Поэтому подготовил маленькую петицию, если можно так назвать мой документ, в котором участнику нужно просто подчеркнуть, что он "за" моё присутствие на тренинге.
Вижу краем глаза, что доктор мечется возле стола, не зная, что делать, отнимать ли бумаги или притвориться, что так и надо. Но мне уже всё равно – я праздную победу! Почти все отметили пункт "за".
– Превосходно! – восклицаю и кидаю два планшета и ручки на стол Кеммлеру – пусть сожрёт их! А сам приношу из коридора ноутбук и по-хозяйски располагаюсь на столе. То, что происходит дальше, меня поражает ещё сильнее, чем полуживой вид этих пациентов: большая часть из них шарахаются от ноутбука, женщины начинают визжать, мужчины стонут. Кто-то как затравленный зверёк жмётся к спинке стула, а кто-то вскакивает и убегает к дальней стене. Я растерян. Доктор, обвинительно косясь на меня, бросается собирать своих психов, как раскатившиеся бусины порвавшихся бус, при этом приговаривая что-то типа: "Не беспокойтесь! Это всего лишь ноутбук, он совершенно безопасен, в нём нет вируса!".
Через какое-то время всё успокаивается, все рассаживаются, начинается тренинг. Кеммлер не смотрит в мою сторону. Я стою у окна, ноут бесполезно лежит на подоконнике, как чёрная кошка. В помощь мне только верные друзья – безопасный блокнот и карандаш. После вопроса Славика начинает рассказывать Михаэла – женщина лет пятидесяти, у которой от бывшей ухоженности не осталось и следа. Пальцы в золоте сжимают салфетку, небрежно накрашенные глаза смотрят на колени с варикозом, торчащие из-под бирюзовой юбки.
– По роду деятельности я почти не имею дел с электроникой – я преподаватель бальных танцев. Но однажды на рабочем компьютере по незнанию открыла этот демонический вирус, – голос её дрожит, как натянутая струна, готовая порваться. – После этого во мне и в моей жизни стали происходить невероятные изменения. В тот же день, разговаривая с дочерью, я не смогла удержаться, чтобы не назвать её шлюхой! Грязной непотребной шлюхой! – Михаэла меняется: в глазах разгорается злость, руки вцепляются в ткань юбки, жилы на руках и шее пугающе натягиваются. – Она променяла мой балет на низкопробные подтанцовки в баре. Все эти приватные танцы перед пьяными мужиками, – она кривится в отвращении, отчего на лице появляются некрасивые глубокие складки, – мотания вокруг шеста, когда сидящие заглядывают ей между ноги и…
Кеммлер прерывает рассказ. Я останавливаюсь писать и выныриваю из другого мира обратно в реальность.
– Вы себе раньше никогда не позволяли говорить такое дочери?
– Да, – у Михаэлы наворачиваются слёзы, губы то и дело вздрагивают. – У меня в голове что-то переключилось. Я не смогла удержаться. Даже ударила её. – Наконец, она начинает рыдать. – Перед глазами всё было красным, словно залитым кровью. Я не могла контролировать себя, я пребывала под чьим-то злым влиянием, потому что сама бы этого не сказала и не сделала! Не сделала! Не ударила бы свою дочь!
"Ха, тоже мне, – думаю я. – Старушка, наконец, высказала дочери всё, что о ней думает. А теперь хочет оправдаться помутнением сознания от вируса. Невероятный бред! Фарс чистой воды. Ей бы в другую группу – спонтанных истеричек. Если такая есть…"
Следующий выступающий – Теодор, мужчина с пузиком, смахивающий на поплохевшего Марио. Усатый, в комбинезоне, в которых обычно ходят автослесари, с жирным лицом и тяжёлым дыханием – настоящий бык!
– С другом общались с девчонками по скайпу. – Он рассказывает медленно, словно ему трудно соображать. – Вдруг приходит файл. Мы открываем. Какие-то полоски на мониторе, резкий звук, я аж уши закрыл. Друг блевать убежал, а я, как дурак, остался смотреть…
– И что дальше? – вмешиваюсь я, растопырив глаза, как девочка, слушающая сказку.
