Меня передёрнуло от неожиданных воспоминаний о доме мэра, точнее о его странных обитателях, поселившихся под столом. Было странно, что я не испытываю голода, учитывая, что кроме взятой у трамвайщика вонючей воды я за всё время в Лабиринте ничего не ел. Но мне это почему-то не казалось странным, напротив, воспринималось как само собой разумеющееся. Возможно, эта ситуация со временем как-то влияет и на весь организм. Я не чувствовал никакой потребности в еде или во сне. Сколько я уже не спал? Можно ли считать сном ту недолгую отключку после побега через катакомбы? Я даже физической усталости не чувствовал, несмотря на то, что пройденное расстояние впору было измерять километрами, а то и десятками километров.
Подобия жилых кварталов плавно сменились таким же подобием промышленной зоны с серыми, полуобвалившимися цехами и ангарами. Этот полуживой, похожий на забытые театральные декорации мир, изо всех сил старался быть похожим на какой-то другой, настоящий. Как отражение в черно-белом зеркале или обесцвеченная лента кинохроники с её застывшими, мёртвыми кадрами чего-то живого. Тут даже был небольшой, но довольно широкий мостик, перекинутый через неглубокий овраг пустого русла вероятной речушки. Я даже приостановился на нём, вспомнив совсем другой мост...
Я словно вновь очутился в комнате Страха. Снова передо мной поблескивала красным лаком филенчатая дверь с золотистой ручкой, ничем не отличавшаяся от других. Через узкую щёлку я видел салон замершего на таком же мосту старинного автомобиля с широкими кожаными сиденьями. Четверо ребят затащили на задний диван до смерти перепуганного крепыша в спортивной куртке. Они глумились над ним, а после, переглянувшись, стали по очереди стягивать с себя лица, словно надетые на головы маски, под которыми открывались пугающие черепа, облепленные кровавыми ошмётками обожжённой плоти. Невозможно описать тот ужас, который читался в выпученных глазах спортсмена. Он завопил, и его вопль переплёлся с их нечеловеческим, потусторонним, холодным хохотом. А потом они начали рвать его на части, выбрасывая оторванные куски плоти в открытые окна автомобиля. От этого зрелища меня обдало могильным холодом, парализовав всё тело. Только навалившись плечом, я смог закрыть эту дверь, придавив её к косяку всем своим весом. Но мой страх был вызван даже не тем, что они сделали с несчастным подростком, хотя его участь была действительно ужасной. Кровь в моих жилах застыла от того, что среди этой четвёрки я увидел себя. Не тот клыкастый образ, который тянул ко мне из зеркала свои когти во мраке катакомб, а именно самого обычного себя. Самого обычного, пока вслед за остальными не снял своё лицо, как надоевшую маску, обнажив то, что было под ней. Может быть, я на самом деле не человек, а ужасное чудовище, лишь прячущееся за человеческой личиной? Или же я попросту умер, а всё окружающее – это мой персональный ад? Хотя для персонального, пожалуй, он будет большеват. Больно ущипнув себя, я посмотрел на бегущего рядом Дружка, то и дело поднимавшего белую с рыжими пятнами мордочку, чтобы заглянуть мне в глаза. Он задорно тявкал и энергично махал хвостиком из стороны в сторону. Его присутствие внушало надежду, что я всё-таки не настолько ужасен, как может показаться. Собаки ведь чувствуют, хороший ты человек или плохой. Даже в Лабиринте. Вряд ли он пошёл бы со мной, если бы во мне не было ничего хорошего, а значит, есть ещё шансы, что я не так уж и безнадёжен. Конечно слабенькое утешение, но лучше уж такое, чем признать себя каким-то монстром, а всё это унылое безобразие – единственной возможной реальностью.
