Он конунг, хозяин многих драккаров. Сын Ёрмунгарда. Пусть ему известно немногое, но Сванхильд не ступит на берег, пока он не будет уверен, что опасность миновала. А на воде за ней приглядят не только его люди, но и родитель…
Через несколько шагов его кто-то догнал. Харальд покосился, узнал Свальда.
– Ты что-нибудь узнал о тех крысах? – торопливо спросил брат.
Шагал он как обычно – словно у него и не было раны на брюхе. Только держался немного одеревенело, грудь особо не выпячивал…
– И о том, каким колдовством занимались девки Гунира?
– А ты уже ожил, как я посмотрю? – буркнул Харальд. – Давно бегаешь по крепости?
– С ночи, – сдержанно ответил Свальд. – Как только ты начал допрашивать людей Гунира, Рыжий Льот решил, что я тоже должен обо всем узнать.
В этом «тоже» был скрытый упрек, и Харальд уронил:
– Тебе вскрыли брюхо. Я сам объявил об этом своим людям. К чему мне позориться, показывая, что я жду помощи от умирающего?
– Мне больше не надо прятаться, – возразил Свальд. – Гунира-то больше нет.
– Зато мои люди остались, – отрезал Харальд. – Вот ты им и рассказывай, как всех обманул. А у меня свои заботы.
Брат покладисто отозвался:
– Как скажешь. Меня, собственно, уже спрашивали – и уже пришлось отвечать… кстати, Кейлев велел передать, что в сундуках Гунира он нашел только тряпье. И немного золота.
– Как там старик? – помолчав, бросил Харальд.
– Голова перевязана, дышит тяжело, но бегает, – объявил Свальд. – Невестки его сидят на кнорре, который болтается неподалеку от берега – Кейлев считает, что так будет лучше. Говорит, то крысы, то бергризеры, а у него и так голова болит, ещё не хватало из-за баб тревожиться. Значит, завтра в поход?
Возглас прозвучал почти радостно, и Харальд подумал – засиделся брат на берегу…
Он бы и сам сейчас радовался предстоящему походу, если бы не то, что случилось со Сванхильд.
– Так что ты сумел узнать? – уже серьезно спросил Свальд.
– В Эйберге, крепости Гунира, одного человека покусала крыса, – вполголоса ответил Харальд. – Он перед этим путался с прежней прислужницей Брегги. А через полмесяца после укуса этот человек исчез. Оставил оружие, сундук с серебряными марками – и пропал без следа. В свое время так же исчез мужик, по слухам, убивший жену Гунира, Вандис. Вышел из дома, не взяв меча, и не вернулся. Я тебе это рассказываю не просто так, Свальд. Сванхильд пока поживет на моем драккаре. Но в походе, если вдруг ты или кто-то из твоих людей увидит Сванхильд на берегу, да ещё одну, без охраны – хватайте её. Я прощу, если вы с ней обойдетесь неласково, пытаясь удержать… потому что неизвестно, как она будет вырываться при этом.
Лишь бы снова не взлетела, как тогда на озере, мелькнуло у Харальда. Его вдруг прохватило холодом, но закончил он спокойно, ровным тоном:
– Более того, я даже награжу за это. Но я не прощу того, кто увидит дротнинг Сванхильд, идущую куда-то – и не остановит. Ты меня понял, Свальд? Остальным хирдманам я об этом тоже скажу.
– Полагаешь, она к тому времени уже будет не в себе? – озадаченно спросил брат.
– Те двое, о которых я говорил, отправились куда-то, не взяв мечи, – проворчал Харальд. – Мужчина в здравом уме так не поступает.
– Мои люди об этом будут знать, – пообещал брат.
Дыхание его уже понемногу сбивалось – то ли рана все-таки давала о себе знать, то ли Харальд шел слишком быстро для него.
– Могу выпустить деда, Харальд? Он с прошлой ночи сидит в опочивальне, под охраной…
– Выпускай, – отрывисто сказал Харальд. – Но спроси вот о чем – слышал ли он что-нибудь про людей, которые исчезали после укуса крысы? Насколько я помню, ярлам Сивербё всегда служила пара-тройка шведов. Может, и сейчас у них служит кто-то из тех краев. Если так, то спроси и у них.
