— Только не потеряй себя в этой рукописи, ладно? — тихо сказала Юлька. — Ты всё равно должна вернуться. Хотя бы на ёлку.
— Вернусь, — сказала Марта задумчиво. — Но уже другой.
21 глава
Утро у Марты сегодня выдалось неспешным. Она решила выспаться - в этот день до встречи с Еленой ничего не было запланировано. С Костей договорились, что Марта заедет в кафе, а оттуда уже поедет к ней.
Марта была в предвкушении. Ей не терпелось отправиться к Елене - увидеть, услышать, понять.
Но накануне Юлька напомнила, что 27 декабря её ждут на корпоративе в редакции.
Это означало, что пора будет думать о возвращении в Москву.
Грусть проскользнула в её настроение.
- Ещё есть время, - сказала себе Марта. - Подумаю об этом позже.
Зазвонил телефон, и она сразу ответила:
- Алло?
- Здравствуйте, Марта. Это Ключев. Мы с вами встречались...
- Да-да, конечно, - перебила его она, удивлённая звонком.
Любопытство мгновенно проснулось - чего он мог хотеть?
- Нам нужно встретиться. Мне нужно кое-что вам передать, - спокойно сказал он.
- Конечно. Когда?
- Через пару часов. В кафе.
- В кафе у Фонаря? - уточнила она.
- Верно, - подтвердил он и положил трубку.
Марта задержалась на секунду, вглядываясь в экран. Неожиданный звонок оставил лёгкое внутреннее волнение.
Перед встречей она заглянула в пекарню к Анне Савельевне. Та встретила её с горячими объятиями, крепко прижала к себе, а потом позвала пить чай. Из самовара шёл пар. Старушка слушала Марту внимательно, покачивая головой. Марта рассказала о предстоящей встрече с Еленой, поделилась волнением и сомнениями.
Анна Савельевна, не говоря ни слова, ушла на кухню и вернулась с пирогом.
- Это абрикосовый, - сказала она. - Елена любила его в молодости. Возьми с собой. Отнеси ей.
Марта поблагодарила, бережно взяла коробку, простилась и отправилась в кафе.
"Фонарь" был всё таким же уютным. Она огляделась - Ключева пока не было. Заняла привычный столик у окна, поставила коробку с пирогом на край стола, достала блокнот, чтобы сделать записи.
Он появился в дверях точно в назначенное время - высокий, в тёмном пальто, с тем же спокойным взглядом. Марта, закутавшись в шарф, пила чай и сразу его заметила. Удивилась, но не испугалась.
Ключев подошёл, кивнул и сел напротив, даже не спрашивая.
- Надеюсь, не помешал, - сказал он.
- Вы здесь... Я не ожидала.
- И всё же вы не удивлены.
Он поставил на стол тонкий коричневый конверт.
- Это было у меня давно. Я не был уверен, стоит ли хранить. Но когда вы взяли ту книгу... понял: не всё должно умирать в тишине.
Марта осторожно развернула конверт. Внутри был лист бумаги, сложенный вдвое. Почерк - острый, живой, будто буквы спешили вырваться быстрее, чем рука успевала их записать.
> «Если однажды кто-то спросит, зачем я молчала - не отвечайте за меня. Просто скажите: я слышала, как в ней дышит боль. Она не хотела жалости. Она хотела, чтобы кто-то не отвернулся.»
Марта прочитала дважды. Потом подняла глаза на Ключева.
- Это... не письмо?
- Не совсем. Похоже на фрагмент из черновика. Может, писала для себя. Может - надеялась, что кто-то когда-нибудь найдёт.
- Почему вы отдали это мне?
Он посмотрел в окно, где дрожали огни вечернего города.
- Потому что вы слушаете. Не ищете сенсаций. Не хотите разоблачений. Вы просто идёте за человеком - даже если он весь в тенях.
Она боялась света. Но, может быть, если кто-то подойдёт без фонаря - она заговорит.
Марта сжала край конверта.
- А вы... вы знали её близко?
- Нет. Но я был одним из тех, кто верил в неё. Только понял слишком поздно, как важно было сказать это вслух.
Он встал.
- У вас есть шанс, который был и у меня. Только не молчите, когда она будет рядом. Не вытягивайте - дайте ей говорить, как умеет. Или молчать, если так ей ближе.