Лика периодически поглядывала через плечо, вероятно проверяя, иду ли я за ней, но почему-то больше косясь на Дружка, чем на меня. Может, ревнует? Или увидела в нем конкурента? Ведь с ним я общался с удовольствием, а её старался по возможности максимально игнорировать. Хотя если вдуматься, она всё время добивалась от меня проявления каких-то негативных качеств, провоцировала меня на злость. Возможно, ей как раз и хочется, чтобы я был злобным чудовищем, в то время как этот маленький щенок пробуждает во мне самые светлые, тёплые чувства. Тогда получается, что выбор между монстром и человеком вполне реален. И желания тут не причём. Всё дело в выборе. Ведь можно, вовсе не желая зла, причинять невыносимые мучения. А можно наоборот, всем своим существом желать кому-нибудь страдания или даже смерти, но при этом спасать их от такой участи. И кто я такой, в Лабиринте или где-либо ещё, решать только мне и никому другому.
Справа от нас потянулся высокий забор из бетонных плит, увенчанных мотками колючей проволоки. К чему бы это? Не похоже, чтобы за забором были какие-то строения. Может, так здесь обозначается граница города? А колючка натянута для тех, кто хочет залезть сюда или выбраться отсюда? Что-то мне подсказывало, что второй вариант больше похож на правду. Иногда место очередной бетонной плиты занимала железная сетка ромбиком, так же увенчанная завитками колючей проволоки. В отличие от глухих бетонных плит, за ней можно было разглядеть круто спускающуюся вниз насыпь, вдоль которой синели поблескивая две узкие полоски с частоколом шпал. Рельсы бежали параллельно нашей дороге в ту же сторону. Значит, теперь у нас по плану депо. Откровенно говоря, я уже сомневался, что это депо является именно тем, что я ищу. А зная Лику, можно с уверенностью предположить, что там вполне может ожидать какая-нибудь подстава. В любом случае, обратного билета нет, а значит – только вперёд. Я подмигнул Дружку, улыбнувшись тому, как он запрыгал вокруг меня. Что бы нас ни ожидало впереди, с такой поддержкой мне и море по колено.
На натянутом над входом большом красном баннере крупными белыми буквами было выведено: «ДЕПО». Ни «трамвайное депо», ни железнодорожное, ни какое бы то ни было. Только лишь «ДЕПО». Видимо, в этом городе других вариантов попросту не существовало. Бетонный забор, вдоль которого мы шли уже довольно долгое время, вплотную примыкал к серой стене одноэтажного здания, украшенного такой многообещающей вывеской.
Внутри здание больше походило на пустующий ангар. В правой стене красовались широкие, поднятые вверх ворота, через которые внутрь заходила линия рельс, располагаясь в небольшой ложбинке и обрываясь в тупике у противоположной стены. В той же тупиковой стене белели облезавшей краской две двери, ведущие, наверное, к офисам или раздевалкам. В центре этого подобия вокзального перрона возвышалась квадратная фанерная будка со стеклянным окошком на уровне груди, в котором было прорезано полукруглое отверстие. В будке похрапывала огромная тётка. Меня искренне удивило, как она вообще смогла залезть внутрь этого ресепшена, скорее, саму будку собрали вокруг её необъятной туши. Похоже, что она занимала своим огромным, оплывающим складками телом всё доступное пространство. Такие же огромные, увенчанные сардельками пальцев руки покоились на маленькой, врезавшейся в складки груди полочке, голова же покоилась на спрятавших под собою шею нескольких подбородках, как на подушках. Лицо покрывал яркий, аляповатый макияж, а окрашенные в блонд волосы старательно завивались в торчащие во все стороны пружинки.
Когда я постучал в стекло, женщина вздрогнула, создав ощутимую волну, пробежавшую по всем её складкам, так что будка задрожала, жалобно поскрипывая. Сначала открылся один глаз, и когда стало понятно, что я никуда не исчезаю, с тяжёлым вздохом открылся и второй.
- Простите, я бы хотел...
- Билет! – Уши заложило от визгливого, отдававшего прокуренной хрипотцой голоса.
- Мы тут...
