Род Берношаля очень древний и чтит те традиции, на которых строился их мир несколько тысяч лет назад, когда люди ещё только учились обрабатывать металлы. Просто к власти его род уже давно не имеет никакого отношения, как и прочие дожившие до наших дней древа тех времён. Нынешняя эльфийская аристократия не нравится им, может, сильнее, чем нам, но мир такой, какой он есть.
— Грустно это всё, — вздохнула Табиба и погрузилась в раздумья.
Надо надеяться, Бель всё же сумел заронить в её голову зерно полезных сомнений. Глядишь, она у меня тут и мир научится не делить на чёрное и белое, а замечать полутона.
Если удастся сдвинуть её в правильную сторону, то после выхода в отставку пойду в преподаватели. Негоже такому таланту пропадать!
Экстремизм — приверженность радикальным
взглядам и методам, использование
насильственных средств для достижения
политических целей в обход международных
и внутренних правовых норм.
Остаток дня и начало следующего прошли спокойно и размеренно. Ужин, совещание с разбором текущих дел и коррекцией планов, уютная бумажная возня и переписка.
Переписки у меня много, и не вся совсем уж официальная. Я порой пишу статьи в журналы по профильным вопросам вроде политики региона, взаимоотношений народов и сложностей культурного обмена, иногда в ответ на них присылают письма. По долгу службы тоже приходится и случается завязывать разные знакомства, многие из них потом по разным соображениям поддерживаются, и письма — идеальный инструмент для этого. Они не требуют суеты и мгновенного ответа, можно обдумать формулировки и спокойно, с расстановкой писать что-то и неделю, и две, и месяц.
Я люблю писать письма. Многие пророчат, что с развитием коммуникационной магии они умрут как явление, но пока этого не случилось — я спокойно получаю удовольствие. Вечер я провела с несколькими черновиками, в том числе одному пожилому обаятельному гному, бывшему дипломату Великогорного Каганата здесь, в Кулаб-тане, который в своё время занимался вопросами культурного сотрудничества с гномьей стороны, а сейчас вышел на заслуженный отдых, жил где-то в глуши и наслаждался покоем.
С этим потрясающим гномом меня познакомила предшественница и, так сказать, по наследству передала добрые отношения с ним. Очень интеллигентный, мудрый и умный мужчина, один из лучших во всём мире знатоков Кулаб-тана, его истории, культуры и нравов. Он, по-моему, единственный знал на память абсолютно все местные кланы, тонкости и историю их взаимодействия, и порой разумнее было уточнить у него, нежели пытаться выкопать что-то в томах архива. Мы скрупулёзно собираем детали, всё это аккуратно записывается, копируется для института Троллеведения, в ответ от них приходит много полезной аналитики, но некоторые вещи старый гном всё равно знает лучше всех.
Сейчас я общалась с ним на отвлечённые темы, а больше — как могла успокаивала старика, которого волновали последние события в Кулаб-тане. Он давно уже говорил, что нынешняя ситуация не может продолжаться вечно, и рано или поздно шайтары пойдут против тех, кто считал себя их хозяевами, но знание проблемы не спасало его от беспокойства за тех, кто здесь жил и работал.
Также остаток вечера и следующее утро я посвятила паре статей для международных журналов и планам на период «после приезда министра». Планы, несмотря на тревожную ситуацию, были серьёзными, хотя и тянулись уже давно: мы работали над тем, чтобы наконец организовать в Кулаб-тане полноценный культурный центр Орды, одновременно устроив аналогичный в Златохолмице. Судьба у него была сложная: он то открывался, то закрывался опять, мигрировал из плохого помещения в ещё худшее, пока одиннадцать лет назад не зачах в очередной раз и так до сих пор не открылся. Сейчас наметились очередные подвижки в этом вопросе, и я была полна решимости всё же дожать шайтаров.
