Разделся принц догола, как полагается. Котомку да вещи рядом сложил и заснул сном праведным богатырским. И приснился Елисею сон.
Происходит действие в том самом зале со змеем, похожем на храмовый. Только сейчас он не пуст. У стен замерли семь фигур, одетых в платья, представляющие собой синие корсеты с рукавами-фонариками и желтые расклешенные юбки длиной значительно выше колена. Осмотрел царевич персонажей сна и остался доволен: ничего так девицы собрались, симпатишные. Все как на подбор брюнетки с кожей белее снега, распущенными волосами до плеч, украшенными красной лентой с бантом. А на жертвенном алтаре на тарелочке с голубой каемочкой сгрудились округлые да румяные яблочки наливные. И все это светом множества свечей озаряется, мистичности действу придавая.
Зыркнул злобно змей каменный глазом желтым и раздалась откуда ни возьмись музыка странная, ритм танца ритуального задающая. И закружились вокруг статуи семь женских фигур, призывно бедрами вращая. Да так задорно, что аж сам Елисей в такт во сне пяткою подергивал, стремясь пуститься впляс за развратными девицами. Ведь где ж енто видано, чтобы дамы благородные ноги открывали по самую задницу. Нет, явно не тяжелого поведения сии красотки.
А танец тем временем все жарче становился. И все выше вздымалось пламя свечей, озаряя движения соблазнительниц. А они и рады стараться: то назад прогнутся, контуры груди волнующей тканью обрисовав, то ножку стройную выставят пикантно, или рукой взмахнут призывно. Весь изворочался царев сын от картины такой. Но, увы и ах, недоступны красотки сном навеянные.
А девы пуще прежнего разум мужской смущать взялись. Уж шнуровку корсетов развязывают. Зажмурился было скромник. Секунд так на несколько... Да любопытство верх взяло над воспитанием строгих нянюшек. Приоткрыл охальник левый глаз, да чуть не окосел от удивления. Жрицы потаенного культа уж одежки поскидали, тела аппетитные явив. В неровном свете свечей груди пышные колышутся, как яблочки наливные полны да округлы. Бедра кренделя неописуемые выделывают, взгляд приковывая. А между ног-то (ой, срам-то какой!) только листочком то самое место прикрыто. А листочки фигОвые, все отклеиться норовят! В отчаянии накрыл принц голову подушкой, а в ушах так бубны с лютнями да свирелями и звучат, и звучат. А перед глазами черти скачут в образе дев прекрасных – искушают, стало быть.
Но только настроился царевич из-под подушки подглядывать, что дальше девы обнаженные делать будут. Аж в жар его бросило от предположений неприличных. Как новое потрясение на неокрепший разум!
Заскрипел змей скрипом жутким. Да взвил кольца тела своего к потолку каменному, нависнув над жрицами беспечными, в неистовстве религиозном не замечающих опасности. Захотел зритель крикнуть, чтобы спасались несчастные, да горло как обручем железным сковало. А змей головой крутит: примеряется. И из пасти его язык раздвоенный показывается, страха на зрителя еще пуще навевая. Как будто так и хочет ползучий спросить:
- Молились ли вы на ночь, бандерлоги?
А глупышки знай себе танцуют, все уже круг смыкая вокруг божества ожившего. Как будто не чуют рептилии страхолюдской, не ждут ничего дурного. Сжал Елисей кулаки в бессильной злобе, да и стукнул по подушке что есть мочи. Перья по всей светелке разлетелись, а змею проклятому хоть бы что! Молниеносно рванулась голова плоская к жертвеннику и в тот самый миг протянули девы руки свои вперед в жесте умоляющем. И каждой в ладони опустил змей-искуситель по яблоку спелому, да сочному. И вкусили девы от плодов древа добра и зла. Открылись им тут же все тайны мира грешного самые сокровенные. Передан жрицам дар вершить судьбы человеческие, род людской преумножая.
И закружились красавицы вновь, уже в танце благодарения успокоительном, замедляя свои движения плавно-плавно. Изящно одежды на места им приличествующие возвращая. И заскучал змей, не видя отрады глаз мужских, превращаясь опять в камень хладный, неодушевленный.
