— Ты говоришь глупости, — ворчливо отозвался Микар, тактично отворачиваясь, когда я начала торопливо одеваться. — Чингар не желает тебе смерти. Никто здесь не желает. Ты же сама заклинала нас!
— Ну да, действительно, — чуть смущённо признала я. — Было такое. Почему он тогда недоволен, что я этого зверя убила?!
— Потому что трудно поверить, что ты защищалась. Он... не мог напасть на женщину. Но, наверное, ты слишком чуждо пахнешь...
— Ничего себе у вас звери дрессированные. А почему они только на женщин не нападают? Микар? — окликнула я, потому что он молчал.
— Звери? — глухо переспросил старейшина, бросил на меня короткий взгляд через плечо и, обнаружив, что я уже обуваюсь, обернулся целиком. — Ты его называешь — зверем?
— А кто это? — в свою очередь растерялась я. — Хищник какой-то, прирученный, как я понимаю. Может, даже любимый кем-то. Нет, я понимаю, хозяину обидно, но... ты чего?
— Это не зверь, — медленно качнул головой Микар, не сводя с меня странного, недоверчиво-потерянного взгляда. — Это был молодой инчир, не сладивший со вторым духом.
— Чего? — переспросила я, изумлённо вскинув брови, и неуверенно улыбнулась. — Это шутка такая, да? С каким ещё вторым духом?!
— Каждый молодой воин в Инкар призывает сильного духа и позволяет ему вселиться в собственное тело, — продолжая смотреть на меня испытующе, заговорил старейшина. — Каждый из взрослых мужчин-инчиров имеет два духа — дух инчира и дух зверя, иначе с тайюн не совладать, не хватит сил.
— Значит, вот те звери в деревне... — потрясённо проговорила я.
— Не совсем, — возразил Микар, угадав направление моих мыслей. — С возрастом первым угасает дух инчира. Мужчины доживают свой век, не способные подняться на две ноги, обладающие одним духом. Эти звери укрощённые, привыкшие к инчирам, привыкшие защищать. Я скоро уже стану таким зверем. А молодые духи трудно уживаются в одном теле, поэтому иногда... случается вот такое, — он медленно кивнул в сторону.
— То есть все ваши мужчины могут превращаться вот в это... с когтями и чешуёй? — уточнила я.
— Да.
— Зелёна мать! — выдохнула я, запуская обе пятерни в волосы. — Высшая трансмутация в кустарных условиях посредством слияния с автономным сверхсложным заклинанием природного происхождения с целью противостояния энергетически нестабильным существам, способным к принудительной трансмутации объекта энергетического паразитизма в себе подобное... Бред! Бездна меня сожри, какой же бред!!! Да я тут с вами умом поеду!..
— Это был какой-то сложный заговор? — чуть нахмурился Микар, похоже не понявший большей части сказанного.
— Это... ледь. Полная! — устало огрызнулась я, но тут же поспешила продолжить, пока старейшина не принялся уточнять: — Ладно, давай сменим тему. Скажи лучше, чем так особенно это место? И Чингар говорил что-то об осквернении, и ты как-то своеобразно отреагировал на моё тут присутствие.
— Здешние духи капризны, — осторожно ответил старейшина. — Духи воды из малых духов — самые непредсказуемые и сильные, но здесь особенно. Они позволяют нам пользоваться верхними источниками, а мы не ходим к озеру. Так мы уживаемся в мире. А ты чем-то им понравилась, если позволили быть здесь и показались.
— Бездна! Заклинания природного происхождения, которые по собственному желанию куда-то не пускают разумных существ... Нет, зелёна мать, я точно тут свихнусь!
— Кто такая эта «зелёная мать», которую ты всё время вспоминаешь? — полюбопытствовал Микар, благоразумно игнорируя основную часть сказанного.
