Она подняла на Вадериона взгляд, который очень ему не понравился. Голубые глаза ее смотрели слишком… странно. Вадерион не был чтецом душ, но своего котенка знал хорошо. Когда она отвела взгляд, он понял, что день не плохой — он отвратительный.
— Она окажется в его власти, — твердо и вроде бы спокойно произнесла Элиэн, но одной этой фразой она всколыхнула целый ворох давно похороненных воспоминаний. Это была старая рана, которая так и не смогла зажить. Они слишком давно о ней не вспоминали, и неожиданный намек на прошлое неприятно ударил по Вадериону.
Элиэн продолжала буравить взглядом стену, когда он подошел к ней, опустился на колени и поймал ее изящные ручки с тонкими бледными запястьями.
— Элиэн.
Она едва заметно вздохнула и все же посмотрела на него.
— Я тебе клянусь: он и пальцем ее не тронет без ее разрешения, — произнес Вадерион, глядя в глаза своей хес'си. Он готов был убить Велона за то, что им пришлось об этом вспомнить, но знал, что виноват не сын.
4692 от Великого Нашествия
Байокр, пустыня Шарэт
Самый южный город пустыни располагался далеко от торговых трактов и богатых оазисов. Его стены из бежевых камней давно обтесали сильные ветра и песчаные бури. Дома здесь стояли близко, они соединялись между собой закрытыми галереями. Байокр был даже не городом — большим каменным дворцом, в котором учились и жили пустынные маги. О нем не знали чужаки, а среди жителей Шарэта ходили самые жуткие легенды об этом месте. По пустым улицам завывал ветер, а палящее солнце нагревало камень до красна. Здесь не было торговцев и наложниц, здесь не кричали бедняки и не продавали рабов. Байокр — колыбель знаний и древней мудрости. Пустынные маги охраняли жителей песков от безумных порождений заклинаний и проклятий. Они были силой, с которой приходилось считаться. Но то — в Шарэте или Эльтареле, в любом селении или оазисе. В Байокре же не было места интригам и борьбе за власть, здесь учили юных магов, здесь пестовали знания, здесь царил покой…
В одной из верхних комнат, чье богатое убранство могло бы поразить даже зажиточных купцов, сидела девушка. Как и у всех пустынных эльфов, у нее была смуглая кожа, миндалевидные чуть сужающиеся к уголкам темно-карие глаза и длинные слегка вьющиеся каштановые волосы, чей цвет был близок не к шоколаду, а к углю. Блестящие и шелковистые, они переплетались с длинными нитями бус, превращаясь в настоящий драгоценный водопад, который спускался ниже талии южной красавицы. А она действительно могла поразить мужчин своей внешностью. Даже для эльфийки ее красота была необычайна и изумительна: тонкая талия, высокая грудь и плавный изгиб бедер, нежная кожа и вечная молодость — всем этим обладала любая пустынная эльфийка, но эта девушка была особенной. Ее черты лица казались идеальными, словно она не родилась живой женщиной из плоти и крови, а была нарисована гениальным художником. Каждый ее жест, каждое слово, мелодичный голос и изящность движений — все это превращало ее в одну из самых красивых девушек пустыни. Многие сплетники и завистники шептались, что нет красоты совершеннее, чем у принцессы Эды. Она была желаннейшей женщиной… Вот бы еще характер соответствовал. Но увы! Выросшая под присмотром наставника-мага, она не умела подчиняться и льстить, как любая другая благовоспитанная девушка. Взгляд ее темно-карих глаз мог поставить на место любого наглеца, а магия помогала спастись от притязаний особо настойчивых. Запретный плод сладок — красота Эды стала не единственной приманкой. Ее история и дар стали вызовом для всех мужчин, и, признаться, ее это утомило. Вечная борьба за свою свободу и независимость раздражали ее, но она радовалась хотя бы тому, что могла жить так, как хотела. У нее был дар — единственная женщина-маг за тысячелетнюю историю Шарэта. Всех остальных запечатывали еще в детстве, а ей повезло, за нее вступились. И это было единственное светлое пятно в темноте ее жизни. Раньше все было иначе — наставник не умер, Криар не отдалился, она жила в Эльтареле, путешествовала по пустыни, защищала простой народ. Сейчас все изменилось, и новая действительность постоянно давила на Эду.
