Это разозлило ее и придало сил выдержать дальнейшее испытание. Свалг смотрел холодно и безлико, но под маской профессионального придворного она чувствовала презрение. Он несколько минут разглядывал ее, а потом заговорил. На языке темных эльфов. Сердце Элиэн рухнуло вниз. В Рассветном Лесу не изучали языки Темной Империи. Когда Элиэн узнала о своей участи, то у нее в распоряжении было лишь несколько дней. Она не потратила их даром, пытаясь разыскать в библиотеке какую-нибудь книгу на языке дроу: чтобы научиться понимать хоть что-нибудь! Но все подобные книги хранились в закрытом отделе, куда "неразумную" принцессу не пускали. Отец всегда считал, что женщинам ни к чему читать. А ей не нужно было читать! Но кого волновали желания принцессы, и Элиэн сейчас стояла на продуваемом ветрами дворе черного замка и выслушивала непонятную речь пугающего свалга. А тот, словно почувствовав ее растерянность, спрятанную под маской, улыбнулся. Жуткая улыбка. Все жуткое. Окружающая Тьма давила на плечи хрупкой светлой эльфийки.
Продолжая улыбаться (это больше напоминало оскал!), свалг повернулся к дроу. Та с хорошо скрываемым снисхождением кивнула принцессе и сделала короткий реверанс, после чего направилась внутрь. Прочитав по лицам и жестам приглашение войти, Элиэн последовала за темной эльфийкой: она была только рада оказаться внутри, что бы ее там не ждало — теперь по ее телу пробегали волны дрожи не только от страха, но и от холода. Погода в Темной Империи была такая же негостеприимная, как и здешние обитатели. Элиэн ведь так надеялась — глупое чувство, — что хоть кто-то из знати — не слуги, а элита! — будут знать человеческий. Язык людей использовался во всем мире, но, похоже, Темная Империя была исключением. Или темные решили не одарять незваную гостью своим снисхождением, потому что сопровождающая ее дроу всю дорогу что-то говорила, и по искрящимся злым весельем темно-бордовым глазам Элиэн видела, что та осознает ее беспомощность. Гордо подняв голову, принцесса принялась рассматривать обстановку коридоров, по котором они проходили. К сожалению, смотреть здесь было не на что: голые черные стены и пол, все выполнено из черного непрозрачного мрамора, почти полностью перенимающего тот оттенок, который называют оттенком Тьма — абсолютное чернота. И ни одного украшения. Хотя двери и окна, попадающиеся им по пути, были сделаны со вкусом. Только вот принцесса этого не заметила: ей все вокруг казалось черным и беспросветным. Обстановка, замок, окружение и ее жизнь.
Путь до ее покоев показался Элиэн бесконечным. Когда дроу остановилась перед ничем непримечательной дверью — таких в коридоре были десятки — и сделала приглашающий жест, то принцесса лишь мысленно вздохнула с облегчением и шагнула за порог. К счастью, темная эльфийка не стала сопровождать ее дальше и удалилась, оставив Элиэн одну. Радуясь этому краткому мигу свободы, юная принцесса прошлась по своим покоям: внутри даже шевельнулось что-то, похожее на любопытство. Здесь все тоже было черным, зато обстановка радовала чуть больше. По крайней мере, в покоях присутствовала мебель и минимальный набор украшений: пара ковров, шторы на окнах и даже одна ваза на комоде в спальне. Комнат было несколько, помимо гостиной и спальни Элиэн нашла довольно просторную уборную с огромной ванной — не деревянной бадьей, а выложенной плитами в полу нише, которая имела в своем основании изогнутую золотую (хоть что-то не черное!) дугу, напоминающую хвост толстой змеи. Не сдержав детского любопытства, Элиэн присела на корточки и коснулось странного предмета. На нем был вентиль, и тонкие пальчики эльфийки крутанули его. Каково же было ее удивление, когда золотая змея начала извергать