— Так давай хоть фонарь дам! Темно, как у негра… Ни черта не видно, короче, побудем политкорректными.
— Мне и так неплохо. Ты отгребай давай, что замерла? Замёрзнешь ещё, тут ночью холодает здорово, а шапочка у тебя какая-то совсем тоненькая.
— Сказал мне человек вовсе без шапки, — со смешком ответила девушка. Но послушно вернулась к работе. Инар прав, некогда прохлаждаться, ночь уже. Да и снег вроде начался, точно, что ли, ночью сыпанёт?
Пещера вышла на загляденье, образцовая. С аккуратным как по лекалу куполом, с ровной плоской лежанкой, сидеть на которой прямо, конечно, было нельзя, но зато получалось вытянуться во весь рост. Затащили внутрь рюкзаки, и Вера, выкопав небольшую ямку, приладила в стене свой фонарик, чтобы не тыкаться в потёмках.
Пока Инар возился со своими вещами, выпотрошила параплан — и основное крыло, и запаску, — и тщательно их расстелила. Не плотный коврик, хорошо защищающий от холода, но хоть какое-то тепло.
— На, держи, — всунул ей белобрысый что-то объёмное и мягкое, при ближайшем рассмотрении оказавшееся большим и старым, даже почти ветхим, лоскутным одеялом.
— Ты что, отсыреет же! Это же пещера, не открытый воздух. Не чувствуешь? Уже влажность какая, скоро конденсат капать начнёт.
— Как отсыреет, так и высохнет, а тебе зато будет теплее, — отмахнулся Инар.
— А тебе?
— Я же говорил, мне не холодно, я могу на этом снегу просто так спать. Скажи лучше, есть-пить хочешь, да?
— Спрашиваешь! А есть?
— Воды нет, сейчас снега натопим. А из еды есть хлеб, сыр и тушёнка. Пойдёт?
— Конечно! Ой, это что, настоящий примус?! И прямо на керосине? Блин, я думала, их уже только в музее можно встретить! Слушай, откуда ты свалился с такими экспонатами?!
— Свалилась ты, а я тут живу, — вполне логично возразил на это Инар, устанавливая на краю лежанки разлапистую конструкцию.
— Стой, погоди, не надо здесь, а то мы в луже спать будем! — опомнилась Вера. — Надо нишу в стене сделать, и там уже керогазить. Давай…
— Ложись, — отмахнулся мужчина. — Отдыхай, я сам всё сделаю.
Настаивать Вера не стала. Ну хочется ему побыть джентльменом — так и пожалуйста, ей не жалко.
Всё-таки хороший парень, не испорченный — во всех смыслах. И современным неадекватным обществом, где за открытую перед женщиной дверь можно иск схлопотать, и в другую сторону — тоже. Сам по себе какой-то музейный экспонат, почти как его вещи. Приставать вон, например, не пытается.
А с другой стороны, это же как он должен был одичать в одиночестве, чтобы к Вере прямо сейчас полезть? Небось, разглядел уже. И худую мальчишескую фигуру, и стриженые синие волосы, и рябое лицо с курносым носом. Была бы красотка — может, и рискнул бы, а так — невелика радость.
Хотя за эти мысли было всё-таки немного стыдно. До сих пор Инар и взглядом её не обидел, и никакого повода не давал думать о себе плохо. Может, он просто хороший человек, какое право Вера имеет отказывать ему в такой возможности? В конце концов, это же не уникальный случай, сама девушка знала много парней, которые в такой ситуации не стали бы думать нижним мозгом, а точно так бы помогали. И даже к красивой девушке лезть бы не стали, потому что это не увеселительная прогулка, а угрожающие жизни обстоятельства. Всех отличий — они разделили бы труд с Верой, по ней же видно, что не переломится, а упахиваться в одиночку не лучшая идея.
Просто сложно было поверить, что ей настолько повезло с товарищем по ночёвке. И по-русски говорит уверенно, и еда у него с собой вместе с горелкой этой. Странной, старинной, но ведь работающей — и ладно. И котелок маленький, жестяной, есть, и даже кружка. Тушёнка необычная, словно тоже из прошлого — в жестяных банках вовсе без надписей, и хорошая, одно мясо. А хлеб… Вера последний раз такой хлеб у бабушки в деревне ела, та сама его пекла.
