- Почти. Но не думаю, что нам следует разговаривать об этом прямо здесь.
- Да, ваша правда. Доктор Файон, вы закончили? - обратилась Её Величество к кому-то ещё.
- Да. Но я бы не рекомендовал вам сейчас заниматься делами; было бы лучше, если бы вы прямо сейчас отправились на лечение. Хотя вы же всё равно не послушаетесь, - философски вздохнув, сказал ещё один мужчина на гэльском.
- Я обязательно разберусь с этим ранением, но немного позже. Не думаете же вы, что я так и буду всю жизнь ковылять на одной ноге? - недовольно отмахнулась Императрица. Она сейчас почему-то говорила на русском. Вот интересно, а от чего зависит, на каком языке говорит правительница, которая, вроде бы, не относится ни к какому народу? Может, по очереди на каждом, по графику? - Пойдёмте, господа. Муж мой, вы ведь не бросите меня здесь?
- Следовало бы, - вздохнул тоже на русском Император. - Но куда же я денусь, - и голос его переместился вверх.
- Ольга, ты... - начал Ульвар.
- Я без тебя никуда не пойду, - прежде чем включился разум, выпалила я, изо всех сил вцепляясь в мужчину. Чтобы, если соберутся отрывать, это не получилось, или получилось, но — с кусками кителя. Рядом кто-то радостно захихикал; но тихонько так, украдкой. Даже несколько «кого-то». Мне стало стыдно, но даже осознание неадекватности собственного поведения не заставило добровольно разжать руки.
Ругаться и рычать сын Тора почему-то не стал. Хотя, думаю, если бы он на меня рявкнул, я бы выпустила его чисто рефлекторно. Глубоко тяжело вздохнул, положил мне ладонь на шею и частью на затылок, и тихо проворчал:
- Оля, тебе здесь делать нечего. Не волнуйся, я скоро вернусь.
- Клянёшься? - подозрительно уточнила я, слегка отстраняясь, чтобы заглянуть ему в глаза. Ну, забыла, что они временно не работают, да.
- Клянусь, - усмехнувшись, - видимо, тоже вспомнил, чем это в прошлый раз закончилось, - кивнул мужчина.
Мне как-то сразу полегчало. Если уж он в прошлый раз вернулся, то теперь тем более. К тому же, нельзя сказать, что я всерьёз беспокоилась; скорее всего, они и правда сядут где-нибудь в кабинете, поговорят о важных делах и разойдутся. Мне просто после такого выхода в свет было не по себе, и элементарно страшно было оставаться одной в большом пустом доме. Кошку что ли завести?
Ладно, я, в случае чего, к Бьёрну уйду.
- Доктор Файон, будьте добры, отвезите кириа Ольгу домой, - вновь подала голос Императрица. - Она пока ещё не освоилась в управлении транспортом. И, да, ярла Йенсен понимает только на языке русичей, - добавила она.
- Пойдёмте, кириа, - прозвучал рядом спокойный голос. Я почти уже решилась отклеиться от Ульвара, как вдруг вспомнила о важном деле. Требовательно потянула мужа за платок вниз (я до него всё равно не допрыгну); он быстро сообразил, что от него требуется, и свой утешительный поцелуй на дорожку я всё-таки получила. После чего позволила доктору (совершенно седому мужчине очень преклонного возраста) себя увести, на всякий случай ни на кого из присутствующих не глядя. И так знаю, что они про меня ещё долго шутить будут, не хватало смутиться, с кем-нибудь столкнувшись взглядом. Мой муж! Хочу клятвы вымогаю, хочу целую при всех.
У меня нервы, вот.
- Завидую я тебе, Ульвар. Где ты только такую девочку отчаянную отыскал! Смотри, и ведь не боится совсем... Ты её не достоин, ты в курсе?
- Джино, завидуй молча, пока тебе шею не свернули, - буркнул всё тот же ворчливый русич. - Мы долго ещё тут стоять будем?
