Вдумчиво, сосредоточенно, пристально. Не знаю, на что рассчитывал, но я приняла расслабленную позу и ответила ему прямым невозмутимым взглядом, тоже изучая, благо света хватало.
Нет, ну всё же до чего огромный мужик. С медведя, не меньше. И, как медведь, только кажется толстым и неуклюжим, а на деле — весьма ловок и подвижен. Пожалуй, с таким бы я пять раз подумала, стоит выходить в поединок или нет, особенно если дать ему оружие. По-моему, с ним даже ловкостью мериться бессмысленно, а на одной технике далеко не уедешь. Такого надо валить сразу, наверняка и с большого расстояния.
— Зачем тебе оружие, шайса? — спросил наконец Чингар.
Мысли он, что ли, прочитал? Или я настолько выразительно прицеливаюсь?
— Для красоты, — улыбнулась я. И продолжила в ответ на снисходительную, понимающую ухмылку, мечтательно сощурившись: — Потроха врага — это же так красиво.
Прозвучало излишне пафосно, так и я не на экзамене по риторике. Зато по существу, и собеседник поймёт.
Нет, я не жестокая садистка, и чужая смерть не доставляет мне удовольствия. Если было бы так, меня бы уже в живых не было: за магами крови наблюдают очень пристально, и такой тревожный знак заметили бы сразу. Но этот здоровяк будил во мне кровожадность, особенно своей мерзостной ухмылкой и взглядом, как бы говорящим: «Ты можешь думать что угодно, но я-то знаю, женщина, что твоё место на кухне».
М-да. Отвыкла я от такого. Инали-мужчины в большинстве своём относятся к женщинам уважительно, подобные замашки проявляют достаточно редко, однако в молодости мне на таких чрезвычайно везло. Но заработанная долгими годами репутация мстительной стервы, ядовитый язык и ослиное упрямство сделали своё дело, и подобные типы не вставали на моём пути уже давно. Некоторые боялись, остальные предпочитали не связываться по принципу «не трогаешь — не пахнет», и такое положение вещей меня вполне устраивало.
Ответить и вообще как-то отреагировать на мои слова вождь не успел, вернулся Микар с подносом, на котором стояли три питьевых миски и большой местный чайник странной формы, высокий и с длинным носиком, над которым поднимался ароматный парок.
— Неторопливая беседа — первый шаг к дружбе, — философски изрёк он настолько невозмутимо-благодушным тоном, словно за тканевой перегородкой был не слышен разговор. Установил свою ношу на стол, уселся, сложив руки перед собой раскрытыми ладонями вверх, рука на руку. — Спрашивай, Стевай.
— Начнём с главного: зачем вы меня похитили? — подобралась я.
Микар замешкался с ответом, но прочитать по его неподвижному лицу эмоции и угадать причину было невозможно.
— Существует поверье, что плод любви обычной женщины и духа избавит нас от главной напасти, тварей тайюн, — осторожно сообщил он наконец.
— И что, более обычной женщины у вас не нашлось? — растерялась я.
— Ты очень тонка и изящна... — мягко заговорил дипломатичный Микар, но его, поморщившись, оборвал грубый вождь:
— Траган приняла тебя за духа-мужчину. Что не удивительно, — он окинул меня новым насмешливым взглядом. — Даже странно, что пахнешь ты как женщина.
— Да уж наверное, — буркнула я, не обращая внимания на подначку. На их взгляд, я и правда должна больше тянуть на мальчика-подростка. — Чем больше мяса — тем лучше, конечно. Особенно в голодный год. Ладно, а почему из полусотни мужчин так удачно выбрали именно меня?
— Женщины плохо разбираются в сильных духах, — отозвался Микар. — В твоих спутниках она не почувствовала совсем ничего, а в тебе ощутила незнакомую силу. Решила, что ты самый могучий дух, раз это способна ощутить даже женщина.