Перо в ее руке не дрогнуло, когда на стол приземлилась ярко-голубая птичка размером с мужской кулак и протянула ей туго свернутый свиток. Эда с подозрением посмотрела на магического посланника и сначала закончила со своим письмо Криару. Друг детства заслуживал получить ответ вовремя. Пусть их разъединило противоречие взглядов, но общее прошлое трудно забыть. После смерти отца, наставника Эды, Криар стал позволять себе больше обычного и рисковать попусту. Он был слишком красив (заслуга его матери-наложницы) и могущественен (заслуга его отца-мага) для того, чтобы удержаться и не потерять голову от власти, которая так и плыла ему в руки. Даже разумность, которая всегда сопровождала Криара вместе с деловитостью, больше не спасала. Эда переживала за друга, а тут еще эта дурацкая схватка с Эраном! Она предупреждала Криара, что не стоит связываться с ее братом, но молодому магу пустыня была по колено. В итоге между Шарэтом, где правил новый король, и Эльтарелом, где наместником являлся ее друг, разразилась очередная торгово-политическая война. Хотелось бы Эде верить в Криара, но даже любовь к нему не могла сделать ее слепой: Эран был опасен и привык побеждать.
Письмо другу было запечатано и отправлено, после чего девушка коснулась магического посланника дворцового мага — "цвет" его заклинаний она узнала сразу — и вскрыла письмо брата. Пара строчек не дала ей ответы на волнующие ее вопросы. Эран желал видеть сестру в Шарэте и как можно скорее, вот только о причинах столь явной спешки не сообщалось. Эде серьезно задумалась, чувствуя, как неприятно покалывает магия на кончиках пальцев. Эран был старше ее на сто шестьдесят четыре года, и этого было достаточно, чтобы между ними не существовало даже призрачной привязанности. Брат, как одержимый, желал власти и недавно наконец достиг своей цели, стал королем пустынных эльфов. Какой ценой это обошлось ему, Эда старалась не думать: и так ясно, что он убил отца. Ее это волновало меньше, чем следовало бы, но в жестокой жизни, которая существовала в Шарэте, каждый был сам за себя, тем более пять лет назад принцесса лишилась единственной защиты в лице своего наставника. Криар был замечательным другом и считал ее своей младшей сестрой, но он был не всесилен, а рисковать им Эда не намеревалась, поэтому уже несколько лет жила одна — в Байокре. С наставником она путешествовала по пустыни и практиковалась в заклинаниях, но теперь все изменилось: другие маги не видели в ней равную, и она стала больше отсиживаться в своих покоях, занимаясь исследованиями и мечтая об Эльтареле. Наставник был наместником во втором по значимости городе пустыни, и она часто помогала ему в делах управления. Ей не хватало этой жизни, свободной и полной власти.
Однако ее желание что-либо изменить не включали в себя Эрана. Эда старалась держаться подальше от брата, считая его общество опасным. Он был жесток, и без него жилось намного спокойнее. Они предпочитали не замечать друг друга много лет. Это не изменила ни смерть наставника Эды, ни короля Эграла. И вдруг она, принцесса, получает это странное письмо. Забытые Боги свидетели — она бы отдала многое, чтобы не отправляться в Шарэт, но бежать было некуда.
