Марина смотрела на рекламный щит. Огромный стальной прямоугольник, заклеенный бумагой, словно кровать, застеленная простыней, рекламировал как раз постельное белье по бросовым ценам шведского магазина. Внезапно выглянуло солнце, и девушке пришлось нырнуть взглядом в лужу. Секунду назад вода в ней была мутной, но несколько капель солнца словно затянули гладь амальгамой, в которой отразилась шумная компания: парень в синем пиджаке и серой шляпе, держащий под руки двух смеющихся подруг – блондинку и брюнетку. Они тоже смотрели на рекламный щит. «Шведской семье – шведские магазины» – в голове Марины сам собой возник слоган.
Вообще, придумывание слоганов вскоре должно было стать основной деятельностью девушки. Первый год обучения на курсе рекламы и PR как минимум намекал на такое будущее. Хотя, как и большинство студентов, Марина начала подозревать, что ожидания от выбранной профессии с действительностью не совпадут. Но на улице стоял солнечный октябрь, и она списывала сомнения на бабье лето, отвлекавшее от учебы.
Вслед за солнцем «шведскую парочку» порадовал и светофор, наконец пропустивший компанию на другую сторону улицы. Марина проводила их взглядом и вновь сосредоточилась на работе. Которая, кстати, тоже была связана с её будущим призванием. Студентка-рекламщица проводила этот сентябрьский день, раздавая у метро листовки.
Бесспорно, такой труд – не предел мечтаний, и периодически Марине приходилось вспоминать, почему же она за него взялась. Учитывая, что это были её первые в жизни рабочие дни, мотивировать себя приходилось довольно часто. Ежедневная зарплата придавала не столько энтузиазма, сколько стойкости. И вовсе не сумма, а скорее очарование первых самостоятельно заработанных денег удерживали девушку у каменного входа в метро, напоминавшего мавзолей без крыши. Пятьсот рублей в день можно было выпрашивать и у родителей, но одобрение, которое она увидела в глазах отца и матери после того, как сообщила, что устроилась на работу, значили куда больше. К тому же ей нравилась идея поступательного профессионального развития. Марина как будто слышала рассказ о себе в исполнении биографа из будущего: «Госпожа Лукашина начинала с самых низов: сперва раздавала листовки, после придумывала идеи для них, а затем основала собственную фирму – именно так начиналась история успеха хозяйки крупнейшей рекламной корпорации страны». И ради этой строчки в уготованной самой себе биографии девушка не считала зазорным поработать после учёбы.
Хотя только этих причин торчать у метро по несколько часов не хватило бы. Уважение родителей и отправная точка будущей карьеры стали вескими и приятными... скорее всё-таки бонусами. Основную роль сыграло что-то вроде приверженности конкретному бренду. Девушке казалось, что это чувство описывает сугубо профессиональный термин, который она слышала на лекциях, но никак не может вспомнить. На ум непрошено приходили ассоциации следующего ряда: верность, желание завоевать расположение, желание выслужиться, стремление быть пусть маленькой, но частью чего-то большого и родного...
В этих путанных и отчего-то неприятных мыслях явно содержалось больше правды, чем хотелось бы. Поэтому Марина гнала их от себя, подозревая, что человек с такими чертами никогда не станет главой мегакорпорации.
Чтобы тревожные размышления не похерили будущий бизнес, девушка решила сконцентрироваться на чём-то конкретном и материальном. Она посмотрела на свои листовки. На оранжевой глянцевой бумаге ядовито-фиолетовым шрифтом в два слова напечатали: «СПОРТ БАР». Буквы были плавными, широкими и нанизывались на скелет из соединённых зелёных звёздочек. Ниже следовала подпись «Букмекерская контора», а затем шло название заведения: «777». Все надписи оформили тем же баклажанно-виноградным цветом. Потом значилась эмблема – обезьяна, держащая в руках огромную антропоморфную клубничку, в свою очередь, держащую в руках пригоршню золотых монет. Ягода игриво подмигивала и явно на что-то намекала.
