— Входите… — Просипела она.
От чего у нее заложило горло — при закрытых-то окнах и летнем зное на улице, Юлга тоже не знала. Однако догадалась почти сразу, стоило ей повнимательнее разглядеть зашедшего в комнату Варта.
— Нужно извиниться… — Начал он.
У него под глазами были резкие, почти черные, круги, волосы стояли торчком, подбородок казался синеватым, рубашку будто никто не гладил уже лет пять… в общем, выглядел он как нуарный детектив посреди расследования, которого силком оторвали от его кофе и отправили докладывать обстановку в очень ярко освещенное место. Даже щурился примерно так же. Так как вчера за столом он почти не ел, все молол языком без умолку, а значит, вряд ли это отравление…
— Братец перенервничал. — Догадалась Юлга. — Так они действительно болезни разносят…
— Не совсем. — Поморщился Варт. — Просто это мой такой… одаренный. Вообще-то он их лечит, но иногда бывает… Пижама тебе идет… Яльсе-то шла… Стой-стой-стой, не злись только, у тебя совершенно другой оттенок волос, о! Ну и ерунду мелю! Короче, тебе вовсе не обязательно в этом разбираться, это внутрисемейные проблемы, вряд ли это повторится. Брат вернется и поправит, что наломал, будь уверена. — и, почти без паузы, поспешно, — Ты вчера говорила, что у тебя вещи проплачены до сегодня…
Юлга воззрилась на него как не инопланетянина.
Странный он какой-то. Вчера «помоги», сегодня «внутрисемейные проблемы». Голова-то болит у Юлги, так что это и ее проблемы… Что же это? Варт вчера всячески доказывал, что тут безопасно и замечательно, уговаривал остаться, а сегодня намекает, что пора и честь знать? Попробуй, пойми, что у него в голове творится... Видок у него тот еще, видно, что плохо спал, сразу понятно, зеркалил изо всех сил, что бы это там не значило. Даже не хочется его ни в чем упрекать, ему, наверное, тоже сейчас не слишком хорошо и радужно. Намек так намек, она же все равно обещала уехать. Только вот голова болит…
Варт так уверен в том, что Ярт все поправит, когда вернется… Интересно, а придется ли ему Ярта уговаривать ее лечить? Хотела бы она посмотреть на это зрелище, наверное, будет покруче петушиных боев. Вчера старший братец слишком устал, чтобы драться, но в этот раз, может быть, приедет свеженький. А Варт наоборот, краше в гроб кладут. Тфу, опять эта кладбищенская тематика…
Чтобы отвлечься, Юлга спросила, уверенная в отрицательном ответе:
— Ты что, хочешь съездить, привезти? И не ломает?
— Твое глухое раздражение ломает больше. — Буркнул Варт, и тут же выставил вперед ладони, защищаясь. — Тебя никто ни в чем не обвиняет! Но если кто-то съездит за вещами, тебе же будет проще? Обустроишься хоть нормально. Можешь считать, что парень повелся на твои красивые глаза и зачесть это как великий подвиг, если тебе так больше понравится. Брат уехал на учебу, так что…
У Юлги отвисла челюсть. То есть не буквально, лицо-то она держала кирпичом, но метафизически — еще как отвисла. Прямо на пол грохнулась. Это что, шутка такая? Тащиться на другой конец немаленького города за чужим чемоданом? А может он ей сейчас вручит миллион тье и извинится за недостаточную оперативность? Мол, он бы и раньше собрал, но всю ночь ждал, пока риелтор продаст его квартиру в центре и последние штаны?
— Не то чтобы я отказывалась… А тебе разве не учебу не нужно? — Она наконец нашлась, что сказать.
Он наверняка где-то учится и очень-очень занят! Конечно, ей причиталось за моральный ущерб, но, все-таки… Ей казалось, что она слишком уж наглеет. Живет в чужом доме, гоняет хозяина за шмотками…
Неужели их мать настолько плоха? Окос, она совершенно не готова к такой ответственности.
