— Почитай какую-нибудь книжку по современным физическим теориям, самоудовлетворяйся. То есть самообразуйся. Помощник командира — КП! — активировала я шимку.
— Слушаю, — отозвался бодрый Никвас. — Только ты мне по личному каналу, это так и задумано?
— А разница? — риторически спросила я. — Ты там очень занят? Можешь меня на пятнадцать минут пораньше на вахте подменить?
— Ну я даже не зна-аю, — протянул он. — У меня такое плотное расписание на ближайшую неделю, решительно не представляю, какое важное дело можно подвинуть ради такой мелочи... А что случилось-то?
— Да фельдшер тут в истерике прибежала, с пассажиром какая-то х, — ответила честно.
— Судя по твоему тону, никто не умер и даже пока не собирается. Это не так интересно, но уже иду. Ты же мне расскажешь потом, в чём проблема?
— В общих чертах — точно, — пообещала я, и Никвас смирился с таким половинчатым ответом.
За ту четверть часа, которую она провела одна в моей каюте, Ольга явно взяла себя в руки и успокоилась. Кажется, ещё сунулась в санузел умыться, потому что кончики волос были мокрыми, и это сделало свой вклад.
Ольга Ларюшина — отличный фельдшер. Ей всего девятнадцать, за плечами только училище для младшего медицинского персонала, но девушка она разумная, целеустремлённая и любит свою работу, так что на достигнутом вряд ли остановится. Сейчас получать высшее образование она не пошла, отправилась за своим молодым лейтенантом на край обитаемых территорий, они вместе на нашей базе служат. Не такая уж редкая история, достаточно вспомнить, например, моих собственных родителей.
Только Ольга гораздо амбициозней, чем была в юности моя мать, и гораздо тщательнее спланировала будущее. По собственному же ходатайству они с мужем служат на разных кораблях, чтобы не мешать друг другу работать. Согласно утверждённому плану, она должна набраться опыта в перелётах — лучше бы практического, но хотя бы теоретического. Через несколько лет стажа, когда супруг дослужится до каплея, планировался ребёнок, перевод поближе к цивилизации, продолжение учёбы...
Когда она мне при знакомстве полгода назад всё это изложила, стройно и последовательно, я не сразу нашлась с ответом. И, подумав, не стала цитировать классическое, докосмическое ещё изречение о том, что флот у нас действующий, и планы потому — гибкие. Всё равно выводов она бы не сделала, а там жизнь сама всё расставит по местам. То ли план этот одним аккуратным тычком отправит в чёрную дыру, то ли проникнется такой самоуверенностью и решит подыграть. Да и… очень она мне напоминала меня саму в юности.
В любом случае внезапное явление фельдшера на КП совершенно не укладывалось в её привычный образ, так что повод для беспокойства или уж как минимум любопытства у меня был. А вот теперь я даже облегчённо перевела дух: в кресле сидела собранная и деловитая мичман Ларюшина.
— Нина Львовна, — заметив меня, она подскочила на месте, вытянулась. — Прошу прощения за своё поведение, я... вспылила.
— Я поняла. Садись, — кивнула ей и опустилось в кресло напротив. — Что случилось? Что такое натворил этот пассажир? Приставал? Он, кстати, вообще гуманоид, вы проверили?
Накамура ожидания оправдал. Ольга по его распоряжению взяла у Нану кровь, провела ещё какие-то измерения. Пассажир не возражал, наблюдал за её действиями с большим интересом и неизменной улыбкой, и поначалу всё было прекрасно. Выяснилось, например, что биологически, несмотря на все вопросы и непонятки, Нану — почти человек. Имелись некоторые различия в геноме, но, со слов нашего эскулапа, с возможностью свободного скрещивания при хорошей вероятности появления жизнеспособного потомства.
Всегда восхищалась, как эти биологи и врачи умеют называть вещи своими именами.
