Алата, Соженское королевство
Ворожеи разогнали с утра пораньше тучи, и над Ладреком сияло полуденное солнце. Приготовления к торжествам шли полным ходом, гости съезжались со всех концов королевства, и толпа выглядела на редкость пестро. Голубые плащи молчальников 1, черный с золотом куртки боевых магов, травницы – все в зеленом, масочницы2, все до единой неестественно прекрасные. Крестьяне в своей лучшей одежде, поразевавшие рты: у них-то в деревне увидишь в лучшем случае ворожею, неопрятную старуху. Торговцы сладостями вразнос, продавцы амулетов, водоносы, резчики, уже принимающие заказы на именные обереги из помоста, который еще даже до конца не сколочен. В этой толчее немудрено было потеряться, поэтому Агнесса с самого начала набросила на подруг «вервию»3. Впрочем, Лина могла потеряться, даже положи ты на нее «кандалы»4 с тройным наговором. Да и Соня, обычно степенная, вдали от своих котлов скакала резвой козой.
- Ты взгляни только! Пижма из Исецка! Королевская полынь! Глемасская настойка! Тройной возгонки, ты только глянь!
Агнесса чувствовала себя несушкой, сопровождающей выводком непрестанно пищащих цыплят. Они к тому же норовили разбежаться в разные стороны. Лина увидела какие-то ткани, соня – травяную лавку. Но вот все три вышли на площадь и застыли в благоговении, пускай и с горькой примесью омерзения.
Помост был метра в два в высоту, такой, чтобы видеть его отовсюду, сколоченный из грубо обработанного дерева. Венчала его арка, сплетенная из молодых ивовых побегов и увитая цветами. К вечеру его еще должны были затянуть черным сукном и украсить молочно-белыми лентами.
- Палец, - пробормотала Соня. – Или рог. Или ребро. Или…
Агнесса вздохнула и перестала обращать внимание на это бормотание. Она предпочла бы сейчас оказаться где угодно, только бы подальше от этого похожего на виселицу сооружения. Отчасти потому, что назначенная на вечере церемония была куда хуже казни, а отчасти – из нежелания встречаться с кузеном Яношем.
- А тут будет вся королевская семья? – спросила любопытная Лина.
Соня шикнула на нее, но масочница и сама уже поняла свой промах. Она испуганно посмотрела на Агнессу. Та лишь безразлично пожала плечами. Ее это и в самом деле мало волновало. С тех пор, как она унаследовала после смерти наставницы Углевский замок, узы, связывающие ее с семьей будто бы лопнули. Оставались еще детские обиды и была злость, но они постепенно бледнели и уже почти истерлись. Куда больше Агнессу волновали сейчас предоставленные возможности. Праздник Летнего Откровения в в общем-то захудалом провинциальном Ладреке превращался в ярмарку. Понаблюдать за обрядом съезжались многие маги, разворачивалась торговля, привозились книги. Уже очень много лет хранительницы Углева гонялись за парой Великих Хроник, и Агнесса не собиралась нарушать традицию. И ничего, что хранительниц в Углеве осталось всего трое.
В конце концов подруги разделились. Соня исчезла среди травнических палаток, Лина умчалась следом за торговцем лубками; Агнесса же отправилась на поиск мастеров-печатников, но большинство книг, что они предлагали, у нее уже имелись. Агнесса никогда не спрашивала, чем для Углева так важны Великие Хроники. Она просто испытывала разочарование, упуская их раз за разом.
Когда подруги вновь встретились – на обломках старой крепостной стены, откуда удобно было наблюдать за церемонией, одна Агнесса осталась с пустыми руками. Да Соня жаловалась, как ничтожно малы у нее шансы заполучить кусочек беса, а лучше всего – его целиком. Лина шикнула на нее и указала на помост. Церемония началась.
И масочница, и травница жадно следили за развернувшимся действом, это было первое в их жизни Откровение. Агнесса, выросшая в столице, насмотрелась уже и не испытывала ничего кроме отвращения. В каждой женщине ей виделась мать.
