- Благодарствую за приём, - проговорил путник, - да не по мне такой покой. Я парень, хоть и купеческого рода, а спать и на земле привычен. Не уснуть мне на горе такой.
Словно кто-то засмеялся, а дорожка дальше побежала. И привела теперь Ждана в княжеские покои. Всё вокруг оружием изукрашено, лежанка – не лежанка – на полу подушек видимо-невидимо накидано да шкурами меховыми устелено. А мех-то на них блестит, огнём горит, точно золотой-серебряный.
- Ох, хозяйка, и затейница ты, - покачал парень головой. – Хорош покой, да не про мою честь. И землица близко, да как же я такую драгоценность грязной своей одёжей марать стану? Мне бы чего попроще – лавочку какую да тулупчик прикрыться. И довольно будет.
Недовольно топнул кто-то ножкой, но ничего, побежала дорожка далее. Привела в комнатку, а там словно в избу взошёл – от стен сосновой смолой пахнет. Под ноги доски струганые сами ложатся, половиками подстилаются. И так всё устроено, точно в дом к матушке вернулся.
- Вот этот покой по душе мне. Уж спасибо так спасибо, хозяюшка, услужила гостю непрошеному.
Поклонился парень на все четыре стороны, на лавочку улёгся, тулупчиком укрылся да и заснул крепким сном. А всё чудится ему сквозь сон, как ходит кто-то рядом лёгкими шагами, шуршит почти невесомыми одеждами да приговаривает: ничего, ошибёшься, моим будешь!
Поутру умылся Ждан из ведёрка простого, утёрся полотенчиком домотканым да отправился хозяйку искать, за стол приглашения ждать.
Так и потекли дни. Бродил парень по дворцу днями, выходил гулять в цветущий сад, а двери в мир родной как не бывало. К завтраку, обеду и ужину выходила хозяйка, что ясная зорька. Вихрем пролетала вкруг стола, а после, посмеиваясь, наблюдала, как гостенёк её сам блюда обходит. Глазами голубыми косится, всё ждёт, когда же гость ошибётся.
Но и Ждан был не промах, держал глаза и уши открытыми, лишь всё больше тоскуя по родной сторонке. Вспоминал он отца с матерью, вздыхал по молодецким своим забавам. И даже да девка, что казалась ему нехороша, в воспоминаниях его являлась краше утренней звезды.
От скуки мастерил парень всякие диковинки. То из дощечек домик выстроит, а в домике том всё как в настоящей избе – и печка, и лавки, и стол посреди горницы стоит, и даже занавесочки на окошках колышутся, будто от ветерка. Подойдёт хозяйка, глянет этак насмешливо, пальчиком поведёт – и домик исчезнет, как не было его.
В другой раз надерёт Ждан травы, крутит, крутит что-то, мастерит – глядь! – скачет по белой скатерти тройка коней златогривых, погоняет их ямщик удалой. Тарантас разве что на колёсах не подпрыгивает! А в тарантасе сидят молодец с девицей, да так крепко друг за друга держатся, что и лошадьми на растащить.
Пофыркает хозяйка, похмурится, пальчиком поведёт – и опять пустое место.
Так и повелось у них: Ждан очередную игрушку состряпает, а хозяйка вроде как оценивает, да только куда всё девается – то парню и неведомо.
Вот поутру как-то раз вышел гость невольный в сад да стал для работы себе материал подыскивать. Видит – распустилось вокруг цветов море целое. И жёлтые, и синие, и фиолетовые, и алые – каких только головок разноцветных по ветру не качается! Набрал парень целую охапку и потащил их в покой, где он обычно рукодельничал.
Долго перебирал цветы неведомые, дивился их виду чудному да запаху сладкому, а потом пальцы привычно взялись за дело. И то ли по привычке, то ли от скуки, то ли потому, что время подошло – сплёл он из этих цветов венок, что девки обычно по весне плетут да женихов закликают.
Принёс он этот венок в трапезную, на стол привычно положил, а сам сидит, горюет – уж сколько он тут провёл времени, а всё нет ему спасения! Когда хозяйка взошла – и не услышал.
А она плывёт белой лебедью, сама себе усмехается, мол, чем ещё потешит гость залётный? Увидала тут венок – и как споткнулась. Пошатнулась, хочет руку к нему протянуть, глаза надеждой горят – а рука-то и не поднимается, словно что-то её к земле пригибает, разогнуться не даёт.
