Еще минута, и все будет в порядке.
За исключением моего внешнего вида.
В стремлении побыстрее выпустить крылья, я совсем не задумалась, что вместе с ними появится и истинный облик алаты. Привычные герцогу пепельные кудряшки теперь лежали на плечах спутанной тяжелой волной темно-вишневых волос, наивные голубые глаза потемнели до синих. От дорогого наряда не осталось и следа: теперь я подметала пол темно-синим шелковым платьем, что красовалось на мне последние лет четыреста. С обувью и украшениями тоже пришлось распрощаться. Герцога хватит удар, когда он об этом узнает.
О возвращении на балкон не могло быть и речь. Если Гревальский вместо юной невесты увидит меня в нынешнем обличье, мигом попытается соорудить на площади второй костер. Да, меня сжечь не получится, но я ему и за попытку кадык вырву с большим наслаждением, тем самым похоронив пару месяцев своей работы.
Цапнутый из караульной плащ оказался коротковат и не очень-то чист. Если честно, то он прямо смердел оружейным маслом, будто владелец использовал его вместо тряпки для чистки. Проклиная всю эту ситуацию, я подоткнула юбку платья, чтобы она не волочилась по земле, как можно глубже натянула на голову капюшон и шагнула прочь из ратуши. Городской архив не так далеко, а оттуда и до общежития рукой подать. Там можно будет перевести дух и придумать достойную легенду, куда я пропала, что случилось с дорогим нарядом.
Я уже свернула в проулок, сделала несколько шагов по жгущим голые ноги камням, как вдруг остановилась и сжала кулаки. До меня донесся новый крик девочки. Хриплый, высокий, словно рвущийся их последних сил. И чертов запах разгорающегося костра.
А следом холодным шелком заискивающе скользнул по коже страх «ведьмы». Теперь, после крыльев, он воспринимался не так остро, но вместе с тем гораздо четче, раскладывался на отдельные составляющие. Один явно выбивался из общей массы. Не жуткая боль. Не жалящее пламя. Даже не ополоумевшая толпа. Одиночество. «Ведьма» отчаянно боялась остаться один на один с этим кошмаром.
Я позволила этому страху просочиться глубже. Не настолько, чтобы утонуть в нем, но достаточно, чтобы ощутить себя на месте девочки.
Сторонние звуки словно исчезли, отошли на задний план, оставив меня в густом, холодном пространстве.
Верит ли хоть кто-то, что я невиновна?
Будет ли хоть кому-то больно от моей смерти?
Вспомнит ли обо мне хоть кто-то после этого дня не как о сожженном чудовище?
Вопросы, ответ на которые она пыталась увидеть в лицах вокруг. Вот только там ничего не было. Ни жалости, ни сочувствия, на раскаяния. Тишина, в которой не звучало ничье «я с тобой».
Усилием воли я отключила себя от этого чувства. Выругалась, обозвала идиоткой, но развернулась обратно и двинулась к помосту. Пусть я не смогу забрать страх девочки, слишком рискованно. Но сделать так, чтобы она поняла, что хоть кто-то там не ради зрелища — это мне по силам.
Просочиться сквозь толпу удалось почти без проблем. У подножия помоста я встала прямо напротив «ведьмы», чуть убрала от лица капюшон.
Наши взгляды встретились. В покрасневших от слез, невероятно чистых зеленых глазах мелькнула тень понимания, немой вопрос. Я едва заметно кивнула в ответ, и девчонка вдруг выдохнула, плечи немного расслабились, если это вообще было возможно в тот момент.
— Как думаешь, я попаду?
Какой-то самодовольный говнюк рядом подбросил на ладони кусок булыжника.
Я даже не подумала — просто щёлкнула пальцами.
Камень с громогласным хлопком разлетелся в стороны острыми осколками, царапая, впиваясь в кожу случайных людей. Они ломанулись в стороны, еще не понимая, что случилось, кто-то закричал, поднимая панику.
Кто-то зацепил мой плащ, дернул, и капюшон предательски сполз. На солнце волосы мелькнули почти алым проблеском.
