Глава 1. Няне-планетяне
Холодная тень ночи опустилась на город, скрывая своим полотном тайны детского сада номер восемь. Тяжелые тучи сковывали свет восходящей луны, словно та была их пленницей. Рыжий свет фонарей освещал падающие хлопья снега.
Я крепко сжимала холодные цепи качели. Изо рта, в морозный воздух, вываливался белый пар. Во дворе сада было тихо и пусто, словно жизнь покинула это место. Других ребят давно забрали родители, а меня снова забыли.
Невеселая воспитательница, как надутый голубь, сидела на лавке и мрачно бурчала себе что-то под нос. Она всегда одевалась как модели в маминых журналах: мини юбка, мини куртка, минимозг. Волосы воспитательница собрала в высокий хвост, а на ее ушах висели серьги-кольца.
Мне было стыдно, что ей приходится за мной смотреть лишний час, за который ей, конечно же, никто не заплатит. Я с тревогой посматривала на сетчатый, высокий забор, который окружал сад. Через него едва проглядывалась улица и тени прохожих.
Тем вечером из садика, меня почему-то пришли забирать брат с сестрой. Воспитательница метнула на них сердитый взгляд. Её губы, окрашенные коричневой помадой сжались до тонкой линии, словно собирались выплюнуть что-то неприятное.
Воспитательница поднялась со скамейки, разгладила руками складки на юбке, и сердито сузив глаза, пошла навстречу к моим родным. Я радостно схватила мешок с садиковскими вещами и побежала следом.
— Вы время видели? — вдруг прокричала она моему брату Вите. Он был самый взрослый из нас. Ему было уже семнадцать лет, а сестре десять.
Брат состроил зловредное выражение лица. От этого показались его острые белые клыки, а щетина и жесткие черные волосы, лишь добавили хищности его взгляду. Я боялась брата. Он всегда казался злым, жестоким и агрессивным. Сестра Таня, наоборот, была невероятно обаятельной, со своими длинными черными косичками, ямочками на щеках и подбородке.
— Ладно, забирайте ваше счастье, — устало выдохнула воспитательница. — Кстати, почему у Наташи светлые волосы? Вон у вас у всех черные и у родителей черные, а она светленькая какая-то.
— Подкидыш, — равнодушно сказал Витя и махнул рукой. Под светом фонарей его глаза казались совершенно черными, как и у сестры. — Мася, пошли домой.
Я кивнула. Воспитательница положила руку на мое плечо. Она нагнулась ко мне, сдула со своего лица белый крашенный локон и протянула ко мне свои тонкие бледные руки.
— Шарф затяни, замерзнешь же. Все с тобой наперекосяк, — прошептала она и ледяными пальцами затянула колючий шарф на моей шее.
Витя с Таней ушли вперед, а я нудно тащилась следом, то и дело проваливаясь в высокие сугробы. Белые куски снега облепили мою шубу из собачей шерсти. Каждый шаг становился все тяжелей, словно что-то тянуло меня вниз. Брат с сестрой смеялись, бросались снежками, а я пыталась их не потерять из виду. Я тихо ненавидела свою шубу.
Во-первых она пахла собакой, а во-вторых это чувствовала не только я, но и псины со всего двора. Иногда они хватали зубами меня за этот меховой кошмар и пытались его утащить куда-то. Вместе со мной, в придачу.
Детский сад находился через три двора от нашего дома. Привычная дорожка затерялась где-то под снегом и мы проходили дворы наискось. Мимо заснеженных ив, скамеек, ржавых заборов к девятиэтажке в которой жили.
Наш дом был похож на остальные — высокий улей с горящими огнями в окнах, но в этот вечер что-то было с ним не так. Толпа зевак окружила наш подъезд. Так много людей собираются обычно только на свадьбы или похороны. Тревожное предчувствие проникло в мое сознание. Любопытные брат с сестрой, побежали вперед к толпе, а я с трудом тащилась по сугробам следом.