— В ТГВУ сейчас летние каникулы. Практику заранее зачли…
— А-а-а… Тогда ладно. Ключи от ячейки в переднем кармане сумки, третья камера хранения Восточного во… По-о-одожди! ТГВУ — это Ведомственный, что ли?
Варт уже деловито обшаривал сумку, и на крик Юлги отреагировал ровным счетом никак.
— Э-эй!
— А, что? Ну да. Второй курс, с осени третий… А почему столько негатива? Прости, голова немного побаливает, сложно сосредоточиться… что-то не то сказал? Извини.
Юлге только еще больше захотелось его стукнуть. А еще — чтобы он прекратил читать ее эмоции и за них извиняться — она ведь тоже его ни в чем не обвиняет!
Она глубоко вздохнула, успокаиваясь.
— Нет, все нормально, просто у меня мама в Ведомстве работает… Показалось, что оно меня преследует.
Варт все-таки нашел ключи, подбросил на ладони и невинно поинтересовался:
— Что, дар редкий? Тогда тут есть чему посочувствовать — никуда ты от них не денешься, особенно если у вас это родовое. Да ладно тебе, не смотри так злобно, Панда, в этом же никто не виноват.
Юлга буркнула:
— Не такой уж и редкий. Слабенький дар земли — тоже мне! Даже на почвоведенье не взяли…
Варт вздрогнул.
— Что, родовой?!
Юлга спохватилась: слишком много она ему выбалтывает! Могла бы и додуматься, что эмпаты на то и эмпаты, что могут вызвать доверие, просто денечек пошлявшись рядом. Да ему и нескольких минут хватит, если он сильный! Она так ему и про свой основной дар выболтает! Ему, парню из Ведомственного института!
Она знала, что, там, скорее всего, все и так очень четко расписано в белой папочке с ее именем. Ведомство знает все. Но, тем не менее, а вдруг нет? Ну а вдруг? Вдруг у мамы получилось?
— Сколько времени? — Спросила она.
— Около часа.
— У меня проплачено до двух…
Варт вздохнул.
— Понял, понял. Извини.
Юлга запустила в него подушкой. Варт ее поймал, но как-то неловко, смахнув неосторожным движением со стола несколько безделушек, глухо утонувших в пушистом розовом ковре. Кинул обратно и вышел из комнаты. Юлга еще некоторое время сидела, прижав подушку к груди: Варт как будто забрал ее поганое утреннее настроение с собой.
А Окос этих эмпатов разберет! Может, и правда забрал.
В свое следующее пробуждение Юлга поняла, что помощь Ярта ей уже не нужна. Головная боль исчезла, зато появился аппетит. Есть хотелось жутко, до урчащего живота. Впервые в жизни Юлгин живот издавал такие звуки, и она снова почувствовала себя героиней какого-то на редкость дурацкого сериала.
Юлга прислушалась: в доме стояла тишина, только едва слышно потрескивали старые перекрытия. Наверное, она тут одна. Или не одна, но хозяйка спит.
Она тихонечко, на цыпочках, подобралась к окну и раздвинула шторы. За окном был день, который медленно клонился к вечеру. Это ничего ей не говорило, потому что когда она просыпалась в прошлый раз, она на время как-то не посмотрела, и не могла теперь с уверенностью сказать, как давно Варт уехал и когда наконец вернется с ее вещами. Время возвращения Ярта ее вообще не интересовало.
Рассыпанные Вартом безделушки так никто и не поднял: похоже, он просто не заметил, что у него за спиной что-то посыпалось. Или не хотел ей докучать, стремился избавиться от ее общества как можно быстрее — а что, чем не вариант? Хотя и обидный немного, такой даже выдумывать не очень хочется, а тем более принимать за рабочую версию.
Собирать памятные вещички голыми руками было чревато очередным «приходом», мало ли что у Яльсы может быть связано вот с этим вот фарфоровым косоглазым песиком или расписной деревянной кошечкой? На столе перчаток не оказалось, и Юлга никак не могла вспомнить, куда еще она вчера могла их сунуть. Так что она без долгих раздумий просто натянула на ладони рукава пижамы. Они, конечно, растянутся, но вряд ли хозяйка будет возражать. Судя по тому, что Юлга вчера увидела, Яльса была зашуганной и набожной девочкой. Такая не пойдет на конфликт из-за какой-то пижамы.
