Получилось немало: стоила пакость столько, что из золота по весу вышло бы скромнее.
Ей-ей — хоть принимай подарок с возможностью последующего обмена.
— Эй, цып-цып-цып! — позвала Северина, вглядываясь в листву яблони.
Росла та особняком, славилась красивущими, но до крайности мерзкими на вкус мелкими плодами и стояла тут только для красоты и тени над скамейкой, занятой обычно старенькой хозяйкой ближнего дома и её подругами. Но сейчас даже они присоединились к общему веселью.
.Продавать шкуру непойманной белки было глупо, так что мечты пришлось отбросить. Да и не примет она всерьёз такого подарка, не стоило ещё больше обнадёживать Елисея. Дорого слишком, не петушок на палочке.
— Эй, грызла! Или как тебя там? Смотри, что у меня есть! — она протянула на ладони заветренный кусочек сыра. — Вкуснятина, а?
Была бы сама Северина белкой — в жизни не повелась бы на такой дар. А что делать — сыр-то кончился! Северьян к нему симпатии не питал, так что погрязшая в работе сестра не успела обновить запасы. Хорошо, этот-то огрызок нашёлся!
Белка тоже не спешила мчаться навстречу еде, но хоть удрать не пыталась — приметная шкурка мелькала в листве где-то возле макушки дерева.
— Эй, ты, зараза мелкая! — позвала вновь ласковым голосом. — Смотри, я к тебе сама лезу! И страшной штуки у меня нет…
— Северинушка, ну куда ты, давай я сам! — высунулся Елисей. — Расшибёшься!
— Сам расшибёшься? — ехидно откликнулась она. — Это без меня, мне потом царь… руки! — она от души шлёпнула по протянутой ладони. — Ещё под юбку мне заберись!
— Да я придержать хотел! — смутился царевич.
— Даже не сомневаюсь! — Северина прицелилась к яблоне, прикидывая, куда поставить ногу. Не то чтобы она постоянно лазала по деревьям, но в детстве с братом — часто. Оставалось надеяться, что это как плавание — разучиться невозможно. — Ах ты ж пагуба! Я сыр уронила, посмотри, вон там, у ствола!
— Где? Не видать… — Елисей опустился на четвереньки.
— Да вот… — Северина осеклась, сообразив, что тишина над городом — совсем уж глухая, даже ветер смолк, а густая тень, то и дело набегающая, слишком плотная для облаков и слишком густая. — Ой, мамочки! — прошептала потрясённо, запрокинув голову.
Их было пять штук — огромные, ширококрылые, сверкающие на солнце белым металлом. Очерком походили на лебедей — длинные шеи, толстые тушки, — но летали достаточно низко, чтобы на поворотах было видно: не птицы это. Резкие углы лишённых перьев крыльев, больше похожих на складные, словно у летучих мышей, только не кожей обтянутых, а чем-то блестящим, словно полированное серебро. И шеи короче, прямые, не гибкие, и головы нет — сходится палка в остриё, словно кол заточили.
— Как они, интересно, летают? — пробормотала Северина себе под нос, залюбовавшись и напрочь забыв о белке. — И ведь крыльями машут… А такая, поди, и человека поднимет?
— Вот, нашёл! — обрадованно выпрямился Елисей и гордо предъявил заляпанный песком кусок сыра. — А что?.. — Он с удивлением осмотрел зачарованно замершую девушку и тоже задрал голову. — Стрибоговы кони! — ахнул он. — Северина, прячься! В дом идём!
Елисей схватил её за руку и потянул к ближайшей калитке. Со скамейки девушка спрыгнула, но упёрлась.
— Да ну тебя… пусти! Да подумаешь, птицы железные! Я такую и сама соберу, — запальчиво заявила она. — Бумажные-то голуби летают, и эти вон тоже, значит, можно…
— Сеня, это гуси-лебеди! — Елисей опять перехватил девушку за локти и попытался тянуть к дому. — Белые лебеди!
— Ну похоже, конечно, но не настолько… Да пусти ты меня, вцепился! И я тебе не Сеня!
— Но… — он вдруг испуганно замер, так что девушка наконец сумела освободить руки: щуплый-то щуплый, а цепкий!
Ещё она успела обернуться — и выдохнуть:
— Ого!