воду. Быстро повернув вентиль обратно Элиэн вскочила, словно девчонка, пойманная за воровством соседских яблок, и быстро вышла из уборной. В покоях было еще две комнаты: пустая гардеробная и кабинет. Последний притянул внимание принцессы даже больше, чем ванная, наполняющаяся водой сама по себе. В Рассветном Лесу в женских покоях никогда не было кабинетов, и теперь Элиэн заворожено проводила пальцами по пустым полкам. Это все было ее. Она так замечталась, что на несколько минут даже позабыла о своей судьбе и о приближающейся свадьбе, о том, что она скоро разделит постель — и жизнь — с самым опасным темным, что она не знает ни языка, ни обычаев этого сурового и страшного края, где смерть и боль были обыденным делом. На несколько минут… а потом все вернулось. Чувство страха, поселившееся где-то в животе, вновь парализовала ее разум. Элиэн вернулась в гостиную. В покоях не было никого из не свиты, она даже не знала, отправились ли они вслед за нею. Позвать здешних слуг она не могла, а меж тем ей нужны были ее платья, да и голод постепенно подступал. Заблудшим призраком Элиэн скиталась по своим пустым покоям. Вечер вступал в свои права, комнаты промерзли, и она вынуждена была кутаться в свой плащ. Из гостиной вела дверь на небольшой каменный балкон. Выйдя на него, Элиэн посмотрела в серое небо и, лишь опустив глаза, смогла робко улыбнуться, увидев небольшой клочок зеленых зарослей — это был сад. Пообещав себе обязательно прогуляться по нему, Элиэн вернулась внутрь. До ночи ее так никто больше и не навестил. Скинув плащ и дорожное платье и оставшись в сорочке, она забралась под одеяло, вслушиваясь в тишину. Элиэн привыкла к этому странному отчуждению. Словно и не уезжала из родного леса. Только теперь рядом не было отца. Был будущий муж.
Элиэн невольно вздрогнула, представив скорую свадьбу и первую брачную ночь.
Дверь кабинета Императора была, наверное, самой популярной в Империи: кто в нее только не стучался и не ломился! Не спасал даже верный секретарь Шэд (Шэдариэт, но этого подвижного и живого дроу никогда не звали так важно, полным именем). Однако был в Темной Империи тот, кто бывал чаще всех в святая святых.
— Как? — поинтересовался Вадерион, не отрывая головы от каракулей очередного орочьего вождя.
— Тебе стоит посочувствовать, — насмешливо ответил Ринер, опускаясь в кресло и вытягивая ноги. Последние дни Советнику приходилось много бегать, а все из-за грядущей войны, в которую их втянули светлые эльфы.
— Предложи еще поплакать, — саркастически заметил Вадерион, откладывая в сторону послание, об которое сломал свое безупречное эльфийское зрение: все же следует организовать оркам курсы каллиграфии, иначе он все же сойдет с ума, расшифровывая эти каракули.
— Могу посоветовать выпить прежде, чем приступишь, — хохотнул Ринер. — Принцесса не блещет обаянием.
— Грудь есть?
— Да.
— Тогда встанет, — отрезал Вадерион. — Меня больше интересуют орки — в самом банальном смысле. Передай вождю Острых Когтей, что в следующий раз драться он будет не с Зловещими Метками, а с палачом на собственной казни. Мне надоели их вечные клановые разборки.
— Орки, — пожал плечами Ринер, мол, что ты хочешь от смертной расы?
— Вот и займись их дисциплиной, — рыкнул Вадерион, поднимаясь и разминая уставшие за день разбора бумаг мышцы. В отличие от большинства смертных (да и бессмертных) правителей, Темный Император постоянными тренировками не пренебрегал и регулярно гонял по двору то своего бессменного Советника (тому тоже не мешало растрясти жирок), то верную и незаметную Тень (Тейнол, старина, умел порадовать своего господина хорошей дракой), то простых воинов, напоминая всем, кто в замке (и в Империи) хозяин.
— Пошли.