Какой класс? Седьмой, восьмой? Да и Ярт тогда был не старше. Разве может что-то настолько серьезное начаться так рано? Разве может из детской влюбленности что-то вырасти?
Юлга, за плечами которой было семнадцать лет и опыт всех ее подружек, раньше бы сказала, что нет. Не может. Это все недолгое и переходящее. Погуляли? Поцеловались? Ну вот и вся любовь, дальше-то и делать нечего.
Однако Яльса была другая, она к своей влюбленности относилась основательно. Юлга готова была побиться об заклад, что если она схватится за ручку шкафа еще раз и посмотрит повнимательней, то разглядит нафантазированную Яльсой свадьбу и их с Яртом детей. Правда, сама мысль еще раз погрузиться в то воспоминание вызывала у нее ужас и тошноту.
Юлга не любила свой дар не за то, что он позволял ей подглядывать в чужое прошлое, а Юлгина совесть против этого протестовала. Будь все так, было бы слишком просто. Он не позволял: он силком тащил поглядеть на самое пикантное и интересненькое, на самое запретное и сокровенное, на самое жуткое и отвратительное, на самое прекрасное и святое, словом, на все то, что вызывало у владельца воспоминаний больше всего эмоций.
А теперь, как будто Юлге было мало людей, еще и предметы стали опасны.
Это ведь были чужие эмоции, Юлга вовсе не хотела их разделять. Она же не Варт…
Она внезапно представила, что могло бы быть, возьми она Варта за руку. Вообще она не слишком-то часто держалась с людьми за руки кожа к коже, да и… Окос забери, как бы она не огребла не только его ужасов, но еще и отголосков чужих! А жаль.
Варт ей понравился, она была совсем не прочь подержаться с ним за руки на каком-нибудь колесе обозрения, и чтобы вечерний Тьен за окном кабинки сиял и переливался всеми своими огнями и огонечками. Варт бы смотрел бы на нее этак таинственно и в глазах бы у него плясали загадочные блики… А Юлга бы сидела и вот вообще бы ничего не подозревала.
Поймав себя на том, что прикидывает, совместимы их дары или нет, Юлга схватилась за голову. Яльсино безумие что, заразно? Когда? Когда она успела так расслабиться? Варт. Учится. В Ведомственном! И будет обязан отработать по специальности пять лет! Как такому вообще можно доверять? То есть, конечно, будь она простой гражданкой Кетта, человека надежнее, чем человек Ведомства, она бы найти не могла. Однако Юлга уехала из Хаша, маленького закрытого городочка на окраине Кетта, чтобы избежать любых контактов с Ведомством.
Ведомство занималось защитой магов от магов. И понятие «защита» включало в себя далеко не только расследование преступлений, связанных с использованием магических способностей, хотя такой отдел там тоже был и считался самым спокойным. Туда отправляли бездарей и выходили на пенсию.
Юлгина мама, а до нее бабушка работали в другом отделе, отделе следящих-сопровождающих, куда должна была попасть и Юлга. Там занимались зачисткой тех, кто не справлялся с собственной магией. Таких было не то чтобы много, но достаточно.
Да, огневики иногда взрывались, и Юлга не могла поручиться, что дом Яльсы — это теракт, а не огневик, прочитавший в детстве сказочку о Фениксе. Тьеновские многоэтажки, особенно те, новые, в девять этажей, вообще Юлгу пугали: слишком много людей в одном месте.
Некроманты иногда действительно поднимали мертвецов, целители запускали в чужих организмах такое, что страшно представить… Да вообще любой спятивший, сорвавшийся маг — это страшно, Юлга знала не понаслышке. В Хаше однажды сорвался телекинетик — безобидные, слабые ребята, только и могут что вещички двигать, верно? А если куда-то исчезнут все ограничения? Телекинетик не может сдвинуть гору только потому, что он об этом знает. Запусти в люди чистый лист и попробуй его остановить…
У Юлгиной матери правая кисть — сухая, не движется, застыла птичьей лапой. Селия Наль — левша, но работать с даром предпочитает именно этой, правой рукой.