— А, выдуманный персонаж, — отмахнулась я. — Строгая и злая женщина, которая рано или поздно приходит ко всем, кто злоупотребляет веселящими настойками и вытяжками, и делает с ними что-то нехорошее, в зависимости от фантазии. Ну и по совместительству — прилипчивое ругательство, больше всего любимое как раз вот этими злоупотребляющими. Я от одного такого и подхватила в молодости, до сих пор отделаться не могу. А что такое «шайса»? — вспомнила я.
— Это... такой цветок, — чуть замявшись, ответил старейшина, и по этой заминке я поняла: врёт. Или, вернее, лукавит.
— Ядовитый? Хищный? Лютый сорняк, вредящий полям? — поинтересовалась весело.
— Не совсем, — вздохнул Микар и, сдавшись, пояснил: — В тёплых краях — там, где ты встретилась с инчирами, — есть такой колючий куст.
— Белый такой, маленький, вот с такими иголками? — со смешком уточнила я, показав пальцами. — Помню, помню. А ваш вождь не лишён остроумия. Похоже.
— Шайса очень красиво цветёт! — поспешил старейшина оправдать не то куст, не то своего вождя. — Алыми небольшими цветами, которые приятно пахнут.
— Что, даже не ядовитые? — захихикала я.
— Немного, — нехотя сознался он. — Одна старая легенда говорит, что цветы шайсы — кровь воинов, убитых тайюн. Цветы расцветают в память о мёртвых, а шипы защищают эти капли от зла.
— Да ладно, что ты меня уговариваешь? Я не сержусь, вполне безобидное прозвище, у меня бывали и похуже, — отмахнулась я и перескочила на другую тему: — Выходит, всё то время, пока женщины возделывают землю, мужчины пропадают в этой священной долине и натаскивают молодняк? В том числе на тех тайюн, которые в это время там бродят?
— Да, но не всё время. Только три луны перед Сезоном Смерти. Сначала мы все вместе покидаем Край Мира, мужчины помогают женщинам устроиться. А потом наступает чанай. Это... пора роста. Тогда мужчины уходят в Инкар.
— А, то есть нам попросту повезло явиться в такое время... Да, обидно. Знания есть, а поделиться ими не с кем. Так и вернётся Лераль домой с неверными сведениями, — вздохнула я.
— Кто это?
— Наш капитан. Вождь по-вашему. Очень хороший вождь, — с нажимом добавила я — так, что невысказанное окончание «в отличие от некоторых» буквально повисло в воздухе. Но Микар предпочёл его не заметить.
— Он... твой мужчина? — уточнил он как-то напряжённо, слишком серьёзно для такого дурацкого вопроса.
— Кто, Лель? Скорее нет, чем да, — со смешком ответила я.
— Как это?
— Мы иногда приятно проводим вместе время, — пояснила, не видя смысла что-то скрывать. — Проводили. Но мы... как это по-вашему? Не живём в одном шатре. А ты к чему интересуешься? Всё-таки надеешься сплавить меня в надёжные руки и дождаться рождения легендарного героя?
— Надежды никому не несут вреда, — не стал юлить Микар. — Может быть, кто-то из инчиров тронет твою душу?
— Да уж скорее задницу, — хохотнула я. — Ещё немного, и я даже найду кого-нибудь из них не таким уж страшным. Главное только, чтобы он в самый интересный момент в котика не превратился, этого моя нежная психика уже не выдержит...
— Страшным? — озадаченно переспросил Микар. — В какой интересный момент? Я не понимаю, о чём ты говоришь.
— Не обращай внимания, это просто мысли вслух, — отмахнулась я.
Очень удачно, в этот момент мы как раз вошли в стойбище, и разговор заглох сам собой. Тему моей личной жизни продолжать совсем не хотелось.
В этом большом стойбище мы прожили ещё пол-луны, которые прошли рутинно и даже почти скучно. Я корпела над чарами, которые помогли бы понимать местных, и пока учила язык самым простым способом, запоминая слова. Дело шло неплохо: вести светские беседы с аборигенами я ещё не могла, да и не стремилась, для этого вполне хватало Микара, а вот худо-бедно объясняться получалось.
