Чувствовал, как слезает с лица сгоревшая кожа. Ещё шаг. У каждого свой болевой порог. Мой, кажется, уже давно был пройден. Я не мог терпеть то, что со мной происходило. Я и не терпел. Просто делал то, что должен был делать – шёл вперёд. По всем правилам мне уже давно полагалось валяться бесчувственной кучей обугленной плоти. Ещё шаг. Чей-то голос сзади продолжал что-то кричать. Кажется, что-то про то, как меня кто-то видит... Или не видит? И ещё что-то про то, какой я хороший человек. Или не очень хороший. Это было не важно. И даже боль уже не важна. Важно только одно – сделать следующий шаг. Мне неожиданно захотелось рассмеяться. Каким-то невероятным чудом мне удавалось вновь и вновь заставлять своё тело делать очередное движение, продвигая его ещё немного вперёд. В самую гущу огня. Жар был таким сильным, что удивляло и то, как он может становиться всё сильнее с каждым сделанным шагом. Но это было реальностью. Я явственно чувствовал, как моя плоть медленно облезает с костей. Ещё шаг. Всё медленнее и медленнее. У меня даже возникли сомнения, а двигаюсь ли я, или это только моё сознание продолжает рваться вперёд. Я уже жаждал, чтобы огонь был сильнее. Когда он уже станет достаточно сильным, чтобы остановить меня? Шаг. Мне хотелось крикнуть: «Давай! Чего ты тянешь?! Забери меня уже!», но кричать было нечем. Не было ни губ, ни языка, ни лёгких. Только за спиной ещё слышались булькающие полу-вскрики, полу-всхлипы. Похоже, мы действительно были каким-то образом связаны. Иначе, зачем она тащится за мной в это пекло?
Боль исчезла неожиданно. Я верил старику и точно знал – теперь с Дружком всё будет хорошо. Даже успел улыбнуться. Мысленно. Кажется, на мне не осталось ни клочка плоти. А потом наступила тьма.
Свет был очень яркий. Он проникал даже сквозь закрытые веки. Удивляясь тому, что у меня снова есть глаза и веки, я открыл их. Солнца видно не было, но яркий свет заполнял всё видимое пространство. Казалось, что светился сам воздух, однако, несмотря на яркость, этот свет не доставлял никакого неудобства. Напротив, от него делалось очень радостно и спокойно.
Приняв сидячее положение, я с удивлением стал осматривать свои руки, совершенно целые и без какого-либо намёка на ожоги. Ощупав себя и убедившись, что всё остальное тоже цело и находится на своих местах, я уставился на смотревшего на меня с улыбкой молодого парня в рыжей футболке и свободных белых штанах. Он сидел на самом краю ровной площадки, на которой мы находились, поджав одну ногу к груди, а вторую свесив вниз.
- Я же вроде умер? – Его улыбка сделалась ещё шире, а в больших карих глазах заискрились озорные искорки.
- Ты как-то не очень похож на мёртвого.
- Нет. Даже наоборот. Это странно, но кажется, я ещё никогда не чувствовал себя таким живым. – Я снова ощупал себя, с тем же результатом. – Но ведь огонь и всё такое, и авария...
- Да, авария. Однажды ты попал в аварию и оказался в Лабиринте. А затем ты пошёл в огонь ради того, чтобы спасти друга. И снова умер. Но задолго до этого умер один лихой парень по прозвищу Кастет, а на его месте родился любящий и заботливый муж. А ещё раньше сам Кастет появился на месте умершего в тебе наивного мальчишки, который верил в сказки и в то, что все люди добрые и честные. Почему-то все так уверены, что смерть – это что-то окончательное. Что-то страшное. Люди часто не замечают, по сколько раз они умирают только за одну свою жизнь в земном мире.
- Может, им просто очень хочется, чтобы был какой-то конец всему. Чтобы раз – и нет ничего.
- Может быть. Хотя ваши физики давно уже сформулировали закон сохранения энергии. Также и в отношении жизни и смерти. Никто и никогда не умирает окончательно, и ничто не исчезает бесследно. Любой конец – это всего лишь новое начало. Главный вопрос в том, ради чего человек умирает, и какое начало полагает такой конец. – Он говорил, а я всё смотрел в его глубокие, полные какой-то детской радости глаза. Такие знакомые...
