С Олькой Кудрявцевой мы дружили ещё с детского сада. Потом вместе пошли в первый класс, восемь лет просидели за одной партой и после окончания школы продолжали видеться.
Поэтому когда она заявилась к моим родителям и фактически заставила их отпустить меня к ней на празднование нового года, подвоха я не ожидала. Хотя вру, ожидала, но не сопротивлялась, ибо бесполезно.
- Татка! Ну, уж в двадцать-то один можно и без родителей новый год встретить! – убеждала она меня, подталкивая в спину на выход из квартиры. – Ну, не тебя одну я пригласила. Ну, родители в санаторий праздновать съехали. И что с того? Мы ведь уже по всем законам совершеннолетние. Забирай меня скорей, увози за сто морей и дальше по тексту. Хорош киснуть в своей каморке!
Да уж, против Ольки ни у кого никогда не было шансов. И хотя к концу школы она половине класса в пупок дышала, – что поделать, ростом моя подруга не вышла – переупрямить её не удавалось порой даже учителям. Пёрла, как танк – вижу цель, верю в себя, не замечаю препятствий. Её даже прозвали за пробивной характер «Танк Малютка», на что подруга только фыркала и отвечала:
- Вот и не лезьте, а то перееду.
Так что моё сопротивление было подавлено, и уже через пару часов я с удивлением обнаружила себя на Олькиной кухне, натирающей на тёрке свёклу для «шубы». Сама она, перемазав нос в майонезе, самозабвенно рубила яйца на оливье. Хотя, куда целый десяток, я так и не поняла. Это же до старого нового года доедать придётся.
Постепенно подтянулись ещё девчонки – кто наши бывшие одноклассницы, кто новые подруги. Стало шумно и весело, но настроение у меня что-то совсем покатилось вниз.
- Так, Татка идёт наводить марафет, а мы тут всё доделаем, - в какой-то момент, закончив болтать по телефону, распорядилась хозяйка квартиры и выгнала меня из кухни.
Не люблю, когда мной распоряжаются, но против Ольки нет приёма. Лучше сделать вид, что послушалась, а потом поступить по-своему. И, честно сказать, я собиралась по-тихому сбежать домой, а потом вымолить прощение, сославшись на головную боль и что-нибудь ещё.
Вот только не успела.
В дверь кто-то позвонил, и Олька крикнула мне, чтобы я впустила гостей.
- Куда уж больше, - буркнула я себе под нос, жалея, что медлила – теперь отвертеться не выйдет.
Погремела запором, распахнула дверь и уткнулась носом в чью-то грудь.
Не поняла.
- Выше, - насмешливо заметил до боли знакомый голос.
Подняла глаза выше. Плечи широкие, шея крепкая со следами сбритых волосков.
- Ещё выше, - стоявший на пороге гость едва слышно хохотнул.
Пришлось отступить на шаг, чтобы, наконец, рассмотреть лицо… моего страшного сна девяти лет школы.
Он совсем не изменился, только из непомерно длинного мальчишки превратился в рослого молодого мужчину с тёмно-карими глазами, в которых прыгали чёртики, чуть изогнутыми в улыбке губами и хулигански взъерошенными каштановыми волосами.
- Данилов! – сквозь зубы проговорила я, мысленно откручивая Ольке голову.
Наверняка ведь это её шуточка!
- Данилова! – широко улыбаясь, ответил гость. – Может, впустишь уже? А то нас много, неудобно – всю лестницу заняли.
Отступила назад, не в силах выразить свои эмоции и брякнула:
- Ну, заходи, раз пришёл.
Потом прикрыла рот рукой и рванула на кухню, убивать подругу.
Костик Данилов тоже был моим вечным одноклассником. Хорошо хоть не с детского сада, как Олька. Только вот всё с точностью до наоборот. Озорной мальчишка не давал мне прохода: дёргал за косы, которые старательно каждое утро плела мне мама; таскал с парты мои ручки и карандаши, а однажды увёл целую тетрадку, в которой не было ни одной четвёрки.
