– Ты хочешь, чтобы я прекратил? – тихо выдохнул я. Джулия с силой затрясла головой.
Нет! Нет! Нет! То, чего она хотела в эту минуту нельзя было выразить словами, просто невозможно.
В моих глазах сверкнуло удовлетворение, и я улыбнулся какой-то неживой улыбкой, мои ресницы опустились вниз. Я уткнулся в ложбинку между грудями и стал с жадностью, страстью исследовать Джулию губами и самым кончиком языка. Моё теплое дыхание, которое скользило по нежной и горячей коже этой безумной девушки, поднимало в ней жгучие волны возбуждения, которые доходили до самых кончиков пальцев, как электрические разряды.
Я поднял Джулию с кровати, сдёрнул лямки платья с её плеч, и оно начало сползать. На секунду оно задержалось на бёдрах Джулии, сделав её похожей на прекрасную ожившую античную статую, ноги которой задрапированы чёрной тканью. Я пристально смотрел на неё, медленно переводя взгляд сверху вниз, не оставляя без внимания ни один из изгибов её сексуального тела. Затем за мои взглядом последовали мои руки, которые тоже ничего не пропустили, ни один миллиметр её тела. С груди мои руки соскользнули на стройную талию, затем обхватили манящие бёдра и вместе с соскальзывающим платьем спустились по ногам на пол. Платье с чуть слышным шуршанием смялась и прикрыла щиколотки Джулии.
Моё выражение лица было таким, словно я испытывал сильную боль. Джулия наверняка думала, что сейчас со мной твориться что-то странное, не понятное ей. Но она продолжала стоять неподвижно, прижав руки к бокам, а где-то в глубине её сердца, она переставала меня ненавидеть , презирать, как всех тех, кто был в казино, в ней рождалась трепетная нежность. Её никогда не боготворили прежде, никогда не возносили и не поклонялись ей. Никогда она не испытывала такого жгучего и столь необычного, удивительного желание, которое сейчас охватило её полностью, до последней клеточки – отдать себя. Я знал, она хотела меня, хотела делать то, что должно понравиться мне, в эту минуту она хотела стать такой, которая понравиться мне. Я чувствовал, что ей кажется, что она создана только для того, чтобы отдаться мне, тому, кто смог понять её, увидеть, вознести и боготворить. Ей нестерпимо хотелось утолить голод, который поразил её тело и душу.
Мои настойчивые пальцы требовательно сжали её упругие бёдра, когда я встал на колени и притянул её к себе. Положив руки мне на плечи и закрыв глаза, Джулия запрокинула голову, и волна её волос упала ей на спину. От влажного, жаркого, требующего, почти молящего прикосновения моего языка, кружившего вокруг пупка, у Джулии перехватило дыхание, она с силой сжала свои пальцы на моих плечах и томно, тихонечко простонала. По мышцам её плоского живота пробежал огонь возбуждения и наслаждения. Я языком спустила ниже, туда, куда до этого нельзя было. Её ноги задрожали, пальцы ещё сильнее впились в мои плечи, я почувствовал покалывания от её ногтей.
Я чувствовал, как её бёдра сжимались, и она стонала. Весь мир перевернулся с ног на голову. Меня понесло куда-то далеко, в не отмеченную ни на какой карте страну, которой правят только чувства, страсть, возбуждение, наслаждение.
Очень тщательно, ни на секунду не отрываясь от своего занятия, я исследовал подвижные складки её кожи, ощупывал кончиком языка гладкие лепестки, слизывая и впитывая в себя её эссенцию. Я требовал её ответа, побуждал её, умолял ответить мне, снизойти до меня, до труса, который бежал от себя. Пальцы Джулии забрались в мои волосы, стали перебирать их. А я углубился языком и добрался до самого сокровенного источника наслаждений и с осторожностью, нежностью начал ласкать его. Я слышал, как из её груди вырывается тихий стон, чувствовал, как дрожат её коленки, как цепляется она в мои волосы.
