Пересуды прекратились быстро, и город сделал вид, что ничего не изменилось. Только незамужние леди столицы Юго-Восточного региона приободрились и решили вести ненавязчивую охоту на освободившегося «бесправного» мага, что, впрочем, пока не увенчалось успехом.
– Это ваша глупость, – настаивала на своем Джалана, пытливо вглядываясь в лицо подруги. – Ты оставила меня, Руада и Имфирос! И даже когда ты узнала, что Аттрактор угасает, то не вернулась, даже не написала! О чем ты вообще думала?! – закончила криком секретарь диеналя.
Когда она злилась, карие глаза темнели, а на скулах появлялся румянец, подчеркиваемый еще больше из-за смуглости кожи.
Дэзан на секунду прикрыла глаза и провела рукой по лицу в усталом жесте.
– Я не думала. Я ушла.
– Я о том и говорю!
– Ты не поняла! – рыкнула в ответ чтица, отшвыривая злосчастную трубку на маленький столик между креслами. – Я. Ушла. Вовсе не для того, чтобы побыть на расстоянии и не для того, чтобы подумать, как жить дальше. Я ушла, чтобы не возвращаться, чтобы вас не видеть и не слышать. И даже если бы Имфирос замерз до самых своих костей, я бы не жалела о принятом решении ни секунды!
В конце своей речи Дэзан смотрела Джалане прямо в глаза. И та дрогнула. В ней появились сомнения и некое смущение, которое бывает, когда ступаешь на неизведанную территорию. Она всегда считала, что понимает чтицу, понимает, что та чувствует и почему так ведет себя. Она ведь знала всю историю целиком, знала причины…
– Зачем ты так? – проговорила она с несвойственной ей неуверенностью, сжимая при этом тонкую ножку винного бокала. Джалана еще совсем недавно готова была выступать в роли строгого воспитателя, недовольного нерадивым дитя, но вышло, что она вовсе не должна была вести себя столь вольно.
Не зря Руад постоянно просил ее остановиться и оставить чтицу с эрайтом в покое. Но Джалана убеждала себя, что со стороны виднее и нужно всего лишь как следует всех отчитать. Хорошая словесная трепка бывает полезна в моменты, когда люди совсем уж отбились от рук и забылись.
Во взгляде Дэзан смешались самые разные эмоции. Губы чтицы, как то часто бывало, вновь были чуть приподняты вверх, но на этот раз, пожалуй, они выражали не призрение. Просто ей хотелось рычать и скалиться. Да, Рикхард говорил, что Дэзан, если позволит себе окончательно впасть в безумие, вполне способна перегрызть горло, как дикий зверь.
– А почему нет? – обратилась к подруге чтица. – Страшно разочаровываться во мне еще больше?
– Дэзан, ну что за глупости… – всплеснула руками Джалана.
– Но это же правда, – пожала женщина плечами, чуть опускаясь в кресле, чтобы стало удобнее и чтобы почти лежать в нем. Она коснулась смоляной пряди в своих волосах. – Я предала всех. И это нельзя изменить и стереть из памяти. Нельзя сделать вид, что этого не было. Но я не буду каяться и просить прощения. Может быть, это очередная глупость или моя гордыня, но все так, как есть.
Джалана какое-то время помолчала, разглаживая кончиком туфли высокий ворс ковра то в одну сторону, то в другую, отчего тот становился то темнее, то светлее. Она представляла себе этот разговор другим. Представляла, как укажет на ошибки и откроет подруге глаза, как та опомнится и примется соглашаться, и что все… станет, как раньше. Секретарь диеналя слегка поправила безжалостно измятый подол своего платья. Она очень хотела вернуть былое время. Она хотела видеть Дэзан рядом с собой и наконец избавиться от навязчивого одиночества, которое преследовало ее попятам долгие-долгие годы до встречи с чтицей. Джалана не имела близких подруг уже в силу того, что слишком многие набивались в ее окружение, дабы обрести дружбу с Руадом или в целом заполучить некое привилегированное положение подле власть имущих. Дэзан стала глотком свежего воздуха. С присущей ей надменностью в силу обладания особым магическим Правом и с высоким мнением о самой себе, чтица вообще не считала нужным склонять голову, выстраивать связи или спешно занимать какую-нибудь важную позицию в жизни Имфироса. Она лишь читала Образы, со всей мощью противостояла агамме и скупала предметы искусства, демонстрируя уникальное видение и вкус.