Привычная к подобным казням публика сориентировалась достаточно быстро. Сразу в нескольких местах раздались вопли «ведьма», особо ретивые тыкали в меня пальцем, если еще кто вдруг не понял, где гнусная тварь.
А, и черт с ним! Теперь можно дать себе волю.
Я посмотрела на того ублюдка, что хотел швырнуть камень в беззащитную девчонку. Он зажимал рассеченную щеку и выл на дурной ноте, пока не оказался лицом к лицу со мной.
— Если еще хоть раз ты поднимешь с земли даже крохотный камешек, чтобы отогнать злую собаку, — вкрадчиво улыбнулась я, неотрывно уставившись в глаза мерзавца, — я найду тебя, нашпигую булыжниками через задницу и утоплю в выгребной яме.
Он не смог даже шевельнуться. Лишь тихонько скулил от боли и хлынувшего в его сознание ужаса. Мне было совершенно все равно, страх чего именно это был, я просто позволила ему поглотить мысли гаденыша без остатка.
И с наслаждением ощутила свободу, которой лишала себя не один год.
Подняться на помост не составило труда, толпа расступилась без единого слова. Кто был поумнее — сразу дал деру. Например, стража и палач. Вот уж они сразу поняли, чем пахнет.
Пламя костра почти подобралось к ногам девочки, оборванный низ юбки уже потихоньку тлел. Пара слов, едва заметный жест — и огонь отступил прочь, пополз по моим рукам, обвивая запястья, словно змея. Простой трюк, не стоящий почти никаких усилий, но такой эффектный. Самое время показать еще один.
Пламя послушно взвилось в воздух, растрепав мне волосы, разделилось на несколько лепестков и вырвалось прочь в разные стороны. Загорелись палатки, помост, тележки и повозки. Вспыхнули деревянные рамы и двери магазинчиков. Словно перед этим кто-то щедро полил всю площадь смолой.
Свиток приговора в руках Гревальского обратился сгустком огня прямо у него в ладони. Он завизжал, отшвырнул пергамент, но неудачно: попал в гобелен за спиной, с гербом его рода и знаком инквизиции. Богато расшитая ткань радостно подхватила свою очередь, пламя метнулось вглубь ратуши.
Площадь все же превратилась в ад.
Люди метались, падали, давили друг друга в стремлении вырваться прочь. Кричали, плакали, молили. Вот теперь они наконец-то боялись ведьм по-настоящему.
Как ни странно, я не чувствовала ни торжества, ни удовлетворения. Только облегчение от возможности выплеснуть собственную ярость. Необъятный людской страх витал в воздухе, не шел ни в какое сравнение с ужасом, который до этого испытывала девочка, но соблазн был велик. Крылья вырвались на свободу всего на мгновение, нетерпеливо развернулись во всю ширь и впитывали в себя чужие чувства. Мне пришлось постараться, чтобы заставить их исчезнуть.
Оставив толпу и площадь на милость их богов, если, конечно, те существуют, я повернулась к «ведьме». Она практически висела на веревках мертвым грузом, не то от облегчения, что не сгорит, не то просто без сознания, — в дыму было не разобрать.
Портал блеснул синими искрами. Подхватив девчонку за талию, я без сомнений шагнула через него прямо в небольшую светлую комнату.
— Лина?! — раздался удивленный голос со стороны. — Ты использовала портал?!
Светловолосая алата появилась перед моими глазами и застыла изумленным столбом.
— Это кто? — прошептала Нэйт, глядя на девочку.
— Злая ведьма, — хмыкнула я, проходя мимо.
Девчонку я осторожно уложила на диван. Она слабо шевельнулась, поморщилась, на секунду открыла глаза, но тут же снова зажмурилась.
— И что мне с ней делать?
— Дожарить, разумеется, — я пожала плечами. Увидела вытянувшееся лицо Нэйт и медленно выдохнула: — Не будь дурой. Еда, уход, лекарства, нормальная одежда, — я бросила мимолетный оценивающий взгляд на «ведьму», на грязных щеках которой виднелись дорожки слез, — успокоительное. Потом помоги выбраться из города, чтобы ее никто не поймал.