- Я сказала! – Маленькие буравчики заплывших жиром глаз пытались просверлить меня насквозь. – Предъявите свой билет!
- Какой билет? – Раз она не хочет ничего слушать, может, получится сыграть на дурачка.
- Билет на трамвай! – Стекло будки дрожало от её визгов.
- Какой трамвай? – Я почти с искренним удивлением оглядел пустые рельсы. – Здесь нет никакого трамвая.
- Не морочьте мне голову! – Её желтоватая кожа быстро окрашивалась в багровый оттенок. – Давайте сюда свой билет!
- Какой билет?
- Значит, билета нет. – Вопли неожиданно сменились злобным шипением. – За дуру меня держишь, зайчик?
- Что вы! У меня и в мы...
- Безбилетник! – Я вдруг понял, что до этого момента она вовсе не вопила, а просто громко разговаривала. Всё окружающее пространство затопило блуждающим эхом этой взорвавшейся сирены. А откуда-то из-за будки неожиданно появились двое здоровяков в тёмно-синих спецовках и оранжевых светоотражающих жилетах.
- Кто это тут за проезд платить не хочет? – Один из здоровяков пьяно растягивал слова, причмокивая при этом толстыми губами.
- Не знаю. Мы очень, очень хотим. – Я прижал ладони к груди, глядя на них самым искренним взглядом, на который был способен. – Может, вы подскажете нам, где этот самый проезд найти? Мы с огромной радостью заплатим за него.
- Раньше думать надо было. Теперь придётся штраф оплачивать. – Узкие синие губы второго расплылись в плотоядной ухмылке, только своими прищуренными, налитыми кровью глазами он смотрел почему-то не на меня, а на переминающегося внизу и сердито рычащего Дружка.
- Да мы бы рады заплатить, вот только нечем. – Я вывернул пустые карманы брюк, разведя их в стороны. – Мы тогда пойдём и поищем, чем заплатить и сразу вернёмся. Ага?
- Да ты не переживай. – Губастенький почти дружелюбно заулыбался. – Мы и так договоримся.
- Псину свою отдашь и можешь валить на все стороны. – Второй даже облизнулся, не отрывая глаз от щенка.
Так вот оно что. Изображая непонимание, я сделал полшага назад, чувствуя, как расслабляется моё тело, при этом внутри словно закручивалась стальная пружина.
- Ребят, вы нас только не трогайте, ладно? – Ощущение было смутно знакомое и очень приятное. Я почувствовал, что расплываюсь в улыбке, когда губастенький, вероятно неверно расценив моё отступление, шагнул вперёд, оказавшись аккурат между мной и своим коллегой, он даже слегка наклонился, протягивая свою руку к Дружку. Ну разве можно быть таким самоуверенным? Угораздило же его оказаться в такой непозволительной близости ко мне, при этом абсолютно игнорируя моё присутствие. Как неосмотрительно. Даже стало немного жаль, что, поедая глазами щенка, он не мог видеть моей очаровательной улыбки, когда его всё ещё наклоняющаяся вниз голова врезалась в основание моей ладони. Даже не ожидал, что звук будет таким громким. Пожалуй, теперь бедолаге придётся сесть на жидкую диету, потому что кушать он не сможет ещё довольно долго, по крайней мере, пока не вставит новые зубы. А ведь казался таким приятным человеком. Я даже подхватил обмякшего здоровячка, чтобы он ненароком не ушибся об бетонный пол. Когда же его напарник, наконец, подоспел к нам, то я с радостью отправил эту довольно тяжёлую тушу прямиком в его объятия. Сам тем временем шагнул вперёд и вбок, и пока красноглазый в обнимку со своим бесчувственным напарником пытался удержать равновесие, отправил и его в чудесное путешествие по миру грёз. Ну, а поскольку человек я не очень сильный и не смог бы удержать сразу двоих, то просто позволил им прилечь прямо на пол.