— Зелёна мать! — со вздохом ругнулась я. — То есть абы какого ей не надо, ей самого-самого подавай. И из-за жадности одной оптимистки, возжелавшей одарённого потомства, я оказалась в этой... льдом травленной щели Бездны! Без надежды вернуться домой. Прекрасно, — я эмоционально всплеснула руками. — Определённо, этой камнеголовой с леданутыми мозгами повезло, что я ограничилась оплеухой. Имела полное право отвести на ней душу как следует!
— Не сердись на Траган, — попросил Микар. — Она...
— Ты брала пищу и воду, — опять влез Чингар. — Если дух принимает их из рук инчира, он желает подружиться или вовсе стать инчиром. Не надо было их брать, и ничего бы не случилось.
— Не надо было предлагать, — выплюнула я раздражённо. — У моего народа это называется «гостеприимством». Когда в твой дом приходят, не держа зла в сердце, принято накормить и напоить гостя, а не травить какой-то дрянью до состояния тяжёлого похмелья!
— На инчиров дым накаби не действует, — заметил старейшина. — Наверное, твоя сила всё же отчасти родственна духам...
— Мне интересно, в твоём народе все женщины — вот такие? — полюбопытствовал Чингар. — Может, ещё и весь отряд состоял из вот таких женщин?
— Увы, ваша... Траган выбрала в качестве хахаля единственную женщину, — с сарказмом отозвалась я.
— Выходит, тебе одной не нашлось места дома? Уж не за длинный ли язык тебя отправили на смерть, шайса? — проговорил вождь глумливо.
— А ещё за дивный нрав и уникальную силу, — отмахнулась я. — Осторожно, дорогой, ещё немного высказываний в таком духе — и я решу, что ты влюбился!
— Осторожно? Клянусь духами предков, и правда. Худшей кары никому не пожелаешь, чем такая женщина в шатре!
— Ну конечно, если с тюфяками и подушками привык обниматься, тут и не догадаешься, что с нормальной женщиной делать, у которой есть характер и своё мнение. Насмотрелась я на таких...
— Со стороны? Ближе подойти никто не рискнул?
— Из трусов — нет, что мне только на руку. Ты вот первый.
— Хватит! — не выдержав, потребовал наконец Микар. — Даже дети так себя не ведут!
— Ну кто виноват, что у вас вождь умён не по годам, — проворчала я себе под нос. — Весь мозг...
— Довольно! — рявкнул старейшина, хлопнув ладонью по колену. — Чингар, пожалуйста, выйди! Позволь мне поговорить с нашей гостьей. Спокойно поговорить!
— О чём с ней разговаривать? — пренебрежительно фыркнул вождь, но спорить не стал, поднялся и шагнул к выходу.
— Да уж всяко больше вариантов, чем с тобой, — проворчала я, упрямо оставляя последнее слово за собой. Подмывало ещё и неприличный жест в спину показать, но я сдержалась, это уже совсем ребячество. И, пока Микар не начал лекцию о поведении, поинтересовалась: — Какой-то он у вас слишком нервный для вождя. Что, других вариантов не было?
— Чингар лучший из воинов, вождём его выбрали по праву. Дело вождя — вести инчиров в бой, всё остальное решают старшие. А в бою ему нет равных, он чует тайюн, убил их больше, чем кто-то ещё. Да, всегда был резок и упрям, но... вот таким я его не видел, — вздохнул Микар. — Как и любой инчир, он добр и терпелив с женщинами. А на тебя, наверное, сердит за Траган.
— Почему? — озадачилась я, про себя отметив одинаковый подход наших народов к управлению и неточность определения: Чингар выходил скорее не вождём, а главнокомандующим. За аборигенов стало спокойнее. Если он просто воюет против неких тварей, а не определяет будущее этого народа, у последнего есть шансы выжить. — Она ему родственница, что ли?
— Она его мать, — вздохнул мужчина.
— Прекрасный вождь, в бабьи склоки влезать, — проворчала я, хотя это, конечно, многое объясняло.
— Наши женщины не дерутся, — пояснил Микар осторожно. — Твой поступок — это было очень... странно. Неправильно. Непонятно. Для вас подобное — обычно?
— Ну... Честно говоря, тоже не особенно, — хмыкнула я. — Но такого удивления не вызывает. Если женщина желает постоять за себя самостоятельно, никто ей в том не препятствует. А у вас, я так понимаю, разговор один: чуть что — иди в шатёр.