В общем, даже у абсолютно непосвящённых граждан данная реклама вызывала некоторый диссонанс – Марину забавляло, как некоторые прохожие, заглядывавшие в листок, на секунду приостанавливались и озадаченно хмурились. С шага их сбивало понимание того, что такими картинками бары обычно не рекламируют, а морщиться заставляла попытка вспомнить – где же они видели подобный дизайн раньше? Кому-то удавалось – их реакции были разными: одни неодобрительно качали головой, иные просто ухмылялись, довольные своей догадливостью, а некоторые брали листовку и прятали во внутренний карман. Искушённые же всё понимали сразу: девица рекламирует зал игровых автоматов.
На «аппараты» Марину когда-то подсадил бывший парень. Именно одноруким бандитам некоторое время уходила изрядная часть её карманных денег. От одной вредной привычки – привязанности к тому ухажёру – девушка избавилась быстро, но вот лудомания вошла в её жизнь прочно и надолго.
К счастью, хотя бы не в самой тяжёлой форме. Марина действительно могла просидеть за слотами целую ночь, спустив все наличные, однако ни в долги, нивсомнительные авантюры ради заветных автоматных жетончиков никогда не влезала. Девушка наслаждалась игрой, но в той же мере ей нравилась и атмосфера, царившая в зале. Шум победных криков и воплей досады, гомон советов и исступлённые удары по железу, дым сигарет и запах растворимого кофе, подозрительность и зависть, пронизывающие воздух явственнее любых ароматов. Не самое подходящее место для юной леди, но именно это и притягивало: возможность прочувствовать настоящую жизнь «низов общества», которая так отличалась от её тепличного существования. В те редкие моменты, когда Марина задумывалась, на кой чёрт ей всё это надо, выручало подозрительно удобное соображение: «Если я собираюсь работать в рекламе, то должна понимать самых разных людей». А где можно наблюдать более пёструю публику, если не у аппаратов?
Спустя годы Марина не могла себе объяснить, как умудрилась не пострадать, регулярно вращаясь (в обоих смыслах) в столь неблагонадёжном обществе? «Кто знает, – размышляла она, – раз я воспринимала этих людей своего рода массовкой, создающей нужную атмосферу, то может и они видели во мне некий талисман, придающий их игре приятную особенность? Этакую болельщицу, с трибуны наблюдающую за их выступлениями?»
Так или иначе, девушку не обижали, хотя и любили не все. Кому-то она действительно приносила удачу, а кто-то, напротив, заметив её, демонстративно уходил. И всё же в «аппаратах» Марина пережила несколько неприятных инцидентов. Впрочем, за девушку всегда вступались: либо охранники, либо завсегдатаи. И в этом тоже был свой шарм: ради неё мужчины дрались! Ну а то, что рыцари не требовали особой благодарности, Марина и вовсе считала непостижимым чудом. Более того, заступники рассказали девушке о выигрышной тактике игры. На местном жаргоне это называлось «системой».
Собственная система имелась у каждого, кто приходил в «аппараты» хотя бы во второй раз. При этом чужая система, как правило, в любом игроке вызывала лишь недоверие и иронию. Но Марина старалась пробовать всё, что ей советовали, и со временем отобрала несколько алгоритмов, которые позволили чаще бывать в плюсе, чем в минусе. По крайней мере, ей так казалось.
Тем временем, вслед за барабанами игровых автоматов, столь же неизбежно крутились стрелки часов. Двухтысячные заканчивались, и свободная вседозволенность, порождённая девяностыми, душилась всё сильнее. Наконец власти додумались и до запрета азартных игр – везде, кроме специальных зон. Проще говоря, в 2009 году аппараты должны были из столицы исчезнуть.
К «слотопокалипсису» Марина посещала лишь один зал. «Три семёрки» стали истинным храмом её лудомании. Только за однорукими алтарями этого святилища она могла утолить свою жажду азарта, а местный настоятель вполне мог считать себя духовником девушки. К тому же именно там причащались большинство её рыцарей-защитников. В других же заведениях всё было не то: и аппараты, и атмосфера, и контингент.
Большинство залов держали представители кавказской диаспоры. Но не «Семёрки». Ими владел весьма предприимчивый бизнесмен, который горцам представлялся Гурамом, русским – Герой, а соотечественникам – Гешромом.