Она стала своей сразу же. Потому что была сильна и умна, потому что особо ничего не боялась и тоже готова была бросить вызов всем, кто говорил хоть слово против. Джалана искренне радовалась, что могла видеть в чтице сестру и наконец хоть с кем-то пошептаться о тревогах и мелочах, которые порой донимали слишком сильно. И сейчас она по-настоящему осознавала, что ее стремление вернуть прошлое абсолютно эгоистично и ничего общего с настоящей реальностью не имеет.
– И что теперь? А что потом? – решилась спросить она.
– Я исполню то, что от меня требует магия, – уверенно ответила ей Дэзан, таращась в прозрачный потолок террасы. – Покину ли я потом город? Не знаю. Это будущее еще не наступило.
Они наконец выпили в полной тишине. С внешней стороны стекла на свет прилетела бабочка и теперь безуспешно билась своими крыльями о непреступный барьер.
– Посмотрим на твои скульптуры? – чересчур бодрым тоном поинтересовалась Джалана, выпрямляясь на своем месте. Она не готова была принимать ни настоящее, ни будущее, а потому вовсе не желала пускать в свою голову лишние мысли. Если удастся, если не будет огромного количества дел, требующих внимания, может быть, она как следует поплачет на плече Руада о жутких перипетиях судьбы.
Но дела, скорее всего, найдутся, поэтому придется отложить слабости до лучших времен.
Дэзан догадывалась о мыслях Джаланы, но не могла найти для нее слов. Обещаниями чтица делиться не спешила. Она не могла ничего понять про саму себя, куда уж что-то объяснять окружающим.
– Какие? Погоди… ты уже откуда знаешь о скульптурах? – с искренним недоумением спросила Дэзан.
– Почему нет? – Джалана не собиралась отвечать на вопрос и лишь хитро улыбнулась.
Она поднялась и первой пошла в дом, проделывая по нему обратный путь. Чтица вынуждена была за ней последовать, на ходу отмечая, что мебель в столовой слишком громоздкая и темная для веяний нынешнего года и ее стоило бы сменить. Это инстинктивное желание – обустроить свое личное жилище – подсказало Дэзан, что если намерение уйти и появится в будущем, то осуществить его будет трудно. За три года связи не разорвались, лишь немного припылились.
К хранилищу, расположенному на нижнем этаже, вел изгибающийся пологий спуск, становящийся шире к концу и переходящий в небольшой овальный зал. Это место украшала пара изящных скульптур, возраст которых насчитывал сотни лет, и несколько гигантских напольных вазонов, выделявшихся кричащей росписью в стиле керп-нта. Знатоки сразу же улавливали в этих ярких аляповатых рисунках единую палитру, повествующую о полном цикле одного дня: все начиналась с едва заметного проблеска рассвета сквозь сумерки, продолжалось во славе солнечного зенита и заканчивалось агонией заката. История, рассказанная в мазках и пятнах на покрытых лаком глиняных сосудах. Дэзан любила эти вазоны и наслаждалась фактом их обладания: что именно они заняли место у стен перед входом в хранилище, словно бы намекая, что дальше можно обнаружить еще больше.
Чтица приблизилась к тяжелым высоким дверям, выпиленным из единого массива, и схватилась пальцами за бронзовые кольца, заменявшие ручки. Магические артефакты признали хозяйку и сняли все барьеры. Дэзан подтолкнула обе створки, и те распахнулись чинно, медленно и спокойно.