Девушка очень старалась жевать тщательно и не заглатывать еду судорожно, как удав, но получалось плохо. Позавтракала она плотно, но когда ещё был тот завтрак! К счастью, сам Инар тоже не скромничал, демонстрировал здоровый мужской аппетит. В итоге они на двоих умяли целую большую краюху хлеба — душистого, ноздреватого, — и три банки тушёнки, а про сыр вспомнили только потом уже, когда никому его не хотелось.
— Ну что, давай укладываться? — предложил Инар. — Я-то поспать бы не отказался, а у тебя вообще вон глаза слипаются.
— Это от сытости. Эх, ботинки бы снять, но без них точно замёрзну...
— Я это предусмотрел, — весело сообщил мужчина и полез в рюкзак.
— Предусмотрел что? — озадачилась Вера.
— Что ты замёрзнешь. То есть, конечно, я не именно на тебя рассчитывал, — поспешил заверить он. — Но на всякий случай взял тёплые носки. На, смотри. В покрывало завернёшься, и совсем хорошо будет.
Толстенные носки грубой вязки из серой, некрашеной шерсти, показались Вере сейчас буквально даром небес.
— Как мало иногда человеку надо для счастья, — пробормотала она, с блаженным стоном стаскивая жёсткие пластиковые ботинки. — Ещё говорят, что чудес не бывает! У меня вон второе уже. Мало того, что не убилась, так ещё и тебя, такого полезного, встретила. Одна бы, наверное, как-нибудь пережила ночь, но точно не в таких роскошных условиях. Тёплая вода вместо снега, еда, даже носки вот эти…
— Ты что, собиралась есть снег? — опешил он.
— Рассасывать, — честно призналась девушка. — По чуть-чуть. Я так и делала, пока копала.
— Горло застудишь же, бестолковая! Давай плотнее закутывайся, и что ты к стенке жмёшься, укладывайся нормально. Не нужно мне лежанку уступать, говорю же, я и на снегу не замёрзну.
— Как застудила бы, так и вылечила, — философски пожала плечами она. — Без воды хуже. А тут идти недалеко, за завтра бы дошла.
— Не дошла, — вздохнул Инар. — Завтра будет буря.
— Ты говорил, ночью!
— И ночью, и завтра, и завтра ночью. Это надолго, на пару-тройку дней. Но ты не волнуйся, у меня и горючего достаточно, и еды. Сможем переждать. Всё, я свет выключаю? — он потянулся к фонарику.
— Выключай, — разрешила Вера. — А как ты сам пережидал бы буран, если у тебя даже палатки нет?
— Я привычный, — легко отмахнулся мужчина. Некоторое время крутил фонарик в руках, разыскивая выключатель, но потом всё же нашёл нужную кнопку, и пещера погрузилась во мрак.
Инар зашуршал, укладываясь. Пару мгновений висела тишина, потом мужчина повернулся набок, обхватил девушку обеими руками, прижимая к себе. Та на пару мгновений напряглась, но сосед явно не собирался распускать руки, даже под покрывало не пытался влезть, хотя против этого Вера не возражала бы. На него так-то смотреть холодно, а он ещё улёгся едва ли не на снег, под боком только тонкий слой ткани параплана — и всё.
Девушка закрыла глаза и наконец-то позволила себе немного расслабиться. Кажется, в этот раз обошлось. Смерть промахнулась своей косой, и Вера будет жить дальше. Вернётся, и Генка с Валей будут ахать и охать, восхищаясь её везением. За них девушка не волновалась — успела заметить, что друзей снеговым валом почти не задело. Разве что Валю, она была ближе мужа, но должна была выровняться. Должна, она умница — аккуратная, осторожная, собранная.
А вот как умудрилась выжить сама Вера — вопрос. Чистое везение. Откуда вообще взялся этот странный шквал?!
Перед закрытыми глазами снова, как наяву, возникла белая, слепящая пелена — и едва видимый за ней алый прямоугольник крыла. А вокруг — скалы. Острые, хищные, словно челюсти, готовые в любой момент перемолоть случайную добычу. Из этой пасти никто не уходит живым.