Эда потратила полчаса на обдумывание вариантов дальнейшего развития событий и пришла к выводу, что Эран решил использовать ее против Криара. Как принцесса она должна будет оказать помощь именно королю. Эда решила все же поторговать собой, хотя ненавидела подобное всей душой. Если Криар попал в передрягу (а рано или поздно это случится, Эрана ему не переиграть), то она должна приложить все усилия, чтобы помочь последнему оставшемуся у нее родному эльфу.
Не тратя больше ни минуты, Эда поднялась из глубоко мягкого кресла и напоследок оглядела комнату. Вся роскошь и богатство, которые здесь присутствовали, были созданы руками ее друга. Женщины до замужества находятся на содержании у отца или старшего брата, после — у мужа. Эран не считал нужным тратить на сестру больше позорного минимума, а Эда была слишком горда, чтобы просить, поэтому о ней заботился Криар, а до него — его отец. Эта зависимость, как натянутая струна, дрожала от любого вздоха и мешала двигаться, но, кажется, Эда привыкла. Выбора не было.
Легкие занавески цвета золота, словно отлитые из этого драгоценного металл, едва заметно колыхались. В мягком бежевом ковре утопали ноги в изящных тканевых туфельках. Эда вышла на середину комнаты и прикрыла глаза. В следующее мгновение воздух вокруг нее задрожал, и она исчезла.
Дворец Шарэта привычно встретил ее тихой музыкой и шелестом то ли легкой ткани одежд наложниц, то ли их перешептыванием. В Байокре всего этого не было: туда не пускали женщин, и пусть это правило являлось негласным, в свое время Эде так и не удалось привести туда хотя бы свою служанку. Через пару дней над верной подругой и наперсницей Шелис жестоко надругались. После этого Эда не водила в Байокр слуг, держа лишь пару доверенных рабов-мужчин — подарок Криара — для простых поручений. Шарэт же был наполнен женщинами, в основном — красивыми и очень красивыми. Они провожали принцессу презрительно-завистливыми взглядами. Ее красота и дар, дававший больше власти, чем все их потуги соблазнить богатого мужчина, заставляли наложниц с неприязнью относиться к принцессе, но одновременно ее отказ от близости, с помощью которой женщины испокон веков получали место в жизни, вызывали у окружающих жалость и презрение. Эда была слишком другой, чтобы сойти за свою даже во дворце, который должен был быть ее домом.
Голова после магического прыжка чуть кружилась, но, не позволяя себе даже намека на слабость, девушка прошла по огромным пустым залам, золотые украшения которых могли поразить воображение любого чужака. Эда же настолько привыкла к роскоши дворца, что уже не замечала ее. Как и девиц в тонких шелковых одеяниях, которые мечтали попасть в постель ее брата, надеясь, что это они будут использовать его, а не он — их. Глупышки.
— Ваше высочество, — поклонилась вышедшая навстречу Эде пустынная эльфийка. Зириэн была красива, как и все наложницы, но Эран особенно ценил ее за хитрость и беспринципность. Принцесса доподлинно знала, что брат использует ее в совсем незаконных делах — она *приглядывала* за преступниками Шарэта, давая молодому королю то, что он желал: сведения, связи и услуги самых отвратительных личностей пустыни.
— Его величество ожидает вас в серебряном зале, — продолжила бесстрастным голосом Зириэн, но глаза ее смотрели насмешливо. — Мне проводить вас?
— Уверена, вы найдете более интересное занятие, здесь ведь столько мужчин, — предельно вежливо ответила Эда, но взгляд ее заставил наложницу умолкнуть и исчезнуть.
Принцесса прошла еще несколько залов. Находиться здесь было неприятно, она то и дело ловила на себе восхищенные и жадные взгляды. Мужчины — музыканты, стражники, маги — все они желали ее. Женщина в Шарэте была призом, дорогой вещью, и осознание этого выводило Эду из себя. Она родилась и выросла в этих бескрайних песках, полных яда и коварства, но так и не смогла привыкнуть к укладу, который противоречил ее натуре.