Кабинет покинула ещё до полудня. Причина была важной, но не связанной со службой напрямую: требовалось посетить портниху и забрать заказанную одежду, а заодно посмотреть что-нибудь ещё из сшитого не на заказ или невостребованного.
Жалование мне полагалось щедрое, а тратить его особо не на что — жильём и питанием посольство обеспечивали за государственный счёт, никаких дорогостоящих увлечений я себе так и не завела, большой семьи — тоже. Вот и выходило, что единственной ощутимой тратой оставалась одежда, и то не столько ради моего собственного удовольствия, сколько во имя престижа Орды. Вообще, всё это при желании списывалось на представительские расходы, но мне проще было заплатить из своего кармана и ни перед кем не отчитываться.
Швея Карима тоже досталась мне по наследству от предшественницы. Наполовину орчанка, она была дочерью одного из наших офицеров, служившего здесь в давние годы военной операции Орды в Кулаб-тане, а потом так и осевшего в этом городе — полюбил местную девушку, тоже швею, у неё и остался, подав в отставку. Дочка выросла более ловкой и шустрой, чем мама, да и талантом Предки не обделили, и вместо скромного шитья на дому она сумела организовать целую преуспевающую мастерскую.
Сейчас у неё в подчинении было пятеро работников — три девушки и два парня, и вроде бы несколько надомников, которым она подкидывала работу. Да ещё младшая сестра помогала с посетителями — записать, принять, подсказать, предложить напитки. Тоже хорошая девушка, но к ней надо привыкнуть.
Именно Ралина меня и встретила.
— Добрый день! — широко улыбнулась девушка. — А ты вовремя, как раз сегодня второе платье закончили и принесли. И ещё несколько интересных вариантов есть. Идём, я провожу тебя в примерочную,и всё-всё принесу! Карима такую удобную застёжку придумала, чтобы на боку, и совсем незаметно. Не везде, правда, сделать можно, а то ведь не наденется, но она старается. Я помню, ты не любишь на спине застёжки, так что она тебе всё сделала сбоку. Обязательно должно подойти! А чай я тебе сейчас принесу, и пирожные. Мы утром заказали изумительные пирожные, они такие очаровательные! Крошечные, не очень сладкие, свежие и буквально тают во рту! А ещё нам прислали новые ткани, я альбом с образцами тоже принесу, там есть совершенно чудесные расцветки. Карима сейчас занята с клиенткой, она зайдёт, если освободится, ей тоже интересно посмотреть на конечный результат. Я уже видела, по-моему, получилось здорово, и тебе должно подойти, так что никакие тщедушные эльфийки не то что не сравнятся, но даже и не приблизятся!
Ралина трещала без умолку, не требуя ответов, да и возможности вставить хоть слово не оставалось. Довольно пугающая манера. Но у этой девушки имелось огромное достоинство, которое компенсировало излишнюю болтливость: удивительная память и умение этой памятью пользоваться. Она знала, кто и что заказал, кто из более-менее постоянных заказчиков предпочитает какие цвета и фасоны, какие напитки и какую помощь при примерке.
Вот и сейчас она проводила меня через просторный главный зал, где имелось несколько обычных кабинок и были развешаны готовые платья, отвела в одну из трёх небольших, но уютных комнат, где Карима и её помощницы снимали мерки и принимали постоянных клиентов. Небольшой круглый подиум в окружении зеркал, низкий диван со столиком для обсуждения эскизов, место для переодевания за занавеской. Дверей тут было две: одна вела в основной зал, вторая — во внутренние помещения мастерской, где имелась уборная, а также чёрный ход, Карима на всякий случай предупреждала о нём всех важных гостей.
У Ралины ушла минута, чтобы принести большой чайник ароматного травяного чая и обещанные пирожные и прикатить небольшую стойку с шестью вешалками — два заказанных наряда и четыре из тех, которые могли бы мне подойти. Всё это время она, конечно, тоже трещала, но зато в конце оставила меня в покое, напомнив про шнурок звонка в примерочной, с помощью которого можно было позвать её на помощь.