Да и Вера, кажется, не ушла, уж очень похож этот душный, влажный мешок на чей-то желудок...
Девушка судорожно втянула воздух ртом, зажмурилась плотнее, не обращая внимания на текущие из глаз слёзы. Она изо всех сил старалась унять дрожь, чтобы не беспокоить соседа, но та волной прокатывалась от затылка до пяток.
— Что с тобой? — спросил Инар совсем не сонным голосом. — Вера? Замёрзла?
— Н-н-нет, — с трудом смогла выдавить та, но объяснить подробнее мешала всё та же дрожь. Зуб на зуб не попадал, и девушка просто боялась прикусить язык.
— Великое мироздание! Не замёрзла она, тьфу! — прошипел мужчина. — Иди сюда, незамерзающая… Тоже мне, гордая какая. Говорил же, не обижу. У нас в семье никто и никогда не опускался до насилия!
Заверить, что ничего такого не думала — то есть думала, но не подозревала всерьёз, и уж точно никогда бы в этом не призналась, — Вера также не смогла.
В темноте он на ощупь и не сразу сумел разобраться с застёжкой комбинезона, тихо ругаясь себе под нос. Вытряхнул из него дрожащую девушку, которая не смогла бы сопротивляться, даже если бы пыталась. Точнее, только верхнюю часть Веры, стаскивать комбинезон целиком не стал. Зато расстегнул свою куртку, под которой даже свитера не оказалось, только рубашка — это девушка ощутила, когда мужчина прижал её к себе, укрыв полами и крепко прижав обеими руками. Да ещё завалился на спину, так что Вера оказалась на нём сверху.
Инар и правда не мёрз, у него даже как будто был жар: блондин оказался горячим как печка. Или всё же Вера переоценила свою стойкость и колотило её отчасти и из-за холода тоже? Да нет, скорее уж от сырости...
Вырываться она, конечно, не стала. И руки не слушались, и сил не было, да и желания — тоже. Зачем? Он ведь и правда… не обижает. Как обещал. Просто греет, и рука, лежащая на затылке и будто в задумчивости перебирающая волосы — тоже греет. И нет в ней ничего особенного.
Когда дрожь пошла на спад, Вера сумела пошевелиться и устроиться поудобнее. Просунула ладони Инару под плечи, уткнулась лбом в шею — и почувствовала, что окончательно отпустило. Как всегда после такого вот отходняка, руки и ноги были ватными, в голове царил вязкий туман, мысли путались и крутились вокруг очень странных вещей.
Например, от Инара странно пахло. Девушка долго пыталась понять, чем именно, но вспомнила лишь две ассоциации — нагретые камни на морском побережье и душистое к вечеру сено. Снова у бабушки в деревне. Почему-то почти все самые вкусные, яркие воспоминания были связаны с теми годами, когда на лето её отправляли в рязанскую глубинку. А море… Море — это уже воспоминание свежее, прошлогоднее, море девушка показала себе сама.
А ещё Вера думала, что надо подвинуться, коль уж ей полегчало. Весит она немало, и мужчине, каким бы двужильным он ни казался, тяжело. А он ведь сам, наверное, и не признается, опять скажет, что ему и так неплохо. Человек такой.
Думала, но — не шевелилась. Было приятно вот так лежать и делать вид, что она слабая, хрупкая девушка. Иногда ведь можно, если не увлекаться.
Но Инар всё-таки хороший. Надо у него телефон узнать или хоть почту. Таких людей нельзя терять совсем, их, если встретишь, нужно постоянно чувствовать. Пусть даже как контакт в какой-нибудь социальной сети. Когда грустно, можно посмотреть на него, вспомнить, что он, такой замечательный, просто где-то существует, и от этого становится легче.
У Веры было много подобных людей в коллекции. Встреченных в разных уголках и при разных обстоятельствах, со многими из них девушка потом и не общалась вовсе — у них своя жизнь, у неё своя, зачем? Но потерять и забыть их было обидно и даже страшно. Они, словно надёжные сваи, держали весь её мир, не позволяли в худшие моменты жизни терять веру в людей. Лучики света. И когда в очередной раз она сталкивалась с людской подлостью, грубостью, хамством и мерзостью, вспоминала их — и на душе делалось теплее. И возвращалось понимание, что далеко не все люди плохи, что хороших, замечательных гораздо больше.