Наша сегодняшняя встреча напомнила мне первое столкновение с этим кошмаром. Я осторожно шла по тротуару, глядя под ноги, чтобы не запачкать туфли и белые гольфы, и просто ударилась об него лбом. Так и стояли, хлопая глазами друг на друга: я – нарядная девочка с огромными гладиолусами и белыми бантами в светло-русых косах и он – длинноногий, немного взъерошенный, темноволосый, с рогаткой в заднем кармане и запылёнными ботинками. По какой-то неведомой шутке судьбы мы попали в один класс. С этого столкновения, наверное, и началась наша взаимная неприязнь.
Сначала обычные мелочи: то за косичку дёрнет, то дохлого таракана в тетрадки подкинет. Как-то раз попытался притащить в школу лягушку, но учитель быстро пресекла это безобразие, превратив всё во внеплановый урок зоологии.
Однажды на первое сентября я пришла с огромным белым бантом, а он тихонько ножницами отрезал половину моей красоты. Ох и ревела я тогда! А потом гналась за ним до самого подъезда, чтобы отлупить портфелем, но так и не догнала. И от обиды ревела ещё больше.
Между нами не было ничего общего. Я училась на одни пятёрки, а он с трудом переползал из класса в класс. У меня было только несколько подруг, с которыми можно было поделиться своими секретами, а вокруг него постоянно крутились толпы приятелей. После уроков мне приходилось торопиться в музыкальную школу, ему – на футбольное поле или на каток с клюшкой наперевес, лишь бы уроки не учить. Я – светленькая, он – темноволосый. И так во всём остальном.
А сколько раз его вызывали к директору за всякие проказы! То стены в туалете изрисует, то на лестнице машинное масло разольёт, то из кабинета через окошко выпрыгнет – хорошо хоть ума хватало делать это на первом этаже. Вся школа развлекалась, а учителя вздыхали спокойно только в те дни, когда Костик прогуливал или уходил на больничный.
В седьмом классе я без памяти влюбилась в мальчишку из старшего класса. Паренёк только пришёл к нам в школу и был таким тихим и милым, с добродушными голубыми глазами, что его хотелось погладить по голове и потискать, как маленького котёнка. Мальчишка тоже обратил на меня внимание и пару раз даже успел проводить до дома. Вот только, когда началась новая учебная неделя, в школу он пришёл с сиреневым фингалом под глазом, удивив всех вокруг. Но стоило мне попытаться подойти к нему, как он тут же бросился прочь. Я так и не поняла, почему тот мальчишка на меня больше даже не смотрел.
Только Данилов ходил и довольно улыбался.
Восемь лет он доставал меня издалека, продолжая подшучивать и устраивать мелкие розыгрыши. Я в долгу не оставалась. Однажды натёрла несколько страниц в его тетради клеем и на целых два часа задержалась после школы, дожидаясь, когда всё высохнет. А на следующий день он просто не мог писать – ручка скользила по клею. В другой раз, в дождь, намазала ему шапку краской для волос, и в школу он пришёл с шевелюрой пятнисто-ржавого оттенка. А ещё как-то…
Много чего ещё было – всё и не упомнить.
Вся параллель с интересом наблюдала за нашим противостоянием. А вот в девятом классе мне не повезло – наша классная руководитель сурово повелела «Данилову сидеть с Даниловой, а то этот оболтус даже к экзаменам не подготовится, красней потом за него». Так у одноклассников появился ещё один повод для шуточек. Мы не были родственниками, просто однофамильцами, но, видя с каким усердием оказываем друг другу «знаки внимания», с первого класса к нам прилипло прозвище «жених и невеста». И сделать с этим ничего не получалось.
Целый год я провела как на иголках, ожидая очередной пакости от своего соседа по парте, но тот был на удивление мирным. Благополучно дремал на моём плече на географии или истории, ловко списывал на русском и алгебре. И ни столкнуть его голову с плеча, ни спрятать от него тетрадь с решением не удавалось. Левой рукой обнимал за плечи, прижимал к себе так, что не пошевельнуться, а правой быстро-быстро в своей тетради строчил. Ещё и усмехался:
- Если хотела пообниматься, так бы и сказала. Мне для соседки ничего не жалко.
