— Но это же запрещено!
— Пф-ф! Ты зануда. Это же самое интересное!
— Интересное чем? Попусту рисковать и лезть туда, где студенты гибнут? По нескольку человек за полугодие?..
— Под колёсами больше народу умирает, — раздражённо отмахнулась Ольга. Потом вдруг замерла, тряхнула головой и прошипела: — Да сколько можно! Уймись уже!
Ева не сразу сообразила, что последние слова адресовались не ей. Томилина неплохо держалась и редко отвлекалась на голоса в голове, так что впору забыть, с кем имеешь дело. Не желая дальше раздражать её неприятным разговором, продолжать тему Ева не стала, хотя у неё самой подобная позиция вызывала недоумение. Ладно когда куда-то не туда лезут молодые и горячие, им положено, у них ещё ума немного. Но преподаватели!..
Или это она чего-то не понимает и всё нормально? Дома отец очень быстро и доходчиво объяснил ей, что «нельзя» — значит «нельзя», и у неё даже мысли не возникало лезть туда, куда запрещено заглядывать. Она не считала себя бессмертной и прекрасно понимала, что с некоторыми экспериментами и их результатами шутки плохи и, скорее всего, никто не успеет прийти на помощь.
При всех недостатках воспитателем профессор Градин был хорошим. Да и отцом неплохим. Пока не сошёл с ума от горя...
Со щекотливой темы разговор вернулся к безобидным сплетням о коллегах. За разговором Томилина переоделась и повела Еву в ту часть университета, где ей ещё не доводилось бывать.
Скотников и прочих природников, специализирующихся на животных, в ГГОУ не готовили, их вообще чаще всего обучали отдельно, в заведениях, расположенных при зоопарках, заповедниках или больших звероводческих хозяйствах: слишком накладно содержать обширный зверинец, да и простора для отработки навыков там никакого, не заражать же питомцев болезнями принудительно, только ради практики.
А вот ведовская кафедра и принадлежащие ей теплицы в кремле поместились. Растения требовались и целителям, и вообще всем, в чью программу входили алхимия и, в меньшей степени, химия. В теплицах и примыкающей лаборатории и проводила всё свободное от бухгалтерии время кикимора Соня, в своём природном виде без личины.
Прятать наружность артефактами или личными способностями переродцев никто не заставлял, но они сами предпочитали прятаться и тем избегать лишнего внимания. Те немногие из них, кто вообще жил среди людей.
Вообще очень немногие из переродцев отличались общительностью, даже с себе подобными, они не страдали от своей инаковости и редко стремились к компании, так что в этом Дрянин был не одинок. Современная наука предполагала, что причина фундаментальная, структурная и не имеет никакого отношения к Той Стороне, как не имели к ней отношения сами переродцы. Просто если люди, в силу собственной природы, — общественные существа, то они — одиночки, не испытывающие нужды в общении и поддержке себе подобных.
В природном виде Соня оказалась своеобразной, но гораздо более интересной, чем в маске. Тонкое лицо с нечеловеческими пропорциями, по-своему гармоничное, коричневато-зелёная кожа, похожая внешним видом на мох, тёмно-зелёные волосы — узкие резные листья, пальцы — длинные и тонкие сухие веточки, по семь на каждой руке.
Начали, конечно, с главного: с объяснения задачи. Соня от неё очень оживилась, она любила делать краски для волос, подбирая цвет и состав под определённого человека. Кикимора с любопытством и как будто с удовольствием пощупала и даже понюхала волосы Евы, отчего той стало немного неловко, и с улыбкой, обнажившей жутковатые мелкие треугольные зубы, пообещала сделать всё в лучшем виде и прямо сейчас, если девушки никуда не спешат и подождут часик. Они, конечно, согласились. Ольга больше за компанию, а Калинина пыталась сообразить, как подобраться к интересующей её теме и не сказать лишнего, чтобы не вызвать подозрений. Причём ладно у кикиморы, та не слишком интересовалась человеческими делами, выходящими за рамки её профессиональных интересов, а вот Томилина...
Ева здраво оценивала собственное умение разбираться в людях и не слишком на него уповала, но всё равно не могла поверить, что Ольга может оказаться искомым убийцей. Не походила она на злодейку, несмотря на подготовку к какому-то ритуалу. И, наверное, именно этим вызывала больше всего подозрений: отец, его друзья и помощники тоже производили приятное впечатление и казались интересными людьми.