- Д-д-дружок? – Он рассмеялся добрым, заразительным смехом.
- Так ты меня называл.
- А как твоё настоящее имя?
- Дружок мне тоже очень нравится, но вообще меня зовут Ариэль.
- Как русалочку? – Наверное, так могут смеяться только дети. Так искренне, чисто и беззаботно.
- Вообще-то это мужское имя.
- Я рад, что ты жив.
- Это благодаря тебе, и надо сказать, что я тоже очень этому рад. – Я подошёл к нему и сел рядом, свесив ноги вниз.
- Здорово выглядишь.
- Здесь мне хорошо. – Он пожал плечами. – В этом Свете никто не может притворяться. Внешность каждого находящегося здесь соответствует тому, кем он на самом деле является.
- А что это за место? – Площадка была похожа на вершину высокой горы, с которой, казалось, можно увидеть весь мир. Только горизонта здесь видно не было. Может, так выглядит бескрайность? Я смотрел вниз и удивлялся тому, что не испытываю ни малейшего страха.
- Это и есть тот Дом, о котором ты говорил с трамвайщиком. – Он развёл руками. – Твой Дом.
- Но старик вроде говорил... Куда же тогда ведёт та вторая дверь?
- Скажем так, она ведёт в другое место. Не сюда.
- А, просто другой выход из Лабиринта?
- Нет. Из Лабиринта есть только один выход. Всё остальное просто ответвления.
- Я не понимаю.
- Ты заметил, что в Лабиринте тебя старались убедить в том, что нас определяют наши желания? Когда старик говорил про вторую дверь, он не говорил, что она ведёт Домой. Он сказал, что за ней ты найдёшь то, что желаешь. Лабиринт по своей сути – этакий исполнитель желаний. Он готов исполнить любое желание лишь для того, чтобы попавший в него человек так в нём и остался.
- Но ведь бывает, что желания противоречат друг другу.
- Именно. Но на самом деле нас определяет наш выбор, а не желания. Ты, например, встречал много людей, которые хотели бы бросить курить. Таково их желание, но так же они испытывают противоположное этому желание курить. Каждый день они делают выбор, снова и снова продолжая втягивать в себя никотиновый дым. Причём, многие из них убеждены, что просто не могут иначе. В этом они убедили себя сами. Примерно так же работает Лабиринт. В основном он состоит из зеркал. Кривых зеркал, как на ярмарках. Только если зеркала на ярмарках искажают твой внешний облик, выделяя и усиливая какие-то части, то зеркала Лабиринта отражают то, что внутри тебя. Они выискивают самые негативные стороны личности. Страхи, комплексы, сомнения и прочее. Всё, что смогут найти, тут же отражают в искажённом, усиленном виде, так, чтобы казалось, что только это и есть, и нет ничего другого. Помнишь комнату под сценой театра, в которой живёт Страх? На самом деле в этой комнате нет никаких дверей. Она пустая. Но когда ты там находишься, они есть. Это тоже кривое зеркало. Каждая дверь, которую ты там видел – это какой-либо из твоих собственных страхов. Сколько страхов в тебе живёт, столько для тебя будет и дверей.
- Но зачем?
- Чтобы попавший в него человек поверил, что по-другому невозможно. Как те курильщики уверены, что не могут не курить. Чтобы убедить в том, что на самом деле выбора нет, и всё определяют только желания. Потому что найти выход из Лабиринта можно, только совершая осознанный выбор, очень часто противоречащий собственным желаниям.
- А как же дети с повязками на глазах? Можно что-то сделать? Как-то помочь им? – Улыбка сошла с лица Ариэля, а взгляд сделался печальным.
- Боюсь, что нет. Ты ведь и сам уже понял, кто они. Бедняжки никогда не видели земного мира, не дышали его воздухом. – По его щеке покатилась слеза. – Они вкусили смерти и перешли в Лабиринт, даже не начав жить на земле. Потому они навсегда остаются слепы и лишены какого-либо выбора. Они просто не знают, что это такое...