Несколько мгновений после ухода Ралины я просто стояла и с наслаждением слушала тишину, отходя от привычного потрясения. Даже когда твоя работа во многом состоит из общения с самыми разными разумными существами, подобное… впечатляет.
Карима очень талантливая портниха, она выбирает прекрасные ткани и шьёт так, что примерять и носить её изделия — отдельное удовольствие. Они не стесняют движений, идеально сидят и выглядят достойно даже на самый взыскательный вкус. Поэтому сейчас я не спешила, а растягивала удовольствие. Работы, конечно, всегда много, но отдыхать и тратить время на себя тоже иногда нужно.
Перед тем, как отправиться в примерочную, я с удовольствием осмотрела и ощупала всё предложенное. Ткани, строчки, отделка… Я не искала никаких огрехов, точно зная, что их нет. Просто всегда приятно посмотреть на чужую прекрасную работу.
Конечно, оба заказанных наряда, с которых я начала, оказались великолепны, но это было ясно и по последней примерке. Один — для особо торжественных и серьёзных случаев, красный с золотом — в государственных цветах Орды. Настолько важных событий в обозримых планах не было, но такая вещь обязана быть в гардеробе, а прошлое платье погибло в неравной борьбе с чисткой, когда бытовые чары именно на нём дали сбой. Второе, зелёное, предназначалось для завтрашнего ужина во Внешнем Своде.
Примерку остальных я начала с самого подозрительного — жёлтого. Я с ним никогда не угадываю, а разброс получается от «смотрится потрясающе» до «что это за жуть в отражении».
Этот оказался где-то посередине. Я в сомнениях крутилась перед зеркалами, когда прозвучавший сбоку голос заставил шарахнуться, вскрикнуть и едва не свалиться с подиума.
— Не твой цвет. Прошлое гораздо лучше!
— Шад! — возмущённо прошипела я, метнув на шайтара злой взгляд. — Ты специально это делаешь?!
— Что именно? — невозмутимо уточнил он.
— Пугаешь меня!
— И не думал даже! — Но я не поверила, только фыркнула пренебрежительно: он никогда не умел врать. Тем временем мужчина одним глотком осушил мою чашку с моим чаем и поманил кончиками пальцев: — Иди сюда. Можешь меня стукнуть, если очень хочется.
— Да вот ещё, не хватало платье испортить, придётся покупать, — отмахнулась я, бросила взгляд в отражение и со вздохом признала: Шад прав, цвет совершенно не мой.
— Значит, надо его снять! — логично заключил шайтар. Гордость он проявлять не стал, подошёл сам. Прижался сзади, обхватив одной рукой за талию, второй — накрыл грудь, с интересом наблюдая через плечо за нашим отражением в одном из зеркал. — Хм, а на ощупь приятно…
— Шад! — устало вздохнула я, но откинула голову ему на плечо и не стала препятствовать творящемуся хулиганству. — Сейчас Карима освободится и зайдёт, ну что ты делаешь?! — проворчала, потому что мужчина начал проворно расстёгивать мелкие пуговки, спрятанные в боковом шве и действительно совсем незаметные.
— Не зайдёт, я запер двери.
— Это несерьёзно, а если…
— Успокойся, ей пока не до нас, — усмехнулся он. — Одна мышь способна надолго нейтрализовать произвольное количество женщин, если хотя бы одна их боится. А Карима боится.
— Мышь?! — изумилась я, выскользнула из его рук и обернулась, придерживая платье. — Ты что, подбросил им… мышь? Шад, сколько тебе лет?! Где только взял...
— Но ведь помогло, — ухмыльнулся он. — Тут недалеко магазин товаров для животных.
— Я тебя боюсь, — задумчиво качнула головой, с подозрением его разглядывая. — Откуда ты узнал, что я пошла сюда? И планировка здания… Только не говори мне, что Шаиста тоже пользуется услугами этой портнихи!