Затем она своими коготочками вцепилась мне в спину. Я почувствовал, как она с силой расцарапала мне кожу. Но она в порыве страсти даже не почувствовала, что сделала. Я, словно в ответ, сильнее руками сдавил её упругие бёдра, словно желал, чтобы эти пружинистые округлости влились в мои ладони. Потом моя рука двинулась туда, где до этого хозяйничал мой язык. Раздвинув влажные складки нежной кожи, я продолжил свои ласки.
Нахлынувшее на Джулию возбуждение и наслаждение было таким острым, неистовым, словно её ударило током, что её дыхание, её голос и весь этот вечер посередине бескрайнего океана слились воедино и стали уплывать куда то. Мы вдвоём смогли в этот вечер сбежать от реальности или ещё от чего-то. Очутиться там, где нет мере наслаждению и блаженству. Я увидел, как тело Джулии изогнулись, руки ослабли, по безвольно разжавшимся пальцам пробегали судороги. Она медленно оседала на пол, но ничего не могла с собой поделать.
Я поддержал её и помог опуститься на колени рядом с собой. Она тяжело дышала, я слышал, как бешено колотиться её сердце. Я притянул её ближе к себе и увидел, как в её глазах горит сумасшедший синий огонь. Она обняла меня, и я требовательно прильнул губами к её рту. Она сдалась, она уступила мне. Она больше е считает меня человеком, который выбрал жизнь суслика в своём тёплом гнезде. Джулия что-то с упоением пыталась пробормотать. Но я ей не дал. Мой жадный язык протолкнулся между её зубов, погрузился в тёплую глубину и начал исследовать её ротик. Не отрываясь от сладкого, дурманящего поцелуя я рукой пробрался между ножек Джулии и начал водить там ладонью.
Её тело с радостью восприняло мои прикосновения, её бедра задрожали от волнения и возбуждения. А она схватила свободной рукой мой член, который давно уже пульсировал от налившейся в него крови.
Тело Джулии звало меня, я чувствовал, слышал призывное биение её сердца, и я не мог не ответить. Она почувствовала, что сходит с ума от приступа возбуждённой страсти, которая сжигала её, била, как разряд тока по всему её телу. Разве в этот момент можно было сдержать это буйство внутри себя и не сойти с ума? Этому неистовству возбуждения и чувств нужен был выход, и я почувствовал, что если сейчас же не соединюсь с ней, то она выгорит внутри, сгорит заживо.
Джулия нащупала ворот моей рубашки, которая уже долго сдавливала мне шею и потянула пуговицу. Я решил прийти ей на помощь в нетерпении. Я одним рывком распахнул рубашку, буквально выдрав её из брюк. Джулия пыталась расстегнуть мой ремень, но её руки дрожали, возбуждение не давала и секунды покоя. Я нежно убрал её руку и расстегнул пряжку ремня сам. Через секунду заскользила вниз «молния». Я уже не стал останавливать её трепещущую руку, которая в нетерпении хотела пробраться к жаркой, раскалённой, возбуждённой плоти. Моё дыхание становилось прерывистым.
Джулия пальцами начала ласкать мой член, который был уже изрядно в смазке от вожделений. Он пульсировал и требовал жаркой плоти.
Я приподнял на ладонях её грудь и, затаив дыхание, словно боясь спугнуть момент, стал смотреть, как вытягиваются и морщинятся тёмно-розовые соски, окружённые яркими ореолами. Мои пальцы сами потянулись к этим манящим бутонам и принялись их осторожно массировать. Джулия застонала и крепче сжала в своей ладони мой член.
– Ты такая красивая, – тихо выдохнул я, как будто говорил сам себе.
– Я знаю, Стэн…ты тоже…м-м-м-м-м…
Её шёпот был почти не слышен, словно лёгкий шелест ветерка тёплой летней ночью. Я ещё сильнее сжал пальцами её грудь. Джулия ответила мне и ещё сильнее сдавила мой пульсирующий член.
Внезапно, я даже не понял как, мои руки оказались на её талии. Распрямив ноги, я сначала сел, а потом лёг на пол, увлекая за собой Джулию, которая вскрикнула от неожиданности.