Алата ошалело кивнула. Потом вытаращила глаза.
— Подожди, ты же сегодня пошла смотреть казнь?! Это, — Нэйт ткнула пальцем в девочку, — ее должны были казнить?!
— Скорость твоей мысли всегда меня восхищала.
— Лина, в какое дерьмо ты нас втянула?!
— Нас? — холод в голосе прорезался сам собой.
Нэйт стушевалась, но не сдалась сразу.
— В том смысле… — алата явно пыталась подобрать слова. — Просто… Если ты снова…
— Что снова? — обманчиво-ласково подбодрила я ее.
— Снова раскрыла себя, — она едва не задержала дыхание, как перед прыжком в воду, — нам придется уходить отсюда, срываться с места. Мы только пару месяцев, как закончили обустраиваться.
— Тебе придется уходить. А мне — бежать как загнанной твари, прикрывая вас.
Нэйт уязвлено замолчала. Проблема была лишь в том, что возразить ей было нечего, оставалось только сверлить меня опасливо-несогласным взглядом.
— Давай, Нэйт, шевели ногами, — раздраженно прищурилась я. — Еда, лекарства. Или ты ждешь, что я этим займусь?
Алата сердито тряхнула длинным блондинистым хвостом, но исчезла на кухне.
— Не нужно было, — друг прошептала девочка. — Там… на площади. Не нужно было так делать. Там были и хорошие люди.
— Ты про тех отчаянных храбрецов, что встали между тобой и палачом?
Она непонимающе нахмурилась.
— Вот и я их не заметила, — хмыкнула с плохо скрываемым сарказмом и коснулась рукой ее лба. Жара нет — уже хорошо. Значит, это не бред, а наивные убеждения.
— Всё равно… — голос девчонки был едва слышным, охрипшим, но ноту упрямства в нем сложно было не заметить. — Люди боятся ведьм именно из-за таких поступков.
— Чушь. Ты ведь не делала ничего подобного?
Она помотала головой.
— Тем не менее, тебя обрекли на жуткую смерть, — развела я руками. — А знаешь, что самое интересное? Ты была единственной на площади, кто испытывал настоящий страх до того, как я поднялась на помост.
Девчонка словно бы задумалась. Что ж, может, с ней еще не все потеряно. Оправится, повзрослеет. Если повезет — хотя бы немного обозлится.
— Мое спасение того не стоило, — она первой прервала молчание. Покосилась на вернувшуюся с тарелкой и кружкой Нэйт, но все равно продолжила: — Я должна поблагодарить, но не могу. Из-за меня пострадали люди.
— Успокойся, — запах горячей еды показался неприятным, хотя пустой желудок давал о себе знать. — Я просто порой бываю на редкость злой и несдержанной сукой, — согласный хмык светловолосой алаты был чересчур явным, но внимания не заслуживал — ты тут ни при чем.
Отдав Нэйт последние указания, я вышла из комнаты и открыла портал в свое временное жилище. Теперь не было особого смысла претерпевать лишения, ограничивая себя в магии. Я меньше чем за час умудрилась облажаться так, что сомнений не оставалось: Вильгельмовские ищейки выйдут на след в ближайшее время. Два года относительного спокойствия пошли псу под хвост.
Даже немного обидно, что от девчонки я так и не услышала «спасибо».
Закончив вносить в свиток новые рукописи, поступившие на хранение, я раздраженно откинулась на спинку стула. Работа архивариуса была несложной, не особенно пыльной, но уже порядком надоела. Во-первых, я никогда еще так долго не притворялась невинной овечкой, что не в состоянии сказать в ответ даже грубого слова. Во-вторых, после того шоу на площади, вздрагивала от каждого шороха, ожидая явления бывшей свиты.
Но больше всего меня выводил из себя Гревальский. Сорванная казнь и подпаленная шевелюра столь сильно ранили его тщеславное сердце, что мерзавец обо мне вспомнил лишь на следующий день. Да и то, когда я сама явилась к нему с отрепетированным покаянием за побег и фантастической историей, как меня обокрали. Герцог на все оправдания просто махнул рукой. С того дня он постоянно нудел, огрызался, придирался к прислуге и был сильно не в духе. По перешептываниям горничных я поняла, что инквизиция его по головке за сорванное мероприятие не погладила. Никто не знал, что было в письме, которое получил Гревальский сразу по возвращении домой, но в тот вечер он рвал и метал.
