Впрочем, внешний вид его не волновал последние десять лет. С тех пор как его семья была убита, земли отобраны, имя оклеветано, а сам он вынужден был бежать, таиться и сражаться в одиночку за каждый день своей никчемной жизни.
Даже для обычного мира он уже перестал быть графом, что говорить о территории Храмов, где особого внимания на титулы не обращали. Эти земли живут сами по себе, и ранги их особо не заботят.
Аштер поскреб отросшую темную бороду, подумав, что хотя бы побриться все же стоило. Не такой уж это и труд. Да и подстричься можно: темные волосы уже почти коснулись плеч. А то действительно как-то неудобно, что изменения в нем происходят далеко не в лучшую сторону. Хотя, конечно, десять лет личной войны никого не красят.
– А ты все стройнеешь, – критично подметил он, окидывая взглядом щуплую фигурку знакомой и явно оставаясь недовольным, – скоро вовсе исчезнешь.
Ярсанта и не подумала обижаться на эти слова. Граф с первого дня их знакомства был весьма ядовит и почти несдержан. Потеря необходимости соблюдать этикет, соответствующий его титулу, плохо на нем сказалась.
– Здесь земли богатые и разнообразные, вернусь в форму. А если я растолстею, ты не перестанешь со мной общаться? – спросила девушка, заглядывая в лицо давнему знакомому. Ей пришлось задрать голову. Она уступала ему в росте на целую голову.
– Я, возможно, даже начну к тебе приставать, – очень серьезно ответил Аштер. – Будет ведь, за что ухватиться. А то в самом деле… Хотя вот тут пока что еще все порядке, – поводил он в воздухе руками рядом с ее грудью.
Ярсанта хохотнула и покачала головой. Даже если бы ей хотелось укорить бывшего титулованного за такие фамильярности, у нее не получилось бы. Аштер всеми этими фразами пытался скорее разогнать собственные дурные мысли, что вечно его преследовали, нежели вогнать ее в краску.
– Мы постоянно встречаемся, – произнес мужчина. – Странно, да? Судьба, наверное.
– Скорее отчаяние, – поправила его Ярсанта, привыкшая все вещи называть своими именами.
И потому, что только с этим чувством Аштер ассоциировался у нее. Они были беглецами. Они бежали от собственного несчастья. И они были охотниками. Они охотились за каждой малейшей возможностью. Они искали для себя выход. Каждый – свой. Именно поэтому она не радовалась, когда встречала его. Бывший граф доказывал ей, что поиски могут затянуться. Он искал уже десять лет.
– Слишком драматично… – Аштер не разделял ее чувств. Может, именно поэтому они достаточно неплохо ладили на протяжении нескольких лет. – Сколько пробудешь здесь?
– Я останусь здесь, – обрубила Ярсанта.
Бывший граф скривился, тут же все поняв. Гримаса неудовольствия исказила его вполне красивое лицо. Если бы еще не отросшие темные волосы, что чуть ли не полностью его скрывали, было бы лучше.
– Решила надеть ошейник, – цокнул Аштер языком.
– Это свободный выбор, – спокойно ответила девушка.
Она чаще всего была спокойна. По крайней мере, старалась оставаться таковой. Видимо, поэтому эта беглянка могла выдержать дурной характер бывшего графа, который провел в изгнании столько лет и до того озверел и ожесточился, что даже сам себе порой напоминал бешеную собаку. А учитывая, что именно этот зверь и был его магической основой, то Аштер ни в чем не лгал и не приукрашивал.
– Да, и последний в твоей жизни, – настаивал на своем бывший титулованный, очень недовольный ее выбором. – Дальше ты будешь делать то, что угодно Храму и сонуму.
– Посмотрим, – тряхнула Ярсанта белоснежной гривой. И тут же атаковала сама: – А ты? Так и будешь скитаться? Уже десять лет…
– Буду, сколько потребуется, – отрезал он, и в голосе прозвучала нескрываемая ярость.