Я молча смотрел в расстилавшуюся передо мной светлую бескрайность и вспоминал. Теперь я помнил всё. Вспомнилось чудесное видение после побега через катакомбы. Было удивительно, как её любовь пробилась даже через непроницаемый мрак Лабиринта. Моя Танюшка. Она сидела сейчас в раскладном кресле на балконе нашей уютной однушки и читала какую-то книжку. Она была прямо передо мной, и я с улыбкой любовался её сосредоточенным лицом, освещённом тёплым летним солнышком. Обычно она заплетала волосы в косы, но дома всегда распускала. Вот и сейчас её светлые локоны свободно струились по плечам. На тонком безымянном пальчике поблескивало золотое обручальное колечко. Я откуда-то точно знал, что прошло уже несколько месяцев с той аварии, которая разлучила нас, но она не стала снимать кольцо. Это было так на неё похоже. Верность и любовь, несмотря ни на что.
- Какое прекрасное видение. – Я обернулся на улыбавшегося Ариэля.
- Это не видение. Это происходит прямо сейчас.
- Но как это возможно? Ведь она осталась... Там, в земном мире. Нас же разделяют... – Я хотел сказать километры, но осёкся. Почему-то упоминание о километрах показалось нелепостью.
- Все разделения остались за тем порогом, который ты перешагнул. Здесь нет ни расстояний, ни границ. И смерти тоже нет, сколько бы раз не приходилось умирать прежде в земном или каком-то другом мире. Здесь только Свет, Жизнь и Безграничность. Ни время, ни расстояния также не имеют здесь никакой силы.
- Так это же просто мечта каждого! – Улыбка Ариэля стала неожиданно печальной.
- Увы, но это далеко не так. Далеко не каждый человек захочет, чтобы другие видели его таким, каким он на самом деле является. Намного проще когда «Счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдёт обиженным» - всего лишь утопичная фантазия. Как это ни парадоксально, но далеко не все люди хотят быть счастливы. Многие просто хотят осуществления своих желаний. Потому и трамвай в Лабиринте стал никому не нужным. Ведь у Луция для каждого найдётся уголок и даже работёнка. Никуда ехать не надо. Как, например, те бедолаги, которые, стоя на четвереньках, держат на своих спинах стол в его трапезной. Они просто очень любили много и вкусно кушать, соответственно и желание у них было – постоянно находиться в окружении всяких вкусностей. Теперь их желание исполнилось.
- Лика! – Я уже и забыл об этой надоедливой гадине. – Она ведь зачем-то пошла за мной в тот огонь!
- Ну а как же. – Ариэль развёл руками. – Она действительно связана с тобой, так же как и я. Можно сказать, что мы в некоторой степени зависим от тебя.
- И где она теперь?
- А где ей быть? – Он кивнул мне за спину. – Вон сидит себе, что ей ещё остаётся делать.
Я обернулся и увидел, что возле противоположного края площадки находится дверь. Самая обычная дверь в раме, стоявшая сама по себе. И возле неё действительно сидела закутанная в белоснежную простыню фигура. Только узнать в этой фигуре прежнюю Лику было невозможно. Она куталась в эту простыню, как замерзающий человек кутается в одеяло. Из-под простыни было видно только лицо. Угольно-чёрное лицо без единого блика, с горящими красными глазами. Искажённое гримасой боли.
- Что с ней? – Вид такой Лики меня очень шокировал.
- Плохо ей здесь. Она здесь даже говорить не может. В этом свете лгать невозможно, вот он и обжигает её. Так что двигаться она тут тоже не может. Вот и остаётся ей только сидеть, прячась от Света в эту пелену. Я же говорил – далеко не всем хочется, чтобы их видели такими, какие они на самом деле.
- Значит, она теперь так вечно будет мучиться?
- Это тоже зависит от тебя. Ты можешь оставить её в таком положении или можешь отпустить обратно. Ты же знаешь, куда ведёт эта дверь. И только ты можешь её открыть.