Так крепко ушел в свое странное сновидение уставший путник, что даже не слышал, как вернулись домой хозяева.
- Кто сидел на моем стуле и сломал его? – возмутился женский голос.
- Кто ел из моей миски и не помыл ее? – вторил ему другой. – Да и вообще, что здесь так грязно, некрасиво? Видно гость дворец наш посещал, все везде пораскидал и даже нас не подождал!
А шаги от семи пар ног тем временем к спальне приближались.
- Кто ложился на мою постель и... – началась было новая отповедь, да оборвалась на полуслове.
Почувствовав направленные на него удивленные взгляды, мигом проснулся Елисей. Подскочил с кровати, зашарил спросонок в поисках меча верного. Да только тут и понял, что гол как сокол, только и смог котомкой прикрыться от взглядов чужих.
Елисей был дюже скромный,
Но с достоинством огромным,
Даже что кони поутру
Позавидуют ему.
А вокруг него, смеясь и весело переговариваясь, стояли те жрицы из сна. Черноволосые да белокожие, одетые непотребственно в платья развратные. И нагло тыкали пальцами в походную суму. Может документы проверить хотели? Да какие ж документы у принца, который выжил? Если только шрам в виде молнии на челе благородном. Трудное детство, скользкий подоконник, косорукий «тот, кого нельзя называть»… Ну да, речь сейчас не о том.
Прикрыв место причинное, почувствовал себя мужчина увереннее. Лучше бы, конечно, одеться. Да вот все одежды путника невезучего как в воду канули. Как уж тут не расстроиться бедолаге.
Но делать нечего, притулился Елисей на краешке мебели им дюже помятой, заведя речь великосветскую:
- Кто ж вы, девицы красные? – а они как раз покраснели аки маков цвет, узрев пришлого во всей красе. – Будьте сестрами названными, раз уж я тут к вам пришел. А взамен готов вам честь отдать... Да и в пояс поклониться (чтобы ножки оголенные получше разглядеть).
- Кто ты, добрый молодец? – спросили хором красавицы.
- Елисеем меня кличут. И не добрый я совсем, – ответствовал он, плотоядно хозяев сей постройки оглядывая.
- А как ты попал сюда? – допытывалась из-за чужих спин самая низкорослая.
- Через дверь! – последовал резонный ответ. А как еще-то? Через трубу дымохода что ли? Каков вопрос – таков ответ. – Лучше представьтесь сами, и расскажите, что в лесу делаете.
- Да живем мы здесь, – логично ответила одна из девушек, в то время, как остальные рассаживались по койкам. – Мы с сестрами воспитывались отцами, когда маму королевич увез. Она даже попрощаться не успела. Зато мы все в нее красотой да статью пошли, ну и способностью к танцам. Вот и построили отцы нам храм посреди леса дремучего, чтобы могли мы дань отдавать вершителю чужих судеб. Так и живем здесь всемером. Звери лесные нам нестрашны, поскольку знаем мы язык их. Люди пришлые редко заглядывают, а со злыми намерениями еще реже, да и ненадолго.
Как раз в этот момент мелькнула за окном фигура серого волка зубастого, дозором двор обходящего. И порадовался парень про себя, что страж злобный в момент его прихода по делам своим волчьим отлучался. А то явно не миром бы разошлись они, коли пришлось сходиться в поле ратном.
А хозяюшки тем временем начали представляться:
- Берислава (значение имени: избранная славой) – назвалась избранная для разговора девица в сильно декольтированном платье.
- Властислава (владеющая славой) – переняла эстафету красотка, владеющая короткой желтой юбкой.
- Любислава (любимая славой) – высказалась сестрица с квадратным вырезом в платье, любвеобильно подчеркивающем выдающиеся достоинства.
- Милослава (милая славе) – мило проговорила девушка вообще без юбки, но зато в черных чулках на подвязках.
- Переслава (впереди славы) – изящно вытянула вперед руку прелестница с вызывающим рисунком по декольте.