Гуси-лебеди вблизи оказались куда больше, чем виделось снизу. И лапы у них были — огромные. Суставчатые железные лапы, похожие на человеческие руки. Они тисками сомкнулись на руках Северины, заставив вскрикнуть от неожиданности и боли, и дёрнули вверх, словно морковку из грядки. Холодный комок подскочил к горлу, сбив дыхание, и рухнул в живот.
— Северина-а-а! — вопль Елисея прозвучал где-то неожиданно близко, хотя должен был остаться внизу.
Надо было отвернуться, поискать царевича взглядом, тем более он продолжал голосить, но Северина зачарованно разглядывала железную грудь птицы, устройство лап, близкие крылья. От серебристой туши дышало одновременно жаром и холодом, остро пахло металлом и маслом, а внутри серебристого брюха что-то шелестело и пощёлкивало.
Лапы больно давили и держали, казалось, ненадёжно, но испугаться по этому поводу девушка не успела: её вдруг бросило на железное горячее тело механического лебедя, до того находившееся над головой, в голове стало легко-легко, по спине хлестнуло ветром. Горизонт опрокинулся набок, и стало понятно, что они камнем несутся к земле, головой вниз.
Северина задохнулась от догнавшего её наконец ужаса, вцепилась в железные лапы, зажмурилась — и рухнула в темноту.
Дажьбога — подателя ласкового солнца, тепла, созидательного огня и кварца — почитали особенно. Больше в Трисемнадцатом царстве, где располагались большие залежи этого ценного материала, но и в остальных государствах Третьего колеса начальника всех богов крепко уважали. Конечно, над ним ещё имелся Великий Механик, сам Сварог, но тот в незапамятные времена собрал мир и оставил детище на помощников, к нему бесполезно взывать, это все понимали. Толку его славить, коли не слышит?
Северьян витязем был до глубины души, даже в увлечениях, поэтому больше любил Ярилины гулянья, с кулачными боями и воинскими состязаниями, но огненные пляски середины лета тоже были ему по нраву. Пробежать босым по углям, вечером — через костёр прыгать, сквозь горящие кольца проскакивать, не подпалив бороды — тут тебе и удаль молодецкую показать можно, и посмеяться, и покуражиться. И с девицей какой-нибудь ласковой уединиться после — как такое не любить!
Правда, всё это, для вящей красоты, начиналось после захода солнца. С полудня тянулась обрядовая часть, где участвовали волхвы, старики и дети, днём все приносили идолам требы, а потом веселье понемногу разворачивалось. С весёлой музыки, с лихих плясок... Всё это Северьян тоже любил.
— Север, пляши! Север, иди к нам!
Залихватский посвист, и каблуки отбивают дробь по твёрдой сухой земле под звон балалаек и восторженное улюлюканье. А там и кувырком, и вприсядку, а потом ещё кто-то из девиц не удержится, и завихрится вокруг алый подол сарафана, открывая стройные ноги. Поймать тонкий стан, подхватить, закружить на весу — под радостный визг…
На изменение тона возгласов вокруг — с восторженного на испуганный, — Северьян отреагировал моментально. Выпустил девушку, с которой отплясывал, схватился за пояс, тщетно нашаривая рукоять меча, цепко огляделся вокруг.
Вблизи всё было обычно, но взгляды поднимались к небу, пальцы указывали куда-то в сторону города — отсюда, с другого берега реки, он отлично виделся. Трудно было не заметить огромных сверкающих птиц, кружащих над одним им ясным местом.
Северьян приставил ладонь ко лбу, вглядываясь. Предпринять что-то со своего места он не мог, но хоть рассмотреть и понять, что происходит!
Птицы немного покружили, потом три из них, одна за другой, пали вниз, к земле — и поднялись уже с ношей. Кого-то одна птица несла в лапах, другой — вцепился в её хвост. Недолго, подоспела ещё одна, перехватила поперёк туловища. В сравнении с человечьими фигурками, летуны выглядели поистине огромными, размах крыльев — в пяток саженей, не меньше.
— Гуси-лебеди, гуси-лебеди! — испуганной волной прокатилось по толпе.
Птицы двинулись прочь влево, забирая немного к капищу.