– Да, твоя вера крепче моей. – Ярсанта не обратила на его эмоции никакого внимания. Ей как-то и в голову не приходило ни смущаться этого человека, ни пугаться. У них действительно были странные отношения. Слишком далекие от дружбы, но и простыми знакомыми они уже давно перестали быть. Они отчего-то понимали и делили боль друг друга, но на этом все начиналось и заканчивалось. – Ты думаешь, что количество попыток неисчерпаемо. Я же, кажется, не верю даже в эту единственную, которую уже почти получила в свои руки.
– Все еще слишком много драматизма, дорогая, – отозвался Аштер немного театрально. Это была привычка с прошлой жизни, когда в окружении других титулованных порой приходилось играть словно на сцене. – Жизнь – это не драма, а трагикомедия. Не путай жанры, иначе она тебя выпорет за бестолковость. Удачи в начинании.
Он прошел мимо нее. Должно быть, направился в свою гостиницу. Бывший граф не особо утруждал себя работой на благо Храмов, живя на их «рубежах». Он оправдывал это тем, что у него имелось много других забот. Он надеялся вернуться, отомстить, вновь получить в свои руки то, что было так вероломно у него отнято врагами. Вся энергия уходила на это.
– Посетите цирюльника, Ваше сиятельство, – крикнула Ярсанта ему в спину, – а то по возвращении в собственные земли вас даже собаки примут за бродягу!
Аштер, не оборачиваясь, небрежно взмахнул рукой.
Ярсанта знала, что он послушается. Когда она ему указывала на мелкие недостатки, он всегда слушался. Видимо, его голова действительно была забита слишком сложными проблемами и на простые уже не оставалось никакого внимания.
Впрочем, ей тоже пришлось направиться в свое временное пристанище, пока она еще не получила никаких распоряжений от настоятеля Эрмета и не имела права свободно расхаживать по территории Храма. Зато у нее было время о многом подумать.
Тело волка дергалось в предсмертной конвульсии, пока человек удерживал всаженный ему в горло острый клинок. Тот пришпилил зверя к толстому стволу дерева так, что у того не осталось никаких шансов вырваться. Впрочем, зверем этого монстра уже нельзя было называть. Вырождение прочно обосновалось в его теле и никогда бы не отпустило.
Сражение вышло коротким. Карфат даже не устал. Он безо всяких эмоций смотрел на то, как монстр затихает и в конце концов испускает дух. Волка было жалко. Совсем молодой, даже еще ни разу не перезимовавший, и такая неудача.
Человек выдернул клинок. Погибшее вырождение мертвой тушей свалилось ему под ноги.
– Рун, Лун, как у вас? – обернулся Карфат.
Два громадных полоза как раз покончили с другим монстром. Тот, отравленный ядом, даже не сопротивлялся, пока два змеиных тела, состоявших полностью из стальных мышц, душили его в своих объятиях. Отчетливо слышался хруст костей. Когда всякая жизнь покинула вырождение, змеи отпустили его.
Тоже волк. Постарше. Тоже жаль.
– Раздражает, – коротко изрек Карфат, внимательно осматривая окружающий пейзаж.
Небольшое озерцо – за полчаса по кругу обойти – в окружении стройных высоких сосен и мелких ветвистых кустарников, зелень с которых пока еще не опала, выглядело мертвым. Точнее, оно и было мертвым.
Вода не двигалась и обратилась зеркалом. Земля вокруг не дышала и казалась надгробной плитой. Ветер двигался с трудом, словно его удерживали сотни невидимых рук. И свет… его тоже осталось мало. Он был тусклым, и дело было вовсе не в тучах. Небосклон оставался чист. Просто вырождения тут как следует порезвились. Хотя нет… Почти полностью убитый свет – это его, Карфата, вина. Это он нанес по нему удар, чтобы лишить монстров возможности хорошо видеть.
