Наргид даже удивился, увидев бледного Дантора, торопящегося к нему с зажатым в руках почти прозрачным листом специального материала, который использовали в голубиной почте. Но стоило прочитать письмо, как и у него самого потемнело перед глазами.
Послание начиналось так:
«Её императорское величество, Тевера Манская, выражает вам свою благосклонность и приветствует от лица всей империи».
* * *
Тевера стояла на коленях перед алтарём Нерождённому и с трудом удерживала сознание. Душный чад свечей, казалось ей, не поднимался вверх, а коварными змеями стекал вниз, окутывая её, беззащитную перед гневом бога. Голоса доносились словно сквозь толстую стену, и только заранее выученная наизусть последовательность действий подсказывала девушке, когда она должна преклонить колени, когда встать, а когда – давать клятвы чужим, ненастоящим голосом.
Прошёл ровно месяц с того дня, когда к ней впервые обратились по-новому – «ваше величество». Эти дни прошли как в тумане. Она куда-то шла, что-то говорила и делала, читала какие-то бумаги и даже как будто осознанно писала «утвердить» или «отклонить» прошение. Но всё это время Тевера точно наблюдала за чьей-то чужой жизнью.
Это не она, восемнадцатилетняя принцесса, тайно ставшая женой княжича Берийского, без слёз рыдала над безжизненным телом брата. Это не она, обряженная в чёрное траурное платье, бросала первые четыре комка земли на портрет родителей, который захоронили вместо их тел – тела были погребены по традициям жителей Северного Островного государства, дабы не распространить болезнь на материк – так сообщило ещё одно запоздавшее послание из-за моря. Не она ночами подолгу стояла на открытой площадке самой высокой башни и мысленно призывала все кары небесные на свою голову и скорейшего возвращения Наргида.
Почему-то Тевера запамятовала, что её единственный оставшийся в живых брат не имеет права принять престол, потому что является жрецом. Но девушке казалось – стоит Наргиду вернуться, и всё тут же наладится.
Патриарха Тсинара она откровенно боялась после своего бракосочетания. Ей казалось, что старый лис обо всём догадался, и что именно его хитро прищуренные глазки внимательно наблюдают за каждым из императорской семьи. Однако доказать ничего было нельзя, тем более сожаления жреца о смерти императорской четы и кронпринца были столь искренними, что Тевера даже взглядом боялась хоть кому-то намекнуть о своих сомнениях.
С Рантиром она больше не встречалась. Фрейлины в первые дни ни на мгновение не покидали покои будущей императрицы, а самому садовнику хода во дворец не было. У кровати Теверы поставили мягкое кресло, которое раньше стояло в комнате её матери. В этом кресле спали по очереди назначенные старшей дамой девушки, дабы оберегать сон императрицы.
Всё время от завтрака до обеда и от обеда до ужина занимали совещания малого и большого императорских Советов. Тевера больше слушала умудрённых опытом советников, чем выступала сама. Пусть она и многому обучалась, но до истинного понимания всех дел в империи ей было далеко. Члены малого Совета, всегда воспринимавшиеся добрыми дядюшками, разъясняли, насколько могли, происходящее, но чаще девушка руководствовалась интуицией, чем разумными доводами. И пока что ей казалось, интуиция её не подводила.
Сегодняшний же день стал решающим – патриарх Тсинар венчал на правление новую императрицу. Тёмные волосы были уложены в причёску так, чтобы не мешать императорскому венцу. Тёмно-фиолетовое платье подчёркивало белизну бескровного лица. Юная императрица ещё носила траур, но Нерождённый никому не позволял находится на территории своих храмов в чёрных одеждах, потому и был избран наиболее тёмный оттенок ткани. Императорские регалии выглядели слишком массивными и тяжёлыми для тонких рук девушки.
Собравшиеся в помещении храма аристократы боялись лишний раз вздохнуть, но Тевера за месяц немало наслушалась пересудов о самой себе. От сочувствующих «Ах, такая юная и такая несчастная! Мой сын мог бы стать для неё прекрасным супругом, но…» до «Самые тихие – самые опасные. Вот увидите, однажды вскроется, как на самом деле погибла императорская семья, и все мы вздрогнем от ужаса».