- Подай мне, гость любезный, рукоделье твоё нынешнее, - просит хозяйка.
Первый раз за много дней услыхал Ждан голосок серебристый. Думал он, что уж совсем речь человечью позабыл, ан нет – помнит ещё!
- Что же ты, красна девица, сама в руки его не берёшь? – отвечает.
- Хочу взять, да сил нет. Сделай милость, подай забаву, - а сама так и смотрит, глаз не отводит, словно манит её что-то.
- Что ж ты, колдовать да парня в четырёх стенах держать – сильна, а цветы тебе не даются?
- Отпущу тебя, обещаю, - так и рвётся голосок жаворонком ввысь, - только услужи уж мне, подай усладу тоске моей!
Только взялся Ждан за венок, как кто-то в ухо дребезжит: «Будет обещать – не вер-р-рь!»
- А с чего мне знать, что ты меня и теперь не обманешь, дева ясная? - спрашивает, а цветочки в руках сминает. И так уж хозяйку от этого трясти стало, что испугался парень – никак ведьмой обернётся?
- Обману! Как есть обману! – призналась. – Век мне в этом болоте сидеть да путников заманивать, пока кто чары мои не одолеет. И тебя заманила, добрый молодец, и после тебя гостей покликаю.
- Э, нет, душа-девица, этак-то не по чести выходит. Я тебе игрушек сколько смастерил? А ты меня обмануть хочешь!
- Ну, так уходи! Поди прочь! Только венок мне отдай! – и слёзки прямо на платье ей капают.
А Ждану в ухо всё кто-то шепчет: «Будет пр-р-рогонять – с собой бер-р-ри!»
- А и уйду! – согласно кивнул парень. – Да и ты со мной ступай! Мне такая красавица и нужна была. Пусть и заманила, чарами запутала, да мила ты мне, зорька ясная. Идём со мной, луна светлая!
Молчала-молчала девица да вдруг как засмеётся! И страшно стало парню от того смеха больше, чем от воя волчьего.
- Не могу я уйти отсюда, добрый молодец! И своей волей не могу, и чужая не пересилит. Держит меня здесь дух тёмный, свою волю в меня вкладывает. Только и прячется он, когда цветочки вот эти зацветут, - и глазами всё на венок косится. – Да самой мне их не коснуться – крепко заклятье держит. Уж сделай милость, надень мне сам убор полевой, а мне он в руки не даётся.
Тут уж не сдержался парень, шагнул он к хозяйке дворца да и надел венок на головку светлую. И тут же ожили цветочки, будто и не срывал их никто, а сидят они в земле сырой и соком её питаются.
Засмеялась девица, по горнице закружилась, а сама всё на парня глазом косится.
- Никуда я тебя такого затейника не пущу! Себе оставлю!
Ждан не будь растяпой девицу сгрёб в охапку, через плечо перекинул да бегом во двор. Глядь – а перед ногами тропинка вьётся, узкой лентой под ноги стелется. Бежит парень вперёд, а хозяйка болотная всё тише и тише хохочет. И вовсе утихла, лишь под ногами болото плюхает.
Долго ли так бежал, коротко ли – а вдруг и солнце взошло, осветило всё, рассеяло ночной туман. Тут и тропка пропала. Выбрался Ждан на бережок, под сосной корявой уселся. Добычу свою на колени усадил, а сам из рук не пускает.
- Ох, молодец, - вздыхает девица, - хорош у тебя помощник, да только и дух тёмный не слабее.
- Так цветы пока на тебе, они и духа твоего отгонят, - отвечал Ждан. – Днём отдыхать будем. А солнце зайдёт – дальше пойдём. Куда-нибудь да выйдем!
Так и сделали. Только солнце село – засветлела под ногами тропка узкая. Ждан по ней торопится, бежит, девицу на руках держит, к груди прижимает. Всю ночь дорогу ногами меряет, а конца ей и не видно.
Вновь солнце встало. Пристали путники на отдых у осинки кривой, горбатой. Смотрит парень – а веночек его вянуть начал. Девица опять свою песню поёт – дух найдёт, её заберёт, парня в болоте утопит. А Ждан знай себе – сидит, леску мотает, в омуте полоскает. Выловил несколько рыбёшек, костерок развёл да добычу свою испёк. Поели беглецы, спать повалились.