— А кто там ещё? Нешто царевич Елисей?!
— Сенька… — севшим голосом выдохнул Северьян, разглядев тёмную цветастую юбку и медную длинную косу.
Сердце оборвалось и рухнуло вниз.
К реке он скатился почти кубарем, с берега рыбкой вошёл в воду — как был, в сапогах и рубахе. Погрёб сажёнками, не замечая бойкого течения. Брод был в стороне, до обхода ли! На городской пригорок — взлетел, промчался по улице...
Изба встретила Северьяна тишиной. Он остановился, шумно дыша и озираясь в поисках… хоть чего-то! Лучше бы сестры и уверения, что огромные серебряные птицы с жуткой ношей почудились, но если нет — то хоть подсказок, что случилось.
На подоконнике возлежал ленивый соседский кот Дымок, равнодушный к судьбам людей, на столе поблёскивала знакомая коробочка — «то — не знаю что». Утром это была груда деталей, значит, Северина успела собрать. И завести?..
Сбежав по крутой лестнице из светёлки в избу, Северьян снова выскочил на двор, огляделся — здесь тоже всё было обычно. А вот с улицы доносились голоса.
Они там и до того звучали, но оглушённый страхом за сестру витязь ничего не видел и не слышал, теперь — вышел посмотреть. Не удивился, увидев пару знакомых дружинников — те сегодня были в карауле, несли стражу в городе.
— Север! Глянь, — окликнул Ворон, хорошо знавший обоих Горюновых, и протянул знакомый полушалок. — Северины, кажись, вещица?
— Что здесь случилось?! — медленно кивнув, Северьян забрал цветастую тряпку.
— Да боги знают, — вздохнул он. — Мы уж подоспели, когда эти твари улетели. Северину, царевича Елисея уволокли… Что царю докладывать? — он потерянно качнул головой.
Судя по тому, что видел Горюнов, Елисей сам уволокся. Не иначе — погеройствовать решил, девушку спасти. Порыв-то благородный, да только нашёл же время, олух!
— Я с тобой, — решил Северьян.
— Ты бы хоть переоделся, — укорил Ворон, не споря.
Только теперь мужчина заметил, что с него капает речная вода, в сапогах хлюпает, борода всклокочена — вид тот ещё. Самое оно для царских палат.
— Погоди, я быстро.
Северьян собрался в палаты вовсе не от чрезмерного служебного рвения, дружинники и без него бы разобрались. Но — какая-никакая цель, дававшая иллюзию, будто он занят решением проблемы.
За сестру он был готов любого порвать на лоскуты. Сызмала привык её опекать и защищать — острая на язык девчонка нередко нарывалась на неприятности, а у него с детства были крепкие кулаки и готовность пустить их в ход в случае угрозы. Сейчас больше приходилось гонять слишком навязчивых ухажёров — сестра расцвела и похорошела, и Елисей из непонятливых был самым смирным, находились наглецы, которых приходилось учить.
Северьян стал сотником не за красивые глаза и весёлый нрав. Отметили его, когда со своим десятком выследил и вывел жестоких и неуловимых разбойников, лютовавших на Южном тракте, да и потом отличался не раз — и смекалкой, и доблестью. Ни дураком, ни трусом его бы никто не назвал, не покривив душой.
Только проку от этого всего сейчас — никакого. Северьян ощущал растерянную пустоту. Враг есть, с сестрой беда, надо спасать, но… кто, где? Как её искать? Куда эти гуси-лебеди полетели, для чего им Сенька понадобилась? В голову лезли сплошь нелепые сказочные глупости про то, что нужно идти туда — не знаю куда, куда глаза глядят, износить по дороге три пары лаптей железных…
Бабкины сказки. Но как иначе, если гуси-лебеди, уносящие сестрицу, родом из тех же баек?!
Царь выслушал рассказ хмуро, но сдержанно: по его лицу никогда было не понять, что на уме. На служилых ожидаемо ругаться не стал, не таков он человек, отпустил с миром, а вот Северьяну кивнул задержаться.
— Ты-то, Север, что думаешь о пропаже сестры? Что Елисей случайно с ними увязался — это ясно, а она-то зачем могла понадобиться?