— Не капризничай, иди сюда, — усмехнулся он, опять поймал меня и притянул к себе. Подиум был очень подходящей высоты, наши лица оказались почти вровень. — Главное, у нас есть возможность спокойно поговорить. Как видишь, тут прекрасная шумоизоляция, ты же не слышала визга из соседней комнаты. И не только поговорить...
— Шад! — вздохнула я.
— Потом, — отмахнулся он.
И я не стала больше сопротивляться — ни объятьям, ни широким твёрдым ладоням, скользнувшим под юбку. Сама обхватила ладонями его лицо и жадно поцеловала тонкие тёплые губы. Не воспользоваться такой возможностью — это выше моих сил! Вообще оказаться с ним рядом, наедине, и обойтись без объятий, прикосновений, поцелуев...
Шад ответил охотно и жарко, но через несколько мгновений пришлось прерваться, чтобы он мог стянуть с меня платье. Стянуть аккуратно и даже бережно — он вполне умеет быть осторожным, когда контролирует себя.
Платье улетело куда-то в сторону вешалки, и поцелуй тут же возобновился: избавлять меня от белья он не мешал.
А ещё через несколько секунд Шад развернул меня к себе спиной, опять прижал, накрыв ладонями грудь, и проговорил негромко, жадно следя за отражением:
— Какая же ты красивая… Каждый раз сам себе завидую!
Одна его ладонь в этот момент мягко сдвинулась на живот и ниже, крепко притиснув мои бёдра к его.
— Шад!.. — ахнула я тихо и вцепилась в его запястье, когда средний палец, лаская, скользнул между ног. И до боли закусила губу, сдерживая стон.
Откровенные ласки, близость желанного мужчины и зеркало, бесстрастно отражавшее всю эту непристойную сцену, возбуждали так, что я уже с трудом соображала, где мы находимся. Закинула руку наверх, запустив пальцы в его волосы. Грудь от этого движения приподнялась, и шайтар прерывисто вздохнул, на мгновение прижав мои бёдра ещё сильнее.
— Не могу о тебе не думать… Каждую ночь, каждую свободную минуту, — хрипло прошептал он, и от этого голоса над самым ухом меня пробрало сладкой дрожью по всему телу.
Я всё же не сдержала стона, крепче вцепилась в его волосы и выдохнула:
— Хочу тебя… Сейчас!
Мгновение шайтар через отражение смотрел в мои затуманенные желанием глаза, а потом шумно вздохнул и одной рукой принялся торопливо расстёгивать штаны, не прекращая ласкать меня. Тратить время на то, чтобы раздеться, он посчитал излишним. А я….
В этот момент я думала лишь о пожаре в крови, который мог унять только он. И отражение, в котором моё обнажённое тело жадно ласкали руки полностью одетого Шада, лишь ещё больше распаляло. Мне нравились его слова, нравился его голос, нравилось ненасытное желание и почти мистическая власть над моим телом, которая со временем, кажется, лишь крепла. Несколько прикосновений, поцелуй — и меня уже не волнует, что мы в примерочной ателье, за тонкими стенами — местные работники и клиенты и кто-то может войти.
И уж тем более окружающий мир потерял всякое значение, когда Шад управился с застёжкой, и его ладони легли мне на бёдра, придерживая и направляя. Несколько плавных движений — медленных, на всю глубину, позволяющих до конца прочувствовать силу его и моего желания, — и я окончательно перестала сдерживаться. Стонала, шептала его имя, изгибалась в его руках и кусала губы, пытаясь хоть так обрести связь с реальностью. Впивалась пальцами в его запястья и не могла отвести взгляда от его фиолетовых, штормовых от желания глаз.
Зажмурилась я непроизвольно, окончательно рухнув в нарастающее напряжение и сосредоточившись на ощущениях, предчувствуя скорую разрядку. Но там и Шаду стало не до созерцания — руки на моих бёдрах сжались сильнее, движения стали резче и стремительней, а хриплое прерывистое дыхание щекотало шею.
