Кофе-машина, попыхивая парами, налила в кружку любимый им «Американо», обеденный стол на кухне был обширен и пуст. Кружка с ароматным напитком, источающим аромат кофе, перекочевала на блюдечко, а затем в торец стола, где на стуле и устроился хозяин в трусах и майке. Стояла полная тишина, только что прекратил работу компрессор холодильника, хотя внутри него что-то еще неторопливо булькало и переливалось. Герметичные окна не пропускали шум с улицы, солнце уже осветило город, но его лучи до квартиры еще не добрались. В безоблачные дни ранней осенью, что уже стояла на дворе, это случалось часов в семь-восемь утра.
Потихоньку прихлебывая и смакуя напиток, Шамсутдин задумался над своим сновидением. То, что в его конце ему практически открыто поступило предостережение, было ясно. Но весь антураж деревенского быта с его местечковым колоритом — вот это что было? Что? Намек на отдых? Возможно, и так. И вдруг, осознав проблему своей усталости, и - как следствие - время от времени проявлявшейся нервозности и срывов в общении с подчиненными и близкими Глава корпорации принял решение съездить куда-нибудь на парочку недель, развеяться, отдохнуть… «А деревня… Интересный намек, — про себя ухмыльнулся Шамсутдин, - интересный. И этот йог совсем непрост, витиеват и ажурен. В лоб брать его нельзя, рога могут обломать. Да уж».
Он огляделся вокруг и нажал кнопку «вкл.» на телевизионном пульте.
Через секунду на экране появился экономический обозреватель телеканала РПК, он стоял в студии и на трех экранах сзади комментировал рост американской валюты на фоне снижения котировок нефти на бирже в Лондоне. И только сейчас, спустя несколько лет знакомства с этим вообще-то неплохим каналом, Шамсутдин вдруг задумался над аббревиатурой в правом верхнем углу экрана — «РПК». Он расшифровал ее для себя как «Ручной пулемет системы Калашникова» и усмехнулся совпадению. Ведь работу некоторых телеканалов воистину можно сравнить с информационным оружием, поэтому некоторые из них вполне могут использовать аббревиатуры типа «АК», «РПГ» или «ПМ».
Хотя… развлекательное телевидение он не смотрел. Он интересовался только Bloomberg Television или BBC-2, и вот этим российским РПК, да и то только ради информации по котировкам акций и из-за финансовых новостей. А вот музыку он любил, особенно CoolJazz: она придавала настрой на продуктивную работу, способствовала мыслительным процессам, которые были не чужды нашему герою.
И еще одна мысль витала у него в мозгу и не давала покоя: слишком уж хреновая ситуация сложилась для его компании, но совсем не повлияла на положение конкурента, то бишь «Йога-Центра» во главе с известным ему индийцем Амритом Сингхом. Ну да, ну да, умники с горящим взглядом могут, глубокомысленно закатив глаза, туманно сообщить, что мол, если из одного места убыло, то в другом месте прибыло, и этот факт неоспорим.
А что, если в одном убыло, а в другом ничего не изменилось? То куда делась потеря? Ась, умники вы наши? Ась? Не слышу… И сказать-то вам нечего, нечего. Много мозгов не надо иметь, чтобы долдонить умные цитаты, не понимая самой сути произошедшего.
А вот насчет убыли, а именно утечки…. Утечки? Утечки информации из компании! И именно из моей! Вот оно, недостающее звено в цепочке размышлений, это то, что надо узнать и начать копать в этом направлении.
Шамсутдин задумчиво встал из-за стола, и, не допив кофе, совсем не обращая внимания на то, что до сих пор ходит по квартире неодетым, медленно пошел в свой кабинет к компьютеру, включил его и стал меланхолично ждать его загрузки. Программа попросила его приложить палец к сенсору.