Интересных событий было немного. Например, мне довелось посмотреть на превращение инчира в чешуекота, хотя пользы от этого было немного: я так ничего и не поняла. Аура при этом не менялась, а сама трансмутация происходила мгновенно, никакой возможности отследить переход и никаких остаточных следов. Так что на эту загадку я в конце концов плюнула, не хотелось отрываться от основной.
Изначально я просила продемонстрировать превращение старейшину, но тот отказался. В его возрасте каждое превращение могло стать последним, уже могло не хватить сил вернуться обратно. Зато Микар нашёл инчира, готового послужить наглядным пособием. По иронии судьбы или умыслу старейшины, но это оказался тот самый молодой воин, с которым я дралась на празднике.
После того боя юноша смотрел на меня очень заинтересованно и несколько раз пытался заговаривать, только безрезультатно, моего словарного запаса не хватало.
И это был ещё один важный стимул добиться взаимопонимания с местными: их странные физиономии примелькались достаточно, чтобы не отталкивать, и я была уже настроена выбрать себе любовника. Конечно, не этого мальчишку, а кого-то из инчиров посимпатичней, постарше и не связанных семейными узами.
Определить их примерный возраст и семейное положение было легко, достаточно вглядеться в татуировку. Микар провёл краткий ликбез по этим символам, и теперь я умела их читать. Разобраться с татуировками оказалось даже проще, чем с языком, я привыкла запоминать узоры и схемы. Однако знакомиться с мужчинами ближе, имея словарный запас в сотню слов и, по словам старейшины, жуткое произношение, не хотелось.
На самом деле, я не такая уж озабоченная и вполне могла потерпеть, но меня слишком замучило любопытство. Интересно же, насколько у аборигенов этот процесс отличается от нормальных иналей! Ну и хочется, да. Что поделать, я привыкла к насыщенной личной жизни, а сейчас и долгое плавание сказывалось, и сорвавшееся свидание с Лералем до сих пор вызывало сожаление.
Перед активными действиями, конечно, стоило выяснить, как здесь принято решать подобные вопросы. Но это я отложила на потом, когда разберусь с языком, чтобы поговорить, например, с Кирин, которая после своего «чудесного спасения» очень мне симпатизировала и даже пыталась подружиться. Я не имела ничего против, девочка производила приятное впечатление, но здесь в полный рост вставал всё тот же языковой барьер. Расспрашивать Микара о подобных вещах я после событий у озера избегала. Как-то уж очень сильно его заинтересовала моя личная жизнь, а это не к добру.
Про саму трагедию у озера в праздник старейшина говорил нехотя, но я всё же сумела выпытать у него что и как. Оказалось, что находиться в том месте парень не имел права, и невменяемое состояние его перед духами не оправдывало, так что никто меня в смерти бедолаги не винил: посчитали, что именно духи покарали нарушителя моими руками. По-своему логично: я всё же женщина, да и приняли меня обитатели озера весьма благосклонно.
А с другой стороны, у юнца и без меня вместе с духами было немного шансов выжить, одолев свою вторую сущность. Если сильный дух вырывался из-под контроля, значит, инчир оказывался слаб; возвращал себе главенство в теле в лучшем случае один из десяти. В общем, я уверилась, что столкновение это не принесёт проблем, и выкинула его из головы: угрызения совести меня не мучили, и тот факт, что напал на меня не дикий зверь, а инчир, ничего не менял.
Моя помощь как целителя за это время тоже никому не пригодилась. Аборигены отличались завидным здоровьем, а со всем, что могло свалить их с ног, вполне справлялись местные врачеватели. Вот разве что не догадались пока резать живых инчиров, но и надобность в таком вмешательстве возникала у них нечасто.
Местные целители были ещё одним стимулом поскорее выучить язык: и мне, и им было интересно обменяться опытом, но увы. Таскать с собой Микара в роли посредника было невозможно, у старейшины хватало обязанностей в племени, а создавать ещё одни узы не хотелось. Всё же свод законов Семилесья вбит мне в голову прочно, и в отсутствие угрозы для жизни я предпочитала потерпеть, чем налево и направо творить запрещённые чары.