И несмотря на то, что Гере всё-таки пришлось на пару недель закрыть «Семёрки», неказистое российское законодательство не могло сдерживать этого человека слишком долго. Довольно скоро его заведение открылось вновь. Название осталось прежним, но к заветным цифрам теперь присоединились вывески «Спорт бар» и «Букмекерская контора». Среди играющих интеллектуалов бытовало мнение, будто ошибку в первом слове сделали специально, чтобы дать клиенту лишний повод заговорить с хозяином. Ну а побеседовав с гостем, Гера почти всегда находил к нему подход: он умел показаться другом любому, что благотворно влияло на количество посетителей. Опытный бизнесмен с удовольствием давал клиентом возможность хвастаться: «Один мой приятель держит игровой зал. Какой? Да “Три семёрки”».
После реорганизации в заведении Геры появилась барная стойка и большой телевизор. Необходимое место нашлось за счёт того, что громоздкие аппараты заменили обыкновенными ноутбуками. Конечно, на компьютерах работали те же самые программы, что и в старых игровых автоматах. Однако теперь выбивать кредиты из «клавиатурных бандитов» стало гораздо труднее, поскольку в ноутбуки, в отличие от слот-машин, производители не закладывали так называемый «процент отдачи», который обязывал коварную железяку возвращать в виде выигрыша большую часть жетонов. Впрочем, истомившийся клиент шёл даже в столь гиблое место.
Оставив в «Семёрках» несколько тысяч, Марина поняла, что никаких хоть сколько-нибудь выигрышных систем уже не существует. А отдавать деньги просто так девушке совсем не нравилось. Однако и завязать с «аппаратами» не получалось. Несмотря на все самообещания лудоманка раз за разом возвращалась в зал, чтобы вновь проиграть тысячу или две. Ситуацию усугублял бесплатный коктейль, право на который Гера предоставил пытающейся соскочить клиентке, добавив ей ещё один повод забежать в «Спорт бар». Данный шаг, хоть и весьма расчётливый, всё же удивлял чрезмерной для хозяина щедростью. Впрочем, дивилась Марина недолго – уже через неделю Гера предложил ей работу промоутера – тоном дружеским, но вместе с тем неуловимо выражавшим: «Если хочешь сохранить привилегии, не отказывайся».
Хотя девушка согласилась бы и без всяких подтекстов. Во-первых, выражая признательность «за счастливое детство» и хорошее отношение, а, во-вторых – ведь другого способа выбивать деньги из игровых автоматов больше не существовало.
И вот Марина стояла у метро и раздавала листовки. Делая это по всей промоутерской науке, о существовании которой узнала от знакомого.
Наука оказалась не слишком сложной и до некоторой степени изящной. Хотя начиналась с обязательной улыбки. Марина задумалась: если так пойдёт и дальше, то лет через сто-двести улыбка станет признаком дурного тона – атрибутом торгашей и холуев. Ну а людям из приличного общества придётся выдумать другой способ показывать расположение друг другу – способ, не ассоциирующийся с продажами.
...Вслед за улыбкой профессиональный промоутер включал гендерный подход. Мужчинам листовки надо протягивать правой рукой, как бы провоцируя на рукопожатие. При этом рекламка должна демонстрироваться лицевой стороной, что символизирует искренность, ценимую сильным полом. Женщинам же наоборот – листовку стоило предлагать тыльной стороной (лучше даже в сложенном виде), чтобы пробудить любопытство. Высший пилотаж – начать убирать рекламку перед подходящей девушкой, словно бы именно ей знать содержимое буклета не полагалось. В этом случае некоторые женщины бросались за листовкой словно львицы на добычу.
Время у метро тянулось неспешно. Марина надеялась увидеть множество необычных ситуаций и готовилась отбиваться от желающих познакомиться, но ни того, ни другого не происходило. Самым ярким эпизодом стал день, когда какой-то панк вырвал у неё листовки и принялся, помахивая ими, вопить: «Билеты в ад! Флаеры на бал Люцифера! Криминальное чтиво! Дневники Лоры Палмер! Скидки на водку!», и прочую чепуху в том же духе. В результате, рекламки чаще стали забирать ребята помоложе, делая это с довольной ухмылкой. Зато старшее поколение игнорировало шумного балбеса практически демонстративно. Панк пробыл с Мариной минут десять, но, завидев ментов, скрылся в подземке.
С исчезновением горлопана исчезли и улыбки на лицах прохожих. Большинство тех, кто брал листовки, делали это чисто механически. Возможно, они просто пытались помочь девушке, считая, что её заработок зависит от количества розданных рекламок. Однако Марина получала почасовую оплату, так что помощь была иллюзорной. Зато каждый день она видела совсем не иллюзорный мусор, которым становились выброшенные на тротуар буклеты. Девушка чувствовала себя оружейным бароном, шагающим по телам убитых из её товара.
