роз. Впрочем, запах роз никуда не пропал и при пробуждении.
Потирая ноющие виски, Жозефин подошла к окну и раздернула шторы. Розарий искрился на солнце, кусты отяжелели от ночного дождя, но, кажется, ни один лепесток не упал на бледную, захиревшую в тени траву. Жозефин от души пожалела мадам как ее там, чьи цветы померзли минувшей ночью. Она даже была я радостью готова отдать этой мадам свой розарий.
Постанывая от головной боли, Жозефин спустилась на кухню и машинально щелкнула выключателем. Вспыхнул свет.
- Чертовщина какая-то!
Жозефин открыла холодильник.
- Точно чертовщина.
Сварив себе кофе, она села на край истертого, изрезанного ножом дубового стола и уставилась на лампу под потолком. Желтоватая, тусклая. Надо ввинтить новые, более яркие лампочки. И такое утомительное, назойливое гудение… От этого голова разнылась еще сильнее.
Жозефин поставила чашку в мойку, открыла черный ход и оглядела заросший сад. В проклятом розарии решительно было что-то зловещее. Надо его вырезать к чертовой матери, подумала Жозефин.
На улице было свежо. Жозефин надела куртку, замотала шею и покинула дом безо всяких сожалений. Сегодня она решила прогуляться чуть дальше, осмотреть небольшую готическую церковь, шпиль которой хорошо был виден с холма. Зажатая со всех сторон вековыми липами, лет пятьсот назад она была, наверное, великолепна. Настоящий образец высокой готики с ее декоративным излишеством. Высокий центральный неф, сияющая над порталом окно-роза, остроконечные башенки по краям - все было усыпано резными скульптурными украшениями, мельчайшими деталями, словно отделано кружевом. С юга к церкви примыкала высокая, также богато украшенная колокольня. Все здание, несмотря на свои достаточно внушительные размеры, производило впечатление изящной безделушки, шкатулки. Сверкали на солнце витражи. Жозефин присела на скамейку на площади перед порталом, чтобы полюбоваться скульптурами главного фасада. Страшный Суд в тимпане поражал своей экспрессией, а сцена Благовещения слева от входа была необычайно изыскана. Церковь заслуживала самого пристального внимания и детального описания.
- Монетку, мадмуазель…
Жозефин удивленно опустила взгляд. Перед ней стояла пожилая женщина, похожая на ведьму или цыганку из фильма. На ней была пышная, длинная темно-зеленая юбка и блузка из легкого, выгоревшего за годы шифона, а поверх нее - прямой твидовый пиджак. На руках у старушки были кружевные перчатки. Слегка безумное лицо в молодости, наверное, было необычайно красиво. Машинально порывшись в карманах, Жозефин высыпала в протянутую ладонь мелочь.
- Ты неважно выглядишь, дитя мое…
Старушка проворно протянула руку и схватила Жозефин за подбородок. Девушка не успела отшатнуться. Пальцы безумной были холодны.
- Ты та девочка, что въехала в Бесуан.
- А вы мадам Жером… - догадалась Жозефин.
- Клопетта Жером.
Старушка присела на скамью и аккуратно расправила юбки.
- Тебе нужно уезжать немедленно. Бесуан - дрянное место для такой славной девушки. Не открывай окна и подвал, не ночуй там одна и поскорее уезжай.
Как Жозефин и предполагала, мадам Жером оказалась сумасшедшей, но, кажется, безобидной. В каждом городе есть такая городская безумца. Как правило, они неплохо знают, что твориться в городе и окрестностях.
- Скажите, - спросила Жозефин, - как давно в доме не живут?
Глаза у Клопетты Жером были голубые и чистые, как у младенца.
- Там никогда не жили. Не для живых это место, а для призраков и демонов, таких как этот Ронг. Уезжай.
Поднявшись, старуха обошла церковь, шелестя юбкой, и скрылась из вида.
- И она обошла церковь против солнца, - пробормотала Жозефин, - и исчезла в Стране Эльфов.