— Думаю, связано это с «тем — не знаю чем», — признался он. — Северина там поломку нашла, чинила всё это время, а тут я в дом после её пропажи заглянул — вещица собрана. Починила, видать, завести попробовала. Чего её потом на улицу понесло? Не дома ведь схватили!
— Да уж наверняка, — пробормотал царь, ещё больше потемнев лицом.
— Царь-батюшка, ты, никак, знаешь об этом что-то? — нахмурился витязь.
— Я вообще много чего знаю, — ворчливо откликнулся Владимир. — Да что уж теперь скрытничать, пожалуй, только тебе сестру с царевичем и выручать, — усмехнулся он, грустно и как-то недобро.
— Я вроде и согласен, но… Не томи, богами прошу!
— Не божись, пригодится ещё. Ты про Кощея что знаешь?
— Ну… Все мы сказки в детстве слушали, — отозвался Северьян осторожно, с подозрением. — Или то не сказки были?
— Да как знать. Одно я тебе точно могу сказать: Кощей — не выдумка, а гуси-лебеди — его слуги.
— Бабы-Яги же…
— Про ту ничего точно не знаю, а вот о Кощее сведения надёжные, записи предков. В былые времена он больше куролесил — и моры насылал, и землетрясения устраивал, и пожары, а с годами всё это его вредительство сошло на нет. Одно теперь осталось, известное доподлинно: девиц ворует. Порой даже, говорят, возвращает, притом как в сказке — с приданым. Уж зачем ему девицы эти нужны — этого никто не знает, потому что возвращаются без памяти и внятно объяснить, где были, не могут. Вроде без приплода, но сам понимаешь, иную причину, на кой они ему понадобились, придумать сложно. Хоть он и Кощей, но мужик всё-таки.
— А где этого Кощея искать, твои предки говорят? — выцедил Северьян.
— Не скрипи на меня зубами, — недовольно зыркнул царь. — Самому погано. Северина ему хоть живой нужна, а сын мой без надобности.
— Прости, царь-батюшка, о сестре тревожусь, оттого язык мелет, — искренне повинился он. — Учитывая Северину, боги знают, что она отчебучит, украденная! А Кощей, если сказки о нём не врут, такого не спустит… Елисею я зла не желаю, знаешь же.
— Знаю. Не сержусь. Тут, Север, дело такое выходит, что на тебя вся надежда. Я и не знаю, кого ещё из витязей отрядить можно. Храбрые все, да тут не с людьми воевать и даже не с дикими зверями, а ты, знаю, ради сестры и Кощея не испугаешься. Потому дам тебе одну вещицу, что у меня в роду уже, почитай, семь веков хранится. Рассказывают, украл Кощей как-то царскую дочь, за ней женихи отправились. Один спас, женился на ней и сам царём стал. Предок мой. Идём.
— Что за вещица?
— Сказочная, — развёл руками царь. — А как ещё найти дорогу туда — не знаю куда, где Кощей живёт?
— С помощью того — не знаю чего?
— Да пёс его знает, может, и оно так работает. Ты эту хреновину тоже прихвати, авось и она пригодится. А я другую путеводную штуку дам.
Такая мысль у Северьяна мелькнула, но он не ждал всерьёз, что ценная вещица окажется почти настоящим клубочком. Прихотливо намотанная толстая проволока, по виду латунная, конца не имела, но изнутри клубка торчал короткий хвостик из других проволочек, куда более тонких и туго сплетённых в жгут.
— Заводится он просто, надо вот за этот хвост дёрнуть. Скажи, куда тебя привести, заводи да бросай на землю.
— А сработает?
— В теории, — проворчал царь. — Думаешь, я им пользовался хоть раз? Дадут боги, он вообще рабочий! Смотри не поломай, оторвёшь шнур — без проводника останешься. И не спеши, налегке пойдёшь, что ли, на ночь глядя? Утро вечера мудренее, витязь.
Северьян сумрачно кивнул. Как бы ни хотелось мчаться за сестрой прямо сейчас, а по лесам скакать в потёмках — дело гиблое. Шею не свернёшь — так клубок упустишь.
Проснувшись, Северина первым делом подивилась необычному сну, который видела: надо же, гуси-лебеди, да ещё механические, которые её похитили! Вот что значит — глубоко нырнула в омут работы.