— Слушаюсь и повинуюсь, — пробормотал Ринер, поднимаясь следом. Он бы предпочел беседу, но его интересы никто не учитывал.
Шэд, как всегда, с головой зарывшийся в бумаги, понимающе подмигнул уныло плетущемуся за Императором Советнику, но тот лишь сверкнул глазами, заставив секретаря вновь спрятаться за бесчисленными отчетами.
Луна освещала пустой задний двор, когда Вадерион наконец опустил меч. Ринер, украдкой утирая катившийся по вискам пот, мысленно выдохнул, благодаря Тьму. Император прошелся к стойке с оружием и облокотился о каменную стену замка. Сложив руки на груди, он задумчиво посмотрел на тяжело дышащего Ринера.
— Так говоришь, девчонка невзрачная?
— Тебе не понравится.
— Знаешь мои вкусы?
— Восемьсот лет по одним борделям, Вадерион.
Темный эльф хохотнул.
— О да, есть, что вспомнить. Но светлые тоже бывают красивы.
— Не она. Серая мышка, больше похожа на человека. Ты уверен, что не стоит организовать ей сломанную шею.
— Беспокоишься обо мне?
— Вечно же ее терпеть будешь. Брак — дело долгое.
— Как же я обожаю умные мысли своего Советника, — вновь жестко рассмеялся Вадерион, проходя к Ринеру и хлопая его по плечу. Несмотря на веселый вид, глаза Императора были серьезны. — А что за свита с нею прибыла?
— Тейнол уже донес? — скривился Ринер. — Обычные соглядатаи. Ходят и вынюхивают. Вот им бы точно сломанная шея не помешала.
— Какой ты однако сегодня кровожадный, друг мой. Не отнимай эту долю у вампиров, смерь пыл.
— Мне не по душе эта кучка светлых. Мы ведь не просто так закрыли границы.
— На это были причины, — согласился Вадерион. — Как и на то, чтобы пока попридержать этих милых пташек. Прикормим их отравленным зерном и отправим обратно. Ты меня понял, Ринер?
— Да, мой Император.
— И еще, — уже уходя со двора, заметил Вадерион, даже не оборачиваясь. — Не "мы", а "я". Ринер?
Ринер громко сглотнул.
— Да, мой Император, — пробормотал он с бо?льшим уважением, смотря вслед широкой спине дроу.
Темному Императору все всегда смотрели в спину, потому что он был впереди. Всегда и во всем. И единственная поза, в которой он привык видеть подданных — коленопреклоненная.
Первое, что узнала о своем будущем супруге Элиэн — он не любит медлить. Пришедшая утром служанка-дроу (слава Свету, другая, не вчерашняя) с помощью жестов смогла донести до принцессы, что свадьба назначена на завтра. Сказать, что Элиэн удивилась, ничего не сказать. Она едва не воскликнула "Что?! Не может быть!", но, как и прежде, воспитание сыграло свою роль, и она промолчала, ловя жалостливые и презрительные взгляды прислуги. Темные смотрели на нее, как на диковинную, но мелкую зверюшку, и даже не скрывали этого. Их непонятные слова на незнакомом языке резали слух, и Элиэн чувствовала себя такой же уязвимой и беззащитной, как если бы они ее били. Словно чужой язык отнимал у нее единственное и последнее оружие — возможность договориться.
Не скрываясь и не боясь ее, служанки принесли и разобрали вещи, весело болтая о чем-то своем — это поняла даже Элиэн. Периодически они что-то спрашивали у нее, но она стоически молчала, и девушки прыскали, возвращаясь к своим делам. Когда они наконец-то удалились, Элиэн не смогла сдержать облегченного вздоха. Она вновь осталась одна в своих покоях, как в клетке. Голод мучил ее все сильнее, но позвать слуг принцесса не решалась: поговорить с ними она все равно не могла, а пытаться объясниться жестами считала неприемлемым. Они и так ни во что ее не ставят, она унизит себя еще больше. Вот Элиэн и сидела в своих покоях, "неуниженная" и голодная. Только к полудню в ее покои постучалась и зашла орчиха с подносом еды. Элиэн взглянула на с благодарностью и скрытым, неискоренимым даже обстоятельствами, интересом. По сравнению со своими мужчинами, орчихи были не такими крупными, но выглядели массивнее даже эльфов, не то что эльфиек. А уж рядом с от рождения хрупкой Элиэн, служанка была настоящим монстром, но принцесса лишь улыбнулась и, не удержавшись, произнесла:
— Благодарю.