Вообще-то его страдания меня мало волновали. А вот отказ вернуться к обсуждению моего доступа в закрытую секцию архива — весьма. Я на чертову казнь-то поперлась исключительно, чтобы умаслить ублюдка, а теперь ему, видите ли, было не до того.
Можно было бы наплевать на все и получить нужное без лишних церемоний. Но во мне теплилась отчаянная надежда, что мои выходки на площади все же не привлекли ненужного внимания. Поэтому, тщательно все обдумав, я решила не рисковать попусту. Нэйт в чем-то была права, мы только обосновались в этом мире, надо сказать, не самом плохом. После двух последних лет такое относительное спокойствие — роскошь, которой не хотелось себя лишать.
Тем более никто не мешал продолжать тайные попытки полистать нужные книги.
Оглядевшись по сторонам, я убедилась, что вокруг никого, и бесшумно скользнула в сторону дальних стеллажей, доступ к которым был весьма ограничен. Черт его знает, где именно сейчас главный смотритель, но пока Витор отсутствует в поле зрения, можно и покопаться в секретных летописях. В конце концов, рано или поздно мне должно повезти с поисками.
Однако, явно не сегодня. Стоило приблизиться к заветному шкафчику, как за спиной раздался удивленный голос смотрителя:
— Элина? Ты разве не собиралась сегодня уйти пораньше?
— Как раз пошла за сумкой, — улыбнулась я Витору со всем возможным обаянием, мысленно поблагодарив темных богов, что дорога к каморке архивариусов пролегает непосредственно мимо заветного стеллажа. — До завтра!
Главный смотритель рассеянно кивнул, усевшись за рабочий стол, расположенный, как назло, на входе в особую секцию. К счастью, он настолько погрузился в свои бумажки, что не заметил моей разочарованной гримасы, плохо вязавшейся с образом.
На улице снова стояла отвратительная жара, и даже под вечер она преследовала жителей города: раскалившись под полуденным зноем, камни мостовой и зданий охотно возвращали жар в и без того теплый воздух. Обычно пешая дорога до дома не прельщала, но сегодня я готова была и прогуляться. Вечером предстоял официальный прием по случаю помолвки, и я не имела ни малейшего желания там присутствовать.
Задумавшись о своем якобы женихе, я едва не упустила момент, когда по рукам пробежали до боли знакомые щекочущие иголочки от близкого присутствия другого алата. Передернувшись от мерзкого чувства, я нырнула в тень ближайшего проулка и замерла, прислушиваясь к своим ощущениям. Кто-то из пернатых был совсем рядом, но вот плохо это или хорошо — понять сложно.
Мимо в сторону архива синхронными шагами практически проплыли над мостовой двое молодых людей. Я увидела их лица только сбоку, мельком, но вжалась в стену так, будто пыталась с ней слиться. Одни из лучших ищеек из свиты моего бывшего покровителя, специализирующиеся на поиске тех, кто перешел Вильгельму дорогу.
Первой мыслью было сразу бежать прочь из этого мира, не теряя ни минуты форы. Я не верю в совпадения, и если эти двое здесь, значит, мои надежды рухнули, бывшая свита все же вышла на след. Но, дьявол, как же было жаль бросать на полпути попытку заполучить хотя бы бестиарий из библиотеки Гревальского! И потом, здесь оставалась Нэйт, которая ни сном ни духом о появлении Вильгельмовских прихвостней. Обругав бывшего покровителя последними словами, я осталась в переулке, решив дождаться, пока ищейки покинут архив.
Спустя примерно полчаса томительного ожидания они вышли на улицу. Довольными гаденыши не выглядели, что лично меня не могло не радовать: видимо, не получили желаемого. Проводив взглядом их затухающий портал, я быстро перескочила улицу и нырнула в прохладу архива.