Это был её личный способ бороться с мировой несправедливостью. И одиночеством.
Инара она почти не знала — кто он, откуда такой взялся, почему такой странный, — но чувствовала, что он непременно пополнит её коллекцию воспоминаний о замечательных знакомствах. Главное, не закрутиться потом, не забыть взять у него контакты и сделать это так, чтобы он не подумал ничего дурного.
С этими мыслями Вера и заснула, и снилось ей небо. Ей вообще очень часто снилось, как она летает. В детстве — просто на крыльях, как птица. Потом, когда появилась возможность, она всё же поднялась в небо — как вышло, на параплане. И полёты в этих снах стали больше приближены к реальности: одно крыло над головой куда правдоподобнее двух по бокам, а суть почти та же.
Проснулась Вера оттого, что ей стало жарко. В душном сумраке, едва разбавленном сочащимся из лаза светом, было тихо и пусто, Инар, наверное, вышел проветриться. Девушка с трудом выпуталась из кокона, с удивлением обнаружив в нём, помимо параплана и вчерашнего пёстрого покрывала, ещё пару колючих шерстяных одеял. Откуда мужчина их вообще взял? Забыл, что лежало в его рюкзаке?
Вера поправила комбинезон, надела баф на голову, с трудом втиснула ноги в задубевшие за ночь ботинки. Запоздало подумала, что надо было поставить их на лежанку, а не бросать внизу, у самого входа, были бы теплее. Но ладно уж.
Лаз за ночь, похоже, замело, и снаружи виднелись новые отвалы — видимо, Инар и прочистил проход. Мужчины видно не было, зато выяснилось, насколько он был прав по поводу погоды: та безнадёжно испортилась и явно не спешила идти на поправку. Ледяной ветер мгновенно продрал до костей, забил лицо снегом и напомнил старую поговорку «пар костей не ломит».
Быстренько сделав неотложное дело чуть в стороне от прохода, Вера поспешила вернуться внутрь. Может, из соображений стеснительности и приличия она бы и отошла подальше, но не в такую погоду и не в таком снегу, в который девушка проваливалась едва ли не по пояс. Да ещё и комбинезон этот… Хорошая одежда, но совсем не рассчитанная на женский организм. А моделей нужного размера с молнией на поясе тогда не нашлось, вот и приходилось страдать.
Инар вернулся почти сразу за ней, Вера едва успела смахнуть снег и разуться. Отфыркался, встряхнулся.
— Ух, какой буран! Ты как тут? Не замёрзла?
— Наоборот, проснулась оттого, что стало жарко, — ответила девушка. — Спасибо тебе за вчерашнее, но я правда это всё не от холода.
— А отчего? — полюбопытствовал он. — Пить хочешь? Я утром нагрел.
— Хочу, — согласилась Вера. — А это от нервов было. У меня всегда так. Когда какая-нибудь фигня случается, я собранная и бодрая, действую, а стоит всему наладиться — наступает вот такой откат. Если меня не успокаивать, оно точно так же само по себе проходит, я уже привыкла.
— То есть не надо было тебя трогать? — каким-то странным, неприятным тоном спросил он.
— Да нет, почему? Поддержка всегда приятна, что я, не человек, что ли, — пожала Вера плечами. Обиделся? Странный… Или просто показалось? Потому что дальше Инар заговорил прежним дружелюбным тоном.
— И часто такое с тобой случается?
— Бывает, — улыбнулась Вера. Она лежала на одеялах на боку, подпирая голову ладонью, а Инар, стоя на коленях, возился со своим примусом. — Мне на месте не сидится, кровь неуёмная. Батина наследственность, у нас все такие в семье. Все в небо рвались, ну как будто там мёдом намазано, и все рисковали. Прадед в Великую отечественную истребителем был, погиб под Ленинградом, деда — в Афгане сбили. Отец вообще лётчиком-испытателем был, пять лет назад разбился. А меня в лётчики не взяли, я перегрузки плохо переношу, к тому же женщина, пришлось свою вот дорожку наверх искать. Так даже лучше, на крыле — оно почти по-настоящему получается, не то что в железной коробочке.