Я действительно знал. Это была та самая дверь. Дверь справа от шкафа в домике старика. Дверь, за которой был огонь. Теперь огня не было, но вид у Лики был таким, словно она до сих пор горит в том пламени, через которое я прошёл. Дверь открылась внутрь всё той же комнаты с широким столом и раскладушкой. Старик сидел на табурете с книжкой в руках и, улыбаясь, смотрел на меня. Всё было таким же, как и при нашем появлении. Только следы крови исчезли, а кружевная скатерть вновь сияла белизной. Взглянув на дрожащую Лику я убедился, что сама она не сможет сделать даже один этот шаг. Без труда подняв оказавшееся почти невесомым тело, я толкнул её в открытый проём. Лёжа на половицах, она перестала дрожать и молча смотрела на меня. Чернота постепенно сходила с её лица, а красные глаза вновь обретали прежние краски. Вероятно, только в Лабиринте она и могла чувствовать себя хорошо. Быть такой, какой ей хочется. Пусть тогда там и остаётся. Какое-то время мы ещё смотрели друг на друга, а потом я закрыл дверь. Я мог бы и сам пойти обратно. Но это было ни к чему. Никто, оказавшись на свободе, не захочет обратно в клетку. Ну, или почти никто. А вытащить из Лабиринта кого-то из застрявших там бедолаг я тоже не смогу. Нельзя просто взять и притащить человека к нужной двери и заставить войти в неё. Это дело исключительно личного выбора. В одной старой песенке есть очень точные слова: «Каждый выбирает для себя». Ну а я для себя уже выбрал.
Боль исчезла неожиданно. Я верил старику и точно знал – теперь с Дружком всё будет хорошо. Даже успел улыбнуться. Мысленно. Кажется, на мне не осталось ни клочка плоти. А потом наступила тьма.
Глава 12 Ариэль
Свет был очень яркий. Он проникал даже сквозь закрытые веки. Удивляясь тому, что у меня снова есть глаза и веки, я открыл их. Солнца видно не было, но яркий свет заполнял всё видимое пространство. Казалось, что светился сам воздух, однако, несмотря на яркость, этот свет не доставлял никакого неудобства. Напротив, от него делалось очень радостно и спокойно.
Приняв сидячее положение, я с удивлением стал осматривать свои руки, совершенно целые и без какого-либо намёка на ожоги. Ощупав себя и убедившись, что всё остальное тоже цело и находится на своих местах, я уставился на смотревшего на меня с улыбкой молодого парня в рыжей футболке и свободных белых штанах. Он сидел на самом краю ровной площадки, на которой мы находились, поджав одну ногу к груди, а вторую свесив вниз.
- Я же вроде умер? – Его улыбка сделалась ещё шире, а в больших карих глазах заискрились озорные искорки.
- Ты как-то не очень похож на мёртвого.
- Нет. Даже наоборот. Это странно, но кажется, я ещё никогда не чувствовал себя таким живым. – Я снова ощупал себя, с тем же результатом. – Но ведь огонь и всё такое, и авария...
- Да, авария. Однажды ты попал в аварию и оказался в Лабиринте. А затем ты пошёл в огонь ради того, чтобы спасти друга. И снова умер. Но задолго до этого умер один лихой парень по прозвищу Кастет, а на его месте родился любящий и заботливый муж. А ещё раньше сам Кастет появился на месте умершего в тебе наивного мальчишки, который верил в сказки и в то, что все люди добрые и честные. Почему-то все так уверены, что смерть – это что-то окончательное. Что-то страшное. Люди часто не замечают, по сколько раз они умирают только за одну свою жизнь в земном мире.
- Может, им просто очень хочется, чтобы был какой-то конец всему. Чтобы раз – и нет ничего.
- Может быть. Хотя ваши физики давно уже сформулировали закон сохранения энергии. Также и в отношении жизни и смерти. Никто и никогда не умирает окончательно, и ничто не исчезает бесследно. Любой конец – это всего лишь новое начало. Главный вопрос в том, ради чего человек умирает, и какое начало полагает такой конец. – Он говорил, а я всё смотрел в его глубокие, полные какой-то детской радости глаза. Такие знакомые...
- Д-д-дружок? – Он рассмеялся добрым, заразительным смехом.
- Так ты меня называл.
- А как твоё настоящее имя?
- Дружок мне тоже очень нравится, но вообще меня зовут Ариэль.
- Как русалочку? – Наверное, так могут смеяться только дети. Так искренне, чисто и беззаботно.
- Вообще-то это мужское имя.
- Я рад, что ты жив.
- Это благодаря тебе, и надо сказать, что я тоже очень этому рад. – Я подошёл к нему и сел рядом, свесив ноги вниз.
- Здорово выглядишь.
- Здесь мне хорошо. – Он пожал плечами. – В этом Свете никто не может притворяться. Внешность каждого находящегося здесь соответствует тому, кем он на самом деле является.