- Радислава (радость славы) – радостно выдала спрятавшаяся за сестриц девушка.
- Ярослава (блистающая славой) – сказала последняя, блистая белыми труселями.
- Да уж, славные вы девушки, – ответил Елисей. – И я безмерно рад, что набрел в лесу на ваше жилище. Еще бы вы мне намекнули, где моя одежда – был рад еще безмернее.
Мужчина королевских кровей чувствовал себя явно неуютно в девичьем обществе, находясь в чем мать родила.
Только вот незадача, пока шастал путешественник по лесам да весям, форменная одежда принца обыкновенного залесного пришла в полное непотребство. Прохудилась, да изгрязнилась, весь лоск придворный подрастеряв. Пришлось девицам-затейницам из своего гардероба одевать гостя дорогого, покуда имущество его стиралось и в вид надлежащий приводилось.
Подошел Елисей к зеркалу волшебному на результат поглядеть и вежливо молвил: «Свет мой зеркальце, скажи, да всю правду доложи...», а потом очи поднял и как заорет: «Ах ты, мерзкое стекло! Все ты врешь-то мне назло!». Поскольку отражался в полированной поверхности какой-то мужик в желтой набедренной повязке, ноги волосатые неэстетично открывающей, да в шали синей на плечи накинутой, чтобы из общего колера не выбивался. Ведь с ткачихами в том царстве напряженка. Последняя, как царь ее другой предпочел, заделалась советницей. Когда ж ей полотно ткать на целый мир?
Но делать нечего, пришлось смириться со своим внешним видом и к столу поспешить. Может чем посерьезнее угостят, чем его недавнее кашеварение. Хозяюшки как раз в кухонную залу прошли, перья светящиеся по стенам развесили для лучшего освещения, скатерть на столе разложили и сели все вокруг, молча на пустую тряпку вышитую уставившись. «Что за фигня?» – подумал принц и тут же и выдал вслух продолжение мыслей своих крамольных:
– Так-то вы гостей встречаете? А где яства различные: гусь праздничный с яблоками, икра черная, красная, заморская баклажанная?
Не успел слова договорить, как появились на ткани означенные кушанья. Вытаращился парень на диво-дивное, слова не может вымолвить. А Перислава вперед руку вытянула, обвела пространство стола и пояснила:
- Так то скатерть-самобранка, что ей не закажешь – все выполнит.
- Хорошо устроились, – крякнул от удовольствия голодный мужик, лапу гусю жареному смачно отрывая. – Прямо переносной личный повар, да еще и жалования не требующий.
- Эх, Елисей, не так все просто в волшебном мире, – воскликнула Берислава. – Ничто нигде не убывает бесследно. Это сейчас ты с трапезы батюшки-царя пищу умыкнул.
Но гость только по-барски махнул голяшкой птичьей, приглашая всех к пиршеству. А там и разошелся не на шутку, все новые и новые блюда вытребывая, да кубки лучшим спиртным с царских запасов наполняя. Ведь сам там был, мед-пиво пил, да так, что по ушам (за неимением усов) текло и в рот попадало.
Просидели они за столом до самого вечера. Вроде пора и честь знать. Только вот все чаще захмелевшие глаза царевича останавливались на глубоких декольте красоток, да мысли в голову его закрадывалась одна неприличнее другой. Не до знаний о чужой чести мужику. «Вот бы в каждой из семи кроватей по часику переспать», – мечтал охальник, плотоядно соседок по столу оглядывая.
Спальня в замке только одна, поскольку помещений прилегающих к печи больше не имелось, а на улице не месяц май. Все кровати к полу прибиты, так что сдвинуть никак не получится. А ночевать-то парню где-то надобно. Пол ведь каменный, застудит еще себе чего-нибудь важное.
Только все со стульев встали, как скатерть сама сложилась, погребя под складками ткани остатки пищи. Тут, откуда ни возьмись, музыка зазвучала, да такая задорная. У принца ноги заплетаются не хуже языка, но все же он не преминул выдать коронную фразу:
- Танцуют все!