— Мне и так неплохо. Ты отгребай давай, что замерла? Замёрзнешь ещё, тут ночью холодает здорово, а шапочка у тебя какая-то совсем тоненькая.
— Сказал мне человек вовсе без шапки, — со смешком ответила девушка. Но послушно вернулась к работе. Инар прав, некогда прохлаждаться, ночь уже. Да и снег вроде начался, точно, что ли, ночью сыпанёт?
Пещера вышла на загляденье, образцовая. С аккуратным как по лекалу куполом, с ровной плоской лежанкой, сидеть на которой прямо, конечно, было нельзя, но зато получалось вытянуться во весь рост. Затащили внутрь рюкзаки, и Вера, выкопав небольшую ямку, приладила в стене свой фонарик, чтобы не тыкаться в потёмках.
Пока Инар возился со своими вещами, выпотрошила параплан — и основное крыло, и запаску, — и тщательно их расстелила. Не плотный коврик, хорошо защищающий от холода, но хоть какое-то тепло.
— На, держи, — всунул ей белобрысый что-то объёмное и мягкое, при ближайшем рассмотрении оказавшееся большим и старым, даже почти ветхим, лоскутным одеялом.
— Ты что, отсыреет же! Это же пещера, не открытый воздух. Не чувствуешь? Уже влажность какая, скоро конденсат капать начнёт.
— Как отсыреет, так и высохнет, а тебе зато будет теплее, — отмахнулся Инар.
— А тебе?
— Я же говорил, мне не холодно, я могу на этом снегу просто так спать. Скажи лучше, есть-пить хочешь, да?
— Спрашиваешь! А есть?
— Воды нет, сейчас снега натопим. А из еды есть хлеб, сыр и тушёнка. Пойдёт?
— Конечно! Ой, это что, настоящий примус?! И прямо на керосине? Блин, я думала, их уже только в музее можно встретить! Слушай, откуда ты свалился с такими экспонатами?!
— Свалилась ты, а я тут живу, — вполне логично возразил на это Инар, устанавливая на краю лежанки разлапистую конструкцию.
— Стой, погоди, не надо здесь, а то мы в луже спать будем! — опомнилась Вера. — Надо нишу в стене сделать, и там уже керогазить. Давай…
— Ложись, — отмахнулся мужчина. — Отдыхай, я сам всё сделаю.
Настаивать Вера не стала. Ну хочется ему побыть джентльменом — так и пожалуйста, ей не жалко.
Всё-таки хороший парень, не испорченный — во всех смыслах. И современным неадекватным обществом, где за открытую перед женщиной дверь можно иск схлопотать, и в другую сторону — тоже. Сам по себе какой-то музейный экспонат, почти как его вещи. Приставать вон, например, не пытается.
А с другой стороны, это же как он должен был одичать в одиночестве, чтобы к Вере прямо сейчас полезть? Небось, разглядел уже. И худую мальчишескую фигуру, и стриженые синие волосы, и рябое лицо с курносым носом. Была бы красотка — может, и рискнул бы, а так — невелика радость.
Хотя за эти мысли было всё-таки немного стыдно. До сих пор Инар и взглядом её не обидел, и никакого повода не давал думать о себе плохо. Может, он просто хороший человек, какое право Вера имеет отказывать ему в такой возможности? В конце концов, это же не уникальный случай, сама девушка знала много парней, которые в такой ситуации не стали бы думать нижним мозгом, а точно так бы помогали. И даже к красивой девушке лезть бы не стали, потому что это не увеселительная прогулка, а угрожающие жизни обстоятельства. Всех отличий — они разделили бы труд с Верой, по ней же видно, что не переломится, а упахиваться в одиночку не лучшая идея.
Просто сложно было поверить, что ей настолько повезло с товарищем по ночёвке. И по-русски говорит уверенно, и еда у него с собой вместе с горелкой этой. Странной, старинной, но ведь работающей — и ладно. И котелок маленький, жестяной, есть, и даже кружка. Тушёнка необычная, словно тоже из прошлого — в жестяных банках вовсе без надписей, и хорошая, одно мясо. А хлеб… Вера последний раз такой хлеб у бабушки в деревне ела, та сама его пекла.