Небо потемнело, и начался дождь, мелки, но необычайно противный. Жозефин накинула на голову шарф и поспешила домой. По дороге она заскочила в кафе Франсуазы. Сегодня здесь были посетители, и даже играла тихая музыка, но общая обстановка была еще более унылой, чем прежде. Хозяйка за прилавком клевала носом.
- Добрый день.
Франсуаза подняла голову и вяло кивнула.
- Добрый день, мадмуазель Жозефин.
- Можно кофе. И пирог с грушей. Вот этот, - Жозефин ткнула в витрину.
Франсуаза двигалась медленно, словно в полусне. Нож в ее руке дрожал, и Жозефин всерьез испугалась, что хозяйка отрежет себе палец. Кофе был кислым, с привкусом какой-то медицинской горечи. Жозефин отодвинула от себя чашку.
- День сегодня ужасный! - пожаловалась Франсуаза. - С самого утра голова болит, и все из рук валится.
Жоефин кивнула.
- И снится всякая мерзость! - Франсуаза сокрушенно покачала головой. - Представляете, мадмуазель Жозефин, снится мне кукольная совершенно деревенька. С одной стороны готическая церковка вроде нашей, но раза в два меньше, а с другой - русский храм под золотыми куполами. И вроде все в деревне хорошо, а в то же время - плачет кто-то.
Ложечка с громким звоном упала на пол.
- Я сейчас принесу другую!
- Нет-нет, спасибо, - пробормотала Жозефин. - Я, пожалуй, пойду.
Положив на стойку деньги, она закуталась в шарф и медленно, неохотно пошла домой.
Заснула Жозефин с трудом, проклиная свою впечатлительность, немало отравляющую жизнь. Сон ее был неглубоким и чутким, девушка улавливала каждый шорох. Было около дух, когда она подскочила. Внизу кто-то ходил. Тяжелые шаги, скрип половиц, жуткие шорохи.
Жозефин вспомнила, что не заперла заднюю дверь, выходящую в сад. Дура! Законченная дура! А ну, как грабители вломились в дом и ходят теперь по первому этажу, высматривая что-нибудь ценное. Впрочем, насколько могла судить Жозефин, ничего ценного там не было.
Выбравшись из постели, она вооружилась ножкой от сломанного стула и осторожно, на цыпочках прокралась к лестнице и перегнулась через перила.
Внизу было темно и тихо. В потом вновь послышались шаги. Кто-то прохаживался по большой гостиной, где из всех ценностей была пара серебряных подсвечников и картина, похожая на работы Гримшоу. Жозефин начала спускаться, стиснув ножку обеими руками. В глубине души она понимала, что выглядит неимоверно глупо и жалко: невысокая девушка в розовых трусах и маечке на тонких бретельках и с ножкой от ветхого древнего стула в руках. Смех один.
Достигнув низа лестницы, Жозефин замерла. Может быть, грабитель удовольствуется подсвечниками и уйдет? А успеет она добежать до двери и выскользнуть наружу? В замке ли ключи?
Шаги послышались совсем рядом, и в лунных лучах в дверном проеме выросла огромная фигура. Самый настоящий великан со статями Халка Хогана. От неожиданности Жозефин закричала. В следующую же секунду грабитель исчез в гостиной, а сама Жозефин опрометью ринулась на кухню, едва не налетела на стол, распахнула заднюю дверь и вывалилась в сад. Остановил ее только розарий.
Исколотая шипами, испуганная, продрогшая, Жозефин рискнула вернуться в дом только через час. Особняк был пуст и тих. Был грабитель, или это только привиделось девушке - неясно. Все же Жозефин позвонила в полицию.
Стражи порядка появились через четверть часа, тщательно осмотрели дом, записали приметы (высокий и страшный) и отбыли, пожурив Жозефин напоследок за беспечность. Так или иначе, но заснуть она уже не смогла. Забравшись с ногами в кресло, Жозефин раскрыла Пастуро.
Наверное, она все же задремала, потому что оказалась вдруг в подвале. Откуда-то тянуло мертвечиной. Слышно было, как сочится по стенам и капает на пол вода. Секундой спустя Жозефин поняла, что это - несмелые гитарные переборы. Потом прорезался и голос, глухой, как со старинной заезженной пластинки.