После пары таких фраз сопротивляться я перестала. Хочет – пусть списывает, лишь бы руки не распускал. А если сам не решает, то и экзамены не сдаст – так мстительно думала я.
Но Данилов каким-то чудом экзамены сдал, а потом пропал. И пять лет я о нём ничего не слышала. И вот – он здесь, в гостях у Ольки. Сидит напротив меня за праздничным столом и не сводит жадного взгляда. Я даже краснеть начала от неловкости.
За стол сели пораньше, чтобы проводить старый год. Закусили, посмеялись. Вспомнили кто успехи, кто неудачи. Только мне ничего говорить не хотелось да Данилов молчал, продолжая сверлить меня взглядом.
Стоило моей соседке подняться со своего места, чтобы чем-то помочь Ольке на кухне, как ужас всего моего детства ловко поменял тарелки и уселся рядом, прижавшись ногой к моей ноге.
- Татка! Какая ты красавица стала! – не смущаясь гостей, восхищённо заявил он. – И всегда была – глаз не отвести, а сейчас просто как картинка!
- Данилов, тебе лишнего, что ли, уже налили? – попыталась я перевести всё в шутку, потому что жутко смутилась от его откровенности.
- Вообще не пил, - глядя мне в глаза, заявил честно. – И не собираюсь, а то…Впрочем, неважно. Расскажи лучше, чем ты занимаешься?
- Учусь. – Пожала плечами. – Закончила школу, поступила в институт. Два года доучиться осталось, потом пойду работать. Может, замуж кто позовёт – тогда замуж выйду.
- А что, пока никто не позвал?
Мне показалось, что я уже почти пылаю, как факел. Так, лучшая защита – это нападение.
- И чего ты такой любопытный, Данилов?! Сам-то о себе молчишь. А меня пытаешь.
Конечно, меня не слишком интересовало, где он пропадал пять лет.
Помню, когда я пришла первого сентября в десятый класс и не увидела его долговязой фигуры, облегчённо выдохнула – не хотелось вновь вести войну. Мне никто не мешал учиться, никто не устраивал маленькие и не очень розыгрыши, ни на кого больше не ругались учителя «Данилов! Ну, почему опять ты?!»
И всё же было очень скучно.
Правда, понимание этого пришло не сразу, а, наверное, тогда, когда на день учителя никто не рядился в самых нелюбимых учителей и не пародировал их, рассекая по всей школе в парике и дурацкой бабушкиной юбке. Или когда на новый год на дискотеке никто так и не переоделся разбойником и не стал гоняться за девчонками, требуя с них выкуп в виде поцелуя. Я, кстати, никогда не попадалась в руки этого «разбойника».
Потом я повзрослела и встретила того, кого посчитала своей первой любовью. Но почему-то ничего не вышло – мне были настолько неприятны его прикосновения, что хотелось поморщиться. За первой пришла вторая любовь, потом третья, но всё казалось – не то, не тот.
А кто должен быть тем, так и не почувствовала до сих пор.
- Я тоже учился, Татка, - между тем, оказывается, ответил мне Данилов. – Потом служить призвали. Полгода как на гражданку пришёл и на работу устроился, но подумываю в армию вернуться. Там такие, как я, нужны.
- Какие? – вдруг заинтересовалась.
- Готовые действовать. Не теряющиеся в трудных ситуациях.
Костик вдруг замолчал, и в этой недоговорённости мне почудилось что-то страшное. Видимо, в трудные ситуации ему приходилось попадать не раз. Только разве же он признается?
Между нами повисло молчание. Именно в этот момент вернулась моя прошлая соседка и принялась возмущаться самоуправством.
- А нигде не написано, что мальчики должны сидеть отдельно, девочки отдельно, - знакомым проказливым тоном заявил Данилов, придвигаясь ближе к моему стулу. – И вообще, места свободного полно.