За исключением моего внешнего вида.
В стремлении побыстрее выпустить крылья, я совсем не задумалась, что вместе с ними появится и истинный облик алаты. Привычные герцогу пепельные кудряшки теперь лежали на плечах спутанной тяжелой волной темно-вишневых волос, наивные голубые глаза потемнели до синих. От дорогого наряда не осталось и следа: теперь я подметала пол темно-синим шелковым платьем, что красовалось на мне последние лет четыреста. С обувью и украшениями тоже пришлось распрощаться. Герцога хватит удар, когда он об этом узнает.
О возвращении на балкон не могло быть и речь. Если Гревальский вместо юной невесты увидит меня в нынешнем обличье, мигом попытается соорудить на площади второй костер. Да, меня сжечь не получится, но я ему и за попытку кадык вырву с большим наслаждением, тем самым похоронив пару месяцев своей работы.
Цапнутый из караульной плащ оказался коротковат и не очень-то чист. Если честно, то он прямо смердел оружейным маслом, будто владелец использовал его вместо тряпки для чистки. Проклиная всю эту ситуацию, я подоткнула юбку платья, чтобы она не волочилась по земле, как можно глубже натянула на голову капюшон и шагнула прочь из ратуши. Городской архив не так далеко, а оттуда и до общежития рукой подать. Там можно будет перевести дух и придумать достойную легенду, куда я пропала, что случилось с дорогим нарядом.
Я уже свернула в проулок, сделала несколько шагов по жгущим голые ноги камням, как вдруг остановилась и сжала кулаки. До меня донесся новый крик девочки. Хриплый, высокий, словно рвущийся их последних сил. И чертов запах разгорающегося костра.
А следом холодным шелком заискивающе скользнул по коже страх «ведьмы». Теперь, после крыльев, он воспринимался не так остро, но вместе с тем гораздо четче, раскладывался на отдельные составляющие. Один явно выбивался из общей массы. Не жуткая боль. Не жалящее пламя. Даже не ополоумевшая толпа. Одиночество. «Ведьма» отчаянно боялась остаться один на один с этим кошмаром.
Я позволила этому страху просочиться глубже. Не настолько, чтобы утонуть в нем, но достаточно, чтобы ощутить себя на месте девочки.
Сторонние звуки словно исчезли, отошли на задний план, оставив меня в густом, холодном пространстве.
Верит ли хоть кто-то, что я невиновна?
Будет ли хоть кому-то больно от моей смерти?
Вспомнит ли обо мне хоть кто-то после этого дня не как о сожженном чудовище?
Вопросы, ответ на которые она пыталась увидеть в лицах вокруг. Вот только там ничего не было. Ни жалости, ни сочувствия, на раскаяния. Тишина, в которой не звучало ничье «я с тобой».
Усилием воли я отключила себя от этого чувства. Выругалась, обозвала идиоткой, но развернулась обратно и двинулась к помосту. Пусть я не смогу забрать страх девочки, слишком рискованно. Но сделать так, чтобы она поняла, что хоть кто-то там не ради зрелища — это мне по силам.
Просочиться сквозь толпу удалось почти без проблем. У подножия помоста я встала прямо напротив «ведьмы», чуть убрала от лица капюшон.
Наши взгляды встретились. В покрасневших от слез, невероятно чистых зеленых глазах мелькнула тень понимания, немой вопрос. Я едва заметно кивнула в ответ, и девчонка вдруг выдохнула, плечи немного расслабились, если это вообще было возможно в тот момент.
— Как думаешь, я попаду?
Какой-то самодовольный говнюк рядом подбросил на ладони кусок булыжника.
Я даже не подумала — просто щёлкнула пальцами.
Камень с громогласным хлопком разлетелся в стороны острыми осколками, царапая, впиваясь в кожу случайных людей. Они ломанулись в стороны, еще не понимая, что случилось, кто-то закричал, поднимая панику.
Кто-то зацепил мой плащ, дернул, и капюшон предательски сполз. На солнце волосы мелькнули почти алым проблеском.