- Entre en mi casa; vi que, amancillada,
de anciana habitacion era despojos;
Mi baculo, mas corvo y menos fuerte.
Vencida de la edad senti mi espada,
y no halle cosa en que poner los ojos
Que no fuese recuerdo de la muerte.*
Испанского Жозефин не знала, но по интонации почувствовала, что у песни зловещий смысл. В самой сцене также не было ничего страшного, однако же, Жозефин охватил ужас, ни с чем не сравнимый. Словно кто-то стоял во мраке у нее за спиной и сверлил ее тяжелым взглядом. И еще что-то плотоядное, голодное таилось на уровне колен, не выше, и норовило цапнуть жертву за ноги. Жозефин тонула в этом страхе, голоде, голосе и нервных гитарных переборах.
Проснулась она в своей постели, хотя не помнила, как оказалась там. День был пасмурный, и комната тонула в полумраке. В углах, удаленных от окон, словно чернила разлили. Она все еще слышала гитарный перебор, тихий и нервный.
Не без опаски Жозефин спустила ноги на пол. Ее посетила абсурдная мысль, что нечто враждебное, злое может выскочить из-под кровати и вцепиться ей в щиколотку. Жозефин опрометью сбежала вниз, накинула куртку и вылетела из дома. Сейчас, пребывая в растрепанных чувствах, она попросту не могла оставаться в Бесуане.
Спокойно Жозефин почувствовала себя только возле церкви. Усевшись на этот раз у южной стены, она невидящим взглядом смотрела на витражи, изображающие историю Девы Марии, и не о чем не думала.
- Убедилась?
Нервы Жозефин были на взводе, и она попросту свалилась со скамейки. Мадам Жером невозмутимо села, расправила сапфирово-синюю юбку, затем открыла бумажный пакет с замысловатой эмблемой в стиле Ар-Ново и надписью OldHome и вытащила печенье.
- Видела его?
- Кого? - мрачно спросила Жозефин, поднимаясь с земли и отряхивая джинсы.
- Призрака. Или что там Ронг привез из-за границы? Он спрятал эту тварь глубоко в недрах дома и кормил, пока она не накопила силу.
Вот, кто повинен был в кошмарах Жозефин - старуха-сумасшедшая. Может быть, она обладала способностями к гипнозу?
- Ничего не видела, - буркнула девушка.
- А я один раз с ним встречалась… - мадам Жером разгрызла печенье с самым задумчивым видом. - Он стоял рядом с дверью в подвал, огромный и страшный. И я слышала его голос, глубокий басовитый рокот.
- Баритон, - машинально поправила Жозефин.
Мадам Жером плотоядно улыбнулась.
- Значит ты все же встречалась с ним.
- Ни-че-го я не видела! - отрезала Жозефин и развернулась, чтобы уйти.
Старуха поймала ее за локоть.
- В Бесуане живет смерть. Не выпусти ее на волю, девочка. Прошу.
Жозефин вырвалась и поспешила домой. Иррациональный страх, который она испытывала перед особняком, требовалось побороть. Или же, возвращаться в Париж. На щите. К родителям, Леону и его чокнутой женушке. Жозефин не любила проигрывать. Впрочем, и выигрывать она особо не умела.
В этот вечер Жозефин легла пораньше и сразу же провалилась в сон. В тот самый, с деревней. Она была совершенно разорена и безлюдна, словно по ней прокатилась эпидемия или война. Пахло мертвечиной и кислым дрянным вином. Изменилось и еще кое-что: Жозефин обрела во сне способность двигаться. Двигаться, но не выбирать направление. Спустившись с холма, она вошла под своды готической церкви, хронящей следы жестокого пожара.
- Наведаюсь-ка я к Франсуазе…
Накинув куртку и прихватив зонтик, Жозефин вышла на улицу. Осень давала о себе знать: листьев под ногами стало раза в два больше; в соседних палисадниках увяли цветы. Не только капризные розы, но и куда более выносливые хризантемы. И все же откуда-то назойливо тянуло запахом роз. пожилые дамы накинули поверх своих легких блуз в горошек кардиганы и перебрались из палисадников на веранды. К ним присоединились не менее пожилые господа с бутылками ликера.