Одним словом, Костик остался рядом со мной, продолжая смущать своей неправильной близостью. И, возможно, это глупость, но в тот момент, когда часы били двенадцать и все девчонки торопливо писали на листочках желания, жгли эти бумажки и давились недогоревшими клочками бумаги, я просто подумала «Желаю, чтобы…» и посмотрела на своего соседа. Честное слово, это был случайный взгляд, но я почему-то так и не смогла оторваться от его тёплых карих глаз и выпила свой бокал шампанского, так и глядя на Данилова.
А он только пригубил вино и налил себе в бокал сок.
Странно-то как!
Когда за окном началась праздничная канонада, мы тоже стали собираться на улицу. Парни шарили по карманам в поисках спичек и зажигалок, девушки толкались в комнатах, торопливо меняя праздничные блестящие лоскутки на тёплые джинсы и свитера.
Я управилась раньше остальных, потому что так и не успела переодеться перед приходом гостей – всё равно ведь собиралась сбежать. Застегнула куртку и вышла из подъезда. В воздухе чувствовался лёгкий морозец, кружились редкие снежинки. Они падали на землю, на рукава и волосы и не таяли. Казалось, что фонари завешаны полупрозрачной кисеёй, которая искрится под желтоватым светом.
- Замёрзнешь.
Чужие руки быстро натянули мне на голову капюшон.
- Данилов! Вот вечно тебе всё надо!
Кто же это ещё посмел бы меня раздражать?
- О тебе же забочусь, вредина.
- Я уже не маленькая, - буркнула обиженно, но капюшон не сняла – так действительно было уютнее.
- С этим можно поспорить, - фыркнул Данилов и прижался к моей спине.
Конечно, сделал он это для того, чтобы показать нашу разницу в росте, но я вдруг почувствовала – а так в спину не дует, пусть стоит. Ещё и по пути поддержит, если случайно оступлюсь или поскользнусь.
Но он всё же отошёл. Недалеко, но в глубине души родилось разочарование.
Не поняла…
Это что мне сейчас в голову пришло?!
Размышлять долго не получилось – девчонки высыпались на улицу, и шумной толпой мы двинулись к центру ночной новогодней жизни. Народа становилось всё больше и больше, словно и впрямь весь город покинул свои квартиры. В толпе не хотелось потеряться, но я не присматривалась, кто во что был одет, чтобы следить за друзьями. Так что моим единственным ориентиром сейчас оставалась широкоплечая высоченная фигура Данилова.
В какой-то момент он обернулся, понял, что я следую за ним, и подтянул меня к себе поближе, обняв за плечи. Рядом с ним стало уютно, и празднующий народ толкаться перестал. Кажется, Данилов большинству внушал опасения.
Так вместе мы прошли через всю площадь, отданную под гуляния. Вокруг орали, вопили и хохотали люди, взрывались петарды, где-то неподалёку со свистом взлетали в воздух заряды римских свечей. Наших товарищей мы так и не нашли – в такой толпе не мудрено потеряться.
- Будем проталкиваться назад или по кругу обойдём? – склонившись к самому уху, почти касаясь губами моей кожи, спросил Данилов.
- По кругу, - пришлось почти крикнуть в ответ.
Просто я вдруг поняла: если попытаюсь повторить его манёвр и поверну голову, или просто не дотянусь до уха, или сама поцелую. Слишком близко. Слишком непривычно. Слишком… волнующе?
Костик перехватил меня за руку, крепко стиснув запястье, как будто держал маленького ребёнка, и принялся вновь прорезать людской океан, как ледокол. А я пыталась разобраться в своих чувствах – и ничего не понимала. Это же Данилов – моя вечная заноза во всех частях тела! Тот самый Данилов, который мне жизни не давал, вечно издевался, смеялся надо мной и пакостил. Какое тут может быть волнение?!
Толпа закончилась неожиданно – мы зашли во двор многоэтажки, которая скрыла от нас шум голосов. Детская площадка радовала глаз заснеженной горкой, покачивающимися качелями и остатками фейерверков. С одной лавочки снег был счищен с особым тщанием. Видимо, именно её занимали местные бабушки-старушки, выходившие на променад. Но сейчас туда устремился Данилов, ведя за собой меня.