Оторвавшись от любования этой парочкой, я встретился взглядом с вылезшими из орбит глазами толстухи. Её широко открытый рот безуспешно пытался втянуть в себя воздух, которого ей вдруг резко стало не хватать. Я упёрся ногой в маленькую полочку, приделанную чуть ниже окошка, и хорошенько навалившись, опрокинул будку вместе с её обитательницей. Сама будка такого потрясения уже не выдержала и разошлась по углам на отдельные фанерные секции. Оказавшаяся на спине кассирша (или кто она там такая), беспомощно дёргала в воздухе руками и ногами, не в силах перевернуться.
- А-а-а! – Всё-таки ей удалось глотнуть воздуха. Теперь можно не беспокоиться, что бедняжка задохнётся. – А-а-о-а-о-о-а! – Ни одного членораздельного слова. Вот только звук вопля начал набирать такую громкость, что я невольно схватился за уши. Надо же, какой талант пропадает в таком захолустье. Такую вокалистку в какую-нибудь бы оперу, на радость меломанам в смокингах. Однако и в этом бестрамвайном депо оказались свои поклонники вопящей горы и её бессвязных завываний.
Неожиданно одна из белых дверей распахнулась, и на перрон выскочили ещё трое здоровяков в спецовках и оранжевых жилетках. Вот только в отличие от первых, эти были вооружены. Теперь настала моя очередь выпячивать глаза из орбит. В руках местных тружеников оказались вовсе не биты или монтажки, и даже не разводные ключи. Они размахивали поблескивающими воронёной сталью пистолетами. Вот так поворот. Хозяевам Лабиринта таки снова удалось меня удивить. Да ещё как! Но думать, и особенно много думать в такой ситуации было очень вредно, поэтому я быстро подхватил Дружка на руки и метнулся к рельсам, нырнув, как в окоп, в ложбинку. Пули чиркали, выбивая искры по углу бетонного возвышения перрона, и взрывали фонтанчики гравия совсем рядом с нами. Некоторые со звоном сплющивались о стальные рельсы, но мы находились в относительной безопасности. Пока. Толстуха, так и барахтавшаяся на полу, похоже набрала слишком много воздуха, потому что её непрекращающийся вой почти перекрывал по громкости даже грохот выстрелов. Когда троица отстреляла свои обоймы, и быстро затопала тяжёлыми ботинками в нашу сторону, я вскочил и, перепрыгивая через шпалы, побежал к воротам. Близко знакомиться с этими представителями железнодорожного хозяйства мне совсем не хотелось. Снова раздались выстрелы, но залегать на рельсах теперь было непозволительной роскошью, потому что ворота уже начали опускаться. А здоровячки с пистолетами вовсю пыхтели, стараясь сократить дистанцию. Местная братия никак не желала с нами расставаться и собиралась отрезать нам единственный выход из своих владений. Дружок взвизгнул, едва не вывернувшись из моих рук, и тут же моё плечо обожгло огнём, но мы уже нырнули вниз, прокатываясь под опускающейся тяжелой створкой. Спина и рёбра взвыли от такого кувыркания, но больше всего досталось локтям, которые я растопырил, в надежде защитить малыша от удара. Благо, головой ни обо что не стукнулся. Створка за нами с грохотом опустилась на рельсы, с той стороны в неё несколько раз что-то со звоном врезалось, и всё затихло.
- Умеешь ты развлекаться. – Я вывернул голову и с удивлением уставился на запыхавшуюся Лику. Вот уж точно привязалась, не отвяжешься. Я о ней и думать забыл, а она сидит себе на рельсах и куртку отряхивает.
- Можешь обратно. – Я кивнул в сторону ворот. – Постучи, вдруг откроют. Уверен, они то точно будут рады твоей компании. – Дружок дрожал, поскуливая на моих руках, пуля угодила ему в заднюю лапку и похоже сильно разворотила её, возможно, даже повредила кость. Но самое паршивое то, что его рана обильно кровоточила.