– Помехи, как в телевизоре. И шипение. Потом пара вспышек красных, и всё. – Он отводит взгляд в угол потолка и нервно мотает коленом, собираясь сказать что-то очень тревожащее. – Когда друг вернулся, я врезал ему в челюсть, – делает паузу, обдумывая что-то. – А знаете, этому засранцу давно пора было навалять! Он у меня однажды бабу увёл! Да и подворовывает частенько – после него денег в кошельке недосчитываюсь. Сукин сын! Гад ползучий!
– А я сожгла дом! – перебивает звонкий нездорово-весёлый голос. Поворачиваюсь. Вижу девушку, всю в украшениях, с чёрными кудрями, одетую как капуста. – Только никто и не догадывается, что это я. – Смеётся в красивую ручку с длинными пальчиками, которые вот-вот сломаются от тяжеловесных колец с драгоценными камнями. – Голос приказал мне. В этом доме жил мой бывший. Жил! – снова заливается истерическим хохотом, закидывая при этом голову и тряся кудряшками. – Он мне вирус и подкинул, вместе с видео, где мы на островах отдыхаем. Как триппер, ей богу! Похоже, правда?
Она смеётся и смеётся, а я смотрю на неё и представляю, как она с дикими глазами обливает бензином из канистры спальню бывшего. Потом вот этой красивой ручкой, держа вот в этих роскошных пальчиках горящую спичку, поджигает.
– Эмилия, вы слышали голос? – спрашивает Кеммлер.
– Да. И видела человека у себя в комнате. Он рассказал мне, что мой любимый мне изменяет. Ну, я догадывалась, но то, что сказал человек, прояснило всё. Всё встало на свои места. – Эмилия распахивает ресницы и размыкает губки, становясь похожей на девушку с обложки. – Наверное, не было никакого человека. Это всего лишь моё подсознание. Внутренний диалог, да, доктор?
– Да, Эмилия, – спокойно говорит доктор, упираясь ладонями в стол, и тут же обращается ко всем: – Не вирус повлиял на вас. Это обострились ваши внутренние конфликты. И цель наших занятий – разрешить эти конфликты, избавить вас от страхов и волнений.
– Доктор Кеммлер, – встреваю я, наплевав на этикет и все возможные правила приличия и такта. – Но ведь именно "Вирус правды" простимулировал эти внутренние конфликты. Все трое говорят о том, что изменения в поведении произошли именно после появления вируса. Нельзя недооценивать этот аспект. – Я становлюсь настолько уверен в себе, что даже остро заточенный взгляд доктора не причиняет дискомфорта. Я в танке с бронёй из наглости, и меня это воодушевляет. Понимаю, что если сейчас не встряхнуть этих шизиков, я не добьюсь от них сенсационных заявлений.
– Господин Дворжек! – громогласно восклицает доктор. Наверное, так же звучал Зевс, когда злился на людишек. – Почему вы позволяете себе вмешиваться?
Нужно позавидовать его выдержке! Будь я на его месте, пинком под зад выгнал бы такого поганца-невежу, как я. Но он сдерживается, превращаясь в кремень. Только глаза бегают туда-сюда. Он настоящий мастер самоконтроля!
– А эксперт прав! – выкрикивает один из мужчин, совершенно неприметный и обычный, средних лет. – Пусть он нам и скажет, как такое может быть, чтобы какая-то компьютерная хрень так воздействовала на людей!
– Йордан! Господин Дворжек не…
– В голове есть такой отдел, – я снова перебиваю доктора и выхожу в центр, закрывая его спиной. У меня готовы ответы на все вопросы, – отвечающий за подсознание. Так вот если на него правильно воздействовать, можно добиться выхода наружу тех страстей, которые скрывались внутри каждого, может, всю жизнь. Вы говорили о красных вспышках, шумах, помехах – так вот они в своей совокупности и вывели подсознательное в сознательное. Частота звука, исходящего из колонок, совпала с частотой вибраций клеток мозга, а визуальное воздействие – раздражило зрительный нерв, заставив вас видеть то, чего нет на самом деле!
– Господин Дворжек! – ещё возмущённее и громче произносит Славик, пытаясь вытолкнуть меня с середины. – Вы несёте чушь! Это я вам заявляю!