Он ушёл. После него в кафе стало будто чуть прохладнее - но и тише внутри.
Марта достала блокнот и принялась записывать мысли:
3 декабря, кафе у Фонаря.
Сегодня он пришёл.
Не просто человек - будто часть той другой жизни, которую я пытаюсь понять.
Ключ к человеку, которого ещё даже не видела.
Он ничего не требовал. Не навязывал. Просто отдал. Бумагу, строки, взгляд.
> «Я слышала, как в ней дышит боль...»
Эти слова застряли где-то между грудью и горлом.
Я вдруг подумала: а кто слышит, как дышу я? Кто слышит мой страх? Или моё молчание?
Он сказал: «Не вытягивайте».
Дайте ей говорить, как умеет.
А если она не захочет говорить?
Может быть, она просто устала - как устают женщины, которых слишком долго никто не спрашивал: «А как ты?»
Скоро я пойду к ней. Без диктофона, без блокнота - просто как человек.
Я не знаю, что будет.
Но сегодня впервые я поняла:
иногда журналист - это не тот, кто пишет.
А тот, кто остаётся рядом.
Пусть даже в тишине.
22 глава
Марта села в такси. Нервное напряжение пробежало по коже, как рой мурашек. Ей было тревожно. Не страх, нет — скорее ожидание чего-то важного. Так бывает перед экзаменом, где оценивают не знания, а тебя саму.
Дом на Лесной был всё тем же — облупленный фасад, старая дверь, запертая изнутри. Волна тревоги немного отступила. Осталась только лёгкая дрожь в пальцах.
Марта постучала. Раз. Другой. Потом — шаги. Дверь открылась не сразу. И не широко.
На пороге стояла Елена Дрогина. Худая, сдержанная, будто сама дверь держала её за плечо.
— Вы — Марта?
— Да.
Пауза.
— Заходите. Только ничего не записывайте. Ни голос, ни слово. Я не обещала интервью.
— Я ничего не буду брать, — спокойно ответила Марта. — Я просто пришла.
Дрогина молча кивнула и пошла внутрь, не оборачиваясь. Дом пахнул тишиной и временем: сухими цветами, чернилами, старым деревом.
Они прошли на кухню. Стол был накрыт — чайник, чашки, ломоть хлеба, банка мёда. Всё просто, почти по-бедному, но ни капли не небрежно.
— Садитесь, — сказала Дрогина. — Чай будет через минуту.
Марта бережно достала из сумки абрикосовый пирог — подарок от Анны Савельевны. Поставила его на край стола, словно передавала что-то важное. Села. Руки сложила на коленях. Сердце стучало в горле.
— Я не знаю, зачем вы пришли, — наконец сказала Елена, не поднимая взгляда. — Не думаю, что в прошлом есть что-то ценное.
— Возможно. Но я пришла не за прошлым. Я пришла — за вами.
Тишина.
— Меня уже хоронили столько раз… А вы что, воскрешать пришли? — пробурчала она.
Марта чуть улыбнулась.
— Я просто хочу понять, почему от ваших страниц болит где-то глубоко внутри. А потом — становится тихо.
Дрогина посмотрела на неё. Долго, не отводя взгляда.
Для Елены это было первое подобное общение за долгие годы. А для Марты — первое настоящее открытие себя через чужие слова.
Дрогина отвернулась, словно не услышала.
— И что вы хотите от меня услышать?
— Всё, что вы готовы сказать. Или ничего. Я останусь, если позволите. И уйду — если нужно.
— Вы говорите, как человек, который больше не хочет ломать.
— Я — человек, который слишком долго молчал.
Медленно, будто внутри неё что-то треснуло, Дрогина откинулась на спинку стула и впервые — еле заметно — кивнула.
— Тогда оставайтесь. Пейте чай.
Они сидели, как две женщины, уставшие от объяснений.
Без диктофона. Без блокнота. Только тишина, чай и две жизни, медленно приближающиеся друг к другу.
Марта заметила, как Елена чуть наклонилась к пирогу, словно пытаясь уловить запах абрикоса.
— Я не ем абрикосовый пирог, — сказала она, немного помолчав. — Не могу. Хотя… когда-то это был самый счастливый вкус моего детства.