Но на этом месте мы вышли из зала. И мне запоздало стало стыдно: я ведь даже не попрощалась.
Доктор Файон оказался очень спокойным обаятельным человеком, и всю дорогу развлекал меня какими-то курьёзными случаями из практики и врачебными анекдотами, половина которых была вполне созвучна с анекдотами моего времени. Проводив меня до дома, проверил моё самочувствие, поощрил на принятие дополнительной порции успокоительного и заповедовал ложиться спать и не волноваться. Его бы устами да мёд пить!
Естественно, в одиночестве я не заснула. Промаявшись в одинокой пустой постели (с ума сойти, как быстро я привыкла к присутствию рядом большого тёплого мужчины, и как без него теперь было некомфортно!) по ощущениям вечность, а на деле минут двадцать, плюнула и вправду пошла в конюшню. Пустой дом казался каким-то особенно мрачным, да и тени в углах подозрительно шевелились, то и дело пытаясь встать и наброситься на меня.
Бьёрн меня с парой яблок, одеялом и подушкой встретил с удивлением, но благосклонно. Когда я устроилась в уголке, шумно обнюхал, обдавая своим тёплым лошадиным дыханием, но выгонять не стал. Под его тихое пофыркивание, всхрапывание и периодическое лёгкое притопывание, когда конь переступал с ноги на ногу или зачем-то постукивал копытом об пол, я уснула очень быстро. Наверное, потрясение сказалось.
Вот и сбывается все, что пророчится.
Уходит поезд в небеса - счастливый путь!
Ах, как нам хочется, как всем нам хочется
Не умереть, а именно уснуть.
В.С. Высоцкий, «Баллада об уходе в рай»
Её Величеству Императрице Ариадне было очень больно. Больно и страшно. Боль начиналась где-то внизу, и в ритме сердцебиения прокатывалась по телу. От окончательного падения в бездну отчаянья и истерики её удерживало только одно: сильная рука, прижимавшая маленькую Императрицу к давно знакомому до последнего волоска телу.
Муэто Перо Совы только на вид казался таким несерьёзно-тщедушным. Он тоже повоевал своё, только не в рядах гвардии или космодесанта. Его школой жизни была СВОРа, группа «Террор». Проще говоря, в молодости Император был очень талантливым диверсантом. Почему талантливым? Потому что выжил. Бездарности в таких местах не живут даже по очень счастливой случайности.
Он мог быть сколь угодно миролюбивым человеком, сторониться военных дел (тем более, у Ариадны их ещё надо было отобрать; если некоторые девочки в детстве любили играть в куклы, то эта женщина была из тех, кто выбирал солдатиков) и предпочитать им экономику, но при необходимости взяться за оружие делал это профессионально и без раздумий.
А ещё Перо Совы обладал весьма крепкими нервами. Потому что он ни на мгновение не отвлёкся, когда рядом, болезненно вскрикнув, пошатнулась любимая женщина; только машинально подхватил её свободной рукой, прижимая к себе. И когда в центре зала вдруг возник Перун со своей светозарной секирой, и оную секиру с молодецким возгласом вознёс, среагировал Император, в отличие от замешкавшегося сына Тора, правильно: зажмурился сам и на всякий случай заслонил супругу. Вспышка молнии в относительно небольшом замкнутом пространстве — неприятное зрелище. Хотя бы потому, что ожог сетчатки практически гарантирован.
Только после этого, оглядевшись и оценив обстановку, консорт позволил себе отвлечься на личное. И едва не поседел прежде срока, разглядев совершенно белое лицо Императрицы.
Правда, паника оказалась преждевременной: абсолют абсолютов была крепкой женщиной. Поэтому, пока супруг, тихо матерясь себе под нос, при помощи кстати подоспевшего врача оказывал ей помощь, она сумела частично взять себя в руки, чему поспособствовал существенно облегчивший жизнь заряд обезболивающего лекарства. И сразу принялась командовать.