Привычная к подобным казням публика сориентировалась достаточно быстро. Сразу в нескольких местах раздались вопли «ведьма», особо ретивые тыкали в меня пальцем, если еще кто вдруг не понял, где гнусная тварь.
А, и черт с ним! Теперь можно дать себе волю.
Я посмотрела на того ублюдка, что хотел швырнуть камень в беззащитную девчонку. Он зажимал рассеченную щеку и выл на дурной ноте, пока не оказался лицом к лицу со мной.
— Если еще хоть раз ты поднимешь с земли даже крохотный камешек, чтобы отогнать злую собаку, — вкрадчиво улыбнулась я, неотрывно уставившись в глаза мерзавца, — я найду тебя, нашпигую булыжниками через задницу и утоплю в выгребной яме.
Он не смог даже шевельнуться. Лишь тихонько скулил от боли и хлынувшего в его сознание ужаса. Мне было совершенно все равно, страх чего именно это был, я просто позволила ему поглотить мысли гаденыша без остатка.
И с наслаждением ощутила свободу, которой лишала себя не один год.
Подняться на помост не составило труда, толпа расступилась без единого слова. Кто был поумнее — сразу дал деру. Например, стража и палач. Вот уж они сразу поняли, чем пахнет.
Пламя костра почти подобралось к ногам девочки, оборванный низ юбки уже потихоньку тлел. Пара слов, едва заметный жест — и огонь отступил прочь, пополз по моим рукам, обвивая запястья, словно змея. Простой трюк, не стоящий почти никаких усилий, но такой эффектный. Самое время показать еще один.
Пламя послушно взвилось в воздух, растрепав мне волосы, разделилось на несколько лепестков и вырвалось прочь в разные стороны. Загорелись палатки, помост, тележки и повозки. Вспыхнули деревянные рамы и двери магазинчиков. Словно перед этим кто-то щедро полил всю площадь смолой.
Свиток приговора в руках Гревальского обратился сгустком огня прямо у него в ладони. Он завизжал, отшвырнул пергамент, но неудачно: попал в гобелен за спиной, с гербом его рода и знаком инквизиции. Богато расшитая ткань радостно подхватила свою очередь, пламя метнулось вглубь ратуши.
Площадь все же превратилась в ад.
Люди метались, падали, давили друг друга в стремлении вырваться прочь. Кричали, плакали, молили. Вот теперь они наконец-то боялись ведьм по-настоящему.
Как ни странно, я не чувствовала ни торжества, ни удовлетворения. Только облегчение от возможности выплеснуть собственную ярость. Необъятный людской страх витал в воздухе, не шел ни в какое сравнение с ужасом, который до этого испытывала девочка, но соблазн был велик. Крылья вырвались на свободу всего на мгновение, нетерпеливо развернулись во всю ширь и впитывали в себя чужие чувства. Мне пришлось постараться, чтобы заставить их исчезнуть.
Оставив толпу и площадь на милость их богов, если, конечно, те существуют, я повернулась к «ведьме». Она практически висела на веревках мертвым грузом, не то от облегчения, что не сгорит, не то просто без сознания, — в дыму было не разобрать.
Портал блеснул синими искрами. Подхватив девчонку за талию, я без сомнений шагнула через него прямо в небольшую светлую комнату.
— Лина?! — раздался удивленный голос со стороны. — Ты использовала портал?!
Светловолосая алата появилась перед моими глазами и застыла изумленным столбом.
— Это кто? — прошептала Нэйт, глядя на девочку.
— Злая ведьма, — хмыкнула я, проходя мимо.
Девчонку я осторожно уложила на диван. Она слабо шевельнулась, поморщилась, на секунду открыла глаза, но тут же снова зажмурилась.
— И что мне с ней делать?
— Дожарить, разумеется, — я пожала плечами. Увидела вытянувшееся лицо Нэйт и медленно выдохнула: — Не будь дурой. Еда, уход, лекарства, нормальная одежда, — я бросила мимолетный оценивающий взгляд на «ведьму», на грязных щеках которой виднелись дорожки слез, — успокоительное. Потом помоги выбраться из города, чтобы ее никто не поймал.