Ранее, при настройке входа в систему, Шамсутдин долго прикидывал и думал — какой же, все-таки, палец правой руки сделать основным? В конечном итоге для ключа он зарегистрировал безымянный палец, чему был безмерно рад, потому как считал, что надежно обезопасил свои данные от взлома, потому как статистика свидетельствовала — большинство людей используют в этих целях большой палец правой руки, либо указательный.
И сейчас, находясь в растрепанных чувствах, он, не обратив внимания на эту тонкость, прижал к сенсору большой палец, точно также как он делал это на работе. Динамики издали звук тревоги и на экране дисплея он прочел надпись:
«У вас осталось еще две попытки».
Очнувшись от раздумий, Шамсутдин хмыкнул, прижал к сенсору нужный палец и, наконец, вошел в компьютер.
Компьютерный столик стоял справа от окна, а слева, с другой стороны, о себе сиротливо напоминала беговая дорожка, около нее лежал коврик для занятий, а также две разборных гантели по 16 килограмм каждая. Повернув голову, Шамсутдин мысленно осудил себя за то, что матушка-лень победила в нем стремление к физическому самосовершенствованию, но тут же оправдал себя загруженностью по работе и продолжил поиск папки с докладами службы безопасности корпорации за август.
Холодок от приоткрытого окна неуютно обдувал голые ступни на покрытом лаком дубовом паркете. Он крякнул, пробормотав вполголоса:
— Всё-таки, надо пойти одеть чего-нибудь…
Натянув на себя махровый халат, Шамсутдин надел тапочки и вернулся на рабочее место.
Минут двадцать он изучал отчеты различных служб корпорации и понял, что причину надо искать у себя в корпорации, внутри. В подтверждение его догадок в памяти тут же всплыла прошлогодняя встреча в Нью-Йорке с однокурсником.
* * *
Именно тогда, где-то в середине сентября, к нему в Нью-Йорк приезжал один его закадычный друг, однокурсник Серега Самсонов. Потрясный парень — очень открытый, контактный, «наше солнышко», как называли его друзья. В институте ростом он был выше всех однокурсников, и его вихрастая, с соломенного цвета волосами голова, сразу же выделяла его среди студентов.
Зеленые глаза в обрамлении шикарных пушистых ресниц, россыпь мелких веснушек на щеках вокруг тонкого чувственного носа с горбинкой, вьющиеся светло-русые вихры сводили с ума всех девушек курса. Они даже подруг приводили посмотреть на этакого красавца. Но по какой-то непонятной причине Серега игнорировал это внимание, не замечал факультетских красавиц, прямо-таки выпрыгивающих из штанов (или юбок?), чтобы привлечь его внимание. Они делали немыслимые прически, носили платья с оборками вызывающих расцветок, выставляли напоказ свои стройные, обтянутые черными со стрелками колготками ножки. Но все было тщетно — реакции от объекта обожания они не получали, но других пчел на этот мед привлекли. Индифферентное и странное поведение Сереги сильно обижало слабую половину факультета. И вся их нерастраченная любовь перешла на его друзей и приятелей, которые были тому еще как рады.
И вдобавок ко всему, знания ему давались очень легко. Все схватывая на лету, он удивлял окружающих.
— Умница! — обыкновенно говорили о нем преподаватели иностранных языков, — сразу все понимает и запоминает, просто молодец!
А языки в МГИМО изучали не только европейские типа английского, французского, испанского и итальянского, но и такие экзотические, как амхарский, японский, суахили, пушту-дари, не говоря уже об арабском, китайском или фарси.