Потому что телекинетик был ее первым делом и иссушенная до кости рука — доказательство ее глупости. Селия Наль знала, что телекинетик не может ничего поделать с живой плотью. Ошибка. Потому что телекинетик не размышлял о возможностях: он просто изъял из ее руки кровь и жонглировал этими шариками, жонглировал — и тихо, счастливо, по-детски смеялся. А Селия уже никак не могла отнять руки от его локтя, и ей оставалось только настроиться на его память. Юлга видела это своими-не своими глазами.
К счастью, Селия Наль смогла найти в его памяти управу на него. Почему-то обычная детская считалочка его успокоила, и его смогли перевезти в Учреждение — его воспоминаниями Селия с дочерью решила не делиться, а Юлга и не настаивала.
Но Юлга не хотела, чтобы у нее вместо руки была птичья лапа. В этом нежелании не было ничего постыдного, мать Юлгу поддержала. Селия уважала ее выбор и скрывала дар дочери от проверяющих… было бы неблагодарным свести на нет все усилия матери, доверившись первому попавшемуся эмпату. Как будто бы она простушка из глубинки и ведется на любого смазливого обаяшку, которого встретит на пути!
Юлга решительно сгрузила собранное обратно на стол неопрятной кучей, пообещав себе, что потом обязательно расставит всю эту ерунду по местам, и вышла из комнаты. Ничего поделать с Ведомством сейчас она не могла, а вот с голодом была вполне в силах справиться. Лучше решать проблемы по мере поступления, верно?
Она тихонечко спустилась вниз и проследовала через гостиную на кухню. Помня о коварстве здешних дверей, поворачивала ручки только через рукав.
Надергала из набитого под завязку холодильника разной ерунды и сделала себе огромный бутерброд из всего подряд. Постояла немного в нерешительности и уселась на диванчик к гостиной. Диванчик был кожаный, Юлга рассчитывала, что сможет потом аккуратно смахнуть все крошки.
Сидеть в полумраке гостиной в пижаме и есть потихоньку бутерброд было… спокойно. Как будто куда-то отодвинулись все Юлгины проблемы, куда-то далеко и надолго. Конечно, когда-нибудь их надо будет решить, но вот сейчас она ничего поделать не может. А если нет смысла куда-то бежать, то почему бы не расслабиться?
Да, это чужой дом, чужая гостиная и даже бутерброд сделан из продуктов, за которые ей сказали и думать на сметь платить. Такая учтивость подозрительна, не слишком-то понятно, зачем Юлга понадобилась этим чужим людям: не иначе как для решения их чужих проблем. Варт говорил об этом прямым текстом… Варт много чего говорил, но чему можно верить? Однако сейчас Юлга никак не могла этого выяснить, так что толку беспокоиться?
Все это далеко и как будто бы неправда, об этом можно было подумать и потом. А сейчас Юлге было уютно и тепло, снова клонило в сон. Она впервые могла быть уверена, что это ее собственное спокойствие, а не Варт помог, и это тоже почему-то грело душу.
Зря она не взяла книжку. Зачиталась бы, ушла с головой и забыла бы, что не дома.
Юлга вгрызлась в бутерброд — и тут же уронила на подлокотник кусочек помидора, криворучка. Он начал сползать по скользкой коже, и Юлга спешно накрыла его ладонью…
Яльса тоже сидела на этом самом диване. Сидела и грустила. Загибалась в одиночестве, как плакучая березка. Сейчас Юлга смотрела на нее чуть со стороны и все равно никак не могла различить черт ее лица, будто это и не воспоминание, а так, сон. Юлга старательно, напряженно вглядывалась в лицо Яльсы и никак не могла разглядеть: когда она смотрела на него, то нос, губы, глаза, складывались во что-то безумно знакомое, но стоило отвести свой-не свой взгляд и все забывалось, сливалось в единый однородный ком. Юлга даже не могла сказать, какого цвета волосы Яльсы или какой формы руки: вся ее внешность была слово, которое вертится на языке, но которое никак нельзя вспомнить.