Вёл себя ксенос, вопреки моим предположениям, исключительно прилично. Правда, на вопросы о цели путешествия только загадочно улыбался и спокойно отвечал, что это его цель и его путь, и не стоит взваливать себе на плечи чужую ношу. По собственному признанию, поначалу под его немигающим всезнающим взглядом Ольга чувствовала себя неуютно, но потом ничего, освоилась.
А потом начала ловить себя на том, что косится на Нану с интересом, как на привлекательного мужчину. Прихорашивается, пытается оказаться ближе, дотронуться. Первое время гнала от себя эти странные мысли — шимка же гормоны блокирует, откуда бы им вообще взяться? Но дальше стало хуже. Когда Ольга принесла пассажиру обед и попыталась заняться своими делами, через несколько минут рядом с мужчиной она диагностировала у себя тахикардию, учащённое дыхание и, самое главное, такую нездоровую степень сексуального возбуждения, что в какой-то момент едва не полезла к Нану с поцелуями и непристойными предложениями.
После этого она и примчалась ко мне на КП просить самоотвод.
— И как медицина может такое объяснить? — полюбопытствовала я, сразу опустив все уточняющие вопросы. В симметричной ситуации Хенгу я бы, конечно, поверила не сразу, если бы вообще поверила, но Оля — это Оля.
— Никак, — хмуро буркнула фельдшер. — То есть я подумала, конечно, про феромоны, афродизиаки, про направленную стимуляцию отдельных центров мозга и введение гормонов, но ведь не было ничего! И шимка продолжает работать в режиме подавления! Нина Львовна, можно я к нему больше не пойду? Я мужа люблю, а это... Это противоестественно!
— Отставить панику, — поморщилась я. — Никто тебя на путь разврата и морального разложения толкать не станет, успокойся. Иди к себе, я подумаю, что со всем этим делать.
— А я... не могу к себе, — призналась Ольга, опустив взгляд. Щёки её заметно заалели. — Он же там. То есть его же в лазарет поселили, а он с фельдшерской смежный...
— Ага, — глубокомысленно кивнула я. Пару секунд молча разглядывала мичмана, потом активировала шимку, подключаясь к системе наблюдения, свободный доступ к которой был у меня и, с некоторыми ограничениями, у мозгоящера.
Нану сидел на койке с прямой спиной, как-то хитро скрутив перед собой ноги и расслабленно положив ладони на колени. Спокойное лицо — воплощённая невозмутимость. Так и не скажешь, что четверть часа назад над бедной девочкой цинично издевался.
Как именно ксенос воздействовал на Ольгу и почему именно так, я понятия не имела, но не сомневалась: делал он это целенаправленно. Может быть, даже для того, чтобы опять пересечься со мной. Не знаю, на кой ему сдалась именно я, но вариант напрашивался сам собой, не просто же так он прощался «до скорой встречи»!
Вопрос состоял в другом: что теперь со всем этим делать? Приказать Ларюшиной пойти — пойдёт, никуда не денется, только какой в этом смысл? Просто сделать девчонке гадость? И ради чего, ради принципа? Нет, откровенно дерьмовый вариант, его даже рассматривать не стоит.
Ну а если не идти на принцип, то можно либо отправить кого-то ещё вроде Зульфии и посмотреть, чем дело кончится, либо пойти уже самой и прямо спросить, что этому мужику надо от нашего экипажа вообще и меня в частности — если ему действительно зачем-то понадобилась я.
Я наблюдала за Нану секунд двадцать, и всё это время он не шевелился и даже как будто не дышал. Спал, что ли, в такой странной позе?
Однако ещё через пару мгновений он опроверг это предположение, вдруг открыл совсем не сонные, спокойные глаза, — и уставился прямо на меня. Густая, бездонная чернота зачаровывала, как вид открытого космоса, и пару мгновений я, загипнотизированная, тонула в этой тьме. А потом Нану улыбнулся — широко, солнечно, в черноте его глаз отчётливо блеснули звёздные искорки, — и приветливо кивнул.