Нынешняя жертва – мужеубийца, как гласила программка – была, конечно же, хороша собой. Палачи содрали с нее сорочку, давая зрителям возможность разглядеть пышное тело, большие груди, золотистый треугольник между ног. Вожделение начало затапливать площадь, подманивая бесов. Палач сделал надрез на ладони женщины, кровь закапала на помост. Служители ударили в гонги, запел флейта, отозвался барабан. Повинуясь этим звукам воздух под аркой сгустился, почернел, ушел в глубину хищной воронкой. Палач толкнул оцепеневшую женщину в спину, и воронка, причмокнув, поглотила ее. Несколько мгновений ничего не происходило. Потом воздух под аркой стал еще чернее, и выплюнул облако серого пепла, а затем три тела. Женщина – другая, темноволосая, измождённая – покатилась к краю помоста. По рядам, стоящим ближе всего, пронесся вопль ужаса, но какого-то ненастоящего, с примесью возбуждения. Голова женщины была почти отделена от тела, и темная кровь толчками вытекала из раны. Два беса – синий и темно-красный – пытались подняться и продолжить драку.
- Потрясающе! – воскликнула Соня, но перехватила взгляд Агнессы и добавила. – Отвратительно.
Каллан, Кос-Унгер
- Эй, Коротышка!
Кранцингар обернулся, смерил юфе5 безразличным взглядом и пошел дальше, бережно неся перед собой книги. Они клацали зубами и все норовили оттяпать молодому гад’гар’жи6 пальцы.
- Короты-ышка!
Кранцингар знал, что ему не следует реагировать. Тем более, что в конечном итоге факт оскорбления доказать не удастся. Наглый синекожий, оскалив все шесть десятков зубов, просто скажет, что оговорился. Хотел назвать юмэна 7 по имени, но оговорился. Кто же виноват, что на юфейском «кранцингир» - это «коротышка». Поэтому Кранцингар лишь пробормотал «юфи»8 и пошел дальше. Синекожий воданского9 не понимал, и оскорбление пропало втуне.
Визит юфе в Кос-Унгер затягивался. Они уже сорок дней имитировали ведение переговоров, а больше пили вино и суббу 10 и развлекались с рабами. Если так пойдет и дальше, скоро придется искать новых.
- Коротышка!
Кранцингар со вздохом обернулся, задрал голову и уперся взглядом в подбородок сестры.
-Азинамир, я ведь просил!
- Но, согласись, это забавно, - хихикнула сестра. Она кивнула су11, заставляя забрать книги. Бедняга с ужасом уставился на клацающую зубами стопку. – Тебя ждет старейшина.
- Посол юфе прекрасно говорит по-юмэнски, - Кранцингар ударил раба по руке. – Твой су останется без пальцев.
- Мне он надоел, - отмахнулась Азинамир. – Он больше не забавный. Старейшина разозлится.
Кранцингар посмотрел на раба, в глазах которого уже плясало безумие. Эти светлокожие коротышки так слабы, разум их угасает за неделю.
Коротышка? Пламя! Он это сказал!
Внушив рабу, что книги должны быть в целости доставлены в Башню, Кранцингар последовал за сестрой. В прошлый раз гнев старейшины обернулся для него стодневной ссылкой в Ваду, Кранцингар еле ноги унес.
За идущей спокойно и уверенно, как песчаная каравелла, сестрой юмэн прошмыгнул в зал Совета и протиснулся к трону. Место это создавалось для иллуэнов нормального роста, и Кранцингара оно подавляло. К тому же, приходилось задирать голову, чтобы взглянуть на собеседников. Подняться ближе к трону не позволял этикет.
Переговоры вымотали Кранцингара. Юфе продолжал прикидываться неграмотным идиотом, старейшина – делать вид, что верит ему. Один переводчик страдал, пытаясь выкрутиться. Наконец очередной раунд этой утомительной игры был закончен, и гости разошлись по своим покоям. Наутро были назначены бои, а перед таким прекрасным возбуждающим действом следовало выспаться. Кранцингар бои не любил. Как писал один философ-оригинал полторы сотни тысяч дней назад: «Жестокость потакает низменному». Кранцингар вышел из зала Совета, всерьез обеспокоенный судьбой книг, но, проходя через лавровый сад, задержался и запрокинул голову. Золотое ночное небо, усыпанное разноцветными искрами звезд, всегда приводило его в восторг. Оно было грандиозно.