Она действительно очень испугалась, поэтому и начала организацию наведения порядка с поиска самых важных людей, - тех, кому доверяла.
Ариадне было всего восемнадцать, когда не стало отца. И вообще больше никого не стало, только она — и огромная, увязшая в бесконечной войне Империя. Но женщина нашла для себя выход, оказавшийся единственно правильным: довериться тем, кому доверял Владимир, и первым из этих людей был Ульвар сын Тора.
Полубог не был близким родственником Императрицы, но она прекрасно помнила, как терпеливо этот мрачный великан сносил попытки младшей из императорских детей покататься на нём верхом, и с какой снисходительной лаской к этому человеку относился отец. Это теперь она понимала всю отдающую безумием болезненность того отношения; не воспринимал Владимир ярла Йенсена как человека, и относился к нему не как к человеку, а как к страшному, грозному, но послушному и верному зверю. Да он, если подумать, таковым и являлся...
Но детские привычки — они самые сильные. И в такие моменты Ариадна снова вспоминала тех, кого помнила теплом по своему далёкому детству. По счастью, этих людей было несколько.
Например, алый егерь Мирогор Ковыль. Он уже тогда, в её детстве, возглавлял в первом секторе группу «Десница» СВОРы, и уже тогда выглядел именно так, как сейчас: светловолосый мужчина неопределённого возраста с неожиданно тёмными карими глазами, недовольным выражением лица и повышенной ворчливостью. Или тлатони (высший аристократический титул у тольтеков; всё тот же князь, иначе говоря) Тототл Чёрное Сердце, уже старый и очень мудрый тольтек, бывший легат третьего легиона «Гарпия».
Один только белый егерь и глава группы «Щит» первого сектора Джино Фармазотти был слишком молод для того, чтобы вписаться в эту компанию: он был ровесником Императрицы. Но всё равно пользовался её уважением и симпатией как за свой лёгкий жизнерадостный нрав, вполне характерный для романца, так и неожиданный для такого на первый взгляд легкомысленного человека цепкий острый ум.
По счастью, все, кого нашла нужным позвать Императрица, откликнулись, и на душе у неё стало гораздо спокойней. Да, погибли многие, но среди них по крайней мере не оказалось людей, ценных для неё лично.
Ольга была, наверное, единственным человеком, не сообразившим, кто именно совершил это нападение. Здесь не надо было думать: слишком уж специфический способ нападения, а, значит, лиепчи.
Этот вид был... странным противником. Наверное, потому что обладал слишком похожим на человеческий обликом, схожим строением, близким химическим составом — и совершенно иной логикой.
Первые контакты прошли очень мирно и успешно. У них даже мимика была похожа на человеческую, и поначалу этому общению предрекали большое будущее. Когда началась война, лиепчи не присоединялись к Альянсу, велись переговоры об оказании поддержки людям. А потом вдруг — бах! - оборваны все только начавшие налаживаться связи, исчезли все дипломаты, а к травле человечества присоединился ещё один вид. Как, почему, для чего? В чём была причина такой резкой перемены? Люди ломали головы, но ответ на этот вопрос до сих пор не удавалось найти. Почему-то выжать из пленных правду о диспозиции сил и состоянии армии было гораздо проще, чем это. Единственный ответ, который получали люди, был «вы не сможете понять» или «вам это не нужно». Поскольку аналогичные ответы обычно следовали на вопросы о религии (было достоверно известно ещё с довоенных времён, что такое понятие — религия, или философия, - в их социуме было), основным предположением приняли религиозные причины. Но какого рода, и почему такие внезапные?