Хороший повод дала сама Томилина, когда заговорила о работе и поинтересовалась, освоилась ли новенькая в роли куратора. После этого оказалось вполне естественным заговорить о материальной помощи студентам и вовлечь в беседу кикимору, которая, пусть и без удовольствия, включилась в обсуждение.
Так Ева узнала, что материальным положением студентов среди преподавателей интересуются не так чтобы многие, причём среди кураторов — тоже. В их обязанности это не входило, и мало кто стремился взвалить на себя дополнительную проблему, о чём Ольга сообщила с явным недовольством: она считала, что поддержка со стороны куратора в таких вопросах очень важна для учеников, особенно для проблемных. Больше всего возмущало её, что «не свои», то есть представители всех остальных факультетов, относились к воспитанникам гораздо ответственней.
Таким образом выяснилось, что из потусторонников, кроме Томилиной, интерес к поддержке первого курса как такового проявляли двое, причём оба только применительно к собственным группам, а лично Соню об этом допрашивала только Ольга, чем страшно раздражала. Официально и вовсе никто не запрашивал, а если бы запрашивал, получил бы отказ, потому что информация считалась конфиденциальной.
После этого откровения тему продолжать не стали, чтобы не сердить мастерицу ещё больше, и Ольга переключилась на дифирамбы кикиморскому искусству. Неприкрыто льстила, но вроде бы искренне и от души, действительно довольная результатом, и состояние её кожи и волос служило весомым аргументом.
Ева ещё только раз свернула к важным вопросам, поинтересовавшись в общем, как живётся переродцам в ГГОУ и как работается под началом человека. К счастью, кикимора на подобный интерес не обиделась — наверное, потому, что любила старую крепость и жилось ей тут хорошо, да и начальница хоть и держалась строго и сдержанно, но ко всем относилась одинаково и по справедливости. Насколько остальные коллеги разделяли это отношение, она понятия не имела, потому что общалась с ними исключительно по делу, но рассудила логично: если они здесь, значит, всё устраивает.
Через без малого два часа Ева вернулась к себе в комнату с изрядно похудевшим кошельком, пятью баночками взамен одной и гудящей от болтовни Томилиной головой. Пусть она и не была убеждённой одиночкой, как переродцы, и с удовольствием проводила время в компании пары приятельниц из патруля, но Ольги всё равно оказалось слишком много, прошлые коллеги такой болтливостью не отличались.
Расставив добычу на столе, Калинина с грустью посмотрела на постель, потом — на дверь. Конечно, стоило рассказать Дрянину о результатах сегодняшнего разговора, но она прекрасно понимала, что одним разговором дело вряд ли кончится. И она опять не выспится и бог знает в каком состоянии окажется назавтра. А там будут практикумы по призыву у третьего курса — ничего серьёзного в начале года, но всё равно лучше подойти к нему в хорошей форме.
В конце концов, немного поколебавшись, Ева решила, что раз это дело ждало несколько лет, одна ночь ничего не изменит, и ушла в душ испытывать новый шампунь, чтобы потом наскоро пробежаться по завтрашним темам, подсушить волосы и воссоединиться с подушкой. У неё уже не осталось сил думать об убийце, неизвестном исследователе переродцев, смерти на конце иглы и возможности использования Дрянина в качестве ключа к своей проблеме. Да их и на подготовку к занятиям не осталось, но тут Ева переступила через себя: работу она всегда предпочитала делать хорошо и ответственно, раз уж бралась за неё.
Только уже засыпая, она вспомнила о ночном происшествии со студентами и успела раздражённо предположить, что ректор предпочёл замести ситуацию под ковёр и никого не вызвал. Пообещав себе разобраться с этим завтра утром и не спускать всё на тормозах, если малолетних негодяев отпустили, уснула с чувством выполненного долга, довольная новым шампунем и в предвкушении неспешного утра, потому что занятия начинались со второй пары.
Несмотря на то, что шума старались не поднимать и всячески избегнуть широкой огласки, уже утром следующего после неудачного «посвящения» дня новость о нём разошлась по университету лесным пожаром. Версии разнились.