Ей-ей — хоть принимай подарок с возможностью последующего обмена.
— Эй, цып-цып-цып! — позвала Северина, вглядываясь в листву яблони.
Росла та особняком, славилась красивущими, но до крайности мерзкими на вкус мелкими плодами и стояла тут только для красоты и тени над скамейкой, занятой обычно старенькой хозяйкой ближнего дома и её подругами. Но сейчас даже они присоединились к общему веселью.
.Продавать шкуру непойманной белки было глупо, так что мечты пришлось отбросить. Да и не примет она всерьёз такого подарка, не стоило ещё больше обнадёживать Елисея. Дорого слишком, не петушок на палочке.
— Эй, грызла! Или как тебя там? Смотри, что у меня есть! — она протянула на ладони заветренный кусочек сыра. — Вкуснятина, а?
Была бы сама Северина белкой — в жизни не повелась бы на такой дар. А что делать — сыр-то кончился! Северьян к нему симпатии не питал, так что погрязшая в работе сестра не успела обновить запасы. Хорошо, этот-то огрызок нашёлся!
Белка тоже не спешила мчаться навстречу еде, но хоть удрать не пыталась — приметная шкурка мелькала в листве где-то возле макушки дерева.
— Эй, ты, зараза мелкая! — позвала вновь ласковым голосом. — Смотри, я к тебе сама лезу! И страшной штуки у меня нет…
— Северинушка, ну куда ты, давай я сам! — высунулся Елисей. — Расшибёшься!
— Сам расшибёшься? — ехидно откликнулась она. — Это без меня, мне потом царь… руки! — она от души шлёпнула по протянутой ладони. — Ещё под юбку мне заберись!
— Да я придержать хотел! — смутился царевич.
— Даже не сомневаюсь! — Северина прицелилась к яблоне, прикидывая, куда поставить ногу. Не то чтобы она постоянно лазала по деревьям, но в детстве с братом — часто. Оставалось надеяться, что это как плавание — разучиться невозможно. — Ах ты ж пагуба! Я сыр уронила, посмотри, вон там, у ствола!
— Где? Не видать… — Елисей опустился на четвереньки.
— Да вот… — Северина осеклась, сообразив, что тишина над городом — совсем уж глухая, даже ветер смолк, а густая тень, то и дело набегающая, слишком плотная для облаков и слишком густая. — Ой, мамочки! — прошептала потрясённо, запрокинув голову.
Их было пять штук — огромные, ширококрылые, сверкающие на солнце белым металлом. Очерком походили на лебедей — длинные шеи, толстые тушки, — но летали достаточно низко, чтобы на поворотах было видно: не птицы это. Резкие углы лишённых перьев крыльев, больше похожих на складные, словно у летучих мышей, только не кожей обтянутых, а чем-то блестящим, словно полированное серебро. И шеи короче, прямые, не гибкие, и головы нет — сходится палка в остриё, словно кол заточили.
— Как они, интересно, летают? — пробормотала Северина себе под нос, залюбовавшись и напрочь забыв о белке. — И ведь крыльями машут… А такая, поди, и человека поднимет?
— Вот, нашёл! — обрадованно выпрямился Елисей и гордо предъявил заляпанный песком кусок сыра. — А что?.. — Он с удивлением осмотрел зачарованно замершую девушку и тоже задрал голову. — Стрибоговы кони! — ахнул он. — Северина, прячься! В дом идём!
Елисей схватил её за руку и потянул к ближайшей калитке. Со скамейки девушка спрыгнула, но упёрлась.
— Да ну тебя… пусти! Да подумаешь, птицы железные! Я такую и сама соберу, — запальчиво заявила она. — Бумажные-то голуби летают, и эти вон тоже, значит, можно…
— Сеня, это гуси-лебеди! — Елисей опять перехватил девушку за локти и попытался тянуть к дому. — Белые лебеди!
— Ну похоже, конечно, но не настолько… Да пусти ты меня, вцепился! И я тебе не Сеня!
— Но… — он вдруг испуганно замер, так что девушка наконец сумела освободить руки: щуплый-то щуплый, а цепкий!
Ещё она успела обернуться — и выдохнуть:
— Ого!