- Татка, что с тобой? Устала? – усевшись сам и усадив меня к себе на колено, вдруг спросил он. – Такая весёлая была – и вдруг как потухла.
Поэтому когда она заявилась к моим родителям и фактически заставила их отпустить меня к ней на празднование нового года, подвоха я не ожидала. Хотя вру, ожидала, но не сопротивлялась, ибо бесполезно.
- Татка! Ну, уж в двадцать-то один можно и без родителей новый год встретить! – убеждала она меня, подталкивая в спину на выход из квартиры. – Ну, не тебя одну я пригласила. Ну, родители в санаторий праздновать съехали. И что с того? Мы ведь уже по всем законам совершеннолетние. Забирай меня скорей, увози за сто морей и дальше по тексту. Хорош киснуть в своей каморке!
Да уж, против Ольки ни у кого никогда не было шансов. И хотя к концу школы она половине класса в пупок дышала, – что поделать, ростом моя подруга не вышла – переупрямить её не удавалось порой даже учителям. Пёрла, как танк – вижу цель, верю в себя, не замечаю препятствий. Её даже прозвали за пробивной характер «Танк Малютка», на что подруга только фыркала и отвечала:
- Вот и не лезьте, а то перееду.
Так что моё сопротивление было подавлено, и уже через пару часов я с удивлением обнаружила себя на Олькиной кухне, натирающей на тёрке свёклу для «шубы». Сама она, перемазав нос в майонезе, самозабвенно рубила яйца на оливье. Хотя, куда целый десяток, я так и не поняла. Это же до старого нового года доедать придётся.
Постепенно подтянулись ещё девчонки – кто наши бывшие одноклассницы, кто новые подруги. Стало шумно и весело, но настроение у меня что-то совсем покатилось вниз.
- Так, Татка идёт наводить марафет, а мы тут всё доделаем, - в какой-то момент, закончив болтать по телефону, распорядилась хозяйка квартиры и выгнала меня из кухни.
Не люблю, когда мной распоряжаются, но против Ольки нет приёма. Лучше сделать вид, что послушалась, а потом поступить по-своему. И, честно сказать, я собиралась по-тихому сбежать домой, а потом вымолить прощение, сославшись на головную боль и что-нибудь ещё.
Вот только не успела.
В дверь кто-то позвонил, и Олька крикнула мне, чтобы я впустила гостей.
- Куда уж больше, - буркнула я себе под нос, жалея, что медлила – теперь отвертеться не выйдет.
Погремела запором, распахнула дверь и уткнулась носом в чью-то грудь.
Не поняла.
- Выше, - насмешливо заметил до боли знакомый голос.
Подняла глаза выше. Плечи широкие, шея крепкая со следами сбритых волосков.
- Ещё выше, - стоявший на пороге гость едва слышно хохотнул.
Пришлось отступить на шаг, чтобы, наконец, рассмотреть лицо… моего страшного сна девяти лет школы.
Он совсем не изменился, только из непомерно длинного мальчишки превратился в рослого молодого мужчину с тёмно-карими глазами, в которых прыгали чёртики, чуть изогнутыми в улыбке губами и хулигански взъерошенными каштановыми волосами.
- Данилов! – сквозь зубы проговорила я, мысленно откручивая Ольке голову.
Наверняка ведь это её шуточка!
- Данилова! – широко улыбаясь, ответил гость. – Может, впустишь уже? А то нас много, неудобно – всю лестницу заняли.
Отступила назад, не в силах выразить свои эмоции и брякнула:
- Ну, заходи, раз пришёл.
Потом прикрыла рот рукой и рванула на кухню, убивать подругу.
Костик Данилов тоже был моим вечным одноклассником. Хорошо хоть не с детского сада, как Олька. Только вот всё с точностью до наоборот. Озорной мальчишка не давал мне прохода: дёргал за косы, которые старательно каждое утро плела мне мама; таскал с парты мои ручки и карандаши, а однажды увёл целую тетрадку, в которой не было ни одной четвёрки.