Из одних Нащёкин узнал, что они с Олегом, оказывается, девушки. Из других — что покойники. Из третьих — что их срочно увезли в город, потому что местные целители оказались бессильны. Из четвёртых — что пострадали как раз потусторонники, нарвавшиеся на плетельщика-выпускника…
То есть не именно они двое, конечно, а загадочные герои гуляющих по ГГОУ слухов — вляпавшиеся в неприятности студенты. В этом потоке фантазии истина захлебнулась и сгинула, что Антона совсем не расстроило. Лишнего внимания не хотелось, и его вполне устраивала роль одного из трёх десятков возможных участников событий, а не единственного установленного.
Олег, который странностей во вчерашнем поведении однокурсника не запомнил — к этому моменту он был уже без сознания, — проникся к нему искренним уважением. А ещё проявил благоразумие и болтать лишний раз не стал.
Ещё сильнее запутать жаждущих деталей сплетников сумели полицейские, которые благоразумно взялись допрашивать всех сплошняком. Из преподавателей, правда, ограничились Дряниным и Медведковым. Антон, грешным делом, подумал, что у последнего получится как-то замять ситуацию, но стены университета полицейские покинули вместе с изрядно присмиревшими нарушителями, видимо наконец осознавшими, что шутка у них вышла не смешной.
Со всеми этими допросами учебный день прошёл кое-как, отчего преподаватели ворчали и ругались, но ничего поделать не могли. А студентам только в радость — вместо сорванной пары можно не спеша пообедать и обсудить первое за учебный год приключение.
И переодеться можно, если умудрился обляпаться, уронив на колено кусок курицы. Что самое обидное, совершенно случайно. Стыд и позор.
В общежитии было людно, но довольно тихо и немного сонно. Где-то тренькала гитара, в коридоре о чём-то спорили, в общей гостиной затеяли настольную игру. Кто-то не пошёл на пару, у кого-то окно в расписании, при этом нет особых поводов ни для веселья, ни для паники, потому что только начало учебного года — обычная жизнь.
С идущим навстречу, в сторону выхода, преподавателем Антон поздоровался машинально, и только через несколько шагов осознал странность этой встречи. Что бы делать преподу во время пары в студенческом общежитии? А на него ещё и внимания особенного не обращали!
Не то чтобы это само по себе было важно, но… Кое-кто из студентов пропал непосредственно из общежития, не сам же он это сделал! И среди поставленных ему задач был поиск ответа на вопрос, как подобное могло получиться.
Прикидывая, к кому бы осторожно обратиться за разъяснениями так, чтобы не вызвать подозрений, Нащёкин обнаружил в комнате одного из старших соседей и посчитал, что это судьба и она ему благоволит.
— Слушай, Дим, а что у нас по этажу преподы шастают? Да ещё из потустов? — спросил он у студента, который валялся на кровати с книгой явно развлекательного содержания — судя по тому, как он ухмылялся и порой подхихикивал.
— А? — очнулся тот и с трудом оторвал взгляд от текста. — Чего? Какие преподы?
— Из потустов вроде. Не помню, как зовут. В очках, с бородкой такой. — Антон жестом показал, какой именно. Имя он прекрасно помнил, но откуда бы знать подобное первокурснику?
— А-а, это Стоцкий, — небрежно отмахнулся Дмитрий. — Он постоянно какие-то совместные межфакультетские проекты тянет со старшими курсами, сейчас вот с нашими что-то мутят.
— Да ладно! Потуст?!
— Этот один из самых нормальных с факультета, — заверил сосед. — Вменяемый. Он смежные предметы некоторые читает, нормальный мужик, не вредный.
— И часто преподы тут шастают? — спросил Антон подозрительно, сменив испорченные штаны.
— Думаешь заняться чем-то запрещённым? — рассмеялся Дмитрий.
— Пока нет, — улыбнулся Нащёкин. — Но мало ли!
— Бывает…
Сосед принялся делиться воспоминаниями, а Антон, который поначалу жалел, что не может начать записывать, это было бы слишком странно, вскоре с тоской подумал, что вычислить кого-то по этому признаку будет сложно. Слишком многие потенциальные подозреваемые, вплоть до декана потусторонников, порой заходили в общежитие и никого тут не удивляли своими визитами. Но несколько фамилий тех, кто считал ниже своего достоинства тереться среди студентов в свободное от занятий время, запомнил: на них бы точно обратили внимание. Так что если не поймать виновного, то слегка проредить список подозреваемых всё же получилось.
Разговор затянулся, и для исполнения следующего пункта плана стоило поспешить, чтобы успеть до следующей пары зайти в бухгалтерию с заявлением на материальную помощь, пока их ещё принимали. Он точно знал, что самое позднее через пару дней проверка заподозрит нецелевое расходование средств и временно прикроет лавочку: чем меньше потенциальных жертв, тем проще за ними приглядывать.