Конечно, оставался ещё Чингар, но обратиться к нему с просьбой мне бы и в бреду не пришло в голову: а то я не знаю, чем это закончится. По счастью, с вождём меня жизнь в эти дни не сталкивала. Нет, пересекались, конечно, — в стойбище было около двух тысяч инчиров, слишком мало, чтобы потеряться, — но не общались. Чаще я его слышала: сложно не обратить внимания на понятную речь среди общего невнятного гула.
Работа над заклинанием шла с переменным успехом. Ожидаемо, по мере углубления в тему, возникла куча побочных вопросов, которые требовалось решить. Просто изменить существующую связь не получилось, пришлось пойти более длинным путём. Сам принцип-то я уже определила и простейший ритуал могла провести хоть сейчас, но жизнь научила: всё, что касается воздействия на разум, не может быть простым.
Можно, конечно, считать исключением управляющую связь, но... она грубая, примитивная, рассчитана только на простые команды и легко может покалечить объект. Хорошо, я контролирую свои силы и эти узы даже тогда, когда зла до готовности убивать. Будь иначе, оба мужчины давно бы уже умерли просто из-за моих эмоций: связь легко могла воспринять моё недовольство как приказ умереть. Не просто же так её запрещают под страхом казни!
Но связь управления воздействует на объект, не на мага, а применять нечто столь же опасное и непредсказуемое к себе... Я ещё не настолько оледенела. Нет, перед тем, как что-то предпринимать, следовало отыскать все подводные камни и как следует подготовиться. В идеале бы ещё испытать на ком-то менее ценном, но ладно уж.
Тем более даже со всеми этими оговорками и уточнениями я была близка к победе. Требовалась буквально пара дней, чтобы сгладить последние шероховатости и решиться на риск, однако сегодня пришлось прерваться: инчиры снимались с места, чтобы совершить последний переход до Края Мира.
Момента я ждала с нетерпением. Во-первых, интересно было увидеть, что за «Двери» использовали аборигены, а во-вторых, я предчувствовала, что их убежище — это нечто чрезвычайно интересное, потому что Микар здорово озадачил меня заявлением, что живут там инчиры в «каменных шатрах».
Собираться начали очень рано, ещё до рассвета, в разбавленных дождём серых сумерках — погода испортилась почти сразу после праздника, что лишь укрепляло желание сидеть в тёплом сухом шатре. Собирались без суеты, деловито, демонстрируя хорошую организованность и большой опыт.
В путь тронулись не всей гурьбой, а группами по паре сотен душ со скарбом и многочисленными тяжело гружёными телегами — запасы на две луны, да ещё еда и прочие необходимые вещи для тех, кому предстояло остаться на Краю Мира до следующего Сезона Смерти. Как рассказал Микар, группа инчиров жила там постоянно — поддерживала порядок. Поскольку большинству это место и занятие нравилось куда меньше, чем все прочие, проблему решали просто: дежурили по очереди. Ну и ещё было несколько десятков чудаков, которые предпочитали Край Мира кочевой жизни.
Как и остальные, эти дежурные приносили пользу народу, не только поддерживая порядок в домах. Ещё они охотились, ловили рыбу, пасли какую-то свою мелкую скотину.
Вообще инчиры были куда сплочённей иналей. Один общий, смертельно опасный враг заставлял их откладывать все мелкие распри и споры и заботиться не о своих амбициях, а о благополучии всего народа. В этом смысле тайюн были гораздо эффективней наступающих на Семилесье льдов: моим сородичам достаточно было поддерживать Скрепы, которые требовали внимания не так уж часто и, главное, никого не убивали и не сгоняли с насиженных мест. Так что инали часто развлекались междоусобицами, порой весьма кровавыми. Мне на своём веку довелось поучаствовать в трёх местечковых войнах. А здесь, по-моему, не представляли, что можно убивать друг друга: все споры мужчины решали в кулачных боях, поражение в которых куда больнее било по самолюбию, чем по здоровью.