Отстраниться от слухов было непросто, и Тевера запиралась в своих покоях одна, с трудом выставляя фрейлин, и писала. Все её письма были адресованы только одному человеку – Дантору Берийскому. Каждый вечер императрица скупо излагала всё произошедшее за день и прятала письма под матрасом. Ни одно из них так и не отправилось по назначению, но становилось чуть-чуть легче, исчезала детская обида на сплетников, а в голове вырисовывался изящный план мести тем, кто смел порочить честное имя императорской семьи. Тевера была уверена – смерть родителей и брата подстроена длинными руками храмовников, но вряд ли кто-то поверил бы вчерашней девчонке. Лишь бумаге можно было доверить эти сокровенные знания, только рука не поднималась написать адрес и воспользоваться почтовым голубем. Те же служанки, которые распространяли сейчас сплетни о ней самой, не раз шептались, что неспроста на территории храма кормятся ловчие сокола. Уж лучше дождаться возвращения Наргида – может, тогда что-то наладится.
Обряд шёл своим чередом, а мысли Теверы были далеки от действий патриарха. Однако она своевременно поднялась с колен и сделала ровно три шага вверх по алтарной лестнице – больше женщинам не позволено. Будь на её месте сейчас Канбер, он бы поднялся на все семь ступеней – символ семи объединённых в империю земель, – сел бы на трон, и патриарх воздел бы на голову нового императора венец. Но Тевера осталась стоять внизу лестницы, покорно склонив голову в ожидании последних вопросов, с помощью которых Нерождённый через своего старшего жреца как-то должен был определить, годна ли она в императрицы.
- Что есть суть империи? – прозвучал набатом первый вопрос.
- Несокрушимое единство во имя будущего наших государств, - заученно ответила Тевера – все вопросы были заранее известны.
- Что важнее – жизнь жителей одного села или всей империи?
- Для императрицы каждая потеря болезненна, - сухо ответила девушка.
- Достойна ли ты стать императрицей?
Все присутствующие в зале затаили дыхание – сейчас на их глазах вершилась судьба империи.
А Тевера молчала. Ей казалось, что она спокойно смотрит в одну точку, однако глаза её обшаривали зал, словно юная императрица жаждала развалить то, что было создано усилиями предков.
- Нет! – ответ прозвучал слишком коротко и отрывисто, чтобы кто-то вспомнил, от чего отказывается императрица. – Я не достойна принять власть, завещанную моему старшему брату. А значит, я покорюсь любому вашему решению. Но прежде чем решать, позвольте сказать ещё несколько слов. Для меня нет иного дома, кроме империи. Для меня нет иной семьи, кроме жителей Манзокеи. Для меня нет иного счастья, кроме счастья и довольства подданных великой империи. И пусть мне по рождению не суждено было править, я клянусь сделать всё, что в моих силах, чтобы империя процветала.
Подданные, до этого момента взиравшие на юную императрицу молчаливо, разразились радостными криками и хлопками. Тевера, облитая гомоном аристократов, боялась лишний раз пошевелиться. Сейчас, наверное, всего несколько человек наблюдало за коронацией. Только они увидели, как вспыхнули императорские регалии, сообщая, что сила Нерождённого приняла новую правительницу.
Коронация завершилась. Едва стоявшую на ногах Теверу отвели в её покои, но времени на отдых практически не дали. Горничные быстро сунули императрице под нос какой-то необыкновенно вонючий флакончик, захлопотали над покосившейся причёской, делано возмущаясь беспечностью «её величества». Рядом стайкой разноцветных тропических птичек столпились фрейлины.
- Вас ждут подданные, ваше величество, - изобразив положенный поклон, обратилась к задумавшейся девушке старшая фрейлина.
- Благодарю, дама Микара, - императрица встала и едва заметно улыбнулась. – Ведите.
* * *
Тевера знала, что многие государства используют для связи не магические кристаллы, которые умели настраивать только жрецы Нерождённого, а животных. Даже отец иногда – она точно знала это – использовал птиц, минуя служителей Нерождённого. И всё же голубь, рвавшийся именно к ней в руки и не позволявший больше никому прикоснуться к посланию, которое он нёс, стал неожиданностью. Фрейлины тут же щебечущей стайкой окружили усталую птицу, предлагая кто накормить почтальона, кто напоить его. Откуда-то даже раздалось предложение не мучить птицу и просто выпустить её на волю.
На счастье Теверы и голубя появился старший по императорским голубятням, объяснил, как забрать послание, и унёс птицу с собой, заявив, что раньше чем через два дня никаких ответных писем не будет.