Другой кандидат в получатели поддержки от университета и заодно будущие жертвы маньяка как раз в этот момент стучался в двери святая святых — бухгалтерии.
Алишер всю дорогу старательно подбирал слова. Это он с симпатичными девушками быстро находил общий язык. Например, с хорошенькой Светой с прикладного, несмотря на угрозы от потусторонника на платформе, уже успел пару раз якобы случайно пересечься и поболтать: очень ему понравилась эта милая девушка, да и она явно была не против.
А вот найти подход к хмурым тётушкам — отдельное дело. Не флиртовать же с ними! Вдруг не оценят? А вдруг оценят!
Так и не сумев ничего придумать, Алишер решил импровизировать и, постучавшись, как нормальный робеющий студент, неуверенно заглянул в святая святых.
— Здравствуйте, достопочтенная ханум! — обратился он, обшарив взглядом пустой кабинет, к единственной присутствующей работнице бухгалтерии — старухе, самой сварливой из всех, что за невезение! — Здравствуйте, — кивнул сидящему через стол от неё с чашкой чая пожилому импозантному мужчине. — Тут, говорят, можно заявление написать на материальную помощь от университета…
— Кто это тебе говорит? — недовольно огрызнулась женщина. — Ходят тут… Проваливай, нет никакой помощи!
— Ираида Александровна, не будьте строги к юноше, — снисходительно улыбнулся её сотрапезник. — Видимо, ему действительно нужна помощь. Проходите, сударь, скажите, в чём ваша проблема?
Поглядывая то на женщину, то на декана потусторонников, которого, конечно, знал в лицо, Алишер принялся вдохновенно рассказывать о собственном бедственном положении. Сирота, родом из глухого села, из родни последним оставался дед, но и тот умер восемь лет назад. Вырос в детском доме в небольшом городе, повезло поступить на оборотный факультет. Хотел и готов был подрабатывать, но пока ничего не нашёл, в город-то не пускают! В следующем семестре обязательно станет получать стипендию, а сейчас…
— Пф-ф! Ты зануда. Это же самое интересное!
— Интересное чем? Попусту рисковать и лезть туда, где студенты гибнут? По нескольку человек за полугодие?..
— Под колёсами больше народу умирает, — раздражённо отмахнулась Ольга. Потом вдруг замерла, тряхнула головой и прошипела: — Да сколько можно! Уймись уже!
Ева не сразу сообразила, что последние слова адресовались не ей. Томилина неплохо держалась и редко отвлекалась на голоса в голове, так что впору забыть, с кем имеешь дело. Не желая дальше раздражать её неприятным разговором, продолжать тему Ева не стала, хотя у неё самой подобная позиция вызывала недоумение. Ладно когда куда-то не туда лезут молодые и горячие, им положено, у них ещё ума немного. Но преподаватели!..
Или это она чего-то не понимает и всё нормально? Дома отец очень быстро и доходчиво объяснил ей, что «нельзя» — значит «нельзя», и у неё даже мысли не возникало лезть туда, куда запрещено заглядывать. Она не считала себя бессмертной и прекрасно понимала, что с некоторыми экспериментами и их результатами шутки плохи и, скорее всего, никто не успеет прийти на помощь.
При всех недостатках воспитателем профессор Градин был хорошим. Да и отцом неплохим. Пока не сошёл с ума от горя...
Прода от 18.07.2023, 20:59
Со щекотливой темы разговор вернулся к безобидным сплетням о коллегах. За разговором Томилина переоделась и повела Еву в ту часть университета, где ей ещё не доводилось бывать.
Скотников и прочих природников, специализирующихся на животных, в ГГОУ не готовили, их вообще чаще всего обучали отдельно, в заведениях, расположенных при зоопарках, заповедниках или больших звероводческих хозяйствах: слишком накладно содержать обширный зверинец, да и простора для отработки навыков там никакого, не заражать же питомцев болезнями принудительно, только ради практики.
А вот ведовская кафедра и принадлежащие ей теплицы в кремле поместились. Растения требовались и целителям, и вообще всем, в чью программу входили алхимия и, в меньшей степени, химия. В теплицах и примыкающей лаборатории и проводила всё свободное от бухгалтерии время кикимора Соня, в своём природном виде без личины.