Человек выплюнул пожеванную травинку. Та падала на мертвую землю дольше обычного: убитый воздух стал вязким и густым. Дышалось трудно, но Карфат хорошо контролировал свое дыхание. Он умел и не с таким справляться. Пока есть возможность втянуть в легкие хоть каплю живительного воздуха, с ним будет все в порядке.
Его змеи шипели и льнули к его ногам.
– Да, мне тоже не нравится.
Пока еще не все. Двое зверей это не все, что здесь пряталось.
Карфат чувствовал, как шевелятся волосы на затылке. Он прекрасно чуял опасность, даже не видя и не слыша ее.
– Ладно, пусть будет по-твоему, – сказал он пространству.
Человек все еще держал в руке кинжал. Он прислонил остро заточенное лезвие к ладони. Секунду подумал и резко провел. Обильно закапала алая кровь.
На самом клинке не осталось ни пятнышка. Неделимый кинжал – полностью черный, словно сотканный из самой бархатной тьмы, которую только можно себе представить, – вообще не оставлял на себе ничего. Он не имел изъянов, он не мог расколоться, повредиться и заржаветь. Ибо был соткан, создан и выкован сразу из десяти благородных материалов мира.
Капли крови медленно и мягко падали с ладони человека на недвижимую траву, на землю и замирали на ней, никуда не впитываясь. Так было бы на гладкой полированной поверхности. Мертвая природа в себя уже ничего не вбирала.
Полозы зашипели. Рептилий тоже возбуждала свежая кровь, но они прекрасно понимали, кто их хозяин, и поэтому оставались недвижимыми.
– Ну давай же, – тихо проговорил Карфат, – я знаю, что ты совсем рядом.
Все вокруг пару мгновений оставалось тихим и словно бы безучастным, но вот с противоположной стороны озерца появился серый волк. Крупный, сильный, матерый. Самый расцвет силы зверя. Вышел из густых зарослей можжевельника, скаля острозубую пасть. С белых клыков падала пена. Над правым глазом уже вовсю было распахнуто третье око – болезненно-опухшее, бледное, чужеродное, противоестественное. Выросший орган принадлежал поселившемуся в звере вырождению, и то таращилось на мир остервенело и злобно.
– Такое себе зрелище, да, Рун, Лун?
Полозы ответили тихим шипением.
Карфат поиграл черным кинжалом в руке, рана на второй его не отвлекала от привычной разминки. Он кое-что обдумал, просчитал и все же спрятал оружие обратно в ножны на поясе.
Раз тут все было мертво, значит, вырождение все вытянуло. Кровь земли – ее жизненная сила. Отлично заходила тварям, которые представляли собой изуродованную сторону жизни. Отчасти вырождения ей принадлежали, отчасти она их ненавидела. Природа признает лишь право лучшего и сильного, а тех, кто замирает где-то посередине, она подвергает испытаниям. Она восстает против них, как восстает организм против болезней внутри себя, стремясь очиститься.
Зараженный волк бросился через озеро к человеку, точнее, на запах крови. Этот запах был еще более привлекательным, чем то, что он уже вытянул из земли. Очень густая энергия жизни. Сладко.
Вода, ставшая из-за своей гибели стеклом, давала ему свободную дорогу, сокращенный путь. И даже полумертвый воздух особо не создавал для него сопротивления.
– Какой резвый!
Карфат быстро вытянул два коротких метательных ножа и ловко бросил их в тварь. Лезвия впились в самую грудину, но волк не остановился. Даже не замедлился. Расстояние стало слишком коротким.
Человек действовал быстро и ловко. Из артефакта – костяного браслета на руке, что хранил в себе множество вещей, – он вытянул маленький темный мешочек, тот раскрылся при этом, избавившись от завязки, и оставалось лишь взмахнуть рукой. Горсть земли попала аккурат в глаза монстру. Тот завыл, но вовсе не от боли, а от почти щенячьей радости, потому что это была живая земля. Свежая, жирная, да еще и с пророщенными семенами. Самая сласть.