Письмо жгло императрице руку, но вид едва не капающих слюной от любопытства дам и кавалеров не располагал к немедленному чтению. Сегодня вновь шло представление придворных новой правительнице. Мужчины и женщины подходили к трону по одному или группами, кланялись, на словах клялись служить новой императрице верой и правдой и оставляли свои подарки. Кто-то дарил ткани, кто-то – украшения, один даже догадался преподнести ночные туфли, богато украшенные самоцветами. Императрица лишь благосклонно кивала, не принимая даров в руки: нельзя отдавать кому-то предпочтение, могут позволить себе неподобающие мысли, а остальные обидятся. Поэтому трое слуг с поклонами принимали дары и передавали их дальше, чтобы не загромождать малую тронную залу.
Ещё каждый непременно тянулся с поцелуем к руке императрицы. Тевера радовалась, что по этикету может не замечать этого, за исключением членов малого совета и их семей. Дополнительно радовало, что сквозь перчатку чужие губы не кажутся такими уж неприятными, хотя удовольствия от происходящего она не получала. Глаза скользили с одного незнакомого лица на другое – почему-то она никого не узнавала – и задерживались только на привычных украшениях залы: фресках на стенах, затейливых растениях в углах, тяжёлых портьерах, в которых так хорошо было прятаться, когда малышкой играла с братьями в прятки.
Братья…
Тевера заставляла себя встряхнуться, потому что мыли о Канбере и Наргиде до сих пор вызывали у неё слёзы, а ведь императрице не пристало выказывать свою слабость при подданных.
Фрейлины охали и возмущались, церемониймейстер размеренно стучал жезлом об пол, объявляя очередных дарителей, а Тевера с приклеенной к губам улыбкой сидела на троне и смотрела строго вперёд, пока взгляд опять не соскальзывал на знакомое убранство. Потом произошла история с голубем, и юная императрица решила – с неё достаточно на сегодня бесполезного ничегонеделания.
- Благодарим всех, кто явился сегодня засвидетельствовать нам своё уважение. Однако на сегодня мы заканчиваем приём. Все, кто не успели выказать свою преданность правящей фамилии, смогут сделать это завтра, - жестом остановив очередного кавалера, громко объявила Тевера.
Она встала на ноги, и вся зала тут же склонилась в поклонах. Императрице хотелось подхватить юбки и бегом бежать в свои покои. Но она в сопровождении фрейлин чинно проследовала до дверей, а затем и по длинной галерее с портретами предков до своих покоев. Тевера старалась не вглядываться в лица последних портретов, боясь не выдержать и расплакаться. Наверное, только мама могла догадываться, насколько тяжело сейчас дочери, брошенной в омут правления, без поддержки и с роем охочих до интриг придворных.
В малой гостиной императрицу уже поджидали горничные. Они ловко разобрали причёску, помогли переодеться в лёгкое платье, не тянувшее девушку вниз своей непомерной тяжестью, как парадное одеяние, и даже предложили принести ужин в покои. Тевера на всё соглашалась – настолько её утомило неподвижное сидение в течение нескольких часов.
Фрейлины стояли по стеночке. Императрица не обращалась к ним, и девушки были вынуждены молчать, хотя каждая, наверняка, нашла бы повод для сплетен. В такой напряжённой тишине Тевера поужинала и толкнула дверь в свою спальню. Две фрейлины тут же бросились к ней.
- Куда вы? – удивилась Тевера их резвости.
- Ваше величество, наш долг не покидать вас ни днём, ни ночью, - торопливо принялись объяснять они. – И ваш сон мы тоже будем охранять. Точнее, уже охраняли и вы не были против.
Девушки смущённо умолкли, и Тевера смутно вспомнила, что в беспамятстве последнего месяца при ней действительно – и днём, и ночью – кто-то находился. Правда, она не воспринимала этих людей как что-то значимое, отдав всю душу горю и подготовке к коронации. Но теперь понимание чужого присутствия стало ей неприятным. Неужели и мама тоже терпела при себе постоянно фрейлин? Да нет, тогда бы она не смогла тайно приходить иногда к дочери или отец – Тевера вдруг почувствовала гнев при мысли об этом – вряд ли стал бы навещать супругу под пристальным взглядом придворных сплетниц.