Слева донеслись отчаянные вопли, полные боли и страха. Юфе. Юмэны никогда не портят свою собственности, только кретины-юфе на это способны. Цедя сквозь зубы проклятья, Кранцингар поспешил через темный сад. За живой изгородью, служащей пристанищем светлячкам, он обнаружил юфе-задиру и его жертву. Еще одна су сестры, чернявая бледная бери12, давно уже утратившая разум на свое счастье. Юфе рыча, грубо входил в нее, и бери кричала от боли, бледные ноги были в крови, по подбородку из прокушенной насквозь губы стекала струйка крови. Юфе с удовлетворенным рыком кончил и, не сводя с Кранцингара глаз, взял нож и перерезал су горло. Он с самого утра провоцировал, и юмэн не мог понять причину. И на этот раз не мог стерпеть. От подобного насилия его мутило, оно равняло иллуэнов с плотоядными скалами Нарда. Кранцингар не желал быть скалой.
Присев на корточки, он коснулся ладонью лужи крови. Су была еще жива, и из раны на шее с бульканьем выплескивалась темная жидкость.
- Вы немедленно пойдете и заплатите Леди Азинамир, которой принадлежала эта бери, виру, - сказал он на юфейском.
- Почему я должен платить порченной крови?! – ухмыльнулся юфе. – Я – чистокровный иллуэн, а вас мать прижила, говорят, от раба.
Кранцингар поднялся. Кровь капала с его ладони. Он терпел оскорбления, терпел даже те, что были адресованы сестре. Но юфе посмел тронуть их мать! Свистнуло карминно-красное лезвие. Юфе не ожидал нападения и едва устоял на ногах. Кранцингар снова попытался достать его клинком, но земля затряслась. Воздух нагрелся и закружился воронкой тайфуна. В рот набился сухой, гадкий на вкус пепел. Тайфун вертел и кружил Кранцингара, как куклу, сталкивая то с юфе, то с умирающей су, а потом вдруг вытряхнул на грубо оструганные доски. Юмэн поднялся, пытаясь восстановить равновесия и понять, что происходит, и обомлел. На него смотрели тысячи враждебных глаз бери и берони13. Он покинул Каллан. Он был в другом мире.
---------------------------
1. Молчальники – маги-хранители памяти, мастера заклинаний. Также в их ведении находятся все древние секреты. Считаются наряду с ведуньями самыми сильными колдунами Алаты
2. Масочницы – колдуньи, создающие иллюзии
3. Вервия – следящее заклинание, также чары-поводок
4. Кандалы – заклинание, привязывающее заклятого к магу, дополнительно может быть усилено наговорами
5. Юфе – один из родов иллуэнов, синекожие, примерно на полголовы выше среднего роста, отличающиеся чрезмерной даже для сородичей кровожадностью
6. Гад’гар’жи – библиотекарь
7. Юмэны – род иллуэнов; краснокожие, с парой небольших слегка завитых рожек, всегда отличались умеренной политикой, считались хранителями древней мудрости
8. Юфи (воданск.) – «мужеложец» в оскорбительном смысле, в буквальном переводе «под рабом». В самом гомосексуализме иллуэны не видят ничего странного или недопустимого, в том числе и в сексе с рабами. Однако, иллуэн отдающийся рабу считается у них сумасшедшим, поскольку таким образом опускается до уровня скота
9. Воданы – род иллуэнов, зеленокожие; интриганы, вносящие разнообразие в политику Семи родов
10. Субба (юмэнск.)– магический настой, вызывающий эйфорию. На людей действует как сильный наркотик и вызывает быстрое привыкание, для иллуэнов почти безвреден
11. Су (юмэнск.)– личный раб/рабыня
12. Бери (юмэнск.)– женщина-рабыня
13. Берони (юмэнск.)– мужчина-раб
Алата, Соженское королевство
Соня без устали жаловалась на то, что такие великолепные ингредиенты достанутся не ей, а каким-то недоучкам. Ей бы хотя бы пальчик. Лучше – рог. Агнесса не слышала ее, хотя бы потому, что все это было проговорено уже не раз. Она желала как можно скорее покинуть город и оказаться за надежными стенами Углева. Увы, удача окончательно изменила ей: на пороге трактира молодые ведьмы столкнулись с самим Яношем Форезом.