И сам первым пустился в пляс вприсядку, вокруг замерших в нерешительности девушек. Но тут и они пришли в себя, закружились, завертелись, аппетитно бедрами покачивая. Прямо как в недавнем сне. А там и черед парных танцев настал. Со всеми принц потанцевал, прелести еле одеждой прикрытые пощупал. И так раздухарился, что чуть было не сделал непристойное предложение всем сразу. Поди, выбери кого-то одного, ежели все красотки румяные, да раскрасивые.
Но не дали гостю слова молвить, как отправили его к колодцу за водой, чтобы лохань для омовения вечернего наполнить. Да он и не сопротивлялся. Негоже немытому в опочивальню отправляться. Может и должен быть мужик могуч и волосат, но пахучий женскому полу явно не понравится.
А чтобы не замерз гость дорогой, накинули на плечи тулуп заячий, на голову шапку-ушанку нахлобучили, а на ноги валенки дали.
Источник воды Елисей нашел сразу. Трижды закинул он невод... тьфу, ведро. С третьего раза попал. Вроде булькнуло что-то внизу, начал мужик барабан крутить у колодца. Вот и ведро появилось, а ведре рыбка. Не, не золотая, а всего лишь щука. Только рыбак об ухе наваристой подумал, как говорит она человечьим голосом:
- Отпусти меня в воду, я тебе сделаю все, что ни пожелаешь.
- Что и минет сделаешь? – обрадовался развратник, вспомнив словечко заморское. Потом глянул на зубы рыбьи и закручинился. Что-то расхотелось ему излишеств сексуальных. – Даже и не знаю о чем тебя просить. Корыта мне не надо, дворец вроде и так есть, старуха нафиг не уперлась. Если только воблу к пиву.
- Сжалься, добрый молодец, – запричитала рыбина. – Может ты захочешь, чтобы ведра сами домой пошли? Или дрова без твоей помощи рубились и в печь складывались? А возможно и на печи, как на коне, ехать. Стоит только сказать «По щучьему веленью...
- Ишь, развелелась тут! Что ж я дурак что ли на печи разъезжать?
И вылил царевич воду вместе с уловом обратно в колодец.
Много ведер пришлось перетаскать, пока лохань наполнилась. Но вот баня топится, вода кипит, аки гром гремит. Баншицы в банны шайки, в медны тазы позванивают. Цельный час Елисея скоблили скобелем, песком терли, прокатывали мылами семи сортов, полоскали, брили, чесали, гладили, завивали, душили, помадили.
И как показался этакий джентльмен на публику, никто его не узнал. Явился, как написанный: бравый, красный, очень завлекательный. Сестры аж ахнули, красавца такого увидевши.
Только вот все мужские чаянья были обломаны самым жесточайшим образом. Вместо того, чтобы тут же штабелями упасть к его ногам, девушки начали наперебой совсем неважные сейчас вещи выяснять, типа:
- Не хочешь ли ты приглядывать за нашим домашним обиходом? – с надеждой спросила Владислава.
- Стряпать? – сексуально облизнулась Любислава.
- Стирать? – обрадовалась Радислава, видимо эта обязанность лежала на ней.
- Шить? – отдернула короткую юбку Властислава.
- Вязать? – сымитировала вязание на спицах Ярослава.
- Постели постилать? – смутилась Милослава, видимо продолжив логическую цепочку дальше.
- А если ты все это будешь умело и опрятно делать, – подытожила старшая сестрица Берислава, – то ни в чем не будешь терпеть недостатка.
Подумал принц и ответил твердо, по-мужски:
- Нет!
Но последняя просьба заронила-таки сомнение в его душу. Все же не просто так ему дали выспаться, накормили, напоили, вымыли. Можно и самому что-то сделать в ответ хорошее на такую заботу. Постели постелить, к примеру. Но только он вознамерился в спальню прелестниц пригласить, как они сразу куда-то засобирались на ночь глядя. И главное, куда и зачем не сказывают. А ему претензии вроде предъявлять не с руки. Кто он девицам, брат, сват, муж? Просто гость залетный. Сегодня здесь, а потом кто ж его знает.