Наша сегодняшняя встреча напомнила мне первое столкновение с этим кошмаром. Я осторожно шла по тротуару, глядя под ноги, чтобы не запачкать туфли и белые гольфы, и просто ударилась об него лбом. Так и стояли, хлопая глазами друг на друга: я – нарядная девочка с огромными гладиолусами и белыми бантами в светло-русых косах и он – длинноногий, немного взъерошенный, темноволосый, с рогаткой в заднем кармане и запылёнными ботинками. По какой-то неведомой шутке судьбы мы попали в один класс. С этого столкновения, наверное, и началась наша взаимная неприязнь.
Сначала обычные мелочи: то за косичку дёрнет, то дохлого таракана в тетрадки подкинет. Как-то раз попытался притащить в школу лягушку, но учитель быстро пресекла это безобразие, превратив всё во внеплановый урок зоологии.
Однажды на первое сентября я пришла с огромным белым бантом, а он тихонько ножницами отрезал половину моей красоты. Ох и ревела я тогда! А потом гналась за ним до самого подъезда, чтобы отлупить портфелем, но так и не догнала. И от обиды ревела ещё больше.
Между нами не было ничего общего. Я училась на одни пятёрки, а он с трудом переползал из класса в класс. У меня было только несколько подруг, с которыми можно было поделиться своими секретами, а вокруг него постоянно крутились толпы приятелей. После уроков мне приходилось торопиться в музыкальную школу, ему – на футбольное поле или на каток с клюшкой наперевес, лишь бы уроки не учить. Я – светленькая, он – темноволосый. И так во всём остальном.
А сколько раз его вызывали к директору за всякие проказы! То стены в туалете изрисует, то на лестнице машинное масло разольёт, то из кабинета через окошко выпрыгнет – хорошо хоть ума хватало делать это на первом этаже. Вся школа развлекалась, а учителя вздыхали спокойно только в те дни, когда Костик прогуливал или уходил на больничный.
В седьмом классе я без памяти влюбилась в мальчишку из старшего класса. Паренёк только пришёл к нам в школу и был таким тихим и милым, с добродушными голубыми глазами, что его хотелось погладить по голове и потискать, как маленького котёнка. Мальчишка тоже обратил на меня внимание и пару раз даже успел проводить до дома. Вот только, когда началась новая учебная неделя, в школу он пришёл с сиреневым фингалом под глазом, удивив всех вокруг. Но стоило мне попытаться подойти к нему, как он тут же бросился прочь. Я так и не поняла, почему тот мальчишка на меня больше даже не смотрел.
Только Данилов ходил и довольно улыбался.
Восемь лет он доставал меня издалека, продолжая подшучивать и устраивать мелкие розыгрыши. Я в долгу не оставалась. Однажды натёрла несколько страниц в его тетради клеем и на целых два часа задержалась после школы, дожидаясь, когда всё высохнет. А на следующий день он просто не мог писать – ручка скользила по клею. В другой раз, в дождь, намазала ему шапку краской для волос, и в школу он пришёл с шевелюрой пятнисто-ржавого оттенка. А ещё как-то…
Много чего ещё было – всё и не упомнить.
Вся параллель с интересом наблюдала за нашим противостоянием. А вот в девятом классе мне не повезло – наша классная руководитель сурово повелела «Данилову сидеть с Даниловой, а то этот оболтус даже к экзаменам не подготовится, красней потом за него». Так у одноклассников появился ещё один повод для шуточек. Мы не были родственниками, просто однофамильцами, но, видя с каким усердием оказываем друг другу «знаки внимания», с первого класса к нам прилипло прозвище «жених и невеста». И сделать с этим ничего не получалось.
Целый год я провела как на иголках, ожидая очередной пакости от своего соседа по парте, но тот был на удивление мирным. Благополучно дремал на моём плече на географии или истории, ловко списывал на русском и алгебре. И ни столкнуть его голову с плеча, ни спрятать от него тетрадь с решением не удавалось. Левой рукой обнимал за плечи, прижимал к себе так, что не пошевельнуться, а правой быстро-быстро в своей тетради строчил. Ещё и усмехался:
- Если хотела пообниматься, так бы и сказала. Мне для соседки ничего не жалко.