И всё же возле кровати императрицы стояло достаточно большое кресло, в котором при большом желании можно было подремать, а чуть поодаль – диванчик на кривых ножках. На столе с водой прибавилось два бокала, для фрейлин. Даже кажется, что это те самые кресло и диванчик, которые когда-то стояли и в покоях матери. Но придя немного в себя, Тевера поняла, что не готова к такому неусыпному контролю.
Она медленно выдохнула и повернулась к девушкам. Они тут были совершенно ни при чём, но сдержаться оказалось непросто.
- Благодарю вас за службу, - холодно улыбнулась императрица, - однако спать я собираюсь одна, без вашего присмотра. Так что можете забрать свои бокалы для воды и креслица.
- Но ваше величество, нам не положено оставлять императрицу в одиночестве хоть на минуту. Это наша обязанность! Мы уже даже с девушками распределили все дежурства на эту неделю.
-Тогда завтра же я издам указ, согласно которому в покоях императрицы могут находиться только императрица, её супруг и их дети! – рассердилась Тевера. – Все вон! Я желаю остаться одна!
Со злорадным удовлетворением она проследила, как напуганные фрейлины мечутся по комнате, не в состоянии протиснуться в узкую дверь. Лишь когда наступила тишина, девушка достала из потайного кармашка торжественного платья послание и развернула его. Почерк был незнакомым, летящим и строгим одновременно, без привычных завитушек и украшательств. Почему-то стало приятно, что написал не брат, а муж.
«Приветствую Вас, ваше высочество, моя…
Не стоит даже бумаге доверять то, что скрыто от глаз многих.
Наш путь завершён, и мы достигли княжества и его столицы. Ваш брат Наргид путешествовал вместе с нами и был очарован пейзажами моих родных мест. Видя его восторг, мне очень хотелось показать и Вам наши бескрайние горы. С нетерпением считаю дни до того момента, когда вернусь за Вами, чтобы ввести в свою семью.
Приношу свои извинения, что настолько затянул с посланием. Наргид лишь недавно объяснил мне Ваши правила. Но, надеюсь, теперь вы не будете считать неловким писать нам письма.
К сожалению, голубь не может нести слишком большой груз, потому завершаю. Расскажите, как проходят Ваши дни и всё ли у Вас в порядке.
С уважением и радостью, Дантор Берийский».
Тевера уронила руки на колени и прикрыла глаза. Письмо удивило её и растрогало, даже представилось сосредоточенное лицо княжича, торопливо писавшего эти строки.
Послание начиналось так:
«Её императорское величество, Тевера Манская, выражает вам свою благосклонность и приветствует от лица всей империи».
* * *
Тевера стояла на коленях перед алтарём Нерождённому и с трудом удерживала сознание. Душный чад свечей, казалось ей, не поднимался вверх, а коварными змеями стекал вниз, окутывая её, беззащитную перед гневом бога. Голоса доносились словно сквозь толстую стену, и только заранее выученная наизусть последовательность действий подсказывала девушке, когда она должна преклонить колени, когда встать, а когда – давать клятвы чужим, ненастоящим голосом.
Прошёл ровно месяц с того дня, когда к ней впервые обратились по-новому – «ваше величество». Эти дни прошли как в тумане. Она куда-то шла, что-то говорила и делала, читала какие-то бумаги и даже как будто осознанно писала «утвердить» или «отклонить» прошение. Но всё это время Тевера точно наблюдала за чьей-то чужой жизнью.
Это не она, восемнадцатилетняя принцесса, тайно ставшая женой княжича Берийского, без слёз рыдала над безжизненным телом брата. Это не она, обряженная в чёрное траурное платье, бросала первые четыре комка земли на портрет родителей, который захоронили вместо их тел – тела были погребены по традициям жителей Северного Островного государства, дабы не распространить болезнь на материк – так сообщило ещё одно запоздавшее послание из-за моря. Не она ночами подолгу стояла на открытой площадке самой высокой башни и мысленно призывала все кары небесные на свою голову и скорейшего возвращения Наргида.
Почему-то Тевера запамятовала, что её единственный оставшийся в живых брат не имеет права принять престол, потому что является жрецом. Но девушке казалось – стоит Наргиду вернуться, и всё тут же наладится.
Патриарха Тсинара она откровенно боялась после своего бракосочетания. Ей казалось, что старый лис обо всём догадался, и что именно его хитро прищуренные глазки внимательно наблюдают за каждым из императорской семьи. Однако доказать ничего было нельзя, тем более сожаления жреца о смерти императорской четы и кронпринца были столь искренними, что Тевера даже взглядом боялась хоть кому-то намекнуть о своих сомнениях.