Девушка очень старалась жевать тщательно и не заглатывать еду судорожно, как удав, но получалось плохо. Позавтракала она плотно, но когда ещё был тот завтрак! К счастью, сам Инар тоже не скромничал, демонстрировал здоровый мужской аппетит. В итоге они на двоих умяли целую большую краюху хлеба — душистого, ноздреватого, — и три банки тушёнки, а про сыр вспомнили только потом уже, когда никому его не хотелось.
— Ну что, давай укладываться? — предложил Инар. — Я-то поспать бы не отказался, а у тебя вообще вон глаза слипаются.
— Это от сытости. Эх, ботинки бы снять, но без них точно замёрзну...
— Я это предусмотрел, — весело сообщил мужчина и полез в рюкзак.
— Предусмотрел что? — озадачилась Вера.
— Что ты замёрзнешь. То есть, конечно, я не именно на тебя рассчитывал, — поспешил заверить он. — Но на всякий случай взял тёплые носки. На, смотри. В покрывало завернёшься, и совсем хорошо будет.
Толстенные носки грубой вязки из серой, некрашеной шерсти, показались Вере сейчас буквально даром небес.
— Как мало иногда человеку надо для счастья, — пробормотала она, с блаженным стоном стаскивая жёсткие пластиковые ботинки. — Ещё говорят, что чудес не бывает! У меня вон второе уже. Мало того, что не убилась, так ещё и тебя, такого полезного, встретила. Одна бы, наверное, как-нибудь пережила ночь, но точно не в таких роскошных условиях. Тёплая вода вместо снега, еда, даже носки вот эти…
— Ты что, собиралась есть снег? — опешил он.
— Рассасывать, — честно призналась девушка. — По чуть-чуть. Я так и делала, пока копала.
— Горло застудишь же, бестолковая! Давай плотнее закутывайся, и что ты к стенке жмёшься, укладывайся нормально. Не нужно мне лежанку уступать, говорю же, я и на снегу не замёрзну.
— Как застудила бы, так и вылечила, — философски пожала плечами она. — Без воды хуже. А тут идти недалеко, за завтра бы дошла.
— Не дошла, — вздохнул Инар. — Завтра будет буря.
— Ты говорил, ночью!
— И ночью, и завтра, и завтра ночью. Это надолго, на пару-тройку дней. Но ты не волнуйся, у меня и горючего достаточно, и еды. Сможем переждать. Всё, я свет выключаю? — он потянулся к фонарику.
— Выключай, — разрешила Вера. — А как ты сам пережидал бы буран, если у тебя даже палатки нет?
— Я привычный, — легко отмахнулся мужчина. Некоторое время крутил фонарик в руках, разыскивая выключатель, но потом всё же нашёл нужную кнопку, и пещера погрузилась во мрак.
Прода от 10.07.2019, 21:56
Инар зашуршал, укладываясь. Пару мгновений висела тишина, потом мужчина повернулся набок, обхватил девушку обеими руками, прижимая к себе. Та на пару мгновений напряглась, но сосед явно не собирался распускать руки, даже под покрывало не пытался влезть, хотя против этого Вера не возражала бы. На него так-то смотреть холодно, а он ещё улёгся едва ли не на снег, под боком только тонкий слой ткани параплана — и всё.
Девушка закрыла глаза и наконец-то позволила себе немного расслабиться. Кажется, в этот раз обошлось. Смерть промахнулась своей косой, и Вера будет жить дальше. Вернётся, и Генка с Валей будут ахать и охать, восхищаясь её везением. За них девушка не волновалась — успела заметить, что друзей снеговым валом почти не задело. Разве что Валю, она была ближе мужа, но должна была выровняться. Должна, она умница — аккуратная, осторожная, собранная.
А вот как умудрилась выжить сама Вера — вопрос. Чистое везение. Откуда вообще взялся этот странный шквал?!
Перед закрытыми глазами снова, как наяву, возникла белая, слепящая пелена — и едва видимый за ней алый прямоугольник крыла. А вокруг — скалы. Острые, хищные, словно челюсти, готовые в любой момент перемолоть случайную добычу. Из этой пасти никто не уходит живым.
Да и Вера, кажется, не ушла, уж очень похож этот душный, влажный мешок на чей-то желудок...
