Янис Анил
- В подготовительном лагере на Кои я провёл четыре месяца. За это время меня научили основным навыкам боя, тактике и умениям выживать в сложных условиях. Научился обращаться с оружием – выяснилось, что я неплохо стреляю. Лучше, чем большинство из моих сослуживцев. Я гордился этим. За это время я хорошо узнал тех, с кем мне предстояло служить. Со многими подружился. Привык к ним. Мы с нетерпением ждали отправки на фронт. Вести, приходившие с разных районов боевых действий, подпитывали наше желание поскорее внести вклад в общее дело. Колонии восстали. Борются. Всё новые и новые миры отправляют своих сыновей и дочерей на эту освободительную войну. Метрополия отчаянно сопротивляется. Под ударами наших союзных войск теряет контроль над планетами. Гибнут её солдаты, воюющие за деньги, а не за правое дело. Нужно только верить в нашу победу и скорое освобождение от гегемонии Метрополии. Мы рвались в бой. Да…Не видели ещё войну. Относились к ней с лёгкостью и восхищением.
Наконец, наша бригада получила приказ на сборы. Мы вылетели на Новый Пекин.
Помню, как вышли из корабля. Щурясь от яркого солнца, сгибаясь под тяжестью оружия и личных вещей. Я, вслед за остальными, спустился по пандусу шаттла и наткнулся на внезапно остановившегося парня, шедшего передо мной. Хотел было толкнуть его и возмутиться его нерасторопностью, но подняв взгляд, промолчал. Он, как и остальные смотрел куда-то вдаль. Горизонт закрывало сплошное, поднимающееся до самого неба, облако серого дыма. Густого, жирного, постоянно двигающегося. Чёрные султаны пожаров, повинуясь направлению ветра, сливались в сплошную полосу, над ним, медленно рассеиваясь. При этом над нами светило солнце, а возвышенность, где мы находились, была покрыта сочной зеленью. Но там на горизонте, зелёная растительность и солнечные лучи будто упирались в сплошную стену серо-чёрного цвета и исчезали. Там был другой мир. Удивительный контраст.
Потом я огляделся вокруг. Увиденное мной сильно отличалось от Кои. Отличалось на столько, на сколько отличается детский оздоровительный лагерь от стоянки кочующей толпы варваров. Я увидел беспорядочное нагромождение медицинских палаток и всевозможных навесов, надувных жилых модулей с кучей ящиков и оборудования, сваленного возле них. Горы мусора, армейского обмундирования, коробок, валяющихся где попало. Технику, покрытую копотью и комками земли. Грязь и людей. Особенно людей…
Там было очень много раненых. Их грузили в транспорты и отправляли на орбиту. Ожидающие своей очереди сидели на земле, ютились на каких-то ящиках или лежали на носилках. Белые бинты у многих пропитались кровью. Кого-то перевязывали, помогали одеться или поили водой. Мимо нас пронесли носилки с каким-то парнем, он громко стонал, его форма местами обгорела, а голова и руки были полностью перетянуты бинтами. Я проводил его сочувствующим взглядом.
Недалеко от нас на импровизированном столе из обычных досок, лежал человек, санитары держали его, дёргающегося и кричащего, а в это время врач ампутировал ему часть руки. Бедняга, сквозь хрипы и проклятия, просил его не делать этого. Жуткое зрелище. Вдвойне жуткое тем, что рядом находилась куча людей и все они даже не смотрели в ту сторону. Не проявляли интереса, не удивлялись.
Больше всего мне запомнились их лица и глаза – пустые и равнодушные ко всему…
Вы, наверное, подумаете, что должен был испугаться тогда, увидев всё это… Странно, но нет. Не испугался. Сам не знаю почему. Я испытывал трепет, смущение, но не страх. И вместе с этим злобу, на врагов, проклятую Метрополию. Вот доказательство нашей правоты. Вот с кем мы боремся.
Нас погрузили в машины и повезли на передовую. Колонна шла на запад, а оттуда, нам навстречу, двигалась вереница автомобилей и техники, груженные нашими товарищами, выполнившими свой долг.