Ждан сразу уснул, а добыча его сидит, волосы парню перебирает, словно песню поёт:
- Увёл меня дух лесной на болото от батюшки, от матушки. Посадил царицей болотной – гостей непрошеных заманивать да обманом их жизни лишать. Только по весне дух тёмный слабеет, когда природа просыпается, в силу входит. Вот и сейчас слаб он, меня не видит, пока я венком прикрыта. А завянет спаситель мой – тут-то он и явится. Меня назад заберёт, на прежнем месте хозяйничать поставит, тебя на дно болотное утащит.
- Спи, душа девица, - буркнул сквозь сон Ждан. – Одолеем мы твоё чудо-юдо, выведу я тебя с болота.
Глядь к вечеру – ещё пяток цветочков в венке увял. Призадумался тут купече-ский сын – по той ли дорожке он жизнь свою спасает. Не сам ли болотный хозяин к себе в гости заманивает? Не он ли и подсказал, как девицу одолеть да в замке выжить? А коли он, так зачем сейчас путь дорогу путает?
Уж и звёзды первые в небе засверкали, а Ждан всё сидит, думу думает. Вдруг замигали вдали, словно глаза чьи-то, огоньки голубые, да жёлтые, да зеленоватые, да с просинью.
«Ну, что, добыл деву ясную? – завыл ветер. – Ступай тепер-р-рь за мной!»
Хотел было парень и тут задуматься, да вскрикнула страшно хозяйка болотная, искорки эти увидав, затряслась она, как осинка в поле. Тут уж смекнул Ждан: ей как нечисти болотной страшны эти огоньки, значит ему они помощники. Перекинул девицу через плечо и ходу – только подмётки сверкают.
И тропка-то не ровной лентой ложится, а с кочки на кочку перескакивает. Где и по пояс в воде бредёт парень, а всё не отступается.
- Пусти! Не губи! – кричит голубоглазая бестия, из рук вырывается – вырваться не может.
Ждан всё быстрее и быстрее.
- Это же огни болотные! – скулит девушка, обеими руками держа растрепавшуюся косу. – В топь заманят, там и сгинем оба. Ты-то на дно пойдёшь, а меня вновь горе-путников сторожит посадят. Пусти! Я тебя выведу!
А голове: «Будет обещать – не вер-р-рь!» - и ещё быстрее ногами тину да ил раздвигает.
Небо уж зарёй налилось, когда вдали показались первые стройные сосны. Вот и край болота! Вот и выбрался! Да огоньки всё слабее и слабее светят, вот-вот пропадут – как тогла из гиблого места выбраться?
«Смотр-р-ри! Смотр-р-ри и запоминай!» - и самый шустрый огонёк как давай по кочкам прыгать! Точно заяц наскипидаренный! Смотрит Ждан во все глаза, запомнить пытается. За первым огоньком второй также скакать начал, за ним – третий… Так все и добрались до берега да исчезли.
Глянул Ждан по сторонам – светает, пора и на покой, а потом заметил он венок на голове у пленницы своей. Всего три цветочка в нём оставались распущенные, а прочие уж завяли. И горят глаза её уж не голубым, а изжелта-зелёным болотным огнём, набирает силу нечисть!
Решился парень да и стал вслед за растаявшими огоньками с кочки на кочку перешагивать. Где ровно попадёт, где провалится, а всё ж с пути не сбивается. Так и добрался он почти до самого берега, как вдруг солнце выглянуло из-за верхушек деревьев, глаза ослепило.
Не удержался Ждан, сморгнул – кочка из-под ног будто сама вывернулась, и ушёл парень под воду. Только и успел, что красавицу болотную на берег бросить, как куль с сеном. Дернулся он было плыть – водоросли точно руки водяниц оплетают, шевелиться не дают. Вспоминает заговоры обережные – живность какая-то перед лицом мельтешить, сосредоточиться не даёт. А потом загорелись огнём лёгкие, стиснуло горло костлявой рукой удушья – и чёрный туман поплыл перед глазами, окутал сознания, принося покой.