Девушка судорожно втянула воздух ртом, зажмурилась плотнее, не обращая внимания на текущие из глаз слёзы. Она изо всех сил старалась унять дрожь, чтобы не беспокоить соседа, но та волной прокатывалась от затылка до пяток.
— Что с тобой? — спросил Инар совсем не сонным голосом. — Вера? Замёрзла?
— Н-н-нет, — с трудом смогла выдавить та, но объяснить подробнее мешала всё та же дрожь. Зуб на зуб не попадал, и девушка просто боялась прикусить язык.
— Великое мироздание! Не замёрзла она, тьфу! — прошипел мужчина. — Иди сюда, незамерзающая… Тоже мне, гордая какая. Говорил же, не обижу. У нас в семье никто и никогда не опускался до насилия!
Заверить, что ничего такого не думала — то есть думала, но не подозревала всерьёз, и уж точно никогда бы в этом не призналась, — Вера также не смогла.
В темноте он на ощупь и не сразу сумел разобраться с застёжкой комбинезона, тихо ругаясь себе под нос. Вытряхнул из него дрожащую девушку, которая не смогла бы сопротивляться, даже если бы пыталась. Точнее, только верхнюю часть Веры, стаскивать комбинезон целиком не стал. Зато расстегнул свою куртку, под которой даже свитера не оказалось, только рубашка — это девушка ощутила, когда мужчина прижал её к себе, укрыв полами и крепко прижав обеими руками. Да ещё завалился на спину, так что Вера оказалась на нём сверху.
Инар и правда не мёрз, у него даже как будто был жар: блондин оказался горячим как печка. Или всё же Вера переоценила свою стойкость и колотило её отчасти и из-за холода тоже? Да нет, скорее уж от сырости...
Вырываться она, конечно, не стала. И руки не слушались, и сил не было, да и желания — тоже. Зачем? Он ведь и правда… не обижает. Как обещал. Просто греет, и рука, лежащая на затылке и будто в задумчивости перебирающая волосы — тоже греет. И нет в ней ничего особенного.
Когда дрожь пошла на спад, Вера сумела пошевелиться и устроиться поудобнее. Просунула ладони Инару под плечи, уткнулась лбом в шею — и почувствовала, что окончательно отпустило. Как всегда после такого вот отходняка, руки и ноги были ватными, в голове царил вязкий туман, мысли путались и крутились вокруг очень странных вещей.
Например, от Инара странно пахло. Девушка долго пыталась понять, чем именно, но вспомнила лишь две ассоциации — нагретые камни на морском побережье и душистое к вечеру сено. Снова у бабушки в деревне. Почему-то почти все самые вкусные, яркие воспоминания были связаны с теми годами, когда на лето её отправляли в рязанскую глубинку. А море… Море — это уже воспоминание свежее, прошлогоднее, море девушка показала себе сама.
А ещё Вера думала, что надо подвинуться, коль уж ей полегчало. Весит она немало, и мужчине, каким бы двужильным он ни казался, тяжело. А он ведь сам, наверное, и не признается, опять скажет, что ему и так неплохо. Человек такой.
Думала, но — не шевелилась. Было приятно вот так лежать и делать вид, что она слабая, хрупкая девушка. Иногда ведь можно, если не увлекаться.
Но Инар всё-таки хороший. Надо у него телефон узнать или хоть почту. Таких людей нельзя терять совсем, их, если встретишь, нужно постоянно чувствовать. Пусть даже как контакт в какой-нибудь социальной сети. Когда грустно, можно посмотреть на него, вспомнить, что он, такой замечательный, просто где-то существует, и от этого становится легче.
У Веры было много подобных людей в коллекции. Встреченных в разных уголках и при разных обстоятельствах, со многими из них девушка потом и не общалась вовсе — у них своя жизнь, у неё своя, зачем? Но потерять и забыть их было обидно и даже страшно. Они, словно надёжные сваи, держали весь её мир, не позволяли в худшие моменты жизни терять веру в людей. Лучики света. И когда в очередной раз она сталкивалась с людской подлостью, грубостью, хамством и мерзостью, вспоминала их — и на душе делалось теплее. И возвращалось понимание, что далеко не все люди плохи, что хороших, замечательных гораздо больше.