Преподаватель амхарского языка Яна Вадимовна Кириченко, молодая симпатичная брюнетка лет двадцати семи, подпала под очарование Сергея не только потому, что он был смазливым и обаятельным (хотя и это сыграло свою роль), но и из-за того, что он слету схватывал новые слова, а предложения на этом африканском языке строил очень правильно, блистая произношением. Во время урока амхарского в аудитории стояла дружеская атмосфера. Яна Вадимовна не отрывала глаз от студента, улыбка не сходила с ее милого лица, она упивалась моментами общения с ним, хотя злые языки поговаривали, что происходило это и вне стен института. Но на то они и злые, чтобы иногда выдавать желаемое за действительное. Однако вся прелесть момента заключалась в том, что Яна Вадимовна была замужем, хотя мужа видела нечасто: он был геологом и пропадал в командировках месяцами. И сейчас, как мы уже видим, совершенно зря, ибо в русском фольклоре есть пословица: Муж по дрова, а жена — была такова».
Но Шамсутдин, как близкий ему товарищ и однокурсник, догадывался об их истинных отношениях. А, если сказать более точно, все знал, но хранил это в тайне.
В прошлом году осень в Нью-Йорке стояла теплая, сухая и безветренная. Вечер пятницы в небольшом городке Монклер - можно сказать, в пригороде мегаполиса - выдался спокойным и тихим. Да и как этому городку таким не быть — ведь здесь, после бешеной суеты Большого Яблока в конце рабочей недели находили отдохновение белые и синие воротнички, успешные предприниматели и деятели современной американской культуры. Эта тихая гавань для измученных душ находилась всего-навсего в двадцати милях езды от Нью-Йорка.
По одной из улиц города, затененной старыми дубами и платанами, бесшумно ехал белый Cadillac с характерным шильдиком на никелированной решетке радиатора. Бронированные темные стекла лимузина не давали возможности рассмотреть его пассажиров, да и кому это было надо…. Никому. Улица была пустынна, пятничное марево полностью заполняло пространство, оно было настолько ощутимым, что физически напоминало прогулку в бассейне, наполненным горячей водой. Каждый шаг в мареве доставался с неимоверным трудом.
Лимузин с именным номером *New-York* SHAMS остановился около небольшого особнячка из красного кирпича и въехал в открывшийся перед ним подземный гараж.
Вместо личного водителя, смешливого и улыбчивого, но профессионала Джоржио Престо, автомобиль вел Шамсутдин Мургасян, а на пассажирском кресле справа сидел его однокурсник Серега Самсонов. После уличной загазованной нью-йоркской жары кондиционированный воздух в автомобиле или в офисе был просто спасением, а не какой-то роскошью, без этого в многомиллионном мегаполисе не было не только экономической, но и нормальной жизни. И когда они сели в автомобиль, улыбнулись друг другу, мир заиграл другими красками: Шамсутдин почувствовал обаяние, искреннее тепло, исходившее от гостя, а Сергей ощутил свою нужность бывшему однокурснику, а ныне предпринимателю отнюдь не средней руки. Это чувство не выражалось ничем, кроме подсознательных ощущений взаимного обмена энергиями, здесь не нужны были слова, здесь действовало нечто иное, нематериальное.
Кондиционер с мягким шумом обдувал разгоряченные лица двух молчащих мужчин, в чистом воздухе не ощущалось ничего постороннего, кроме легкого, ненавязчивого духмяного аромата только что скошенного сена, запаха свежести ранней утренней росы на сочной траве заливного луга. И больше ничего. Совсем ничего. Но большего было и не надо.
Шамсутдин вел автомобиль молча, массивная машина с мощным, низко урчащим двигателем, плавно плыла в потоке транспорта, столь насыщенном и напряженном на улицах города в пятницу вечером. Из квадросистемы лилась, и даже не лилась, а просто проникала в мозг приятная расслабляющая музыка. Водитель, если честно признаться, был гедонистом и использовал любой момент жизни для наслаждения ее изысканными дарами. И да, он знал об этом своем качестве. Почему? Да еще в детстве мама ласково выговаривала сыну за излишние «улучшательства», как она их называла: если он сидел на деревянном стуле или скамейке, то обязательно на заранее подложенной подушечке, если он ел свое блюдо (даже не ел — вкушал), по ироническому замечанию мамы, то делал он это долго, вдумчиво почмокивая губами, облизывая их языком. Даже книги он читал «вкусные», нет, конечно, не те, что озаглавлены «О вкусной и здоровой пище», а другие, философские, с массой глубоких и интересных размышлений. Вот и сейчас Шамсутдин впитывал этот прекрасный момент своей жизни, смаковал его, украдкой смотрел на пассажира и понимал, что тот находится в нирване, как специально созданной именно для них двоих.