Шли недели. Ясных дней (а значит и дней удобных для работы) становилось всё меньше, но единственным видимым результатом труда Марины оставался лишь уличный мусор. Посетителей в «Трёх семёрках» не прибавлялось, однако Геру это, казалось, не беспокоило. По крайней мере, претензий своему промоутеру он не предъявлял. Возможно, потому что львиная часть её зарплаты возвращалась в кассу «спорт бара».
Вместе с холодами приближалась и очередная сессия, поэтому Марина заставила себя сконцентрироваться на учёбе, попросив у начальника отпуск за свой счёт. Хозяин «спорт бара» расстроился, однако переубеждать дезертиршу не стал. Очень скоро девушка обнаружила, что на её место у метро Гера поставил гостя из какой-то раскосой республики.
Гость работал всю зиму. Марина всю зиму училась, регулярно, впрочем, заглядывая в «Семёрки». Снова раздавать листовки ей не очень-то хотелось, но к 2010 году кризис почти добил строительный бизнес Лукашиных, так что с каждым месяцем девушке перепадало всё меньше и меньше карманных денег. На горизонте замаячила весна не просто без аппаратов, но и без обновок. Возврат к промоутерству показался самым лёгким решением финансовых проблем, поэтому девушка спросила у Геры, не найдется ли у него подходящей вакансии. Тот взял несколько дней на размышления, а затем поручил Марине новую точку у соседнего метро.
И вновь солнце поливало девушку ярким светом, но светом куда более дорогим, чем той, первой рабочей осенью – светом с особой, весенней наценкой за долгожданность. И вновь мимо проплывали жизни людей: то сонно вверх, то кубарем в подземелье. И вновь десятки прохожих брали из рук Марины листовки лишь затем, чтобы через минуту выбросить смятую бумажку на тротуар, преисполняясь ощущением помощи ближнему своему. Не подозревая, что их искренний порыв приносит лишь горечь.
...Марина раздала все рекламки и села на облицованный чёрным кафелем бортик спуска в подземку. Вход этой станции тоже напоминал мавзолей. Девушке вдруг стало обидно: почему одним москвичам достаются красивые вестибюли, а другим просто дырки в земле?
Настроение было ни к чёрту. Домой не хотелось: из-за финансовых проблем родители стали раздражительными и часто ругались.
Вообще, придумывание слоганов вскоре должно было стать основной деятельностью девушки. Первый год обучения на курсе рекламы и PR как минимум намекал на такое будущее. Хотя, как и большинство студентов, Марина начала подозревать, что ожидания от выбранной профессии с действительностью не совпадут. Но на улице стоял солнечный октябрь, и она списывала сомнения на бабье лето, отвлекавшее от учебы.
Вслед за солнцем «шведскую парочку» порадовал и светофор, наконец пропустивший компанию на другую сторону улицы. Марина проводила их взглядом и вновь сосредоточилась на работе. Которая, кстати, тоже была связана с её будущим призванием. Студентка-рекламщица проводила этот сентябрьский день, раздавая у метро листовки.
Бесспорно, такой труд – не предел мечтаний, и периодически Марине приходилось вспоминать, почему же она за него взялась. Учитывая, что это были её первые в жизни рабочие дни, мотивировать себя приходилось довольно часто. Ежедневная зарплата придавала не столько энтузиазма, сколько стойкости. И вовсе не сумма, а скорее очарование первых самостоятельно заработанных денег удерживали девушку у каменного входа в метро, напоминавшего мавзолей без крыши. Пятьсот рублей в день можно было выпрашивать и у родителей, но одобрение, которое она увидела в глазах отца и матери после того, как сообщила, что устроилась на работу, значили куда больше. К тому же ей нравилась идея поступательного профессионального развития. Марина как будто слышала рассказ о себе в исполнении биографа из будущего: «Госпожа Лукашина начинала с самых низов: сперва раздавала листовки, после придумывала идеи для них, а затем основала собственную фирму – именно так начиналась история успеха хозяйки крупнейшей рекламной корпорации страны». И ради этой строчки в уготованной самой себе биографии девушка не считала зазорным поработать после учёбы.