Вырождение принялось слизывать с себя лакомство.
Занятое угощением, оно не заметило, как один из полозов стремительно приблизился к нему, укусил и быстро отполз обратно, чтобы не быть атакованным. Но зараженный волк не замечал яда, что распространялся по нему куда стремительнее, чем от обычной змеи. Он припал на раненую лапу, но едва ли придал этому значение.
Угощения, конечно же, не хватило надолго, но этого времени было достаточно. Когда вырождение вспомнило о крови, чей аромат уже потихоньку выветривался даже в почти неподвижном воздухе, человек набросил на его голову петлю. Второй конец длинной веревки Карфат небрежно забросил на ветку ближайшего дерева, под которым все еще лежало тело первого монстра. Конец веревки обмотался, закрепился, и человек потянул с недюжинной силой за противоположную сторону. Волка дернуло вверх, и он повис в воздухе, надежно перехваченный этой удавкой.
– Сильный, но глупый. Надо было медленнее жрать, – наставительно произнес Карфат, словно монстр мог его понимать.
Почти вылезшее из орбит фальшивое око налилось кровью и таращилось на человека с инстинктивной яростью. Таращилось с прищуром, потому что почти убитый человеком свет вокруг не давал как следует все рассмотреть.
Вырождения тоже хотели жить. Каждое по-своему. Эти вместе с сородичами наверняка погубили всю волчью стаю, а потом, скорее всего, поглотили местную жизненную энергию. Причем, слишком быстро, из-за этого они плохо прислушались к жизненным токам, плохо поняли сам принцип жизни и то, что она несет в себе не только сладость, но и опасность. Иначе говоря, у монстров не развился инстинкт самосохранения. Поэтому они так безрассудно попались на все уловки, несмотря на свою силу. А силы было действительно много: целое озеро и земля вокруг – все в себя впитали. Воздух только еще кое-как оставался жив, до конца с ним разобраться не успели.
Карфат приблизился, снова достал неделимый кинжал и вонзил его лезвие по самую рукоять в третий глаз волка. Тело зверя рефлекторно задергалось в последней агонии.
Туша волка наконец обмякла и повисла на веревке некрасивым мешком.
Змеи зашипели.
– Возвращайтесь к земле, – произнес Карфат, нанося символ заклятия на лоб каждого погибшего зверя по очереди.
С них хватило мук, и теперь они были достойны, чтобы их быстро отпустили.
– Где только подхватили такую дрянь? – спросил у пространства человек. – В болотах? В гнилых корнях деревьев? На пепелищах? Или на чью-то полудохлую тушу неудачно наткнулись?
Он покосился на полозов, те ответили неоднозначными взглядами.
Да если бы так легко было найти корни всякой беды…
Везде, где жизнь и смерть близко соприкасались или перетекали друг в друга, водилась всякая мерзость. И норовила выбраться из своих гнусных колыбелей, чтобы напитаться настоящей жизнью, на которую не имела никакого права, но к которой неизменно стремилась, как к самому сладкому источнику.
Заклятье обратило волков в прах, но Карфат не дал тому пасть на все еще мертвую землю. Так звери не уйдут к ней, не прорастут травой, а останутся здесь лежать горстями пепла.
Прах затянуло в небольшую капсулу, извлеченную из того же магического браслета. Человек крепко зажал ее в руке. С раной на второй ладони справился всегда имевшийся при себе эликсир. Порез затянулся мгновенно, остался едва видимый след, который исчезнет со временем сам по себе.
Карфат еще раз окинул мирный, на первый взгляд, пейзаж. Неподготовленного от такого будет бросать в дрожь.
– Опять нужны именные, – произнес он отчасти с сожалением, отчасти с недовольством и пошел в обратную сторону.
Выбравшись за пределы поврежденной земли там, где царил полноценный свет полуденного солнца, он нашел нужное место, разрыл ямку и опустил в нее капсулу. В капсуле уже живой росток шиповника. Прах волков станет ему удобрением. Возвращение к земле. Единение с природой. Вечный путь всего живого. Единственно правильный путь. И самый естественный.