И когда я наконец добралась к нашей парадной, то увидела как безразличные милиционеры выносят два огромных черных мешка из нашего подъезда.
Подойдя к брату, я дернула его за подол куртки и спросила, что произошло. Он повернулся ко мне. Его черные глаза сузились до тонких линий. Он расплылся в хищной улыбке и ответил:
— Это твоих родителей выносят.
Я дернула за рукав сестру, но та лишь зловредно засмеялась.
В тот момент моя душа словно онемела. Казалось, что я сплю и вижу дурной сон. Но вскоре из арки между домами вышли, держась за руки мои родители. Мама выглядела, как всегда, великолепно. Её черные волосы с химической завивкой были идеально уложены. Она шла в утепленном костюме-пенале и своих любимых тонких колготках с узором в виде розы на голени. А папа, как всегда, был суров и брутален, в шапке-ушанке и здоровенном полушубке.
Родители спросили брата, что произошло, но ответа я уже не слышала. Я Смотрела на лицо матери и пыталась понять как так получилось, что она была одновременно и в мешке, и здесь.
Позже дома, мы спокойно отужинали старым борщом, который мама сварила еще на выходных. Я сидела, смотрела на нее. Губы, в красной помаде, двигались, она что-то говорила, но звуки не складывались в слова, и моя душа словно осталась там, валяться на холодном мокром снегу.
Родители и сестра дружно кричали, ругались, смеялись, что-то обсуждали, а я все еще сидела, глядя на них, так пристально, как никогда раньше.
Когда ужин остался позади, я спросила сестру, как так вышло, что родители тут, если их увезли. Сестра то ли из глупости, то ли из детской жестокости ответила, что это не настоящие родители, а наших увезли в тех черных мешках. Я ее спросила, а почему тогда она их не убьет, раз они убили наших родителей, но Таня и тут нашла ответ.
Пригнувшись ко мне, так, чтобы никто не слышал, сестра сказала, что если поддельные родители узнают, что мы раскрыли их план, то они приготовят нас на ужин и сожрут. Мне не хотелось, чтобы последняя память о наших родителях стала ужином каких-то инопланетных пришельцев, которые приняли их облик. Откуда вообще взялась мысль о пришельцах, сейчас и не вспомнить.
Мы с Таней как обычно почистили зубы, помылись, легли спать. А когда начался новый день — началась новая Я.
Вначале я поняла, что мне нечего терять и не за что держаться, ну а потом поняла, что без родителей могу делать все, что захочу, и эти инопланетные существа меня не остановят!
Ну что, переходим к первой истории?
В те времена большинство детей проводили свои ранние годы на отсидке в детском саду. Это место, где вас учат ходить в шеренге, держаться за руки и говорить “волшебные слова”, даже когда извиняться или благодарить не за что. Там вы спите в холодных комнатах с блеклыми стенами и одноместными кроватями, главным украшением которых были подушки с зеленой надписью “Минздрав - 1989”. И все это в окружении других детей отбывающих срок в саду. Но похоже, что многим из них эта участь нравилась.
Однажды на площадке я познакомилась с девочкой, ее звали Аня. Казалось, что она, как и я, свободно мыслила, и когда я ей предложила устроить побег, она кивнула! Сложно передать словами ту радость, которую я испытала, когда она молча слушала мой план побега.
План был предельно прост: добыть железную ложку из столовой, обточить камнем кончик, выцыганить из медпункта бинты, и, конечно сделать подкоп. Когда я рассказала все это Ане, она извлекла из носа козявку и слопала ее. Это было смешно. Но подкоп дело нелегкое и действовать нужно было быстро.
Я оставила Аню в беседке, дожидаться моего возвращения, а сама оценила обстановку. Территория детского сада контролировалась женщинами, которых все почему-то называли нянечками. У них были длинные имена, которые другие люди любили запоминать и использовать с умным видом во время общения. Но я считала это унизительным — запоминать все эти сложные, витиеватые имена! Ведь у каждого человека есть имя, а это же как нужно заморочиться, чтоб всех запомнить! Дома меня просто звали Масей. Иногда воспитательницы пытались мне присвоить имя Наташа, но я в этой игре не участвовала и просто их игнорировала. И вообще если женщина работает няней, значит ее и звать нужно соответственно - Няня, а все эти двойные имена пусть остаются для тех, кому это нравится.
