— Я перебинтую этот ужас, а потом поешь, — после чего решила уточнить. — Я взяла верную мазь?
Посмотрев на флакон он коротко кивнул и дал ей возможность делать, что вздумается.
— Не хочешь узнать, где меня угораздило? — спросил муж.
— Сначала хочу убедиться в твоей выживаемости. Не слишком туго?
— Нормально. Не находишь, что было бы глупо лечить меня, а потом узнать, что я решил поднять восстание против моей милой сестрицы?
Он морщился и ехидничал, стараясь вывести её из себя. Увы, их оборонительные стратегии были настолько похожи, что Корнелия легко пропускала всё это мимо ушей.
— Может, я тебя переоцениваю, но было бы глупо провернуть гениальную интригу, а потом на ровном месте слиться без подготовки и поддержки.
— А что? очень в моём стиле, — заключил Фобос, по-прежнему стараясь скрывать боль или хотя бы её игнорировать. — Где ты только этому научилась?
Сменил он тему на интересующее в данный момент.
— Мой отец пытался вырастить из меня достойного человека, — ответила она.
— Когда-то мне довелось пройти курс оказания первой помощи. Если плохо, то говори. И лучше не болтай, хотя бы пока не поешь. После такой кровопотери, оно необходимо. Уж на это моих знаний хватает.
— Сразу как только закончишь, — сдался муж, попутно сообщив, где искать припасенное на такой случай зелье.
Корнелия довольно улыбнулась. Что в таком Фобосе было трогательного, так и оставалось загадкой, но не откликаться где-то глубоко в душе она не могла, да и не хотела. Когда перевязка была закончена, Фобос честно взялся за ужин. Еда в постели претила ему не меньше, чем его супруге, но в вопросе его местонахождения она была принципиальна.
— Ненавижу яблоки, — в какой-то момент сказал он.
Замечание было настолько неожиданным и эмоциональным, что Корнелия покраснела до корней волос, что само собой не осталось незамеченным.
— Почему? — сумела выдавить она из себя.
— Дурные ассоциации. От моей няни так пахло, не могу сказать, что любил её, но когда ей отрубили голову, было печально. А потом умудрился отравиться штруделем, не знаю уж как, но так плохо мне не было ни до, ни после.
За пирог он всё же взялся, а Корнелия, поняв, что сейчас можно будет узнать нечто интересное, сменила сидячие положение на лежачие.
— Каково это — вырасти на Меридиане?
Фобос пожал плечами и, поморщившись от внезапной боли, ответил.
— Наверное, не так весело, как на Земле. Нет телевидения, интернета и диснейленда.
— Перестань, — развеселилась Корнелия. — Было ведь что-то интересное. Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы поверить, что ты с пеленок лелеял злобные планы захвата власти.
— Я вырос во дворце. Большая часть моего времени была расписана по часам, — сообщил принц.
Было непонятно, он не хочет этим с ней делиться, отводя разговор куда угодно, или можно продолжить его тормошить, желая узнать нечто новое. Корнелия решила предпринять ещё одну попытку, прежде чем оставить в покое.
— Большая часть моего времени принадлежала тренировкам и школе, но это не мешало нам с Элеон искать фей в парке и падать с велосипедов. А когда я пыталась научить её кататься на роликах, то все всерьёз волновались останется ли она жива — столько падала. А ещё мы играли в королевство, правда, принцессой тогда была я.
Фобос улыбнулся, пусть и не слишком радостно. Он покончил с едой, отставил опостылевший столик. С выражением лица, которое не могло обозначать нечто отличное от внутреннего ругательства на тему необходимости выбросить эту презентованную приблуду сразу, не дав жене возможность воспользоваться по назначению. Проигнорировав ответный театр пантомимы, он помог ей устроиться у себя на здоровом плече, и ответил.
— Мы с Седриком пару раз чуть не сгинули в болотах. Лазали по деревьям, чего нельзя было обоим, но доставалось только ему. Я честно не знаю, что рассказывать.