Её бедра оказались зажаты моими коленями, и я потянул её выше, что бы она легла мне на грудь. Какое-то время Джулия лежала так на мне, прижавшись ко мне, ощущая моё жаркое дыхание и прислушиваясь к глухим ударам моего сердца.
– Я уже давно хочу этого…– стонала она, – я вся мокренькая, Стэнли…м-м-м-м..
– И я очень хочу этого, – прошептал я, подтягивая её ещё выше. Джулия упёрлась ладонями в мои плечи и приподнялась, а затем не сводя с меня своего горящего взгляда и прикусив нижнюю губу, начала медленно сползать по мне. Я застонал от мучительного удовольствия. Отрывистое дыхание и безумные удары сердца говорили о надвигающейся буре, которая зарождалась во мне, которую я совсем не мог контролировать, которую я не мог и не хотел сдерживать. Но мне надо вернуть ей хоть чуточку того исступлённого восторга, который она мне давала, я должен наполнить каждую её клеточку таким же возбуждением, такой же безудержной волной удовольствия.
Она сползла ещё ниже и вскрикнула от наслаждения. Я уперся руками в пол и одним мощным рывком поднял свой корпус глубоко проник в неё.
– А-а-а-а-а! – Закричала Джулия и зажмурилась. Из её глаз брызнули слёзы. Но через секунду она завыла от наслаждения. Я полностью завладел ею. Она ухватилась за мои плечи, она приняла меня в себе и уже сама требовала оттрахать её, взять в этот вечер всё её естество. Я хотел её, хотел её безумно. Я начал двигать корпусом быстрее и быстрее. Она громко стонала и впивалась когтями мне в грудь. В момент наивысшего блаженства мы слились в едином движении, в единой безумном, животном порыве. Она закричали. По нашим телам, как молния проскользнула судорога. Все мышцы напряглись и одновременно разжались. Мы без чувств свалились на пол.
– Мы всё таки живы…– тихо сказала она и счастливыми глазами уставилась в потолок.
Спрятаться от боли каждый может,
но не каждый — открыться жизни.
Жизнь — она для тех,
кто после пепелища осмелится возродиться.
Мария Фариса. (Сказки для беспокойных)
После очередного звонка телефона я всё же встал, лениво дополз до ванной и посмотрел на себя в зеркало.
Я не помнил какое сегодня число. Даже месяц с трудом мог бы сказать. Я уже долго не писал свои дневники и многое в моей памяти под влиянием времени, алкоголя и наркотиков начало стираться, растворяться в тумане. Я начинал путаться, что и когда со мной произошло, некоторые вещи казались мне нереальными, словно это был сон или галлюцинации.
Я не стал убегать от себя и от своего прошлого. Я его принял, но залил туманом и поэтому по-настоящему легче мне не становилось. Всё превратилось в запутанный клубок, который, казалось, очень сложно будет распутать, да и распутывать его не хотелось. Мысли начали путаться, в них было уже с трудом разобраться, настоящий лабиринт, который часто заканчивался тупиками.
Я смотрел на себя в зеркало. Смотрел долго, словно тот, кто был по ту сторону вцепился в меня и не отпускал. На той стороне я видел уставшее с впалыми глазами и сильной щетиной лицо, я никак не мог поверить, что оно моё. Все мои юношеские, почти детские черты исчезли, оно стало более грубым, твёрдым что ли. Если меня начал бы кто ни будь внимательно рассматривать, то даже не понял бы моих настоящих мыслей.
Я дальше продолжил разглядывать себя, как будто в зеркало на меня смотрел не я, а кто-то другой, незнакомец, который с таким же любопытством и внимательностью всматривался в меня. И вот наши глаза встретились. Нет, это был не незнакомец, а я, который уже давно не знал куда мчится поток его жизни, который когда-то пытался плыть против течения, а сейчас бросил всё это и поддался ему. Это очень удобно: перестать сопротивляться. Становиться меньше «глупых» мыслей о том, что надо менять мир, что мир должен обязательно прогибаться под тебя, что он вертится вокруг тебя. Расслабляешься и всё – ты уже в потоке таких же, утративших цели, серых людей. Для многих это становится «зоной комфорта». Многие думают, что они даже счастливы, даже не подозревая, что их настоящее я давно заперто глубоко-глубоко внутри. И получается, что для многих смерть становится страшной штукой не потому, что будет больно физически, а потому, что будет больно внутри, когда настоящее, подлинное «я» выйдет наружу и с ним придётся объясняться за эту сраную жизнь.