Наваждение исчезло. Я, вздрогнув, очнулась и спешно отключилась от системы наблюдения, словно меня застукали за чем-то неприличным. И только потом мысленно ругнулась, досадуя на себя. Ну посмотрел он в камеру, и что? Совпадение впечатляющее, но не могу же я всерьёз поверить в то, что ксенос почувствовал взгляд через неё и, больше того, узнал смотрящего!
— Ладно, плюк с тобой, — решила наконец. — Пока я тебя от общества этого типа освобождаю, до выяснения. Его переведём из лазарета в каюту, благо одна свободная есть. Пошли, заберу пациента сразу.
— Спасибо! — облегчённо улыбнулась фельдшер. — Только можно я сначала к механикам зайду, меня там... просили зайти... — Под моим насмешливым взглядом она стушевалась, но доврала до конца.
— Трусливо и низко — бросать своего командира на поле боя, — укорила я со смешком. — Ладно, проваливай. Только никому не говори, что я сегодня такая добрая.
Выпроводив фельдшера, я сделала зеркальной поверхность шкафа, расправила плечи, одёрнула форму и поправила пилотку так, чтобы кокарда была ровно посередине. Потому что страхи свои надо встречать лицом к лицу, а этот ксенос... Да, как ни обидно это признавать, он пугал, в чём я окончательно уверилась пару минут назад, заглянув ему в глаза через визор камеры.
Непонятный, странный, но при этом — почти человек. Будь он чуждым существом вроде гигантских разумных пауков с Верьи или способных принимать любой облик тексан — разумных колоний микроорганизмов, и странности его не казались бы такими уж зловещими. Но заявление Накамуры о генетическом сходстве сбивало с толку и заставляло вспоминать всяческие зловещие фантастические истории. Ещё Никвас с этими своими страшилками, зараза!
Как обычный человек без каких-то внешних маскировочных средств может вдруг становиться невидимым для камер наблюдения? Как и с помощью чего он влиял на Ольгу?
И, главное, зачем?! Зачем... всё? Зачем воздействовать на фельдшера? Зачем пропадать из поля зрения камер — чтобы показать, что может? Зачем он понадобился нашему командованию или оно — ему?
До лазарета было недалеко, но за эти несколько секунд я успела дойти от растерянности и опасения до тихой злости.
— Нина! — обрадованно улыбнулся ксенос, поднимаясь мне навстречу. — Я рад, что ты пришла.
Он выглядел настолько по-детски искренним и довольным, что я поперхнулась всеми заготовленными ругательствами и претензиями, а также очередным требованием обращаться ко мне по уставу. Пару мгновений просто стояла в дверях, пытаясь сбросить очередное наваждение и избавиться от навязчивого желания улыбнуться в ответ.
— Пойдём, — буркнула хмуро. — Нечего занимать лазарет, у нас свободная каюта есть.
— Как скажешь, — легко согласился Нану и бесшумно выскользнул наружу, когда я отступила в сторону, освободив проём.
Пока молча шли до каюты, я всё больше нервничала. Рядом с ксеносом, да ещё наедине, было не по себе, и на привычные страхи это не очень-то походило. Скорее, на совсем забытые детские робость и неуверенность, и это злило.
Пытаясь успокоиться, я старалась не смотреть ему в лицо, а поскольку взгляд всё равно норовил поймать спутника, предпочла сфокусироваться на босых ногах. Красивые ступни, если вообще уместно думать такое о странном инопланетянине через несколько часов знакомства. Узкие чистые стопы, ровные пальцы, кажется совсем не грубая кожа — такой вид, словно разулся он только что, а не ходил без обуви по лесу. Странные мысли, но они хоть немного отвлекали от других, ещё более нелепых. Например, о том, что Нану выше меня, заметно шире в плечах и явно сильнее, и от осознания этого становится ещё тревожнее.
Чтоб ему!.. Рядом с Уваровым и остальными мужиками из команды — не тревожно, и никогда не было, хотя они почти все выше, крупнее и гораздо сильнее. А с этим... наверное, я просто не знала, чего от него ждать, и потому дёргалась. Но чувствовала я себя юной девственницей на пиратской станции, и это ещё сильнее злило. Идиотизм...
