Часть 1
ЖЕНИХ ЗИМЫ
Ветер тихо шелестел опавшими листьями. Лес, уже побледневший и застывший в своей предзимней наготе, был пуст и печален. Вокруг стояла такая тишина, что, прислушавшись, можно было бы услышать, как вздыхают деревья в тоске об утраченной красе.
Ещё недавно под лиловыми и золотыми кронами звенели весёлые голоса птиц и шептались сердечные тайны. Лес видел многое, но ещё о большем он умел молчать.
И сейчас тоже молчал. Лишь ветер вторил шороху осторожных шагов.
Группа людей в серых балахонах, сливавшихся по цвету с корой деревьев, словно растворялась в тумане, который наползал из самой чащи леса. Они были привычны к передвижению по лесу, и ни один сучок не хрустнул под их ногами, ни одна веточка не шелохнулась от чужого прикосновения. Лишь один человек из всех казался неловким и чуждым здесь, в этом осеннем молчании. Может, он и хотел бы находиться сейчас в тепле и уюте, но выбора у него не было.
Каждый год в день Последнего жёлтого листа жрецы призывали Зиму, просили её укутать поля и леса снежным одеялом, чтобы земля выспалась перед следующим урожайным летом. Однако, как всякая женщина, Зима искала своего мужчину, и лишь смертным было под силу ежегодно предлагать ей достойных женихов.
Когда-то давно их предки не догадывались об этом, и часто наступал срок зимы, а снег не выпадал. Значит, следующий год был голодным, и много людей умирало. Но потом мудрые жрецы подсказали, в чём причина такой немилости. И всем миром решили ежегодно давать Зиме мужа.
В день Первого жёлтого листа парни из всех окрестных селений на три дня пути собирались в главном святилище богов. Каждый знал, что может его ждать, но все были веселы и нарядны. Блестели начищенные сапоги, алели прихотливой вышивкой белые рубахи, сияли широкие улыбки. Лишь самые лучшие, умелые и сноровистые могли претендовать на право стать мужем самой госпожи Зимы.
Но за спинами этих лучших оставались плачущие матери и любимые, и неведомо было, кому в эту осень повезёт вернуться домой, а кому предстоит остаться в святилище.
В этот год осень пришла поздно. Уже пора было собирать парней на жребий, а листья на деревьях всё висели зелёные, лишь кое-где начинавшие покрываться осенним золотом. Потай только два года как начал считаться достойным женихом и точно не рассчитывал, что избранным окажется он. Но мать с отцом, отводя глаза и лаская сына, говорили:
- Поспех уж и слово дал жениться. Как ему девице отказать? Позору не оберёшься. А ты молод ещё для Зимы, так что съездишь, святилище посмотришь, богам поклонишься – да и домой вернёшься.
Потай не спорил – не привык он к этому. Послушался отца с матерью и отправился в путь. Да и знал он: торопится Поспех жениться от того, что скоро отцом станет. Как обычно, поспешил – не зря же ему прозвище такое дали.
К святилищу Потай добрался в срок. Народу здесь уже собралось видимо-невидимо. Кто сына привёл, кто за порядком следил, а кто-то просто пришёл глаза таращить. Прорваться к жрецу было непросто, но парень справился: пробрался через толпу, имя своё назвал – и снял с мизинца неприметное колечко, что для будущей жены берёг. Ну, да разве богам откажешь?
Неведомо, кому и чем приглянулось это колечко, но именно Потая и выбрали стать в этом году женихом Зимы. Его колечко вынула из общей груды украшений рука жреца. Парни с торопливым облегчением расходились по домам. Соседи, знавшие Потая, виновато отводили глаза, обещая передать его родителям пожелания благополучия и здоровья от сына. И чтобы домой его не ждали.
Жрецы не торопили, позволяя проститься со всем человеческим, что теперь останется для жениха Зимы за стенами святилища. Предстояла долгая подготовка к самому главному ритуалу.
Только Потай, передав послание для родителей, больше ни с кем и ни с чем прощаться не стал. Покачал головой в ответ на вопрос главного жреца и пояснил:
- Всё равно ведь однажды вернусь, пусть и зимним духом.