Наследник трона был прост и близок народу. Он запросто мог выйти к ним, выпить за компанию, станцевать с прелестной селянкой. Люди – чернь – любили его. И если собутыльников или селянку находили потом с перерезанным горлом, то никто и не думал связывать это событие с королевичем.
Агнесса знала, что Янош безумен. С ее места на обломках стены видна была королевская ложа. Когда на помосте появились бесы, единственное, что заинтересовало Яноша – труп. Его ноздри до сих пор раздувались, словно в надежде уловить запах крови.
Он поклонился.
- Кузина.
- Ваше высочество, - Агнесса присела в ничего не стоящем ей реверансе.
Соня пихнула ее в бок и что-то пропищала возбужденно. Агнесса и не подумала знакомить подруг с кузеном, зная, что из этого не выйдет ничего хорошего.
- Не поужинаете ли со мной, дорогая кузина? – спросил Янош.
Агнесса, прежде, чем кивнуть, огляделась. На улице полно стражи. И сейчас, когда в Ладрек съехались маги со всего королевства, солдаты не побоятся напасть на ведьму. Углев слишком далеко, его чары не защитят хозяйку. Агнесса посмотрела на подруг и мгновенно приняла решение.
- С радостью, кузен. Сестрицы, не ждите меня.
Соня разочарованно вздохнула. Лина, куда более проницательная, сообразила, что что-то не так, но смолчала и увела травницу. Агнесса оперлась на любезно предложенную кузеном руку. Лучше уж обнимать ядовитую змею.
Королевич, конечно же, не в таверне ночевал. Бургомистр уступил Яношу свой дом, а сам теперь коротал время на постоялом дворе. Слуги же, ошалевшие от оказанной им чести, порхали по комнатам. Ужин накрыли в мгновение ока и отменный, но Янош ни к чему не притронулся. Присев на соседний с Агнессой стул, он принялся привычно поглаживать ее бедро.
- Ты не передумала еще, кузина?
- Нет.
Агнесса отодвинулась, хотя и знала по опыту, что это не поможет. Руки Яноша лишь еще больше осмелели. Ей было пятнадцать, когда кузен впервые обратил на нее внимание. Он не давал ей прохода, и только магические силы Агнессы держали его на расстоянии. А потом Янош узнал о завещании покойного короля Валентина и стал еще более настойчив. «Если наследник обнаружит какие-либо дефекты, малейшие признаки безумия, пускай власть наша переходит к жене нашего младшего сына и его потомкам любого полу». Старик знал, о чем пишет: его старшая невестка убила себя в приступе безумия. Младшую скормили бесам, и Агнесса до сих пор помнила выражение глаз тогда совсем юного Яноша. Ее замутило.
Руки принца тискали ее груди, умело, возбуждающе, но ведунья давно научилась не обращать на это внимания. Года четыре назад она поехала в Божер, нашла публичный дом и предложила хозяйке сделку. Чернявый красавец-стувриец заплатил за златокудрую девственницу золотом по весу ее тела. Агнесса получила необходимый опыт, долю цинизма и треть полученной за нее цены. И Янош, честно говоря, во всем уступал тому стуврийцу, имя которого вылетело у Агнессы из головы.
Ведунья ущипнула кузена за руку, вынуждая прекратить бессмысленные «ласки».
- Нет. Мой ответ – нет. Женой твоей я не стану, и можешь не соблазнять. Я лучше бесу отдамся.
- Это можно устроить, - сказал Янош, заставляя ее подняться.
Словно щелкнул выключатель, и в механическом театрике сменилась картинка. Чувственный Янош исчез, на смену ему пришел Янош-садист, предвкушающий жестокую забаву. Он заставил Агнессу идти за собой, ясно давая понять, что лучше не сопротивляться.
Винный погреб бургомистра – речь ведь о Ладреке – был поделен на две части. В передней высились рядами бочки с местным вином и готовым к выморозке пивом.