– Спрошу, – чуть одышливо пообещал Свальд. Добавил зачем-то: – У меня у самого в хирде был швед. Помнишь Эрева? Он ещё ушел на Россватен, когда случилась та история. С бога… то есть с колдуном.
– Да, – буркнул Харальд.
И воспоминания налетели, на короткий миг заслонив от его глаз строй черных драккаров, к которому он спускался. Сванхильд в пещере, бледная, только что очнувшаяся. Счастливая – потому что увидела его…
Я не упущу её, пообещал себе мысленно Харальд. В Хааленсваге она не сумела уйти, и теперь не уйдет!
А вслух он сказал:
– Иди, Свальд. Готовься к отплытию.
Брат молча отстал.
Из сундуков с одеждой, принесенных на драккар, пару запихали в чулан на корме. Остальные расставили рядом.
Забава, как только люди Харальда покончили с этим делам, молча подошла к сундукам. Достала один из своих плащей – тяжелый, зимний, отделанный белым песцом. Поблагодарила коротко Торбера, затем отдала ему плащ, которым он укрыл её на берегу, в женском доме. Завернулась в свой.
И на всякий случай собрала для Харальда смену одежды. Чтобы сменил все то дранное и замаранное, в чем вынырнул из камней, на чистое, как только придет к ней на драккар. Сложила все стопкой на крышке одного из сундуков в чулане…
А потом Забава ждала. Стояла на носу, пока ноги не начали подгибаться от усталости. Зашла в чулан – внутрь туда заскочил только пес, стражники остались снаружи. Попыталась уснуть, кое-как свернувшись на крышке сундука. Но сон к ней не шел.
И она, поворочавшись, встала. Походила по драккару. Пока шагала, слушая, как поскрипывают под ногой половицы палубы, стражники не отставали ни на шаг. Все норовили телом заслонить её от берега. Забава, устав ходить, снова зашла в чулан. Села на сундук, застыла, глядя перед собой. Крысеныш, довольно тявкнув, тут же развалился на полу возле её ног.
Харальд пришел уже ближе к вечеру. Откинул кожаную занавесь, шагнул внутрь, пригнувшись – и глаза в полумраке чулана просияли серебряным огнем. Горели так, как никогда прежде, расплавленным металлом, светлым пламенем…
Крысеныш, почему-то жалобно заскулив, тут же забился в угол чулана.
Забава вскинулась с сундука. Смотреть на Харальда теперь было тяжело – серебряные глаза словно кололи, почти до боли – но взгляда она от него не отвела. Спросила быстро:
– Ты узнал что-нибудь, Харальд? Что будет с ребенком?
– Сядь, – бросил муж.
Голос был уставший. И Забава, ощутив, как разом заледенело все внутри от дурного предчувствия, опустилась обратно. Застыла, глядя, как муж садится на сундук напротив, прислоняет к его боку секиру…
– Ругать больше не буду, – тихо сказал наконец Харальд. – Сам во всем виноват. Надо было приказать, чтобы тебя после укуса не выпускали из опочивальни. Это моя оплошность. Моя и вина.
Он ещё и себя винит, как-то обессилено, измучено подумала Забава.
– Но я пытался… – Харальд вдруг скривился, серебряные глаза прищурились. – Я хотел, чтобы мои люди видели в тебе свою дротнинг. А не чужеземку, с которой я обращаюсь чуть лучше, чем с рабыней-наложницей. За которой все время присматриваю, чтобы она чего-нибудь не натворила. Которую запираю в своей опочивальне…
Забава не шелохнулась. Сидела молча.
Харальд глубоко вздохнул. Спросил неожиданно спокойно:
– Ты хоть что-нибудь ела? День почти прошел.
И только тут Забава разлепила губы, ставшие вдруг непослушными. Пробормотала:
– Да. Мне принесли, я поела. Я понимаю, это нужно для ребенка…
– Для ребенка, – повторил Харальд. Медленно, словно пробовал слово на вкус.
А следом встал. Сделал короткий шаг, опустился перед ней на колени. Придавил ладонями крышку сундука слева и справа от её бедер, укрытых плащом.
– Это нужно для тебя, Сванхильд, – сказал он тяжело.
Его глаза были близко, и сияли беспощадно, обжигающе. Слова падали размеренно.