Происходит действие в том самом зале со змеем, похожем на храмовый. Только сейчас он не пуст. У стен замерли семь фигур, одетых в платья, представляющие собой синие корсеты с рукавами-фонариками и желтые расклешенные юбки длиной значительно выше колена. Осмотрел царевич персонажей сна и остался доволен: ничего так девицы собрались, симпатишные. Все как на подбор брюнетки с кожей белее снега, распущенными волосами до плеч, украшенными красной лентой с бантом. А на жертвенном алтаре на тарелочке с голубой каемочкой сгрудились округлые да румяные яблочки наливные. И все это светом множества свечей озаряется, мистичности действу придавая.
Зыркнул злобно змей каменный глазом желтым и раздалась откуда ни возьмись музыка странная, ритм танца ритуального задающая. И закружились вокруг статуи семь женских фигур, призывно бедрами вращая. Да так задорно, что аж сам Елисей в такт во сне пяткою подергивал, стремясь пуститься впляс за развратными девицами. Ведь где ж енто видано, чтобы дамы благородные ноги открывали по самую задницу. Нет, явно не тяжелого поведения сии красотки.
А танец тем временем все жарче становился. И все выше вздымалось пламя свечей, озаряя движения соблазнительниц. А они и рады стараться: то назад прогнутся, контуры груди волнующей тканью обрисовав, то ножку стройную выставят пикантно, или рукой взмахнут призывно. Весь изворочался царев сын от картины такой. Но, увы и ах, недоступны красотки сном навеянные.
А девы пуще прежнего разум мужской смущать взялись. Уж шнуровку корсетов развязывают. Зажмурился было скромник. Секунд так на несколько... Да любопытство верх взяло над воспитанием строгих нянюшек. Приоткрыл охальник левый глаз, да чуть не окосел от удивления. Жрицы потаенного культа уж одежки поскидали, тела аппетитные явив. В неровном свете свечей груди пышные колышутся, как яблочки наливные полны да округлы. Бедра кренделя неописуемые выделывают, взгляд приковывая. А между ног-то (ой, срам-то какой!) только листочком то самое место прикрыто. А листочки фигОвые, все отклеиться норовят! В отчаянии накрыл принц голову подушкой, а в ушах так бубны с лютнями да свирелями и звучат, и звучат. А перед глазами черти скачут в образе дев прекрасных – искушают, стало быть.
Но только настроился царевич из-под подушки подглядывать, что дальше девы обнаженные делать будут. Аж в жар его бросило от предположений неприличных. Как новое потрясение на неокрепший разум!
Заскрипел змей скрипом жутким. Да взвил кольца тела своего к потолку каменному, нависнув над жрицами беспечными, в неистовстве религиозном не замечающих опасности. Захотел зритель крикнуть, чтобы спасались несчастные, да горло как обручем железным сковало. А змей головой крутит: примеряется. И из пасти его язык раздвоенный показывается, страха на зрителя еще пуще навевая. Как будто так и хочет ползучий спросить:
- Молились ли вы на ночь, бандерлоги?
А глупышки знай себе танцуют, все уже круг смыкая вокруг божества ожившего. Как будто не чуют рептилии страхолюдской, не ждут ничего дурного. Сжал Елисей кулаки в бессильной злобе, да и стукнул по подушке что есть мочи. Перья по всей светелке разлетелись, а змею проклятому хоть бы что! Молниеносно рванулась голова плоская к жертвеннику и в тот самый миг протянули девы руки свои вперед в жесте умоляющем. И каждой в ладони опустил змей-искуситель по яблоку спелому, да сочному. И вкусили девы от плодов древа добра и зла. Открылись им тут же все тайны мира грешного самые сокровенные. Передан жрицам дар вершить судьбы человеческие, род людской преумножая.
И закружились красавицы вновь, уже в танце благодарения успокоительном, замедляя свои движения плавно-плавно. Изящно одежды на места им приличествующие возвращая. И заскучал змей, не видя отрады глаз мужских, превращаясь опять в камень хладный, неодушевленный.