Орчиха оскалилась и что-то сказала, махнув рукой на поднос, а потом гортанно прорычала;
— Кархан.
Поняв, что это имя и ей представились, Элиэн вновь благосклонно и искренне улыбнулась. Орчиха с поклоном удалилась, и принцесса кинулась к еде. Каково же было ее разочарование, когда она обнаружила, что все мясо в блюдах (больше всего это напоминало рагу) было непрожаренным и из него вытекала кровь, а остальное едва ли можно было прожевать: хлеб жесткий, как камень, овощи пригоревшие, и лишь чай был обычным. Терпким, горьким, но хотя бы горячим. С полчаса помучившись, Элиэн выловила из всех трех блюда несколько листьев салата, которые и стали всем ее обедом.
Больше до вечера никто не беспокоил принцессу, и она вновь скиталась по пустынным покоям, как призрак. Мысли ее были не о голоде и холоде (камин так же, как и вчера стоял нерастопленный), а о завтрашнем дне. Свадьба, а потом и ночь. В душе Элиэн тлела слабая надежда, что темный, который в свое время убил светлых больше, чем можно себе представить, сжалится над нею и будет хотя бы не жесток. На любовь и ласку принцесса не рассчитывала, эти сказки лишь для юных наивных дурочек, но ведь Темный Император мог оказаться неплохим мужчиной. Лучшим, чем ее отец и братья, которые не гнушались принудить женщину и избить ее.
Утро следующего дня наступило слишком быстро, хотя Элиэн долго не могла заснуть и даже пообещала себе не смыкать глаз, но усталость все же победила. Подняли ее служанки рано и весь день мучили, пытаясь сделать из нее красавицу. По крайней мере, именно так расшифровала их взгляды Элиэн. На самом деле, она вовсе не была такой уродиной, эльфийки априори прекрасны, но для принцессы и дочери короля она была недостаточно красива. Так всегда говорил отец, а потом и братья. Ей досталась не внешность Леранэ, королевского рода — льдистые глаза, серебристые волосы и гордый взгляд, — а ее матери. В итоге она была невысокой, излишне стройной (хотя не без фигуры), с копной вьющихся каштановых волос и голубыми глазами, которые часто вводили в заблуждение окружающих — все считали ее невинной и наивной девочкой. Проблема только в том, что сама Элиэн себя такой не считала, и даже сейчас, находясь в руках служанок, болтающих и не обращающих на свою госпожу никакого внимания, лишь выжидала. Она должна будет ответить, иначе ей не выжить. Но все это будет потом, а сейчас Элиэн думала лишь о быстро приближающейся встречи с женихом. У светлых эльфов и людей свадьбы происходили на рассвете или в первой половине дня, но темные, по-видимому, предпочитала вступать в брак на закате.
Когда солнце за окном стало медленно опускаться за горизонт, служанки наконец оставили Элиэн в покое, предъявив ей результаты своих трудов, которые приятно удивили принцессу. Дроу удалось уложить ее волосы в высокую, пусть и непривычную для нее прическу, и подобрать платье, которое смотрелось весьма неплохо. Единственное, ей не нравился цвет — сверху белоснежный шелк переходил в розовый, а потом и в ярко-алый. Намек и насмешка. Элиэн вновь стало дурно при мысли о ночи. Она всегда боялась близости с мужчиной, с детства слышала и видела, как плачет мать, после ночных визитов отца. Даже простое прикосновение — неважно кого — вызывало в Элиэн дрожь страха и омерзения. Не помогали мысли о долге и безысходности — у нее не было выбора, но гулко стучащему сердцу было сложно это понять.