Я еще раз вгляделась в двор и поняла, что одна из нянь несет компот для детей. Она огромными руками тащила из здания садика здоровенную красную кастрюлю в белый горошек. Вторая снимала какого-то мальчишку с дерева. В тот момент она мне казалась ведьмой, которая тянула корявые ручища к беззащитной жертве. Я отвернулась, не желая это видеть.
Дальше было окно на кухню. Оно было открыто и никем не охранялось. Снаружи. Это был тот самый момент, который нужно ловить, словно таинственный знак, отправленный мне судьбой.
В тот момент, я была уверена, что если хорошо разогнаться, то можно взбежать по стене и запрыгнуть в окно. Как Джеки Чан в своих фильмах.
Забыв о времени и планах, я раз за разом разгонялась и врезалась в стену, пока все-таки не получилось вскарабкаться, и ухватиться за раму открытого окна.
Мое сердце бешено колотилось. Упираясь ногами в стену я подтянулась, начала лезть в окно, даже не подозревая того кошмара, который там увижу.
Краснолицая, рыхлая кухарка высунулась в окно. Ее взгляд казался безумным, а из рта, как мне тогда казалось, текла белая пена.
Она начала хрипло кричать, как демон. Угрожала, что все расскажет кому-то. Но ее вопли слились в один белый шум, перебиваемый моими мыслями: “вот какие эти люди на самом деле, и почему другие дети этого не замечают?” Тогда я была уверена, что лишь одна вижу ее настоящее лицо.
Кухарка схватилась за живот и закашлялась. Тут меня осенило, что она не демон, а инопланетянин. Значит взрослых уже давно заменили инопланетяне, и никто кроме меня этого не знает.
Злые няни вытащили меня из окна, начали нести всякую ахинею про поведение и правила, но я не обращала на крики внимания, потому что точно знала — если проколюсь, то они приготовят в духовке всех детей и сожрут на ужин.
Чтобы защитить наивных слепцов, с которыми приходилось делить комнату для сна, я кивнула, извинилась и сказала, что больше так не буду. Да, так я поступать действительно не буду.
Когда няни и кухарки успокоились, я поняла, что нужно было действовать так же, как и остальные дети: просто подниматься в здание садика по скучной лестнице. Это казалось жутко унизительным и нелогичным. Но делать было нечего, пришлось идти. Ведь на кону жизни других!
На моих плечах лежала тяжесть секрета, который только что узнала. Я не знала, поняли ли взрослые, что их инопланетное происхождение раскрыто, но все же решила рискнуть и пошла к лестнице. Розовощекая няня мне кивнула, улыбнулась и даже погладила по голове. Возможно это был намек, что ей все известно, и теперь она сообщит об этом главному чудовищу — моей воспитательнице, имя которой я принципиально не запоминала.
Я, как могла, по-детски улыбнулась няне, а она, наивная, решила, что у меня болит живот и предложила отвести к медсестре. Ну, а там второй пункт моего плана - бинт! Зачем мне именно нужен был бинт, я до конца сама не понимала. Но очень хотелось его заполучить. Может я смогу с его помощью обезвредить нянь-пришельцев.
Путь к медсестре мне не нравился. Он пролегал через длинный, коричневый коридор с деревянной облицовкой, потрепанным бордовым линолеумом и фотографиями детей, о которых я ничего не знала. Хотя может быть, это были портреты знаменитых детей, которые в моем возрасте уже совершили великие дела? Такая мысль больно кольнула мое самолюбие, ведь мне уже четыре года или где-то около того, а я еще ничего не умела. На одной из фотографий была светловолосая девочка с красивой улыбкой, очень похожая на меня, но я не сделала ничего такого, чтобы висеть на этой стене, значит это была не я, а какая-то другая девочка.