Женщина заглянула внутрь и глубоко вздохнула.
– Мой дом превратился в музей, – произнесла она, пересекая порог и ступая на светлые каменные плиты пола. Глаза принялись перебегать от одного сокровища к другому. – Это… немного слишком.
Хранилище занимало треть от пространства под первым этажом дома и из-за своих немалых размеров всегда оставалось довольно свободным местом. Сейчас же здесь стало куда теснее. Полки, стеллажи, застекленные шкафы хранили в себе самые разные предметы. Предметы искусства, чей размер превышал места хранения, располагались прямо на полу. Благо артефакты берегли их от пыли и разрушений.
– Ты думаешь, Рикхард это все тебе покупал? – цокнула языком Джалана, опираясь плечом о дверной проем. – Это то, что он просто посчитал нужным оставить.
Троица друзей детства действительно по возможности приобретала то, что считала необходимым сохранить у себя и в этом городе. Что-то из этого со временем передавалось местным музеям и домам культуры, что-то оставалось дома для услады глаз. Дэзан на территории своего особняка выстроила небольшое здание и оборудовала его как галерею, где по собственному желанию проводила частные выставки, дабы похвастаться и привить вкус окружающим. Не все аристократы разбирались в тонких вопросах красоты. Рикхард не понимал большую часть коллекций и считал их вычурными или скучными. А вот Шип часто выражал восторг, и чтице было с кем обсудить волнующие темы искусства.
Дэзан осматривала пополнившуюся за три года коллекцию и все крепче сцепляла пальцы перед собой. Пространственное и цветное кольцо на руке уже до боли вдавливались в фаланги.
Чтице здесь нравилась каждая вещь. И это опровергало слова Джаланы. Если бы это место использовали как склад, то чтица встретила бы здесь и то, что не пришлось бы ей по вкусу. Но таких вещей здесь не существовало.
И что ей делать с этим? Как понимать?
У эрайта в доме тоже было хранилище. Но он все равно продолжал что-то оставлять здесь. Конечно, в расположении предметов не имелось никакого порядка, но это не имело ровным счетом никакого значения. Все это ерунда… Главный «бесправный» маг Имфироса часто смеялся над какими-нибудь нелепыми статуэтками древних лет или предметами быта, что сохранились сквозь эпохи. Смеялся и, кажется, вовсе не запоминал их, не придавал им ценности. Но каким-то образом собрал здесь именно то, что Дэзан считала красивым и интересным, к чему она уже невольно подступала ближе, чтобы рассмотреть.
Надо было отменить магические контуры… чтобы ее дом не пускал эрайта на порог, но в своем бегстве она про это даже не вспомнила. А он три года сохранял для нее все эти удивительные вещи. Как ей жить с этим? Как ей жить с тем, что теперь три знаменитые скульптуры «сестер», которые отныне вместе благодаря сегодняшней покупке, принадлежат ей и только ей?
Бездна! Если бы только можно было пойти наперекор магии и вновь сбежать, а лучше бы вообще не подчиняться и не возвращаться. Но с магией и огнем не спорят. С судьбой тоже…
– Все это не должно уйти в неправильные руки, – как ни в чем не бывало продолжала рассуждать Джалана.
Ее в основном всегда интересовала живопись, к которой она имела талант, но не имела времени на его тщательное развитие. Поэтому секретарь диеналя крутилась возле сгруженных на полу разномастных полотен. Здесь определенно стоит навести порядок… И, пожалуй, она в будущем будет настаивать на этом. Возможно, чтицу так удастся увлечь, что та и не заметит, как останется в родных стенах.
– Да… видимо так… – рассеянно ответила ей Дэзан, перебарывая бурю внутри собственной души. – Как Руад… справляется?
– И ты это спрашиваешь даже после того, как признала собственное предательство и даже прощения за него не попросила? У него нет выбора, – беззлобно ответила Джалана, проходя дальше в хранилище.