Когда служанки вывели ее из замка и усадили в карету — такую же черную, как и все здесь, — она могла думать лишь об одном — как не упасть в обморок. Никогда с ней не случалось подобного, но сейчас она чувствовала, что тело начинает подводить ее. Дрожащими пальцами она перебирала кружева на длинных рукавах — единственное украшение ее платья.
Продолжая улыбаться (это больше напоминало оскал!), свалг повернулся к дроу. Та с хорошо скрываемым снисхождением кивнула принцессе и сделала короткий реверанс, после чего направилась внутрь. Прочитав по лицам и жестам приглашение войти, Элиэн последовала за темной эльфийкой: она была только рада оказаться внутри, что бы ее там не ждало — теперь по ее телу пробегали волны дрожи не только от страха, но и от холода. Погода в Темной Империи была такая же негостеприимная, как и здешние обитатели. Элиэн ведь так надеялась — глупое чувство, — что хоть кто-то из знати — не слуги, а элита! — будут знать человеческий. Язык людей использовался во всем мире, но, похоже, Темная Империя была исключением. Или темные решили не одарять незваную гостью своим снисхождением, потому что сопровождающая ее дроу всю дорогу что-то говорила, и по искрящимся злым весельем темно-бордовым глазам Элиэн видела, что та осознает ее беспомощность. Гордо подняв голову, принцесса принялась рассматривать обстановку коридоров, по котором они проходили. К сожалению, смотреть здесь было не на что: голые черные стены и пол, все выполнено из черного непрозрачного мрамора, почти полностью перенимающего тот оттенок, который называют оттенком Тьма — абсолютное чернота. И ни одного украшения. Хотя двери и окна, попадающиеся им по пути, были сделаны со вкусом. Только вот принцесса этого не заметила: ей все вокруг казалось черным и беспросветным. Обстановка, замок, окружение и ее жизнь.
Путь до ее покоев показался Элиэн бесконечным. Когда дроу остановилась перед ничем непримечательной дверью — таких в коридоре были десятки — и сделала приглашающий жест, то принцесса лишь мысленно вздохнула с облегчением и шагнула за порог. К счастью, темная эльфийка не стала сопровождать ее дальше и удалилась, оставив Элиэн одну. Радуясь этому краткому мигу свободы, юная принцесса прошлась по своим покоям: внутри даже шевельнулось что-то, похожее на любопытство. Здесь все тоже было черным, зато обстановка радовала чуть больше. По крайней мере, в покоях присутствовала мебель и минимальный набор украшений: пара ковров, шторы на окнах и даже одна ваза на комоде в спальне. Комнат было несколько, помимо гостиной и спальни Элиэн нашла довольно просторную уборную с огромной ванной — не деревянной бадьей, а выложенной плитами в полу нише, которая имела в своем основании изогнутую золотую (хоть что-то не черное!) дугу, напоминающую хвост толстой змеи. Не сдержав детского любопытства, Элиэн присела на корточки и коснулось странного предмета. На нем был вентиль, и тонкие пальчики эльфийки крутанули его. Каково же было ее удивление, когда золотая змея начала извергать воду. Быстро повернув вентиль обратно Элиэн вскочила, словно девчонка, пойманная за воровством соседских яблок, и быстро вышла из уборной. В покоях было еще две комнаты: пустая гардеробная и кабинет. Последний притянул внимание принцессы даже больше, чем ванная, наполняющаяся водой сама по себе. В Рассветном Лесу в женских покоях никогда не было кабинетов, и теперь Элиэн заворожено проводила пальцами по пустым полкам. Это все было ее. Она так замечталась, что на несколько минут даже позабыла о своей судьбе и о приближающейся свадьбе, о том, что она скоро разделит постель — и жизнь — с самым опасным темным, что она не знает ни языка, ни обычаев