— За женщин дерутся мужчины, — возразил собеседник. — Они для этого и существуют. Поэтому Чингар и... растерялся. Ты обидела его мать, он должен был вступиться, но не может: ты тоже женщина.
— А если не окажется подходящего мужчины под рукой, чтобы вступиться? — полюбопытствовала я.
— Такого не может быть, — уверенно отмахнулся Микар. — Инчир будет защищать любую женщину. Просто я не помню случая, чтобы защищать пришлось от другой женщины...
— Ой, всё! — поморщившись, я всплеснула руками. — Не хочу больше про баб и эту семейку! Давай о главном. Что ещё за твари-тайюн у вас тут ходят и откуда берутся? Да ещё в количествах, которые кажутся вот этим тушам, то есть вашим воинам, заметными.
Микар тут же подобрался и сосредоточился, даже немного нахмурился.
Всё же физиономия у него исключительно деревянная, за время разговора тень эмоций на ней проступала всего несколько раз. Хотя на деле, кажется, не такой уж дуб: вышел же из себя во время нашего с вождём обмена любезностями.
— Далеко-далеко есть земля, где травы сочны и зелены, где деревья огромны, скалы стары как мир, а небо высоко. Инкар. Священная земля. Сильная земля, которая привлекает и порождает самых сильных духов. Даже тех, кто способен предстать во плоти. И добрых и, увы, злых. Тайюн неутомимы, сильны, быстры и безжалостны, они охотятся на инчиров, пожирая нашу суть и обращая жертвы в себе подобных. Когда наступает Сезон Смерти, единицы и десятки тайюн, которые всегда бродят по Инкар, обращаются в несчётную волну. В Сезон Смерти все инчиры укрываются среди скал Края Мира: вдали от Священной земли тайюн меньше, там воины могут дать им отпор.
— Погоди, у меня такое ощущение, что ты меня дуришь, — перебила я, тряхнув головой. — Как часто у вас случается этот «Сезон Смерти» и сколько он длится?
— Каждый год на две луны наши земли становятся землями тайюн.
— Точно, дуришь, — мрачно подтвердила я. — Мне тут доказывали, что до корабля дороги — больше двух лун, то есть расстояния огромны. Как эти ваши тайюн успевают разбежаться из своей Священной земли?
— Священная земля — то место, где можно встретить тайюн в любой день. А в Сезон Смерти тайюн везде, — терпеливо пояснил старейшина.
— А откуда они берутся в таких количествах? — не поняла я. — Да ещё «везде».
— Они — тайюн, — повторил он с теми интонациями, с какими мамы объясняют маленьким детям, что огонь — горячий. — В Сезон Смерти они появляются везде.
— Кхм. Ну допустим, — смирилась я, понимая, что ничего другого мне этот тип не скажет. Похоже, они всё-таки и правда дикари, если о таких вещах не задумываются. — Допустим, эти прожорливые тайюн заполоняют все земли. Но места у вас тут совсем не пустынные, и живности полно, и растительность буйная. Что в таком случае жрут тайюн?
— Тайюн питаются силами инчиров, — вздохнул Микар, кажется, уверившись, что жизнь столкнула его со слабоумной.
— И всё? Но вы же от них сбегаете и прячетесь в скалах! Причём, как я понимаю, сбегаете всем народом, потому что иначе давно бы вымерли.
— Верно, — одобрительно кивнул мужчина.
— Какой скудный у них рацион, — пробормотала я, хмурясь ещё больше.
Из того, что он говорил, выходила полная чушь. Непонятные злобные твари, которые вдруг разом появляются из ниоткуда — и вдруг исчезают спустя две луны. Причём это не попытка заледенить мне мозги, Микар явно верит в то, что говорит, и искренне желает объяснить самую главную местную проблему. Он просто сам ничего толком не знает об этой напасти. И духи почему-то подсказывать рецепт не спешат, и сам исследовать не может. И в силу скудости интеллекта...