– Ну почему же! – снова вмешивается Йордан. – Я слышал про белый шум и эту… коричневую ноту, от которой можно обосраться, – его губы расползаются в улыбке, являя миру редкозубый рот.
– Да-да, – толкаю я доктора в ответ, – это из той же оперы.
– Я слышал о подобных видео, – Йордан становится серьёзнее. Даже позу меняет – подаётся вперёд, складывает руки между колен и становится похож на бандита. – Вроде бессвязная череда мигающих картинок, а на самом деле эта дрянь западает в мозг и делает из тебя эпилептика или психа. Хорошо, если только проблюёшься, плохо – если решишь вены себе порезать или из окна сигануть. А звук иногда даже и не слышишь, а он есть. На частоте, недоступной слуху, влияет на мозг.
Воцаряется тишина. На секунду кажется, что я нахожусь в галерее восковых фигур. Но вдруг одна из девушек начинает плакать. Она, наверное, самая невзрачная из всех особ женского пола: простоволосая, в длинной серой юбке, кофте с растянутыми рукавами, на ногах бабушкины башмаки. Эта мышка пищит в ладони и дёргает плечами. Она захватила всё моё внимание. Мне знаком такой тип людей – они нашпигованы комплексами и извращёнными желаниями. С виду смирные, неприметные, но стоит их раскрутить – такое выдают!
– Я ненавижу свою мать! – выкрикивает она, как лозунг. Ну? Что я говорил? – Она испортила всю мою жизнь! Сука! Бьёт меня, если прихожу позднее, чем велено, постоянно унижает, говорит, что я страшная, глупая и никому не нужна!
– А причём здесь вирус? – подбрасываю дровишек в огонь.
– Я покажу его ей! Пусть страдает, как я страдала всю свою жизнь! Пусть харкается кровью, орёт от головной боли и убьёт себя сама!
Я смотрю на неё, и меня медленно наполняет отвращение. Однажды в деревне хулиганы вылили на меня ведро с коровьим дерьмом, но даже тогда мне не было так противно, как сейчас. Не слышу, что отвечает ей Кеммлер, да это и не важно. Я получил то, что мне нужно – отчаяние, крайность… Кеммлер, пользуясь замешательством, суёт мне в руку ноутбук и толкает к выходу, раздражённо бормоча на ухо:
– Уходите! И больше не появляйтесь здесь. Вы получили то, что хотели. Надеюсь, вам хватит журналистской этики, чтобы соблюсти конфиденциальность.
Отхожу от захлопнувшейся за спиной двери и размышляю, бездумно глядя в записи: "Столько нелицеприятных историй породил этот вирус, а о нём практически ничего не известно. Я просто обязан довести дело до конца! Мне нужен этот "Вирус правды"! Хочу увидеть его своими глазами и описать, чтобы все о нём узнали!"
Кажется, Эмилия – та гламурная особа – говорила, что дружок подкинул вирус вместе с личным видео. Думаю, это и есть самый кратчайший путь, который позволит мне докопаться до истины. Чуть ли не бегу к машине, чтобы перепарковать её поближе к выходу из Центра и поймать Эмилию. Думаю, мой Мерседес сыграет в плюс и мне, и нашему с ней будущему "дружескому" общению.
Нервничаю, поглядывая на часы. У меня даже рука устала от частого поднятия. Последние минуты тренинга, время на финальные личные вопросы, путь по коридору до выхода. И вот, вижу высокую стройную фигурку на цокающих каблучках и разлетающиеся пружинящие кудряшки – Эмилия спускается по лестнице, как королева. Даже и не подумаешь, что она истеричка, и что у неё триппер. Открываю окно и окрикиваю дамочку. Уламываю на то, чтобы подбросить до дома – соглашается. Спасибо прохладной осенней погоде! Наконец, она принесла хоть какую-то пользу.
По приезду говорю Эмилии всё как есть (настало время приёма "Откровенность"), прошу дать мне диск с вирусом. Она соглашается, мы поднимаемся в квартиру.
Ничего особенного – обычная однокомнатная, небольшая, без роскоши и особых наворотов. Наверное, снимает, чтобы скрыться от полиции или бывшего. А может и нет, плевать.