В кафе Франсуазы как и в прошлый раз практически не было посетителей. Хозяйка скучала за стойкой, одним глазом читая любовный роман в яркой обложке, а другим посматривая на дверь. Завидев Жозефин, она поднялась.
- Мадмуазель!
- Добрый вечер. Можно кофе и крепы с сыром?
Франсуаза зазвенела посудой. Жозефин присела на высокий табурет у стойки и подперла щеку рукой.
- Скажите, а этот нелюбезный электрик единственный в округе?
- Пти Жан? Увы. Он отличный мастер, но вот характер… - Франсуаза покачала головой. - Ваш кофе, мадмуазель. Как вам дом?
- Нууу… - Жозефин разбила ложечкой пенную шапку. - Вам честно? У меня нет света, ужасно запущенный сад, а еще я комнату потеряла.
- Как это? - удивилась Франсуаза.
- Ну, не то, чтобы потеряла… просто по всем прикидкам там комната. Окна на фасаде. А двери в нее нет.
- Комната-призрак? - Франсуаза хмыкнула. - Я уже слышала нечто подобное. Мадам Жером очень любит рассказывать всяческие страшные небылицы про ваш дом. Спросите ее, если вам интересно. Вот ваши блинчики.
Жозефин взялась за вилку и втянула ароматный пар. Пахло целой гаммой сыров, орегано и солью.
- Меня вот, что волнует, мадам Франсуаза… Вроде бы заморозки начались, а у меня полнейшие непонятки с отоплением…
- Заморозки? - удивилась хозяйка. - В самом деле?
- Да, - кивнула Жозефин. - По дороге сюда я видела замерзшие цветы.
- Ах, верно! Мадам Нортье жаловалась сегодня на нечто подобное. Она всегда очень гордится своими розами. Особый сорт, цветут до середины октября, а то и до ноября. А тут завяли.
- Жалость какая, - неискренне посочувствовала Жозефин. Про себя она подумала: лучше бы все розы в округе загнулись. Запах из заросшего сада мешал ей спать.
Заняться было совершенно нечем. Стало совсем темно, так что Жозефин зажгла свечу, вставила ее в найденный в гостиной подсвечник и забралась под одеяло. Из книг у нее с собой были только Лавкрафт и Мишель Пастуро*. Самое оно для чтения в пустом доме. Полистав историка, Жозефин выбрала все же «В стенах Эрикса»* - самый безобидный по ее мнению рассказ, взбила подушки и принялась за чтение.
Потом она вспомнила, что не заперла дверь в подвал. В полночь это обстоятельство показалось Жозефин необычайно важным. Открытая дверь. Скрип петель. И что-то гнусное, что непременно таится внизу в темноте. Как минимум - крысы. Жозефин представила их и- особенно ярко - их маленькие холодные лапки и длинные голые хвосты.
- Какая гадость! - сказала она себе. - При чем тут лапки?! Какие еще хвосты?! И вовсе они не голые!
Тем не менее, Жозефин взяла свечу и пошла вниз, цепляясь за перила.
Холл был освещен молочно-белым светом, словно серебро было разлито в воздухе. Источник освещения определить не удалось. Все происходило словно во сне. Жозефин почти ожидала увидеть призрачную фигуру на том месте, где вино въелось в потертую паркетную доску. Никого. Спустившись, сойдя с последней ступени, Жозефин осторожно приблизилась к темному провалу. Свеча не могла разбавить мрак, стоящий в дверном проеме. Что-то в подвале было… в общем, не стоило читать на ночь Лавкрафта, и не суть важно, где происходило действие: на Венере, в Антарктиде или же в заброшенном доме, таком, как Бесуан.
Жозефин протянула руку и коснулась кованой дверной ручки. В этот момент ей почудилась музыка и голос. Необычайно красивый баритон пел что-то, но Жозефин не могла разобрать ни слов, ни языка. Это раздражало ее безмерно. Девушка тряхнула головой, и музыка пропала. Наверное, радио.