- Не, было круто! На самом деле. Только теперь-то что? – Я сжал зубы, чтобы не огрызнуться в ответ. Сейчас было не время для бесполезных споров и обмена любезностями. Оторвав рукав рубашки и скрутив его жгутом, я затянул его на основании раненой лапки, чтобы остановить кровотечение. – В город теперь через забор полезем?
- Если тебе надо в город, тебя никто не держит.
Подобия жилых кварталов плавно сменились таким же подобием промышленной зоны с серыми, полуобвалившимися цехами и ангарами. Этот полуживой, похожий на забытые театральные декорации мир, изо всех сил старался быть похожим на какой-то другой, настоящий. Как отражение в черно-белом зеркале или обесцвеченная лента кинохроники с её застывшими, мёртвыми кадрами чего-то живого. Тут даже был небольшой, но довольно широкий мостик, перекинутый через неглубокий овраг пустого русла вероятной речушки. Я даже приостановился на нём, вспомнив совсем другой мост...
Я словно вновь очутился в комнате Страха. Снова передо мной поблескивала красным лаком филенчатая дверь с золотистой ручкой, ничем не отличавшаяся от других. Через узкую щёлку я видел салон замершего на таком же мосту старинного автомобиля с широкими кожаными сиденьями. Четверо ребят затащили на задний диван до смерти перепуганного крепыша в спортивной куртке. Они глумились над ним, а после, переглянувшись, стали по очереди стягивать с себя лица, словно надетые на головы маски, под которыми открывались пугающие черепа, облепленные кровавыми ошмётками обожжённой плоти. Невозможно описать тот ужас, который читался в выпученных глазах спортсмена. Он завопил, и его вопль переплёлся с их нечеловеческим, потусторонним, холодным хохотом. А потом они начали рвать его на части, выбрасывая оторванные куски плоти в открытые окна автомобиля. От этого зрелища меня обдало могильным холодом, парализовав всё тело. Только навалившись плечом, я смог закрыть эту дверь, придавив её к косяку всем своим весом. Но мой страх был вызван даже не тем, что они сделали с несчастным подростком, хотя его участь была действительно ужасной. Кровь в моих жилах застыла от того, что среди этой четвёрки я увидел себя. Не тот клыкастый образ, который тянул ко мне из зеркала свои когти во мраке катакомб, а именно самого обычного себя. Самого обычного, пока вслед за остальными не снял своё лицо, как надоевшую маску, обнажив то, что было под ней. Может быть, я на самом деле не человек, а ужасное чудовище, лишь прячущееся за человеческой личиной? Или же я попросту умер, а всё окружающее – это мой персональный ад? Хотя для персонального, пожалуй, он будет большеват. Больно ущипнув себя, я посмотрел на бегущего рядом Дружка, то и дело поднимавшего белую с рыжими пятнами мордочку, чтобы заглянуть мне в глаза. Он задорно тявкал и энергично махал хвостиком из стороны в сторону. Его присутствие внушало надежду, что я всё-таки не настолько ужасен, как может показаться. Собаки ведь чувствуют, хороший ты человек или плохой. Даже в Лабиринте. Вряд ли он пошёл бы со мной, если бы во мне не было ничего хорошего, а значит, есть ещё шансы, что я не так уж и безнадёжен. Конечно слабенькое утешение, но лучше уж такое, чем признать себя каким-то монстром, а всё это унылое безобразие – единственной возможной реальностью.
Лика периодически поглядывала через плечо, вероятно проверяя, иду ли я за ней, но почему-то больше косясь на Дружка, чем на меня. Может, ревнует? Или увидела в нем конкурента? Ведь с ним я общался с удовольствием, а её старался по возможности максимально игнорировать. Хотя если вдуматься, она всё время добивалась от меня проявления каких-то негативных качеств, провоцировала меня на злость. Возможно, ей как раз и хочется, чтобы я был злобным чудовищем, в то время как этот маленький щенок пробуждает во мне самые светлые, тёплые чувства. Тогда получается, что выбор между монстром и человеком вполне реален. И желания тут не причём. Всё дело в выборе. Ведь можно, вовсе не желая зла, причинять невыносимые мучения. А можно наоборот, всем своим существом желать кому-нибудь страдания или даже смерти, но при этом спасать их от такой участи. И кто я такой, в Лабиринте или где-либо ещё, решать только мне и никому другому.