Ну ладно, я придираюсь. Скажем, в силу ограниченности познаний аборигенов о мире Микар не сознаёт, почему всё сказанное — полный бред. Ну привыкли местные к тому, что эти тайюн есть, относятся к ним как к стихийному бедствию и не пытаются разобраться в явлении.
Но я-то не местная. Я образованная женщина и я знаю, что такое закон сохранения энергии! Ничто не возникает ниоткуда и не может исчезнуть бесследно, это однозначно. Ничто живое не может существовать... просто так! Не преобразуя энергию в вещество или обратно. Если они движутся и нападают, откуда-то они ведь берут на это силы. Значит, должны жрать что-то, помимо трудноуловимых инчиров!
Судя по тому, что наша экспедиция успела выяснить, с природой на этих землях полный порядок, никаких признаков опустошающих нашествий. Допустим, тайюн питаются какими-то видами энергии, кроме жизненных сил инчиров, но — какими?! И почему вдруг исчезают, все разом? Если бы иссякали некие неведомые природные источники, тем самым лишая тварей пропитания, это отражалось бы не только на их численности, но и на всём остальном мире!
Ничего не понимаю.
— А у вас, может, где-нибудь труп одной из тварей завалялся? — спросила я.
— Зачем он нам? — озадачился Микар.
— Вам не знаю, а мне хочется взглянуть.
Странно, но такому интересу он словно бы даже обрадовался, отметив это удовлетворённой улыбкой.
— Сейчас я ничем не могу тебе помочь, но до Сезона Смерти осталось меньше луны. Тогда ты сможешь сколько угодно смотреть на трупы тайюн, если тебе этого хочется.
— Хм. А как же «женщинам не положено»? — не утерпела я.
— Что? Почему? — моего вопроса он, кажется, не понял совершенно.
— Ну, драться женщинам не положено, так и трупами интересоваться, наверное, тоже?
— Нет, конечно, — искренне развеселился он. — Мужчина добывает трофеи и приносит в шатёр, женщине. Любой женщине приятно видеть, насколько силён и удачлив её защитник!.. Что случилось? — осёкся он, потому что на этом месте я с трагическим вздохом прикрыла лицо ладонью.
— Нет-нет, всё замечательно, я очень рада за ваших женщин! — заверила его. — Ладно, с главной проблемой определились. Давай теперь подробнее, что ты говорил про шёпот ночи, духов и общую невнимательность своего вождя, не способного видеть силу? К чему это? И что ты вообще от меня хотел-то? Надеюсь, не того же самого, что Траган? Имей в виду, я не намерена рожать от ваших бравых воинов и странных духов легендарных детей для борьбы с полчищами тайюн!
Микар снова не сдержал улыбки, и в этот раз она получилась добродушно-покровительственной. Мол, я могу думать и говорить что угодно, но он ведь лучше знает, что...
Наверное, это у них тут общая гримаса для общения с женщинами. Впрочем, самоуверенность Микара не раздражала так, как снисходительность вождя, и получалось относиться к ней философски. Чем-то старейшина напоминал мне дедушку, и на него сама собой распространялась моя симпатия к славному предку, которого я искренне любила и в которого, по уверениям всей родни, удалась не только даром, но и мерзким характером.
Сравнением меня пытались укорить, но оно, наоборот, льстило. Войдель был лучшим на всё Семилесье магом крови и исключительно интересным типом. За свою долгую жизнь он успел настрогать больше двух десятков детей, почти всех — от разных женщин. Индивидуальная особенность силы, на нём постоянно сбоили чары, предохраняющие от нежелательной беременности. Понятно, что его не любила и родня этих женщин, и родня его законной супруги.
Симпатия у нас с дедом была взаимной. Обучая меня, Войдель постоянно повторял, что первый раз так наглядно на его глазах количество перешло в качество. С ним было интересно: обаятельный, очень умный, многое повидавший, с прекрасным чувством юмора, он был лучшим наставником, какого вообще можно желать.
Да и не такой уж он был вредный, просто язвительный и говорил правду в глаза. То есть если он считал бабулю кобылой, прекрасной только своей статью и родословной, то так и говорил. Впрочем, это совсем не помешало заделать ей пару крепких жеребят-наследников — мою мать и её брата.