Даже для обычного мира он уже перестал быть графом, что говорить о территории Храмов, где особого внимания на титулы не обращали. Эти земли живут сами по себе, и ранги их особо не заботят.
Аштер поскреб отросшую темную бороду, подумав, что хотя бы побриться все же стоило. Не такой уж это и труд. Да и подстричься можно: темные волосы уже почти коснулись плеч. А то действительно как-то неудобно, что изменения в нем происходят далеко не в лучшую сторону. Хотя, конечно, десять лет личной войны никого не красят.
– А ты все стройнеешь, – критично подметил он, окидывая взглядом щуплую фигурку знакомой и явно оставаясь недовольным, – скоро вовсе исчезнешь.
Ярсанта и не подумала обижаться на эти слова. Граф с первого дня их знакомства был весьма ядовит и почти несдержан. Потеря необходимости соблюдать этикет, соответствующий его титулу, плохо на нем сказалась.
– Здесь земли богатые и разнообразные, вернусь в форму. А если я растолстею, ты не перестанешь со мной общаться? – спросила девушка, заглядывая в лицо давнему знакомому. Ей пришлось задрать голову. Она уступала ему в росте на целую голову.
– Я, возможно, даже начну к тебе приставать, – очень серьезно ответил Аштер. – Будет ведь, за что ухватиться. А то в самом деле… Хотя вот тут пока что еще все порядке, – поводил он в воздухе руками рядом с ее грудью.
Ярсанта хохотнула и покачала головой. Даже если бы ей хотелось укорить бывшего титулованного за такие фамильярности, у нее не получилось бы. Аштер всеми этими фразами пытался скорее разогнать собственные дурные мысли, что вечно его преследовали, нежели вогнать ее в краску.
– Мы постоянно встречаемся, – произнес мужчина. – Странно, да? Судьба, наверное.
– Скорее отчаяние, – поправила его Ярсанта, привыкшая все вещи называть своими именами.
И потому, что только с этим чувством Аштер ассоциировался у нее. Они были беглецами. Они бежали от собственного несчастья. И они были охотниками. Они охотились за каждой малейшей возможностью. Они искали для себя выход. Каждый – свой. Именно поэтому она не радовалась, когда встречала его. Бывший граф доказывал ей, что поиски могут затянуться. Он искал уже десять лет.
– Слишком драматично… – Аштер не разделял ее чувств. Может, именно поэтому они достаточно неплохо ладили на протяжении нескольких лет. – Сколько пробудешь здесь?
– Я останусь здесь, – обрубила Ярсанта.
Бывший граф скривился, тут же все поняв. Гримаса неудовольствия исказила его вполне красивое лицо. Если бы еще не отросшие темные волосы, что чуть ли не полностью его скрывали, было бы лучше.
– Решила надеть ошейник, – цокнул Аштер языком.
– Это свободный выбор, – спокойно ответила девушка.
Она чаще всего была спокойна. По крайней мере, старалась оставаться таковой. Видимо, поэтому эта беглянка могла выдержать дурной характер бывшего графа, который провел в изгнании столько лет и до того озверел и ожесточился, что даже сам себе порой напоминал бешеную собаку. А учитывая, что именно этот зверь и был его магической основой, то Аштер ни в чем не лгал и не приукрашивал.
– Да, и последний в твоей жизни, – настаивал на своем бывший титулованный, очень недовольный ее выбором. – Дальше ты будешь делать то, что угодно Храму и сонуму.
– Посмотрим, – тряхнула Ярсанта белоснежной гривой. И тут же атаковала сама: – А ты? Так и будешь скитаться? Уже десять лет…
– Буду, сколько потребуется, – отрезал он, и в голосе прозвучала нескрываемая ярость.