этого сурового и страшного края, где смерть и боль были обыденным делом. На несколько минут… а потом все вернулось. Чувство страха, поселившееся где-то в животе, вновь парализовала ее разум. Элиэн вернулась в гостиную. В покоях не было никого из не свиты, она даже не знала, отправились ли они вслед за нею. Позвать здешних слуг она не могла, а меж тем ей нужны были ее платья, да и голод постепенно подступал. Заблудшим призраком Элиэн скиталась по своим пустым покоям. Вечер вступал в свои права, комнаты промерзли, и она вынуждена была кутаться в свой плащ. Из гостиной вела дверь на небольшой каменный балкон. Выйдя на него, Элиэн посмотрела в серое небо и, лишь опустив глаза, смогла робко улыбнуться, увидев небольшой клочок зеленых зарослей — это был сад. Пообещав себе обязательно прогуляться по нему, Элиэн вернулась внутрь. До ночи ее так никто больше и не навестил. Скинув плащ и дорожное платье и оставшись в сорочке, она забралась под одеяло, вслушиваясь в тишину. Элиэн привыкла к этому странному отчуждению. Словно и не уезжала из родного леса. Только теперь рядом не было отца. Был будущий муж.
Элиэн невольно вздрогнула, представив скорую свадьбу и первую брачную ночь.
***
Дверь кабинета Императора была, наверное, самой популярной в Империи: кто в нее только не стучался и не ломился! Не спасал даже верный секретарь Шэд (Шэдариэт, но этого подвижного и живого дроу никогда не звали так важно, полным именем). Однако был в Темной Империи тот, кто бывал чаще всех в святая святых.
— Как? — поинтересовался Вадерион, не отрывая головы от каракулей очередного орочьего вождя.
— Тебе стоит посочувствовать, — насмешливо ответил Ринер, опускаясь в кресло и вытягивая ноги. Последние дни Советнику приходилось много бегать, а все из-за грядущей войны, в которую их втянули светлые эльфы.
— Предложи еще поплакать, — саркастически заметил Вадерион, откладывая в сторону послание, об которое сломал свое безупречное эльфийское зрение: все же следует организовать оркам курсы каллиграфии, иначе он все же сойдет с ума, расшифровывая эти каракули.
— Могу посоветовать выпить прежде, чем приступишь, — хохотнул Ринер. — Принцесса не блещет обаянием.
— Грудь есть?
— Да.
— Тогда встанет, — отрезал Вадерион. — Меня больше интересуют орки — в самом банальном смысле. Передай вождю Острых Когтей, что в следующий раз драться он будет не с Зловещими Метками, а с палачом на собственной казни. Мне надоели их вечные клановые разборки.
— Орки, — пожал плечами Ринер, мол, что ты хочешь от смертной расы?
— Вот и займись их дисциплиной, — рыкнул Вадерион, поднимаясь и разминая уставшие за день разбора бумаг мышцы. В отличие от большинства смертных (да и бессмертных) правителей, Темный Император постоянными тренировками не пренебрегал и регулярно гонял по двору то своего бессменного Советника (тому тоже не мешало растрясти жирок), то верную и незаметную Тень (Тейнол, старина, умел порадовать своего господина хорошей дракой), то простых воинов, напоминая всем, кто в замке (и в Империи) хозяин.
— Пошли.
— Слушаюсь и повинуюсь, — пробормотал Ринер, поднимаясь следом. Он бы предпочел беседу, но его интересы никто не учитывал.
Шэд, как всегда, с головой зарывшийся в бумаги, понимающе подмигнул уныло плетущемуся за Императором Советнику, но тот лишь сверкнул глазами, заставив секретаря вновь спрятаться за бесчисленными отчетами.
Луна освещала пустой задний двор, когда Вадерион наконец опустил меч. Ринер, украдкой утирая катившийся по вискам пот, мысленно выдохнул, благодаря Тьму. Император прошелся к стойке с оружием и облокотился о каменную стену замка. Сложив руки на груди, он задумчиво посмотрел на тяжело дышащего Ринера.