Нет, ну всё же до чего огромный мужик. С медведя, не меньше. И, как медведь, только кажется толстым и неуклюжим, а на деле — весьма ловок и подвижен. Пожалуй, с таким бы я пять раз подумала, стоит выходить в поединок или нет, особенно если дать ему оружие. По-моему, с ним даже ловкостью мериться бессмысленно, а на одной технике далеко не уедешь. Такого надо валить сразу, наверняка и с большого расстояния.
— Зачем тебе оружие, шайса? — спросил наконец Чингар.
Мысли он, что ли, прочитал? Или я настолько выразительно прицеливаюсь?
— Для красоты, — улыбнулась я. И продолжила в ответ на снисходительную, понимающую ухмылку, мечтательно сощурившись: — Потроха врага — это же так красиво.
Прозвучало излишне пафосно, так и я не на экзамене по риторике. Зато по существу, и собеседник поймёт.
Нет, я не жестокая садистка, и чужая смерть не доставляет мне удовольствия. Если было бы так, меня бы уже в живых не было: за магами крови наблюдают очень пристально, и такой тревожный знак заметили бы сразу. Но этот здоровяк будил во мне кровожадность, особенно своей мерзостной ухмылкой и взглядом, как бы говорящим: «Ты можешь думать что угодно, но я-то знаю, женщина, что твоё место на кухне».
М-да. Отвыкла я от такого. Инали-мужчины в большинстве своём относятся к женщинам уважительно, подобные замашки проявляют достаточно редко, однако в молодости мне на таких чрезвычайно везло. Но заработанная долгими годами репутация мстительной стервы, ядовитый язык и ослиное упрямство сделали своё дело, и подобные типы не вставали на моём пути уже давно. Некоторые боялись, остальные предпочитали не связываться по принципу «не трогаешь — не пахнет», и такое положение вещей меня вполне устраивало.
Ответить и вообще как-то отреагировать на мои слова вождь не успел, вернулся Микар с подносом, на котором стояли три питьевых миски и большой местный чайник странной формы, высокий и с длинным носиком, над которым поднимался ароматный парок.
— Неторопливая беседа — первый шаг к дружбе, — философски изрёк он настолько невозмутимо-благодушным тоном, словно за тканевой перегородкой был не слышен разговор. Установил свою ношу на стол, уселся, сложив руки перед собой раскрытыми ладонями вверх, рука на руку. — Спрашивай, Стевай.
— Начнём с главного: зачем вы меня похитили? — подобралась я.
Микар замешкался с ответом, но прочитать по его неподвижному лицу эмоции и угадать причину было невозможно.
— Существует поверье, что плод любви обычной женщины и духа избавит нас от главной напасти, тварей тайюн, — осторожно сообщил он наконец.
— И что, более обычной женщины у вас не нашлось? — растерялась я.
— Ты очень тонка и изящна... — мягко заговорил дипломатичный Микар, но его, поморщившись, оборвал грубый вождь:
— Траган приняла тебя за духа-мужчину. Что не удивительно, — он окинул меня новым насмешливым взглядом. — Даже странно, что пахнешь ты как женщина.
— Да уж наверное, — буркнула я, не обращая внимания на подначку. На их взгляд, я и правда должна больше тянуть на мальчика-подростка. — Чем больше мяса — тем лучше, конечно. Особенно в голодный год. Ладно, а почему из полусотни мужчин так удачно выбрали именно меня?
— Женщины плохо разбираются в сильных духах, — отозвался Микар. — В твоих спутниках она не почувствовала совсем ничего, а в тебе ощутила незнакомую силу. Решила, что ты самый могучий дух, раз это способна ощутить даже женщина.
— Зелёна мать! — со вздохом ругнулась я. — То есть абы какого ей не надо, ей самого-самого подавай. И из-за жадности одной оптимистки, возжелавшей одарённого потомства, я оказалась в этой... льдом травленной щели Бездны! Без надежды вернуться домой. Прекрасно, — я эмоционально всплеснула руками. — Определённо, этой камнеголовой с леданутыми мозгами повезло, что я ограничилась оплеухой. Имела полное право отвести на ней душу как следует!