Чтоб Резо там икалось всё наше путешествие! И всем, кто выше и кому пришла в голову славная идея отправить штурмовой катер с миссией дипломатического курьера.
— Заходи, — велела я, открывая нужную дверь. — Надо что-нибудь? Посуда, средства умывания?
Нану прошёл вглубь типовой каюты, обернулся. Здесь было заметно теснее, чем в командирской, но всё равно — отдельная, с удобствами. Слева при входе помещалась крошечная выгородка санузла, дальше высокая койка с ящиками под ней и полкой над, в дальнем углу — маленький стол с двумя узкими, но довольно удобными стульями со спинками.
— Нет, ничего не нужно. — Ксенос опять улыбнулся той самой блаженной солнечной улыбкой, но на этот раз она только сильнее меня разозлила.
— Сядь, — кивнула на стул, сама заняла второй.
Спорить Нану не стал, хотя опустился на сидение очень странно, косясь на меня, как будто садился вот так впервые в жизни. Пару секунд сидел на краешке стула с прямой спиной, положив ладони на колени. Потом окинул меня внимательным взглядом — и скопировал позу, расслабленно откинулся на спинку, даже ноги вытянул. Выражение лица при этом было странно сосредоточенным, как будто мужчина решал важную задачу.
Вин! Он вообще живой?
— Зачем ты воздействовал на Ольгу?
— Я? — очень натурально удивился Нану, выгнул брови. — А как? С ней что-то случилось?
Я стиснула зубы и смолчала, удержавшись от ругани и претензий сразу. Ладно, если он хочет длинным путём — пойдём так.
— Рядом с тобой она начала испытывать сексуальное возбуждение. Учитывая, что шимка блокирует выработку соответствующих гормонов и подавляет такие реакции, само собой это не могло случиться. Будешь настаивать, что это не из-за тебя?
Ксенос пару секунд смотрел на меня всё с тем же вежливым удивлением, потом задумчиво нахмурился.
— Нет. Не буду, — ответил неожиданно прямо.
— Ну и зачем?
— Это... её личная реакция, — запнувшись, сказал он. — Я не специально. И я не должен вмешиваться.
— Личная реакция на что? И почему «не должен»? То есть, получается, ты теоретически можешь вот так воздействовать сознательно и можешь устранить последствия?
— Реакция на меня, на моё присутствие. — Нану пожал плечами, как мне показалось, виновато. — Могу, но не должен. Не имею права, — переиначил он.
— Почему?
— Нельзя вмешиваться в восприятие и существование разумного, пока нет явной угрозы его жизни и здоровью или пока он не несёт угрозы, — оттарабанил так, словно зачитал какой-то пункт каких-то писаных правил, у нас устав с таким же видом цитируют.
— Похвально. Но почему у неё вообще возникли такие позывы? Какая такая индивидуальная реакция? Вроде аллергии, что ли?
— Моё присутствие стимулирует у женщин вашего вида стремление к созиданию, — после короткой паузы проговорил ксенос так, словно с трудом подбирал слова.
— К созиданию? — переспросила я, глядя на него с подозрением. Издевается, что ли?.. Если да, то актёр он очень талантливый, вон какое лицо честное. — То обстоятельство, что ей вместо работы, связанной, между прочим, с ответственностью за чужое здоровье, трахаться хочется, это называется — стремление к созиданию?!
— Конечно, — с искренним изумлением в глазах подтвердил Нану. — Созидание новой жизни, продолжение рода. Самая низкая, но очень важная ступень. Я не имею права вмешиваться, у вашего вида опасно глушить созидательные стремления. И перевести её на другую ступень я не могу, это может сделать только она сама. Но в таком стремлении нет ничего плохого, она...
— Избавь меня от этих подробностей, — поморщилась я. Прикрыв глаза, стащила пилотку, потёрла ладонями лицо, шею, опять лицо... и дёрнулась, когда на плечи легли чужие руки.