«А Рикхард?» Дэзан прикусила кончик языка и ни о чем вслух не спросила.
Ей ли не знать, что у эрайта еще меньше выбора, чем у диеналя.
И она тоже должна сделать все, что от нее требуется. Может быть, если она отдаст все силы ради своего долга, то потом сможет освободиться – чтица покрутила кольцо на пальце – от всего.
Дазрес подписал очередной отчет для столицы Афасдана, в нижнем правом углу теперь краснела личная печать дэката. Бумаг уже накопилась приличная стопка, а работа еще не могла считаться оконченной. Конечно, для правителя региона не имело значения, какой час показывают городские часы, что он видел из вечно открытых окон своего кабинета. Главное – сделать все, что требуется, и сделать правильно, чтобы потом не пришлось ни исправлять, ни оправдываться, ни совершать какие-либо лишние действия. Дазрес не любил отвлекаться на глупости. И благодаря этому сохранял предельную концентрацию даже во втором часу ночи, когда за окном уже расстилалась бархатная тьма, нарушаемая светом настоящей луны, что заглядывала в этот ничем непримечательный кабинет своим широко распахнутым оком. Ее ледяную копию Дазрес, конечно же, не видел, но та продолжала впитывать искры из Завес со всего Имфироса, и они пролетали в темноте, словно маленькие звёздочки. Можно залюбоваться, если забыть об опасности.
В кабинет постучали и, не дожидаясь разрешения, вошли. Хардан, как всегда, был внушителен и серьезен. Форменный темно-зеленый китель оказался расстегнут, что нарушало протокол: появляться в таком виде перед дэкатом считалось непозволительным, но комиссар часто не следовал всем этим пустым формальностям. У него было слишком много работы, и на нем сейчас лежало слишком много ответственности, чтобы следить за подобными мелочами.
– Господин дэкат, место убийства очищено от агаммы, и его можно осмотреть.
Дазрес тут же весь целиком остановился, даже его подвижные пальцы полностью замерли и отпустили очередной лист бумаги с важными записями, чтобы меньше чем через секунду правитель региона проворно поднялся со своего места, вышел из-за рабочего стола и сформировал портальную печать.
Хардан последовал за правителем региона. Солнечный парк встретил их темнотой и безветрием. Место, где погибли Аттрактор и Тайта, словно бы замерло, закостенело в одном моменте. Это было не более чем игрой воображения и попыткой сознания объяснить тишину и тени вокруг, словно те что-то знали и крепко хранили свои тайны. На самом деле окружающий пейзаж – озеро, деревья, цветы – выглядел слишком уж безмятежным, и ничто не напоминало о трагедии. Следов агаммы больше не существовало. Именно из-за неимоверного количества холода, что здесь обнаружился после случившегося, Дазрес и подозревал появление дайгры. Это существо – жуткое воплощение агаммы – было способно представить все ее ледяное нутро в живой форме, в сравнении с которой фальшивая Луна над головой покажется меньшей из зол. Столько дней из-за ледяного дыхания, что пропитало здесь всю землю, дэкат не имел возможности прийти сюда. Только сейчас Истинный огонь смог разрушить оковы своей противницы, указывая этим долгим сроком и на ее силы, и на собственную слабость. Если восхождение Аттрактора продлится слишком долго, Имфирос ждут по-настоящему серьезные потрясения.
Дазрес, не медля больше ни мгновения, использовал Право на прозрение.
Сейчас здесь присутствовал Хардан и еще несколько избранных комиссаром людей, умеющих хранить секреты. Они стояли, обращенные спиной к своему главе и правителю региона. Они не умели любопытствовать и нарушать установленные правила. Именно поэтому их ценили.
Благодаря своему особенному магическому Праву дэкат мог видеть все, что в избранном месте случилось в последний раз. Дазрес намеревался увидеть убийцу и разгадать одну из главнейших тайн случившегося. Он готовился к тому, чтобы лицезреть перед внутренним взором своего врага и отступника, с которым ему, возможно, придется бороться не на жизнь, а на смерть.