После пары таких фраз сопротивляться я перестала. Хочет – пусть списывает, лишь бы руки не распускал. А если сам не решает, то и экзамены не сдаст – так мстительно думала я.
Но Данилов каким-то чудом экзамены сдал, а потом пропал. И пять лет я о нём ничего не слышала. И вот – он здесь, в гостях у Ольки. Сидит напротив меня за праздничным столом и не сводит жадного взгляда. Я даже краснеть начала от неловкости.
За стол сели пораньше, чтобы проводить старый год. Закусили, посмеялись. Вспомнили кто успехи, кто неудачи. Только мне ничего говорить не хотелось да Данилов молчал, продолжая сверлить меня взглядом.
Стоило моей соседке подняться со своего места, чтобы чем-то помочь Ольке на кухне, как ужас всего моего детства ловко поменял тарелки и уселся рядом, прижавшись ногой к моей ноге.
- Татка! Какая ты красавица стала! – не смущаясь гостей, восхищённо заявил он. – И всегда была – глаз не отвести, а сейчас просто как картинка!
- Данилов, тебе лишнего, что ли, уже налили? – попыталась я перевести всё в шутку, потому что жутко смутилась от его откровенности.
- Вообще не пил, - глядя мне в глаза, заявил честно. – И не собираюсь, а то…Впрочем, неважно. Расскажи лучше, чем ты занимаешься?
- Учусь. – Пожала плечами. – Закончила школу, поступила в институт. Два года доучиться осталось, потом пойду работать. Может, замуж кто позовёт – тогда замуж выйду.
- А что, пока никто не позвал?
Мне показалось, что я уже почти пылаю, как факел. Так, лучшая защита – это нападение.
- И чего ты такой любопытный, Данилов?! Сам-то о себе молчишь. А меня пытаешь.
Конечно, меня не слишком интересовало, где он пропадал пять лет.
Помню, когда я пришла первого сентября в десятый класс и не увидела его долговязой фигуры, облегчённо выдохнула – не хотелось вновь вести войну. Мне никто не мешал учиться, никто не устраивал маленькие и не очень розыгрыши, ни на кого больше не ругались учителя «Данилов! Ну, почему опять ты?!»
И всё же было очень скучно.
Правда, понимание этого пришло не сразу, а, наверное, тогда, когда на день учителя никто не рядился в самых нелюбимых учителей и не пародировал их, рассекая по всей школе в парике и дурацкой бабушкиной юбке. Или когда на новый год на дискотеке никто так и не переоделся разбойником и не стал гоняться за девчонками, требуя с них выкуп в виде поцелуя. Я, кстати, никогда не попадалась в руки этого «разбойника».
Потом я повзрослела и встретила того, кого посчитала своей первой любовью. Но почему-то ничего не вышло – мне были настолько неприятны его прикосновения, что хотелось поморщиться. За первой пришла вторая любовь, потом третья, но всё казалось – не то, не тот.
А кто должен быть тем, так и не почувствовала до сих пор.
- Я тоже учился, Татка, - между тем, оказывается, ответил мне Данилов. – Потом служить призвали. Полгода как на гражданку пришёл и на работу устроился, но подумываю в армию вернуться. Там такие, как я, нужны.
- Какие? – вдруг заинтересовалась.
- Готовые действовать. Не теряющиеся в трудных ситуациях.
Костик вдруг замолчал, и в этой недоговорённости мне почудилось что-то страшное. Видимо, в трудные ситуации ему приходилось попадать не раз. Только разве же он признается?
Между нами повисло молчание. Именно в этот момент вернулась моя прошлая соседка и принялась возмущаться самоуправством.
- А нигде не написано, что мальчики должны сидеть отдельно, девочки отдельно, - знакомым проказливым тоном заявил Данилов, придвигаясь ближе к моему стулу. – И вообще, места свободного полно.
Одним словом, Костик остался рядом со мной, продолжая смущать своей неправильной близостью. И, возможно, это глупость, но в тот момент, когда часы били двенадцать и все девчонки торопливо писали на листочках желания, жгли эти бумажки и давились недогоревшими клочками бумаги, я просто подумала «Желаю, чтобы…» и посмотрела на своего соседа. Честное слово, это был случайный взгляд, но я почему-то так и не смогла оторваться от его тёплых карих глаз и выпила свой бокал шампанского, так и глядя на Данилова.