Пика мы достигли почти одновременно, и, разделённое на двоих, наслаждение от этого было лишь острее и пронзительней.
— Грустно это всё, — вздохнула Табиба и погрузилась в раздумья.
Надо надеяться, Бель всё же сумел заронить в её голову зерно полезных сомнений. Глядишь, она у меня тут и мир научится не делить на чёрное и белое, а замечать полутона.
Если удастся сдвинуть её в правильную сторону, то после выхода в отставку пойду в преподаватели. Негоже такому таланту пропадать!
ГЛАВА 4. Экстремизм с разоблачением
Экстремизм — приверженность радикальным
взглядам и методам, использование
насильственных средств для достижения
политических целей в обход международных
и внутренних правовых норм.
Остаток дня и начало следующего прошли спокойно и размеренно. Ужин, совещание с разбором текущих дел и коррекцией планов, уютная бумажная возня и переписка.
Переписки у меня много, и не вся совсем уж официальная. Я порой пишу статьи в журналы по профильным вопросам вроде политики региона, взаимоотношений народов и сложностей культурного обмена, иногда в ответ на них присылают письма. По долгу службы тоже приходится и случается завязывать разные знакомства, многие из них потом по разным соображениям поддерживаются, и письма — идеальный инструмент для этого. Они не требуют суеты и мгновенного ответа, можно обдумать формулировки и спокойно, с расстановкой писать что-то и неделю, и две, и месяц.
Я люблю писать письма. Многие пророчат, что с развитием коммуникационной магии они умрут как явление, но пока этого не случилось — я спокойно получаю удовольствие. Вечер я провела с несколькими черновиками, в том числе одному пожилому обаятельному гному, бывшему дипломату Великогорного Каганата здесь, в Кулаб-тане, который в своё время занимался вопросами культурного сотрудничества с гномьей стороны, а сейчас вышел на заслуженный отдых, жил где-то в глуши и наслаждался покоем.
С этим потрясающим гномом меня познакомила предшественница и, так сказать, по наследству передала добрые отношения с ним. Очень интеллигентный, мудрый и умный мужчина, один из лучших во всём мире знатоков Кулаб-тана, его истории, культуры и нравов. Он, по-моему, единственный знал на память абсолютно все местные кланы, тонкости и историю их взаимодействия, и порой разумнее было уточнить у него, нежели пытаться выкопать что-то в томах архива. Мы скрупулёзно собираем детали, всё это аккуратно записывается, копируется для института Троллеведения, в ответ от них приходит много полезной аналитики, но некоторые вещи старый гном всё равно знает лучше всех.
Сейчас я общалась с ним на отвлечённые темы, а больше — как могла успокаивала старика, которого волновали последние события в Кулаб-тане. Он давно уже говорил, что нынешняя ситуация не может продолжаться вечно, и рано или поздно шайтары пойдут против тех, кто считал себя их хозяевами, но знание проблемы не спасало его от беспокойства за тех, кто здесь жил и работал.
Также остаток вечера и следующее утро я посвятила паре статей для международных журналов и планам на период «после приезда министра». Планы, несмотря на тревожную ситуацию, были серьёзными, хотя и тянулись уже давно: мы работали над тем, чтобы наконец организовать в Кулаб-тане полноценный культурный центр Орды, одновременно устроив аналогичный в Златохолмице. Судьба у него была сложная: он то открывался, то закрывался опять, мигрировал из плохого помещения в ещё худшее, пока одиннадцать лет назад не зачах в очередной раз и так до сих пор не открылся. Сейчас наметились очередные подвижки в этом вопросе, и я была полна решимости всё же дожать шайтаров.
Кабинет покинула ещё до полудня. Причина была важной, но не связанной со службой напрямую: требовалось посетить портниху и забрать заказанную одежду, а заодно посмотреть что-нибудь ещё из сшитого не на заказ или невостребованного.