– Это ваша глупость, – настаивала на своем Джалана, пытливо вглядываясь в лицо подруги. – Ты оставила меня, Руада и Имфирос! И даже когда ты узнала, что Аттрактор угасает, то не вернулась, даже не написала! О чем ты вообще думала?! – закончила криком секретарь диеналя.
Когда она злилась, карие глаза темнели, а на скулах появлялся румянец, подчеркиваемый еще больше из-за смуглости кожи.
Дэзан на секунду прикрыла глаза и провела рукой по лицу в усталом жесте.
– Я не думала. Я ушла.
– Я о том и говорю!
– Ты не поняла! – рыкнула в ответ чтица, отшвыривая злосчастную трубку на маленький столик между креслами. – Я. Ушла. Вовсе не для того, чтобы побыть на расстоянии и не для того, чтобы подумать, как жить дальше. Я ушла, чтобы не возвращаться, чтобы вас не видеть и не слышать. И даже если бы Имфирос замерз до самых своих костей, я бы не жалела о принятом решении ни секунды!
В конце своей речи Дэзан смотрела Джалане прямо в глаза. И та дрогнула. В ней появились сомнения и некое смущение, которое бывает, когда ступаешь на неизведанную территорию. Она всегда считала, что понимает чтицу, понимает, что та чувствует и почему так ведет себя. Она ведь знала всю историю целиком, знала причины…
– Зачем ты так? – проговорила она с несвойственной ей неуверенностью, сжимая при этом тонкую ножку винного бокала. Джалана еще совсем недавно готова была выступать в роли строгого воспитателя, недовольного нерадивым дитя, но вышло, что она вовсе не должна была вести себя столь вольно.
Не зря Руад постоянно просил ее остановиться и оставить чтицу с эрайтом в покое. Но Джалана убеждала себя, что со стороны виднее и нужно всего лишь как следует всех отчитать. Хорошая словесная трепка бывает полезна в моменты, когда люди совсем уж отбились от рук и забылись.
Во взгляде Дэзан смешались самые разные эмоции. Губы чтицы, как то часто бывало, вновь были чуть приподняты вверх, но на этот раз, пожалуй, они выражали не призрение. Просто ей хотелось рычать и скалиться. Да, Рикхард говорил, что Дэзан, если позволит себе окончательно впасть в безумие, вполне способна перегрызть горло, как дикий зверь.
– А почему нет? – обратилась к подруге чтица. – Страшно разочаровываться во мне еще больше?
– Дэзан, ну что за глупости… – всплеснула руками Джалана.
– Но это же правда, – пожала женщина плечами, чуть опускаясь в кресле, чтобы стало удобнее и чтобы почти лежать в нем. Она коснулась смоляной пряди в своих волосах. – Я предала всех. И это нельзя изменить и стереть из памяти. Нельзя сделать вид, что этого не было. Но я не буду каяться и просить прощения. Может быть, это очередная глупость или моя гордыня, но все так, как есть.
Джалана какое-то время помолчала, разглаживая кончиком туфли высокий ворс ковра то в одну сторону, то в другую, отчего тот становился то темнее, то светлее. Она представляла себе этот разговор другим. Представляла, как укажет на ошибки и откроет подруге глаза, как та опомнится и примется соглашаться, и что все… станет, как раньше. Секретарь диеналя слегка поправила безжалостно измятый подол своего платья. Она очень хотела вернуть былое время. Она хотела видеть Дэзан рядом с собой и наконец избавиться от навязчивого одиночества, которое преследовало ее попятам долгие-долгие годы до встречи с чтицей. Джалана не имела близких подруг уже в силу того, что слишком многие набивались в ее окружение, дабы обрести дружбу с Руадом или в целом заполучить некое привилегированное положение подле власть имущих. Дэзан стала глотком свежего воздуха. С присущей ей надменностью в силу обладания особым магическим Правом и с высоким мнением о самой себе, чтица вообще не считала нужным склонять голову, выстраивать связи или спешно занимать какую-нибудь важную позицию в жизни Имфироса. Она лишь читала Образы, со всей мощью противостояла агамме и скупала предметы искусства, демонстрируя уникальное видение и вкус.