- Я думал на передовой, действовали только кадровые части, - удивляюсь я.
- Вы имеете в виду регулярные войска Союза и ополчение?
- Ну да.
- Как правило, так и было. Но не всегда. «Сопротивление» не подчинялось военному командованию Союза. Действовало самостоятельно. Однако по факту возглавляло восстание. Всё дело в мотивации, подготовке, в том числе и идеологической. Если где-то требовалось усилить позиции или появлялась слабина, на помощь регулярным частям посылали наши бригады. А в остальном вы правы, диверсии, проникновения, быстрые и точечные удары – вот наша задача.
- Куда же послали вас?
- В самое пекло… Как говорят - с корабля на бал. Фронт трещал. Потери росли. Некоторые части, набранные в спешке, плохо обученные и переброшенные на Новый Пекин, таяли как лёд на солнце, под ударами противника. Я даже слышал о дезертирах, но не очень верил в это. На линии соприкосновения постоянно не хватало людей. Кадровый голод, как говорили штабные. Бывали случаи, когда пополнение производили прямо в траншеях, просто присылали новобранцев, не отводя части для переформирования и отдыха. Никакого слаживания и распределения. Количество имело значение.
Вы скажите, какие окопы в наше время, при таких-то технологиях и суперсовременном вооружении? Всё это высокоточное и высокоэффективное оружие, где оно? Достаточно просто нажать на кнопку…Всё это там было. Поверьте. Я видел его эффективность. Но к этой кнопке ещё нужно протянуть руку, а если вы лишите противника этой руки, вы победите… Как и сотни лет назад, итог схватки зависел от пехоты, сколько кнопок ни нажимай. А пехотинцы как и раньше, любят землю, она может дать пусть и не надёжное, но хоть какое-то укрытие и чувство безопасности. У меня в руках была самая современная винтовка, напичканная всем чем только можно, от лазерного целеуказателя до функции распознавания «свой-чужой», но пару раз я отбрасывал её в сторону, используя старый, проверенный временем способ отстоять свою жизнь – увесистый камень или кусок арматуры…
Знаете, как я получил первое ранение? Мне чуть не проломили голову! В полуразрушенном доме мы натолкнулись на противника, выскочили на них неожиданно, никто не успел поднять оружие… В ход пошло всё - от прикладов до ножей… Тот солдат Метрополии повалил меня и бил своим же шлемом, пока я не потерял сознание. Вот вам и современная война…
Когда всё закончилось, мой товарищ стащил с меня труп того солдата. Один из наших всадил ему нож в спину, пока он боролся со мной. Его бездыханное тело лежало на мне, придавив к земле. Меня оттащили в блиндаж. Уложили и перевязали. Очухался я позже. Меня рвало, голова кружилась, о том, чтобы самостоятельно встать не могло быть и речи.
После того боя нас отвели на отдых. Командованию пришлось это сделать. Из нашего взвода в пятьдесят человек в живых осталось восемь. То ли самые везучие, то ли лучше подготовленные. В остальных взводах картина была примерно такая же. Две недели я провалялся на койке. В тылу. В полевом госпитале. Меня постоянно навещал товарищ. Рассказывал новости, сообщал о положении дел… Но чаще просто сидел рядом с моей кроватью и молчал. Мне тоже не хотелось говорить. Я устал. Те недели, проведённые на передовой, в постоянном стрессе и страхе за свою жизнь, в грязи и в окружении опасности, не давали времени на размышления. Мы, оказавшись там, превратились в механизмы, выполняющие две функции – убить и не быть убитым. Отключили мозг, направив всю энергию только на это. Выживание. Теперь мы приходили в себя, возвращались.
Однажды я проснулся, а он сидел рядом и листал какую-то книгу. Я пошевелился, и он посмотрел на меня. Глаза. В них ничего не было. Пустота. Как у тех, кого мы встретили в день нашей высадки… Говорить было не о чем.