Справа от нас потянулся высокий забор из бетонных плит, увенчанных мотками колючей проволоки. К чему бы это? Не похоже, чтобы за забором были какие-то строения. Может, так здесь обозначается граница города? А колючка натянута для тех, кто хочет залезть сюда или выбраться отсюда? Что-то мне подсказывало, что второй вариант больше похож на правду. Иногда место очередной бетонной плиты занимала железная сетка ромбиком, так же увенчанная завитками колючей проволоки. В отличие от глухих бетонных плит, за ней можно было разглядеть круто спускающуюся вниз насыпь, вдоль которой синели поблескивая две узкие полоски с частоколом шпал. Рельсы бежали параллельно нашей дороге в ту же сторону. Значит, теперь у нас по плану депо. Откровенно говоря, я уже сомневался, что это депо является именно тем, что я ищу. А зная Лику, можно с уверенностью предположить, что там вполне может ожидать какая-нибудь подстава. В любом случае, обратного билета нет, а значит – только вперёд. Я подмигнул Дружку, улыбнувшись тому, как он запрыгал вокруг меня. Что бы нас ни ожидало впереди, с такой поддержкой мне и море по колено.
Глава 10 Ваш билет?!
На натянутом над входом большом красном баннере крупными белыми буквами было выведено: «ДЕПО». Ни «трамвайное депо», ни железнодорожное, ни какое бы то ни было. Только лишь «ДЕПО». Видимо, в этом городе других вариантов попросту не существовало. Бетонный забор, вдоль которого мы шли уже довольно долгое время, вплотную примыкал к серой стене одноэтажного здания, украшенного такой многообещающей вывеской.
Внутри здание больше походило на пустующий ангар. В правой стене красовались широкие, поднятые вверх ворота, через которые внутрь заходила линия рельс, располагаясь в небольшой ложбинке и обрываясь в тупике у противоположной стены. В той же тупиковой стене белели облезавшей краской две двери, ведущие, наверное, к офисам или раздевалкам. В центре этого подобия вокзального перрона возвышалась квадратная фанерная будка со стеклянным окошком на уровне груди, в котором было прорезано полукруглое отверстие. В будке похрапывала огромная тётка. Меня искренне удивило, как она вообще смогла залезть внутрь этого ресепшена, скорее, саму будку собрали вокруг её необъятной туши. Похоже, что она занимала своим огромным, оплывающим складками телом всё доступное пространство. Такие же огромные, увенчанные сардельками пальцев руки покоились на маленькой, врезавшейся в складки груди полочке, голова же покоилась на спрятавших под собою шею нескольких подбородках, как на подушках. Лицо покрывал яркий, аляповатый макияж, а окрашенные в блонд волосы старательно завивались в торчащие во все стороны пружинки.
Когда я постучал в стекло, женщина вздрогнула, создав ощутимую волну, пробежавшую по всем её складкам, так что будка задрожала, жалобно поскрипывая. Сначала открылся один глаз, и когда стало понятно, что я никуда не исчезаю, с тяжёлым вздохом открылся и второй.
- Простите, я бы хотел...
- Билет! – Уши заложило от визгливого, отдававшего прокуренной хрипотцой голоса.
- Мы тут...
- Я сказала! – Маленькие буравчики заплывших жиром глаз пытались просверлить меня насквозь. – Предъявите свой билет!
- Какой билет? – Раз она не хочет ничего слушать, может, получится сыграть на дурачка.
- Билет на трамвай! – Стекло будки дрожало от её визгов.
- Какой трамвай? – Я почти с искренним удивлением оглядел пустые рельсы. – Здесь нет никакого трамвая.