С Рантиром она больше не встречалась. Фрейлины в первые дни ни на мгновение не покидали покои будущей императрицы, а самому садовнику хода во дворец не было. У кровати Теверы поставили мягкое кресло, которое раньше стояло в комнате её матери. В этом кресле спали по очереди назначенные старшей дамой девушки, дабы оберегать сон императрицы.
Всё время от завтрака до обеда и от обеда до ужина занимали совещания малого и большого императорских Советов. Тевера больше слушала умудрённых опытом советников, чем выступала сама. Пусть она и многому обучалась, но до истинного понимания всех дел в империи ей было далеко. Члены малого Совета, всегда воспринимавшиеся добрыми дядюшками, разъясняли, насколько могли, происходящее, но чаще девушка руководствовалась интуицией, чем разумными доводами. И пока что ей казалось, интуиция её не подводила.
Сегодняшний же день стал решающим – патриарх Тсинар венчал на правление новую императрицу. Тёмные волосы были уложены в причёску так, чтобы не мешать императорскому венцу. Тёмно-фиолетовое платье подчёркивало белизну бескровного лица. Юная императрица ещё носила траур, но Нерождённый никому не позволял находится на территории своих храмов в чёрных одеждах, потому и был избран наиболее тёмный оттенок ткани. Императорские регалии выглядели слишком массивными и тяжёлыми для тонких рук девушки.
Собравшиеся в помещении храма аристократы боялись лишний раз вздохнуть, но Тевера за месяц немало наслушалась пересудов о самой себе. От сочувствующих «Ах, такая юная и такая несчастная! Мой сын мог бы стать для неё прекрасным супругом, но…» до «Самые тихие – самые опасные. Вот увидите, однажды вскроется, как на самом деле погибла императорская семья, и все мы вздрогнем от ужаса».
Отстраниться от слухов было непросто, и Тевера запиралась в своих покоях одна, с трудом выставляя фрейлин, и писала. Все её письма были адресованы только одному человеку – Дантору Берийскому. Каждый вечер императрица скупо излагала всё произошедшее за день и прятала письма под матрасом. Ни одно из них так и не отправилось по назначению, но становилось чуть-чуть легче, исчезала детская обида на сплетников, а в голове вырисовывался изящный план мести тем, кто смел порочить честное имя императорской семьи. Тевера была уверена – смерть родителей и брата подстроена длинными руками храмовников, но вряд ли кто-то поверил бы вчерашней девчонке. Лишь бумаге можно было доверить эти сокровенные знания, только рука не поднималась написать адрес и воспользоваться почтовым голубем. Те же служанки, которые распространяли сейчас сплетни о ней самой, не раз шептались, что неспроста на территории храма кормятся ловчие сокола. Уж лучше дождаться возвращения Наргида – может, тогда что-то наладится.
Обряд шёл своим чередом, а мысли Теверы были далеки от действий патриарха. Однако она своевременно поднялась с колен и сделала ровно три шага вверх по алтарной лестнице – больше женщинам не позволено. Будь на её месте сейчас Канбер, он бы поднялся на все семь ступеней – символ семи объединённых в империю земель, – сел бы на трон, и патриарх воздел бы на голову нового императора венец. Но Тевера осталась стоять внизу лестницы, покорно склонив голову в ожидании последних вопросов, с помощью которых Нерождённый через своего старшего жреца как-то должен был определить, годна ли она в императрицы.
- Что есть суть империи? – прозвучал набатом первый вопрос.
- Несокрушимое единство во имя будущего наших государств, - заученно ответила Тевера – все вопросы были заранее известны.
- Что важнее – жизнь жителей одного села или всей империи?
- Для императрицы каждая потеря болезненна, - сухо ответила девушка.
- Достойна ли ты стать императрицей?
Все присутствующие в зале затаили дыхание – сейчас на их глазах вершилась судьба империи.
А Тевера молчала. Ей казалось, что она спокойно смотрит в одну точку, однако глаза её обшаривали зал, словно юная императрица жаждала развалить то, что было создано усилиями предков.