Так крепко ушел в свое странное сновидение уставший путник, что даже не слышал, как вернулись домой хозяева.
- Кто сидел на моем стуле и сломал его? – возмутился женский голос.
- Кто ел из моей миски и не помыл ее? – вторил ему другой. – Да и вообще, что здесь так грязно, некрасиво? Видно гость дворец наш посещал, все везде пораскидал и даже нас не подождал!
А шаги от семи пар ног тем временем к спальне приближались.
- Кто ложился на мою постель и... – началась было новая отповедь, да оборвалась на полуслове.
Почувствовав направленные на него удивленные взгляды, мигом проснулся Елисей. Подскочил с кровати, зашарил спросонок в поисках меча верного. Да только тут и понял, что гол как сокол, только и смог котомкой прикрыться от взглядов чужих.
Елисей был дюже скромный,
Но с достоинством огромным,
Даже что кони поутру
Позавидуют ему.
А вокруг него, смеясь и весело переговариваясь, стояли те жрицы из сна. Черноволосые да белокожие, одетые непотребственно в платья развратные. И нагло тыкали пальцами в походную суму. Может документы проверить хотели? Да какие ж документы у принца, который выжил? Если только шрам в виде молнии на челе благородном. Трудное детство, скользкий подоконник, косорукий «тот, кого нельзя называть»… Ну да, речь сейчас не о том.
Прикрыв место причинное, почувствовал себя мужчина увереннее. Лучше бы, конечно, одеться. Да вот все одежды путника невезучего как в воду канули. Как уж тут не расстроиться бедолаге.
Но делать нечего, притулился Елисей на краешке мебели им дюже помятой, заведя речь великосветскую:
- Кто ж вы, девицы красные? – а они как раз покраснели аки маков цвет, узрев пришлого во всей красе. – Будьте сестрами названными, раз уж я тут к вам пришел. А взамен готов вам честь отдать... Да и в пояс поклониться (чтобы ножки оголенные получше разглядеть).
- Кто ты, добрый молодец? – спросили хором красавицы.
- Елисеем меня кличут. И не добрый я совсем, – ответствовал он, плотоядно хозяев сей постройки оглядывая.
- А как ты попал сюда? – допытывалась из-за чужих спин самая низкорослая.
- Через дверь! – последовал резонный ответ. А как еще-то? Через трубу дымохода что ли? Каков вопрос – таков ответ. – Лучше представьтесь сами, и расскажите, что в лесу делаете.
- Да живем мы здесь, – логично ответила одна из девушек, в то время, как остальные рассаживались по койкам. – Мы с сестрами воспитывались отцами, когда маму королевич увез. Она даже попрощаться не успела. Зато мы все в нее красотой да статью пошли, ну и способностью к танцам. Вот и построили отцы нам храм посреди леса дремучего, чтобы могли мы дань отдавать вершителю чужих судеб. Так и живем здесь всемером. Звери лесные нам нестрашны, поскольку знаем мы язык их. Люди пришлые редко заглядывают, а со злыми намерениями еще реже, да и ненадолго.
Как раз в этот момент мелькнула за окном фигура серого волка зубастого, дозором двор обходящего. И порадовался парень про себя, что страж злобный в момент его прихода по делам своим волчьим отлучался. А то явно не миром бы разошлись они, коли пришлось сходиться в поле ратном.
А хозяюшки тем временем начали представляться:
- Берислава (значение имени: избранная славой) – назвалась избранная для разговора девица в сильно декольтированном платье.
- Властислава (владеющая славой) – переняла эстафету красотка, владеющая короткой желтой юбкой.
- Любислава (любимая славой) – высказалась сестрица с квадратным вырезом в платье, любвеобильно подчеркивающем выдающиеся достоинства.
- Милослава (милая славе) – мило проговорила девушка вообще без юбки, но зато в черных чулках на подвязках.
- Переслава (впереди славы) – изящно вытянула вперед руку прелестница с вызывающим рисунком по декольте.