Прятать наружность артефактами или личными способностями переродцев никто не заставлял, но они сами предпочитали прятаться и тем избегать лишнего внимания. Те немногие из них, кто вообще жил среди людей.
Вообще очень немногие из переродцев отличались общительностью, даже с себе подобными, они не страдали от своей инаковости и редко стремились к компании, так что в этом Дрянин был не одинок. Современная наука предполагала, что причина фундаментальная, структурная и не имеет никакого отношения к Той Стороне, как не имели к ней отношения сами переродцы. Просто если люди, в силу собственной природы, — общественные существа, то они — одиночки, не испытывающие нужды в общении и поддержке себе подобных.
В природном виде Соня оказалась своеобразной, но гораздо более интересной, чем в маске. Тонкое лицо с нечеловеческими пропорциями, по-своему гармоничное, коричневато-зелёная кожа, похожая внешним видом на мох, тёмно-зелёные волосы — узкие резные листья, пальцы — длинные и тонкие сухие веточки, по семь на каждой руке.
Начали, конечно, с главного: с объяснения задачи. Соня от неё очень оживилась, она любила делать краски для волос, подбирая цвет и состав под определённого человека. Кикимора с любопытством и как будто с удовольствием пощупала и даже понюхала волосы Евы, отчего той стало немного неловко, и с улыбкой, обнажившей жутковатые мелкие треугольные зубы, пообещала сделать всё в лучшем виде и прямо сейчас, если девушки никуда не спешат и подождут часик. Они, конечно, согласились. Ольга больше за компанию, а Калинина пыталась сообразить, как подобраться к интересующей её теме и не сказать лишнего, чтобы не вызвать подозрений. Причём ладно у кикиморы, та не слишком интересовалась человеческими делами, выходящими за рамки её профессиональных интересов, а вот Томилина...
Ева здраво оценивала собственное умение разбираться в людях и не слишком на него уповала, но всё равно не могла поверить, что Ольга может оказаться искомым убийцей. Не походила она на злодейку, несмотря на подготовку к какому-то ритуалу. И, наверное, именно этим вызывала больше всего подозрений: отец, его друзья и помощники тоже производили приятное впечатление и казались интересными людьми.
Хороший повод дала сама Томилина, когда заговорила о работе и поинтересовалась, освоилась ли новенькая в роли куратора. После этого оказалось вполне естественным заговорить о материальной помощи студентам и вовлечь в беседу кикимору, которая, пусть и без удовольствия, включилась в обсуждение.
Так Ева узнала, что материальным положением студентов среди преподавателей интересуются не так чтобы многие, причём среди кураторов — тоже. В их обязанности это не входило, и мало кто стремился взвалить на себя дополнительную проблему, о чём Ольга сообщила с явным недовольством: она считала, что поддержка со стороны куратора в таких вопросах очень важна для учеников, особенно для проблемных. Больше всего возмущало её, что «не свои», то есть представители всех остальных факультетов, относились к воспитанникам гораздо ответственней.
Таким образом выяснилось, что из потусторонников, кроме Томилиной, интерес к поддержке первого курса как такового проявляли двое, причём оба только применительно к собственным группам, а лично Соню об этом допрашивала только Ольга, чем страшно раздражала. Официально и вовсе никто не запрашивал, а если бы запрашивал, получил бы отказ, потому что информация считалась конфиденциальной.
После этого откровения тему продолжать не стали, чтобы не сердить мастерицу ещё больше, и Ольга переключилась на дифирамбы кикиморскому искусству. Неприкрыто льстила, но вроде бы искренне и от души, действительно довольная результатом, и состояние её кожи и волос служило весомым аргументом.
Ева ещё только раз свернула к важным вопросам, поинтересовавшись в общем, как живётся переродцам в ГГОУ и как работается под началом человека. К счастью, кикимора на подобный интерес не обиделась — наверное, потому, что любила старую крепость и жилось ей тут хорошо, да и начальница хоть и держалась строго и сдержанно, но ко всем относилась одинаково и по справедливости. Насколько остальные коллеги разделяли это отношение, она понятия не имела, потому что общалась с ними исключительно по делу, но рассудила логично: если они здесь, значит, всё устраивает.
Через без малого два часа Ева вернулась к себе в комнату с изрядно похудевшим кошельком, пятью баночками взамен одной и гудящей от болтовни Томилиной головой. Пусть она и не была убеждённой одиночкой, как переродцы, и с удовольствием проводила время в компании пары приятельниц из патруля, но Ольги всё равно оказалось слишком много, прошлые коллеги такой болтливостью не отличались.