Гуси-лебеди вблизи оказались куда больше, чем виделось снизу. И лапы у них были — огромные. Суставчатые железные лапы, похожие на человеческие руки. Они тисками сомкнулись на руках Северины, заставив вскрикнуть от неожиданности и боли, и дёрнули вверх, словно морковку из грядки. Холодный комок подскочил к горлу, сбив дыхание, и рухнул в живот.
— Северина-а-а! — вопль Елисея прозвучал где-то неожиданно близко, хотя должен был остаться внизу.
Надо было отвернуться, поискать царевича взглядом, тем более он продолжал голосить, но Северина зачарованно разглядывала железную грудь птицы, устройство лап, близкие крылья. От серебристой туши дышало одновременно жаром и холодом, остро пахло металлом и маслом, а внутри серебристого брюха что-то шелестело и пощёлкивало.
Лапы больно давили и держали, казалось, ненадёжно, но испугаться по этому поводу девушка не успела: её вдруг бросило на железное горячее тело механического лебедя, до того находившееся над головой, в голове стало легко-легко, по спине хлестнуло ветром. Горизонт опрокинулся набок, и стало понятно, что они камнем несутся к земле, головой вниз.
Северина задохнулась от догнавшего её наконец ужаса, вцепилась в железные лапы, зажмурилась — и рухнула в темноту.
Глава 2. Там — не знаю где
Дажьбога — подателя ласкового солнца, тепла, созидательного огня и кварца — почитали особенно. Больше в Трисемнадцатом царстве, где располагались большие залежи этого ценного материала, но и в остальных государствах Третьего колеса начальника всех богов крепко уважали. Конечно, над ним ещё имелся Великий Механик, сам Сварог, но тот в незапамятные времена собрал мир и оставил детище на помощников, к нему бесполезно взывать, это все понимали. Толку его славить, коли не слышит?
Северьян витязем был до глубины души, даже в увлечениях, поэтому больше любил Ярилины гулянья, с кулачными боями и воинскими состязаниями, но огненные пляски середины лета тоже были ему по нраву. Пробежать босым по углям, вечером — через костёр прыгать, сквозь горящие кольца проскакивать, не подпалив бороды — тут тебе и удаль молодецкую показать можно, и посмеяться, и покуражиться. И с девицей какой-нибудь ласковой уединиться после — как такое не любить!
Правда, всё это, для вящей красоты, начиналось после захода солнца. С полудня тянулась обрядовая часть, где участвовали волхвы, старики и дети, днём все приносили идолам требы, а потом веселье понемногу разворачивалось. С весёлой музыки, с лихих плясок... Всё это Северьян тоже любил.
— Север, пляши! Север, иди к нам!
Залихватский посвист, и каблуки отбивают дробь по твёрдой сухой земле под звон балалаек и восторженное улюлюканье. А там и кувырком, и вприсядку, а потом ещё кто-то из девиц не удержится, и завихрится вокруг алый подол сарафана, открывая стройные ноги. Поймать тонкий стан, подхватить, закружить на весу — под радостный визг…
На изменение тона возгласов вокруг — с восторженного на испуганный, — Северьян отреагировал моментально. Выпустил девушку, с которой отплясывал, схватился за пояс, тщетно нашаривая рукоять меча, цепко огляделся вокруг.
Вблизи всё было обычно, но взгляды поднимались к небу, пальцы указывали куда-то в сторону города — отсюда, с другого берега реки, он отлично виделся. Трудно было не заметить огромных сверкающих птиц, кружащих над одним им ясным местом.
Северьян приставил ладонь ко лбу, вглядываясь. Предпринять что-то со своего места он не мог, но хоть рассмотреть и понять, что происходит!
Птицы немного покружили, потом три из них, одна за другой, пали вниз, к земле — и поднялись уже с ношей. Кого-то одна птица несла в лапах, другой — вцепился в её хвост. Недолго, подоспела ещё одна, перехватила поперёк туловища. В сравнении с человечьими фигурками, летуны выглядели поистине огромными, размах крыльев — в пяток саженей, не меньше.
— Гуси-лебеди, гуси-лебеди! — испуганной волной прокатилось по толпе.
Птицы двинулись прочь влево, забирая немного к капищу.
— А кто там ещё? Нешто царевич Елисей?!