Жалование мне полагалось щедрое, а тратить его особо не на что — жильём и питанием посольство обеспечивали за государственный счёт, никаких дорогостоящих увлечений я себе так и не завела, большой семьи — тоже. Вот и выходило, что единственной ощутимой тратой оставалась одежда, и то не столько ради моего собственного удовольствия, сколько во имя престижа Орды. Вообще, всё это при желании списывалось на представительские расходы, но мне проще было заплатить из своего кармана и ни перед кем не отчитываться.
Швея Карима тоже досталась мне по наследству от предшественницы. Наполовину орчанка, она была дочерью одного из наших офицеров, служившего здесь в давние годы военной операции Орды в Кулаб-тане, а потом так и осевшего в этом городе — полюбил местную девушку, тоже швею, у неё и остался, подав в отставку. Дочка выросла более ловкой и шустрой, чем мама, да и талантом Предки не обделили, и вместо скромного шитья на дому она сумела организовать целую преуспевающую мастерскую.
Сейчас у неё в подчинении было пятеро работников — три девушки и два парня, и вроде бы несколько надомников, которым она подкидывала работу. Да ещё младшая сестра помогала с посетителями — записать, принять, подсказать, предложить напитки. Тоже хорошая девушка, но к ней надо привыкнуть.
Именно Ралина меня и встретила.
— Добрый день! — широко улыбнулась девушка. — А ты вовремя, как раз сегодня второе платье закончили и принесли. И ещё несколько интересных вариантов есть. Идём, я провожу тебя в примерочную,и всё-всё принесу! Карима такую удобную застёжку придумала, чтобы на боку, и совсем незаметно. Не везде, правда, сделать можно, а то ведь не наденется, но она старается. Я помню, ты не любишь на спине застёжки, так что она тебе всё сделала сбоку. Обязательно должно подойти! А чай я тебе сейчас принесу, и пирожные. Мы утром заказали изумительные пирожные, они такие очаровательные! Крошечные, не очень сладкие, свежие и буквально тают во рту! А ещё нам прислали новые ткани, я альбом с образцами тоже принесу, там есть совершенно чудесные расцветки. Карима сейчас занята с клиенткой, она зайдёт, если освободится, ей тоже интересно посмотреть на конечный результат. Я уже видела, по-моему, получилось здорово, и тебе должно подойти, так что никакие тщедушные эльфийки не то что не сравнятся, но даже и не приблизятся!
Ралина трещала без умолку, не требуя ответов, да и возможности вставить хоть слово не оставалось. Довольно пугающая манера. Но у этой девушки имелось огромное достоинство, которое компенсировало излишнюю болтливость: удивительная память и умение этой памятью пользоваться. Она знала, кто и что заказал, кто из более-менее постоянных заказчиков предпочитает какие цвета и фасоны, какие напитки и какую помощь при примерке.
Вот и сейчас она проводила меня через просторный главный зал, где имелось несколько обычных кабинок и были развешаны готовые платья, отвела в одну из трёх небольших, но уютных комнат, где Карима и её помощницы снимали мерки и принимали постоянных клиентов. Небольшой круглый подиум в окружении зеркал, низкий диван со столиком для обсуждения эскизов, место для переодевания за занавеской. Дверей тут было две: одна вела в основной зал, вторая — во внутренние помещения мастерской, где имелась уборная, а также чёрный ход, Карима на всякий случай предупреждала о нём всех важных гостей.
У Ралины ушла минута, чтобы принести большой чайник ароматного травяного чая и обещанные пирожные и прикатить небольшую стойку с шестью вешалками — два заказанных наряда и четыре из тех, которые могли бы мне подойти. Всё это время она, конечно, тоже трещала, но зато в конце оставила меня в покое, напомнив про шнурок звонка в примерочной, с помощью которого можно было позвать её на помощь.
Несколько мгновений после ухода Ралины я просто стояла и с наслаждением слушала тишину, отходя от привычного потрясения. Даже когда твоя работа во многом состоит из общения с самыми разными разумными существами, подобное… впечатляет.