Не стал он никому рассказывать о том, что уже попрощался под начинавшей золотиться берёзкой с той единственной, которую увидел только в начале лета. Пожалуй, после свадьбы брата смог бы и он свататься к своей избраннице, но – не успел. Да так никому о том и не рассказал, в тайне сохранил – не зря же ему такое прозвище дали.
Дни для Потая тянулись, похожие один на другой. Только по тому, как сначала потемнели листья на старом дубе, а потом стали медленно опадать, понимал он, что осень близится к своему порогу.
Но вот на священном дереве осталось лишь несколько листочков. Жрецы сказали – пора и повели его в чащу леса, откуда, как считалось, приходила Зима. По одним им ведомым приметам провели избранника на полянку, где располагалось малое святилище.
Стволы деревьев упирались в ровный круг белых камней. Посередине этого круга, глядя на юг, высился каменный идол Зимы. Вся полянка была устлана разноцветным ковром, и лишь около самой богини оставался пятачок травы, до сих пор сохранившей свою изумрудную свежесть, как бывает с травой, которая оказалась под снегом.
Несколько жрецов тут же кинулись расчищать белый круг, засыпанный листьями. Старший среди них подошёл к идолу, взглянул ему в лицо, поклонился и поманил к себе Потая.
- Вот и невеста твоя, - спокойно проговорил жрец. – К концу обряда она оживёт и принесёт в наш мир свою силу. Гордись тем, что станешь её мужем.
Потай молча опустил голову. Ему не хотелось смотреть на свою невесту. Она до странности напоминала живую девушку, попавшую под страшное проклятие окаменения. Невысокая, с печальным лицом, какого никогда не бывает у идолов в главных святилищах, с листиками, осевшими на её плечах – вот-вот сбросит с себя неподвижность и улыбнётся.
Наконец, всё было готово, и вокруг каменой девицы остался только ровный рядок жрецов. Старший затянул густым голосом молитву на неведомом языке. Потай улавливал лишь некоторые знакомые слова, но от этого становилось только тревожнее.
Не прекращая петь, жрец взял парня за руку и повёл его вокруг статуи, обходя её против солнца. Казалось, с каждым шагом душой избранного всё больше завладевал вечный мороз, но и остановиться сил у него не было.
Незаметно пение подхватили и остальные жрецы. Каждый вёл свою партию, и осенний лес вновь наполнился голосами. Звучали они так жутко, что сердце замирало в груди. Это моление медленно проникало в самую душу, внушая ей покорность предстоящему. Потай пытался сопротивляться, но разум рвался из оков ворожбы, а тело ему уже не подчинялось.
Разим все замолчали. Эхо голосов ещё продолжало бродить вокруг, подавляя живую волю человека.
Жрец подал Потаю крошечный хлебец и чашу.
- Едины станут для вас вода и хлеб, - веско проговорил он слова, из века в век звучавшие на каждой свадьбе.
Парень покорно откусил и сделал глоток, и внутри всё обожгло ледяной стужей. Рядом с идолом кто-то поспешно разводил костёр, которому отдали остатки брачного питья и хлеба, но этот жар уже не мог согреть Потая.
- Едины станут дела ваши и мысли, - продолжил жрец, заставляя парня коснуться руки идола и связывая его с камнем белым платком.
В этот миг Потаю показалось, что камень теплее, чем он сам. Но разве такое могло быть?
- Единой да будут ваши судьба и время!
На этих словах молодые обычно обменивались каплей крови. Но откуда взять кровь камню?
Голос жреца доносился словно издалека. Жениху Зимы уже безразлично было то, что произойдёт дальше.
Прикосновение металла на миг согрело парня, но этот миг прошёл, и холод вернулся с удвоенной силой. Отстранённо он наблюдал, как зелёная трава темнеет. Ноги с трудом держали тело, и он, не удержавшись, упёрся лбом в идола глядя в его пустые глаза.
- Поцелуй же свою невесту, - тихо подсказал жрец.
У Потая и мысли не мелькнуло о том, что это дико. Он просто повиновался.