Она стала своей сразу же. Потому что была сильна и умна, потому что особо ничего не боялась и тоже готова была бросить вызов всем, кто говорил хоть слово против. Джалана искренне радовалась, что могла видеть в чтице сестру и наконец хоть с кем-то пошептаться о тревогах и мелочах, которые порой донимали слишком сильно. И сейчас она по-настоящему осознавала, что ее стремление вернуть прошлое абсолютно эгоистично и ничего общего с настоящей реальностью не имеет.
– И что теперь? А что потом? – решилась спросить она.
– Я исполню то, что от меня требует магия, – уверенно ответила ей Дэзан, таращась в прозрачный потолок террасы. – Покину ли я потом город? Не знаю. Это будущее еще не наступило.
Они наконец выпили в полной тишине. С внешней стороны стекла на свет прилетела бабочка и теперь безуспешно билась своими крыльями о непреступный барьер.
– Посмотрим на твои скульптуры? – чересчур бодрым тоном поинтересовалась Джалана, выпрямляясь на своем месте. Она не готова была принимать ни настоящее, ни будущее, а потому вовсе не желала пускать в свою голову лишние мысли. Если удастся, если не будет огромного количества дел, требующих внимания, может быть, она как следует поплачет на плече Руада о жутких перипетиях судьбы.
Но дела, скорее всего, найдутся, поэтому придется отложить слабости до лучших времен.
Дэзан догадывалась о мыслях Джаланы, но не могла найти для нее слов. Обещаниями чтица делиться не спешила. Она не могла ничего понять про саму себя, куда уж что-то объяснять окружающим.
– Какие? Погоди… ты уже откуда знаешь о скульптурах? – с искренним недоумением спросила Дэзан.
– Почему нет? – Джалана не собиралась отвечать на вопрос и лишь хитро улыбнулась.
Она поднялась и первой пошла в дом, проделывая по нему обратный путь. Чтица вынуждена была за ней последовать, на ходу отмечая, что мебель в столовой слишком громоздкая и темная для веяний нынешнего года и ее стоило бы сменить. Это инстинктивное желание – обустроить свое личное жилище – подсказало Дэзан, что если намерение уйти и появится в будущем, то осуществить его будет трудно. За три года связи не разорвались, лишь немного припылились.
К хранилищу, расположенному на нижнем этаже, вел изгибающийся пологий спуск, становящийся шире к концу и переходящий в небольшой овальный зал. Это место украшала пара изящных скульптур, возраст которых насчитывал сотни лет, и несколько гигантских напольных вазонов, выделявшихся кричащей росписью в стиле керп-нта. Знатоки сразу же улавливали в этих ярких аляповатых рисунках единую палитру, повествующую о полном цикле одного дня: все начиналась с едва заметного проблеска рассвета сквозь сумерки, продолжалось во славе солнечного зенита и заканчивалось агонией заката. История, рассказанная в мазках и пятнах на покрытых лаком глиняных сосудах. Дэзан любила эти вазоны и наслаждалась фактом их обладания: что именно они заняли место у стен перед входом в хранилище, словно бы намекая, что дальше можно обнаружить еще больше.
Чтица приблизилась к тяжелым высоким дверям, выпиленным из единого массива, и схватилась пальцами за бронзовые кольца, заменявшие ручки. Магические артефакты признали хозяйку и сняли все барьеры. Дэзан подтолкнула обе створки, и те распахнулись чинно, медленно и спокойно.
Женщина заглянула внутрь и глубоко вздохнула.