Марта не стала ничего говорить.
— У Анны Савельевны был дар. Не только к выпечке — она знала, когда и кому что нужно. Мы с ней жили по соседству, — продолжила Елена. — Я тогда была школьницей. Мама работала на двух работах, отец ушёл. Я часто оставалась одна. Анна это видела. И однажды просто позвала меня к себе на кухню.
Марта слегка подалась вперёд. Ей казалось, что она слышит не историю, а музыку.
— Она поставила передо мной тарелку с тёплым пирогом и сказала: "Ты должна помнить, что в жизни всегда будет кусочек лета. Даже если его не видно". — Елена усмехнулась. — Она имела в виду пирог. Абрикосы — как солнце, понимаешь?
Марта кивнула. Сердце сжалось.
— Я приходила к ней, когда у меня ничего не получалось. Когда кто-то предал, когда я проваливала экзамены… А она просто пекла пирог. Не спрашивала. Просто клала передо мной тарелку и говорила: "Пока тёплый — ешь".
Её голос стал тише.
— Потом всё изменилось. Я уехала учиться. Мы не виделись. А когда вернулась — её уже не было.
Наступила тишина. Елена смотрела в окно.
— В романе… — вдруг сказала она. — Там есть сцена, где героиня печёт пирог для девочки, которую никто не замечает. Я переписывала её много раз. Но это — о ней. О Анне.
— Вы любили её? — тихо спросила Марта.
— Я ей обязана всем, что во мне было настоящего, — ответила Елена. — Но так ей и не сказала.
— Но, может, ещё не поздно? — мягко сказала Марта.
Дрогина посмотрела на неё. Почти с упрёком, но без злости.
— Не сейчас, — сказала она. — Сначала — чай.
23 глава
Вечер прошёл спокойно и удивительно уютно.
Елена оказалась вовсе не отшельницей и не безумной - она была абсолютно вменяемой женщиной. Просто испуганной.
Испуг славы, резких слов, чужого мнения... Страх - это не слабость. И Марте предстояло как-то донести это до неё.
Елена пригласила её ещё на одну встречу. На этот раз - читательскую.
Она хотела показать Марте свои новые рукописи, те, что родились в заточении.
Марта уходила от Елены вдохновлённой, почти окрылённой.
По дороге домой она не могла выбросить из головы образ этой женщины.
Сильной. Удивительно ухоженной для человека, столько лет жившего в одиночестве.
Дрогиной было около шестидесяти. Длинные, тёмные волосы с лёгкой проседью.
Тёплое лицо, глубокие карие глаза, которые казались почти чёрными - угольными.
Когда она смотрела, в её взгляде было что-то неотвратимо притягательное.
Марта ожидала увидеть старушку - а увидела женщину. Прекрасную.
> "Женщина в зеркале была не той, кем она себя помнила.
Глаза - глубже. Линия губ - тверже.
Как будто та, прежняя, ушла.
А эта - осталась. Чтобы жить."
После встречи Марта почувствовала творческий подъем.
Ей казалось, что всё происходящее нужно не только Дрогиной - но и городу, и ей самой.
Костя позвонил ближе к вечеру.
- Ну что, журналистка, ты как? Жива? - его голос был тёплым, как плед.
- Более-менее, - ответила она тихо. - Много всего.
- Давай кофе? Или не кофе. Просто посидим. Я у "Фонаря". Придумаем, как спасаться от слишком серьёзных мыслей.
Она замолчала на секунду - не потому, что не хотела идти.
А потому, что не знала, как снова начать дышать.
- Я иду.
Марта отложила рукопись, умылась, переоделась.
Очень хотелось разложить в голове всё по полочкам.
Она была взволнована и растеряна.
Город встретил её прохладой.
Семигорск в декабре был особенно красив. На фонарных столбах горели огни. Машин почти не было.
Воздух щипал щёки. Снега ещё не было, но начал моросить дождь, и Марта ускорила шаг.
Кафе было почти пустым. Они сидели у окна.
Снаружи мягко шёл дождь.
Костя молча пододвинул ей чашку - даже не спросив, чего она хочет. Просто угадал.
- Ну? - спросил он. Не дал спрятаться за глотком.
Марта посмотрела на него - и вдруг поняла, что может рассказать. Всё. Или почти.