Странными были и их технологии. Рияры, хильтонцы, циаматы; они сильнее отличались от людей, но принципы действия их техники были вполне понятны. Не сразу, не вдруг, но с ними удалось разобраться. А вот исследования техники лиепчи за эти годы с мёртвой точки так и не сдвинулись. Как летают их странные корабли, похожие на капельки ртути, из чего состоит та субстанция, которую они используют в качестве оружия? Для войны хватало знания об эффективности энергонов, плазмомётов и энергетических щитов. Самой вероятной версией было использование лиепчи какого-то принципиально совершенно иного вида энергии или материи, воссоздать которые люди по неизвестным причинам не могли. Как ни парадоксально это звучит, судя по всему, не могли воссоздать именно потому, что были людьми.
У всей техники лиепчи, если её можно было так назвать, имелась одна точно выясненная особенность: у них не существовало такого понятия, как «автоматика». Любое действие руководилось лично кем-то из живых разумных существ, и автономно не протекал ни один процесс. Поэтому наиболее эффективным средством борьбы с ними (в вопросах диверсий и слежки) до сих пор являлась именно автоматическая электроника. Лиепчи с большим трудом воспринимали процесс функционирования техники, рядом с которой не было людей. То есть, они просто не могли поверить, что подобное возможно, или по меньшей мере всегда здорово недооценивали достижения человечества на данном поприще.
Для всех, кроме гостьи из прошлого, в событиях на приёме была только одна необъяснимая странность. Люди давно привыкли, что боги не способны сами нанести вред Иным, разве только опосредованный: например, ослепить или напугать. Но сейчас нападение отразил именно Перун.
Те из собравшихся, кто был в курсе последних божественных неприятностей (все, кого позвала на экстренное совещание Императрица, принадлежали к их числу), логично предполагали связь между двумя событиями, но пока молчали. Во-первых, посторонних было слишком много, во-вторых, спешить с подобными высказываниями не имело смысла: всё равно основной разговор начнётся в императорском кабинете, а не здесь, посреди бальной залы.
Здесь имелось другое интересное развлечение, а именно — уникальная композиция «Ульвар сын Тора и его жена». Сам факт её существования особого интереса у этих людей не вызвал; всякое бывает, да и кому какая разница. Поэтому девочку внимательно рассмотрели, составляя примерное представление, да выбросили из головы.
Как оказалось, напрасно. И наблюдать стоило не за ней, а за Ульваром, и именно вот в такой экстренной ситуации. На взгляд стороннего наблюдателя, ничего необычного в его поведении не было; но для тех, кто хорошо знал данного абсолюта, показательны были именно мелочи.
Никто из этой группы лиц всерьёз сына Тора не боялся, просто потому, что они слишком хорошо знали его лично, а не по слухам. Ульвар не был страшным или жестоким человеком; во всяком случае, теперь и в общении со «своими». Более того, его было довольно сложно действительно вывести из себя и спровоцировать; он в самом деле скорее напоминал точный отлаженный механизм, пугающий своим жутким образом, но никогда не отходящий от программы.
А то, что они сейчас наблюдали, было... сбоем?
Нет, он не стал вдруг белым и пушистым; подобное не на шутку встревожило бы всех начиная с самой Императрицы. Но один только факт, что по непонятной причине абсолют не успел правильно среагировать на удар Перуна, был достоин внесения в анналы. А уж то, что сын Тора кого-то уговаривал, повергло всех этих людей в шок. На этом фоне меркло даже последовавшее за уговорами почти трогательное прощание четы Йенсенов.
Даже Джино, человек весьма специфический и не теряющийся ни в каких обстоятельствах, сейчас болтал скорее по инерции, тараща на скульптурную группу и без того огромные тёмные глаза, в которых сейчас только слепой не прочитал бы граничащее с шоком удивление.
Но развлечение окончилось, первое удивление тоже прошло, и даже на пострадавшие глаза Ульвара была наложена повязка. И вереница людей (поводырём для раздражённого таким положением вещей, но молчащего сына Тора послужил Тототл) потянулась куда-то в недра дворца, оставив позади разгромленную бальную залу, где сотрудники СВОРы в тёмно-серых мундирах с алыми шевронами (соответствовавшими группе «Десница») наводили порядок.