— То, что было весело или важно. Неужели ты никогда об этом не говорил? — удивилась Корнелия.
Для неё не было ничего более естественного. Её детство было простым и веселым. Всё до начала карьеры стражницы складывалось так, как и должно быть у счастливого ребенка. Да и потом, пока она не уехала из дома учиться и не начала набивать болезненные шишки проб и ошибок, ничего плохого или травмирующего не происходило.
— Весело было мастерить Охотника. Никто раньше не делал подобного! Я чувствовал себя первооткрывателем, но у меня несколько лет не получалось ничего толкового. Хоть какой-то прок вышел лишь когда я оказался у власти.
— Ты неисправим, — проворчала Корнелия. — Я тебя про игры спрашиваю, а ты про то страшилище рассказываешь.
Перекидывать ногу через его бедро, обнимая, прочно вошло в привычку. Это было удобно и уютно, несколько даже чрезмерно по-домашнему. А ещё в последнее время Корнелия всё чётче слышала довольное урчание чего-то внутри: «Моё! Не отдам!».
— Это страшилище, как ты выразилась, было венцом моей магии! — выдал он, переворачивая её на спину и оказываясь у неё между ног.
Последовавшие за этим поцелуи в шею и общее направление движения его мысли стражнице понравились, но она постаралась поймать себя и напомнить им обоим, что ещё несколько минут назад он изображал из себя умирающего лебедя.
— Мы можем повредить твоё плечо, и опять пойдёт кровь.
В том, что слова были больше к млеющей себе, нежели чрезмерно резвому мужу, она не сомневалась, но вот он обиделся.
— Дай мне почувствовать себя мужчиной хотя бы на пятнадцать минут.
— Говоришь так, будто в этом когда-то и у кого-то были сомнения.
Сопротивляться всерьёз она после этого не начала, хоть и следовало бы. Злодей-мерзавец-тиран изучил её тело с такой скрупулезностью, что сломить и так слабое сопротивление ему ничего не стоило.
Без эксцессов, разумеется, не получилось. Нагружать пусть и не используя как опору пострадавшую руку, Фобос мог предельно ограниченное время, но при этом отдавать ведущую позицию ей, раз уж так не терпелось, снижая собственную нагрузку, не стал. За что и поплатился.
Отдышавшись от оргазма, Корнелия увидела, что её супруга настигли судороги совершенно другого характера. Как любой спортсмен, что делать в такой ситуации она знала, но всё равно испугалась.
— Ну и зачем оно было? — спрашивала она его.
К чему доказывать непонятно что и кому, если тебе плохо?! Можно было спокойно дать себе время поправиться. Успокоив мышцы и укрыв его одеялом, Корнелия юркнула к супругу под бок, понимая, что замерзает и не хочет уходить.
У Фобоса было потрясающе красивое лицо с резкими чертами, шикарные длинные волосы и не менее потрясающие подтянутое тело. Как ему всё это удалось сохранить, перенеся далеко не самую радостную жизнь, было удивительно, но не становилось менее приятно.
— Хватит с меня на один день.
— Объяснись, пожалуйста. Я тебя не понимаю.
— Я уже всё объяснил. Носишься вокруг меня, как наседка хугонга.
Он перевернулся на спину и закрыл лицо рукой, старался на неё не смотреть. А она не знала, как заставить себя перестать улыбаться. Если бы он не был предельно растерян, то не перешел бы на мередианские сравнения. Эту особенность она подметила ещё в самом начале: князь ассимилировал свою речь и даже дома старался говорить, как землянин, но стоило ему начать злиться или нервничать, родные словечки появлялись одно за другим.
— Разве это плохо? К тому же, я не сделала ничего особенного. Или, по твоему, я должна была тебя здесь одного бросить? Так у тебя не простуда и повышенное желание пострадать.
— Ты не должна всё это делать, но вместо этого поддержала меня у Элеон, терпела всё время раскрытия заговора, предложила родить ребёнка, теперь, вот, не задавая лишних вопросов лечишь!