От чего у нее заложило горло — при закрытых-то окнах и летнем зное на улице, Юлга тоже не знала. Однако догадалась почти сразу, стоило ей повнимательнее разглядеть зашедшего в комнату Варта.
— Нужно извиниться… — Начал он.
У него под глазами были резкие, почти черные, круги, волосы стояли торчком, подбородок казался синеватым, рубашку будто никто не гладил уже лет пять… в общем, выглядел он как нуарный детектив посреди расследования, которого силком оторвали от его кофе и отправили докладывать обстановку в очень ярко освещенное место. Даже щурился примерно так же. Так как вчера за столом он почти не ел, все молол языком без умолку, а значит, вряд ли это отравление…
— Братец перенервничал. — Догадалась Юлга. — Так они действительно болезни разносят…
— Не совсем. — Поморщился Варт. — Просто это мой такой… одаренный. Вообще-то он их лечит, но иногда бывает… Пижама тебе идет… Яльсе-то шла… Стой-стой-стой, не злись только, у тебя совершенно другой оттенок волос, о! Ну и ерунду мелю! Короче, тебе вовсе не обязательно в этом разбираться, это внутрисемейные проблемы, вряд ли это повторится. Брат вернется и поправит, что наломал, будь уверена. — и, почти без паузы, поспешно, — Ты вчера говорила, что у тебя вещи проплачены до сегодня…
Юлга воззрилась на него как не инопланетянина.
Странный он какой-то. Вчера «помоги», сегодня «внутрисемейные проблемы». Голова-то болит у Юлги, так что это и ее проблемы… Что же это? Варт вчера всячески доказывал, что тут безопасно и замечательно, уговаривал остаться, а сегодня намекает, что пора и честь знать? Попробуй, пойми, что у него в голове творится... Видок у него тот еще, видно, что плохо спал, сразу понятно, зеркалил изо всех сил, что бы это там не значило. Даже не хочется его ни в чем упрекать, ему, наверное, тоже сейчас не слишком хорошо и радужно. Намек так намек, она же все равно обещала уехать. Только вот голова болит…
Варт так уверен в том, что Ярт все поправит, когда вернется… Интересно, а придется ли ему Ярта уговаривать ее лечить? Хотела бы она посмотреть на это зрелище, наверное, будет покруче петушиных боев. Вчера старший братец слишком устал, чтобы драться, но в этот раз, может быть, приедет свеженький. А Варт наоборот, краше в гроб кладут. Тфу, опять эта кладбищенская тематика…
Чтобы отвлечься, Юлга спросила, уверенная в отрицательном ответе:
— Ты что, хочешь съездить, привезти? И не ломает?
— Твое глухое раздражение ломает больше. — Буркнул Варт, и тут же выставил вперед ладони, защищаясь. — Тебя никто ни в чем не обвиняет! Но если кто-то съездит за вещами, тебе же будет проще? Обустроишься хоть нормально. Можешь считать, что парень повелся на твои красивые глаза и зачесть это как великий подвиг, если тебе так больше понравится. Брат уехал на учебу, так что…
У Юлги отвисла челюсть. То есть не буквально, лицо-то она держала кирпичом, но метафизически — еще как отвисла. Прямо на пол грохнулась. Это что, шутка такая? Тащиться на другой конец немаленького города за чужим чемоданом? А может он ей сейчас вручит миллион тье и извинится за недостаточную оперативность? Мол, он бы и раньше собрал, но всю ночь ждал, пока риелтор продаст его квартиру в центре и последние штаны?
— Не то чтобы я отказывалась… А тебе разве не учебу не нужно? — Она наконец нашлась, что сказать.
Он наверняка где-то учится и очень-очень занят! Конечно, ей причиталось за моральный ущерб, но, все-таки… Ей казалось, что она слишком уж наглеет. Живет в чужом доме, гоняет хозяина за шмотками…
Неужели их мать настолько плоха? Окос, она совершенно не готова к такой ответственности.
— В ТГВУ сейчас летние каникулы. Практику заранее зачли…
— А-а-а… Тогда ладно. Ключи от ячейки в переднем кармане сумки, третья камера хранения Восточного во… По-о-одожди! ТГВУ — это Ведомственный, что ли?