* * *
- Тягостна долгая зимняя непогодь болотному хозяину. Развлекается он, как умеет: дворцы строит, охоту устраивает, песни поёт да гостей на пир зазывает. Страшно о зимнюю пору по болотам бродить. Не уследишь за собой – попадёшь в лапы нечисти, да и сгинешь там, - седая старуха с водянисто-голубыми глазами, сидя у печи, рассказывала детишкам сказку. Под заунывный вьюжный вой отчего же и не послушать небывальщину? – Лишь один раз даёт хозяин возможность одолеть себя - когда распускаются на болоте цветы дивные, невиданные. Сорви цветы, завей венок да беги, пока цветочки не увянут. Не успеешь – не взыщи, покарает болотник. Одолеешь путь до суши твёрдой – свободен станешь. Да только жертву свою, игрушку да развлечение на одиночество всё равно он себе возьмёт.
- Бабушка, - пищит чей-то голосок, - а что же одолеть болотного хозяина? Побороть его – и дело с концом.
- Нельзя, славный мой, без него и болото оскудеет, повысохнет. А в болоте и птицы, и звери, и прочая тварь живая дом себе находит. А потому запомните накрепко: обходить болото стороной надо в осеннее ненастье. Летом не тронет, зимой пропустит, весной лишь погрозит, а осенью тоска одолевает болотника вот и завлекает он к себе дух живой, горячий, человеческий.
- Бабушка, а откуда ты знаешь про то?
Не ответила бабушка. Лишь скрюченные пальцы осторожно коснулись давно уже увядшего, но так и не рассыпавшегося от времени венка, что вывел её саму когда-то из болота.
Веселится болотный хозяин, играет он с дорогами человеческими, а игра та жизнью оплачивается.
(старенькое)
НАХОДКА ДРАКОНА
Высоко вздымаются пики гор, устланные снежными покрывалами. Облака, проплывая мимо, задевают их своими боками. Ветры выглаживают острые края. Ни единая живая душа не смеет взобраться ввысь. Но один раз в год плавятся от нестерпимого жара ледники, срываясь в зелёную долину бурными потоками. Один раз в год в указанный Многоликим Временем день одиннадцать смертных являются к подножию самой высокой горы, а уходят лишь десять.
Потому что верят жители долины, что спит в своём ледяном замке за-чарованный дракон, который в приступе злости насылает на мирные поселения потопы. Вот и приводят ему в жертву то юношу сильного и отважного, то девушку прекрасней утренней зари. По всем селениям рыдают жители о незавидной участи несчастного или несчастной (жрец Времени определяет, кого ждёт дракон на сей раз), но каждый раз утихает буйство природы, лишь будет принесена жертва.
И вот ревёт поток, ломая деверья и снося дома. А десять жрецов Многоликого Времени ведут в горы по тайной тропе, что никогда не разрушает стихия, новую жертву. И один из них идёт так медленно, что кажется: ещё шаг – и он упадёт от бессилия. Как? Как, о Многоликий Время?! Как вышло так, что следующей жертвой была призвана его любимая дочь, Сеанна?!
* * *
Дракон мирно перевернулся с бока на бок, шумно выдохнув, и от этого вздоха затряслись горы. Горячий дым из ноздрей и струйки пламени вырвались наружу, плавя сковавший выход из пещеры лёд. Сколько веков он тут спал? Дракон и сам не знал того. Да и какая до этого, в принципе, разница тому, кто живёт вечно?
Но вздох, другой – и ящер вдруг понял, что выспался. Он приподнялся на лапах, потянулся, как огромный чешуйчатый кот, зевнул и распахнул крылья. И от этого, казалось бы, естественного движения, затрещали сказы, осыпая гигантскими обломками процессию с ежегодной жертвой.
- Бог Время гневается! – заголосили жрецы. – Кто-то не чист помыслами, за что он и наслал на нас кару свою!
- Нет! Нет! Сеанна! – старик бросился наперерез падающей глыбе, в безумной надежде остановить её, прикрыть своё дитя. Но несколько минут – и всё было закончено. Жрецы оказались погребены под обломками скалы, тропа – разрушена, а девушка, избранная в жертву, тихо стонала, засыпанная мелкой каменной крошкой, без сознания. Но живая.