Хотя только этих причин торчать у метро по несколько часов не хватило бы. Уважение родителей и отправная точка будущей карьеры стали вескими и приятными... скорее всё-таки бонусами. Основную роль сыграло что-то вроде приверженности конкретному бренду. Девушке казалось, что это чувство описывает сугубо профессиональный термин, который она слышала на лекциях, но никак не может вспомнить. На ум непрошено приходили ассоциации следующего ряда: верность, желание завоевать расположение, желание выслужиться, стремление быть пусть маленькой, но частью чего-то большого и родного...
В этих путанных и отчего-то неприятных мыслях явно содержалось больше правды, чем хотелось бы. Поэтому Марина гнала их от себя, подозревая, что человек с такими чертами никогда не станет главой мегакорпорации.
Чтобы тревожные размышления не похерили будущий бизнес, девушка решила сконцентрироваться на чём-то конкретном и материальном. Она посмотрела на свои листовки. На оранжевой глянцевой бумаге ядовито-фиолетовым шрифтом в два слова напечатали: «СПОРТ БАР». Буквы были плавными, широкими и нанизывались на скелет из соединённых зелёных звёздочек. Ниже следовала подпись «Букмекерская контора», а затем шло название заведения: «777». Все надписи оформили тем же баклажанно-виноградным цветом. Потом значилась эмблема – обезьяна, держащая в руках огромную антропоморфную клубничку, в свою очередь, держащую в руках пригоршню золотых монет. Ягода игриво подмигивала и явно на что-то намекала.
В общем, даже у абсолютно непосвящённых граждан данная реклама вызывала некоторый диссонанс – Марину забавляло, как некоторые прохожие, заглядывавшие в листок, на секунду приостанавливались и озадаченно хмурились. С шага их сбивало понимание того, что такими картинками бары обычно не рекламируют, а морщиться заставляла попытка вспомнить – где же они видели подобный дизайн раньше? Кому-то удавалось – их реакции были разными: одни неодобрительно качали головой, иные просто ухмылялись, довольные своей догадливостью, а некоторые брали листовку и прятали во внутренний карман. Искушённые же всё понимали сразу: девица рекламирует зал игровых автоматов.
На «аппараты» Марину когда-то подсадил бывший парень. Именно одноруким бандитам некоторое время уходила изрядная часть её карманных денег. От одной вредной привычки – привязанности к тому ухажёру – девушка избавилась быстро, но вот лудомания вошла в её жизнь прочно и надолго.
К счастью, хотя бы не в самой тяжёлой форме. Марина действительно могла просидеть за слотами целую ночь, спустив все наличные, однако ни в долги, нивсомнительные авантюры ради заветных автоматных жетончиков никогда не влезала. Девушка наслаждалась игрой, но в той же мере ей нравилась и атмосфера, царившая в зале. Шум победных криков и воплей досады, гомон советов и исступлённые удары по железу, дым сигарет и запах растворимого кофе, подозрительность и зависть, пронизывающие воздух явственнее любых ароматов. Не самое подходящее место для юной леди, но именно это и притягивало: возможность прочувствовать настоящую жизнь «низов общества», которая так отличалась от её тепличного существования. В те редкие моменты, когда Марина задумывалась, на кой чёрт ей всё это надо, выручало подозрительно удобное соображение: «Если я собираюсь работать в рекламе, то должна понимать самых разных людей». А где можно наблюдать более пёструю публику, если не у аппаратов?
Спустя годы Марина не могла себе объяснить, как умудрилась не пострадать, регулярно вращаясь (в обоих смыслах) в столь неблагонадёжном обществе? «Кто знает, – размышляла она, – раз я воспринимала этих людей своего рода массовкой, создающей нужную атмосферу, то может и они видели во мне некий талисман, придающий их игре приятную особенность? Этакую болельщицу, с трибуны наблюдающую за их выступлениями?»
Так или иначе, девушку не обижали, хотя и любили не все. Кому-то она действительно приносила удачу, а кто-то, напротив, заметив её, демонстративно уходил. И всё же в «аппаратах» Марина пережила несколько неприятных инцидентов. Впрочем, за девушку всегда вступались: либо охранники, либо завсегдатаи. И в этом тоже был свой шарм: ради неё мужчины дрались! Ну а то, что рыцари не требовали особой благодарности, Марина и вовсе считала непостижимым чудом. Более того, заступники рассказали девушке о выигрышной тактике игры. На местном жаргоне это называлось «системой».