Серебряная зала называлась так не только из-за присутствия этого драгоценного металла во всех элементах декора, но и из-за любви этой комнаты Эраном, когда он был принцем. Золото — для королей, а вот серебро предназначается тем, кто идет за ними. Изначально эта зала была обставлена весьма скромно, но Эран, узнав про ее негласное название, разозлился — его злило все, что так или иначе указывало на его статус принца — и приказал украсить комнату под стать. Вскорости их отец внезапно умер, а новоявленный король стал все время проводить в зале принца. Абсурдная борьба Эрана с предрассудками могла бы повеселить, если бы это не был единственный недостаток его хищной натуры.
— Ваше величество, — Эда глубоко поклонилась, выказывая уважение, которого не было.
Эран разлегся на широком диване и, облокотившись на шелковую подушку, вышитую посеребренными бусинами, читал книгу. При появлении сестры он оторвался от своего занятие и махнул рукой, разгоняя слуг. Музыканты, приютившиеся в углу, и танцовщицы, радующие взгляд короля, тут же удалились, зато в зале появились три новых лица.
— Опасаешься меня? — тихо поинтересовалась Эда. Дворцовый маг и два его помощника остановились у входа и, несмотря на острый эльфийский слух, не могли слышать слова принцессы.
Эран сел — его движения были настолько плавными, что он напоминал хищную кошку — и посмотрел на сестру своим коронным взглядом — величественного непонимания, под которым скрывалась насмешка. Он знал, что она знает, но играл ею, потому что мог, и давал понять ей это. Таким был Эран, и Эда иногда задавалась вопросом, насколько он похож на отца? Последнего она никогда не видела, но судя по портретам, принц был его копией. С Эдой у них тоже были общие черты лица или жесты, но внутренне они отличались так сильно, словно не родились от одного отца.
— Опасаюсь твоей неосмотрительности, — мягким баритоном произнес Эран, жестом приглашая сестру присесть.
Эда опустилась на небольшой диванчик напротив, больше думая о том, что затеял брат, чем сколько девиц побывало на этих шелковых подушках.
— Неосмотрительности? Чем же она будет вызвана, по-твоему?
— Ты сейчас узнаешь, не переживай, — все тем же мягким тягучим голосом ответил Эран.
Эда вежливо улыбнулась, и холод ее глаз прекрасно отражался в глазах брата.
— Поведай мне.
Он расположился на подушках, как настоящий властитель всего и вся: в каждой его черточке была эта уверенность в себе и своем праве карать и миловать. Наверное, только Эда да Криар, хорошо знавший Эрана еще в бытность того принцем, видели, что за расслабленностью короля Шарэта скрывается напряжение и постоянная готовность отразить удар. Или нанести.
— Недавно я получил прелюбопытнейшее письмо, касающееся тебя, сестра моя.
— Адресат известен?
— Более чем — Темный Император.
Эда никак не отреагировала, услышав ответ, хотя на языке так и вертелось пара ядовитых острот на тему имперцев и глупости брата. Вернее, самонадеянности, ведь только Эран мог рассчитывать, что подставляя отца на протяжении многих лет и саботируя торговлю Шарэта, он, настроив всех против короля и заняв его место, сможет легко исправить все. Прошло еще немного времени, о результатах говорить было рано, но Эда подозревала, что всех талантов брата не хватит на то, чтобы вылезти из той ямы, в которую он загнал собственный народ. Шарэт — не Темная Империя, он не мог жить без торговли, пустыня не способна была дать своим детям все, что им было нужно.
Письмо от давнего врага могло стать путем к спасению. Но как это связано с ней? Не иначе Эран все же решил втянуть ее в свои игры.
— И чего же желает правитель Темной Империи?
— Тебя.
Самообладание не изменило Эде. Эран молчал, никак не объясняя свой лаконичный ответ — ждал, когда она сама спросит.