Запястье в болевой захват я вывернула машинально, не вставая с места и даже не успев толком осознать, что происходит.
— Слушаю, — отозвался бодрый Никвас. — Только ты мне по личному каналу, это так и задумано?
— А разница? — риторически спросила я. — Ты там очень занят? Можешь меня на пятнадцать минут пораньше на вахте подменить?
— Ну я даже не зна-аю, — протянул он. — У меня такое плотное расписание на ближайшую неделю, решительно не представляю, какое важное дело можно подвинуть ради такой мелочи... А что случилось-то?
— Да фельдшер тут в истерике прибежала, с пассажиром какая-то х, — ответила честно.
— Судя по твоему тону, никто не умер и даже пока не собирается. Это не так интересно, но уже иду. Ты же мне расскажешь потом, в чём проблема?
— В общих чертах — точно, — пообещала я, и Никвас смирился с таким половинчатым ответом.
За ту четверть часа, которую она провела одна в моей каюте, Ольга явно взяла себя в руки и успокоилась. Кажется, ещё сунулась в санузел умыться, потому что кончики волос были мокрыми, и это сделало свой вклад.
Ольга Ларюшина — отличный фельдшер. Ей всего девятнадцать, за плечами только училище для младшего медицинского персонала, но девушка она разумная, целеустремлённая и любит свою работу, так что на достигнутом вряд ли остановится. Сейчас получать высшее образование она не пошла, отправилась за своим молодым лейтенантом на край обитаемых территорий, они вместе на нашей базе служат. Не такая уж редкая история, достаточно вспомнить, например, моих собственных родителей.
Только Ольга гораздо амбициозней, чем была в юности моя мать, и гораздо тщательнее спланировала будущее. По собственному же ходатайству они с мужем служат на разных кораблях, чтобы не мешать друг другу работать. Согласно утверждённому плану, она должна набраться опыта в перелётах — лучше бы практического, но хотя бы теоретического. Через несколько лет стажа, когда супруг дослужится до каплея, планировался ребёнок, перевод поближе к цивилизации, продолжение учёбы...
Когда она мне при знакомстве полгода назад всё это изложила, стройно и последовательно, я не сразу нашлась с ответом. И, подумав, не стала цитировать классическое, докосмическое ещё изречение о том, что флот у нас действующий, и планы потому — гибкие. Всё равно выводов она бы не сделала, а там жизнь сама всё расставит по местам. То ли план этот одним аккуратным тычком отправит в чёрную дыру, то ли проникнется такой самоуверенностью и решит подыграть. Да и… очень она мне напоминала меня саму в юности.
В любом случае внезапное явление фельдшера на КП совершенно не укладывалось в её привычный образ, так что повод для беспокойства или уж как минимум любопытства у меня был. А вот теперь я даже облегчённо перевела дух: в кресле сидела собранная и деловитая мичман Ларюшина.
— Нина Львовна, — заметив меня, она подскочила на месте, вытянулась. — Прошу прощения за своё поведение, я... вспылила.
— Я поняла. Садись, — кивнула ей и опустилось в кресло напротив. — Что случилось? Что такое натворил этот пассажир? Приставал? Он, кстати, вообще гуманоид, вы проверили?
Накамура ожидания оправдал. Ольга по его распоряжению взяла у Нану кровь, провела ещё какие-то измерения. Пассажир не возражал, наблюдал за её действиями с большим интересом и неизменной улыбкой, и поначалу всё было прекрасно. Выяснилось, например, что биологически, несмотря на все вопросы и непонятки, Нану — почти человек. Имелись некоторые различия в геноме, но, со слов нашего эскулапа, с возможностью свободного скрещивания при хорошей вероятности появления жизнеспособного потомства.
Всегда восхищалась, как эти биологи и врачи умеют называть вещи своими именами.
Вёл себя ксенос, вопреки моим предположениям, исключительно прилично. Правда, на вопросы о цели путешествия только загадочно улыбался и спокойно отвечал, что это его цель и его путь, и не стоит взваливать себе на плечи чужую ношу. По собственному признанию, поначалу под его немигающим всезнающим взглядом Ольга чувствовала себя неуютно, но потом ничего, освоилась.