Лет десять-пятнадцать назад в такой же ситуации Шамсутдин ну просто обязательно бы с гордостью похвастался лимузином, подробно рассказал бы о его выдающихся характеристиках, умолчал о недостатках и выпукло выпятил достоинства. Но то была прямо-таки щенячья радость от первых действительно больших заработанных денег. Сейчас она прошла, на дно резервуара под названием «жизненный опыт» выпал осадок осмотрительности и расчета. Он уже понял, на что был способен, и лишние подтверждения успеха были уже не нужны. Это было пятым колесом в его борьбе за нормальную жизнь. За ту жизнь, которую он считал нормальной. Ведь у каждого человека свои представления о нормальности: для кого-то и ежедневная тарелка супа — награда, а кому-то и двухэтажный особняк в Майами тесноват.
С момента начала движения от здания Корпорации информационной безопасности «The Victory Herald» и до прибытия к месту назначения Сергей оторопело водил взглядом по салону автомобиля, не понимая предназначения множества приборов, кнопочек и тумблеров на панели, которые отблескивали хромом и разноцветными огоньками. И когда Cadillac прекратил свое движение, он ошеломленно чуть слышно спросил:
— Шамс, мы что, приехали уже? А то мне так показалось, что мы не ехали, а прямо-таки плыли, или даже летели — так плавно это происходило…
Шамсутдин наморщил брови, устало повернулся к товарищу по институту и дал волю чувствам:
— Знаешь, Сергей, на такие эпитеты, как ты только что выдал, я обычно не реагирую. И не пойми меня превратно, что, мол, «зажрался тут Шамс, акула империализма, хрен за мясо не считает». Для моей ежесуточной, еженедельной, ежемесячной, круглогодичной пахоты нет времени для сантиментов, эта машина — просто элементарное удобство для меня, я бы сказал, отдохновение от рутины проблем, от гор головоломок, от эверестов решаемых задач и от полчищ «добропорядочных» джентльменов, желающих кинуть тебя при первом же удобном случае. Это тем, кто не вникает в суть вещей, да попросту и не желает этого делать ввиду своей природной или благоприобретенной лени, кажется, что «буржуи» и «иксплуататоры» трудового народа жируют и бесятся от пресыщенности… Пусть считают так, это их право.
Сергей понурился и поджал губы: не ожидал он такого вот панегирика, похожего на отповедь.
— Да что ты, Шамс, завелся? Я же по-доброму сказал, искренне …. А ты, — голос его задрожал, — сначала накатил мне с левой, потом с правой и завершил хуком снизу.
Шамсутдин опал с лица, обмяк, осознав, что перегнул палку и повернулся к Сергею:
— Сереж…. Сереж…, да прости ты меня, дурака, я не по злобе, нервы стали ни к черту в последнее время, — голос дрожал, было видно, как он переживает. — Сейчас шашлычки сделаем, водочки выпьем, потрындим о своем…. Расслабимся, а? Ей-богу, не подумал я, что тут наговорил сгоряча…
— Да ладно, Шамс, — помолчав, повернулся Сергей к другу и улыбнулся своей светлой улыбкой, — проехали. Забудем. А ведь ты такой же, как в юности — огонь!
Гость качнулся влево на своем пассажирском сидении и толкнул плечом водителя.
— Хватит тут нюни разводить. Где у тебя там мясо? Пошли, шашлык будем готовить.