— Меня всю или какую-то часть? Насколько знаю, Император женат и, в отличие от тебя, не желает иметь гарем больше, чем может содержать.
— Она окажется в его власти, — твердо и вроде бы спокойно произнесла Элиэн, но одной этой фразой она всколыхнула целый ворох давно похороненных воспоминаний. Это была старая рана, которая так и не смогла зажить. Они слишком давно о ней не вспоминали, и неожиданный намек на прошлое неприятно ударил по Вадериону.
Элиэн продолжала буравить взглядом стену, когда он подошел к ней, опустился на колени и поймал ее изящные ручки с тонкими бледными запястьями.
— Элиэн.
Она едва заметно вздохнула и все же посмотрела на него.
— Я тебе клянусь: он и пальцем ее не тронет без ее разрешения, — произнес Вадерион, глядя в глаза своей хес'си. Он готов был убить Велона за то, что им пришлось об этом вспомнить, но знал, что виноват не сын.
Глава 2. Байокр, или Плеть и мед
4692 от Великого Нашествия
Байокр, пустыня Шарэт
Самый южный город пустыни располагался далеко от торговых трактов и богатых оазисов. Его стены из бежевых камней давно обтесали сильные ветра и песчаные бури. Дома здесь стояли близко, они соединялись между собой закрытыми галереями. Байокр был даже не городом — большим каменным дворцом, в котором учились и жили пустынные маги. О нем не знали чужаки, а среди жителей Шарэта ходили самые жуткие легенды об этом месте. По пустым улицам завывал ветер, а палящее солнце нагревало камень до красна. Здесь не было торговцев и наложниц, здесь не кричали бедняки и не продавали рабов. Байокр — колыбель знаний и древней мудрости. Пустынные маги охраняли жителей песков от безумных порождений заклинаний и проклятий. Они были силой, с которой приходилось считаться. Но то — в Шарэте или Эльтареле, в любом селении или оазисе. В Байокре же не было места интригам и борьбе за власть, здесь учили юных магов, здесь пестовали знания, здесь царил покой…
В одной из верхних комнат, чье богатое убранство могло бы поразить даже зажиточных купцов, сидела девушка. Как и у всех пустынных эльфов, у нее была смуглая кожа, миндалевидные чуть сужающиеся к уголкам темно-карие глаза и длинные слегка вьющиеся каштановые волосы, чей цвет был близок не к шоколаду, а к углю. Блестящие и шелковистые, они переплетались с длинными нитями бус, превращаясь в настоящий драгоценный водопад, который спускался ниже талии южной красавицы. А она действительно могла поразить мужчин своей внешностью. Даже для эльфийки ее красота была необычайна и изумительна: тонкая талия, высокая грудь и плавный изгиб бедер, нежная кожа и вечная молодость — всем этим обладала любая пустынная эльфийка, но эта девушка была особенной. Ее черты лица казались идеальными, словно она не родилась живой женщиной из плоти и крови, а была нарисована гениальным художником. Каждый ее жест, каждое слово, мелодичный голос и изящность движений — все это превращало ее в одну из самых красивых девушек пустыни. Многие сплетники и завистники шептались, что нет красоты совершеннее, чем у принцессы Эды. Она была желаннейшей женщиной… Вот бы еще характер соответствовал. Но увы! Выросшая под присмотром наставника-мага, она не умела подчиняться и льстить, как любая другая благовоспитанная девушка. Взгляд ее темно-карих глаз мог поставить на место любого наглеца, а магия помогала спастись от притязаний особо настойчивых. Запретный плод сладок — красота Эды стала не единственной приманкой. Ее история и дар стали вызовом для всех мужчин, и, признаться, ее это утомило. Вечная борьба за свою свободу и независимость раздражали ее, но она радовалась хотя бы тому, что могла жить так, как хотела. У нее был дар — единственная женщина-маг за тысячелетнюю историю Шарэта. Всех остальных запечатывали еще в детстве, а ей повезло, за нее вступились. И это было единственное светлое пятно в темноте ее жизни. Раньше все было иначе — наставник не умер, Криар не отдалился, она жила в Эльтареле, путешествовала по пустыни, защищала простой народ. Сейчас все изменилось, и новая действительность постоянно давила на Эду.