Кабинет медсестры напоминал сильно освещенную каморку. Я сказала темноволосой женщине в белом халате, что у меня болит живот. Инопланетянин, которую называли медсестрой, спросила, как болит остро или не остро. Я ее спросила, что это значит, и она ответила, что болит как будто тебя ножом режут или кишки крутят. После слова “нож”, поняла, что меня раскрыли и теперь намекают на расправу. Но все же пошла на риск и спросила, могу ли взять немного бинта для игр с Анечкой, но мне почему-то отказали.
В расстроенных чувствах я вышла из здания сада и решила рыть подкоп подручными средствами, то есть руками, ветками и камнями.
Я рыла, рыла, пока руки не начали жечь мозоли. Но я не останавливалась.
Шли дни. Мы приходили в садик. Я обещала Анечке, жующей тараканов, что еще немного и мы выберемся на свободу. Она кивала, а я отправлялась копать дальше. Потом нас кормили мерзкой едой, укладывали спать, а после пытки сном я шла рыть снова.
Иногда другие дети подходили и спрашивали, чем я занимаюсь и, получив странный, по их мнению, ответ, садились копать рядом. Со временем полгруппы стали моими единомышленниками. Хотя мне часто казалось, что остальные совершенно не понимали зачем мы роем. А некоторым, похоже просто нравилось копать.
Не знаю, сколько прошло дней или недель, но нянечки вдруг заинтересовались чем мы занимаемся. Я, как обычно, молчала, делала вид, что не понимаю человеческого языка, но один из нашего отряда копателей оказался предателем. Он все рассказал воспитательнице, и мою яму безжалостно зарыли. С тех пор я больше никогда не разговаривала с ним. Потом я поняла, что других детей устраивают няни-инопланетяне и они совсем не хотят, чтобы их спасали. Это меня сильно разочаровало, но не остановило. Значит буду спасать саму себя!
Мне хотелось плакать, но разве инопланетяне способны понять детские слезы? Нет! Поэтому я решила проверить забор, которым нас окружили, на изъяны. Мое удивление было огромным, когда выяснилось, что щель между железными блоками забора на углу больше, чем в остальных местах. Хорошенько втянув живот, можно было спокойно выходить и заходить на территорию садика. Но я понимала, что пока нянечки за нами следят, далеко убежать не получится. Поэтому решила понаблюдать за взрослыми, изучить их повадки и привычки, чтобы понять, как пробраться мимо их внимания и найти.
Оказалось, что няни особо не следили за нами. Они часто собирались в беседке и увлеченно болтали, оставляя нас без присмотра. Но одна из них, с седыми волосами, строго за всеми следила. Если кто-то плакал, она моментально бежала на помощь.
Со временем стало ясно, что если ее чем-то отвлечь, то может получиться убежать до ближайшей арки, а там уже и свобода!
Но осуществить этот план казалось не просто.
Вначале я решила упасть с дерева. И вместо того чтобы ее отвлечь седовласую, я ее наоборот привлекла. Это была тактическая ошибка. Но из нее я получила урок: нужно было чтобы с дерева упал кто-то другой!
Один из ребят, его звали Коля, давно ходил за мной следом, зачем-то слюнявил мне руки и признавался в любви. Он говорил, что сделает все-все ради одного поцелуя. Его влюбленность мне казалась признаком умственной отсталости. Но раз нужно было спасать планету от инопланетных захватчиков, очевидно, что одного слабоумного можно и в жертву принести для великого дела.
Я честно объяснила Коле весь план. Он согласился упасть с дерева, а мне пришлось поцеловать его слюнявую щеку! Это было ужасно. Вкус тех слюней преследовал меня до самого вечера. Но, честь ему и хвала, он мастерски шлепнулся на траву, ничего не сломал, но при этом действительно громко орал. Нянечки рванули к нему на помощь, ну а я пролезла через щель забора.