Я в детстве очень боялся становиться взрослым, потому что я прекрасно видел, что жизнь делает с людьми – превращая их в серое дерьмо: пустая жизнь, ни амбиций, ни желаний, безмозглое , до ужаса скучное, застывшее в будничной возне, существование. Да, не жизнь, а жалкое существование не пойми за чем. И я видел в отражении того, в которого я так боялся превратиться: в серую мышь без амбиций и желания наслаждаться этой жизнью, залив её серой краской уныния и безысходности. Я вспомнил девушку с корабля, которая была права: мы так скучно и убого живём, как будто у нас ещё в загашнике есть вторая, запасная жизнь и мы спокойно эту проживём, как испуганные твари, а потом уж как воспользуемся второй, уж ни одного шанса не упустим, не струсим ни перед одной опасностью, не заткнёмся, когда босс будет орать, не побоимся защитить девушку в метро, к которой пристали отбитые молодчики, набьём татуировку на всю спину, обкуримся марихуаны и прыгнем с парашютом над голубым заливом, перестанем стесняться настоящих своих желаний в постели, поймём, что догги-стайл и наездница это всего лишь маленькая разминка перед настоящим сексом. Вот какая будет отвязная запасная жизнь, на всю катушку! А эту мы так, тихонечко проживём, спокойно, отсидимся, искоса поглядывая на тех, кто решил, что надо жить здесь и сейчас, что дополнительного времени не будет и крутим у виска, думая про себя какой же это дурак, что не стал так же тихонечко сидеть в своей конуре, купленной по ипотеке на двадцать лет. Но самое страшное, что действительно нет никакой другой жизни, а большинство не верит этому, сидит и ждёт, не зная чего. Как не прискорбно это осознавать, но жизнь одна и при этом она летит мимо со скоростью сверхзвукового поезда. Щёлк пальцами и уже завтра, ещё раз – и уже начало нового месяца, щёлк ещё – уже Новый Год, а там уже перестаёшь даже замечать, как меняются времена года, как появляется седина, ослабевают мышцы, кожа бледнеет, обвисает, морщины становятся всё глубже и ты уже на финальной прямой, ещё чуть-чуть и жизнь закончится, так и не успев по настоящему начаться. Многие не осознают, но машина времени давно уже изобретена. Я в детстве мечтал, что сяду в такую и перелечу на двадцать лет вперёд и п осмотрю как оно всё будет. Но вот уже двадцать лет прошло, словно один миг, словно вся моя жизнь состояла только из вчера. Только самое страшное в этой машине, что вернуться назад уже нельзя. Нельзя сесть в неё, что бы она снова перенесла тебя назад и прожить жизнь уже зная всё наперёд. Уже ничего не изменить. Но нельзя изменить то, что уже произошло, но можно поменять будущее, перестать быть в мнимой «зоне комфорта» и сделать свою решающую ставку.
Я зажмурился и отвернулся от зеркала. Сжал зубы в порыве ненависти к себе так, что заскрипели зубы.
Так-так-так! Я же записал всё, что мне нужно было во время звонка. Где же листок? Где он, чёрт бы его побрал!
Вот он! Я вцепился взглядом на листок на столе. На нём небрежным подчерком было написано:
«Кловерфилд 18, 11 октября, 19:00»
Меня пригласили в качестве Верха на тематическую вечеринку и если я тот тип с запасной жизнью, то не стоит ехать. Но я не он – я поеду!
Какое сегодня число?
Я включил телефон: 11 октября, 17:21.
Это же сегодня!
Я быстро умылся, привёл себя в порядок и начал собирать свой чемодан.
Что может мне понадобиться на тематической вечеринке? Маска чёрной пантеры, плётки и верёвки. Думаю, такого небольшого набора мне вполне хватит.