Перо в ее руке не дрогнуло, когда на стол приземлилась ярко-голубая птичка размером с мужской кулак и протянула ей туго свернутый свиток. Эда с подозрением посмотрела на магического посланника и сначала закончила со своим письмо Криару. Друг детства заслуживал получить ответ вовремя. Пусть их разъединило противоречие взглядов, но общее прошлое трудно забыть. После смерти отца, наставника Эды, Криар стал позволять себе больше обычного и рисковать попусту. Он был слишком красив (заслуга его матери-наложницы) и могущественен (заслуга его отца-мага) для того, чтобы удержаться и не потерять голову от власти, которая так и плыла ему в руки. Даже разумность, которая всегда сопровождала Криара вместе с деловитостью, больше не спасала. Эда переживала за друга, а тут еще эта дурацкая схватка с Эраном! Она предупреждала Криара, что не стоит связываться с ее братом, но молодому магу пустыня была по колено. В итоге между Шарэтом, где правил новый король, и Эльтарелом, где наместником являлся ее друг, разразилась очередная торгово-политическая война. Хотелось бы Эде верить в Криара, но даже любовь к нему не могла сделать ее слепой: Эран был опасен и привык побеждать.
Письмо другу было запечатано и отправлено, после чего девушка коснулась магического посланника дворцового мага — "цвет" его заклинаний она узнала сразу — и вскрыла письмо брата. Пара строчек не дала ей ответы на волнующие ее вопросы. Эран желал видеть сестру в Шарэте и как можно скорее, вот только о причинах столь явной спешки не сообщалось. Эде серьезно задумалась, чувствуя, как неприятно покалывает магия на кончиках пальцев. Эран был старше ее на сто шестьдесят четыре года, и этого было достаточно, чтобы между ними не существовало даже призрачной привязанности. Брат, как одержимый, желал власти и недавно наконец достиг своей цели, стал королем пустынных эльфов. Какой ценой это обошлось ему, Эда старалась не думать: и так ясно, что он убил отца. Ее это волновало меньше, чем следовало бы, но в жестокой жизни, которая существовала в Шарэте, каждый был сам за себя, тем более пять лет назад принцесса лишилась единственной защиты в лице своего наставника. Криар был замечательным другом и считал ее своей младшей сестрой, но он был не всесилен, а рисковать им Эда не намеревалась, поэтому уже несколько лет жила одна — в Байокре. С наставником она путешествовала по пустыни и практиковалась в заклинаниях, но теперь все изменилось: другие маги не видели в ней равную, и она стала больше отсиживаться в своих покоях, занимаясь исследованиями и мечтая об Эльтареле. Наставник был наместником во втором по значимости городе пустыни, и она часто помогала ему в делах управления. Ей не хватало этой жизни, свободной и полной власти.
Однако ее желание что-либо изменить не включали в себя Эрана. Эда старалась держаться подальше от брата, считая его общество опасным. Он был жесток, и без него жилось намного спокойнее. Они предпочитали не замечать друг друга много лет. Это не изменила ни смерть наставника Эды, ни короля Эграла. И вдруг она, принцесса, получает это странное письмо. Забытые Боги свидетели — она бы отдала многое, чтобы не отправляться в Шарэт, но бежать было некуда.
Эда потратила полчаса на обдумывание вариантов дальнейшего развития событий и пришла к выводу, что Эран решил использовать ее против Криара. Как принцесса она должна будет оказать помощь именно королю. Эда решила все же поторговать собой, хотя ненавидела подобное всей душой. Если Криар попал в передрягу (а рано или поздно это случится, Эрана ему не переиграть), то она должна приложить все усилия, чтобы помочь последнему оставшемуся у нее родному эльфу.