* * *
Дракон сорвался в пропасть, наслаждаясь свистом ветра, упруго бьющим ему в крылья.
Словно кто-то засмеялся, а дорожка дальше побежала. И привела теперь Ждана в княжеские покои. Всё вокруг оружием изукрашено, лежанка – не лежанка – на полу подушек видимо-невидимо накидано да шкурами меховыми устелено. А мех-то на них блестит, огнём горит, точно золотой-серебряный.
- Ох, хозяйка, и затейница ты, - покачал парень головой. – Хорош покой, да не про мою честь. И землица близко, да как же я такую драгоценность грязной своей одёжей марать стану? Мне бы чего попроще – лавочку какую да тулупчик прикрыться. И довольно будет.
Недовольно топнул кто-то ножкой, но ничего, побежала дорожка далее. Привела в комнатку, а там словно в избу взошёл – от стен сосновой смолой пахнет. Под ноги доски струганые сами ложатся, половиками подстилаются. И так всё устроено, точно в дом к матушке вернулся.
- Вот этот покой по душе мне. Уж спасибо так спасибо, хозяюшка, услужила гостю непрошеному.
Поклонился парень на все четыре стороны, на лавочку улёгся, тулупчиком укрылся да и заснул крепким сном. А всё чудится ему сквозь сон, как ходит кто-то рядом лёгкими шагами, шуршит почти невесомыми одеждами да приговаривает: ничего, ошибёшься, моим будешь!
Поутру умылся Ждан из ведёрка простого, утёрся полотенчиком домотканым да отправился хозяйку искать, за стол приглашения ждать.
Так и потекли дни. Бродил парень по дворцу днями, выходил гулять в цветущий сад, а двери в мир родной как не бывало. К завтраку, обеду и ужину выходила хозяйка, что ясная зорька. Вихрем пролетала вкруг стола, а после, посмеиваясь, наблюдала, как гостенёк её сам блюда обходит. Глазами голубыми косится, всё ждёт, когда же гость ошибётся.
Но и Ждан был не промах, держал глаза и уши открытыми, лишь всё больше тоскуя по родной сторонке. Вспоминал он отца с матерью, вздыхал по молодецким своим забавам. И даже да девка, что казалась ему нехороша, в воспоминаниях его являлась краше утренней звезды.
От скуки мастерил парень всякие диковинки. То из дощечек домик выстроит, а в домике том всё как в настоящей избе – и печка, и лавки, и стол посреди горницы стоит, и даже занавесочки на окошках колышутся, будто от ветерка. Подойдёт хозяйка, глянет этак насмешливо, пальчиком поведёт – и домик исчезнет, как не было его.
В другой раз надерёт Ждан травы, крутит, крутит что-то, мастерит – глядь! – скачет по белой скатерти тройка коней златогривых, погоняет их ямщик удалой. Тарантас разве что на колёсах не подпрыгивает! А в тарантасе сидят молодец с девицей, да так крепко друг за друга держатся, что и лошадьми на растащить.
Пофыркает хозяйка, похмурится, пальчиком поведёт – и опять пустое место.
Так и повелось у них: Ждан очередную игрушку состряпает, а хозяйка вроде как оценивает, да только куда всё девается – то парню и неведомо.
Вот поутру как-то раз вышел гость невольный в сад да стал для работы себе материал подыскивать. Видит – распустилось вокруг цветов море целое. И жёлтые, и синие, и фиолетовые, и алые – каких только головок разноцветных по ветру не качается! Набрал парень целую охапку и потащил их в покой, где он обычно рукодельничал.
Долго перебирал цветы неведомые, дивился их виду чудному да запаху сладкому, а потом пальцы привычно взялись за дело. И то ли по привычке, то ли от скуки, то ли потому, что время подошло – сплёл он из этих цветов венок, что девки обычно по весне плетут да женихов закликают.
Принёс он этот венок в трапезную, на стол привычно положил, а сам сидит, горюет – уж сколько он тут провёл времени, а всё нет ему спасения! Когда хозяйка взошла – и не услышал.
А она плывёт белой лебедью, сама себе усмехается, мол, чем ещё потешит гость залётный? Увидала тут венок – и как споткнулась. Пошатнулась, хочет руку к нему протянуть, глаза надеждой горят – а рука-то и не поднимается, словно что-то её к земле пригибает, разогнуться не даёт.