– Мой дом превратился в музей, – произнесла она, пересекая порог и ступая на светлые каменные плиты пола. Глаза принялись перебегать от одного сокровища к другому. – Это… немного слишком.
Хранилище занимало треть от пространства под первым этажом дома и из-за своих немалых размеров всегда оставалось довольно свободным местом. Сейчас же здесь стало куда теснее. Полки, стеллажи, застекленные шкафы хранили в себе самые разные предметы. Предметы искусства, чей размер превышал места хранения, располагались прямо на полу. Благо артефакты берегли их от пыли и разрушений.
– Ты думаешь, Рикхард это все тебе покупал? – цокнула языком Джалана, опираясь плечом о дверной проем. – Это то, что он просто посчитал нужным оставить.
Троица друзей детства действительно по возможности приобретала то, что считала необходимым сохранить у себя и в этом городе. Что-то из этого со временем передавалось местным музеям и домам культуры, что-то оставалось дома для услады глаз. Дэзан на территории своего особняка выстроила небольшое здание и оборудовала его как галерею, где по собственному желанию проводила частные выставки, дабы похвастаться и привить вкус окружающим. Не все аристократы разбирались в тонких вопросах красоты. Рикхард не понимал большую часть коллекций и считал их вычурными или скучными. А вот Шип часто выражал восторг, и чтице было с кем обсудить волнующие темы искусства.
Дэзан осматривала пополнившуюся за три года коллекцию и все крепче сцепляла пальцы перед собой. Пространственное и цветное кольцо на руке уже до боли вдавливались в фаланги.
Чтице здесь нравилась каждая вещь. И это опровергало слова Джаланы. Если бы это место использовали как склад, то чтица встретила бы здесь и то, что не пришлось бы ей по вкусу. Но таких вещей здесь не существовало.
И что ей делать с этим? Как понимать?
У эрайта в доме тоже было хранилище. Но он все равно продолжал что-то оставлять здесь. Конечно, в расположении предметов не имелось никакого порядка, но это не имело ровным счетом никакого значения. Все это ерунда… Главный «бесправный» маг Имфироса часто смеялся над какими-нибудь нелепыми статуэтками древних лет или предметами быта, что сохранились сквозь эпохи. Смеялся и, кажется, вовсе не запоминал их, не придавал им ценности. Но каким-то образом собрал здесь именно то, что Дэзан считала красивым и интересным, к чему она уже невольно подступала ближе, чтобы рассмотреть.
Надо было отменить магические контуры… чтобы ее дом не пускал эрайта на порог, но в своем бегстве она про это даже не вспомнила. А он три года сохранял для нее все эти удивительные вещи. Как ей жить с этим? Как ей жить с тем, что теперь три знаменитые скульптуры «сестер», которые отныне вместе благодаря сегодняшней покупке, принадлежат ей и только ей?
Бездна! Если бы только можно было пойти наперекор магии и вновь сбежать, а лучше бы вообще не подчиняться и не возвращаться. Но с магией и огнем не спорят. С судьбой тоже…
– Все это не должно уйти в неправильные руки, – как ни в чем не бывало продолжала рассуждать Джалана.
Ее в основном всегда интересовала живопись, к которой она имела талант, но не имела времени на его тщательное развитие. Поэтому секретарь диеналя крутилась возле сгруженных на полу разномастных полотен. Здесь определенно стоит навести порядок… И, пожалуй, она в будущем будет настаивать на этом. Возможно, чтицу так удастся увлечь, что та и не заметит, как останется в родных стенах.
– Да… видимо так… – рассеянно ответила ей Дэзан, перебарывая бурю внутри собственной души. – Как Руад… справляется?
– И ты это спрашиваешь даже после того, как признала собственное предательство и даже прощения за него не попросила? У него нет выбора, – беззлобно ответила Джалана, проходя дальше в хранилище.
«А Рикхард?» Дэзан прикусила кончик языка и ни о чем вслух не спросила.