– Чаю? – спрашивает.
– Нет, спасибо, – отвечаю не заинтересованно.
Эмилия скрывается за дверцей лакированного шкафа и шуршит одеждой – кажется, раздевается. Я, сидя на диван-ковати, продолжаю осматривать комнату. Бардак повсюду: стол утонул в разноцветных шмотках, на подоконнике завядшие цветы, кофейная чашка, куски засохшего хлеба, на телевизоре и компьютере пыль со времён прапрабабушки, на полу истёртый в нескольких местах ковёр. Эмилия неожиданно появляется возле меня и запускает пальчики мне в волосы. Перевожу взгляд – вижу перед собой грудь в чёрном кружевном бюстгальтере. Не успеваю ничего сказать, как меня целуют её губы. Она упирается мне в грудь руками, я поддаюсь и опускаюсь спиной на продавленное сидение дивана. Я бы переспал с ней, но из головы не выходит мысль о триппере. Я не готов платить такую цену за сенсацию. Осторожно отстраняю от себя Эмилию и смотрю в томные голубые глаза в обрамление густо накрашенных ресниц.
– Прости, но я люблю другую, – говорю шёпотом, делая печальное лицо. – Ты ведь знаешь, каково это – быть обманутой… Не хочу делать, как твой бывший, прости!
Ловко выскальзываю из-под неё и выжидательно замираю на краю дивана. Слышу вздох и почти беззвучный смех.
– Посмотри вирус при мне. Сейчас, – говорит лукаво. Я немного злюсь, но… – Так будет безопаснее. Я его уже видела, а вот тебе нужно быть поосторожнее. Я присмотрю за тобой.
– А что может случиться? – спрашиваю.
Она, как львица, растягивается на диване, подпирает рукой голову и закатывает глаза.
– В группе не всё говорят. После того, как нас выпустили из больницы, мы ведём себя осторожно. Строим из себя излечившихся, а на самом деле… Почти каждого с периодичностью мучают галлюцинации и желание свести счёты с жизнью. Радка Дворжич, та плакса, мечтающая убить мать, рассказывала, что её тошнит кровью каждый день, и без обезболивающих она уже жить не может… Бедняжка, – многозначительно вздыхает и переводит взгляд на меня. – Тебе не страшно?
Хоть я и знаю ответ, но всё равно задумываюсь.
– Нет. На меня такие вещи не действуют. Давай посмотрю при тебе, раз хочешь. Но потом ты всё равно отдашь мне диск, договорились?
– Как хочешь. – Она спрыгивает с дивана и наклоняется к системному блоку. – Диск внутри с тех самых пор. Сейчас запущу компьютер…
Долгие минуты ожидания. Ладони у меня начинают потеть. Кажется, в комнате очень жарко.
– Позволишь? – киваю на стул напротив монитора. Эмилия не возражает. – Можешь уйти пока на кухню? Хочу один посмотреть.
– Да запросто! – кидает легкомысленно.
Остаюсь один. Открываю диск и среди нескольких иконок вижу файл с расширением .tru. На значке – чёрный квадрат с большой лучистой звёздочкой. Это такое схематическое изображение правды? Чуть погодя, дважды кликаю на нём мышкой и жду. Глаза бегают по монитору, боясь пропустить момент, когда что-то начнётся. Диск в дисководе шипит – значит, процесс запущен. Но я ничего не вижу. Наклоняюсь ближе к монитору, всматриваюсь так пристально, что вижу пиксели. Но ничего не происходит! Я снова запускаю файл и снова жду. Система зависает. Вызываю диспетчер задач, ищу процесс вируса, но его нет, как я и думал. Либо вирус спрятался, либо файл по каким-то причинам не запустился. Разочарованно жму кнопку дисковода, диск выезжает с задержкой. Аккуратно беру его и кладу в пакетик, а пакетик сую в карман куртки. Встаю и даже не знаю, что делать дальше.
– Попробую дома, на своём, – рассуждаю вслух. – Может, дважды на одном и том же компьютере он не запускается?
Да. Немного успокаиваю расстроенность от неудачи и иду искать Эмилию.