- Не морочьте мне голову! – Её желтоватая кожа быстро окрашивалась в багровый оттенок. – Давайте сюда свой билет!
- Какой билет?
- Значит, билета нет. – Вопли неожиданно сменились злобным шипением. – За дуру меня держишь, зайчик?
- Что вы! У меня и в мы...
- Безбилетник! – Я вдруг понял, что до этого момента она вовсе не вопила, а просто громко разговаривала. Всё окружающее пространство затопило блуждающим эхом этой взорвавшейся сирены. А откуда-то из-за будки неожиданно появились двое здоровяков в тёмно-синих спецовках и оранжевых светоотражающих жилетах.
- Кто это тут за проезд платить не хочет? – Один из здоровяков пьяно растягивал слова, причмокивая при этом толстыми губами.
- Не знаю. Мы очень, очень хотим. – Я прижал ладони к груди, глядя на них самым искренним взглядом, на который был способен. – Может, вы подскажете нам, где этот самый проезд найти? Мы с огромной радостью заплатим за него.
- Раньше думать надо было. Теперь придётся штраф оплачивать. – Узкие синие губы второго расплылись в плотоядной ухмылке, только своими прищуренными, налитыми кровью глазами он смотрел почему-то не на меня, а на переминающегося внизу и сердито рычащего Дружка.
- Да мы бы рады заплатить, вот только нечем. – Я вывернул пустые карманы брюк, разведя их в стороны. – Мы тогда пойдём и поищем, чем заплатить и сразу вернёмся. Ага?
- Да ты не переживай. – Губастенький почти дружелюбно заулыбался. – Мы и так договоримся.
- Псину свою отдашь и можешь валить на все стороны. – Второй даже облизнулся, не отрывая глаз от щенка.
Так вот оно что. Изображая непонимание, я сделал полшага назад, чувствуя, как расслабляется моё тело, при этом внутри словно закручивалась стальная пружина.
- Ребят, вы нас только не трогайте, ладно? – Ощущение было смутно знакомое и очень приятное. Я почувствовал, что расплываюсь в улыбке, когда губастенький, вероятно неверно расценив моё отступление, шагнул вперёд, оказавшись аккурат между мной и своим коллегой, он даже слегка наклонился, протягивая свою руку к Дружку. Ну разве можно быть таким самоуверенным? Угораздило же его оказаться в такой непозволительной близости ко мне, при этом абсолютно игнорируя моё присутствие. Как неосмотрительно. Даже стало немного жаль, что, поедая глазами щенка, он не мог видеть моей очаровательной улыбки, когда его всё ещё наклоняющаяся вниз голова врезалась в основание моей ладони. Даже не ожидал, что звук будет таким громким. Пожалуй, теперь бедолаге придётся сесть на жидкую диету, потому что кушать он не сможет ещё довольно долго, по крайней мере, пока не вставит новые зубы. А ведь казался таким приятным человеком. Я даже подхватил обмякшего здоровячка, чтобы он ненароком не ушибся об бетонный пол. Когда же его напарник, наконец, подоспел к нам, то я с радостью отправил эту довольно тяжёлую тушу прямиком в его объятия. Сам тем временем шагнул вперёд и вбок, и пока красноглазый в обнимку со своим бесчувственным напарником пытался удержать равновесие, отправил и его в чудесное путешествие по миру грёз. Ну, а поскольку человек я не очень сильный и не смог бы удержать сразу двоих, то просто позволил им прилечь прямо на пол.
Оторвавшись от любования этой парочкой, я встретился взглядом с вылезшими из орбит глазами толстухи. Её широко открытый рот безуспешно пытался втянуть в себя воздух, которого ей вдруг резко стало не хватать. Я упёрся ногой в маленькую полочку, приделанную чуть ниже окошка, и хорошенько навалившись, опрокинул будку вместе с её обитательницей. Сама будка такого потрясения уже не выдержала и разошлась по углам на отдельные фанерные секции. Оказавшаяся на спине кассирша (или кто она там такая), беспомощно дёргала в воздухе руками и ногами, не в силах перевернуться.