Стоило ему прикоснуться губами к горячему камню, как тот налился красками. Несколько мгновений – и рядом с парнем стояла живая девушка.
Последнее, что успел он увидеть – полные сожаления бесконечно голубые глаза.
А потом пошёл снег.
Прода от 28.01.2024, 23:44
ЧАСТЬ 2
(для Книжного Измерения)
НЕ СМОТРИТЕСЬ В ЧУЖОЕ ЗЕРКАЛО…
- Сегодня Хэллоуин, - сказала я себе перед зеркалом.
Зеркало в ответ молчало. В его матовой поверхности отражалось вычурное убранство комнаты, горный пейзаж за окном, последние золотистые листья на далёких деревьях. Вот только моего лица не было.
- Не желаешь отвечать? – насмешливо вопросила неведомо кого. – Что ж, так тому и быть. А я уж собралась предложить тебе сделку…
Поверхность зеркала подёрнулась рябью, искажая отражение, стирая его. Словно нехотя, из глубины выплыло моё лицо и медленно открыло глаза. Последнее время оно всё неохотнее отзывалось на мой призыв. Наверное, пора его кормить.
Эмоции я постаралась сдержать, жадно вглядываясь в некогда знакомые черты. Давно себя не видела, забыла уже и про слишком круглые щёки, и про эту дурацкую родинку в уголке губ, и про жуткие разноцветные глаза. Добавьте к этому разлетающиеся пухом кудрявые светло-ржавого оттенка волосы – и сразу поймёте, что за «красавица» предо мной явилась.
Когда-то давно я именно так и выглядела, а потому не имела подруг. Дружить со мной по-настоящему никто не желал, а быть страшилкой, оттеняющей красоту других девчонок, сама желания не испытывала. Да и парни обходили «блинчик с глазками» стороной. Я была ещё обидчива и самонадеянна, жутко злилась на подобные эпитеты и всем желала на собственной шкуре ощутить мои страдания. Красоты такие настроения мне тоже не добавляли.
Не знаю, какое провидение судьбы заставило меня свернуть в один день в антикварный магазин. Никогда старинным хламом не интересовалась, а тут словно потянуло что-то. Парень-продавец, лениво пережёвывая жвачку, даже глаз на меня не поднял от своего телефона. Его покупатели – или убелённые сединами интеллигенты в траченных молью шляпках, или толстосумы с десятком золотых перстней на пальцах.
Расстроившись из-за невнимания, я собралась уже уходить, но тут на улице внезапно начался ливень, и мне пришлось задержаться. Принялась бродить по заваленному всяким барахлом помещению и наткнулась на это зеркало. Поверхность его была покрыта толстым слоем пыли и какой-то грязи, отчего казалась треснувшей, зато витая оправа ярко золотилась от падавшего непонятно откуда света.
Меня точно притянуло к этому зеркалу, руки так и просились коснуться завораживающего предмета. И лишь голос очнувшегося продавца вернул меня в реальность.
- Эй, не трогай товар руками. Хочешь что-то посмотреть – позови меня.
- Д-да, хочу, - немного замявшись, выдала хрипло.
Парень, так и не избавившись от жвачки, подошёл ближе и равнодушно ткнул пальцем в мою находку.
- Это? Давненько тут пылится. Видишь, треснуло, а народ верит в приметы о разбитом зеркале, вот и не берут его. Но оправа цела. Позолота, наверное.
И он назвал цену.
Совсем не высокую цену – я точно могла себе такую покупку позволить. Продавец, пожав плечами, принял отплату, завернул товар в плотную бумагу и опять уткнулся в свой телефон.
Дома поставила зеркало на комод в своей комнате и постаралась его оттереть от грязи, но ничего не получалось. Старалась так и этак – результата не было. Мама, увидев покупку, поморщилась, но промолчала: не барабанная установка – и ладно.
Со временем привыкла к странному предмету и почти перестала его замечать, пока подруга не пригласила присоединиться к празднованию Хэллоуина. Тогда-то, подбирая себе жуткий наряд, я впервые произнесла перед зеркалом эту фразу: сегодня Хэллоуин.