- Подай мне, гость любезный, рукоделье твоё нынешнее, - просит хозяйка.
Первый раз за много дней услыхал Ждан голосок серебристый. Думал он, что уж совсем речь человечью позабыл, ан нет – помнит ещё!
- Что же ты, красна девица, сама в руки его не берёшь? – отвечает.
- Хочу взять, да сил нет. Сделай милость, подай забаву, - а сама так и смотрит, глаз не отводит, словно манит её что-то.
- Что ж ты, колдовать да парня в четырёх стенах держать – сильна, а цветы тебе не даются?
- Отпущу тебя, обещаю, - так и рвётся голосок жаворонком ввысь, - только услужи уж мне, подай усладу тоске моей!
Только взялся Ждан за венок, как кто-то в ухо дребезжит: «Будет обещать – не вер-р-рь!»
- А с чего мне знать, что ты меня и теперь не обманешь, дева ясная? - спрашивает, а цветочки в руках сминает. И так уж хозяйку от этого трясти стало, что испугался парень – никак ведьмой обернётся?
- Обману! Как есть обману! – призналась. – Век мне в этом болоте сидеть да путников заманивать, пока кто чары мои не одолеет. И тебя заманила, добрый молодец, и после тебя гостей покликаю.
- Э, нет, душа-девица, этак-то не по чести выходит. Я тебе игрушек сколько смастерил? А ты меня обмануть хочешь!
- Ну, так уходи! Поди прочь! Только венок мне отдай! – и слёзки прямо на платье ей капают.
А Ждану в ухо всё кто-то шепчет: «Будет пр-р-рогонять – с собой бер-р-ри!»
- А и уйду! – согласно кивнул парень. – Да и ты со мной ступай! Мне такая красавица и нужна была. Пусть и заманила, чарами запутала, да мила ты мне, зорька ясная. Идём со мной, луна светлая!
Молчала-молчала девица да вдруг как засмеётся! И страшно стало парню от того смеха больше, чем от воя волчьего.
- Не могу я уйти отсюда, добрый молодец! И своей волей не могу, и чужая не пересилит. Держит меня здесь дух тёмный, свою волю в меня вкладывает. Только и прячется он, когда цветочки вот эти зацветут, - и глазами всё на венок косится. – Да самой мне их не коснуться – крепко заклятье держит. Уж сделай милость, надень мне сам убор полевой, а мне он в руки не даётся.
Тут уж не сдержался парень, шагнул он к хозяйке дворца да и надел венок на головку светлую. И тут же ожили цветочки, будто и не срывал их никто, а сидят они в земле сырой и соком её питаются.
Засмеялась девица, по горнице закружилась, а сама всё на парня глазом косится.
- Никуда я тебя такого затейника не пущу! Себе оставлю!
Ждан не будь растяпой девицу сгрёб в охапку, через плечо перекинул да бегом во двор. Глядь – а перед ногами тропинка вьётся, узкой лентой под ноги стелется. Бежит парень вперёд, а хозяйка болотная всё тише и тише хохочет. И вовсе утихла, лишь под ногами болото плюхает.
Долго ли так бежал, коротко ли – а вдруг и солнце взошло, осветило всё, рассеяло ночной туман. Тут и тропка пропала. Выбрался Ждан на бережок, под сосной корявой уселся. Добычу свою на колени усадил, а сам из рук не пускает.
- Ох, молодец, - вздыхает девица, - хорош у тебя помощник, да только и дух тёмный не слабее.
- Так цветы пока на тебе, они и духа твоего отгонят, - отвечал Ждан. – Днём отдыхать будем. А солнце зайдёт – дальше пойдём. Куда-нибудь да выйдем!
Так и сделали. Только солнце село – засветлела под ногами тропка узкая. Ждан по ней торопится, бежит, девицу на руках держит, к груди прижимает. Всю ночь дорогу ногами меряет, а конца ей и не видно.
Вновь солнце встало. Пристали путники на отдых у осинки кривой, горбатой. Смотрит парень – а веночек его вянуть начал. Девица опять свою песню поёт – дух найдёт, её заберёт, парня в болоте утопит. А Ждан знай себе – сидит, леску мотает, в омуте полоскает. Выловил несколько рыбёшек, костерок развёл да добычу свою испёк. Поели беглецы, спать повалились.