Ей ли не знать, что у эрайта еще меньше выбора, чем у диеналя.
И она тоже должна сделать все, что от нее требуется. Может быть, если она отдаст все силы ради своего долга, то потом сможет освободиться – чтица покрутила кольцо на пальце – от всего.
Дазрес подписал очередной отчет для столицы Афасдана, в нижнем правом углу теперь краснела личная печать дэката. Бумаг уже накопилась приличная стопка, а работа еще не могла считаться оконченной. Конечно, для правителя региона не имело значения, какой час показывают городские часы, что он видел из вечно открытых окон своего кабинета. Главное – сделать все, что требуется, и сделать правильно, чтобы потом не пришлось ни исправлять, ни оправдываться, ни совершать какие-либо лишние действия. Дазрес не любил отвлекаться на глупости. И благодаря этому сохранял предельную концентрацию даже во втором часу ночи, когда за окном уже расстилалась бархатная тьма, нарушаемая светом настоящей луны, что заглядывала в этот ничем непримечательный кабинет своим широко распахнутым оком. Ее ледяную копию Дазрес, конечно же, не видел, но та продолжала впитывать искры из Завес со всего Имфироса, и они пролетали в темноте, словно маленькие звёздочки. Можно залюбоваться, если забыть об опасности.
В кабинет постучали и, не дожидаясь разрешения, вошли. Хардан, как всегда, был внушителен и серьезен. Форменный темно-зеленый китель оказался расстегнут, что нарушало протокол: появляться в таком виде перед дэкатом считалось непозволительным, но комиссар часто не следовал всем этим пустым формальностям. У него было слишком много работы, и на нем сейчас лежало слишком много ответственности, чтобы следить за подобными мелочами.
– Господин дэкат, место убийства очищено от агаммы, и его можно осмотреть.
Дазрес тут же весь целиком остановился, даже его подвижные пальцы полностью замерли и отпустили очередной лист бумаги с важными записями, чтобы меньше чем через секунду правитель региона проворно поднялся со своего места, вышел из-за рабочего стола и сформировал портальную печать.
Хардан последовал за правителем региона. Солнечный парк встретил их темнотой и безветрием. Место, где погибли Аттрактор и Тайта, словно бы замерло, закостенело в одном моменте. Это было не более чем игрой воображения и попыткой сознания объяснить тишину и тени вокруг, словно те что-то знали и крепко хранили свои тайны. На самом деле окружающий пейзаж – озеро, деревья, цветы – выглядел слишком уж безмятежным, и ничто не напоминало о трагедии. Следов агаммы больше не существовало. Именно из-за неимоверного количества холода, что здесь обнаружился после случившегося, Дазрес и подозревал появление дайгры. Это существо – жуткое воплощение агаммы – было способно представить все ее ледяное нутро в живой форме, в сравнении с которой фальшивая Луна над головой покажется меньшей из зол. Столько дней из-за ледяного дыхания, что пропитало здесь всю землю, дэкат не имел возможности прийти сюда. Только сейчас Истинный огонь смог разрушить оковы своей противницы, указывая этим долгим сроком и на ее силы, и на собственную слабость. Если восхождение Аттрактора продлится слишком долго, Имфирос ждут по-настоящему серьезные потрясения.
Дазрес, не медля больше ни мгновения, использовал Право на прозрение.
Сейчас здесь присутствовал Хардан и еще несколько избранных комиссаром людей, умеющих хранить секреты. Они стояли, обращенные спиной к своему главе и правителю региона. Они не умели любопытствовать и нарушать установленные правила. Именно поэтому их ценили.
Благодаря своему особенному магическому Праву дэкат мог видеть все, что в избранном месте случилось в последний раз. Дазрес намеревался увидеть убийцу и разгадать одну из главнейших тайн случившегося. Он готовился к тому, чтобы лицезреть перед внутренним взором своего врага и отступника, с которым ему, возможно, придется бороться не на жизнь, а на смерть.