А он только пригубил вино и налил себе в бокал сок.
Странно-то как!
Когда за окном началась праздничная канонада, мы тоже стали собираться на улицу. Парни шарили по карманам в поисках спичек и зажигалок, девушки толкались в комнатах, торопливо меняя праздничные блестящие лоскутки на тёплые джинсы и свитера.
Я управилась раньше остальных, потому что так и не успела переодеться перед приходом гостей – всё равно ведь собиралась сбежать. Застегнула куртку и вышла из подъезда. В воздухе чувствовался лёгкий морозец, кружились редкие снежинки. Они падали на землю, на рукава и волосы и не таяли. Казалось, что фонари завешаны полупрозрачной кисеёй, которая искрится под желтоватым светом.
- Замёрзнешь.
Чужие руки быстро натянули мне на голову капюшон.
- Данилов! Вот вечно тебе всё надо!
Кто же это ещё посмел бы меня раздражать?
- О тебе же забочусь, вредина.
- Я уже не маленькая, - буркнула обиженно, но капюшон не сняла – так действительно было уютнее.
- С этим можно поспорить, - фыркнул Данилов и прижался к моей спине.
Конечно, сделал он это для того, чтобы показать нашу разницу в росте, но я вдруг почувствовала – а так в спину не дует, пусть стоит. Ещё и по пути поддержит, если случайно оступлюсь или поскользнусь.
Но он всё же отошёл. Недалеко, но в глубине души родилось разочарование.
Не поняла…
Это что мне сейчас в голову пришло?!
Размышлять долго не получилось – девчонки высыпались на улицу, и шумной толпой мы двинулись к центру ночной новогодней жизни. Народа становилось всё больше и больше, словно и впрямь весь город покинул свои квартиры. В толпе не хотелось потеряться, но я не присматривалась, кто во что был одет, чтобы следить за друзьями. Так что моим единственным ориентиром сейчас оставалась широкоплечая высоченная фигура Данилова.
В какой-то момент он обернулся, понял, что я следую за ним, и подтянул меня к себе поближе, обняв за плечи. Рядом с ним стало уютно, и празднующий народ толкаться перестал. Кажется, Данилов большинству внушал опасения.
Так вместе мы прошли через всю площадь, отданную под гуляния. Вокруг орали, вопили и хохотали люди, взрывались петарды, где-то неподалёку со свистом взлетали в воздух заряды римских свечей. Наших товарищей мы так и не нашли – в такой толпе не мудрено потеряться.
- Будем проталкиваться назад или по кругу обойдём? – склонившись к самому уху, почти касаясь губами моей кожи, спросил Данилов.
- По кругу, - пришлось почти крикнуть в ответ.
Просто я вдруг поняла: если попытаюсь повторить его манёвр и поверну голову, или просто не дотянусь до уха, или сама поцелую. Слишком близко. Слишком непривычно. Слишком… волнующе?
Костик перехватил меня за руку, крепко стиснув запястье, как будто держал маленького ребёнка, и принялся вновь прорезать людской океан, как ледокол. А я пыталась разобраться в своих чувствах – и ничего не понимала. Это же Данилов – моя вечная заноза во всех частях тела! Тот самый Данилов, который мне жизни не давал, вечно издевался, смеялся надо мной и пакостил. Какое тут может быть волнение?!
Толпа закончилась неожиданно – мы зашли во двор многоэтажки, которая скрыла от нас шум голосов. Детская площадка радовала глаз заснеженной горкой, покачивающимися качелями и остатками фейерверков. С одной лавочки снег был счищен с особым тщанием. Видимо, именно её занимали местные бабушки-старушки, выходившие на променад. Но сейчас туда устремился Данилов, ведя за собой меня.
- Татка, что с тобой? Устала? – усевшись сам и усадив меня к себе на колено, вдруг спросил он. – Такая весёлая была – и вдруг как потухла.