- Да, ваша правда. Доктор Файон, вы закончили? - обратилась Её Величество к кому-то ещё.
- Да. Но я бы не рекомендовал вам сейчас заниматься делами; было бы лучше, если бы вы прямо сейчас отправились на лечение. Хотя вы же всё равно не послушаетесь, - философски вздохнув, сказал ещё один мужчина на гэльском.
- Я обязательно разберусь с этим ранением, но немного позже. Не думаете же вы, что я так и буду всю жизнь ковылять на одной ноге? - недовольно отмахнулась Императрица. Она сейчас почему-то говорила на русском. Вот интересно, а от чего зависит, на каком языке говорит правительница, которая, вроде бы, не относится ни к какому народу? Может, по очереди на каждом, по графику? - Пойдёмте, господа. Муж мой, вы ведь не бросите меня здесь?
- Следовало бы, - вздохнул тоже на русском Император. - Но куда же я денусь, - и голос его переместился вверх.
- Ольга, ты... - начал Ульвар.
- Я без тебя никуда не пойду, - прежде чем включился разум, выпалила я, изо всех сил вцепляясь в мужчину. Чтобы, если соберутся отрывать, это не получилось, или получилось, но — с кусками кителя. Рядом кто-то радостно захихикал; но тихонько так, украдкой. Даже несколько «кого-то». Мне стало стыдно, но даже осознание неадекватности собственного поведения не заставило добровольно разжать руки.
Ругаться и рычать сын Тора почему-то не стал. Хотя, думаю, если бы он на меня рявкнул, я бы выпустила его чисто рефлекторно. Глубоко тяжело вздохнул, положил мне ладонь на шею и частью на затылок, и тихо проворчал:
- Оля, тебе здесь делать нечего. Не волнуйся, я скоро вернусь.
- Клянёшься? - подозрительно уточнила я, слегка отстраняясь, чтобы заглянуть ему в глаза. Ну, забыла, что они временно не работают, да.
- Клянусь, - усмехнувшись, - видимо, тоже вспомнил, чем это в прошлый раз закончилось, - кивнул мужчина.
Мне как-то сразу полегчало. Если уж он в прошлый раз вернулся, то теперь тем более. К тому же, нельзя сказать, что я всерьёз беспокоилась; скорее всего, они и правда сядут где-нибудь в кабинете, поговорят о важных делах и разойдутся. Мне просто после такого выхода в свет было не по себе, и элементарно страшно было оставаться одной в большом пустом доме. Кошку что ли завести?
Ладно, я, в случае чего, к Бьёрну уйду.
- Доктор Файон, будьте добры, отвезите кириа Ольгу домой, - вновь подала голос Императрица. - Она пока ещё не освоилась в управлении транспортом. И, да, ярла Йенсен понимает только на языке русичей, - добавила она.
- Пойдёмте, кириа, - прозвучал рядом спокойный голос. Я почти уже решилась отклеиться от Ульвара, как вдруг вспомнила о важном деле. Требовательно потянула мужа за платок вниз (я до него всё равно не допрыгну); он быстро сообразил, что от него требуется, и свой утешительный поцелуй на дорожку я всё-таки получила. После чего позволила доктору (совершенно седому мужчине очень преклонного возраста) себя увести, на всякий случай ни на кого из присутствующих не глядя. И так знаю, что они про меня ещё долго шутить будут, не хватало смутиться, с кем-нибудь столкнувшись взглядом. Мой муж! Хочу клятвы вымогаю, хочу целую при всех.
У меня нервы, вот.
- Завидую я тебе, Ульвар. Где ты только такую девочку отчаянную отыскал! Смотри, и ведь не боится совсем... Ты её не достоин, ты в курсе?
- Джино, завидуй молча, пока тебе шею не свернули, - буркнул всё тот же ворчливый русич. - Мы долго ещё тут стоять будем?