— Сенька… — севшим голосом выдохнул Северьян, разглядев тёмную цветастую юбку и медную длинную косу.
Сердце оборвалось и рухнуло вниз.
К реке он скатился почти кубарем, с берега рыбкой вошёл в воду — как был, в сапогах и рубахе. Погрёб сажёнками, не замечая бойкого течения. Брод был в стороне, до обхода ли! На городской пригорок — взлетел, промчался по улице...
Изба встретила Северьяна тишиной. Он остановился, шумно дыша и озираясь в поисках… хоть чего-то! Лучше бы сестры и уверения, что огромные серебряные птицы с жуткой ношей почудились, но если нет — то хоть подсказок, что случилось.
На подоконнике возлежал ленивый соседский кот Дымок, равнодушный к судьбам людей, на столе поблёскивала знакомая коробочка — «то — не знаю что». Утром это была груда деталей, значит, Северина успела собрать. И завести?..
Сбежав по крутой лестнице из светёлки в избу, Северьян снова выскочил на двор, огляделся — здесь тоже всё было обычно. А вот с улицы доносились голоса.
Они там и до того звучали, но оглушённый страхом за сестру витязь ничего не видел и не слышал, теперь — вышел посмотреть. Не удивился, увидев пару знакомых дружинников — те сегодня были в карауле, несли стражу в городе.
— Север! Глянь, — окликнул Ворон, хорошо знавший обоих Горюновых, и протянул знакомый полушалок. — Северины, кажись, вещица?
— Что здесь случилось?! — медленно кивнув, Северьян забрал цветастую тряпку.
— Да боги знают, — вздохнул он. — Мы уж подоспели, когда эти твари улетели. Северину, царевича Елисея уволокли… Что царю докладывать? — он потерянно качнул головой.
Судя по тому, что видел Горюнов, Елисей сам уволокся. Не иначе — погеройствовать решил, девушку спасти. Порыв-то благородный, да только нашёл же время, олух!
— Я с тобой, — решил Северьян.
— Ты бы хоть переоделся, — укорил Ворон, не споря.
Только теперь мужчина заметил, что с него капает речная вода, в сапогах хлюпает, борода всклокочена — вид тот ещё. Самое оно для царских палат.
— Погоди, я быстро.
Северьян собрался в палаты вовсе не от чрезмерного служебного рвения, дружинники и без него бы разобрались. Но — какая-никакая цель, дававшая иллюзию, будто он занят решением проблемы.
За сестру он был готов любого порвать на лоскуты. Сызмала привык её опекать и защищать — острая на язык девчонка нередко нарывалась на неприятности, а у него с детства были крепкие кулаки и готовность пустить их в ход в случае угрозы. Сейчас больше приходилось гонять слишком навязчивых ухажёров — сестра расцвела и похорошела, и Елисей из непонятливых был самым смирным, находились наглецы, которых приходилось учить.
Северьян стал сотником не за красивые глаза и весёлый нрав. Отметили его, когда со своим десятком выследил и вывел жестоких и неуловимых разбойников, лютовавших на Южном тракте, да и потом отличался не раз — и смекалкой, и доблестью. Ни дураком, ни трусом его бы никто не назвал, не покривив душой.
Только проку от этого всего сейчас — никакого. Северьян ощущал растерянную пустоту. Враг есть, с сестрой беда, надо спасать, но… кто, где? Как её искать? Куда эти гуси-лебеди полетели, для чего им Сенька понадобилась? В голову лезли сплошь нелепые сказочные глупости про то, что нужно идти туда — не знаю куда, куда глаза глядят, износить по дороге три пары лаптей железных…
Бабкины сказки. Но как иначе, если гуси-лебеди, уносящие сестрицу, родом из тех же баек?!
Царь выслушал рассказ хмуро, но сдержанно: по его лицу никогда было не понять, что на уме. На служилых ожидаемо ругаться не стал, не таков он человек, отпустил с миром, а вот Северьяну кивнул задержаться.
— Ты-то, Север, что думаешь о пропаже сестры? Что Елисей случайно с ними увязался — это ясно, а она-то зачем могла понадобиться?