Бардак не ограничивается комнатой. На полу в коридоре валяются носки, клочки газет, одноразовая посуда, тара от китайской вермишели.
Вижу краем глаза, что доктор мечется возле стола, не зная, что делать, отнимать ли бумаги или притвориться, что так и надо. Но мне уже всё равно – я праздную победу! Почти все отметили пункт "за".
– Превосходно! – восклицаю и кидаю два планшета и ручки на стол Кеммлеру – пусть сожрёт их! А сам приношу из коридора ноутбук и по-хозяйски располагаюсь на столе. То, что происходит дальше, меня поражает ещё сильнее, чем полуживой вид этих пациентов: большая часть из них шарахаются от ноутбука, женщины начинают визжать, мужчины стонут. Кто-то как затравленный зверёк жмётся к спинке стула, а кто-то вскакивает и убегает к дальней стене. Я растерян. Доктор, обвинительно косясь на меня, бросается собирать своих психов, как раскатившиеся бусины порвавшихся бус, при этом приговаривая что-то типа: "Не беспокойтесь! Это всего лишь ноутбук, он совершенно безопасен, в нём нет вируса!".
Через какое-то время всё успокаивается, все рассаживаются, начинается тренинг. Кеммлер не смотрит в мою сторону. Я стою у окна, ноут бесполезно лежит на подоконнике, как чёрная кошка. В помощь мне только верные друзья – безопасный блокнот и карандаш. После вопроса Славика начинает рассказывать Михаэла – женщина лет пятидесяти, у которой от бывшей ухоженности не осталось и следа. Пальцы в золоте сжимают салфетку, небрежно накрашенные глаза смотрят на колени с варикозом, торчащие из-под бирюзовой юбки.
– По роду деятельности я почти не имею дел с электроникой – я преподаватель бальных танцев. Но однажды на рабочем компьютере по незнанию открыла этот демонический вирус, – голос её дрожит, как натянутая струна, готовая порваться. – После этого во мне и в моей жизни стали происходить невероятные изменения. В тот же день, разговаривая с дочерью, я не смогла удержаться, чтобы не назвать её шлюхой! Грязной непотребной шлюхой! – Михаэла меняется: в глазах разгорается злость, руки вцепляются в ткань юбки, жилы на руках и шее пугающе натягиваются. – Она променяла мой балет на низкопробные подтанцовки в баре. Все эти приватные танцы перед пьяными мужиками, – она кривится в отвращении, отчего на лице появляются некрасивые глубокие складки, – мотания вокруг шеста, когда сидящие заглядывают ей между ноги и…
Кеммлер прерывает рассказ. Я останавливаюсь писать и выныриваю из другого мира обратно в реальность.
– Вы себе раньше никогда не позволяли говорить такое дочери?
– Да, – у Михаэлы наворачиваются слёзы, губы то и дело вздрагивают. – У меня в голове что-то переключилось. Я не смогла удержаться. Даже ударила её. – Наконец, она начинает рыдать. – Перед глазами всё было красным, словно залитым кровью. Я не могла контролировать себя, я пребывала под чьим-то злым влиянием, потому что сама бы этого не сказала и не сделала! Не сделала! Не ударила бы свою дочь!
"Ха, тоже мне, – думаю я. – Старушка, наконец, высказала дочери всё, что о ней думает. А теперь хочет оправдаться помутнением сознания от вируса. Невероятный бред! Фарс чистой воды. Ей бы в другую группу – спонтанных истеричек. Если такая есть…"
Следующий выступающий – Теодор, мужчина с пузиком, смахивающий на поплохевшего Марио. Усатый, в комбинезоне, в которых обычно ходят автослесари, с жирным лицом и тяжёлым дыханием – настоящий бык!
– С другом общались с девчонками по скайпу. – Он рассказывает медленно, словно ему трудно соображать. – Вдруг приходит файл. Мы открываем. Какие-то полоски на мониторе, резкий звук, я аж уши закрыл. Друг блевать убежал, а я, как дурак, остался смотреть…
– И что дальше? – вмешиваюсь я, растопырив глаза, как девочка, слушающая сказку.