— Не сердись на Траган, — попросил Микар. — Она...
— Ты брала пищу и воду, — опять влез Чингар. — Если дух принимает их из рук инчира, он желает подружиться или вовсе стать инчиром. Не надо было их брать, и ничего бы не случилось.
— Не надо было предлагать, — выплюнула я раздражённо. — У моего народа это называется «гостеприимством». Когда в твой дом приходят, не держа зла в сердце, принято накормить и напоить гостя, а не травить какой-то дрянью до состояния тяжёлого похмелья!
— На инчиров дым накаби не действует, — заметил старейшина. — Наверное, твоя сила всё же отчасти родственна духам...
— Мне интересно, в твоём народе все женщины — вот такие? — полюбопытствовал Чингар. — Может, ещё и весь отряд состоял из вот таких женщин?
— Увы, ваша... Траган выбрала в качестве хахаля единственную женщину, — с сарказмом отозвалась я.
— Выходит, тебе одной не нашлось места дома? Уж не за длинный ли язык тебя отправили на смерть, шайса? — проговорил вождь глумливо.
— А ещё за дивный нрав и уникальную силу, — отмахнулась я. — Осторожно, дорогой, ещё немного высказываний в таком духе — и я решу, что ты влюбился!
— Осторожно? Клянусь духами предков, и правда. Худшей кары никому не пожелаешь, чем такая женщина в шатре!
— Ну конечно, если с тюфяками и подушками привык обниматься, тут и не догадаешься, что с нормальной женщиной делать, у которой есть характер и своё мнение. Насмотрелась я на таких...
— Со стороны? Ближе подойти никто не рискнул?
— Из трусов — нет, что мне только на руку. Ты вот первый.
— Хватит! — не выдержав, потребовал наконец Микар. — Даже дети так себя не ведут!
— Ну кто виноват, что у вас вождь умён не по годам, — проворчала я себе под нос. — Весь мозг...
— Довольно! — рявкнул старейшина, хлопнув ладонью по колену. — Чингар, пожалуйста, выйди! Позволь мне поговорить с нашей гостьей. Спокойно поговорить!
— О чём с ней разговаривать? — пренебрежительно фыркнул вождь, но спорить не стал, поднялся и шагнул к выходу.
— Да уж всяко больше вариантов, чем с тобой, — проворчала я, упрямо оставляя последнее слово за собой. Подмывало ещё и неприличный жест в спину показать, но я сдержалась, это уже совсем ребячество. И, пока Микар не начал лекцию о поведении, поинтересовалась: — Какой-то он у вас слишком нервный для вождя. Что, других вариантов не было?
— Чингар лучший из воинов, вождём его выбрали по праву. Дело вождя — вести инчиров в бой, всё остальное решают старшие. А в бою ему нет равных, он чует тайюн, убил их больше, чем кто-то ещё. Да, всегда был резок и упрям, но... вот таким я его не видел, — вздохнул Микар. — Как и любой инчир, он добр и терпелив с женщинами. А на тебя, наверное, сердит за Траган.
— Почему? — озадачилась я, про себя отметив одинаковый подход наших народов к управлению и неточность определения: Чингар выходил скорее не вождём, а главнокомандующим. За аборигенов стало спокойнее. Если он просто воюет против неких тварей, а не определяет будущее этого народа, у последнего есть шансы выжить. — Она ему родственница, что ли?
— Она его мать, — вздохнул мужчина.
— Прекрасный вождь, в бабьи склоки влезать, — проворчала я, хотя это, конечно, многое объясняло.
— Наши женщины не дерутся, — пояснил Микар осторожно. — Твой поступок — это было очень... странно. Неправильно. Непонятно. Для вас подобное — обычно?
— Ну... Честно говоря, тоже не особенно, — хмыкнула я. — Но такого удивления не вызывает. Если женщина желает постоять за себя самостоятельно, никто ей в том не препятствует. А у вас, я так понимаю, разговор один: чуть что — иди в шатёр.