Резко захлопнув подвальную дверь, Жозефин пошла наверх.
Спала она плохо, и утром едва нашла в себе силы выбраться из-под одеяла. Ей снова снился тот же сон, принявший черты самого настоящего кошмара. Деревня была разорена, церкви горели, в воздухе висел тяжелый, удушливый запах тлена и роз. Впрочем, запах роз никуда не пропал и при пробуждении.
Потирая ноющие виски, Жозефин подошла к окну и раздернула шторы. Розарий искрился на солнце, кусты отяжелели от ночного дождя, но, кажется, ни один лепесток не упал на бледную, захиревшую в тени траву. Жозефин от души пожалела мадам как ее там, чьи цветы померзли минувшей ночью. Она даже была я радостью готова отдать этой мадам свой розарий.
Постанывая от головной боли, Жозефин спустилась на кухню и машинально щелкнула выключателем. Вспыхнул свет.
- Чертовщина какая-то!
Жозефин открыла холодильник.
- Точно чертовщина.
Сварив себе кофе, она села на край истертого, изрезанного ножом дубового стола и уставилась на лампу под потолком. Желтоватая, тусклая. Надо ввинтить новые, более яркие лампочки. И такое утомительное, назойливое гудение… От этого голова разнылась еще сильнее.
Жозефин поставила чашку в мойку, открыла черный ход и оглядела заросший сад. В проклятом розарии решительно было что-то зловещее. Надо его вырезать к чертовой матери, подумала Жозефин.
На улице было свежо. Жозефин надела куртку, замотала шею и покинула дом безо всяких сожалений. Сегодня она решила прогуляться чуть дальше, осмотреть небольшую готическую церковь, шпиль которой хорошо был виден с холма. Зажатая со всех сторон вековыми липами, лет пятьсот назад она была, наверное, великолепна. Настоящий образец высокой готики с ее декоративным излишеством. Высокий центральный неф, сияющая над порталом окно-роза, остроконечные башенки по краям - все было усыпано резными скульптурными украшениями, мельчайшими деталями, словно отделано кружевом. С юга к церкви примыкала высокая, также богато украшенная колокольня. Все здание, несмотря на свои достаточно внушительные размеры, производило впечатление изящной безделушки, шкатулки. Сверкали на солнце витражи. Жозефин присела на скамейку на площади перед порталом, чтобы полюбоваться скульптурами главного фасада. Страшный Суд в тимпане поражал своей экспрессией, а сцена Благовещения слева от входа была необычайно изыскана. Церковь заслуживала самого пристального внимания и детального описания.
- Монетку, мадмуазель…
Жозефин удивленно опустила взгляд. Перед ней стояла пожилая женщина, похожая на ведьму или цыганку из фильма. На ней была пышная, длинная темно-зеленая юбка и блузка из легкого, выгоревшего за годы шифона, а поверх нее - прямой твидовый пиджак. На руках у старушки были кружевные перчатки. Слегка безумное лицо в молодости, наверное, было необычайно красиво. Машинально порывшись в карманах, Жозефин высыпала в протянутую ладонь мелочь.
- Ты неважно выглядишь, дитя мое…
Старушка проворно протянула руку и схватила Жозефин за подбородок. Девушка не успела отшатнуться. Пальцы безумной были холодны.
- Ты та девочка, что въехала в Бесуан.
- А вы мадам Жером… - догадалась Жозефин.
- Клопетта Жером.
Старушка присела на скамью и аккуратно расправила юбки.
- Тебе нужно уезжать немедленно. Бесуан - дрянное место для такой славной девушки. Не открывай окна и подвал, не ночуй там одна и поскорее уезжай.
Как Жозефин и предполагала, мадам Жером оказалась сумасшедшей, но, кажется, безобидной. В каждом городе есть такая городская безумца. Как правило, они неплохо знают, что твориться в городе и окрестностях.
- Скажите, - спросила Жозефин, - как давно в доме не живут?
Глаза у Клопетты Жером были голубые и чистые, как у младенца.