- А что это за место? – Площадка была похожа на вершину высокой горы, с которой, казалось, можно увидеть весь мир. Только горизонта здесь видно не было. Может, так выглядит бескрайность? Я смотрел вниз и удивлялся тому, что не испытываю ни малейшего страха.
- Это и есть тот Дом, о котором ты говорил с трамвайщиком. – Он развёл руками. – Твой Дом.
- Но старик вроде говорил... Куда же тогда ведёт та вторая дверь?
- Скажем так, она ведёт в другое место. Не сюда.
- А, просто другой выход из Лабиринта?
- Нет. Из Лабиринта есть только один выход. Всё остальное просто ответвления.
- Я не понимаю.
- Ты заметил, что в Лабиринте тебя старались убедить в том, что нас определяют наши желания? Когда старик говорил про вторую дверь, он не говорил, что она ведёт Домой. Он сказал, что за ней ты найдёшь то, что желаешь. Лабиринт по своей сути – этакий исполнитель желаний. Он готов исполнить любое желание лишь для того, чтобы попавший в него человек так в нём и остался.
- Но ведь бывает, что желания противоречат друг другу.
- Именно. Но на самом деле нас определяет наш выбор, а не желания. Ты, например, встречал много людей, которые хотели бы бросить курить. Таково их желание, но так же они испытывают противоположное этому желание курить. Каждый день они делают выбор, снова и снова продолжая втягивать в себя никотиновый дым. Причём, многие из них убеждены, что просто не могут иначе. В этом они убедили себя сами. Примерно так же работает Лабиринт. В основном он состоит из зеркал. Кривых зеркал, как на ярмарках. Только если зеркала на ярмарках искажают твой внешний облик, выделяя и усиливая какие-то части, то зеркала Лабиринта отражают то, что внутри тебя. Они выискивают самые негативные стороны личности. Страхи, комплексы, сомнения и прочее. Всё, что смогут найти, тут же отражают в искажённом, усиленном виде, так, чтобы казалось, что только это и есть, и нет ничего другого. Помнишь комнату под сценой театра, в которой живёт Страх? На самом деле в этой комнате нет никаких дверей. Она пустая. Но когда ты там находишься, они есть. Это тоже кривое зеркало. Каждая дверь, которую ты там видел – это какой-либо из твоих собственных страхов. Сколько страхов в тебе живёт, столько для тебя будет и дверей.
- Но зачем?
- Чтобы попавший в него человек поверил, что по-другому невозможно. Как те курильщики уверены, что не могут не курить. Чтобы убедить в том, что на самом деле выбора нет, и всё определяют только желания. Потому что найти выход из Лабиринта можно, только совершая осознанный выбор, очень часто противоречащий собственным желаниям.
- А как же дети с повязками на глазах? Можно что-то сделать? Как-то помочь им? – Улыбка сошла с лица Ариэля, а взгляд сделался печальным.
- Боюсь, что нет. Ты ведь и сам уже понял, кто они. Бедняжки никогда не видели земного мира, не дышали его воздухом. – По его щеке покатилась слеза. – Они вкусили смерти и перешли в Лабиринт, даже не начав жить на земле. Потому они навсегда остаются слепы и лишены какого-либо выбора. Они просто не знают, что это такое...
Я молча смотрел в расстилавшуюся передо мной светлую бескрайность и вспоминал. Теперь я помнил всё. Вспомнилось чудесное видение после побега через катакомбы. Было удивительно, как её любовь пробилась даже через непроницаемый мрак Лабиринта. Моя Танюшка. Она сидела сейчас в раскладном кресле на балконе нашей уютной однушки и читала какую-то книжку. Она была прямо передо мной, и я с улыбкой любовался её сосредоточенным лицом, освещённом тёплым летним солнышком. Обычно она заплетала волосы в косы, но дома всегда распускала. Вот и сейчас её светлые локоны свободно струились по плечам. На тонком безымянном пальчике поблескивало золотое обручальное колечко. Я откуда-то точно знал, что прошло уже несколько месяцев с той аварии, которая разлучила нас, но она не стала снимать кольцо. Это было так на неё похоже. Верность и любовь, несмотря ни на что.
- Какое прекрасное видение. – Я обернулся на улыбавшегося Ариэля.
- Это не видение. Это происходит прямо сейчас.
- Но как это возможно? Ведь она осталась... Там, в земном мире. Нас же разделяют... – Я хотел сказать километры, но осёкся. Почему-то упоминание о километрах показалось нелепостью.