Ворожеи разогнали с утра пораньше тучи, и над Ладреком сияло полуденное солнце. Приготовления к торжествам шли полным ходом, гости съезжались со всех концов королевства, и толпа выглядела на редкость пестро. Голубые плащи молчальников 1, черный с золотом куртки боевых магов, травницы – все в зеленом, масочницы2, все до единой неестественно прекрасные. Крестьяне в своей лучшей одежде, поразевавшие рты: у них-то в деревне увидишь в лучшем случае ворожею, неопрятную старуху. Торговцы сладостями вразнос, продавцы амулетов, водоносы, резчики, уже принимающие заказы на именные обереги из помоста, который еще даже до конца не сколочен. В этой толчее немудрено было потеряться, поэтому Агнесса с самого начала набросила на подруг «вервию»3. Впрочем, Лина могла потеряться, даже положи ты на нее «кандалы»4 с тройным наговором. Да и Соня, обычно степенная, вдали от своих котлов скакала резвой козой.
- Ты взгляни только! Пижма из Исецка! Королевская полынь! Глемасская настойка! Тройной возгонки, ты только глянь!
Агнесса чувствовала себя несушкой, сопровождающей выводком непрестанно пищащих цыплят. Они к тому же норовили разбежаться в разные стороны. Лина увидела какие-то ткани, соня – травяную лавку. Но вот все три вышли на площадь и застыли в благоговении, пускай и с горькой примесью омерзения.
Помост был метра в два в высоту, такой, чтобы видеть его отовсюду, сколоченный из грубо обработанного дерева. Венчала его арка, сплетенная из молодых ивовых побегов и увитая цветами. К вечеру его еще должны были затянуть черным сукном и украсить молочно-белыми лентами.
- Палец, - пробормотала Соня. – Или рог. Или ребро. Или…
Агнесса вздохнула и перестала обращать внимание на это бормотание. Она предпочла бы сейчас оказаться где угодно, только бы подальше от этого похожего на виселицу сооружения. Отчасти потому, что назначенная на вечере церемония была куда хуже казни, а отчасти – из нежелания встречаться с кузеном Яношем.
- А тут будет вся королевская семья? – спросила любопытная Лина.
Соня шикнула на нее, но масочница и сама уже поняла свой промах. Она испуганно посмотрела на Агнессу. Та лишь безразлично пожала плечами. Ее это и в самом деле мало волновало. С тех пор, как она унаследовала после смерти наставницы Углевский замок, узы, связывающие ее с семьей будто бы лопнули. Оставались еще детские обиды и была злость, но они постепенно бледнели и уже почти истерлись. Куда больше Агнессу волновали сейчас предоставленные возможности. Праздник Летнего Откровения в в общем-то захудалом провинциальном Ладреке превращался в ярмарку. Понаблюдать за обрядом съезжались многие маги, разворачивалась торговля, привозились книги. Уже очень много лет хранительницы Углева гонялись за парой Великих Хроник, и Агнесса не собиралась нарушать традицию. И ничего, что хранительниц в Углеве осталось всего трое.
В конце концов подруги разделились. Соня исчезла среди травнических палаток, Лина умчалась следом за торговцем лубками; Агнесса же отправилась на поиск мастеров-печатников, но большинство книг, что они предлагали, у нее уже имелись. Агнесса никогда не спрашивала, чем для Углева так важны Великие Хроники. Она просто испытывала разочарование, упуская их раз за разом.
Когда подруги вновь встретились – на обломках старой крепостной стены, откуда удобно было наблюдать за церемонией, одна Агнесса осталась с пустыми руками. Да Соня жаловалась, как ничтожно малы у нее шансы заполучить кусочек беса, а лучше всего – его целиком. Лина шикнула на нее и указала на помост. Церемония началась.
И масочница, и травница жадно следили за развернувшимся действом, это было первое в их жизни Откровение. Агнесса, выросшая в столице, насмотрелась уже и не испытывала ничего кроме отвращения. В каждой женщине ей виделась мать.