Не тратя больше ни минуты, Эда поднялась из глубоко мягкого кресла и напоследок оглядела комнату. Вся роскошь и богатство, которые здесь присутствовали, были созданы руками ее друга. Женщины до замужества находятся на содержании у отца или старшего брата, после — у мужа. Эран не считал нужным тратить на сестру больше позорного минимума, а Эда была слишком горда, чтобы просить, поэтому о ней заботился Криар, а до него — его отец. Эта зависимость, как натянутая струна, дрожала от любого вздоха и мешала двигаться, но, кажется, Эда привыкла. Выбора не было.
Легкие занавески цвета золота, словно отлитые из этого драгоценного металл, едва заметно колыхались. В мягком бежевом ковре утопали ноги в изящных тканевых туфельках. Эда вышла на середину комнаты и прикрыла глаза. В следующее мгновение воздух вокруг нее задрожал, и она исчезла.
Дворец Шарэта привычно встретил ее тихой музыкой и шелестом то ли легкой ткани одежд наложниц, то ли их перешептыванием. В Байокре всего этого не было: туда не пускали женщин, и пусть это правило являлось негласным, в свое время Эде так и не удалось привести туда хотя бы свою служанку. Через пару дней над верной подругой и наперсницей Шелис жестоко надругались. После этого Эда не водила в Байокр слуг, держа лишь пару доверенных рабов-мужчин — подарок Криара — для простых поручений. Шарэт же был наполнен женщинами, в основном — красивыми и очень красивыми. Они провожали принцессу презрительно-завистливыми взглядами. Ее красота и дар, дававший больше власти, чем все их потуги соблазнить богатого мужчина, заставляли наложниц с неприязнью относиться к принцессе, но одновременно ее отказ от близости, с помощью которой женщины испокон веков получали место в жизни, вызывали у окружающих жалость и презрение. Эда была слишком другой, чтобы сойти за свою даже во дворце, который должен был быть ее домом.
Голова после магического прыжка чуть кружилась, но, не позволяя себе даже намека на слабость, девушка прошла по огромным пустым залам, золотые украшения которых могли поразить воображение любого чужака. Эда же настолько привыкла к роскоши дворца, что уже не замечала ее. Как и девиц в тонких шелковых одеяниях, которые мечтали попасть в постель ее брата, надеясь, что это они будут использовать его, а не он — их. Глупышки.
— Ваше высочество, — поклонилась вышедшая навстречу Эде пустынная эльфийка. Зириэн была красива, как и все наложницы, но Эран особенно ценил ее за хитрость и беспринципность. Принцесса доподлинно знала, что брат использует ее в совсем незаконных делах — она *приглядывала* за преступниками Шарэта, давая молодому королю то, что он желал: сведения, связи и услуги самых отвратительных личностей пустыни.
— Его величество ожидает вас в серебряном зале, — продолжила бесстрастным голосом Зириэн, но глаза ее смотрели насмешливо. — Мне проводить вас?
— Уверена, вы найдете более интересное занятие, здесь ведь столько мужчин, — предельно вежливо ответила Эда, но взгляд ее заставил наложницу умолкнуть и исчезнуть.
Принцесса прошла еще несколько залов. Находиться здесь было неприятно, она то и дело ловила на себе восхищенные и жадные взгляды. Мужчины — музыканты, стражники, маги — все они желали ее. Женщина в Шарэте была призом, дорогой вещью, и осознание этого выводило Эду из себя. Она родилась и выросла в этих бескрайних песках, полных яда и коварства, но так и не смогла привыкнуть к укладу, который противоречил ее натуре.