Я был измотан, увидел, что такое война, своими глазами. Признаюсь, те мои размышления и побуждения, заставившие прийти сюда, немного померкли. Стали стираться. Стреляя в людей, я всё реже и реже думал о политике. Нажимая на спусковой крючок, поражал цель, а не идеологического противника. Перестал испытывать ненависть к врагу. Видел, как гибнут мои товарищи, но удивительное дело, это приводило лишь к опустошённости, а не мстительности. Стал замечать, что мне жаль, тех кто нам противостоит. Созданный «Сопротивлением» образ врага – жестокого, бесчеловечного, беспринципного, рассеивался, когда я смотрел на мёртвых людей, убитых мною – они были так похожи на нас… А в глазах живых… я видел ту же пустоту и усталость…
Как-то раз, разглядывая вражеские позиции в снайперский прицел, я увидел сидящего солдата Метрополии, он прислонился к полуразрушенной стене дома и ел свой паёк, орудуя ножом вместо вилки. Спокойное, умиротворённое лицо… Я не смог выстрелить…
- Почему?
- Не знаю.
- А другие?
- Возможно… Шла война…
Янис молчит. Я не тороплю его. Жду.
- Вскоре я поправился, хотя головные боли ещё долго преследовали меня. У командования на нас были планы. Наша бригада практически перестала существовать, оставшихся распределили по разным частям. Меня и моего друга направили в один из отрядов, действующих в тылу войск Метрополии. Они понесли потери в последнем рейде. Им требовались люди. В группе было двенадцать человек, вместе с нами стало четырнадцать. Сплошь “ветераны” – опытные, идейные. Хотя старшему не было и тридцати. Давно друг друга знают, давно воюют вместе, не только на Новом Пекине. Много где побывали.
Мы пересекли линию фронта, ночью, пройдя несколько километров, по колено проваливаясь в речной ил, вдоль реки. Дальше наш путь лежал через горы. Отряд проделывал это уже не раз, и всё прошло гладко. Наша цель – штаб 102 полка Метрополии, известного своей жестокостью и расправами над мирным населением. Разведка знала, где он располагается. «Нанесём им визит» - весело сказал наш командир. Остальные кровожадно ухмыльнулись. Тогда я увидел другую сторону «Сопротивления».
Александр Борроу
- Я питаю огромную любовь к своей родине. Люблю Эссен всем сердцем. Это не просто пустые слова политика, которому необходимы голоса избирателей - сейчас-то уж точно они мне не нужны. Это моё воспитание. И жизненные принципы. Благополучие народа - в этом цель и единственное моё желание. Я считал, что мы этого достойны. Как и любая нация. Упорный труд многих поколений, самодостаточность, гибкость, позволили нашей планете занять своё место в истории. А крепкие связи с Метрополией давали нашей экономике возможность обеспечивать граждан всем самым современным и необходимым. По экономическому развитию, культурным связям и интеграции в жизнь внутренних миров Метрополии, Эссен далеко превосходил прочие колонии. Мы не были изгоями, как некоторые. Не закрывались от остального мира и не чувствовали себя людьми второго сорта.
Первая волна колонистов, прибывших сюда, состояла в основном из выходцев с Центральной Европы, с Земли. Они не были искателями приключений и не бежали, как многие, от нищеты и перенаселённости. Не мечтали о лучшей жизни и не прельстились богатствами не освоенной человеком планеты. Это произошло после бума колонизации. Когда страсти по поводу заселения и освоения вновь открытых миров, поутихли. Когда выяснилось, что человечество не столь многочисленно, как казалось и темпы обнаружения новых пригодных для жизни планет, обгоняли количество желающих на них поселиться.