Расставив добычу на столе, Калинина с грустью посмотрела на постель, потом — на дверь. Конечно, стоило рассказать Дрянину о результатах сегодняшнего разговора, но она прекрасно понимала, что одним разговором дело вряд ли кончится. И она опять не выспится и бог знает в каком состоянии окажется назавтра. А там будут практикумы по призыву у третьего курса — ничего серьёзного в начале года, но всё равно лучше подойти к нему в хорошей форме.
В конце концов, немного поколебавшись, Ева решила, что раз это дело ждало несколько лет, одна ночь ничего не изменит, и ушла в душ испытывать новый шампунь, чтобы потом наскоро пробежаться по завтрашним темам, подсушить волосы и воссоединиться с подушкой. У неё уже не осталось сил думать об убийце, неизвестном исследователе переродцев, смерти на конце иглы и возможности использования Дрянина в качестве ключа к своей проблеме. Да их и на подготовку к занятиям не осталось, но тут Ева переступила через себя: работу она всегда предпочитала делать хорошо и ответственно, раз уж бралась за неё.
Только уже засыпая, она вспомнила о ночном происшествии со студентами и успела раздражённо предположить, что ректор предпочёл замести ситуацию под ковёр и никого не вызвал. Пообещав себе разобраться с этим завтра утром и не спускать всё на тормозах, если малолетних негодяев отпустили, уснула с чувством выполненного долга, довольная новым шампунем и в предвкушении неспешного утра, потому что занятия начинались со второй пары.
Прода от 19.07.2023, 22:33
***
Несмотря на то, что шума старались не поднимать и всячески избегнуть широкой огласки, уже утром следующего после неудачного «посвящения» дня новость о нём разошлась по университету лесным пожаром. Версии разнились.
Из одних Нащёкин узнал, что они с Олегом, оказывается, девушки. Из других — что покойники. Из третьих — что их срочно увезли в город, потому что местные целители оказались бессильны. Из четвёртых — что пострадали как раз потусторонники, нарвавшиеся на плетельщика-выпускника…
То есть не именно они двое, конечно, а загадочные герои гуляющих по ГГОУ слухов — вляпавшиеся в неприятности студенты. В этом потоке фантазии истина захлебнулась и сгинула, что Антона совсем не расстроило. Лишнего внимания не хотелось, и его вполне устраивала роль одного из трёх десятков возможных участников событий, а не единственного установленного.
Олег, который странностей во вчерашнем поведении однокурсника не запомнил — к этому моменту он был уже без сознания, — проникся к нему искренним уважением. А ещё проявил благоразумие и болтать лишний раз не стал.
Ещё сильнее запутать жаждущих деталей сплетников сумели полицейские, которые благоразумно взялись допрашивать всех сплошняком. Из преподавателей, правда, ограничились Дряниным и Медведковым. Антон, грешным делом, подумал, что у последнего получится как-то замять ситуацию, но стены университета полицейские покинули вместе с изрядно присмиревшими нарушителями, видимо наконец осознавшими, что шутка у них вышла не смешной.
Со всеми этими допросами учебный день прошёл кое-как, отчего преподаватели ворчали и ругались, но ничего поделать не могли. А студентам только в радость — вместо сорванной пары можно не спеша пообедать и обсудить первое за учебный год приключение.
И переодеться можно, если умудрился обляпаться, уронив на колено кусок курицы. Что самое обидное, совершенно случайно. Стыд и позор.
В общежитии было людно, но довольно тихо и немного сонно. Где-то тренькала гитара, в коридоре о чём-то спорили, в общей гостиной затеяли настольную игру. Кто-то не пошёл на пару, у кого-то окно в расписании, при этом нет особых поводов ни для веселья, ни для паники, потому что только начало учебного года — обычная жизнь.
С идущим навстречу, в сторону выхода, преподавателем Антон поздоровался машинально, и только через несколько шагов осознал странность этой встречи. Что бы делать преподу во время пары в студенческом общежитии? А на него ещё и внимания особенного не обращали!
Не то чтобы это само по себе было важно, но… Кое-кто из студентов пропал непосредственно из общежития, не сам же он это сделал! И среди поставленных ему задач был поиск ответа на вопрос, как подобное могло получиться.