Варт уже деловито обшаривал сумку, и на крик Юлги отреагировал ровным счетом никак.
— Э-эй!
— А, что? Ну да. Второй курс, с осени третий… А почему столько негатива? Прости, голова немного побаливает, сложно сосредоточиться… что-то не то сказал? Извини.
Юлге только еще больше захотелось его стукнуть. А еще — чтобы он прекратил читать ее эмоции и за них извиняться — она ведь тоже его ни в чем не обвиняет!
Она глубоко вздохнула, успокаиваясь.
— Нет, все нормально, просто у меня мама в Ведомстве работает… Показалось, что оно меня преследует.
Варт все-таки нашел ключи, подбросил на ладони и невинно поинтересовался:
— Что, дар редкий? Тогда тут есть чему посочувствовать — никуда ты от них не денешься, особенно если у вас это родовое. Да ладно тебе, не смотри так злобно, Панда, в этом же никто не виноват.
Юлга буркнула:
— Не такой уж и редкий. Слабенький дар земли — тоже мне! Даже на почвоведенье не взяли…
Варт вздрогнул.
— Что, родовой?!
Юлга спохватилась: слишком много она ему выбалтывает! Могла бы и додуматься, что эмпаты на то и эмпаты, что могут вызвать доверие, просто денечек пошлявшись рядом. Да ему и нескольких минут хватит, если он сильный! Она так ему и про свой основной дар выболтает! Ему, парню из Ведомственного института!
Она знала, что, там, скорее всего, все и так очень четко расписано в белой папочке с ее именем. Ведомство знает все. Но, тем не менее, а вдруг нет? Ну а вдруг? Вдруг у мамы получилось?
— Сколько времени? — Спросила она.
— Около часа.
— У меня проплачено до двух…
Варт вздохнул.
— Понял, понял. Извини.
Юлга запустила в него подушкой. Варт ее поймал, но как-то неловко, смахнув неосторожным движением со стола несколько безделушек, глухо утонувших в пушистом розовом ковре. Кинул обратно и вышел из комнаты. Юлга еще некоторое время сидела, прижав подушку к груди: Варт как будто забрал ее поганое утреннее настроение с собой.
А Окос этих эмпатов разберет! Может, и правда забрал.
В свое следующее пробуждение Юлга поняла, что помощь Ярта ей уже не нужна. Головная боль исчезла, зато появился аппетит. Есть хотелось жутко, до урчащего живота. Впервые в жизни Юлгин живот издавал такие звуки, и она снова почувствовала себя героиней какого-то на редкость дурацкого сериала.
Юлга прислушалась: в доме стояла тишина, только едва слышно потрескивали старые перекрытия. Наверное, она тут одна. Или не одна, но хозяйка спит.
Она тихонечко, на цыпочках, подобралась к окну и раздвинула шторы. За окном был день, который медленно клонился к вечеру. Это ничего ей не говорило, потому что когда она просыпалась в прошлый раз, она на время как-то не посмотрела, и не могла теперь с уверенностью сказать, как давно Варт уехал и когда наконец вернется с ее вещами. Время возвращения Ярта ее вообще не интересовало.
Рассыпанные Вартом безделушки так никто и не поднял: похоже, он просто не заметил, что у него за спиной что-то посыпалось. Или не хотел ей докучать, стремился избавиться от ее общества как можно быстрее — а что, чем не вариант? Хотя и обидный немного, такой даже выдумывать не очень хочется, а тем более принимать за рабочую версию.
Собирать памятные вещички голыми руками было чревато очередным «приходом», мало ли что у Яльсы может быть связано вот с этим вот фарфоровым косоглазым песиком или расписной деревянной кошечкой? На столе перчаток не оказалось, и Юлга никак не могла вспомнить, куда еще она вчера могла их сунуть. Так что она без долгих раздумий просто натянула на ладони рукава пижамы. Они, конечно, растянутся, но вряд ли хозяйка будет возражать. Судя по тому, что Юлга вчера увидела, Яльса была зашуганной и набожной девочкой. Такая не пойдет на конфликт из-за какой-то пижамы.