– Да, твоя вера крепче моей. – Ярсанта не обратила на его эмоции никакого внимания. Ей как-то и в голову не приходило ни смущаться этого человека, ни пугаться. У них действительно были странные отношения. Слишком далекие от дружбы, но и простыми знакомыми они уже давно перестали быть. Они отчего-то понимали и делили боль друг друга, но на этом все начиналось и заканчивалось. – Ты думаешь, что количество попыток неисчерпаемо. Я же, кажется, не верю даже в эту единственную, которую уже почти получила в свои руки.
– Все еще слишком много драматизма, дорогая, – отозвался Аштер немного театрально. Это была привычка с прошлой жизни, когда в окружении других титулованных порой приходилось играть словно на сцене. – Жизнь – это не драма, а трагикомедия. Не путай жанры, иначе она тебя выпорет за бестолковость. Удачи в начинании.
Он прошел мимо нее. Должно быть, направился в свою гостиницу. Бывший граф не особо утруждал себя работой на благо Храмов, живя на их «рубежах». Он оправдывал это тем, что у него имелось много других забот. Он надеялся вернуться, отомстить, вновь получить в свои руки то, что было так вероломно у него отнято врагами. Вся энергия уходила на это.
– Посетите цирюльника, Ваше сиятельство, – крикнула Ярсанта ему в спину, – а то по возвращении в собственные земли вас даже собаки примут за бродягу!
Аштер, не оборачиваясь, небрежно взмахнул рукой.
Ярсанта знала, что он послушается. Когда она ему указывала на мелкие недостатки, он всегда слушался. Видимо, его голова действительно была забита слишком сложными проблемами и на простые уже не оставалось никакого внимания.
Впрочем, ей тоже пришлось направиться в свое временное пристанище, пока она еще не получила никаких распоряжений от настоятеля Эрмета и не имела права свободно расхаживать по территории Храма. Зато у нее было время о многом подумать.
Глава 2.
Тело волка дергалось в предсмертной конвульсии, пока человек удерживал всаженный ему в горло острый клинок. Тот пришпилил зверя к толстому стволу дерева так, что у того не осталось никаких шансов вырваться. Впрочем, зверем этого монстра уже нельзя было называть. Вырождение прочно обосновалось в его теле и никогда бы не отпустило.
Сражение вышло коротким. Карфат даже не устал. Он безо всяких эмоций смотрел на то, как монстр затихает и в конце концов испускает дух. Волка было жалко. Совсем молодой, даже еще ни разу не перезимовавший, и такая неудача.
Человек выдернул клинок. Погибшее вырождение мертвой тушей свалилось ему под ноги.
– Рун, Лун, как у вас? – обернулся Карфат.
Два громадных полоза как раз покончили с другим монстром. Тот, отравленный ядом, даже не сопротивлялся, пока два змеиных тела, состоявших полностью из стальных мышц, душили его в своих объятиях. Отчетливо слышался хруст костей. Когда всякая жизнь покинула вырождение, змеи отпустили его.
Тоже волк. Постарше. Тоже жаль.
– Раздражает, – коротко изрек Карфат, внимательно осматривая окружающий пейзаж.
Небольшое озерцо – за полчаса по кругу обойти – в окружении стройных высоких сосен и мелких ветвистых кустарников, зелень с которых пока еще не опала, выглядело мертвым. Точнее, оно и было мертвым.
Вода не двигалась и обратилась зеркалом. Земля вокруг не дышала и казалась надгробной плитой. Ветер двигался с трудом, словно его удерживали сотни невидимых рук. И свет… его тоже осталось мало. Он был тусклым, и дело было вовсе не в тучах. Небосклон оставался чист. Просто вырождения тут как следует порезвились. Хотя нет… Почти полностью убитый свет – это его, Карфата, вина. Это он нанес по нему удар, чтобы лишить монстров возможности хорошо видеть.
Человек выплюнул пожеванную травинку. Та падала на мертвую землю дольше обычного: убитый воздух стал вязким и густым. Дышалось трудно, но Карфат хорошо контролировал свое дыхание. Он умел и не с таким справляться. Пока есть возможность втянуть в легкие хоть каплю живительного воздуха, с ним будет все в порядке.