Собственная система имелась у каждого, кто приходил в «аппараты» хотя бы во второй раз. При этом чужая система, как правило, в любом игроке вызывала лишь недоверие и иронию. Но Марина старалась пробовать всё, что ей советовали, и со временем отобрала несколько алгоритмов, которые позволили чаще бывать в плюсе, чем в минусе. По крайней мере, ей так казалось.
Тем временем, вслед за барабанами игровых автоматов, столь же неизбежно крутились стрелки часов. Двухтысячные заканчивались, и свободная вседозволенность, порождённая девяностыми, душилась всё сильнее. Наконец власти додумались и до запрета азартных игр – везде, кроме специальных зон. Проще говоря, в 2009 году аппараты должны были из столицы исчезнуть.
К «слотопокалипсису» Марина посещала лишь один зал. «Три семёрки» стали истинным храмом её лудомании. Только за однорукими алтарями этого святилища она могла утолить свою жажду азарта, а местный настоятель вполне мог считать себя духовником девушки. К тому же именно там причащались большинство её рыцарей-защитников. В других же заведениях всё было не то: и аппараты, и атмосфера, и контингент.
Большинство залов держали представители кавказской диаспоры. Но не «Семёрки». Ими владел весьма предприимчивый бизнесмен, который горцам представлялся Гурамом, русским – Герой, а соотечественникам – Гешромом.
И несмотря на то, что Гере всё-таки пришлось на пару недель закрыть «Семёрки», неказистое российское законодательство не могло сдерживать этого человека слишком долго. Довольно скоро его заведение открылось вновь. Название осталось прежним, но к заветным цифрам теперь присоединились вывески «Спорт бар» и «Букмекерская контора». Среди играющих интеллектуалов бытовало мнение, будто ошибку в первом слове сделали специально, чтобы дать клиенту лишний повод заговорить с хозяином. Ну а побеседовав с гостем, Гера почти всегда находил к нему подход: он умел показаться другом любому, что благотворно влияло на количество посетителей. Опытный бизнесмен с удовольствием давал клиентом возможность хвастаться: «Один мой приятель держит игровой зал. Какой? Да “Три семёрки”».
После реорганизации в заведении Геры появилась барная стойка и большой телевизор. Необходимое место нашлось за счёт того, что громоздкие аппараты заменили обыкновенными ноутбуками. Конечно, на компьютерах работали те же самые программы, что и в старых игровых автоматах. Однако теперь выбивать кредиты из «клавиатурных бандитов» стало гораздо труднее, поскольку в ноутбуки, в отличие от слот-машин, производители не закладывали так называемый «процент отдачи», который обязывал коварную железяку возвращать в виде выигрыша большую часть жетонов. Впрочем, истомившийся клиент шёл даже в столь гиблое место.
Оставив в «Семёрках» несколько тысяч, Марина поняла, что никаких хоть сколько-нибудь выигрышных систем уже не существует. А отдавать деньги просто так девушке совсем не нравилось. Однако и завязать с «аппаратами» не получалось. Несмотря на все самообещания лудоманка раз за разом возвращалась в зал, чтобы вновь проиграть тысячу или две. Ситуацию усугублял бесплатный коктейль, право на который Гера предоставил пытающейся соскочить клиентке, добавив ей ещё один повод забежать в «Спорт бар». Данный шаг, хоть и весьма расчётливый, всё же удивлял чрезмерной для хозяина щедростью. Впрочем, дивилась Марина недолго – уже через неделю Гера предложил ей работу промоутера – тоном дружеским, но вместе с тем неуловимо выражавшим: «Если хочешь сохранить привилегии, не отказывайся».
Хотя девушка согласилась бы и без всяких подтекстов. Во-первых, выражая признательность «за счастливое детство» и хорошее отношение, а, во-вторых – ведь другого способа выбивать деньги из игровых автоматов больше не существовало.
И вот Марина стояла у метро и раздавала листовки. Делая это по всей промоутерской науке, о существовании которой узнала от знакомого.
Наука оказалась не слишком сложной и до некоторой степени изящной. Хотя начиналась с обязательной улыбки. Марина задумалась: если так пойдёт и дальше, то лет через сто-двести улыбка станет признаком дурного тона – атрибутом торгашей и холуев. Ну а людям из приличного общества придётся выдумать другой способ показывать расположение друг другу – способ, не ассоциирующийся с продажами.