Он был красивый. Тёмные волосы аккуратно лежали, лёгкая щетина придавала взрослости.
Он смотрел внимательно, спокойно - как человек, который умеет слушать.
- Я была у неё. У Дрогиной.
Он кивнул. Знал.
Лишь чуть наклонил голову: говори, если хочешь. Я рядом.
- Она не такая, как я ожидала. Не легенда, не тень. Живая. Настоящая. Уставшая. Немного злая. Но в ней - такая глубина, Костя... что страшно.
- И ты её не испугалась.
- Испугалась. Но осталась.
- Красивая?
- Очень. Ухоженная, изящная. Она испугалась славы, критики, закрылась от всех. Просто испугалась.
Он снова кивнул.
- Я принесла ей пирог. От Анны Савельевны. Абрикосовый.
- Так. У вас уже ритуалы?
Марта усмехнулась.
- Для неё это было как символ. Память о человеке, который её когда-то спас.
- И ты теперь часть этой памяти?
- Я не знаю. Но она сказала: «Оставайся». И налила мне чай.
- Это уже больше, чем ты получала от некоторых редакторов, - заметил он.
Марта громко рассмеялась. И вдруг - почувствовала, что жива.
- Знаешь... - сказала она, глядя в чай. - У неё была фраза. Что в жизни всегда есть кусочек лета. Даже если его не видно.
- И ты - этот кусочек?
- Нет. Я - та, кто его ищет.
Костя замолчал. Потом тихо произнёс:
- Значит, я рядом с тем, кто ищет лето. Вдруг и себе что-то найду.
Он положил руку на её.
Марта почувствовала его тепло.
24 глава
Выпив кофе в кафе у фонаря, Марта решила навестить библиотеку. Нужно было вернуть книги и уточнить пару моментов, касающихся её задумок.
Библиотека встретила тишиной и запахом старой бумаги. Марта шагнула внутрь почти на цыпочках, словно боялась нарушить покой. За столом у окна, как и в первый раз, сидела Вера Исаева - в очках на цепочке, с чашкой чая и раскрытым томом Чехова.
Она подняла глаза и улыбнулась:
- А я вас, Марта, ждала. Не знаю почему - просто чувствовала, что придёте.
Марта немного растерялась.
- Здравствуйте. Я... просто хотела поблагодарить. Та книга... многое запустила.
Она положила на стойку принесённые материалы - всё, что больше не нужно было.
Вера стала просматривать бумажный вкладыш, отмечая возвращённое.
- Книга - как ключ, - сказала она, закрывая том. - Иногда она открывает не только историю, но и человека.
Марта села напротив. В библиотеке было тепло и уютно. Сквозь окно пробивался мягкий свет, пылинки танцевали в воздухе.
- А вы её знали? Дрогину? - спросила Марта.
Вера замялась, затем тихо ответила:
- Видела. Несколько раз. Она приходила сюда, много лет назад. Брала книги, всегда возвращала вовремя. Молчаливая, почти не смотрела в глаза. Но однажды... однажды она оставила между страниц письмо. Не библиотечное, личное.
- Вы его читали? - спросила Марта, заинтригованная.
- Я... сначала не хотела. Но письмо было открытым. Несколько строк - больше вопрос, чем признание. Там была фраза, которую я запомнила: "Если я исчезну, кто-нибудь вспомнит, что я когда-то была?"
Марта почувствовала, как по коже пробежал холодок.
- Я оставила это письмо в книге. А потом она исчезла. Больше не приходила, - сказала Вера.
- Вы помните, в какой книге оно было? - с нетерпением спросила Марта.
Вера кивнула и молча поднялась. Через минуту вернулась с тонким томиком в синей обложке - «Голос» Сильвии Плат.
- Откройте на 47-й.
Марта раскрыла книгу. Между страниц лежал аккуратно сложенный лист бумаги. Почерк был острый, с наклоном вправо. В письме - всего несколько строк:
> «Иногда я чувствую себя не героем, а примечанием на полях. Но, может быть, кто-то однажды прочтёт и это.»
Марта подняла глаза:
- Почему вы сохранили?
- Потому что это не просто слова. Это - крик, но без звука. Я не могла выбросить. Может, она хотела, чтобы кто-нибудь всё-таки прочёл.