Но на этом месте мы вышли из зала. И мне запоздало стало стыдно: я ведь даже не попрощалась.
Доктор Файон оказался очень спокойным обаятельным человеком, и всю дорогу развлекал меня какими-то курьёзными случаями из практики и врачебными анекдотами, половина которых была вполне созвучна с анекдотами моего времени. Проводив меня до дома, проверил моё самочувствие, поощрил на принятие дополнительной порции успокоительного и заповедовал ложиться спать и не волноваться. Его бы устами да мёд пить!
Естественно, в одиночестве я не заснула. Промаявшись в одинокой пустой постели (с ума сойти, как быстро я привыкла к присутствию рядом большого тёплого мужчины, и как без него теперь было некомфортно!) по ощущениям вечность, а на деле минут двадцать, плюнула и вправду пошла в конюшню. Пустой дом казался каким-то особенно мрачным, да и тени в углах подозрительно шевелились, то и дело пытаясь встать и наброситься на меня.
Бьёрн меня с парой яблок, одеялом и подушкой встретил с удивлением, но благосклонно. Когда я устроилась в уголке, шумно обнюхал, обдавая своим тёплым лошадиным дыханием, но выгонять не стал. Под его тихое пофыркивание, всхрапывание и периодическое лёгкое притопывание, когда конь переступал с ноги на ногу или зачем-то постукивал копытом об пол, я уснула очень быстро. Наверное, потрясение сказалось.
Глава 15. Гости.
Вот и сбывается все, что пророчится.
Уходит поезд в небеса - счастливый путь!
Ах, как нам хочется, как всем нам хочется
Не умереть, а именно уснуть.
В.С. Высоцкий, «Баллада об уходе в рай»
Её Величеству Императрице Ариадне было очень больно. Больно и страшно. Боль начиналась где-то внизу, и в ритме сердцебиения прокатывалась по телу. От окончательного падения в бездну отчаянья и истерики её удерживало только одно: сильная рука, прижимавшая маленькую Императрицу к давно знакомому до последнего волоска телу.
Муэто Перо Совы только на вид казался таким несерьёзно-тщедушным. Он тоже повоевал своё, только не в рядах гвардии или космодесанта. Его школой жизни была СВОРа, группа «Террор». Проще говоря, в молодости Император был очень талантливым диверсантом. Почему талантливым? Потому что выжил. Бездарности в таких местах не живут даже по очень счастливой случайности.
Он мог быть сколь угодно миролюбивым человеком, сторониться военных дел (тем более, у Ариадны их ещё надо было отобрать; если некоторые девочки в детстве любили играть в куклы, то эта женщина была из тех, кто выбирал солдатиков) и предпочитать им экономику, но при необходимости взяться за оружие делал это профессионально и без раздумий.
А ещё Перо Совы обладал весьма крепкими нервами. Потому что он ни на мгновение не отвлёкся, когда рядом, болезненно вскрикнув, пошатнулась любимая женщина; только машинально подхватил её свободной рукой, прижимая к себе. И когда в центре зала вдруг возник Перун со своей светозарной секирой, и оную секиру с молодецким возгласом вознёс, среагировал Император, в отличие от замешкавшегося сына Тора, правильно: зажмурился сам и на всякий случай заслонил супругу. Вспышка молнии в относительно небольшом замкнутом пространстве — неприятное зрелище. Хотя бы потому, что ожог сетчатки практически гарантирован.
Только после этого, оглядевшись и оценив обстановку, консорт позволил себе отвлечься на личное. И едва не поседел прежде срока, разглядев совершенно белое лицо Императрицы.
Правда, паника оказалась преждевременной: абсолют абсолютов была крепкой женщиной. Поэтому, пока супруг, тихо матерясь себе под нос, при помощи кстати подоспевшего врача оказывал ей помощь, она сумела частично взять себя в руки, чему поспособствовал существенно облегчивший жизнь заряд обезболивающего лекарства. И сразу принялась командовать.