– Хватит себя винить. Ты вечно всех жалеешь, вот и пожалей себя. Или твоей доброты на тебя саму уже не хватает? Что случилось, то случилось. Я же сказал, это моя вина. Я знаю тебя, я должен был предвидеть.
У Забавы вдруг словно надломилось что-то внутри - и она зажмурилась. Потянулась вперед, обняла его, попросила хрипловато:
– Расскажи, что узнал. Ведь узнал?
А потом, замерев, слушала его рассказ. Думала…
Выдохнула, едва Харальд замолчал:
– Выходит, я обезумею – а потом куда-то сбегу?
– У нас ещё полмесяца, – бросил муж.
И его ладони примяли складки плаща на её спине.
– За это время я успею дойти до Эйберга. Сейчас навещу родителя, попрошу, чтобы ветра дули только попутные. Я найду эту Исгерд, если она в крепости Гунира...
– А если нет? – коротко спросила Забава.
Ладони на спине вдавились в её тело. Не упирайся она коленками в бедра Харальда, наверно, сползла бы с сундука.
– Я уже размышлял об этом, – пробормотал муж над её ухом. – Но тебе не понравится то, что я скажу, Сванхильд.
Да что уж теперь-то, безрадостно подумала она. Потребовала:
– Говори. Ничего, вытерплю. После того, что случилось… уж ты-то мне зла точно не желаешь!
– Клетка, – тихо сказал Харальд. – Дней через семь мы дойдем до Эйберга. И раза два остановимся на берегу, для ночевки. У меня полно людей, смыслящих в кузнечном деле. Я и сам могу отковать клинок попроще, если понадобится. А ещё у меня много мечей, доставшихся мне как доля в добыче. Мы сделаем из них клетку, которая поместится здесь, в чулане. И если я не найду Исгерд, ты будешь жить в ней. Это все, что я смог придумать, Сванхильд.
Забава глубоко вздохнула. Тут же представила себя обезумевшую, в клетке. Желающую куда-то уйти, чтобы пропасть, как те, о ком рассказал Харальд. Что с ними случилось? Может, в омут какой-нибудь бросились? Или ещё что с собой сотворили. А она захочет того же…
Вот и будет расплата за то, что Харальду помешала, горько решила Забава. И спросила:
– А что насчет тех баб, которых тоже покусали крысы? Их тоже в клетку?
Но тут же она осознала, что Харальд не станет возиться с чужими бабами. О Гудню и Тюре позаботятся их мужья. Кроме того, у них ещё есть свекор, Кейлев. А остальные…
Только как просить Харальда о милости для баб – после того, что натворила? После того, как помешала ему допросить Асвейг?
Но и не попросить нельзя, подумала вдруг Забава с обреченной решимостью. Вдруг в Эйберге Харальд сумеет узнать, как обратить колдовство? И если бабы, покусанные крысами, окажутся рядом, им можно будет помочь. А иначе они исчезнут, как это случилось с мужиками, о которых рассказал муж.
В её памяти и так слишком много мертвых. Бабка Маленя, Рагнхильд со своими сестрами. Опять же, Красава. Все уже умерли – и если вдуматься, все это случилось потому, что они оказались с ней рядом…
Хоть кого-то же надо спасти?
Харальд нахмурился.
Понятно, о чем сейчас попросит, мелькнуло у него. Ничему-то её жизнь не учит…
– Что будет с Гудню и Тюрой, пусть решают их мужья, – проворчал он. – Остальных я оставлю здесь. С собой не потащу, даже не проси. У меня драккары, а не подводы для баб.
– Но вы же возите рабынь, – тихо возразила Сванхильд.
И уперлась лбом в его плечо, прикрытое дранной рубахой, в которой он выбрался из камня. Уронила:
– Меня саму когда-то так привезли сюда. На драккаре Свальда.
– Ты была подарком, – буркнул Харальд. – Для меня. А рабыни – добыча. На драккарах их долго не держат. Довозят до торжища, и продают.
– Но все же возят, – все так же негромко возразила она. – Харальд… ты когда-то обещал, что выполнишь одно мое желание. Уже после свадьбы. Помнишь? Ты ещё посмеялся над тем, что у моего народа жена в первую ночь снимает с мужа сапоги. И сам же потом обещал вергельд за свою насмешку. Сказал, что у вас платят даже за глупое слово.
Научил на свою голову, подумал Харальд.