Шамсутдин нажал одну из кнопок на панели автомобиля, и Сергей с удивлением заметил медленно открывающиеся двери со стороны водителя и пассажира:
— Серега, и ты тоже хорош, ты это, сам-то не сиди долго на попе — геморрой заработаешь, — коротко хохотнул хозяин, — пошли в дом, вытаскивай сумки и пакеты из багажника. Женщин у нас тут нет, помогать некому, но мы сами с усами — справимся.
Потихоньку прихлебывая и смакуя напиток, Шамсутдин задумался над своим сновидением. То, что в его конце ему практически открыто поступило предостережение, было ясно. Но весь антураж деревенского быта с его местечковым колоритом — вот это что было? Что? Намек на отдых? Возможно, и так. И вдруг, осознав проблему своей усталости, и - как следствие - время от времени проявлявшейся нервозности и срывов в общении с подчиненными и близкими Глава корпорации принял решение съездить куда-нибудь на парочку недель, развеяться, отдохнуть… «А деревня… Интересный намек, — про себя ухмыльнулся Шамсутдин, - интересный. И этот йог совсем непрост, витиеват и ажурен. В лоб брать его нельзя, рога могут обломать. Да уж».
Он огляделся вокруг и нажал кнопку «вкл.» на телевизионном пульте.
Через секунду на экране появился экономический обозреватель телеканала РПК, он стоял в студии и на трех экранах сзади комментировал рост американской валюты на фоне снижения котировок нефти на бирже в Лондоне. И только сейчас, спустя несколько лет знакомства с этим вообще-то неплохим каналом, Шамсутдин вдруг задумался над аббревиатурой в правом верхнем углу экрана — «РПК». Он расшифровал ее для себя как «Ручной пулемет системы Калашникова» и усмехнулся совпадению. Ведь работу некоторых телеканалов воистину можно сравнить с информационным оружием, поэтому некоторые из них вполне могут использовать аббревиатуры типа «АК», «РПГ» или «ПМ».
Хотя… развлекательное телевидение он не смотрел. Он интересовался только Bloomberg Television или BBC-2, и вот этим российским РПК, да и то только ради информации по котировкам акций и из-за финансовых новостей. А вот музыку он любил, особенно CoolJazz: она придавала настрой на продуктивную работу, способствовала мыслительным процессам, которые были не чужды нашему герою.
И еще одна мысль витала у него в мозгу и не давала покоя: слишком уж хреновая ситуация сложилась для его компании, но совсем не повлияла на положение конкурента, то бишь «Йога-Центра» во главе с известным ему индийцем Амритом Сингхом. Ну да, ну да, умники с горящим взглядом могут, глубокомысленно закатив глаза, туманно сообщить, что мол, если из одного места убыло, то в другом месте прибыло, и этот факт неоспорим.
А что, если в одном убыло, а в другом ничего не изменилось? То куда делась потеря? Ась, умники вы наши? Ась? Не слышу… И сказать-то вам нечего, нечего. Много мозгов не надо иметь, чтобы долдонить умные цитаты, не понимая самой сути произошедшего.
А вот насчет убыли, а именно утечки…. Утечки? Утечки информации из компании! И именно из моей! Вот оно, недостающее звено в цепочке размышлений, это то, что надо узнать и начать копать в этом направлении.
Шамсутдин задумчиво встал из-за стола, и, не допив кофе, совсем не обращая внимания на то, что до сих пор ходит по квартире неодетым, медленно пошел в свой кабинет к компьютеру, включил его и стал меланхолично ждать его загрузки. Программа попросила его приложить палец к сенсору.
Ранее, при настройке входа в систему, Шамсутдин долго прикидывал и думал — какой же, все-таки, палец правой руки сделать основным? В конечном итоге для ключа он зарегистрировал безымянный палец, чему был безмерно рад, потому как считал, что надежно обезопасил свои данные от взлома, потому как статистика свидетельствовала — большинство людей используют в этих целях большой палец правой руки, либо указательный.