— За женщин дерутся мужчины, — возразил собеседник. — Они для этого и существуют. Поэтому Чингар и... растерялся. Ты обидела его мать, он должен был вступиться, но не может: ты тоже женщина.
— А если не окажется подходящего мужчины под рукой, чтобы вступиться? — полюбопытствовала я.
— Такого не может быть, — уверенно отмахнулся Микар. — Инчир будет защищать любую женщину. Просто я не помню случая, чтобы защищать пришлось от другой женщины...
— Ой, всё! — поморщившись, я всплеснула руками. — Не хочу больше про баб и эту семейку! Давай о главном. Что ещё за твари-тайюн у вас тут ходят и откуда берутся? Да ещё в количествах, которые кажутся вот этим тушам, то есть вашим воинам, заметными.
Микар тут же подобрался и сосредоточился, даже немного нахмурился.
Всё же физиономия у него исключительно деревянная, за время разговора тень эмоций на ней проступала всего несколько раз. Хотя на деле, кажется, не такой уж дуб: вышел же из себя во время нашего с вождём обмена любезностями.
— Далеко-далеко есть земля, где травы сочны и зелены, где деревья огромны, скалы стары как мир, а небо высоко. Инкар. Священная земля. Сильная земля, которая привлекает и порождает самых сильных духов. Даже тех, кто способен предстать во плоти. И добрых и, увы, злых. Тайюн неутомимы, сильны, быстры и безжалостны, они охотятся на инчиров, пожирая нашу суть и обращая жертвы в себе подобных. Когда наступает Сезон Смерти, единицы и десятки тайюн, которые всегда бродят по Инкар, обращаются в несчётную волну. В Сезон Смерти все инчиры укрываются среди скал Края Мира: вдали от Священной земли тайюн меньше, там воины могут дать им отпор.
— Погоди, у меня такое ощущение, что ты меня дуришь, — перебила я, тряхнув головой. — Как часто у вас случается этот «Сезон Смерти» и сколько он длится?
— Каждый год на две луны наши земли становятся землями тайюн.
— Точно, дуришь, — мрачно подтвердила я. — Мне тут доказывали, что до корабля дороги — больше двух лун, то есть расстояния огромны. Как эти ваши тайюн успевают разбежаться из своей Священной земли?
— Священная земля — то место, где можно встретить тайюн в любой день. А в Сезон Смерти тайюн везде, — терпеливо пояснил старейшина.
— А откуда они берутся в таких количествах? — не поняла я. — Да ещё «везде».
— Они — тайюн, — повторил он с теми интонациями, с какими мамы объясняют маленьким детям, что огонь — горячий. — В Сезон Смерти они появляются везде.
— Кхм. Ну допустим, — смирилась я, понимая, что ничего другого мне этот тип не скажет. Похоже, они всё-таки и правда дикари, если о таких вещах не задумываются. — Допустим, эти прожорливые тайюн заполоняют все земли. Но места у вас тут совсем не пустынные, и живности полно, и растительность буйная. Что в таком случае жрут тайюн?
— Тайюн питаются силами инчиров, — вздохнул Микар, кажется, уверившись, что жизнь столкнула его со слабоумной.
— И всё? Но вы же от них сбегаете и прячетесь в скалах! Причём, как я понимаю, сбегаете всем народом, потому что иначе давно бы вымерли.
— Верно, — одобрительно кивнул мужчина.
— Какой скудный у них рацион, — пробормотала я, хмурясь ещё больше.
Из того, что он говорил, выходила полная чушь. Непонятные злобные твари, которые вдруг разом появляются из ниоткуда — и вдруг исчезают спустя две луны. Причём это не попытка заледенить мне мозги, Микар явно верит в то, что говорит, и искренне желает объяснить самую главную местную проблему. Он просто сам ничего толком не знает об этой напасти. И духи почему-то подсказывать рецепт не спешат, и сам исследовать не может. И в силу скудости интеллекта...
Ну ладно, я придираюсь. Скажем, в силу ограниченности познаний аборигенов о мире Микар не сознаёт, почему всё сказанное — полный бред. Ну привыкли местные к тому, что эти тайюн есть, относятся к ним как к стихийному бедствию и не пытаются разобраться в явлении.