Какой класс? Седьмой, восьмой? Да и Ярт тогда был не старше. Разве может что-то настолько серьезное начаться так рано? Разве может из детской влюбленности что-то вырасти?
Юлга, за плечами которой было семнадцать лет и опыт всех ее подружек, раньше бы сказала, что нет. Не может. Это все недолгое и переходящее. Погуляли? Поцеловались? Ну вот и вся любовь, дальше-то и делать нечего.
Однако Яльса была другая, она к своей влюбленности относилась основательно. Юлга готова была побиться об заклад, что если она схватится за ручку шкафа еще раз и посмотрит повнимательней, то разглядит нафантазированную Яльсой свадьбу и их с Яртом детей. Правда, сама мысль еще раз погрузиться в то воспоминание вызывала у нее ужас и тошноту.
Юлга не любила свой дар не за то, что он позволял ей подглядывать в чужое прошлое, а Юлгина совесть против этого протестовала. Будь все так, было бы слишком просто. Он не позволял: он силком тащил поглядеть на самое пикантное и интересненькое, на самое запретное и сокровенное, на самое жуткое и отвратительное, на самое прекрасное и святое, словом, на все то, что вызывало у владельца воспоминаний больше всего эмоций.
А теперь, как будто Юлге было мало людей, еще и предметы стали опасны.
Это ведь были чужие эмоции, Юлга вовсе не хотела их разделять. Она же не Варт…
Она внезапно представила, что могло бы быть, возьми она Варта за руку. Вообще она не слишком-то часто держалась с людьми за руки кожа к коже, да и… Окос забери, как бы она не огребла не только его ужасов, но еще и отголосков чужих! А жаль.
Варт ей понравился, она была совсем не прочь подержаться с ним за руки на каком-нибудь колесе обозрения, и чтобы вечерний Тьен за окном кабинки сиял и переливался всеми своими огнями и огонечками. Варт бы смотрел бы на нее этак таинственно и в глазах бы у него плясали загадочные блики… А Юлга бы сидела и вот вообще бы ничего не подозревала.
Поймав себя на том, что прикидывает, совместимы их дары или нет, Юлга схватилась за голову. Яльсино безумие что, заразно? Когда? Когда она успела так расслабиться? Варт. Учится. В Ведомственном! И будет обязан отработать по специальности пять лет! Как такому вообще можно доверять? То есть, конечно, будь она простой гражданкой Кетта, человека надежнее, чем человек Ведомства, она бы найти не могла. Однако Юлга уехала из Хаша, маленького закрытого городочка на окраине Кетта, чтобы избежать любых контактов с Ведомством.
Ведомство занималось защитой магов от магов. И понятие «защита» включало в себя далеко не только расследование преступлений, связанных с использованием магических способностей, хотя такой отдел там тоже был и считался самым спокойным. Туда отправляли бездарей и выходили на пенсию.
Юлгина мама, а до нее бабушка работали в другом отделе, отделе следящих-сопровождающих, куда должна была попасть и Юлга. Там занимались зачисткой тех, кто не справлялся с собственной магией. Таких было не то чтобы много, но достаточно.
Да, огневики иногда взрывались, и Юлга не могла поручиться, что дом Яльсы — это теракт, а не огневик, прочитавший в детстве сказочку о Фениксе. Тьеновские многоэтажки, особенно те, новые, в девять этажей, вообще Юлгу пугали: слишком много людей в одном месте.
Некроманты иногда действительно поднимали мертвецов, целители запускали в чужих организмах такое, что страшно представить… Да вообще любой спятивший, сорвавшийся маг — это страшно, Юлга знала не понаслышке. В Хаше однажды сорвался телекинетик — безобидные, слабые ребята, только и могут что вещички двигать, верно? А если куда-то исчезнут все ограничения? Телекинетик не может сдвинуть гору только потому, что он об этом знает. Запусти в люди чистый лист и попробуй его остановить…
У Юлгиной матери правая кисть — сухая, не движется, застыла птичьей лапой. Селия Наль — левша, но работать с даром предпочитает именно этой, правой рукой.