Нынешняя жертва – мужеубийца, как гласила программка – была, конечно же, хороша собой. Палачи содрали с нее сорочку, давая зрителям возможность разглядеть пышное тело, большие груди, золотистый треугольник между ног. Вожделение начало затапливать площадь, подманивая бесов. Палач сделал надрез на ладони женщины, кровь закапала на помост. Служители ударили в гонги, запел флейта, отозвался барабан. Повинуясь этим звукам воздух под аркой сгустился, почернел, ушел в глубину хищной воронкой. Палач толкнул оцепеневшую женщину в спину, и воронка, причмокнув, поглотила ее. Несколько мгновений ничего не происходило. Потом воздух под аркой стал еще чернее, и выплюнул облако серого пепла, а затем три тела. Женщина – другая, темноволосая, измождённая – покатилась к краю помоста. По рядам, стоящим ближе всего, пронесся вопль ужаса, но какого-то ненастоящего, с примесью возбуждения. Голова женщины была почти отделена от тела, и темная кровь толчками вытекала из раны. Два беса – синий и темно-красный – пытались подняться и продолжить драку.
- Потрясающе! – воскликнула Соня, но перехватила взгляд Агнессы и добавила. – Отвратительно.
Каллан, Кос-Унгер
- Эй, Коротышка!
Кранцингар обернулся, смерил юфе5 безразличным взглядом и пошел дальше, бережно неся перед собой книги. Они клацали зубами и все норовили оттяпать молодому гад’гар’жи6 пальцы.
- Короты-ышка!
Кранцингар знал, что ему не следует реагировать. Тем более, что в конечном итоге факт оскорбления доказать не удастся. Наглый синекожий, оскалив все шесть десятков зубов, просто скажет, что оговорился. Хотел назвать юмэна 7 по имени, но оговорился. Кто же виноват, что на юфейском «кранцингир» - это «коротышка». Поэтому Кранцингар лишь пробормотал «юфи»8 и пошел дальше. Синекожий воданского9 не понимал, и оскорбление пропало втуне.
Визит юфе в Кос-Унгер затягивался. Они уже сорок дней имитировали ведение переговоров, а больше пили вино и суббу 10 и развлекались с рабами. Если так пойдет и дальше, скоро придется искать новых.
- Коротышка!
Кранцингар со вздохом обернулся, задрал голову и уперся взглядом в подбородок сестры.
-Азинамир, я ведь просил!
- Но, согласись, это забавно, - хихикнула сестра. Она кивнула су11, заставляя забрать книги. Бедняга с ужасом уставился на клацающую зубами стопку. – Тебя ждет старейшина.
- Посол юфе прекрасно говорит по-юмэнски, - Кранцингар ударил раба по руке. – Твой су останется без пальцев.
- Мне он надоел, - отмахнулась Азинамир. – Он больше не забавный. Старейшина разозлится.
Кранцингар посмотрел на раба, в глазах которого уже плясало безумие. Эти светлокожие коротышки так слабы, разум их угасает за неделю.
Коротышка? Пламя! Он это сказал!
Внушив рабу, что книги должны быть в целости доставлены в Башню, Кранцингар последовал за сестрой. В прошлый раз гнев старейшины обернулся для него стодневной ссылкой в Ваду, Кранцингар еле ноги унес.
За идущей спокойно и уверенно, как песчаная каравелла, сестрой юмэн прошмыгнул в зал Совета и протиснулся к трону. Место это создавалось для иллуэнов нормального роста, и Кранцингара оно подавляло. К тому же, приходилось задирать голову, чтобы взглянуть на собеседников. Подняться ближе к трону не позволял этикет.
Переговоры вымотали Кранцингара. Юфе продолжал прикидываться неграмотным идиотом, старейшина – делать вид, что верит ему. Один переводчик страдал, пытаясь выкрутиться. Наконец очередной раунд этой утомительной игры был закончен, и гости разошлись по своим покоям. Наутро были назначены бои, а перед таким прекрасным возбуждающим действом следовало выспаться. Кранцингар бои не любил. Как писал один философ-оригинал полторы сотни тысяч дней назад: «Жестокость потакает низменному». Кранцингар вышел из зала Совета, всерьез обеспокоенный судьбой книг, но, проходя через лавровый сад, задержался и запрокинул голову. Золотое ночное небо, усыпанное разноцветными искрами звезд, всегда приводило его в восторг. Оно было грандиозно.