Нет! Нет! Нет! То, чего она хотела в эту минуту нельзя было выразить словами, просто невозможно.
В моих глазах сверкнуло удовлетворение, и я улыбнулся какой-то неживой улыбкой, мои ресницы опустились вниз. Я уткнулся в ложбинку между грудями и стал с жадностью, страстью исследовать Джулию губами и самым кончиком языка. Моё теплое дыхание, которое скользило по нежной и горячей коже этой безумной девушки, поднимало в ней жгучие волны возбуждения, которые доходили до самых кончиков пальцев, как электрические разряды.
Я поднял Джулию с кровати, сдёрнул лямки платья с её плеч, и оно начало сползать. На секунду оно задержалось на бёдрах Джулии, сделав её похожей на прекрасную ожившую античную статую, ноги которой задрапированы чёрной тканью. Я пристально смотрел на неё, медленно переводя взгляд сверху вниз, не оставляя без внимания ни один из изгибов её сексуального тела. Затем за мои взглядом последовали мои руки, которые тоже ничего не пропустили, ни один миллиметр её тела. С груди мои руки соскользнули на стройную талию, затем обхватили манящие бёдра и вместе с соскальзывающим платьем спустились по ногам на пол. Платье с чуть слышным шуршанием смялась и прикрыла щиколотки Джулии.
Моё выражение лица было таким, словно я испытывал сильную боль. Джулия наверняка думала, что сейчас со мной твориться что-то странное, не понятное ей. Но она продолжала стоять неподвижно, прижав руки к бокам, а где-то в глубине её сердца, она переставала меня ненавидеть , презирать, как всех тех, кто был в казино, в ней рождалась трепетная нежность. Её никогда не боготворили прежде, никогда не возносили и не поклонялись ей. Никогда она не испытывала такого жгучего и столь необычного, удивительного желание, которое сейчас охватило её полностью, до последней клеточки – отдать себя. Я знал, она хотела меня, хотела делать то, что должно понравиться мне, в эту минуту она хотела стать такой, которая понравиться мне. Я чувствовал, что ей кажется, что она создана только для того, чтобы отдаться мне, тому, кто смог понять её, увидеть, вознести и боготворить. Ей нестерпимо хотелось утолить голод, который поразил её тело и душу.
Мои настойчивые пальцы требовательно сжали её упругие бёдра, когда я встал на колени и притянул её к себе. Положив руки мне на плечи и закрыв глаза, Джулия запрокинула голову, и волна её волос упала ей на спину. От влажного, жаркого, требующего, почти молящего прикосновения моего языка, кружившего вокруг пупка, у Джулии перехватило дыхание, она с силой сжала свои пальцы на моих плечах и томно, тихонечко простонала. По мышцам её плоского живота пробежал огонь возбуждения и наслаждения. Я языком спустила ниже, туда, куда до этого нельзя было. Её ноги задрожали, пальцы ещё сильнее впились в мои плечи, я почувствовал покалывания от её ногтей.
Я чувствовал, как её бёдра сжимались, и она стонала. Весь мир перевернулся с ног на голову. Меня понесло куда-то далеко, в не отмеченную ни на какой карте страну, которой правят только чувства, страсть, возбуждение, наслаждение.
Очень тщательно, ни на секунду не отрываясь от своего занятия, я исследовал подвижные складки её кожи, ощупывал кончиком языка гладкие лепестки, слизывая и впитывая в себя её эссенцию. Я требовал её ответа, побуждал её, умолял ответить мне, снизойти до меня, до труса, который бежал от себя. Пальцы Джулии забрались в мои волосы, стали перебирать их. А я углубился языком и добрался до самого сокровенного источника наслаждений и с осторожностью, нежностью начал ласкать его. Я слышал, как из её груди вырывается тихий стон, чувствовал, как дрожат её коленки, как цепляется она в мои волосы.