И сейчас, находясь в растрепанных чувствах, он, не обратив внимания на эту тонкость, прижал к сенсору большой палец, точно также как он делал это на работе. Динамики издали звук тревоги и на экране дисплея он прочел надпись:
«У вас осталось еще две попытки».
Очнувшись от раздумий, Шамсутдин хмыкнул, прижал к сенсору нужный палец и, наконец, вошел в компьютер.
Компьютерный столик стоял справа от окна, а слева, с другой стороны, о себе сиротливо напоминала беговая дорожка, около нее лежал коврик для занятий, а также две разборных гантели по 16 килограмм каждая. Повернув голову, Шамсутдин мысленно осудил себя за то, что матушка-лень победила в нем стремление к физическому самосовершенствованию, но тут же оправдал себя загруженностью по работе и продолжил поиск папки с докладами службы безопасности корпорации за август.
Холодок от приоткрытого окна неуютно обдувал голые ступни на покрытом лаком дубовом паркете. Он крякнул, пробормотав вполголоса:
— Всё-таки, надо пойти одеть чего-нибудь…
Натянув на себя махровый халат, Шамсутдин надел тапочки и вернулся на рабочее место.
Минут двадцать он изучал отчеты различных служб корпорации и понял, что причину надо искать у себя в корпорации, внутри. В подтверждение его догадок в памяти тут же всплыла прошлогодняя встреча в Нью-Йорке с однокурсником.
* * *
Именно тогда, где-то в середине сентября, к нему в Нью-Йорк приезжал один его закадычный друг, однокурсник Серега Самсонов. Потрясный парень — очень открытый, контактный, «наше солнышко», как называли его друзья. В институте ростом он был выше всех однокурсников, и его вихрастая, с соломенного цвета волосами голова, сразу же выделяла его среди студентов.
Зеленые глаза в обрамлении шикарных пушистых ресниц, россыпь мелких веснушек на щеках вокруг тонкого чувственного носа с горбинкой, вьющиеся светло-русые вихры сводили с ума всех девушек курса. Они даже подруг приводили посмотреть на этакого красавца. Но по какой-то непонятной причине Серега игнорировал это внимание, не замечал факультетских красавиц, прямо-таки выпрыгивающих из штанов (или юбок?), чтобы привлечь его внимание. Они делали немыслимые прически, носили платья с оборками вызывающих расцветок, выставляли напоказ свои стройные, обтянутые черными со стрелками колготками ножки. Но все было тщетно — реакции от объекта обожания они не получали, но других пчел на этот мед привлекли. Индифферентное и странное поведение Сереги сильно обижало слабую половину факультета. И вся их нерастраченная любовь перешла на его друзей и приятелей, которые были тому еще как рады.
И вдобавок ко всему, знания ему давались очень легко. Все схватывая на лету, он удивлял окружающих.
— Умница! — обыкновенно говорили о нем преподаватели иностранных языков, — сразу все понимает и запоминает, просто молодец!
А языки в МГИМО изучали не только европейские типа английского, французского, испанского и итальянского, но и такие экзотические, как амхарский, японский, суахили, пушту-дари, не говоря уже об арабском, китайском или фарси.
Преподаватель амхарского языка Яна Вадимовна Кириченко, молодая симпатичная брюнетка лет двадцати семи, подпала под очарование Сергея не только потому, что он был смазливым и обаятельным (хотя и это сыграло свою роль), но и из-за того, что он слету схватывал новые слова, а предложения на этом африканском языке строил очень правильно, блистая произношением. Во время урока амхарского в аудитории стояла дружеская атмосфера. Яна Вадимовна не отрывала глаз от студента, улыбка не сходила с ее милого лица, она упивалась моментами общения с ним, хотя злые языки поговаривали, что происходило это и вне стен института. Но на то они и злые, чтобы иногда выдавать желаемое за действительное. Однако вся прелесть момента заключалась в том, что Яна Вадимовна была замужем, хотя мужа видела нечасто: он был геологом и пропадал в командировках месяцами. И сейчас, как мы уже видим, совершенно зря, ибо в русском фольклоре есть пословица: Муж по дрова, а жена — была такова».