– Помехи, как в телевизоре. И шипение. Потом пара вспышек красных, и всё. – Он отводит взгляд в угол потолка и нервно мотает коленом, собираясь сказать что-то очень тревожащее. – Когда друг вернулся, я врезал ему в челюсть, – делает паузу, обдумывая что-то. – А знаете, этому засранцу давно пора было навалять! Он у меня однажды бабу увёл! Да и подворовывает частенько – после него денег в кошельке недосчитываюсь. Сукин сын! Гад ползучий!
– А я сожгла дом! – перебивает звонкий нездорово-весёлый голос. Поворачиваюсь. Вижу девушку, всю в украшениях, с чёрными кудрями, одетую как капуста. – Только никто и не догадывается, что это я. – Смеётся в красивую ручку с длинными пальчиками, которые вот-вот сломаются от тяжеловесных колец с драгоценными камнями. – Голос приказал мне. В этом доме жил мой бывший. Жил! – снова заливается истерическим хохотом, закидывая при этом голову и тряся кудряшками. – Он мне вирус и подкинул, вместе с видео, где мы на островах отдыхаем. Как триппер, ей богу! Похоже, правда?
Она смеётся и смеётся, а я смотрю на неё и представляю, как она с дикими глазами обливает бензином из канистры спальню бывшего. Потом вот этой красивой ручкой, держа вот в этих роскошных пальчиках горящую спичку, поджигает.
– Эмилия, вы слышали голос? – спрашивает Кеммлер.
– Да. И видела человека у себя в комнате. Он рассказал мне, что мой любимый мне изменяет. Ну, я догадывалась, но то, что сказал человек, прояснило всё. Всё встало на свои места. – Эмилия распахивает ресницы и размыкает губки, становясь похожей на девушку с обложки. – Наверное, не было никакого человека. Это всего лишь моё подсознание. Внутренний диалог, да, доктор?
– Да, Эмилия, – спокойно говорит доктор, упираясь ладонями в стол, и тут же обращается ко всем: – Не вирус повлиял на вас. Это обострились ваши внутренние конфликты. И цель наших занятий – разрешить эти конфликты, избавить вас от страхов и волнений.
– Доктор Кеммлер, – встреваю я, наплевав на этикет и все возможные правила приличия и такта. – Но ведь именно "Вирус правды" простимулировал эти внутренние конфликты. Все трое говорят о том, что изменения в поведении произошли именно после появления вируса. Нельзя недооценивать этот аспект. – Я становлюсь настолько уверен в себе, что даже остро заточенный взгляд доктора не причиняет дискомфорта. Я в танке с бронёй из наглости, и меня это воодушевляет. Понимаю, что если сейчас не встряхнуть этих шизиков, я не добьюсь от них сенсационных заявлений.
– Господин Дворжек! – громогласно восклицает доктор. Наверное, так же звучал Зевс, когда злился на людишек. – Почему вы позволяете себе вмешиваться?
Нужно позавидовать его выдержке! Будь я на его месте, пинком под зад выгнал бы такого поганца-невежу, как я. Но он сдерживается, превращаясь в кремень. Только глаза бегают туда-сюда. Он настоящий мастер самоконтроля!
– А эксперт прав! – выкрикивает один из мужчин, совершенно неприметный и обычный, средних лет. – Пусть он нам и скажет, как такое может быть, чтобы какая-то компьютерная хрень так воздействовала на людей!
– Йордан! Господин Дворжек не…
– В голове есть такой отдел, – я снова перебиваю доктора и выхожу в центр, закрывая его спиной. У меня готовы ответы на все вопросы, – отвечающий за подсознание. Так вот если на него правильно воздействовать, можно добиться выхода наружу тех страстей, которые скрывались внутри каждого, может, всю жизнь. Вы говорили о красных вспышках, шумах, помехах – так вот они в своей совокупности и вывели подсознательное в сознательное. Частота звука, исходящего из колонок, совпала с частотой вибраций клеток мозга, а визуальное воздействие – раздражило зрительный нерв, заставив вас видеть то, чего нет на самом деле!
– Господин Дворжек! – ещё возмущённее и громче произносит Славик, пытаясь вытолкнуть меня с середины. – Вы несёте чушь! Это я вам заявляю!