- Радислава (радость славы) – радостно выдала спрятавшаяся за сестриц девушка.
- Ярослава (блистающая славой) – сказала последняя, блистая белыми труселями.
- Да уж, славные вы девушки, – ответил Елисей. – И я безмерно рад, что набрел в лесу на ваше жилище. Еще бы вы мне намекнули, где моя одежда – был рад еще безмернее.
Мужчина королевских кровей чувствовал себя явно неуютно в девичьем обществе, находясь в чем мать родила.
Только вот незадача, пока шастал путешественник по лесам да весям, форменная одежда принца обыкновенного залесного пришла в полное непотребство. Прохудилась, да изгрязнилась, весь лоск придворный подрастеряв. Пришлось девицам-затейницам из своего гардероба одевать гостя дорогого, покуда имущество его стиралось и в вид надлежащий приводилось.
Подошел Елисей к зеркалу волшебному на результат поглядеть и вежливо молвил: «Свет мой зеркальце, скажи, да всю правду доложи...», а потом очи поднял и как заорет: «Ах ты, мерзкое стекло! Все ты врешь-то мне назло!». Поскольку отражался в полированной поверхности какой-то мужик в желтой набедренной повязке, ноги волосатые неэстетично открывающей, да в шали синей на плечи накинутой, чтобы из общего колера не выбивался. Ведь с ткачихами в том царстве напряженка. Последняя, как царь ее другой предпочел, заделалась советницей. Когда ж ей полотно ткать на целый мир?
Но делать нечего, пришлось смириться со своим внешним видом и к столу поспешить. Может чем посерьезнее угостят, чем его недавнее кашеварение. Хозяюшки как раз в кухонную залу прошли, перья светящиеся по стенам развесили для лучшего освещения, скатерть на столе разложили и сели все вокруг, молча на пустую тряпку вышитую уставившись. «Что за фигня?» – подумал принц и тут же и выдал вслух продолжение мыслей своих крамольных:
– Так-то вы гостей встречаете? А где яства различные: гусь праздничный с яблоками, икра черная, красная, заморская баклажанная?
Не успел слова договорить, как появились на ткани означенные кушанья. Вытаращился парень на диво-дивное, слова не может вымолвить. А Перислава вперед руку вытянула, обвела пространство стола и пояснила:
- Так то скатерть-самобранка, что ей не закажешь – все выполнит.
- Хорошо устроились, – крякнул от удовольствия голодный мужик, лапу гусю жареному смачно отрывая. – Прямо переносной личный повар, да еще и жалования не требующий.
- Эх, Елисей, не так все просто в волшебном мире, – воскликнула Берислава. – Ничто нигде не убывает бесследно. Это сейчас ты с трапезы батюшки-царя пищу умыкнул.
Но гость только по-барски махнул голяшкой птичьей, приглашая всех к пиршеству. А там и разошелся не на шутку, все новые и новые блюда вытребывая, да кубки лучшим спиртным с царских запасов наполняя. Ведь сам там был, мед-пиво пил, да так, что по ушам (за неимением усов) текло и в рот попадало.
Просидели они за столом до самого вечера. Вроде пора и честь знать. Только вот все чаще захмелевшие глаза царевича останавливались на глубоких декольте красоток, да мысли в голову его закрадывалась одна неприличнее другой. Не до знаний о чужой чести мужику. «Вот бы в каждой из семи кроватей по часику переспать», – мечтал охальник, плотоядно соседок по столу оглядывая.
Спальня в замке только одна, поскольку помещений прилегающих к печи больше не имелось, а на улице не месяц май. Все кровати к полу прибиты, так что сдвинуть никак не получится. А ночевать-то парню где-то надобно. Пол ведь каменный, застудит еще себе чего-нибудь важное.
Только все со стульев встали, как скатерть сама сложилась, погребя под складками ткани остатки пищи. Тут, откуда ни возьмись, музыка зазвучала, да такая задорная. У принца ноги заплетаются не хуже языка, но все же он не преминул выдать коронную фразу:
- Танцуют все!