— Ну да, действительно, — чуть смущённо признала я. — Было такое. Почему он тогда недоволен, что я этого зверя убила?!
— Потому что трудно поверить, что ты защищалась. Он... не мог напасть на женщину. Но, наверное, ты слишком чуждо пахнешь...
— Ничего себе у вас звери дрессированные. А почему они только на женщин не нападают? Микар? — окликнула я, потому что он молчал.
— Звери? — глухо переспросил старейшина, бросил на меня короткий взгляд через плечо и, обнаружив, что я уже обуваюсь, обернулся целиком. — Ты его называешь — зверем?
— А кто это? — в свою очередь растерялась я. — Хищник какой-то, прирученный, как я понимаю. Может, даже любимый кем-то. Нет, я понимаю, хозяину обидно, но... ты чего?
— Это не зверь, — медленно качнул головой Микар, не сводя с меня странного, недоверчиво-потерянного взгляда. — Это был молодой инчир, не сладивший со вторым духом.
— Чего? — переспросила я, изумлённо вскинув брови, и неуверенно улыбнулась. — Это шутка такая, да? С каким ещё вторым духом?!
— Каждый молодой воин в Инкар призывает сильного духа и позволяет ему вселиться в собственное тело, — продолжая смотреть на меня испытующе, заговорил старейшина. — Каждый из взрослых мужчин-инчиров имеет два духа — дух инчира и дух зверя, иначе с тайюн не совладать, не хватит сил.
— Значит, вот те звери в деревне... — потрясённо проговорила я.
— Не совсем, — возразил Микар, угадав направление моих мыслей. — С возрастом первым угасает дух инчира. Мужчины доживают свой век, не способные подняться на две ноги, обладающие одним духом. Эти звери укрощённые, привыкшие к инчирам, привыкшие защищать. Я скоро уже стану таким зверем. А молодые духи трудно уживаются в одном теле, поэтому иногда... случается вот такое, — он медленно кивнул в сторону.
— То есть все ваши мужчины могут превращаться вот в это... с когтями и чешуёй? — уточнила я.
— Да.
— Зелёна мать! — выдохнула я, запуская обе пятерни в волосы. — Высшая трансмутация в кустарных условиях посредством слияния с автономным сверхсложным заклинанием природного происхождения с целью противостояния энергетически нестабильным существам, способным к принудительной трансмутации объекта энергетического паразитизма в себе подобное... Бред! Бездна меня сожри, какой же бред!!! Да я тут с вами умом поеду!..
— Это был какой-то сложный заговор? — чуть нахмурился Микар, похоже не понявший большей части сказанного.
— Это... ледь. Полная! — устало огрызнулась я, но тут же поспешила продолжить, пока старейшина не принялся уточнять: — Ладно, давай сменим тему. Скажи лучше, чем так особенно это место? И Чингар говорил что-то об осквернении, и ты как-то своеобразно отреагировал на моё тут присутствие.
— Здешние духи капризны, — осторожно ответил старейшина. — Духи воды из малых духов — самые непредсказуемые и сильные, но здесь особенно. Они позволяют нам пользоваться верхними источниками, а мы не ходим к озеру. Так мы уживаемся в мире. А ты чем-то им понравилась, если позволили быть здесь и показались.
— Бездна! Заклинания природного происхождения, которые по собственному желанию куда-то не пускают разумных существ... Нет, зелёна мать, я точно тут свихнусь!
— Кто такая эта «зелёная мать», которую ты всё время вспоминаешь? — полюбопытствовал Микар, благоразумно игнорируя основную часть сказанного.
— А, выдуманный персонаж, — отмахнулась я. — Строгая и злая женщина, которая рано или поздно приходит ко всем, кто злоупотребляет веселящими настойками и вытяжками, и делает с ними что-то нехорошее, в зависимости от фантазии. Ну и по совместительству — прилипчивое ругательство, больше всего любимое как раз вот этими злоупотребляющими. Я от одного такого и подхватила в молодости, до сих пор отделаться не могу. А что такое «шайса»? — вспомнила я.