Слева донеслись отчаянные вопли, полные боли и страха. Юфе. Юмэны никогда не портят свою собственности, только кретины-юфе на это способны. Цедя сквозь зубы проклятья, Кранцингар поспешил через темный сад. За живой изгородью, служащей пристанищем светлячкам, он обнаружил юфе-задиру и его жертву. Еще одна су сестры, чернявая бледная бери12, давно уже утратившая разум на свое счастье. Юфе рыча, грубо входил в нее, и бери кричала от боли, бледные ноги были в крови, по подбородку из прокушенной насквозь губы стекала струйка крови. Юфе с удовлетворенным рыком кончил и, не сводя с Кранцингара глаз, взял нож и перерезал су горло. Он с самого утра провоцировал, и юмэн не мог понять причину. И на этот раз не мог стерпеть. От подобного насилия его мутило, оно равняло иллуэнов с плотоядными скалами Нарда. Кранцингар не желал быть скалой.
Присев на корточки, он коснулся ладонью лужи крови. Су была еще жива, и из раны на шее с бульканьем выплескивалась темная жидкость.
- Вы немедленно пойдете и заплатите Леди Азинамир, которой принадлежала эта бери, виру, - сказал он на юфейском.
- Почему я должен платить порченной крови?! – ухмыльнулся юфе. – Я – чистокровный иллуэн, а вас мать прижила, говорят, от раба.
Кранцингар поднялся. Кровь капала с его ладони. Он терпел оскорбления, терпел даже те, что были адресованы сестре. Но юфе посмел тронуть их мать! Свистнуло карминно-красное лезвие. Юфе не ожидал нападения и едва устоял на ногах. Кранцингар снова попытался достать его клинком, но земля затряслась. Воздух нагрелся и закружился воронкой тайфуна. В рот набился сухой, гадкий на вкус пепел. Тайфун вертел и кружил Кранцингара, как куклу, сталкивая то с юфе, то с умирающей су, а потом вдруг вытряхнул на грубо оструганные доски. Юмэн поднялся, пытаясь восстановить равновесия и понять, что происходит, и обомлел. На него смотрели тысячи враждебных глаз бери и берони13. Он покинул Каллан. Он был в другом мире.
---------------------------
1. Молчальники – маги-хранители памяти, мастера заклинаний. Также в их ведении находятся все древние секреты. Считаются наряду с ведуньями самыми сильными колдунами Алаты
2. Масочницы – колдуньи, создающие иллюзии
3. Вервия – следящее заклинание, также чары-поводок
4. Кандалы – заклинание, привязывающее заклятого к магу, дополнительно может быть усилено наговорами
5. Юфе – один из родов иллуэнов, синекожие, примерно на полголовы выше среднего роста, отличающиеся чрезмерной даже для сородичей кровожадностью
6. Гад’гар’жи – библиотекарь
7. Юмэны – род иллуэнов; краснокожие, с парой небольших слегка завитых рожек, всегда отличались умеренной политикой, считались хранителями древней мудрости
8. Юфи (воданск.) – «мужеложец» в оскорбительном смысле, в буквальном переводе «под рабом». В самом гомосексуализме иллуэны не видят ничего странного или недопустимого, в том числе и в сексе с рабами. Однако, иллуэн отдающийся рабу считается у них сумасшедшим, поскольку таким образом опускается до уровня скота
9. Воданы – род иллуэнов, зеленокожие; интриганы, вносящие разнообразие в политику Семи родов
10. Субба (юмэнск.)– магический настой, вызывающий эйфорию. На людей действует как сильный наркотик и вызывает быстрое привыкание, для иллуэнов почти безвреден
11. Су (юмэнск.)– личный раб/рабыня
12. Бери (юмэнск.)– женщина-рабыня
13. Берони (юмэнск.)– мужчина-раб
Алата, Соженское королевство
Соня без устали жаловалась на то, что такие великолепные ингредиенты достанутся не ей, а каким-то недоучкам. Ей бы хотя бы пальчик. Лучше – рог. Агнесса не слышала ее, хотя бы потому, что все это было проговорено уже не раз. Она желала как можно скорее покинуть город и оказаться за надежными стенами Углева. Увы, удача окончательно изменила ей: на пороге трактира молодые ведьмы столкнулись с самим Яношем Форезом.