Потому что телекинетик был ее первым делом и иссушенная до кости рука — доказательство ее глупости. Селия Наль знала, что телекинетик не может ничего поделать с живой плотью. Ошибка. Потому что телекинетик не размышлял о возможностях: он просто изъял из ее руки кровь и жонглировал этими шариками, жонглировал — и тихо, счастливо, по-детски смеялся. А Селия уже никак не могла отнять руки от его локтя, и ей оставалось только настроиться на его память. Юлга видела это своими-не своими глазами.
К счастью, Селия Наль смогла найти в его памяти управу на него. Почему-то обычная детская считалочка его успокоила, и его смогли перевезти в Учреждение — его воспоминаниями Селия с дочерью решила не делиться, а Юлга и не настаивала.
Но Юлга не хотела, чтобы у нее вместо руки была птичья лапа. В этом нежелании не было ничего постыдного, мать Юлгу поддержала. Селия уважала ее выбор и скрывала дар дочери от проверяющих… было бы неблагодарным свести на нет все усилия матери, доверившись первому попавшемуся эмпату. Как будто бы она простушка из глубинки и ведется на любого смазливого обаяшку, которого встретит на пути!
Юлга решительно сгрузила собранное обратно на стол неопрятной кучей, пообещав себе, что потом обязательно расставит всю эту ерунду по местам, и вышла из комнаты. Ничего поделать с Ведомством сейчас она не могла, а вот с голодом была вполне в силах справиться. Лучше решать проблемы по мере поступления, верно?
Она тихонечко спустилась вниз и проследовала через гостиную на кухню. Помня о коварстве здешних дверей, поворачивала ручки только через рукав.
Надергала из набитого под завязку холодильника разной ерунды и сделала себе огромный бутерброд из всего подряд. Постояла немного в нерешительности и уселась на диванчик к гостиной. Диванчик был кожаный, Юлга рассчитывала, что сможет потом аккуратно смахнуть все крошки.
Сидеть в полумраке гостиной в пижаме и есть потихоньку бутерброд было… спокойно. Как будто куда-то отодвинулись все Юлгины проблемы, куда-то далеко и надолго. Конечно, когда-нибудь их надо будет решить, но вот сейчас она ничего поделать не может. А если нет смысла куда-то бежать, то почему бы не расслабиться?
Да, это чужой дом, чужая гостиная и даже бутерброд сделан из продуктов, за которые ей сказали и думать на сметь платить. Такая учтивость подозрительна, не слишком-то понятно, зачем Юлга понадобилась этим чужим людям: не иначе как для решения их чужих проблем. Варт говорил об этом прямым текстом… Варт много чего говорил, но чему можно верить? Однако сейчас Юлга никак не могла этого выяснить, так что толку беспокоиться?
Все это далеко и как будто бы неправда, об этом можно было подумать и потом. А сейчас Юлге было уютно и тепло, снова клонило в сон. Она впервые могла быть уверена, что это ее собственное спокойствие, а не Варт помог, и это тоже почему-то грело душу.
Зря она не взяла книжку. Зачиталась бы, ушла с головой и забыла бы, что не дома.
Юлга вгрызлась в бутерброд — и тут же уронила на подлокотник кусочек помидора, криворучка. Он начал сползать по скользкой коже, и Юлга спешно накрыла его ладонью…
Яльса тоже сидела на этом самом диване. Сидела и грустила. Загибалась в одиночестве, как плакучая березка. Сейчас Юлга смотрела на нее чуть со стороны и все равно никак не могла различить черт ее лица, будто это и не воспоминание, а так, сон. Юлга старательно, напряженно вглядывалась в лицо Яльсы и никак не могла разглядеть: когда она смотрела на него, то нос, губы, глаза, складывались во что-то безумно знакомое, но стоило отвести свой-не свой взгляд и все забывалось, сливалось в единый однородный ком. Юлга даже не могла сказать, какого цвета волосы Яльсы или какой формы руки: вся ее внешность была слово, которое вертится на языке, но которое никак нельзя вспомнить.