— Это... такой цветок, — чуть замявшись, ответил старейшина, и по этой заминке я поняла: врёт. Или, вернее, лукавит.
— Ядовитый? Хищный? Лютый сорняк, вредящий полям? — поинтересовалась весело.
— Не совсем, — вздохнул Микар и, сдавшись, пояснил: — В тёплых краях — там, где ты встретилась с инчирами, — есть такой колючий куст.
— Белый такой, маленький, вот с такими иголками? — со смешком уточнила я, показав пальцами. — Помню, помню. А ваш вождь не лишён остроумия. Похоже.
— Шайса очень красиво цветёт! — поспешил старейшина оправдать не то куст, не то своего вождя. — Алыми небольшими цветами, которые приятно пахнут.
— Что, даже не ядовитые? — захихикала я.
— Немного, — нехотя сознался он. — Одна старая легенда говорит, что цветы шайсы — кровь воинов, убитых тайюн. Цветы расцветают в память о мёртвых, а шипы защищают эти капли от зла.
— Да ладно, что ты меня уговариваешь? Я не сержусь, вполне безобидное прозвище, у меня бывали и похуже, — отмахнулась я и перескочила на другую тему: — Выходит, всё то время, пока женщины возделывают землю, мужчины пропадают в этой священной долине и натаскивают молодняк? В том числе на тех тайюн, которые в это время там бродят?
— Да, но не всё время. Только три луны перед Сезоном Смерти. Сначала мы все вместе покидаем Край Мира, мужчины помогают женщинам устроиться. А потом наступает чанай. Это... пора роста. Тогда мужчины уходят в Инкар.
— А, то есть нам попросту повезло явиться в такое время... Да, обидно. Знания есть, а поделиться ими не с кем. Так и вернётся Лераль домой с неверными сведениями, — вздохнула я.
— Кто это?
— Наш капитан. Вождь по-вашему. Очень хороший вождь, — с нажимом добавила я — так, что невысказанное окончание «в отличие от некоторых» буквально повисло в воздухе. Но Микар предпочёл его не заметить.
— Он... твой мужчина? — уточнил он как-то напряжённо, слишком серьёзно для такого дурацкого вопроса.
— Кто, Лель? Скорее нет, чем да, — со смешком ответила я.
— Как это?
— Мы иногда приятно проводим вместе время, — пояснила, не видя смысла что-то скрывать. — Проводили. Но мы... как это по-вашему? Не живём в одном шатре. А ты к чему интересуешься? Всё-таки надеешься сплавить меня в надёжные руки и дождаться рождения легендарного героя?
— Надежды никому не несут вреда, — не стал юлить Микар. — Может быть, кто-то из инчиров тронет твою душу?
— Да уж скорее задницу, — хохотнула я. — Ещё немного, и я даже найду кого-нибудь из них не таким уж страшным. Главное только, чтобы он в самый интересный момент в котика не превратился, этого моя нежная психика уже не выдержит...
— Страшным? — озадаченно переспросил Микар. — В какой интересный момент? Я не понимаю, о чём ты говоришь.
— Не обращай внимания, это просто мысли вслух, — отмахнулась я.
Очень удачно, в этот момент мы как раз вошли в стойбище, и разговор заглох сам собой. Тему моей личной жизни продолжать совсем не хотелось.
ГЛАВА 4
В этом большом стойбище мы прожили ещё пол-луны, которые прошли рутинно и даже почти скучно. Я корпела над чарами, которые помогли бы понимать местных, и пока учила язык самым простым способом, запоминая слова. Дело шло неплохо: вести светские беседы с аборигенами я ещё не могла, да и не стремилась, для этого вполне хватало Микара, а вот худо-бедно объясняться получалось.