Затем она своими коготочками вцепилась мне в спину. Я почувствовал, как она с силой расцарапала мне кожу. Но она в порыве страсти даже не почувствовала, что сделала. Я, словно в ответ, сильнее руками сдавил её упругие бёдра, словно желал, чтобы эти пружинистые округлости влились в мои ладони. Потом моя рука двинулась туда, где до этого хозяйничал мой язык. Раздвинув влажные складки нежной кожи, я продолжил свои ласки.
Нахлынувшее на Джулию возбуждение и наслаждение было таким острым, неистовым, словно её ударило током, что её дыхание, её голос и весь этот вечер посередине бескрайнего океана слились воедино и стали уплывать куда то. Мы вдвоём смогли в этот вечер сбежать от реальности или ещё от чего-то. Очутиться там, где нет мере наслаждению и блаженству. Я увидел, как тело Джулии изогнулись, руки ослабли, по безвольно разжавшимся пальцам пробегали судороги. Она медленно оседала на пол, но ничего не могла с собой поделать.
Я поддержал её и помог опуститься на колени рядом с собой. Она тяжело дышала, я слышал, как бешено колотиться её сердце. Я притянул её ближе к себе и увидел, как в её глазах горит сумасшедший синий огонь. Она обняла меня, и я требовательно прильнул губами к её рту. Она сдалась, она уступила мне. Она больше е считает меня человеком, который выбрал жизнь суслика в своём тёплом гнезде. Джулия что-то с упоением пыталась пробормотать. Но я ей не дал. Мой жадный язык протолкнулся между её зубов, погрузился в тёплую глубину и начал исследовать её ротик. Не отрываясь от сладкого, дурманящего поцелуя я рукой пробрался между ножек Джулии и начал водить там ладонью.
Её тело с радостью восприняло мои прикосновения, её бедра задрожали от волнения и возбуждения. А она схватила свободной рукой мой член, который давно уже пульсировал от налившейся в него крови.
Тело Джулии звало меня, я чувствовал, слышал призывное биение её сердца, и я не мог не ответить. Она почувствовала, что сходит с ума от приступа возбуждённой страсти, которая сжигала её, била, как разряд тока по всему её телу. Разве в этот момент можно было сдержать это буйство внутри себя и не сойти с ума? Этому неистовству возбуждения и чувств нужен был выход, и я почувствовал, что если сейчас же не соединюсь с ней, то она выгорит внутри, сгорит заживо.
Джулия нащупала ворот моей рубашки, которая уже долго сдавливала мне шею и потянула пуговицу. Я решил прийти ей на помощь в нетерпении. Я одним рывком распахнул рубашку, буквально выдрав её из брюк. Джулия пыталась расстегнуть мой ремень, но её руки дрожали, возбуждение не давала и секунды покоя. Я нежно убрал её руку и расстегнул пряжку ремня сам. Через секунду заскользила вниз «молния». Я уже не стал останавливать её трепещущую руку, которая в нетерпении хотела пробраться к жаркой, раскалённой, возбуждённой плоти. Моё дыхание становилось прерывистым.
Джулия пальцами начала ласкать мой член, который был уже изрядно в смазке от вожделений. Он пульсировал и требовал жаркой плоти.
Я приподнял на ладонях её грудь и, затаив дыхание, словно боясь спугнуть момент, стал смотреть, как вытягиваются и морщинятся тёмно-розовые соски, окружённые яркими ореолами. Мои пальцы сами потянулись к этим манящим бутонам и принялись их осторожно массировать. Джулия застонала и крепче сжала в своей ладони мой член.
– Ты такая красивая, – тихо выдохнул я, как будто говорил сам себе.
– Я знаю, Стэн…ты тоже…м-м-м-м-м…
Её шёпот был почти не слышен, словно лёгкий шелест ветерка тёплой летней ночью. Я ещё сильнее сжал пальцами её грудь. Джулия ответила мне и ещё сильнее сдавила мой пульсирующий член.
Внезапно, я даже не понял как, мои руки оказались на её талии. Распрямив ноги, я сначала сел, а потом лёг на пол, увлекая за собой Джулию, которая вскрикнула от неожиданности.
Её бедра оказались зажаты моими коленями, и я потянул её выше, что бы она легла мне на грудь. Какое-то время Джулия лежала так на мне, прижавшись ко мне, ощущая моё жаркое дыхание и прислушиваясь к глухим ударам моего сердца.