- Все разделения остались за тем порогом, который ты перешагнул. Здесь нет ни расстояний, ни границ. И смерти тоже нет, сколько бы раз не приходилось умирать прежде в земном или каком-то другом мире. Здесь только Свет, Жизнь и Безграничность. Ни время, ни расстояния также не имеют здесь никакой силы.
- Так это же просто мечта каждого! – Улыбка Ариэля стала неожиданно печальной.
- Увы, но это далеко не так. Далеко не каждый человек захочет, чтобы другие видели его таким, каким он на самом деле является. Намного проще когда «Счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдёт обиженным» - всего лишь утопичная фантазия. Как это ни парадоксально, но далеко не все люди хотят быть счастливы. Многие просто хотят осуществления своих желаний. Потому и трамвай в Лабиринте стал никому не нужным. Ведь у Луция для каждого найдётся уголок и даже работёнка. Никуда ехать не надо. Как, например, те бедолаги, которые, стоя на четвереньках, держат на своих спинах стол в его трапезной. Они просто очень любили много и вкусно кушать, соответственно и желание у них было – постоянно находиться в окружении всяких вкусностей. Теперь их желание исполнилось.
- Лика! – Я уже и забыл об этой надоедливой гадине. – Она ведь зачем-то пошла за мной в тот огонь!
- Ну а как же. – Ариэль развёл руками. – Она действительно связана с тобой, так же как и я. Можно сказать, что мы в некоторой степени зависим от тебя.
- И где она теперь?
- А где ей быть? – Он кивнул мне за спину. – Вон сидит себе, что ей ещё остаётся делать.
Я обернулся и увидел, что возле противоположного края площадки находится дверь. Самая обычная дверь в раме, стоявшая сама по себе. И возле неё действительно сидела закутанная в белоснежную простыню фигура. Только узнать в этой фигуре прежнюю Лику было невозможно. Она куталась в эту простыню, как замерзающий человек кутается в одеяло. Из-под простыни было видно только лицо. Угольно-чёрное лицо без единого блика, с горящими красными глазами. Искажённое гримасой боли.
- Что с ней? – Вид такой Лики меня очень шокировал.
- Плохо ей здесь. Она здесь даже говорить не может. В этом свете лгать невозможно, вот он и обжигает её. Так что двигаться она тут тоже не может. Вот и остаётся ей только сидеть, прячась от Света в эту пелену. Я же говорил – далеко не всем хочется, чтобы их видели такими, какие они на самом деле.
- Значит, она теперь так вечно будет мучиться?
- Это тоже зависит от тебя. Ты можешь оставить её в таком положении или можешь отпустить обратно. Ты же знаешь, куда ведёт эта дверь. И только ты можешь её открыть.
Я действительно знал. Это была та самая дверь. Дверь справа от шкафа в домике старика. Дверь, за которой был огонь. Теперь огня не было, но вид у Лики был таким, словно она до сих пор горит в том пламени, через которое я прошёл. Дверь открылась внутрь всё той же комнаты с широким столом и раскладушкой. Старик сидел на табурете с книжкой в руках и, улыбаясь, смотрел на меня. Всё было таким же, как и при нашем появлении. Только следы крови исчезли, а кружевная скатерть вновь сияла белизной. Взглянув на дрожащую Лику я убедился, что сама она не сможет сделать даже один этот шаг. Без труда подняв оказавшееся почти невесомым тело, я толкнул её в открытый проём. Лёжа на половицах, она перестала дрожать и молча смотрела на меня. Чернота постепенно сходила с её лица, а красные глаза вновь обретали прежние краски. Вероятно, только в Лабиринте она и могла чувствовать себя хорошо. Быть такой, какой ей хочется. Пусть тогда там и остаётся. Какое-то время мы ещё смотрели друг на друга, а потом я закрыл дверь. Я мог бы и сам пойти обратно. Но это было ни к чему. Никто, оказавшись на свободе, не захочет обратно в клетку. Ну, или почти никто. А вытащить из Лабиринта кого-то из застрявших там бедолаг я тоже не смогу. Нельзя просто взять и притащить человека к нужной двери и заставить войти в неё. Это дело исключительно личного выбора. В одной старой песенке есть очень точные слова: «Каждый выбирает для себя». Ну а я для себя уже выбрал.