Ждан сразу уснул, а добыча его сидит, волосы парню перебирает, словно песню поёт:
- Увёл меня дух лесной на болото от батюшки, от матушки. Посадил царицей болотной – гостей непрошеных заманивать да обманом их жизни лишать. Только по весне дух тёмный слабеет, когда природа просыпается, в силу входит. Вот и сейчас слаб он, меня не видит, пока я венком прикрыта. А завянет спаситель мой – тут-то он и явится. Меня назад заберёт, на прежнем месте хозяйничать поставит, тебя на дно болотное утащит.
- Спи, душа девица, - буркнул сквозь сон Ждан. – Одолеем мы твоё чудо-юдо, выведу я тебя с болота.
Глядь к вечеру – ещё пяток цветочков в венке увял. Призадумался тут купече-ский сын – по той ли дорожке он жизнь свою спасает. Не сам ли болотный хозяин к себе в гости заманивает? Не он ли и подсказал, как девицу одолеть да в замке выжить? А коли он, так зачем сейчас путь дорогу путает?
Уж и звёзды первые в небе засверкали, а Ждан всё сидит, думу думает. Вдруг замигали вдали, словно глаза чьи-то, огоньки голубые, да жёлтые, да зеленоватые, да с просинью.
«Ну, что, добыл деву ясную? – завыл ветер. – Ступай тепер-р-рь за мной!»
Хотел было парень и тут задуматься, да вскрикнула страшно хозяйка болотная, искорки эти увидав, затряслась она, как осинка в поле. Тут уж смекнул Ждан: ей как нечисти болотной страшны эти огоньки, значит ему они помощники. Перекинул девицу через плечо и ходу – только подмётки сверкают.
И тропка-то не ровной лентой ложится, а с кочки на кочку перескакивает. Где и по пояс в воде бредёт парень, а всё не отступается.
- Пусти! Не губи! – кричит голубоглазая бестия, из рук вырывается – вырваться не может.
Ждан всё быстрее и быстрее.
- Это же огни болотные! – скулит девушка, обеими руками держа растрепавшуюся косу. – В топь заманят, там и сгинем оба. Ты-то на дно пойдёшь, а меня вновь горе-путников сторожит посадят. Пусти! Я тебя выведу!
А голове: «Будет обещать – не вер-р-рь!» - и ещё быстрее ногами тину да ил раздвигает.
Небо уж зарёй налилось, когда вдали показались первые стройные сосны. Вот и край болота! Вот и выбрался! Да огоньки всё слабее и слабее светят, вот-вот пропадут – как тогла из гиблого места выбраться?
«Смотр-р-ри! Смотр-р-ри и запоминай!» - и самый шустрый огонёк как давай по кочкам прыгать! Точно заяц наскипидаренный! Смотрит Ждан во все глаза, запомнить пытается. За первым огоньком второй также скакать начал, за ним – третий… Так все и добрались до берега да исчезли.
Глянул Ждан по сторонам – светает, пора и на покой, а потом заметил он венок на голове у пленницы своей. Всего три цветочка в нём оставались распущенные, а прочие уж завяли. И горят глаза её уж не голубым, а изжелта-зелёным болотным огнём, набирает силу нечисть!
Решился парень да и стал вслед за растаявшими огоньками с кочки на кочку перешагивать. Где ровно попадёт, где провалится, а всё ж с пути не сбивается. Так и добрался он почти до самого берега, как вдруг солнце выглянуло из-за верхушек деревьев, глаза ослепило.
Не удержался Ждан, сморгнул – кочка из-под ног будто сама вывернулась, и ушёл парень под воду. Только и успел, что красавицу болотную на берег бросить, как куль с сеном. Дернулся он было плыть – водоросли точно руки водяниц оплетают, шевелиться не дают. Вспоминает заговоры обережные – живность какая-то перед лицом мельтешить, сосредоточиться не даёт. А потом загорелись огнём лёгкие, стиснуло горло костлявой рукой удушья – и чёрный туман поплыл перед глазами, окутал сознания, принося покой.