Интересных событий было немного. Например, мне довелось посмотреть на превращение инчира в чешуекота, хотя пользы от этого было немного: я так ничего и не поняла. Аура при этом не менялась, а сама трансмутация происходила мгновенно, никакой возможности отследить переход и никаких остаточных следов. Так что на эту загадку я в конце концов плюнула, не хотелось отрываться от основной.
Изначально я просила продемонстрировать превращение старейшину, но тот отказался. В его возрасте каждое превращение могло стать последним, уже могло не хватить сил вернуться обратно. Зато Микар нашёл инчира, готового послужить наглядным пособием. По иронии судьбы или умыслу старейшины, но это оказался тот самый молодой воин, с которым я дралась на празднике.
После того боя юноша смотрел на меня очень заинтересованно и несколько раз пытался заговаривать, только безрезультатно, моего словарного запаса не хватало.
И это был ещё один важный стимул добиться взаимопонимания с местными: их странные физиономии примелькались достаточно, чтобы не отталкивать, и я была уже настроена выбрать себе любовника. Конечно, не этого мальчишку, а кого-то из инчиров посимпатичней, постарше и не связанных семейными узами.
Определить их примерный возраст и семейное положение было легко, достаточно вглядеться в татуировку. Микар провёл краткий ликбез по этим символам, и теперь я умела их читать. Разобраться с татуировками оказалось даже проще, чем с языком, я привыкла запоминать узоры и схемы. Однако знакомиться с мужчинами ближе, имея словарный запас в сотню слов и, по словам старейшины, жуткое произношение, не хотелось.
На самом деле, я не такая уж озабоченная и вполне могла потерпеть, но меня слишком замучило любопытство. Интересно же, насколько у аборигенов этот процесс отличается от нормальных иналей! Ну и хочется, да. Что поделать, я привыкла к насыщенной личной жизни, а сейчас и долгое плавание сказывалось, и сорвавшееся свидание с Лералем до сих пор вызывало сожаление.
Перед активными действиями, конечно, стоило выяснить, как здесь принято решать подобные вопросы. Но это я отложила на потом, когда разберусь с языком, чтобы поговорить, например, с Кирин, которая после своего «чудесного спасения» очень мне симпатизировала и даже пыталась подружиться. Я не имела ничего против, девочка производила приятное впечатление, но здесь в полный рост вставал всё тот же языковой барьер. Расспрашивать Микара о подобных вещах я после событий у озера избегала. Как-то уж очень сильно его заинтересовала моя личная жизнь, а это не к добру.
Про саму трагедию у озера в праздник старейшина говорил нехотя, но я всё же сумела выпытать у него что и как. Оказалось, что находиться в том месте парень не имел права, и невменяемое состояние его перед духами не оправдывало, так что никто меня в смерти бедолаги не винил: посчитали, что именно духи покарали нарушителя моими руками. По-своему логично: я всё же женщина, да и приняли меня обитатели озера весьма благосклонно.
А с другой стороны, у юнца и без меня вместе с духами было немного шансов выжить, одолев свою вторую сущность. Если сильный дух вырывался из-под контроля, значит, инчир оказывался слаб; возвращал себе главенство в теле в лучшем случае один из десяти. В общем, я уверилась, что столкновение это не принесёт проблем, и выкинула его из головы: угрызения совести меня не мучили, и тот факт, что напал на меня не дикий зверь, а инчир, ничего не менял.
Моя помощь как целителя за это время тоже никому не пригодилась. Аборигены отличались завидным здоровьем, а со всем, что могло свалить их с ног, вполне справлялись местные врачеватели. Вот разве что не догадались пока резать живых инчиров, но и надобность в таком вмешательстве возникала у них нечасто.
Местные целители были ещё одним стимулом поскорее выучить язык: и мне, и им было интересно обменяться опытом, но увы. Таскать с собой Микара в роли посредника было невозможно, у старейшины хватало обязанностей в племени, а создавать ещё одни узы не хотелось. Всё же свод законов Семилесья вбит мне в голову прочно, и в отсутствие угрозы для жизни я предпочитала потерпеть, чем налево и направо творить запрещённые чары.