Карима очень талантливая портниха, она выбирает прекрасные ткани и шьёт так, что примерять и носить её изделия — отдельное удовольствие. Они не стесняют движений, идеально сидят и выглядят достойно даже на самый взыскательный вкус. Поэтому сейчас я не спешила, а растягивала удовольствие. Работы, конечно, всегда много, но отдыхать и тратить время на себя тоже иногда нужно.
Перед тем, как отправиться в примерочную, я с удовольствием осмотрела и ощупала всё предложенное. Ткани, строчки, отделка… Я не искала никаких огрехов, точно зная, что их нет. Просто всегда приятно посмотреть на чужую прекрасную работу.
Конечно, оба заказанных наряда, с которых я начала, оказались великолепны, но это было ясно и по последней примерке. Один — для особо торжественных и серьёзных случаев, красный с золотом — в государственных цветах Орды. Настолько важных событий в обозримых планах не было, но такая вещь обязана быть в гардеробе, а прошлое платье погибло в неравной борьбе с чисткой, когда бытовые чары именно на нём дали сбой. Второе, зелёное, предназначалось для завтрашнего ужина во Внешнем Своде.
Примерку остальных я начала с самого подозрительного — жёлтого. Я с ним никогда не угадываю, а разброс получается от «смотрится потрясающе» до «что это за жуть в отражении».
Этот оказался где-то посередине. Я в сомнениях крутилась перед зеркалами, когда прозвучавший сбоку голос заставил шарахнуться, вскрикнуть и едва не свалиться с подиума.
— Не твой цвет. Прошлое гораздо лучше!
— Шад! — возмущённо прошипела я, метнув на шайтара злой взгляд. — Ты специально это делаешь?!
— Что именно? — невозмутимо уточнил он.
— Пугаешь меня!
— И не думал даже! — Но я не поверила, только фыркнула пренебрежительно: он никогда не умел врать. Тем временем мужчина одним глотком осушил мою чашку с моим чаем и поманил кончиками пальцев: — Иди сюда. Можешь меня стукнуть, если очень хочется.
— Да вот ещё, не хватало платье испортить, придётся покупать, — отмахнулась я, бросила взгляд в отражение и со вздохом признала: Шад прав, цвет совершенно не мой.
— Значит, надо его снять! — логично заключил шайтар. Гордость он проявлять не стал, подошёл сам. Прижался сзади, обхватив одной рукой за талию, второй — накрыл грудь, с интересом наблюдая через плечо за нашим отражением в одном из зеркал. — Хм, а на ощупь приятно…
— Шад! — устало вздохнула я, но откинула голову ему на плечо и не стала препятствовать творящемуся хулиганству. — Сейчас Карима освободится и зайдёт, ну что ты делаешь?! — проворчала, потому что мужчина начал проворно расстёгивать мелкие пуговки, спрятанные в боковом шве и действительно совсем незаметные.
— Не зайдёт, я запер двери.
— Это несерьёзно, а если…
— Успокойся, ей пока не до нас, — усмехнулся он. — Одна мышь способна надолго нейтрализовать произвольное количество женщин, если хотя бы одна их боится. А Карима боится.
— Мышь?! — изумилась я, выскользнула из его рук и обернулась, придерживая платье. — Ты что, подбросил им… мышь? Шад, сколько тебе лет?! Где только взял...
— Но ведь помогло, — ухмыльнулся он. — Тут недалеко магазин товаров для животных.
— Я тебя боюсь, — задумчиво качнула головой, с подозрением его разглядывая. — Откуда ты узнал, что я пошла сюда? И планировка здания… Только не говори мне, что Шаиста тоже пользуется услугами этой портнихи!
— Не капризничай, иди сюда, — усмехнулся он, опять поймал меня и притянул к себе. Подиум был очень подходящей высоты, наши лица оказались почти вровень. — Главное, у нас есть возможность спокойно поговорить. Как видишь, тут прекрасная шумоизоляция, ты же не слышала визга из соседней комнаты. И не только поговорить...