А потом начала ловить себя на том, что косится на Нану с интересом, как на привлекательного мужчину. Прихорашивается, пытается оказаться ближе, дотронуться. Первое время гнала от себя эти странные мысли — шимка же гормоны блокирует, откуда бы им вообще взяться? Но дальше стало хуже. Когда Ольга принесла пассажиру обед и попыталась заняться своими делами, через несколько минут рядом с мужчиной она диагностировала у себя тахикардию, учащённое дыхание и, самое главное, такую нездоровую степень сексуального возбуждения, что в какой-то момент едва не полезла к Нану с поцелуями и непристойными предложениями.
После этого она и примчалась ко мне на КП просить самоотвод.
— И как медицина может такое объяснить? — полюбопытствовала я, сразу опустив все уточняющие вопросы. В симметричной ситуации Хенгу я бы, конечно, поверила не сразу, если бы вообще поверила, но Оля — это Оля.
— Никак, — хмуро буркнула фельдшер. — То есть я подумала, конечно, про феромоны, афродизиаки, про направленную стимуляцию отдельных центров мозга и введение гормонов, но ведь не было ничего! И шимка продолжает работать в режиме подавления! Нина Львовна, можно я к нему больше не пойду? Я мужа люблю, а это... Это противоестественно!
— Отставить панику, — поморщилась я. — Никто тебя на путь разврата и морального разложения толкать не станет, успокойся. Иди к себе, я подумаю, что со всем этим делать.
— А я... не могу к себе, — призналась Ольга, опустив взгляд. Щёки её заметно заалели. — Он же там. То есть его же в лазарет поселили, а он с фельдшерской смежный...
— Ага, — глубокомысленно кивнула я. Пару секунд молча разглядывала мичмана, потом активировала шимку, подключаясь к системе наблюдения, свободный доступ к которой был у меня и, с некоторыми ограничениями, у мозгоящера.
Нану сидел на койке с прямой спиной, как-то хитро скрутив перед собой ноги и расслабленно положив ладони на колени. Спокойное лицо — воплощённая невозмутимость. Так и не скажешь, что четверть часа назад над бедной девочкой цинично издевался.
Как именно ксенос воздействовал на Ольгу и почему именно так, я понятия не имела, но не сомневалась: делал он это целенаправленно. Может быть, даже для того, чтобы опять пересечься со мной. Не знаю, на кой ему сдалась именно я, но вариант напрашивался сам собой, не просто же так он прощался «до скорой встречи»!
Вопрос состоял в другом: что теперь со всем этим делать? Приказать Ларюшиной пойти — пойдёт, никуда не денется, только какой в этом смысл? Просто сделать девчонке гадость? И ради чего, ради принципа? Нет, откровенно дерьмовый вариант, его даже рассматривать не стоит.
Ну а если не идти на принцип, то можно либо отправить кого-то ещё вроде Зульфии и посмотреть, чем дело кончится, либо пойти уже самой и прямо спросить, что этому мужику надо от нашего экипажа вообще и меня в частности — если ему действительно зачем-то понадобилась я.
Я наблюдала за Нану секунд двадцать, и всё это время он не шевелился и даже как будто не дышал. Спал, что ли, в такой странной позе?
Однако ещё через пару мгновений он опроверг это предположение, вдруг открыл совсем не сонные, спокойные глаза, — и уставился прямо на меня. Густая, бездонная чернота зачаровывала, как вид открытого космоса, и пару мгновений я, загипнотизированная, тонула в этой тьме. А потом Нану улыбнулся — широко, солнечно, в черноте его глаз отчётливо блеснули звёздные искорки, — и приветливо кивнул.
Наваждение исчезло. Я, вздрогнув, очнулась и спешно отключилась от системы наблюдения, словно меня застукали за чем-то неприличным. И только потом мысленно ругнулась, досадуя на себя. Ну посмотрел он в камеру, и что? Совпадение впечатляющее, но не могу же я всерьёз поверить в то, что ксенос почувствовал взгляд через неё и, больше того, узнал смотрящего!