Эти люди оставили Землю, так же легко, как мы порой меняем свой дом, на другой, только потому, что в семье произошло пополнение и старый уже мал или потому что новый район удалён от центра и там тише и спокойнее, меньше суеты. С тех пор прошло много времени, но те люди основали и дали жизнь целой нации, впитавшей их особенности и культуру. Спокойствие, трудолюбие, открытость и готовность к переменам – вот что заложили в нас наши предки. Вот кем мы были… Ещё совсем недавно…
Если бы вы посетили Эссен лет пятнадцать назад и встретились со мной, провели вечер в моём старом доме и послушали бы рассказы о наших проблемах… Боже, проблемы! Сейчас это смешно…В общем, я бы надоел вам со своими проектами и заговорил бы вас до смерти, перечисляя необходимые реформы, требующиеся нашему обществу. Тогда это казалось важным. Мы не понимали, что у нас есть всё необходимое. И не представляли, во всяком случае я, что не всё нужно менять. Что не всегда изменения приносят пользу. Но Эссен изменился, нашими стараниями. Попади вы к нам вновь, но уже шесть лет назад, вы бы очутились в другом обществе, среди других людей, на другой планете.
Когда Самуэль поручил мне встретиться с тем человеком, торговцем оружием, передо мной будто исчез оптический фильтр, мешающий разглядеть реальность. Мои глаза открылись, а разум стал замечать, истинную картину происходящего. Знаете, будто очнулся ото сна, медленно и постепенно. Пробуждение не было похоже на вспышку – шок, трепет… Нет. Не так ярко и больно. Будто пытаешься восстановить в памяти подробности ночных снов, казалось бы, не связанных, размытых, почти забытых и далёких, но складывающихся в определённую картину.
Я взглянул на Эссен другими глазами.
- Вы испугались? – спрашиваю я.
- Сначала я был в смятении. Ведь всё это произошло и моими стараниями. Затем удивление и наконец полное осознание к чему мы пришли. К чему позволили себя привести…
- Ронгази не замечал в вас изменений?
- Он уже ничего не замечал. Мы отдалились друг от друга. Былой дружбе пришёл конец. Страх я испытал намного позже. Когда понял, что мне и моей семье может грозить опасность.
- Она была реальна?
- Более чем. Не смотря на свой высокий пост, я не знал всего. Увлечённый работой, поручаемой мне Самуэлем, я не мог охватить всё. Да и не пытался. Верил ему. И доверял. Даже сейчас я не совсем понимаю, как я мог быть так слеп. До сих пор не верю, что он меня обманывал и скрывал истину.
Я не оправдываюсь, как может показаться. История запомнит меня как ближайшего соратника Самуэля Ронгази – военного преступника и тирана, принёсшего столько горя, собственному народу. Остальное неважно. Я не ищу прощения и не пытаюсь обелить себя. Случившееся моя вина. Она будет со мной до конца дней. Худшего наказания и не придумаешь…Но вам я честно говорю – не проходит и дня, чтобы я не думал о тех временах и допущенных мной ошибках.
- Что же происходило на Эссене в годы войны?
- Начать стоит с того, как мы подошли к этой войне.
- «Сопротивление»?
- Оно самое… Историки ещё долго будут спорить о том, как Самуэлю пришла в голову эта идея. Ещё дольше им предстоит ломать голову, как один человек смог сделать это. Но не зная его лично, эти попытки лишь пустая трата времени. Оцените гений, оцените безумие! Вообразите масштаб и личность, способную проделать такое и остаться за кулисами, до последнего момента. Нет, не зря говорили раньше – от гения до безумца один шаг. Верное выражение!
Он сделал это. В одиночку. Кто ещё способен на такое? Только такой человек, как он. Сейчас я уверен, он посвятил этому всю свою жизнь. Боже! Только представьте! Всю жизнь! Разве это не доказательство его уникальности?
- Вы и сейчас восторгаетесь им?
- Если бы вы его знали… Да… Даже сейчас…мне его жаль…
- Но миллионы погибших…
- Сотни миллионов! Об этом спорят до сих пор. Скорее всего, точную цифру мы так и не узнаем. Вы правы. Мне их очень жаль… Мне жаль тех людей, которые приняли в этом участие и отдали свои жизни, а может быть и души за ложные убеждения. За заблуждения одного человека.