Его змеи шипели и льнули к его ногам.
– Да, мне тоже не нравится.
Пока еще не все. Двое зверей это не все, что здесь пряталось.
Карфат чувствовал, как шевелятся волосы на затылке. Он прекрасно чуял опасность, даже не видя и не слыша ее.
– Ладно, пусть будет по-твоему, – сказал он пространству.
Человек все еще держал в руке кинжал. Он прислонил остро заточенное лезвие к ладони. Секунду подумал и резко провел. Обильно закапала алая кровь.
На самом клинке не осталось ни пятнышка. Неделимый кинжал – полностью черный, словно сотканный из самой бархатной тьмы, которую только можно себе представить, – вообще не оставлял на себе ничего. Он не имел изъянов, он не мог расколоться, повредиться и заржаветь. Ибо был соткан, создан и выкован сразу из десяти благородных материалов мира.
Капли крови медленно и мягко падали с ладони человека на недвижимую траву, на землю и замирали на ней, никуда не впитываясь. Так было бы на гладкой полированной поверхности. Мертвая природа в себя уже ничего не вбирала.
Полозы зашипели. Рептилий тоже возбуждала свежая кровь, но они прекрасно понимали, кто их хозяин, и поэтому оставались недвижимыми.
– Ну давай же, – тихо проговорил Карфат, – я знаю, что ты совсем рядом.
Все вокруг пару мгновений оставалось тихим и словно бы безучастным, но вот с противоположной стороны озерца появился серый волк. Крупный, сильный, матерый. Самый расцвет силы зверя. Вышел из густых зарослей можжевельника, скаля острозубую пасть. С белых клыков падала пена. Над правым глазом уже вовсю было распахнуто третье око – болезненно-опухшее, бледное, чужеродное, противоестественное. Выросший орган принадлежал поселившемуся в звере вырождению, и то таращилось на мир остервенело и злобно.
– Такое себе зрелище, да, Рун, Лун?
Полозы ответили тихим шипением.
Карфат поиграл черным кинжалом в руке, рана на второй его не отвлекала от привычной разминки. Он кое-что обдумал, просчитал и все же спрятал оружие обратно в ножны на поясе.
Раз тут все было мертво, значит, вырождение все вытянуло. Кровь земли – ее жизненная сила. Отлично заходила тварям, которые представляли собой изуродованную сторону жизни. Отчасти вырождения ей принадлежали, отчасти она их ненавидела. Природа признает лишь право лучшего и сильного, а тех, кто замирает где-то посередине, она подвергает испытаниям. Она восстает против них, как восстает организм против болезней внутри себя, стремясь очиститься.
Зараженный волк бросился через озеро к человеку, точнее, на запах крови. Этот запах был еще более привлекательным, чем то, что он уже вытянул из земли. Очень густая энергия жизни. Сладко.
Вода, ставшая из-за своей гибели стеклом, давала ему свободную дорогу, сокращенный путь. И даже полумертвый воздух особо не создавал для него сопротивления.
– Какой резвый!
Карфат быстро вытянул два коротких метательных ножа и ловко бросил их в тварь. Лезвия впились в самую грудину, но волк не остановился. Даже не замедлился. Расстояние стало слишком коротким.
Человек действовал быстро и ловко. Из артефакта – костяного браслета на руке, что хранил в себе множество вещей, – он вытянул маленький темный мешочек, тот раскрылся при этом, избавившись от завязки, и оставалось лишь взмахнуть рукой. Горсть земли попала аккурат в глаза монстру. Тот завыл, но вовсе не от боли, а от почти щенячьей радости, потому что это была живая земля. Свежая, жирная, да еще и с пророщенными семенами. Самая сласть.
Вырождение принялось слизывать с себя лакомство.