Но Шамсутдин, как близкий ему товарищ и однокурсник, догадывался об их истинных отношениях. А, если сказать более точно, все знал, но хранил это в тайне.
В прошлом году осень в Нью-Йорке стояла теплая, сухая и безветренная. Вечер пятницы в небольшом городке Монклер - можно сказать, в пригороде мегаполиса - выдался спокойным и тихим. Да и как этому городку таким не быть — ведь здесь, после бешеной суеты Большого Яблока в конце рабочей недели находили отдохновение белые и синие воротнички, успешные предприниматели и деятели современной американской культуры. Эта тихая гавань для измученных душ находилась всего-навсего в двадцати милях езды от Нью-Йорка.
По одной из улиц города, затененной старыми дубами и платанами, бесшумно ехал белый Cadillac с характерным шильдиком на никелированной решетке радиатора. Бронированные темные стекла лимузина не давали возможности рассмотреть его пассажиров, да и кому это было надо…. Никому. Улица была пустынна, пятничное марево полностью заполняло пространство, оно было настолько ощутимым, что физически напоминало прогулку в бассейне, наполненным горячей водой. Каждый шаг в мареве доставался с неимоверным трудом.
Лимузин с именным номером *New-York* SHAMS остановился около небольшого особнячка из красного кирпича и въехал в открывшийся перед ним подземный гараж.
Вместо личного водителя, смешливого и улыбчивого, но профессионала Джоржио Престо, автомобиль вел Шамсутдин Мургасян, а на пассажирском кресле справа сидел его однокурсник Серега Самсонов. После уличной загазованной нью-йоркской жары кондиционированный воздух в автомобиле или в офисе был просто спасением, а не какой-то роскошью, без этого в многомиллионном мегаполисе не было не только экономической, но и нормальной жизни. И когда они сели в автомобиль, улыбнулись друг другу, мир заиграл другими красками: Шамсутдин почувствовал обаяние, искреннее тепло, исходившее от гостя, а Сергей ощутил свою нужность бывшему однокурснику, а ныне предпринимателю отнюдь не средней руки. Это чувство не выражалось ничем, кроме подсознательных ощущений взаимного обмена энергиями, здесь не нужны были слова, здесь действовало нечто иное, нематериальное.
Кондиционер с мягким шумом обдувал разгоряченные лица двух молчащих мужчин, в чистом воздухе не ощущалось ничего постороннего, кроме легкого, ненавязчивого духмяного аромата только что скошенного сена, запаха свежести ранней утренней росы на сочной траве заливного луга. И больше ничего. Совсем ничего. Но большего было и не надо.
Шамсутдин вел автомобиль молча, массивная машина с мощным, низко урчащим двигателем, плавно плыла в потоке транспорта, столь насыщенном и напряженном на улицах города в пятницу вечером. Из квадросистемы лилась, и даже не лилась, а просто проникала в мозг приятная расслабляющая музыка. Водитель, если честно признаться, был гедонистом и использовал любой момент жизни для наслаждения ее изысканными дарами. И да, он знал об этом своем качестве. Почему? Да еще в детстве мама ласково выговаривала сыну за излишние «улучшательства», как она их называла: если он сидел на деревянном стуле или скамейке, то обязательно на заранее подложенной подушечке, если он ел свое блюдо (даже не ел — вкушал), по ироническому замечанию мамы, то делал он это долго, вдумчиво почмокивая губами, облизывая их языком. Даже книги он читал «вкусные», нет, конечно, не те, что озаглавлены «О вкусной и здоровой пище», а другие, философские, с массой глубоких и интересных размышлений. Вот и сейчас Шамсутдин впитывал этот прекрасный момент своей жизни, смаковал его, украдкой смотрел на пассажира и понимал, что тот находится в нирване, как специально созданной именно для них двоих.