— Так говоришь, девчонка невзрачная?
— Тебе не понравится.
— Знаешь мои вкусы?
— Восемьсот лет по одним борделям, Вадерион.
Темный эльф хохотнул.
— О да, есть, что вспомнить. Но светлые тоже бывают красивы.
— Не она. Серая мышка, больше похожа на человека. Ты уверен, что не стоит организовать ей сломанную шею.
— Беспокоишься обо мне?
— Вечно же ее терпеть будешь. Брак — дело долгое.
— Как же я обожаю умные мысли своего Советника, — вновь жестко рассмеялся Вадерион, проходя к Ринеру и хлопая его по плечу. Несмотря на веселый вид, глаза Императора были серьезны. — А что за свита с нею прибыла?
— Тейнол уже донес? — скривился Ринер. — Обычные соглядатаи. Ходят и вынюхивают. Вот им бы точно сломанная шея не помешала.
— Какой ты однако сегодня кровожадный, друг мой. Не отнимай эту долю у вампиров, смерь пыл.
— Мне не по душе эта кучка светлых. Мы ведь не просто так закрыли границы.
— На это были причины, — согласился Вадерион. — Как и на то, чтобы пока попридержать этих милых пташек. Прикормим их отравленным зерном и отправим обратно. Ты меня понял, Ринер?
— Да, мой Император.
— И еще, — уже уходя со двора, заметил Вадерион, даже не оборачиваясь. — Не "мы", а "я". Ринер?
Ринер громко сглотнул.
— Да, мой Император, — пробормотал он с бо?льшим уважением, смотря вслед широкой спине дроу.
Темному Императору все всегда смотрели в спину, потому что он был впереди. Всегда и во всем. И единственная поза, в которой он привык видеть подданных — коленопреклоненная.
Глава 2. Свадебный пир
Первое, что узнала о своем будущем супруге Элиэн — он не любит медлить. Пришедшая утром служанка-дроу (слава Свету, другая, не вчерашняя) с помощью жестов смогла донести до принцессы, что свадьба назначена на завтра. Сказать, что Элиэн удивилась, ничего не сказать. Она едва не воскликнула "Что?! Не может быть!", но, как и прежде, воспитание сыграло свою роль, и она промолчала, ловя жалостливые и презрительные взгляды прислуги. Темные смотрели на нее, как на диковинную, но мелкую зверюшку, и даже не скрывали этого. Их непонятные слова на незнакомом языке резали слух, и Элиэн чувствовала себя такой же уязвимой и беззащитной, как если бы они ее били. Словно чужой язык отнимал у нее единственное и последнее оружие — возможность договориться.
Не скрываясь и не боясь ее, служанки принесли и разобрали вещи, весело болтая о чем-то своем — это поняла даже Элиэн. Периодически они что-то спрашивали у нее, но она стоически молчала, и девушки прыскали, возвращаясь к своим делам. Когда они наконец-то удалились, Элиэн не смогла сдержать облегченного вздоха. Она вновь осталась одна в своих покоях, как в клетке. Голод мучил ее все сильнее, но позвать слуг принцесса не решалась: поговорить с ними она все равно не могла, а пытаться объясниться жестами считала неприемлемым. Они и так ни во что ее не ставят, она унизит себя еще больше. Вот Элиэн и сидела в своих покоях, "неуниженная" и голодная. Только к полудню в ее покои постучалась и зашла орчиха с подносом еды. Элиэн взглянула на с благодарностью и скрытым, неискоренимым даже обстоятельствами, интересом. По сравнению со своими мужчинами, орчихи были не такими крупными, но выглядели массивнее даже эльфов, не то что эльфиек. А уж рядом с от рождения хрупкой Элиэн, служанка была настоящим монстром, но принцесса лишь улыбнулась и, не удержавшись, произнесла:
— Благодарю.