Занятое угощением, оно не заметило, как один из полозов стремительно приблизился к нему, укусил и быстро отполз обратно, чтобы не быть атакованным. Но зараженный волк не замечал яда, что распространялся по нему куда стремительнее, чем от обычной змеи. Он припал на раненую лапу, но едва ли придал этому значение.
Угощения, конечно же, не хватило надолго, но этого времени было достаточно. Когда вырождение вспомнило о крови, чей аромат уже потихоньку выветривался даже в почти неподвижном воздухе, человек набросил на его голову петлю. Второй конец длинной веревки Карфат небрежно забросил на ветку ближайшего дерева, под которым все еще лежало тело первого монстра. Конец веревки обмотался, закрепился, и человек потянул с недюжинной силой за противоположную сторону. Волка дернуло вверх, и он повис в воздухе, надежно перехваченный этой удавкой.
– Сильный, но глупый. Надо было медленнее жрать, – наставительно произнес Карфат, словно монстр мог его понимать.
Почти вылезшее из орбит фальшивое око налилось кровью и таращилось на человека с инстинктивной яростью. Таращилось с прищуром, потому что почти убитый человеком свет вокруг не давал как следует все рассмотреть.
Вырождения тоже хотели жить. Каждое по-своему. Эти вместе с сородичами наверняка погубили всю волчью стаю, а потом, скорее всего, поглотили местную жизненную энергию. Причем, слишком быстро, из-за этого они плохо прислушались к жизненным токам, плохо поняли сам принцип жизни и то, что она несет в себе не только сладость, но и опасность. Иначе говоря, у монстров не развился инстинкт самосохранения. Поэтому они так безрассудно попались на все уловки, несмотря на свою силу. А силы было действительно много: целое озеро и земля вокруг – все в себя впитали. Воздух только еще кое-как оставался жив, до конца с ним разобраться не успели.
Карфат приблизился, снова достал неделимый кинжал и вонзил его лезвие по самую рукоять в третий глаз волка. Тело зверя рефлекторно задергалось в последней агонии.
Туша волка наконец обмякла и повисла на веревке некрасивым мешком.
Змеи зашипели.
– Возвращайтесь к земле, – произнес Карфат, нанося символ заклятия на лоб каждого погибшего зверя по очереди.
С них хватило мук, и теперь они были достойны, чтобы их быстро отпустили.
– Где только подхватили такую дрянь? – спросил у пространства человек. – В болотах? В гнилых корнях деревьев? На пепелищах? Или на чью-то полудохлую тушу неудачно наткнулись?
Он покосился на полозов, те ответили неоднозначными взглядами.
Да если бы так легко было найти корни всякой беды…
Везде, где жизнь и смерть близко соприкасались или перетекали друг в друга, водилась всякая мерзость. И норовила выбраться из своих гнусных колыбелей, чтобы напитаться настоящей жизнью, на которую не имела никакого права, но к которой неизменно стремилась, как к самому сладкому источнику.
Заклятье обратило волков в прах, но Карфат не дал тому пасть на все еще мертвую землю. Так звери не уйдут к ней, не прорастут травой, а останутся здесь лежать горстями пепла.
Прах затянуло в небольшую капсулу, извлеченную из того же магического браслета. Человек крепко зажал ее в руке. С раной на второй ладони справился всегда имевшийся при себе эликсир. Порез затянулся мгновенно, остался едва видимый след, который исчезнет со временем сам по себе.
Карфат еще раз окинул мирный, на первый взгляд, пейзаж. Неподготовленного от такого будет бросать в дрожь.
– Опять нужны именные, – произнес он отчасти с сожалением, отчасти с недовольством и пошел в обратную сторону.
Выбравшись за пределы поврежденной земли там, где царил полноценный свет полуденного солнца, он нашел нужное место, разрыл ямку и опустил в нее капсулу. В капсуле уже живой росток шиповника. Прах волков станет ему удобрением. Возвращение к земле. Единение с природой. Вечный путь всего живого. Единственно правильный путь. И самый естественный.