— Шад! — вздохнула я.
— Потом, — отмахнулся он.
И я не стала больше сопротивляться — ни объятьям, ни широким твёрдым ладоням, скользнувшим под юбку. Сама обхватила ладонями его лицо и жадно поцеловала тонкие тёплые губы. Не воспользоваться такой возможностью — это выше моих сил! Вообще оказаться с ним рядом, наедине, и обойтись без объятий, прикосновений, поцелуев...
Шад ответил охотно и жарко, но через несколько мгновений пришлось прерваться, чтобы он мог стянуть с меня платье. Стянуть аккуратно и даже бережно — он вполне умеет быть осторожным, когда контролирует себя.
Платье улетело куда-то в сторону вешалки, и поцелуй тут же возобновился: избавлять меня от белья он не мешал.
А ещё через несколько секунд Шад развернул меня к себе спиной, опять прижал, накрыв ладонями грудь, и проговорил негромко, жадно следя за отражением:
— Какая же ты красивая… Каждый раз сам себе завидую!
Одна его ладонь в этот момент мягко сдвинулась на живот и ниже, крепко притиснув мои бёдра к его.
— Шад!.. — ахнула я тихо и вцепилась в его запястье, когда средний палец, лаская, скользнул между ног. И до боли закусила губу, сдерживая стон.
Откровенные ласки, близость желанного мужчины и зеркало, бесстрастно отражавшее всю эту непристойную сцену, возбуждали так, что я уже с трудом соображала, где мы находимся. Закинула руку наверх, запустив пальцы в его волосы. Грудь от этого движения приподнялась, и шайтар прерывисто вздохнул, на мгновение прижав мои бёдра ещё сильнее.
— Не могу о тебе не думать… Каждую ночь, каждую свободную минуту, — хрипло прошептал он, и от этого голоса над самым ухом меня пробрало сладкой дрожью по всему телу.
Я всё же не сдержала стона, крепче вцепилась в его волосы и выдохнула:
— Хочу тебя… Сейчас!
Мгновение шайтар через отражение смотрел в мои затуманенные желанием глаза, а потом шумно вздохнул и одной рукой принялся торопливо расстёгивать штаны, не прекращая ласкать меня. Тратить время на то, чтобы раздеться, он посчитал излишним. А я….
В этот момент я думала лишь о пожаре в крови, который мог унять только он. И отражение, в котором моё обнажённое тело жадно ласкали руки полностью одетого Шада, лишь ещё больше распаляло. Мне нравились его слова, нравился его голос, нравилось ненасытное желание и почти мистическая власть над моим телом, которая со временем, кажется, лишь крепла. Несколько прикосновений, поцелуй — и меня уже не волнует, что мы в примерочной ателье, за тонкими стенами — местные работники и клиенты и кто-то может войти.
И уж тем более окружающий мир потерял всякое значение, когда Шад управился с застёжкой, и его ладони легли мне на бёдра, придерживая и направляя. Несколько плавных движений — медленных, на всю глубину, позволяющих до конца прочувствовать силу его и моего желания, — и я окончательно перестала сдерживаться. Стонала, шептала его имя, изгибалась в его руках и кусала губы, пытаясь хоть так обрести связь с реальностью. Впивалась пальцами в его запястья и не могла отвести взгляда от его фиолетовых, штормовых от желания глаз.
Зажмурилась я непроизвольно, окончательно рухнув в нарастающее напряжение и сосредоточившись на ощущениях, предчувствуя скорую разрядку. Но там и Шаду стало не до созерцания — руки на моих бёдрах сжались сильнее, движения стали резче и стремительней, а хриплое прерывистое дыхание щекотало шею.
Пика мы достигли почти одновременно, и, разделённое на двоих, наслаждение от этого было лишь острее и пронзительней.