Наследник трона был прост и близок народу. Он запросто мог выйти к ним, выпить за компанию, станцевать с прелестной селянкой. Люди – чернь – любили его. И если собутыльников или селянку находили потом с перерезанным горлом, то никто и не думал связывать это событие с королевичем.
Агнесса знала, что Янош безумен. С ее места на обломках стены видна была королевская ложа. Когда на помосте появились бесы, единственное, что заинтересовало Яноша – труп. Его ноздри до сих пор раздувались, словно в надежде уловить запах крови.
Он поклонился.
- Кузина.
- Ваше высочество, - Агнесса присела в ничего не стоящем ей реверансе.
Соня пихнула ее в бок и что-то пропищала возбужденно. Агнесса и не подумала знакомить подруг с кузеном, зная, что из этого не выйдет ничего хорошего.
- Не поужинаете ли со мной, дорогая кузина? – спросил Янош.
Агнесса, прежде, чем кивнуть, огляделась. На улице полно стражи. И сейчас, когда в Ладрек съехались маги со всего королевства, солдаты не побоятся напасть на ведьму. Углев слишком далеко, его чары не защитят хозяйку. Агнесса посмотрела на подруг и мгновенно приняла решение.
- С радостью, кузен. Сестрицы, не ждите меня.
Соня разочарованно вздохнула. Лина, куда более проницательная, сообразила, что что-то не так, но смолчала и увела травницу. Агнесса оперлась на любезно предложенную кузеном руку. Лучше уж обнимать ядовитую змею.
Королевич, конечно же, не в таверне ночевал. Бургомистр уступил Яношу свой дом, а сам теперь коротал время на постоялом дворе. Слуги же, ошалевшие от оказанной им чести, порхали по комнатам. Ужин накрыли в мгновение ока и отменный, но Янош ни к чему не притронулся. Присев на соседний с Агнессой стул, он принялся привычно поглаживать ее бедро.
- Ты не передумала еще, кузина?
- Нет.
Агнесса отодвинулась, хотя и знала по опыту, что это не поможет. Руки Яноша лишь еще больше осмелели. Ей было пятнадцать, когда кузен впервые обратил на нее внимание. Он не давал ей прохода, и только магические силы Агнессы держали его на расстоянии. А потом Янош узнал о завещании покойного короля Валентина и стал еще более настойчив. «Если наследник обнаружит какие-либо дефекты, малейшие признаки безумия, пускай власть наша переходит к жене нашего младшего сына и его потомкам любого полу». Старик знал, о чем пишет: его старшая невестка убила себя в приступе безумия. Младшую скормили бесам, и Агнесса до сих пор помнила выражение глаз тогда совсем юного Яноша. Ее замутило.
Руки принца тискали ее груди, умело, возбуждающе, но ведунья давно научилась не обращать на это внимания. Года четыре назад она поехала в Божер, нашла публичный дом и предложила хозяйке сделку. Чернявый красавец-стувриец заплатил за златокудрую девственницу золотом по весу ее тела. Агнесса получила необходимый опыт, долю цинизма и треть полученной за нее цены. И Янош, честно говоря, во всем уступал тому стуврийцу, имя которого вылетело у Агнессы из головы.
Ведунья ущипнула кузена за руку, вынуждая прекратить бессмысленные «ласки».
- Нет. Мой ответ – нет. Женой твоей я не стану, и можешь не соблазнять. Я лучше бесу отдамся.
- Это можно устроить, - сказал Янош, заставляя ее подняться.
Словно щелкнул выключатель, и в механическом театрике сменилась картинка. Чувственный Янош исчез, на смену ему пришел Янош-садист, предвкушающий жестокую забаву. Он заставил Агнессу идти за собой, ясно давая понять, что лучше не сопротивляться.
Винный погреб бургомистра – речь ведь о Ладреке – был поделен на две части. В передней высились рядами бочки с местным вином и готовым к выморозке пивом.