- Там никогда не жили. Не для живых это место, а для призраков и демонов, таких как этот Ронг. Уезжай.
Поднявшись, старуха обошла церковь, шелестя юбкой, и скрылась из вида.
- И она обошла церковь против солнца, - пробормотала Жозефин, - и исчезла в Стране Эльфов.
Небо потемнело, и начался дождь, мелки, но необычайно противный. Жозефин накинула на голову шарф и поспешила домой. По дороге она заскочила в кафе Франсуазы. Сегодня здесь были посетители, и даже играла тихая музыка, но общая обстановка была еще более унылой, чем прежде. Хозяйка за прилавком клевала носом.
- Добрый день.
Франсуаза подняла голову и вяло кивнула.
- Добрый день, мадмуазель Жозефин.
- Можно кофе. И пирог с грушей. Вот этот, - Жозефин ткнула в витрину.
Франсуаза двигалась медленно, словно в полусне. Нож в ее руке дрожал, и Жозефин всерьез испугалась, что хозяйка отрежет себе палец. Кофе был кислым, с привкусом какой-то медицинской горечи. Жозефин отодвинула от себя чашку.
- День сегодня ужасный! - пожаловалась Франсуаза. - С самого утра голова болит, и все из рук валится.
Жоефин кивнула.
- И снится всякая мерзость! - Франсуаза сокрушенно покачала головой. - Представляете, мадмуазель Жозефин, снится мне кукольная совершенно деревенька. С одной стороны готическая церковка вроде нашей, но раза в два меньше, а с другой - русский храм под золотыми куполами. И вроде все в деревне хорошо, а в то же время - плачет кто-то.
Ложечка с громким звоном упала на пол.
- Я сейчас принесу другую!
- Нет-нет, спасибо, - пробормотала Жозефин. - Я, пожалуй, пойду.
Положив на стойку деньги, она закуталась в шарф и медленно, неохотно пошла домой.
Заснула Жозефин с трудом, проклиная свою впечатлительность, немало отравляющую жизнь. Сон ее был неглубоким и чутким, девушка улавливала каждый шорох. Было около дух, когда она подскочила. Внизу кто-то ходил. Тяжелые шаги, скрип половиц, жуткие шорохи.
Жозефин вспомнила, что не заперла заднюю дверь, выходящую в сад. Дура! Законченная дура! А ну, как грабители вломились в дом и ходят теперь по первому этажу, высматривая что-нибудь ценное. Впрочем, насколько могла судить Жозефин, ничего ценного там не было.
Выбравшись из постели, она вооружилась ножкой от сломанного стула и осторожно, на цыпочках прокралась к лестнице и перегнулась через перила.
Внизу было темно и тихо. В потом вновь послышались шаги. Кто-то прохаживался по большой гостиной, где из всех ценностей была пара серебряных подсвечников и картина, похожая на работы Гримшоу. Жозефин начала спускаться, стиснув ножку обеими руками. В глубине души она понимала, что выглядит неимоверно глупо и жалко: невысокая девушка в розовых трусах и маечке на тонких бретельках и с ножкой от ветхого древнего стула в руках. Смех один.
Достигнув низа лестницы, Жозефин замерла. Может быть, грабитель удовольствуется подсвечниками и уйдет? А успеет она добежать до двери и выскользнуть наружу? В замке ли ключи?
Шаги послышались совсем рядом, и в лунных лучах в дверном проеме выросла огромная фигура. Самый настоящий великан со статями Халка Хогана. От неожиданности Жозефин закричала. В следующую же секунду грабитель исчез в гостиной, а сама Жозефин опрометью ринулась на кухню, едва не налетела на стол, распахнула заднюю дверь и вывалилась в сад. Остановил ее только розарий.
Исколотая шипами, испуганная, продрогшая, Жозефин рискнула вернуться в дом только через час. Особняк был пуст и тих. Был грабитель, или это только привиделось девушке - неясно. Все же Жозефин позвонила в полицию.
Стражи порядка появились через четверть часа, тщательно осмотрели дом, записали приметы (высокий и страшный) и отбыли, пожурив Жозефин напоследок за беспечность. Так или иначе, но заснуть она уже не смогла. Забравшись с ногами в кресло, Жозефин раскрыла Пастуро.