Девчонка ещё сильнее вцепилась в его рубаху. Потерлась лбом о плечо – и шею защекотал пух тонких волос, выбившихся из её кос.
– Я хочу получить свой вергельд, – выдохнула Сванхильд. – Так что сейчас я прошу не о жалости, Харальд…
Он хрипло хмыкнул.
– А только об обещанном. Возьми всех покусанных баб с собой в Эйберг. Если ничего не выйдет, они просто исчезнут. Как те мужики. О клетках для них я не прошу.
– Спасибо и на этом, – буркнул Харальд. – Хоть в чем-то меру знаешь. Помнится, я тогда тебя предупреждал – многого не проси, за глупые слова вергельд положен небольшой.
– А он маленький, – быстро выпалила Сванхильд. – Несколько дней пути для шести баб. Всего лишь.
Следом она вскинула голову, попыталась выпрямиться – и Харальд ослабил хватку. Погладил ей плечи.
В голове крутилась недобрая мысль – может, через полмесяца она уже не заступиться ни за кого. Перестанет жалеть людей… и неизвестно, какой станет, если не удастся узнать про то колдовство с крысами. Может, через полмесяца даже клетка девчонку не убережет – и не удержит…
Откажу сейчас, пролетело в уме у Харальда, а потом буду вспоминать эту просьбу. То, как ей отказал. И ведь дело нетрудное. Вместе с кораблями из Вёллинхела у него набирается шестнадцать драккаров. Почти всем мужикам уже приходилось плавать бок о бок с живой добычей. А шесть баб – не тяжелый груз. Палубу они не протопчут.
– Я тебе одежду приготовила, Харальд, – упавшим голосом сказала вдруг Сванхильд. – Чистую. Надо было сразу… там на крышке сундука рядом с тобой стопка. Тут вода есть. Намочу какую-нибудь тряпку, чтобы ты обтерся, прежде чем переодеться?
– В бане ополоснусь, – буркнул Харальд.
И отловил ладонями её лицо. Бережно сжал, она выдохнула:
– Бани, наверно, и не топил никто. Сейчас кого-нибудь попрошу…
– Не до этого, – уронил Харальд. – Я не баба, дротнинг. Если на воде нет льда, значит, уже можно мыться. И я возьму с собой тот груз, о котором ты попросила. Хоть будет кого топить в море, если опять ослушаешься..
Сванхильд даже не дрогнула. И он почему-то этому обрадовался. Добавил:
– Утром мы отплываем. Пересмотри сундуки, которые притащили из опочивальни. Сложи то, что нужно для дороги, в те два, что стоят здесь. Остальные сундуки мои парни уберут под палубу. Привяжут покрепче, и добраться до них в дороге будет трудно.
А потом Харальд поцеловал Сванхильд – торопливо и жадно. Приказал, все ещё касаясь губами её рта, теплого, мягкого, с легким привкусом медового эля:
– Береги себя. Если что-то почувствуешь, если с тобой будет что-то не так, сразу же кричи. Как…
Тут он споткнулся. Слово «детеныш» Сванхильд не нравилось, а от «ребенка» у него самого сластило во рту, словно хлебнул сладкого пойла, которое так любят бабы.
– Как живот? – буркнул наконец Харальд.
– Ребенок толкнулся первый раз, – тихо ответила девчонка. – Ночью, после того, как меня укусила крыса. Но после этого – ничего…
– Раз толкается, значит, руки-ноги уже отросли достаточно, – заметил он. – И что лежит спокойно – тоже хорошо. Без дела пинаться не следует.
А потом Харальд заставил себя разжать ладони. Встал, одной рукой подхватил секиру, другой сгреб тряпье, приготовленное Сванхильд. Бросил, уже разворачиваясь:
– Помощником на моем драккаре пойдет Гейрульф. У Свейна, который ходил прежде со мной, теперь свой хирд и свой драккар. Я пошлю кого-нибудь за Гейрульфом – чтобы присмотрел за погрузкой. Если захочешь чего-нибудь, кричи его имя.
– Я крикну, – негромко ответила Сванхильд.
Но не спросила, чем займется он сам, пока драккар будут грузить. И Харальд, шагая к сходням, хмуро решил – переживает из-за того, что натворила. Хотя он сказал, что вина на нем.