Алата ошалело кивнула. Потом вытаращила глаза.
— Подожди, ты же сегодня пошла смотреть казнь?! Это, — Нэйт ткнула пальцем в девочку, — ее должны были казнить?!
— Скорость твоей мысли всегда меня восхищала.
— Лина, в какое дерьмо ты нас втянула?!
— Нас? — холод в голосе прорезался сам собой.
Нэйт стушевалась, но не сдалась сразу.
— В том смысле… — алата явно пыталась подобрать слова. — Просто… Если ты снова…
— Что снова? — обманчиво-ласково подбодрила я ее.
— Снова раскрыла себя, — она едва не задержала дыхание, как перед прыжком в воду, — нам придется уходить отсюда, срываться с места. Мы только пару месяцев, как закончили обустраиваться.
— Тебе придется уходить. А мне — бежать как загнанной твари, прикрывая вас.
Нэйт уязвлено замолчала. Проблема была лишь в том, что возразить ей было нечего, оставалось только сверлить меня опасливо-несогласным взглядом.
— Давай, Нэйт, шевели ногами, — раздраженно прищурилась я. — Еда, лекарства. Или ты ждешь, что я этим займусь?
Алата сердито тряхнула длинным блондинистым хвостом, но исчезла на кухне.
— Не нужно было, — друг прошептала девочка. — Там… на площади. Не нужно было так делать. Там были и хорошие люди.
— Ты про тех отчаянных храбрецов, что встали между тобой и палачом?
Она непонимающе нахмурилась.
— Вот и я их не заметила, — хмыкнула с плохо скрываемым сарказмом и коснулась рукой ее лба. Жара нет — уже хорошо. Значит, это не бред, а наивные убеждения.
— Всё равно… — голос девчонки был едва слышным, охрипшим, но ноту упрямства в нем сложно было не заметить. — Люди боятся ведьм именно из-за таких поступков.
— Чушь. Ты ведь не делала ничего подобного?
Она помотала головой.
— Тем не менее, тебя обрекли на жуткую смерть, — развела я руками. — А знаешь, что самое интересное? Ты была единственной на площади, кто испытывал настоящий страх до того, как я поднялась на помост.
Девчонка словно бы задумалась. Что ж, может, с ней еще не все потеряно. Оправится, повзрослеет. Если повезет — хотя бы немного обозлится.
— Мое спасение того не стоило, — она первой прервала молчание. Покосилась на вернувшуюся с тарелкой и кружкой Нэйт, но все равно продолжила: — Я должна поблагодарить, но не могу. Из-за меня пострадали люди.
— Успокойся, — запах горячей еды показался неприятным, хотя пустой желудок давал о себе знать. — Я просто порой бываю на редкость злой и несдержанной сукой, — согласный хмык светловолосой алаты был чересчур явным, но внимания не заслуживал — ты тут ни при чем.
Отдав Нэйт последние указания, я вышла из комнаты и открыла портал в свое временное жилище. Теперь не было особого смысла претерпевать лишения, ограничивая себя в магии. Я меньше чем за час умудрилась облажаться так, что сомнений не оставалось: Вильгельмовские ищейки выйдут на след в ближайшее время. Два года относительного спокойствия пошли псу под хвост.
Даже немного обидно, что от девчонки я так и не услышала «спасибо».
Глава 2.
Закончив вносить в свиток новые рукописи, поступившие на хранение, я раздраженно откинулась на спинку стула. Работа архивариуса была несложной, не особенно пыльной, но уже порядком надоела. Во-первых, я никогда еще так долго не притворялась невинной овечкой, что не в состоянии сказать в ответ даже грубого слова. Во-вторых, после того шоу на площади, вздрагивала от каждого шороха, ожидая явления бывшей свиты.
Но больше всего меня выводил из себя Гревальский. Сорванная казнь и подпаленная шевелюра столь сильно ранили его тщеславное сердце, что мерзавец обо мне вспомнил лишь на следующий день. Да и то, когда я сама явилась к нему с отрепетированным покаянием за побег и фантастической историей, как меня обокрали. Герцог на все оправдания просто махнул рукой. С того дня он постоянно нудел, огрызался, придирался к прислуге и был сильно не в духе. По перешептываниям горничных я поняла, что инквизиция его по головке за сорванное мероприятие не погладила. Никто не знал, что было в письме, которое получил Гревальский сразу по возвращении домой, но в тот вечер он рвал и метал.