— И из-за всей этой ерунды ты начал нести чушь про «почувствовать себя мужчиной»?
— Если бы ерунды… — Фобос осёкся, встретившись с её выражением лица. — Мне не нравится чувствовать себя тебе обязанным.
— А сам-то! — возмутилась стражница. — Ты с самого начала только и делаешь, что заботишься обо мне, о нас! При этом не от случая к случаю, а каждый, мать твою, день! Если ты думаешь, что я этого не замечаю или не ценю, то ты идиот, который несёт бред. Хорошо если из-за кровопотери и пережитого шока.
— И как только твоя феминистичная душа весь этот беспредел терпит.
Из всей её гневной и пространной тирады Фобос услышал только что-то своё и даже близко не подходящее к сути.
— Пусть я и за независимость и самостоятельность, но я не феминистка, Фобос, и никогда не была. Это идеология отчаявшихся несчастных женщин, которые и своим детям желают того же. Мне слишком повезло с отцом, да и с мужем тоже, чтобы придерживаться такой позиции.
— Перестань, пожалуйся, а не то я задумаюсь всерьёз над тем, чтобы узнать, кто был в твоей жизни до меня.
— Зачем?
— Затем, что я никак не могу понять, чего мне больше хочется: оторвать им головы или поблагодарить за твою неискушенность.
— То есть? — вот теперь Корнелия растерялась.
Глаза поползли на лоб. Она понимала, что сейчас дражайший супруг скажет очередную гадость, но не узнать этого не могла.
— То есть, если ты так увлечена сексом со мной, то мне страшно представить, кто же был раньше.
Это было даже более оскорбительно и неловко, чем она предполагала, но критиковал он не только и даже не столько её.
— Фобос….
— Помолчи, дай я уже закончу, раз начал.
Корнелия замолчала и поплотнее завернулась в одеяло. Сидеть без одежды было холодно, но прерваться даже на такую мелочь, как найти банный халат, было невозможно.
— Когда мы впервые оказались в постели, меня мало волновало, кто ты. Я злился, а ты ещё подлила масла в огонь. Большинство выводов сделал уже позже, и хорошо, что сделал. Я наблюдал за тобой, пытался свести имеющуюся информацию. Когда мы снова оказались в постели, я окончательно понял, что всё не так просто, как кажется. До меня дошло то, что я не до конца понимал раньше. У меня были женщины, и не могу сказать, что я был с ними груб, что мне не нравилось к ним прикасаться, но это было иначе и никогда не вызывало таких сильных эмоций. А тут словно помешательство, ты так самозабвенно отдаёшься, Корни, что удержаться невозможно. И это при всех прочих нюансах. Я никогда не придавал физиологии особенное значение, а оказалось — это такой же восторг как магия. Я начал пробовать и проверять, так же, как когда-то учился колдовать! А ты даже разницы не заметила! Вернее, того, что мне пришлось учиться.
— Но я ведь тоже училась, — попробовала заметить Корнелия.
Училась угадывать его желания, понимать, что нравится именно ему. Возможно, он прав, и она сама не заметила, как из приятного времяпровождения секс превратился в нечто незаменимое и важное, но всё же.
Фобос слабо улыбнулся, и потянул её к себе, желая усадить к себе на колени, уткнуться подбородком в макушку и зарыться пальцами ей в волосы. Эта поза была его любимой для важных разговоров.
— Ты не понимаешь. Оказалось, что стоит немного поманить, и результат потрясает.
— Это обвинение?
Говорить о сексе было неловко, особенно в таком ключе. Корнелия это дело не любила, а сейчас, смутившись окончательно, мечтала поскорее закрыть тему.
— Не отомщу, так хотя бы трахну стражницу, она же так забавно выгибается? — сказала она, опасаясь услышать подтверждение своей мысли.
— Нет, — ответил Фобос, зарываясь носом ей в волосы. — Это восхищение. Я не думал, что так бывает.