Наверное, она все же задремала, потому что оказалась вдруг в подвале. Откуда-то тянуло мертвечиной. Слышно было, как сочится по стенам и капает на пол вода. Секундой спустя Жозефин поняла, что это - несмелые гитарные переборы. Потом прорезался и голос, глухой, как со старинной заезженной пластинки.
- Entre en mi casa; vi que, amancillada,
de anciana habitacion era despojos;
Mi baculo, mas corvo y menos fuerte.
Vencida de la edad senti mi espada,
y no halle cosa en que poner los ojos
Que no fuese recuerdo de la muerte.*
Испанского Жозефин не знала, но по интонации почувствовала, что у песни зловещий смысл. В самой сцене также не было ничего страшного, однако же, Жозефин охватил ужас, ни с чем не сравнимый. Словно кто-то стоял во мраке у нее за спиной и сверлил ее тяжелым взглядом. И еще что-то плотоядное, голодное таилось на уровне колен, не выше, и норовило цапнуть жертву за ноги. Жозефин тонула в этом страхе, голоде, голосе и нервных гитарных переборах.
Проснулась она в своей постели, хотя не помнила, как оказалась там. День был пасмурный, и комната тонула в полумраке. В углах, удаленных от окон, словно чернила разлили. Она все еще слышала гитарный перебор, тихий и нервный.
Не без опаски Жозефин спустила ноги на пол. Ее посетила абсурдная мысль, что нечто враждебное, злое может выскочить из-под кровати и вцепиться ей в щиколотку. Жозефин опрометью сбежала вниз, накинула куртку и вылетела из дома. Сейчас, пребывая в растрепанных чувствах, она попросту не могла оставаться в Бесуане.
Спокойно Жозефин почувствовала себя только возле церкви. Усевшись на этот раз у южной стены, она невидящим взглядом смотрела на витражи, изображающие историю Девы Марии, и не о чем не думала.
- Убедилась?
Нервы Жозефин были на взводе, и она попросту свалилась со скамейки. Мадам Жером невозмутимо села, расправила сапфирово-синюю юбку, затем открыла бумажный пакет с замысловатой эмблемой в стиле Ар-Ново и надписью OldHome и вытащила печенье.
- Видела его?
- Кого? - мрачно спросила Жозефин, поднимаясь с земли и отряхивая джинсы.
- Призрака. Или что там Ронг привез из-за границы? Он спрятал эту тварь глубоко в недрах дома и кормил, пока она не накопила силу.
Вот, кто повинен был в кошмарах Жозефин - старуха-сумасшедшая. Может быть, она обладала способностями к гипнозу?
- Ничего не видела, - буркнула девушка.
- А я один раз с ним встречалась… - мадам Жером разгрызла печенье с самым задумчивым видом. - Он стоял рядом с дверью в подвал, огромный и страшный. И я слышала его голос, глубокий басовитый рокот.
- Баритон, - машинально поправила Жозефин.
Мадам Жером плотоядно улыбнулась.
- Значит ты все же встречалась с ним.
- Ни-че-го я не видела! - отрезала Жозефин и развернулась, чтобы уйти.
Старуха поймала ее за локоть.
- В Бесуане живет смерть. Не выпусти ее на волю, девочка. Прошу.
Жозефин вырвалась и поспешила домой. Иррациональный страх, который она испытывала перед особняком, требовалось побороть. Или же, возвращаться в Париж. На щите. К родителям, Леону и его чокнутой женушке. Жозефин не любила проигрывать. Впрочем, и выигрывать она особо не умела.
В этот вечер Жозефин легла пораньше и сразу же провалилась в сон. В тот самый, с деревней. Она была совершенно разорена и безлюдна, словно по ней прокатилась эпидемия или война. Пахло мертвечиной и кислым дрянным вином. Изменилось и еще кое-что: Жозефин обрела во сне способность двигаться. Двигаться, но не выбирать направление. Спустившись с холма, она вошла под своды готической церкви, хронящей следы жестокого пожара.