И сам первым пустился в пляс вприсядку, вокруг замерших в нерешительности девушек. Но тут и они пришли в себя, закружились, завертелись, аппетитно бедрами покачивая. Прямо как в недавнем сне. А там и черед парных танцев настал. Со всеми принц потанцевал, прелести еле одеждой прикрытые пощупал. И так раздухарился, что чуть было не сделал непристойное предложение всем сразу. Поди, выбери кого-то одного, ежели все красотки румяные, да раскрасивые.
Но не дали гостю слова молвить, как отправили его к колодцу за водой, чтобы лохань для омовения вечернего наполнить. Да он и не сопротивлялся. Негоже немытому в опочивальню отправляться. Может и должен быть мужик могуч и волосат, но пахучий женскому полу явно не понравится.
А чтобы не замерз гость дорогой, накинули на плечи тулуп заячий, на голову шапку-ушанку нахлобучили, а на ноги валенки дали.
Источник воды Елисей нашел сразу. Трижды закинул он невод... тьфу, ведро. С третьего раза попал. Вроде булькнуло что-то внизу, начал мужик барабан крутить у колодца. Вот и ведро появилось, а ведре рыбка. Не, не золотая, а всего лишь щука. Только рыбак об ухе наваристой подумал, как говорит она человечьим голосом:
- Отпусти меня в воду, я тебе сделаю все, что ни пожелаешь.
- Что и минет сделаешь? – обрадовался развратник, вспомнив словечко заморское. Потом глянул на зубы рыбьи и закручинился. Что-то расхотелось ему излишеств сексуальных. – Даже и не знаю о чем тебя просить. Корыта мне не надо, дворец вроде и так есть, старуха нафиг не уперлась. Если только воблу к пиву.
- Сжалься, добрый молодец, – запричитала рыбина. – Может ты захочешь, чтобы ведра сами домой пошли? Или дрова без твоей помощи рубились и в печь складывались? А возможно и на печи, как на коне, ехать. Стоит только сказать «По щучьему веленью...
- Ишь, развелелась тут! Что ж я дурак что ли на печи разъезжать?
И вылил царевич воду вместе с уловом обратно в колодец.
Много ведер пришлось перетаскать, пока лохань наполнилась. Но вот баня топится, вода кипит, аки гром гремит. Баншицы в банны шайки, в медны тазы позванивают. Цельный час Елисея скоблили скобелем, песком терли, прокатывали мылами семи сортов, полоскали, брили, чесали, гладили, завивали, душили, помадили.
И как показался этакий джентльмен на публику, никто его не узнал. Явился, как написанный: бравый, красный, очень завлекательный. Сестры аж ахнули, красавца такого увидевши.
Только вот все мужские чаянья были обломаны самым жесточайшим образом. Вместо того, чтобы тут же штабелями упасть к его ногам, девушки начали наперебой совсем неважные сейчас вещи выяснять, типа:
- Не хочешь ли ты приглядывать за нашим домашним обиходом? – с надеждой спросила Владислава.
- Стряпать? – сексуально облизнулась Любислава.
- Стирать? – обрадовалась Радислава, видимо эта обязанность лежала на ней.
- Шить? – отдернула короткую юбку Властислава.
- Вязать? – сымитировала вязание на спицах Ярослава.
- Постели постилать? – смутилась Милослава, видимо продолжив логическую цепочку дальше.
- А если ты все это будешь умело и опрятно делать, – подытожила старшая сестрица Берислава, – то ни в чем не будешь терпеть недостатка.
Подумал принц и ответил твердо, по-мужски:
- Нет!
Но последняя просьба заронила-таки сомнение в его душу. Все же не просто так ему дали выспаться, накормили, напоили, вымыли. Можно и самому что-то сделать в ответ хорошее на такую заботу. Постели постелить, к примеру. Но только он вознамерился в спальню прелестниц пригласить, как они сразу куда-то засобирались на ночь глядя. И главное, куда и зачем не сказывают. А ему претензии вроде предъявлять не с руки. Кто он девицам, брат, сват, муж? Просто гость залетный. Сегодня здесь, а потом кто ж его знает.