— Думаю, связано это с «тем — не знаю чем», — признался он. — Северина там поломку нашла, чинила всё это время, а тут я в дом после её пропажи заглянул — вещица собрана. Починила, видать, завести попробовала. Чего её потом на улицу понесло? Не дома ведь схватили!
— Да уж наверняка, — пробормотал царь, ещё больше потемнев лицом.
— Царь-батюшка, ты, никак, знаешь об этом что-то? — нахмурился витязь.
— Я вообще много чего знаю, — ворчливо откликнулся Владимир. — Да что уж теперь скрытничать, пожалуй, только тебе сестру с царевичем и выручать, — усмехнулся он, грустно и как-то недобро.
— Я вроде и согласен, но… Не томи, богами прошу!
— Не божись, пригодится ещё. Ты про Кощея что знаешь?
— Ну… Все мы сказки в детстве слушали, — отозвался Северьян осторожно, с подозрением. — Или то не сказки были?
— Да как знать. Одно я тебе точно могу сказать: Кощей — не выдумка, а гуси-лебеди — его слуги.
— Бабы-Яги же…
— Про ту ничего точно не знаю, а вот о Кощее сведения надёжные, записи предков. В былые времена он больше куролесил — и моры насылал, и землетрясения устраивал, и пожары, а с годами всё это его вредительство сошло на нет. Одно теперь осталось, известное доподлинно: девиц ворует. Порой даже, говорят, возвращает, притом как в сказке — с приданым. Уж зачем ему девицы эти нужны — этого никто не знает, потому что возвращаются без памяти и внятно объяснить, где были, не могут. Вроде без приплода, но сам понимаешь, иную причину, на кой они ему понадобились, придумать сложно. Хоть он и Кощей, но мужик всё-таки.
— А где этого Кощея искать, твои предки говорят? — выцедил Северьян.
— Не скрипи на меня зубами, — недовольно зыркнул царь. — Самому погано. Северина ему хоть живой нужна, а сын мой без надобности.
— Прости, царь-батюшка, о сестре тревожусь, оттого язык мелет, — искренне повинился он. — Учитывая Северину, боги знают, что она отчебучит, украденная! А Кощей, если сказки о нём не врут, такого не спустит… Елисею я зла не желаю, знаешь же.
— Знаю. Не сержусь. Тут, Север, дело такое выходит, что на тебя вся надежда. Я и не знаю, кого ещё из витязей отрядить можно. Храбрые все, да тут не с людьми воевать и даже не с дикими зверями, а ты, знаю, ради сестры и Кощея не испугаешься. Потому дам тебе одну вещицу, что у меня в роду уже, почитай, семь веков хранится. Рассказывают, украл Кощей как-то царскую дочь, за ней женихи отправились. Один спас, женился на ней и сам царём стал. Предок мой. Идём.
— Что за вещица?
— Сказочная, — развёл руками царь. — А как ещё найти дорогу туда — не знаю куда, где Кощей живёт?
— С помощью того — не знаю чего?
— Да пёс его знает, может, и оно так работает. Ты эту хреновину тоже прихвати, авось и она пригодится. А я другую путеводную штуку дам.
Такая мысль у Северьяна мелькнула, но он не ждал всерьёз, что ценная вещица окажется почти настоящим клубочком. Прихотливо намотанная толстая проволока, по виду латунная, конца не имела, но изнутри клубка торчал короткий хвостик из других проволочек, куда более тонких и туго сплетённых в жгут.
— Заводится он просто, надо вот за этот хвост дёрнуть. Скажи, куда тебя привести, заводи да бросай на землю.
— А сработает?
— В теории, — проворчал царь. — Думаешь, я им пользовался хоть раз? Дадут боги, он вообще рабочий! Смотри не поломай, оторвёшь шнур — без проводника останешься. И не спеши, налегке пойдёшь, что ли, на ночь глядя? Утро вечера мудренее, витязь.
Северьян сумрачно кивнул. Как бы ни хотелось мчаться за сестрой прямо сейчас, а по лесам скакать в потёмках — дело гиблое. Шею не свернёшь — так клубок упустишь.
Прода от 14.04.2025, 19:58
Проснувшись, Северина первым делом подивилась необычному сну, который видела: надо же, гуси-лебеди, да ещё механические, которые её похитили! Вот что значит — глубоко нырнула в омут работы.