– Я уже давно хочу этого…– стонала она, – я вся мокренькая, Стэнли…м-м-м-м..
– И я очень хочу этого, – прошептал я, подтягивая её ещё выше. Джулия упёрлась ладонями в мои плечи и приподнялась, а затем не сводя с меня своего горящего взгляда и прикусив нижнюю губу, начала медленно сползать по мне. Я застонал от мучительного удовольствия. Отрывистое дыхание и безумные удары сердца говорили о надвигающейся буре, которая зарождалась во мне, которую я совсем не мог контролировать, которую я не мог и не хотел сдерживать. Но мне надо вернуть ей хоть чуточку того исступлённого восторга, который она мне давала, я должен наполнить каждую её клеточку таким же возбуждением, такой же безудержной волной удовольствия.
Она сползла ещё ниже и вскрикнула от наслаждения. Я уперся руками в пол и одним мощным рывком поднял свой корпус глубоко проник в неё.
– А-а-а-а-а! – Закричала Джулия и зажмурилась. Из её глаз брызнули слёзы. Но через секунду она завыла от наслаждения. Я полностью завладел ею. Она ухватилась за мои плечи, она приняла меня в себе и уже сама требовала оттрахать её, взять в этот вечер всё её естество. Я хотел её, хотел её безумно. Я начал двигать корпусом быстрее и быстрее. Она громко стонала и впивалась когтями мне в грудь. В момент наивысшего блаженства мы слились в едином движении, в единой безумном, животном порыве. Она закричали. По нашим телам, как молния проскользнула судорога. Все мышцы напряглись и одновременно разжались. Мы без чувств свалились на пол.
– Мы всё таки живы…– тихо сказала она и счастливыми глазами уставилась в потолок.
Глава 36. Возрождение
Спрятаться от боли каждый может,
но не каждый — открыться жизни.
Жизнь — она для тех,
кто после пепелища осмелится возродиться.
Мария Фариса. (Сказки для беспокойных)
После очередного звонка телефона я всё же встал, лениво дополз до ванной и посмотрел на себя в зеркало.
Я не помнил какое сегодня число. Даже месяц с трудом мог бы сказать. Я уже долго не писал свои дневники и многое в моей памяти под влиянием времени, алкоголя и наркотиков начало стираться, растворяться в тумане. Я начинал путаться, что и когда со мной произошло, некоторые вещи казались мне нереальными, словно это был сон или галлюцинации.
Я не стал убегать от себя и от своего прошлого. Я его принял, но залил туманом и поэтому по-настоящему легче мне не становилось. Всё превратилось в запутанный клубок, который, казалось, очень сложно будет распутать, да и распутывать его не хотелось. Мысли начали путаться, в них было уже с трудом разобраться, настоящий лабиринт, который часто заканчивался тупиками.
***
Я смотрел на себя в зеркало. Смотрел долго, словно тот, кто был по ту сторону вцепился в меня и не отпускал. На той стороне я видел уставшее с впалыми глазами и сильной щетиной лицо, я никак не мог поверить, что оно моё. Все мои юношеские, почти детские черты исчезли, оно стало более грубым, твёрдым что ли. Если меня начал бы кто ни будь внимательно рассматривать, то даже не понял бы моих настоящих мыслей.
Я дальше продолжил разглядывать себя, как будто в зеркало на меня смотрел не я, а кто-то другой, незнакомец, который с таким же любопытством и внимательностью всматривался в меня. И вот наши глаза встретились. Нет, это был не незнакомец, а я, который уже давно не знал куда мчится поток его жизни, который когда-то пытался плыть против течения, а сейчас бросил всё это и поддался ему. Это очень удобно: перестать сопротивляться. Становиться меньше «глупых» мыслей о том, что надо менять мир, что мир должен обязательно прогибаться под тебя, что он вертится вокруг тебя. Расслабляешься и всё – ты уже в потоке таких же, утративших цели, серых людей. Для многих это становится «зоной комфорта». Многие думают, что они даже счастливы, даже не подозревая, что их настоящее я давно заперто глубоко-глубоко внутри. И получается, что для многих смерть становится страшной штукой не потому, что будет больно физически, а потому, что будет больно внутри, когда настоящее, подлинное «я» выйдет наружу и с ним придётся объясняться за эту сраную жизнь.