...Вслед за улыбкой профессиональный промоутер включал гендерный подход. Мужчинам листовки надо протягивать правой рукой, как бы провоцируя на рукопожатие. При этом рекламка должна демонстрироваться лицевой стороной, что символизирует искренность, ценимую сильным полом. Женщинам же наоборот – листовку стоило предлагать тыльной стороной (лучше даже в сложенном виде), чтобы пробудить любопытство. Высший пилотаж – начать убирать рекламку перед подходящей девушкой, словно бы именно ей знать содержимое буклета не полагалось. В этом случае некоторые женщины бросались за листовкой словно львицы на добычу.
Время у метро тянулось неспешно. Марина надеялась увидеть множество необычных ситуаций и готовилась отбиваться от желающих познакомиться, но ни того, ни другого не происходило. Самым ярким эпизодом стал день, когда какой-то панк вырвал у неё листовки и принялся, помахивая ими, вопить: «Билеты в ад! Флаеры на бал Люцифера! Криминальное чтиво! Дневники Лоры Палмер! Скидки на водку!», и прочую чепуху в том же духе. В результате, рекламки чаще стали забирать ребята помоложе, делая это с довольной ухмылкой. Зато старшее поколение игнорировало шумного балбеса практически демонстративно. Панк пробыл с Мариной минут десять, но, завидев ментов, скрылся в подземке.
С исчезновением горлопана исчезли и улыбки на лицах прохожих. Большинство тех, кто брал листовки, делали это чисто механически. Возможно, они просто пытались помочь девушке, считая, что её заработок зависит от количества розданных рекламок. Однако Марина получала почасовую оплату, так что помощь была иллюзорной. Зато каждый день она видела совсем не иллюзорный мусор, которым становились выброшенные на тротуар буклеты. Девушка чувствовала себя оружейным бароном, шагающим по телам убитых из её товара.
Шли недели. Ясных дней (а значит и дней удобных для работы) становилось всё меньше, но единственным видимым результатом труда Марины оставался лишь уличный мусор. Посетителей в «Трёх семёрках» не прибавлялось, однако Геру это, казалось, не беспокоило. По крайней мере, претензий своему промоутеру он не предъявлял. Возможно, потому что львиная часть её зарплаты возвращалась в кассу «спорт бара».
Вместе с холодами приближалась и очередная сессия, поэтому Марина заставила себя сконцентрироваться на учёбе, попросив у начальника отпуск за свой счёт. Хозяин «спорт бара» расстроился, однако переубеждать дезертиршу не стал. Очень скоро девушка обнаружила, что на её место у метро Гера поставил гостя из какой-то раскосой республики.
Гость работал всю зиму. Марина всю зиму училась, регулярно, впрочем, заглядывая в «Семёрки». Снова раздавать листовки ей не очень-то хотелось, но к 2010 году кризис почти добил строительный бизнес Лукашиных, так что с каждым месяцем девушке перепадало всё меньше и меньше карманных денег. На горизонте замаячила весна не просто без аппаратов, но и без обновок. Возврат к промоутерству показался самым лёгким решением финансовых проблем, поэтому девушка спросила у Геры, не найдется ли у него подходящей вакансии. Тот взял несколько дней на размышления, а затем поручил Марине новую точку у соседнего метро.
И вновь солнце поливало девушку ярким светом, но светом куда более дорогим, чем той, первой рабочей осенью – светом с особой, весенней наценкой за долгожданность. И вновь мимо проплывали жизни людей: то сонно вверх, то кубарем в подземелье. И вновь десятки прохожих брали из рук Марины листовки лишь затем, чтобы через минуту выбросить смятую бумажку на тротуар, преисполняясь ощущением помощи ближнему своему. Не подозревая, что их искренний порыв приносит лишь горечь.
...Марина раздала все рекламки и села на облицованный чёрным кафелем бортик спуска в подземку. Вход этой станции тоже напоминал мавзолей. Девушке вдруг стало обидно: почему одним москвичам достаются красивые вестибюли, а другим просто дырки в земле?
Настроение было ни к чёрту. Домой не хотелось: из-за финансовых проблем родители стали раздражительными и часто ругались.