Она действительно очень испугалась, поэтому и начала организацию наведения порядка с поиска самых важных людей, - тех, кому доверяла.
Ариадне было всего восемнадцать, когда не стало отца. И вообще больше никого не стало, только она — и огромная, увязшая в бесконечной войне Империя. Но женщина нашла для себя выход, оказавшийся единственно правильным: довериться тем, кому доверял Владимир, и первым из этих людей был Ульвар сын Тора.
Полубог не был близким родственником Императрицы, но она прекрасно помнила, как терпеливо этот мрачный великан сносил попытки младшей из императорских детей покататься на нём верхом, и с какой снисходительной лаской к этому человеку относился отец. Это теперь она понимала всю отдающую безумием болезненность того отношения; не воспринимал Владимир ярла Йенсена как человека, и относился к нему не как к человеку, а как к страшному, грозному, но послушному и верному зверю. Да он, если подумать, таковым и являлся...
Но детские привычки — они самые сильные. И в такие моменты Ариадна снова вспоминала тех, кого помнила теплом по своему далёкому детству. По счастью, этих людей было несколько.
Например, алый егерь Мирогор Ковыль. Он уже тогда, в её детстве, возглавлял в первом секторе группу «Десница» СВОРы, и уже тогда выглядел именно так, как сейчас: светловолосый мужчина неопределённого возраста с неожиданно тёмными карими глазами, недовольным выражением лица и повышенной ворчливостью. Или тлатони (высший аристократический титул у тольтеков; всё тот же князь, иначе говоря) Тототл Чёрное Сердце, уже старый и очень мудрый тольтек, бывший легат третьего легиона «Гарпия».
Один только белый егерь и глава группы «Щит» первого сектора Джино Фармазотти был слишком молод для того, чтобы вписаться в эту компанию: он был ровесником Императрицы. Но всё равно пользовался её уважением и симпатией как за свой лёгкий жизнерадостный нрав, вполне характерный для романца, так и неожиданный для такого на первый взгляд легкомысленного человека цепкий острый ум.
По счастью, все, кого нашла нужным позвать Императрица, откликнулись, и на душе у неё стало гораздо спокойней. Да, погибли многие, но среди них по крайней мере не оказалось людей, ценных для неё лично.
Ольга была, наверное, единственным человеком, не сообразившим, кто именно совершил это нападение. Здесь не надо было думать: слишком уж специфический способ нападения, а, значит, лиепчи.
Этот вид был... странным противником. Наверное, потому что обладал слишком похожим на человеческий обликом, схожим строением, близким химическим составом — и совершенно иной логикой.
Первые контакты прошли очень мирно и успешно. У них даже мимика была похожа на человеческую, и поначалу этому общению предрекали большое будущее. Когда началась война, лиепчи не присоединялись к Альянсу, велись переговоры об оказании поддержки людям. А потом вдруг — бах! - оборваны все только начавшие налаживаться связи, исчезли все дипломаты, а к травле человечества присоединился ещё один вид. Как, почему, для чего? В чём была причина такой резкой перемены? Люди ломали головы, но ответ на этот вопрос до сих пор не удавалось найти. Почему-то выжать из пленных правду о диспозиции сил и состоянии армии было гораздо проще, чем это. Единственный ответ, который получали люди, был «вы не сможете понять» или «вам это не нужно». Поскольку аналогичные ответы обычно следовали на вопросы о религии (было достоверно известно ещё с довоенных времён, что такое понятие — религия, или философия, - в их социуме было), основным предположением приняли религиозные причины. Но какого рода, и почему такие внезапные?