Это был её личный способ бороться с мировой несправедливостью. И одиночеством.
Инара она почти не знала — кто он, откуда такой взялся, почему такой странный, — но чувствовала, что он непременно пополнит её коллекцию воспоминаний о замечательных знакомствах. Главное, не закрутиться потом, не забыть взять у него контакты и сделать это так, чтобы он не подумал ничего дурного.
С этими мыслями Вера и заснула, и снилось ей небо. Ей вообще очень часто снилось, как она летает. В детстве — просто на крыльях, как птица. Потом, когда появилась возможность, она всё же поднялась в небо — как вышло, на параплане. И полёты в этих снах стали больше приближены к реальности: одно крыло над головой куда правдоподобнее двух по бокам, а суть почти та же.
Прода от 15.07.2019, 20:56
Проснулась Вера оттого, что ей стало жарко. В душном сумраке, едва разбавленном сочащимся из лаза светом, было тихо и пусто, Инар, наверное, вышел проветриться. Девушка с трудом выпуталась из кокона, с удивлением обнаружив в нём, помимо параплана и вчерашнего пёстрого покрывала, ещё пару колючих шерстяных одеял. Откуда мужчина их вообще взял? Забыл, что лежало в его рюкзаке?
Вера поправила комбинезон, надела баф на голову, с трудом втиснула ноги в задубевшие за ночь ботинки. Запоздало подумала, что надо было поставить их на лежанку, а не бросать внизу, у самого входа, были бы теплее. Но ладно уж.
Лаз за ночь, похоже, замело, и снаружи виднелись новые отвалы — видимо, Инар и прочистил проход. Мужчины видно не было, зато выяснилось, насколько он был прав по поводу погоды: та безнадёжно испортилась и явно не спешила идти на поправку. Ледяной ветер мгновенно продрал до костей, забил лицо снегом и напомнил старую поговорку «пар костей не ломит».
Быстренько сделав неотложное дело чуть в стороне от прохода, Вера поспешила вернуться внутрь. Может, из соображений стеснительности и приличия она бы и отошла подальше, но не в такую погоду и не в таком снегу, в который девушка проваливалась едва ли не по пояс. Да ещё и комбинезон этот… Хорошая одежда, но совсем не рассчитанная на женский организм. А моделей нужного размера с молнией на поясе тогда не нашлось, вот и приходилось страдать.
Инар вернулся почти сразу за ней, Вера едва успела смахнуть снег и разуться. Отфыркался, встряхнулся.
— Ух, какой буран! Ты как тут? Не замёрзла?
— Наоборот, проснулась оттого, что стало жарко, — ответила девушка. — Спасибо тебе за вчерашнее, но я правда это всё не от холода.
— А отчего? — полюбопытствовал он. — Пить хочешь? Я утром нагрел.
— Хочу, — согласилась Вера. — А это от нервов было. У меня всегда так. Когда какая-нибудь фигня случается, я собранная и бодрая, действую, а стоит всему наладиться — наступает вот такой откат. Если меня не успокаивать, оно точно так же само по себе проходит, я уже привыкла.
— То есть не надо было тебя трогать? — каким-то странным, неприятным тоном спросил он.
— Да нет, почему? Поддержка всегда приятна, что я, не человек, что ли, — пожала Вера плечами. Обиделся? Странный… Или просто показалось? Потому что дальше Инар заговорил прежним дружелюбным тоном.
— И часто такое с тобой случается?
— Бывает, — улыбнулась Вера. Она лежала на одеялах на боку, подпирая голову ладонью, а Инар, стоя на коленях, возился со своим примусом. — Мне на месте не сидится, кровь неуёмная. Батина наследственность, у нас все такие в семье. Все в небо рвались, ну как будто там мёдом намазано, и все рисковали. Прадед в Великую отечественную истребителем был, погиб под Ленинградом, деда — в Афгане сбили. Отец вообще лётчиком-испытателем был, пять лет назад разбился. А меня в лётчики не взяли, я перегрузки плохо переношу, к тому же женщина, пришлось свою вот дорожку наверх искать. Так даже лучше, на крыле — оно почти по-настоящему получается, не то что в железной коробочке.