Орчиха оскалилась и что-то сказала, махнув рукой на поднос, а потом гортанно прорычала;
— Кархан.
Поняв, что это имя и ей представились, Элиэн вновь благосклонно и искренне улыбнулась. Орчиха с поклоном удалилась, и принцесса кинулась к еде. Каково же было ее разочарование, когда она обнаружила, что все мясо в блюдах (больше всего это напоминало рагу) было непрожаренным и из него вытекала кровь, а остальное едва ли можно было прожевать: хлеб жесткий, как камень, овощи пригоревшие, и лишь чай был обычным. Терпким, горьким, но хотя бы горячим. С полчаса помучившись, Элиэн выловила из всех трех блюда несколько листьев салата, которые и стали всем ее обедом.
Больше до вечера никто не беспокоил принцессу, и она вновь скиталась по пустынным покоям, как призрак. Мысли ее были не о голоде и холоде (камин так же, как и вчера стоял нерастопленный), а о завтрашнем дне. Свадьба, а потом и ночь. В душе Элиэн тлела слабая надежда, что темный, который в свое время убил светлых больше, чем можно себе представить, сжалится над нею и будет хотя бы не жесток. На любовь и ласку принцесса не рассчитывала, эти сказки лишь для юных наивных дурочек, но ведь Темный Император мог оказаться неплохим мужчиной. Лучшим, чем ее отец и братья, которые не гнушались принудить женщину и избить ее.
Утро следующего дня наступило слишком быстро, хотя Элиэн долго не могла заснуть и даже пообещала себе не смыкать глаз, но усталость все же победила. Подняли ее служанки рано и весь день мучили, пытаясь сделать из нее красавицу. По крайней мере, именно так расшифровала их взгляды Элиэн. На самом деле, она вовсе не была такой уродиной, эльфийки априори прекрасны, но для принцессы и дочери короля она была недостаточно красива. Так всегда говорил отец, а потом и братья. Ей досталась не внешность Леранэ, королевского рода — льдистые глаза, серебристые волосы и гордый взгляд, — а ее матери. В итоге она была невысокой, излишне стройной (хотя не без фигуры), с копной вьющихся каштановых волос и голубыми глазами, которые часто вводили в заблуждение окружающих — все считали ее невинной и наивной девочкой. Проблема только в том, что сама Элиэн себя такой не считала, и даже сейчас, находясь в руках служанок, болтающих и не обращающих на свою госпожу никакого внимания, лишь выжидала. Она должна будет ответить, иначе ей не выжить. Но все это будет потом, а сейчас Элиэн думала лишь о быстро приближающейся встречи с женихом. У светлых эльфов и людей свадьбы происходили на рассвете или в первой половине дня, но темные, по-видимому, предпочитала вступать в брак на закате.
Когда солнце за окном стало медленно опускаться за горизонт, служанки наконец оставили Элиэн в покое, предъявив ей результаты своих трудов, которые приятно удивили принцессу. Дроу удалось уложить ее волосы в высокую, пусть и непривычную для нее прическу, и подобрать платье, которое смотрелось весьма неплохо. Единственное, ей не нравился цвет — сверху белоснежный шелк переходил в розовый, а потом и в ярко-алый. Намек и насмешка. Элиэн вновь стало дурно при мысли о ночи. Она всегда боялась близости с мужчиной, с детства слышала и видела, как плачет мать, после ночных визитов отца. Даже простое прикосновение — неважно кого — вызывало в Элиэн дрожь страха и омерзения. Не помогали мысли о долге и безысходности — у нее не было выбора, но гулко стучащему сердцу было сложно это понять.
Когда служанки вывели ее из замка и усадили в карету — такую же черную, как и все здесь, — она могла думать лишь об одном — как не упасть в обморок. Никогда с ней не случалось подобного, но сейчас она чувствовала, что тело начинает подводить ее. Дрожащими пальцами она перебирала кружева на длинных рукавах — единственное украшение ее платья.