* * *
- Тягостна долгая зимняя непогодь болотному хозяину. Развлекается он, как умеет: дворцы строит, охоту устраивает, песни поёт да гостей на пир зазывает. Страшно о зимнюю пору по болотам бродить. Не уследишь за собой – попадёшь в лапы нечисти, да и сгинешь там, - седая старуха с водянисто-голубыми глазами, сидя у печи, рассказывала детишкам сказку. Под заунывный вьюжный вой отчего же и не послушать небывальщину? – Лишь один раз даёт хозяин возможность одолеть себя - когда распускаются на болоте цветы дивные, невиданные. Сорви цветы, завей венок да беги, пока цветочки не увянут. Не успеешь – не взыщи, покарает болотник. Одолеешь путь до суши твёрдой – свободен станешь. Да только жертву свою, игрушку да развлечение на одиночество всё равно он себе возьмёт.
- Бабушка, - пищит чей-то голосок, - а что же одолеть болотного хозяина? Побороть его – и дело с концом.
- Нельзя, славный мой, без него и болото оскудеет, повысохнет. А в болоте и птицы, и звери, и прочая тварь живая дом себе находит. А потому запомните накрепко: обходить болото стороной надо в осеннее ненастье. Летом не тронет, зимой пропустит, весной лишь погрозит, а осенью тоска одолевает болотника вот и завлекает он к себе дух живой, горячий, человеческий.
- Бабушка, а откуда ты знаешь про то?
Не ответила бабушка. Лишь скрюченные пальцы осторожно коснулись давно уже увядшего, но так и не рассыпавшегося от времени венка, что вывел её саму когда-то из болота.
Веселится болотный хозяин, играет он с дорогами человеческими, а игра та жизнью оплачивается.
Прода от 07.03.2024, 23:36
Часть 7
(старенькое)
НАХОДКА ДРАКОНА
Высоко вздымаются пики гор, устланные снежными покрывалами. Облака, проплывая мимо, задевают их своими боками. Ветры выглаживают острые края. Ни единая живая душа не смеет взобраться ввысь. Но один раз в год плавятся от нестерпимого жара ледники, срываясь в зелёную долину бурными потоками. Один раз в год в указанный Многоликим Временем день одиннадцать смертных являются к подножию самой высокой горы, а уходят лишь десять.
Потому что верят жители долины, что спит в своём ледяном замке за-чарованный дракон, который в приступе злости насылает на мирные поселения потопы. Вот и приводят ему в жертву то юношу сильного и отважного, то девушку прекрасней утренней зари. По всем селениям рыдают жители о незавидной участи несчастного или несчастной (жрец Времени определяет, кого ждёт дракон на сей раз), но каждый раз утихает буйство природы, лишь будет принесена жертва.
И вот ревёт поток, ломая деверья и снося дома. А десять жрецов Многоликого Времени ведут в горы по тайной тропе, что никогда не разрушает стихия, новую жертву. И один из них идёт так медленно, что кажется: ещё шаг – и он упадёт от бессилия. Как? Как, о Многоликий Время?! Как вышло так, что следующей жертвой была призвана его любимая дочь, Сеанна?!
* * *
Дракон мирно перевернулся с бока на бок, шумно выдохнув, и от этого вздоха затряслись горы. Горячий дым из ноздрей и струйки пламени вырвались наружу, плавя сковавший выход из пещеры лёд. Сколько веков он тут спал? Дракон и сам не знал того. Да и какая до этого, в принципе, разница тому, кто живёт вечно?
Но вздох, другой – и ящер вдруг понял, что выспался. Он приподнялся на лапах, потянулся, как огромный чешуйчатый кот, зевнул и распахнул крылья. И от этого, казалось бы, естественного движения, затрещали сказы, осыпая гигантскими обломками процессию с ежегодной жертвой.
- Бог Время гневается! – заголосили жрецы. – Кто-то не чист помыслами, за что он и наслал на нас кару свою!
- Нет! Нет! Сеанна! – старик бросился наперерез падающей глыбе, в безумной надежде остановить её, прикрыть своё дитя. Но несколько минут – и всё было закончено. Жрецы оказались погребены под обломками скалы, тропа – разрушена, а девушка, избранная в жертву, тихо стонала, засыпанная мелкой каменной крошкой, без сознания. Но живая.
* * *
Дракон сорвался в пропасть, наслаждаясь свистом ветра, упруго бьющим ему в крылья.