Но я-то не местная. Я образованная женщина и я знаю, что такое закон сохранения энергии! Ничто не возникает ниоткуда и не может исчезнуть бесследно, это однозначно. Ничто живое не может существовать... просто так! Не преобразуя энергию в вещество или обратно. Если они движутся и нападают, откуда-то они ведь берут на это силы. Значит, должны жрать что-то, помимо трудноуловимых инчиров!
Судя по тому, что наша экспедиция успела выяснить, с природой на этих землях полный порядок, никаких признаков опустошающих нашествий. Допустим, тайюн питаются какими-то видами энергии, кроме жизненных сил инчиров, но — какими?! И почему вдруг исчезают, все разом? Если бы иссякали некие неведомые природные источники, тем самым лишая тварей пропитания, это отражалось бы не только на их численности, но и на всём остальном мире!
Ничего не понимаю.
— А у вас, может, где-нибудь труп одной из тварей завалялся? — спросила я.
— Зачем он нам? — озадачился Микар.
— Вам не знаю, а мне хочется взглянуть.
Странно, но такому интересу он словно бы даже обрадовался, отметив это удовлетворённой улыбкой.
— Сейчас я ничем не могу тебе помочь, но до Сезона Смерти осталось меньше луны. Тогда ты сможешь сколько угодно смотреть на трупы тайюн, если тебе этого хочется.
— Хм. А как же «женщинам не положено»? — не утерпела я.
— Что? Почему? — моего вопроса он, кажется, не понял совершенно.
— Ну, драться женщинам не положено, так и трупами интересоваться, наверное, тоже?
— Нет, конечно, — искренне развеселился он. — Мужчина добывает трофеи и приносит в шатёр, женщине. Любой женщине приятно видеть, насколько силён и удачлив её защитник!.. Что случилось? — осёкся он, потому что на этом месте я с трагическим вздохом прикрыла лицо ладонью.
— Нет-нет, всё замечательно, я очень рада за ваших женщин! — заверила его. — Ладно, с главной проблемой определились. Давай теперь подробнее, что ты говорил про шёпот ночи, духов и общую невнимательность своего вождя, не способного видеть силу? К чему это? И что ты вообще от меня хотел-то? Надеюсь, не того же самого, что Траган? Имей в виду, я не намерена рожать от ваших бравых воинов и странных духов легендарных детей для борьбы с полчищами тайюн!
Микар снова не сдержал улыбки, и в этот раз она получилась добродушно-покровительственной. Мол, я могу думать и говорить что угодно, но он ведь лучше знает, что...
Наверное, это у них тут общая гримаса для общения с женщинами. Впрочем, самоуверенность Микара не раздражала так, как снисходительность вождя, и получалось относиться к ней философски. Чем-то старейшина напоминал мне дедушку, и на него сама собой распространялась моя симпатия к славному предку, которого я искренне любила и в которого, по уверениям всей родни, удалась не только даром, но и мерзким характером.
Сравнением меня пытались укорить, но оно, наоборот, льстило. Войдель был лучшим на всё Семилесье магом крови и исключительно интересным типом. За свою долгую жизнь он успел настрогать больше двух десятков детей, почти всех — от разных женщин. Индивидуальная особенность силы, на нём постоянно сбоили чары, предохраняющие от нежелательной беременности. Понятно, что его не любила и родня этих женщин, и родня его законной супруги.
Симпатия у нас с дедом была взаимной. Обучая меня, Войдель постоянно повторял, что первый раз так наглядно на его глазах количество перешло в качество. С ним было интересно: обаятельный, очень умный, многое повидавший, с прекрасным чувством юмора, он был лучшим наставником, какого вообще можно желать.
Да и не такой уж он был вредный, просто язвительный и говорил правду в глаза. То есть если он считал бабулю кобылой, прекрасной только своей статью и родословной, то так и говорил. Впрочем, это совсем не помешало заделать ей пару крепких жеребят-наследников — мою мать и её брата.