Вообще-то его страдания меня мало волновали. А вот отказ вернуться к обсуждению моего доступа в закрытую секцию архива — весьма. Я на чертову казнь-то поперлась исключительно, чтобы умаслить ублюдка, а теперь ему, видите ли, было не до того.
Можно было бы наплевать на все и получить нужное без лишних церемоний. Но во мне теплилась отчаянная надежда, что мои выходки на площади все же не привлекли ненужного внимания. Поэтому, тщательно все обдумав, я решила не рисковать попусту. Нэйт в чем-то была права, мы только обосновались в этом мире, надо сказать, не самом плохом. После двух последних лет такое относительное спокойствие — роскошь, которой не хотелось себя лишать.
Тем более никто не мешал продолжать тайные попытки полистать нужные книги.
Оглядевшись по сторонам, я убедилась, что вокруг никого, и бесшумно скользнула в сторону дальних стеллажей, доступ к которым был весьма ограничен. Черт его знает, где именно сейчас главный смотритель, но пока Витор отсутствует в поле зрения, можно и покопаться в секретных летописях. В конце концов, рано или поздно мне должно повезти с поисками.
Однако, явно не сегодня. Стоило приблизиться к заветному шкафчику, как за спиной раздался удивленный голос смотрителя:
— Элина? Ты разве не собиралась сегодня уйти пораньше?
— Как раз пошла за сумкой, — улыбнулась я Витору со всем возможным обаянием, мысленно поблагодарив темных богов, что дорога к каморке архивариусов пролегает непосредственно мимо заветного стеллажа. — До завтра!
Главный смотритель рассеянно кивнул, усевшись за рабочий стол, расположенный, как назло, на входе в особую секцию. К счастью, он настолько погрузился в свои бумажки, что не заметил моей разочарованной гримасы, плохо вязавшейся с образом.
На улице снова стояла отвратительная жара, и даже под вечер она преследовала жителей города: раскалившись под полуденным зноем, камни мостовой и зданий охотно возвращали жар в и без того теплый воздух. Обычно пешая дорога до дома не прельщала, но сегодня я готова была и прогуляться. Вечером предстоял официальный прием по случаю помолвки, и я не имела ни малейшего желания там присутствовать.
Задумавшись о своем якобы женихе, я едва не упустила момент, когда по рукам пробежали до боли знакомые щекочущие иголочки от близкого присутствия другого алата. Передернувшись от мерзкого чувства, я нырнула в тень ближайшего проулка и замерла, прислушиваясь к своим ощущениям. Кто-то из пернатых был совсем рядом, но вот плохо это или хорошо — понять сложно.
Мимо в сторону архива синхронными шагами практически проплыли над мостовой двое молодых людей. Я увидела их лица только сбоку, мельком, но вжалась в стену так, будто пыталась с ней слиться. Одни из лучших ищеек из свиты моего бывшего покровителя, специализирующиеся на поиске тех, кто перешел Вильгельму дорогу.
Первой мыслью было сразу бежать прочь из этого мира, не теряя ни минуты форы. Я не верю в совпадения, и если эти двое здесь, значит, мои надежды рухнули, бывшая свита все же вышла на след. Но, дьявол, как же было жаль бросать на полпути попытку заполучить хотя бы бестиарий из библиотеки Гревальского! И потом, здесь оставалась Нэйт, которая ни сном ни духом о появлении Вильгельмовских прихвостней. Обругав бывшего покровителя последними словами, я осталась в переулке, решив дождаться, пока ищейки покинут архив.
Спустя примерно полчаса томительного ожидания они вышли на улицу. Довольными гаденыши не выглядели, что лично меня не могло не радовать: видимо, не получили желаемого. Проводив взглядом их затухающий портал, я быстро перескочила улицу и нырнула в прохладу архива.