Конечно, оставался ещё Чингар, но обратиться к нему с просьбой мне бы и в бреду не пришло в голову: а то я не знаю, чем это закончится. По счастью, с вождём меня жизнь в эти дни не сталкивала. Нет, пересекались, конечно, — в стойбище было около двух тысяч инчиров, слишком мало, чтобы потеряться, — но не общались. Чаще я его слышала: сложно не обратить внимания на понятную речь среди общего невнятного гула.
Работа над заклинанием шла с переменным успехом. Ожидаемо, по мере углубления в тему, возникла куча побочных вопросов, которые требовалось решить. Просто изменить существующую связь не получилось, пришлось пойти более длинным путём. Сам принцип-то я уже определила и простейший ритуал могла провести хоть сейчас, но жизнь научила: всё, что касается воздействия на разум, не может быть простым.
Можно, конечно, считать исключением управляющую связь, но... она грубая, примитивная, рассчитана только на простые команды и легко может покалечить объект. Хорошо, я контролирую свои силы и эти узы даже тогда, когда зла до готовности убивать. Будь иначе, оба мужчины давно бы уже умерли просто из-за моих эмоций: связь легко могла воспринять моё недовольство как приказ умереть. Не просто же так её запрещают под страхом казни!
Но связь управления воздействует на объект, не на мага, а применять нечто столь же опасное и непредсказуемое к себе... Я ещё не настолько оледенела. Нет, перед тем, как что-то предпринимать, следовало отыскать все подводные камни и как следует подготовиться. В идеале бы ещё испытать на ком-то менее ценном, но ладно уж.
Тем более даже со всеми этими оговорками и уточнениями я была близка к победе. Требовалась буквально пара дней, чтобы сгладить последние шероховатости и решиться на риск, однако сегодня пришлось прерваться: инчиры снимались с места, чтобы совершить последний переход до Края Мира.
Момента я ждала с нетерпением. Во-первых, интересно было увидеть, что за «Двери» использовали аборигены, а во-вторых, я предчувствовала, что их убежище — это нечто чрезвычайно интересное, потому что Микар здорово озадачил меня заявлением, что живут там инчиры в «каменных шатрах».
Собираться начали очень рано, ещё до рассвета, в разбавленных дождём серых сумерках — погода испортилась почти сразу после праздника, что лишь укрепляло желание сидеть в тёплом сухом шатре. Собирались без суеты, деловито, демонстрируя хорошую организованность и большой опыт.
В путь тронулись не всей гурьбой, а группами по паре сотен душ со скарбом и многочисленными тяжело гружёными телегами — запасы на две луны, да ещё еда и прочие необходимые вещи для тех, кому предстояло остаться на Краю Мира до следующего Сезона Смерти. Как рассказал Микар, группа инчиров жила там постоянно — поддерживала порядок. Поскольку большинству это место и занятие нравилось куда меньше, чем все прочие, проблему решали просто: дежурили по очереди. Ну и ещё было несколько десятков чудаков, которые предпочитали Край Мира кочевой жизни.
Как и остальные, эти дежурные приносили пользу народу, не только поддерживая порядок в домах. Ещё они охотились, ловили рыбу, пасли какую-то свою мелкую скотину.
Вообще инчиры были куда сплочённей иналей. Один общий, смертельно опасный враг заставлял их откладывать все мелкие распри и споры и заботиться не о своих амбициях, а о благополучии всего народа. В этом смысле тайюн были гораздо эффективней наступающих на Семилесье льдов: моим сородичам достаточно было поддерживать Скрепы, которые требовали внимания не так уж часто и, главное, никого не убивали и не сгоняли с насиженных мест. Так что инали часто развлекались междоусобицами, порой весьма кровавыми. Мне на своём веку довелось поучаствовать в трёх местечковых войнах. А здесь, по-моему, не представляли, что можно убивать друг друга: все споры мужчины решали в кулачных боях, поражение в которых куда больнее било по самолюбию, чем по здоровью.