Лет десять-пятнадцать назад в такой же ситуации Шамсутдин ну просто обязательно бы с гордостью похвастался лимузином, подробно рассказал бы о его выдающихся характеристиках, умолчал о недостатках и выпукло выпятил достоинства. Но то была прямо-таки щенячья радость от первых действительно больших заработанных денег. Сейчас она прошла, на дно резервуара под названием «жизненный опыт» выпал осадок осмотрительности и расчета. Он уже понял, на что был способен, и лишние подтверждения успеха были уже не нужны. Это было пятым колесом в его борьбе за нормальную жизнь. За ту жизнь, которую он считал нормальной. Ведь у каждого человека свои представления о нормальности: для кого-то и ежедневная тарелка супа — награда, а кому-то и двухэтажный особняк в Майами тесноват.
С момента начала движения от здания Корпорации информационной безопасности «The Victory Herald» и до прибытия к месту назначения Сергей оторопело водил взглядом по салону автомобиля, не понимая предназначения множества приборов, кнопочек и тумблеров на панели, которые отблескивали хромом и разноцветными огоньками. И когда Cadillac прекратил свое движение, он ошеломленно чуть слышно спросил:
— Шамс, мы что, приехали уже? А то мне так показалось, что мы не ехали, а прямо-таки плыли, или даже летели — так плавно это происходило…
Шамсутдин наморщил брови, устало повернулся к товарищу по институту и дал волю чувствам:
— Знаешь, Сергей, на такие эпитеты, как ты только что выдал, я обычно не реагирую. И не пойми меня превратно, что, мол, «зажрался тут Шамс, акула империализма, хрен за мясо не считает». Для моей ежесуточной, еженедельной, ежемесячной, круглогодичной пахоты нет времени для сантиментов, эта машина — просто элементарное удобство для меня, я бы сказал, отдохновение от рутины проблем, от гор головоломок, от эверестов решаемых задач и от полчищ «добропорядочных» джентльменов, желающих кинуть тебя при первом же удобном случае. Это тем, кто не вникает в суть вещей, да попросту и не желает этого делать ввиду своей природной или благоприобретенной лени, кажется, что «буржуи» и «иксплуататоры» трудового народа жируют и бесятся от пресыщенности… Пусть считают так, это их право.
Сергей понурился и поджал губы: не ожидал он такого вот панегирика, похожего на отповедь.
— Да что ты, Шамс, завелся? Я же по-доброму сказал, искренне …. А ты, — голос его задрожал, — сначала накатил мне с левой, потом с правой и завершил хуком снизу.
Шамсутдин опал с лица, обмяк, осознав, что перегнул палку и повернулся к Сергею:
— Сереж…. Сереж…, да прости ты меня, дурака, я не по злобе, нервы стали ни к черту в последнее время, — голос дрожал, было видно, как он переживает. — Сейчас шашлычки сделаем, водочки выпьем, потрындим о своем…. Расслабимся, а? Ей-богу, не подумал я, что тут наговорил сгоряча…
— Да ладно, Шамс, — помолчав, повернулся Сергей к другу и улыбнулся своей светлой улыбкой, — проехали. Забудем. А ведь ты такой же, как в юности — огонь!
Гость качнулся влево на своем пассажирском сидении и толкнул плечом водителя.
— Хватит тут нюни разводить. Где у тебя там мясо? Пошли, шашлык будем готовить.
Шамсутдин нажал одну из кнопок на панели автомобиля, и Сергей с удивлением заметил медленно открывающиеся двери со стороны водителя и пассажира:
— Серега, и ты тоже хорош, ты это, сам-то не сиди долго на попе — геморрой заработаешь, — коротко хохотнул хозяин, — пошли в дом, вытаскивай сумки и пакеты из багажника. Женщин у нас тут нет, помогать некому, но мы сами с усами — справимся.