Странными были и их технологии. Рияры, хильтонцы, циаматы; они сильнее отличались от людей, но принципы действия их техники были вполне понятны. Не сразу, не вдруг, но с ними удалось разобраться. А вот исследования техники лиепчи за эти годы с мёртвой точки так и не сдвинулись. Как летают их странные корабли, похожие на капельки ртути, из чего состоит та субстанция, которую они используют в качестве оружия? Для войны хватало знания об эффективности энергонов, плазмомётов и энергетических щитов. Самой вероятной версией было использование лиепчи какого-то принципиально совершенно иного вида энергии или материи, воссоздать которые люди по неизвестным причинам не могли. Как ни парадоксально это звучит, судя по всему, не могли воссоздать именно потому, что были людьми.
У всей техники лиепчи, если её можно было так назвать, имелась одна точно выясненная особенность: у них не существовало такого понятия, как «автоматика». Любое действие руководилось лично кем-то из живых разумных существ, и автономно не протекал ни один процесс. Поэтому наиболее эффективным средством борьбы с ними (в вопросах диверсий и слежки) до сих пор являлась именно автоматическая электроника. Лиепчи с большим трудом воспринимали процесс функционирования техники, рядом с которой не было людей. То есть, они просто не могли поверить, что подобное возможно, или по меньшей мере всегда здорово недооценивали достижения человечества на данном поприще.
Для всех, кроме гостьи из прошлого, в событиях на приёме была только одна необъяснимая странность. Люди давно привыкли, что боги не способны сами нанести вред Иным, разве только опосредованный: например, ослепить или напугать. Но сейчас нападение отразил именно Перун.
Те из собравшихся, кто был в курсе последних божественных неприятностей (все, кого позвала на экстренное совещание Императрица, принадлежали к их числу), логично предполагали связь между двумя событиями, но пока молчали. Во-первых, посторонних было слишком много, во-вторых, спешить с подобными высказываниями не имело смысла: всё равно основной разговор начнётся в императорском кабинете, а не здесь, посреди бальной залы.
Здесь имелось другое интересное развлечение, а именно — уникальная композиция «Ульвар сын Тора и его жена». Сам факт её существования особого интереса у этих людей не вызвал; всякое бывает, да и кому какая разница. Поэтому девочку внимательно рассмотрели, составляя примерное представление, да выбросили из головы.
Как оказалось, напрасно. И наблюдать стоило не за ней, а за Ульваром, и именно вот в такой экстренной ситуации. На взгляд стороннего наблюдателя, ничего необычного в его поведении не было; но для тех, кто хорошо знал данного абсолюта, показательны были именно мелочи.
Никто из этой группы лиц всерьёз сына Тора не боялся, просто потому, что они слишком хорошо знали его лично, а не по слухам. Ульвар не был страшным или жестоким человеком; во всяком случае, теперь и в общении со «своими». Более того, его было довольно сложно действительно вывести из себя и спровоцировать; он в самом деле скорее напоминал точный отлаженный механизм, пугающий своим жутким образом, но никогда не отходящий от программы.
А то, что они сейчас наблюдали, было... сбоем?
Нет, он не стал вдруг белым и пушистым; подобное не на шутку встревожило бы всех начиная с самой Императрицы. Но один только факт, что по непонятной причине абсолют не успел правильно среагировать на удар Перуна, был достоин внесения в анналы. А уж то, что сын Тора кого-то уговаривал, повергло всех этих людей в шок. На этом фоне меркло даже последовавшее за уговорами почти трогательное прощание четы Йенсенов.
Даже Джино, человек весьма специфический и не теряющийся ни в каких обстоятельствах, сейчас болтал скорее по инерции, тараща на скульптурную группу и без того огромные тёмные глаза, в которых сейчас только слепой не прочитал бы граничащее с шоком удивление.
Но развлечение окончилось, первое удивление тоже прошло, и даже на пострадавшие глаза Ульвара была наложена повязка. И вереница людей (поводырём для раздражённого таким положением вещей, но молчащего сына Тора послужил Тототл) потянулась куда-то в недра дворца, оставив позади разгромленную бальную залу, где сотрудники СВОРы в тёмно-серых мундирах с алыми шевронами (соответствовавшими группе «Десница») наводили порядок.