– Ну почему же! – снова вмешивается Йордан. – Я слышал про белый шум и эту… коричневую ноту, от которой можно обосраться, – его губы расползаются в улыбке, являя миру редкозубый рот.
– Да-да, – толкаю я доктора в ответ, – это из той же оперы.
– Я слышал о подобных видео, – Йордан становится серьёзнее. Даже позу меняет – подаётся вперёд, складывает руки между колен и становится похож на бандита. – Вроде бессвязная череда мигающих картинок, а на самом деле эта дрянь западает в мозг и делает из тебя эпилептика или психа. Хорошо, если только проблюёшься, плохо – если решишь вены себе порезать или из окна сигануть. А звук иногда даже и не слышишь, а он есть. На частоте, недоступной слуху, влияет на мозг.
Воцаряется тишина. На секунду кажется, что я нахожусь в галерее восковых фигур. Но вдруг одна из девушек начинает плакать. Она, наверное, самая невзрачная из всех особ женского пола: простоволосая, в длинной серой юбке, кофте с растянутыми рукавами, на ногах бабушкины башмаки. Эта мышка пищит в ладони и дёргает плечами. Она захватила всё моё внимание. Мне знаком такой тип людей – они нашпигованы комплексами и извращёнными желаниями. С виду смирные, неприметные, но стоит их раскрутить – такое выдают!
– Я ненавижу свою мать! – выкрикивает она, как лозунг. Ну? Что я говорил? – Она испортила всю мою жизнь! Сука! Бьёт меня, если прихожу позднее, чем велено, постоянно унижает, говорит, что я страшная, глупая и никому не нужна!
– А причём здесь вирус? – подбрасываю дровишек в огонь.
– Я покажу его ей! Пусть страдает, как я страдала всю свою жизнь! Пусть харкается кровью, орёт от головной боли и убьёт себя сама!
Я смотрю на неё, и меня медленно наполняет отвращение. Однажды в деревне хулиганы вылили на меня ведро с коровьим дерьмом, но даже тогда мне не было так противно, как сейчас. Не слышу, что отвечает ей Кеммлер, да это и не важно. Я получил то, что мне нужно – отчаяние, крайность… Кеммлер, пользуясь замешательством, суёт мне в руку ноутбук и толкает к выходу, раздражённо бормоча на ухо:
– Уходите! И больше не появляйтесь здесь. Вы получили то, что хотели. Надеюсь, вам хватит журналистской этики, чтобы соблюсти конфиденциальность.
Отхожу от захлопнувшейся за спиной двери и размышляю, бездумно глядя в записи: "Столько нелицеприятных историй породил этот вирус, а о нём практически ничего не известно. Я просто обязан довести дело до конца! Мне нужен этот "Вирус правды"! Хочу увидеть его своими глазами и описать, чтобы все о нём узнали!"
Кажется, Эмилия – та гламурная особа – говорила, что дружок подкинул вирус вместе с личным видео. Думаю, это и есть самый кратчайший путь, который позволит мне докопаться до истины. Чуть ли не бегу к машине, чтобы перепарковать её поближе к выходу из Центра и поймать Эмилию. Думаю, мой Мерседес сыграет в плюс и мне, и нашему с ней будущему "дружескому" общению.
Нервничаю, поглядывая на часы. У меня даже рука устала от частого поднятия. Последние минуты тренинга, время на финальные личные вопросы, путь по коридору до выхода. И вот, вижу высокую стройную фигурку на цокающих каблучках и разлетающиеся пружинящие кудряшки – Эмилия спускается по лестнице, как королева. Даже и не подумаешь, что она истеричка, и что у неё триппер. Открываю окно и окрикиваю дамочку. Уламываю на то, чтобы подбросить до дома – соглашается. Спасибо прохладной осенней погоде! Наконец, она принесла хоть какую-то пользу.
По приезду говорю Эмилии всё как есть (настало время приёма "Откровенность"), прошу дать мне диск с вирусом. Она соглашается, мы поднимаемся в квартиру.
Ничего особенного – обычная однокомнатная, небольшая, без роскоши и особых наворотов. Наверное, снимает, чтобы скрыться от полиции или бывшего. А может и нет, плевать.
– Чаю? – спрашивает.