— Но дело ведь не только в этом? — задала она следующий вопрос.
— Да, заканчивайся дело страстью, я бы тебе этого не говорил.
А вот теперь улыбнулась и сама Корнелия. Они вернулись к тому, с чего начали. Осталось только донести свою позицию.
— Мне тоже хорошо с тобой, — сказала она. — Тепло и уютно. Порой поражаюсь, как ты меня выносишь. Я ведь жуткая эгоистка и ничего не могу с этим поделать. Отношения для меня никогда не будут на первом месте. Но вместо того, чтобы стукнуть кулаком по столу, ты терпишь мои капризы и отсутствие времени, находишь новые возможности. Так что тебе не о чем волноваться. Перестать быть ответственной за всё на свете и не принимать всех решений — слишком занятная возможность, чтобы ей не пользоваться.
— Просто мы с тобой два сапога пара, — отозвался он. На недоуменный взгляд в свою сторону пояснил. — Если бы тебе требовалось внимание двадцать четыре на семь — я бы повесился.
Корнелия рассмеялась. Такого способа победить тирана она точно не представляла. Впрочем, она бы с его реализацией и не справилась. Такие вещи были по части Ирмы — вот она могла написать двадцать смсок за час, потому что ей что-то пришлось не по нраву или благоверный не отзывался слишком долго по её мнению.
— И всё же — это мелочи…. Быт и не более того.
— А ты бы хотел, чтобы я заглядывала тебе в рот, внимая каждому слову или отдавала честь, как на военном параде? — ворвалась она в его рассуждения.
Фобос поморщился. Ни одна, ни другая перспектива не была ему по нраву.
— Это ведь здорово, что мы — партнёры. Каждый делает то, что ему проще даётся. Когда мы ходили на меридианский приём, я полностью полагалась на тебя и никогда не справилась бы в одиночку, да и когда ты рядом на вечеринках шефа мне спокойнее. А сегодня помощь потребовалась тебе, всего-то.
— Наверное, ты права, — согласился он, пусть и не поверил ей полностью.
С людьми она ладила не хуже, а скорее даже лучше него. Было сложно поверить, что здесь у неё могли быть хоть какие-то трудности.
— Я помню о твоём желании, — сказала она, не давая думать в другую сторону. — И ничего не имею против, если ты не заметил. Более того, рада, что у моей дочери будет хороший отец.
Для выросшей в благополучной семье Корнелии, отношения родителей навсегда остались эталоном. И именно отец был главой этой семьи, несмотря на гораздо более властный характер матери. Поэтому она не имела ничего против, чтобы и у неё было так. же. Взаимоуважения и понимания ценностей партнёра они уже успели достигнуть, почему бы не двинуться дальше.
— Ты так хочешь дочку? — спросил он. -У девочки на первом месте всегда мать, отец здесь не столь уж важен.
— Ты ошибаешься, — перебила супруга Корнелия. — Папа в жизни девочки — самый важный человек на свете. И нет, пол не имеет значения, просто мне кажется, что будет девочка.
— Ты — папина дочка? — уточнил он.
Сказанное польстило ему, она заметила это в выражении его лица и готовности говорить на эту тему дальше.
— Я — папина принцесса, — заявила она, развеселив мужа.
— Не самый плохой сценарий, — всё же нашел в себе силы ответить Фобос. — Если на Земле такое возможно, я не против попробовать.
— А на Меридиане нет? — удивилась Корнелия.
В последнее время чужой мир стал ближе, но теперь прочно ассоциировался с источником проблем и головной боли, и ничем больше.
— В большинстве своём матери считают дочерей своей собственностью и не допускают отцов до их воспитания.
— Тогда я ещё больше рада, что мы там не живём. Хватит с меня двора королевы Элион, от которого чем дальше держишься, тем здоровее живёшь.
Вероятней всего, Фобос её мнение по поводу Меридиана и возможности там жить не разделял. Отчего промолчал, не став комментировать. Вместо этого он сменил тему.