- А-а-а! – Всё-таки ей удалось глотнуть воздуха. Теперь можно не беспокоиться, что бедняжка задохнётся. – А-а-о-а-о-о-а! – Ни одного членораздельного слова. Вот только звук вопля начал набирать такую громкость, что я невольно схватился за уши. Надо же, какой талант пропадает в таком захолустье. Такую вокалистку в какую-нибудь бы оперу, на радость меломанам в смокингах. Однако и в этом бестрамвайном депо оказались свои поклонники вопящей горы и её бессвязных завываний.
Неожиданно одна из белых дверей распахнулась, и на перрон выскочили ещё трое здоровяков в спецовках и оранжевых жилетках. Вот только в отличие от первых, эти были вооружены. Теперь настала моя очередь выпячивать глаза из орбит. В руках местных тружеников оказались вовсе не биты или монтажки, и даже не разводные ключи. Они размахивали поблескивающими воронёной сталью пистолетами. Вот так поворот. Хозяевам Лабиринта таки снова удалось меня удивить. Да ещё как! Но думать, и особенно много думать в такой ситуации было очень вредно, поэтому я быстро подхватил Дружка на руки и метнулся к рельсам, нырнув, как в окоп, в ложбинку. Пули чиркали, выбивая искры по углу бетонного возвышения перрона, и взрывали фонтанчики гравия совсем рядом с нами. Некоторые со звоном сплющивались о стальные рельсы, но мы находились в относительной безопасности. Пока. Толстуха, так и барахтавшаяся на полу, похоже набрала слишком много воздуха, потому что её непрекращающийся вой почти перекрывал по громкости даже грохот выстрелов. Когда троица отстреляла свои обоймы, и быстро затопала тяжёлыми ботинками в нашу сторону, я вскочил и, перепрыгивая через шпалы, побежал к воротам. Близко знакомиться с этими представителями железнодорожного хозяйства мне совсем не хотелось. Снова раздались выстрелы, но залегать на рельсах теперь было непозволительной роскошью, потому что ворота уже начали опускаться. А здоровячки с пистолетами вовсю пыхтели, стараясь сократить дистанцию. Местная братия никак не желала с нами расставаться и собиралась отрезать нам единственный выход из своих владений. Дружок взвизгнул, едва не вывернувшись из моих рук, и тут же моё плечо обожгло огнём, но мы уже нырнули вниз, прокатываясь под опускающейся тяжелой створкой. Спина и рёбра взвыли от такого кувыркания, но больше всего досталось локтям, которые я растопырил, в надежде защитить малыша от удара. Благо, головой ни обо что не стукнулся. Створка за нами с грохотом опустилась на рельсы, с той стороны в неё несколько раз что-то со звоном врезалось, и всё затихло.
- Умеешь ты развлекаться. – Я вывернул голову и с удивлением уставился на запыхавшуюся Лику. Вот уж точно привязалась, не отвяжешься. Я о ней и думать забыл, а она сидит себе на рельсах и куртку отряхивает.
- Можешь обратно. – Я кивнул в сторону ворот. – Постучи, вдруг откроют. Уверен, они то точно будут рады твоей компании. – Дружок дрожал, поскуливая на моих руках, пуля угодила ему в заднюю лапку и похоже сильно разворотила её, возможно, даже повредила кость. Но самое паршивое то, что его рана обильно кровоточила.
- Не, было круто! На самом деле. Только теперь-то что? – Я сжал зубы, чтобы не огрызнуться в ответ. Сейчас было не время для бесполезных споров и обмена любезностями. Оторвав рукав рубашки и скрутив его жгутом, я затянул его на основании раненой лапки, чтобы остановить кровотечение. – В город теперь через забор полезем?
- Если тебе надо в город, тебя никто не держит.