- Нет! – ответ прозвучал слишком коротко и отрывисто, чтобы кто-то вспомнил, от чего отказывается императрица. – Я не достойна принять власть, завещанную моему старшему брату. А значит, я покорюсь любому вашему решению. Но прежде чем решать, позвольте сказать ещё несколько слов. Для меня нет иного дома, кроме империи. Для меня нет иной семьи, кроме жителей Манзокеи. Для меня нет иного счастья, кроме счастья и довольства подданных великой империи. И пусть мне по рождению не суждено было править, я клянусь сделать всё, что в моих силах, чтобы империя процветала.
Подданные, до этого момента взиравшие на юную императрицу молчаливо, разразились радостными криками и хлопками. Тевера, облитая гомоном аристократов, боялась лишний раз пошевелиться. Сейчас, наверное, всего несколько человек наблюдало за коронацией. Только они увидели, как вспыхнули императорские регалии, сообщая, что сила Нерождённого приняла новую правительницу.
Коронация завершилась. Едва стоявшую на ногах Теверу отвели в её покои, но времени на отдых практически не дали. Горничные быстро сунули императрице под нос какой-то необыкновенно вонючий флакончик, захлопотали над покосившейся причёской, делано возмущаясь беспечностью «её величества». Рядом стайкой разноцветных тропических птичек столпились фрейлины.
- Вас ждут подданные, ваше величество, - изобразив положенный поклон, обратилась к задумавшейся девушке старшая фрейлина.
- Благодарю, дама Микара, - императрица встала и едва заметно улыбнулась. – Ведите.
* * *
Тевера знала, что многие государства используют для связи не магические кристаллы, которые умели настраивать только жрецы Нерождённого, а животных. Даже отец иногда – она точно знала это – использовал птиц, минуя служителей Нерождённого. И всё же голубь, рвавшийся именно к ней в руки и не позволявший больше никому прикоснуться к посланию, которое он нёс, стал неожиданностью. Фрейлины тут же щебечущей стайкой окружили усталую птицу, предлагая кто накормить почтальона, кто напоить его. Откуда-то даже раздалось предложение не мучить птицу и просто выпустить её на волю.
На счастье Теверы и голубя появился старший по императорским голубятням, объяснил, как забрать послание, и унёс птицу с собой, заявив, что раньше чем через два дня никаких ответных писем не будет.
Письмо жгло императрице руку, но вид едва не капающих слюной от любопытства дам и кавалеров не располагал к немедленному чтению. Сегодня вновь шло представление придворных новой правительнице. Мужчины и женщины подходили к трону по одному или группами, кланялись, на словах клялись служить новой императрице верой и правдой и оставляли свои подарки. Кто-то дарил ткани, кто-то – украшения, один даже догадался преподнести ночные туфли, богато украшенные самоцветами. Императрица лишь благосклонно кивала, не принимая даров в руки: нельзя отдавать кому-то предпочтение, могут позволить себе неподобающие мысли, а остальные обидятся. Поэтому трое слуг с поклонами принимали дары и передавали их дальше, чтобы не загромождать малую тронную залу.
Ещё каждый непременно тянулся с поцелуем к руке императрицы. Тевера радовалась, что по этикету может не замечать этого, за исключением членов малого совета и их семей. Дополнительно радовало, что сквозь перчатку чужие губы не кажутся такими уж неприятными, хотя удовольствия от происходящего она не получала. Глаза скользили с одного незнакомого лица на другое – почему-то она никого не узнавала – и задерживались только на привычных украшениях залы: фресках на стенах, затейливых растениях в углах, тяжёлых портьерах, в которых так хорошо было прятаться, когда малышкой играла с братьями в прятки.
Братья…
Тевера заставляла себя встряхнуться, потому что мыли о Канбере и Наргиде до сих пор вызывали у неё слёзы, а ведь императрице не пристало выказывать свою слабость при подданных.
Фрейлины охали и возмущались, церемониймейстер размеренно стучал жезлом об пол, объявляя очередных дарителей, а Тевера с приклеенной к губам улыбкой сидела на троне и смотрела строго вперёд, пока взгляд опять не соскальзывал на знакомое убранство. Потом произошла история с голубем, и юная императрица решила – с неё достаточно на сегодня бесполезного ничегонеделания.
- Благодарим всех, кто явился сегодня засвидетельствовать нам своё уважение. Однако на сегодня мы заканчиваем приём. Все, кто не успели выказать свою преданность правящей фамилии, смогут сделать это завтра, - жестом остановив очередного кавалера, громко объявила Тевера.