— Ладно, плюк с тобой, — решила наконец. — Пока я тебя от общества этого типа освобождаю, до выяснения. Его переведём из лазарета в каюту, благо одна свободная есть. Пошли, заберу пациента сразу.
— Спасибо! — облегчённо улыбнулась фельдшер. — Только можно я сначала к механикам зайду, меня там... просили зайти... — Под моим насмешливым взглядом она стушевалась, но доврала до конца.
— Трусливо и низко — бросать своего командира на поле боя, — укорила я со смешком. — Ладно, проваливай. Только никому не говори, что я сегодня такая добрая.
Выпроводив фельдшера, я сделала зеркальной поверхность шкафа, расправила плечи, одёрнула форму и поправила пилотку так, чтобы кокарда была ровно посередине. Потому что страхи свои надо встречать лицом к лицу, а этот ксенос... Да, как ни обидно это признавать, он пугал, в чём я окончательно уверилась пару минут назад, заглянув ему в глаза через визор камеры.
Непонятный, странный, но при этом — почти человек. Будь он чуждым существом вроде гигантских разумных пауков с Верьи или способных принимать любой облик тексан — разумных колоний микроорганизмов, и странности его не казались бы такими уж зловещими. Но заявление Накамуры о генетическом сходстве сбивало с толку и заставляло вспоминать всяческие зловещие фантастические истории. Ещё Никвас с этими своими страшилками, зараза!
Как обычный человек без каких-то внешних маскировочных средств может вдруг становиться невидимым для камер наблюдения? Как и с помощью чего он влиял на Ольгу?
И, главное, зачем?! Зачем... всё? Зачем воздействовать на фельдшера? Зачем пропадать из поля зрения камер — чтобы показать, что может? Зачем он понадобился нашему командованию или оно — ему?
До лазарета было недалеко, но за эти несколько секунд я успела дойти от растерянности и опасения до тихой злости.
— Нина! — обрадованно улыбнулся ксенос, поднимаясь мне навстречу. — Я рад, что ты пришла.
Он выглядел настолько по-детски искренним и довольным, что я поперхнулась всеми заготовленными ругательствами и претензиями, а также очередным требованием обращаться ко мне по уставу. Пару мгновений просто стояла в дверях, пытаясь сбросить очередное наваждение и избавиться от навязчивого желания улыбнуться в ответ.
— Пойдём, — буркнула хмуро. — Нечего занимать лазарет, у нас свободная каюта есть.
— Как скажешь, — легко согласился Нану и бесшумно выскользнул наружу, когда я отступила в сторону, освободив проём.
Пока молча шли до каюты, я всё больше нервничала. Рядом с ксеносом, да ещё наедине, было не по себе, и на привычные страхи это не очень-то походило. Скорее, на совсем забытые детские робость и неуверенность, и это злило.
Пытаясь успокоиться, я старалась не смотреть ему в лицо, а поскольку взгляд всё равно норовил поймать спутника, предпочла сфокусироваться на босых ногах. Красивые ступни, если вообще уместно думать такое о странном инопланетянине через несколько часов знакомства. Узкие чистые стопы, ровные пальцы, кажется совсем не грубая кожа — такой вид, словно разулся он только что, а не ходил без обуви по лесу. Странные мысли, но они хоть немного отвлекали от других, ещё более нелепых. Например, о том, что Нану выше меня, заметно шире в плечах и явно сильнее, и от осознания этого становится ещё тревожнее.
Чтоб ему!.. Рядом с Уваровым и остальными мужиками из команды — не тревожно, и никогда не было, хотя они почти все выше, крупнее и гораздо сильнее. А с этим... наверное, я просто не знала, чего от него ждать, и потому дёргалась. Но чувствовала я себя юной девственницей на пиратской станции, и это ещё сильнее злило. Идиотизм...