Прикидывая, к кому бы осторожно обратиться за разъяснениями так, чтобы не вызвать подозрений, Нащёкин обнаружил в комнате одного из старших соседей и посчитал, что это судьба и она ему благоволит.
— Слушай, Дим, а что у нас по этажу преподы шастают? Да ещё из потустов? — спросил он у студента, который валялся на кровати с книгой явно развлекательного содержания — судя по тому, как он ухмылялся и порой подхихикивал.
— А? — очнулся тот и с трудом оторвал взгляд от текста. — Чего? Какие преподы?
— Из потустов вроде. Не помню, как зовут. В очках, с бородкой такой. — Антон жестом показал, какой именно. Имя он прекрасно помнил, но откуда бы знать подобное первокурснику?
— А-а, это Стоцкий, — небрежно отмахнулся Дмитрий. — Он постоянно какие-то совместные межфакультетские проекты тянет со старшими курсами, сейчас вот с нашими что-то мутят.
— Да ладно! Потуст?!
— Этот один из самых нормальных с факультета, — заверил сосед. — Вменяемый. Он смежные предметы некоторые читает, нормальный мужик, не вредный.
— И часто преподы тут шастают? — спросил Антон подозрительно, сменив испорченные штаны.
— Думаешь заняться чем-то запрещённым? — рассмеялся Дмитрий.
— Пока нет, — улыбнулся Нащёкин. — Но мало ли!
— Бывает…
Сосед принялся делиться воспоминаниями, а Антон, который поначалу жалел, что не может начать записывать, это было бы слишком странно, вскоре с тоской подумал, что вычислить кого-то по этому признаку будет сложно. Слишком многие потенциальные подозреваемые, вплоть до декана потусторонников, порой заходили в общежитие и никого тут не удивляли своими визитами. Но несколько фамилий тех, кто считал ниже своего достоинства тереться среди студентов в свободное от занятий время, запомнил: на них бы точно обратили внимание. Так что если не поймать виновного, то слегка проредить список подозреваемых всё же получилось.
Разговор затянулся, и для исполнения следующего пункта плана стоило поспешить, чтобы успеть до следующей пары зайти в бухгалтерию с заявлением на материальную помощь, пока их ещё принимали. Он точно знал, что самое позднее через пару дней проверка заподозрит нецелевое расходование средств и временно прикроет лавочку: чем меньше потенциальных жертв, тем проще за ними приглядывать.
Другой кандидат в получатели поддержки от университета и заодно будущие жертвы маньяка как раз в этот момент стучался в двери святая святых — бухгалтерии.
Алишер всю дорогу старательно подбирал слова. Это он с симпатичными девушками быстро находил общий язык. Например, с хорошенькой Светой с прикладного, несмотря на угрозы от потусторонника на платформе, уже успел пару раз якобы случайно пересечься и поболтать: очень ему понравилась эта милая девушка, да и она явно была не против.
А вот найти подход к хмурым тётушкам — отдельное дело. Не флиртовать же с ними! Вдруг не оценят? А вдруг оценят!
Так и не сумев ничего придумать, Алишер решил импровизировать и, постучавшись, как нормальный робеющий студент, неуверенно заглянул в святая святых.
— Здравствуйте, достопочтенная ханум! — обратился он, обшарив взглядом пустой кабинет, к единственной присутствующей работнице бухгалтерии — старухе, самой сварливой из всех, что за невезение! — Здравствуйте, — кивнул сидящему через стол от неё с чашкой чая пожилому импозантному мужчине. — Тут, говорят, можно заявление написать на материальную помощь от университета…
— Кто это тебе говорит? — недовольно огрызнулась женщина. — Ходят тут… Проваливай, нет никакой помощи!
— Ираида Александровна, не будьте строги к юноше, — снисходительно улыбнулся её сотрапезник. — Видимо, ему действительно нужна помощь. Проходите, сударь, скажите, в чём ваша проблема?
Поглядывая то на женщину, то на декана потусторонников, которого, конечно, знал в лицо, Алишер принялся вдохновенно рассказывать о собственном бедственном положении. Сирота, родом из глухого села, из родни последним оставался дед, но и тот умер восемь лет назад. Вырос в детском доме в небольшом городе, повезло поступить на оборотный факультет. Хотел и готов был подрабатывать, но пока ничего не нашёл, в город-то не пускают! В следующем семестре обязательно станет получать стипендию, а сейчас…