Она встала на ноги, и вся зала тут же склонилась в поклонах. Императрице хотелось подхватить юбки и бегом бежать в свои покои. Но она в сопровождении фрейлин чинно проследовала до дверей, а затем и по длинной галерее с портретами предков до своих покоев. Тевера старалась не вглядываться в лица последних портретов, боясь не выдержать и расплакаться. Наверное, только мама могла догадываться, насколько тяжело сейчас дочери, брошенной в омут правления, без поддержки и с роем охочих до интриг придворных.
В малой гостиной императрицу уже поджидали горничные. Они ловко разобрали причёску, помогли переодеться в лёгкое платье, не тянувшее девушку вниз своей непомерной тяжестью, как парадное одеяние, и даже предложили принести ужин в покои. Тевера на всё соглашалась – настолько её утомило неподвижное сидение в течение нескольких часов.
Фрейлины стояли по стеночке. Императрица не обращалась к ним, и девушки были вынуждены молчать, хотя каждая, наверняка, нашла бы повод для сплетен. В такой напряжённой тишине Тевера поужинала и толкнула дверь в свою спальню. Две фрейлины тут же бросились к ней.
- Куда вы? – удивилась Тевера их резвости.
- Ваше величество, наш долг не покидать вас ни днём, ни ночью, - торопливо принялись объяснять они. – И ваш сон мы тоже будем охранять. Точнее, уже охраняли и вы не были против.
Девушки смущённо умолкли, и Тевера смутно вспомнила, что в беспамятстве последнего месяца при ней действительно – и днём, и ночью – кто-то находился. Правда, она не воспринимала этих людей как что-то значимое, отдав всю душу горю и подготовке к коронации. Но теперь понимание чужого присутствия стало ей неприятным. Неужели и мама тоже терпела при себе постоянно фрейлин? Да нет, тогда бы она не смогла тайно приходить иногда к дочери или отец – Тевера вдруг почувствовала гнев при мысли об этом – вряд ли стал бы навещать супругу под пристальным взглядом придворных сплетниц.
И всё же возле кровати императрицы стояло достаточно большое кресло, в котором при большом желании можно было подремать, а чуть поодаль – диванчик на кривых ножках. На столе с водой прибавилось два бокала, для фрейлин. Даже кажется, что это те самые кресло и диванчик, которые когда-то стояли и в покоях матери. Но придя немного в себя, Тевера поняла, что не готова к такому неусыпному контролю.
Она медленно выдохнула и повернулась к девушкам. Они тут были совершенно ни при чём, но сдержаться оказалось непросто.
- Благодарю вас за службу, - холодно улыбнулась императрица, - однако спать я собираюсь одна, без вашего присмотра. Так что можете забрать свои бокалы для воды и креслица.
- Но ваше величество, нам не положено оставлять императрицу в одиночестве хоть на минуту. Это наша обязанность! Мы уже даже с девушками распределили все дежурства на эту неделю.
-Тогда завтра же я издам указ, согласно которому в покоях императрицы могут находиться только императрица, её супруг и их дети! – рассердилась Тевера. – Все вон! Я желаю остаться одна!
Со злорадным удовлетворением она проследила, как напуганные фрейлины мечутся по комнате, не в состоянии протиснуться в узкую дверь. Лишь когда наступила тишина, девушка достала из потайного кармашка торжественного платья послание и развернула его. Почерк был незнакомым, летящим и строгим одновременно, без привычных завитушек и украшательств. Почему-то стало приятно, что написал не брат, а муж.
«Приветствую Вас, ваше высочество, моя…
Не стоит даже бумаге доверять то, что скрыто от глаз многих.
Наш путь завершён, и мы достигли княжества и его столицы. Ваш брат Наргид путешествовал вместе с нами и был очарован пейзажами моих родных мест. Видя его восторг, мне очень хотелось показать и Вам наши бескрайние горы. С нетерпением считаю дни до того момента, когда вернусь за Вами, чтобы ввести в свою семью.
Приношу свои извинения, что настолько затянул с посланием. Наргид лишь недавно объяснил мне Ваши правила. Но, надеюсь, теперь вы не будете считать неловким писать нам письма.
К сожалению, голубь не может нести слишком большой груз, потому завершаю. Расскажите, как проходят Ваши дни и всё ли у Вас в порядке.
С уважением и радостью, Дантор Берийский».
Тевера уронила руки на колени и прикрыла глаза. Письмо удивило её и растрогало, даже представилось сосредоточенное лицо княжича, торопливо писавшего эти строки.