Чтоб Резо там икалось всё наше путешествие! И всем, кто выше и кому пришла в голову славная идея отправить штурмовой катер с миссией дипломатического курьера.
— Заходи, — велела я, открывая нужную дверь. — Надо что-нибудь? Посуда, средства умывания?
Нану прошёл вглубь типовой каюты, обернулся. Здесь было заметно теснее, чем в командирской, но всё равно — отдельная, с удобствами. Слева при входе помещалась крошечная выгородка санузла, дальше высокая койка с ящиками под ней и полкой над, в дальнем углу — маленький стол с двумя узкими, но довольно удобными стульями со спинками.
— Нет, ничего не нужно. — Ксенос опять улыбнулся той самой блаженной солнечной улыбкой, но на этот раз она только сильнее меня разозлила.
— Сядь, — кивнула на стул, сама заняла второй.
Спорить Нану не стал, хотя опустился на сидение очень странно, косясь на меня, как будто садился вот так впервые в жизни. Пару секунд сидел на краешке стула с прямой спиной, положив ладони на колени. Потом окинул меня внимательным взглядом — и скопировал позу, расслабленно откинулся на спинку, даже ноги вытянул. Выражение лица при этом было странно сосредоточенным, как будто мужчина решал важную задачу.
Вин! Он вообще живой?
— Зачем ты воздействовал на Ольгу?
— Я? — очень натурально удивился Нану, выгнул брови. — А как? С ней что-то случилось?
Я стиснула зубы и смолчала, удержавшись от ругани и претензий сразу. Ладно, если он хочет длинным путём — пойдём так.
— Рядом с тобой она начала испытывать сексуальное возбуждение. Учитывая, что шимка блокирует выработку соответствующих гормонов и подавляет такие реакции, само собой это не могло случиться. Будешь настаивать, что это не из-за тебя?
Ксенос пару секунд смотрел на меня всё с тем же вежливым удивлением, потом задумчиво нахмурился.
— Нет. Не буду, — ответил неожиданно прямо.
— Ну и зачем?
— Это... её личная реакция, — запнувшись, сказал он. — Я не специально. И я не должен вмешиваться.
— Личная реакция на что? И почему «не должен»? То есть, получается, ты теоретически можешь вот так воздействовать сознательно и можешь устранить последствия?
— Реакция на меня, на моё присутствие. — Нану пожал плечами, как мне показалось, виновато. — Могу, но не должен. Не имею права, — переиначил он.
— Почему?
— Нельзя вмешиваться в восприятие и существование разумного, пока нет явной угрозы его жизни и здоровью или пока он не несёт угрозы, — оттарабанил так, словно зачитал какой-то пункт каких-то писаных правил, у нас устав с таким же видом цитируют.
— Похвально. Но почему у неё вообще возникли такие позывы? Какая такая индивидуальная реакция? Вроде аллергии, что ли?
— Моё присутствие стимулирует у женщин вашего вида стремление к созиданию, — после короткой паузы проговорил ксенос так, словно с трудом подбирал слова.
— К созиданию? — переспросила я, глядя на него с подозрением. Издевается, что ли?.. Если да, то актёр он очень талантливый, вон какое лицо честное. — То обстоятельство, что ей вместо работы, связанной, между прочим, с ответственностью за чужое здоровье, трахаться хочется, это называется — стремление к созиданию?!
— Конечно, — с искренним изумлением в глазах подтвердил Нану. — Созидание новой жизни, продолжение рода. Самая низкая, но очень важная ступень. Я не имею права вмешиваться, у вашего вида опасно глушить созидательные стремления. И перевести её на другую ступень я не могу, это может сделать только она сама. Но в таком стремлении нет ничего плохого, она...
— Избавь меня от этих подробностей, — поморщилась я. Прикрыв глаза, стащила пилотку, потёрла ладонями лицо, шею, опять лицо... и дёрнулась, когда на плечи легли чужие руки.
Запястье в болевой захват я вывернула машинально, не вставая с места и даже не успев толком осознать, что происходит.