Я в детстве очень боялся становиться взрослым, потому что я прекрасно видел, что жизнь делает с людьми – превращая их в серое дерьмо: пустая жизнь, ни амбиций, ни желаний, безмозглое , до ужаса скучное, застывшее в будничной возне, существование. Да, не жизнь, а жалкое существование не пойми за чем. И я видел в отражении того, в которого я так боялся превратиться: в серую мышь без амбиций и желания наслаждаться этой жизнью, залив её серой краской уныния и безысходности. Я вспомнил девушку с корабля, которая была права: мы так скучно и убого живём, как будто у нас ещё в загашнике есть вторая, запасная жизнь и мы спокойно эту проживём, как испуганные твари, а потом уж как воспользуемся второй, уж ни одного шанса не упустим, не струсим ни перед одной опасностью, не заткнёмся, когда босс будет орать, не побоимся защитить девушку в метро, к которой пристали отбитые молодчики, набьём татуировку на всю спину, обкуримся марихуаны и прыгнем с парашютом над голубым заливом, перестанем стесняться настоящих своих желаний в постели, поймём, что догги-стайл и наездница это всего лишь маленькая разминка перед настоящим сексом. Вот какая будет отвязная запасная жизнь, на всю катушку! А эту мы так, тихонечко проживём, спокойно, отсидимся, искоса поглядывая на тех, кто решил, что надо жить здесь и сейчас, что дополнительного времени не будет и крутим у виска, думая про себя какой же это дурак, что не стал так же тихонечко сидеть в своей конуре, купленной по ипотеке на двадцать лет. Но самое страшное, что действительно нет никакой другой жизни, а большинство не верит этому, сидит и ждёт, не зная чего. Как не прискорбно это осознавать, но жизнь одна и при этом она летит мимо со скоростью сверхзвукового поезда. Щёлк пальцами и уже завтра, ещё раз – и уже начало нового месяца, щёлк ещё – уже Новый Год, а там уже перестаёшь даже замечать, как меняются времена года, как появляется седина, ослабевают мышцы, кожа бледнеет, обвисает, морщины становятся всё глубже и ты уже на финальной прямой, ещё чуть-чуть и жизнь закончится, так и не успев по настоящему начаться. Многие не осознают, но машина времени давно уже изобретена. Я в детстве мечтал, что сяду в такую и перелечу на двадцать лет вперёд и п осмотрю как оно всё будет. Но вот уже двадцать лет прошло, словно один миг, словно вся моя жизнь состояла только из вчера. Только самое страшное в этой машине, что вернуться назад уже нельзя. Нельзя сесть в неё, что бы она снова перенесла тебя назад и прожить жизнь уже зная всё наперёд. Уже ничего не изменить. Но нельзя изменить то, что уже произошло, но можно поменять будущее, перестать быть в мнимой «зоне комфорта» и сделать свою решающую ставку.
Я зажмурился и отвернулся от зеркала. Сжал зубы в порыве ненависти к себе так, что заскрипели зубы.
Так-так-так! Я же записал всё, что мне нужно было во время звонка. Где же листок? Где он, чёрт бы его побрал!
Вот он! Я вцепился взглядом на листок на столе. На нём небрежным подчерком было написано:
«Кловерфилд 18, 11 октября, 19:00»
Меня пригласили в качестве Верха на тематическую вечеринку и если я тот тип с запасной жизнью, то не стоит ехать. Но я не он – я поеду!
Какое сегодня число?
Я включил телефон: 11 октября, 17:21.
Это же сегодня!
Я быстро умылся, привёл себя в порядок и начал собирать свой чемодан.
Что может мне понадобиться на тематической вечеринке? Маска чёрной пантеры, плётки и верёвки. Думаю, такого небольшого набора мне вполне хватит.