Серебряная зала называлась так не только из-за присутствия этого драгоценного металла во всех элементах декора, но и из-за любви этой комнаты Эраном, когда он был принцем. Золото — для королей, а вот серебро предназначается тем, кто идет за ними. Изначально эта зала была обставлена весьма скромно, но Эран, узнав про ее негласное название, разозлился — его злило все, что так или иначе указывало на его статус принца — и приказал украсить комнату под стать. Вскорости их отец внезапно умер, а новоявленный король стал все время проводить в зале принца. Абсурдная борьба Эрана с предрассудками могла бы повеселить, если бы это не был единственный недостаток его хищной натуры.
— Ваше величество, — Эда глубоко поклонилась, выказывая уважение, которого не было.
Эран разлегся на широком диване и, облокотившись на шелковую подушку, вышитую посеребренными бусинами, читал книгу. При появлении сестры он оторвался от своего занятие и махнул рукой, разгоняя слуг. Музыканты, приютившиеся в углу, и танцовщицы, радующие взгляд короля, тут же удалились, зато в зале появились три новых лица.
— Опасаешься меня? — тихо поинтересовалась Эда. Дворцовый маг и два его помощника остановились у входа и, несмотря на острый эльфийский слух, не могли слышать слова принцессы.
Эран сел — его движения были настолько плавными, что он напоминал хищную кошку — и посмотрел на сестру своим коронным взглядом — величественного непонимания, под которым скрывалась насмешка. Он знал, что она знает, но играл ею, потому что мог, и давал понять ей это. Таким был Эран, и Эда иногда задавалась вопросом, насколько он похож на отца? Последнего она никогда не видела, но судя по портретам, принц был его копией. С Эдой у них тоже были общие черты лица или жесты, но внутренне они отличались так сильно, словно не родились от одного отца.
— Опасаюсь твоей неосмотрительности, — мягким баритоном произнес Эран, жестом приглашая сестру присесть.
Эда опустилась на небольшой диванчик напротив, больше думая о том, что затеял брат, чем сколько девиц побывало на этих шелковых подушках.
— Неосмотрительности? Чем же она будет вызвана, по-твоему?
— Ты сейчас узнаешь, не переживай, — все тем же мягким тягучим голосом ответил Эран.
Эда вежливо улыбнулась, и холод ее глаз прекрасно отражался в глазах брата.
— Поведай мне.
Он расположился на подушках, как настоящий властитель всего и вся: в каждой его черточке была эта уверенность в себе и своем праве карать и миловать. Наверное, только Эда да Криар, хорошо знавший Эрана еще в бытность того принцем, видели, что за расслабленностью короля Шарэта скрывается напряжение и постоянная готовность отразить удар. Или нанести.
— Недавно я получил прелюбопытнейшее письмо, касающееся тебя, сестра моя.
— Адресат известен?
— Более чем — Темный Император.
Эда никак не отреагировала, услышав ответ, хотя на языке так и вертелось пара ядовитых острот на тему имперцев и глупости брата. Вернее, самонадеянности, ведь только Эран мог рассчитывать, что подставляя отца на протяжении многих лет и саботируя торговлю Шарэта, он, настроив всех против короля и заняв его место, сможет легко исправить все. Прошло еще немного времени, о результатах говорить было рано, но Эда подозревала, что всех талантов брата не хватит на то, чтобы вылезти из той ямы, в которую он загнал собственный народ. Шарэт — не Темная Империя, он не мог жить без торговли, пустыня не способна была дать своим детям все, что им было нужно.
Письмо от давнего врага могло стать путем к спасению. Но как это связано с ней? Не иначе Эран все же решил втянуть ее в свои игры.
— И чего же желает правитель Темной Империи?
— Тебя.
Самообладание не изменило Эде. Эран молчал, никак не объясняя свой лаконичный ответ — ждал, когда она сама спросит.
— Меня всю или какую-то часть? Насколько знаю, Император женат и, в отличие от тебя, не желает иметь гарем больше, чем может содержать.