И оно ожило. Трещины разгладились, словно по волшебству. Пыль сама собой испарилась, а из глубины зеркала выплыло невнятное отражение – какой-то интерьер, горы за окном и туманный овал лица.
Это было не моё лицо, не моя комната, да и гор за окном не обнаруживалось. Слишком поздно в голову пришла мысль о том, что непростую вещицу я приобрела. Или она сама меня выбрала?
Но в тот вечер мне всё было интересно: и таинственное отражение, и гулкий стеклянный голос, и заманчивое предложение стать красавицей. Кто бы сказал «нет»?
Точно не я.
На праздник я явилась жгучей брюнеткой с зелёными глазами и алыми губами. Подруги восхищались моим образом, а я лишь загадочно улыбалась. Разве поверил бы кто из них, что моё прежнее круглощёкое рыжеволосое отражение осталось в волшебном зеркале, которое наградило меня столь яркой внешностью?
И я веселилась, чувствуя себя роковой красавицей и звездой вечеринки. Даже самый популярный парень не мог отвести от меня глаз. Эйфория кружила голову и дарила чувство полёта.
Понимание того, что не всё так просто, пришло спустя пару дней.
- Тина, - заявила мне за завтраком мама, - Хэллоуин прошёл. Не пора ли избавиться от этого страшного облика?
Я только рассмеялась на её слова. Сказать, что я по жизни страшная – расстроить маму. Она-то уверена, что я – копия бабушки, а бабушка давным-давно считалась первой красавицей. Клятвенно уверить, что с образом уже покончено, - не поможет, не впервой.
Однако мамины слова меня насторожили. Ведь я была уверена, что утром после праздника я вновь стала собой. Спасибо, что не в полночь, как Золушка, однако…
Поблагодарив маму за завтрак, ворвалась в свою комнату, заперлась, достала спрятанное зеркало и посмотрела на себя.
Отражения не было.
Сердце коротко стукнуло один раз, намекая, что паника не за горами.
«Спокойно, Тинка, это просто галлюцинации. Сейчас мы другое зеркало найдём и убедимся, что у мамы шутки неудачные».
Другим зеркалом оказалась пудреница. Отражение в ней появилось, но такое, что я едва не закричала от неожиданности и не выронила зеркало. На меня смотрели чужие зелёные глаза той самой брюнетки, которой я стала в роковую ночь.
«Так не бывает!» - пронеслась в голове мысль.
Её теснила другая: кричать, что так не бывает, надо было в момент, когда зеркало заговорило. А теперь поздно.
Зеркало! – догадалась я и бросилась к своему приобретению. Я его трясла, протирала салфеткой, ругалась и обещала сдать в самый лучший музей, лишь бы вернуть своё круглощёкое лицо.
Но проклятое зеркало молчало!
Мне хотелось по примеру пушкинской царицы «бросить зеркальце под лавку», но рука не поднималась – всё же куплено, а не абы где добыто. Да и вряд ли это бы помогло.
В итоге пришлось учиться жить роковой красоткой. Конечно, стать столь же высокомерной у меня не получилось, но от внимания парней теперь деваться было некуда.
И по-прежнему каждый вечер я подходила к зеркалу и сначала умоляла его, потом ругала и проклинала, убеждая вернуть мне моё лицо. Всё было тщетно.
До следующего Хэллоуина проклятая вещь молчала. Лишь в канун дня Всех Святых на свет явилось моё отражение и лениво вопросило:
-И чего орала-то, чего хотела?
- Верни мне моё отражение! – выпалила я.
- Твоё? Скучная ты какая-то. То ли дело настоящие ведьмы! Им для пакостей самое то образы то и дело менять. Так одна мне добрую сотню лиц принесла – вот так отблагодарила. А ты… Эх, ты!
Говорить с потусторонним предметом было странно и страшно, но я всё же задала все накопившиеся за полный год вопросы. Выяснилось, что зеркало давно уже прокляли так, что лицо того, кто назвал себя хозяином артефакта, становится частью зеркала, а оно обязано его слушаться и дарить по требованию новое лицо.