– Нет, спасибо, – отвечаю не заинтересованно.
Эмилия скрывается за дверцей лакированного шкафа и шуршит одеждой – кажется, раздевается. Я, сидя на диван-ковати, продолжаю осматривать комнату. Бардак повсюду: стол утонул в разноцветных шмотках, на подоконнике завядшие цветы, кофейная чашка, куски засохшего хлеба, на телевизоре и компьютере пыль со времён прапрабабушки, на полу истёртый в нескольких местах ковёр. Эмилия неожиданно появляется возле меня и запускает пальчики мне в волосы. Перевожу взгляд – вижу перед собой грудь в чёрном кружевном бюстгальтере. Не успеваю ничего сказать, как меня целуют её губы. Она упирается мне в грудь руками, я поддаюсь и опускаюсь спиной на продавленное сидение дивана. Я бы переспал с ней, но из головы не выходит мысль о триппере. Я не готов платить такую цену за сенсацию. Осторожно отстраняю от себя Эмилию и смотрю в томные голубые глаза в обрамление густо накрашенных ресниц.
– Прости, но я люблю другую, – говорю шёпотом, делая печальное лицо. – Ты ведь знаешь, каково это – быть обманутой… Не хочу делать, как твой бывший, прости!
Ловко выскальзываю из-под неё и выжидательно замираю на краю дивана. Слышу вздох и почти беззвучный смех.
– Посмотри вирус при мне. Сейчас, – говорит лукаво. Я немного злюсь, но… – Так будет безопаснее. Я его уже видела, а вот тебе нужно быть поосторожнее. Я присмотрю за тобой.
– А что может случиться? – спрашиваю.
Она, как львица, растягивается на диване, подпирает рукой голову и закатывает глаза.
– В группе не всё говорят. После того, как нас выпустили из больницы, мы ведём себя осторожно. Строим из себя излечившихся, а на самом деле… Почти каждого с периодичностью мучают галлюцинации и желание свести счёты с жизнью. Радка Дворжич, та плакса, мечтающая убить мать, рассказывала, что её тошнит кровью каждый день, и без обезболивающих она уже жить не может… Бедняжка, – многозначительно вздыхает и переводит взгляд на меня. – Тебе не страшно?
Хоть я и знаю ответ, но всё равно задумываюсь.
– Нет. На меня такие вещи не действуют. Давай посмотрю при тебе, раз хочешь. Но потом ты всё равно отдашь мне диск, договорились?
– Как хочешь. – Она спрыгивает с дивана и наклоняется к системному блоку. – Диск внутри с тех самых пор. Сейчас запущу компьютер…
Долгие минуты ожидания. Ладони у меня начинают потеть. Кажется, в комнате очень жарко.
– Позволишь? – киваю на стул напротив монитора. Эмилия не возражает. – Можешь уйти пока на кухню? Хочу один посмотреть.
– Да запросто! – кидает легкомысленно.
Остаюсь один. Открываю диск и среди нескольких иконок вижу файл с расширением .tru. На значке – чёрный квадрат с большой лучистой звёздочкой. Это такое схематическое изображение правды? Чуть погодя, дважды кликаю на нём мышкой и жду. Глаза бегают по монитору, боясь пропустить момент, когда что-то начнётся. Диск в дисководе шипит – значит, процесс запущен. Но я ничего не вижу. Наклоняюсь ближе к монитору, всматриваюсь так пристально, что вижу пиксели. Но ничего не происходит! Я снова запускаю файл и снова жду. Система зависает. Вызываю диспетчер задач, ищу процесс вируса, но его нет, как я и думал. Либо вирус спрятался, либо файл по каким-то причинам не запустился. Разочарованно жму кнопку дисковода, диск выезжает с задержкой. Аккуратно беру его и кладу в пакетик, а пакетик сую в карман куртки. Встаю и даже не знаю, что делать дальше.
– Попробую дома, на своём, – рассуждаю вслух. – Может, дважды на одном и том же компьютере он не запускается?
Да. Немного успокаиваю расстроенность от неудачи и иду искать Эмилию.
Бардак не ограничивается комнатой. На полу в коридоре валяются носки, клочки газет, одноразовая посуда, тара от китайской вермишели.