Все-таки хорошо, что выполнил её просьбу. А то грызла бы себя ещё больше. Но теперь ей нужно быть сильной…
Через несколько шагов его кто-то догнал. Харальд покосился, узнал Свальда.
– Ты что-нибудь узнал о тех крысах? – торопливо спросил брат.
Шагал он как обычно – словно у него и не было раны на брюхе. Только держался немного одеревенело, грудь особо не выпячивал…
– И о том, каким колдовством занимались девки Гунира?
– А ты уже ожил, как я посмотрю? – буркнул Харальд. – Давно бегаешь по крепости?
– С ночи, – сдержанно ответил Свальд. – Как только ты начал допрашивать людей Гунира, Рыжий Льот решил, что я тоже должен обо всем узнать.
В этом «тоже» был скрытый упрек, и Харальд уронил:
– Тебе вскрыли брюхо. Я сам объявил об этом своим людям. К чему мне позориться, показывая, что я жду помощи от умирающего?
– Мне больше не надо прятаться, – возразил Свальд. – Гунира-то больше нет.
– Зато мои люди остались, – отрезал Харальд. – Вот ты им и рассказывай, как всех обманул. А у меня свои заботы.
Брат покладисто отозвался:
– Как скажешь. Меня, собственно, уже спрашивали – и уже пришлось отвечать… кстати, Кейлев велел передать, что в сундуках Гунира он нашел только тряпье. И немного золота.
– Как там старик? – помолчав, бросил Харальд.
– Голова перевязана, дышит тяжело, но бегает, – объявил Свальд. – Невестки его сидят на кнорре, который болтается неподалеку от берега – Кейлев считает, что так будет лучше. Говорит, то крысы, то бергризеры, а у него и так голова болит, ещё не хватало из-за баб тревожиться. Значит, завтра в поход?
Возглас прозвучал почти радостно, и Харальд подумал – засиделся брат на берегу…
Он бы и сам сейчас радовался предстоящему походу, если бы не то, что случилось со Сванхильд.
– Так что ты сумел узнать? – уже серьезно спросил Свальд.
– В Эйберге, крепости Гунира, одного человека покусала крыса, – вполголоса ответил Харальд. – Он перед этим путался с прежней прислужницей Брегги. А через полмесяца после укуса этот человек исчез. Оставил оружие, сундук с серебряными марками – и пропал без следа. В свое время так же исчез мужик, по слухам, убивший жену Гунира, Вандис. Вышел из дома, не взяв меча, и не вернулся. Я тебе это рассказываю не просто так, Свальд. Сванхильд пока поживет на моем драккаре. Но в походе, если вдруг ты или кто-то из твоих людей увидит Сванхильд на берегу, да ещё одну, без охраны – хватайте её. Я прощу, если вы с ней обойдетесь неласково, пытаясь удержать… потому что неизвестно, как она будет вырываться при этом.
Лишь бы снова не взлетела, как тогда на озере, мелькнуло у Харальда. Его вдруг прохватило холодом, но закончил он спокойно, ровным тоном:
– Более того, я даже награжу за это. Но я не прощу того, кто увидит дротнинг Сванхильд, идущую куда-то – и не остановит. Ты меня понял, Свальд? Остальным хирдманам я об этом тоже скажу.
– Полагаешь, она к тому времени уже будет не в себе? – озадаченно спросил брат.
– Те двое, о которых я говорил, отправились куда-то, не взяв мечи, – проворчал Харальд. – Мужчина в здравом уме так не поступает.
– Мои люди об этом будут знать, – пообещал брат.
Дыхание его уже понемногу сбивалось – то ли рана все-таки давала о себе знать, то ли Харальд шел слишком быстро для него.
– Могу выпустить деда, Харальд? Он с прошлой ночи сидит в опочивальне, под охраной…
– Выпускай, – отрывисто сказал Харальд. – Но спроси вот о чем – слышал ли он что-нибудь про людей, которые исчезали после укуса крысы? Насколько я помню, ярлам Сивербё всегда служила пара-тройка шведов. Может, и сейчас у них служит кто-то из тех краев. Если так, то спроси и у них.
– Спрошу, – чуть одышливо пообещал Свальд. Добавил зачем-то: – У меня у самого в хирде был швед. Помнишь Эрева? Он ещё ушел на Россватен, когда случилась та история. С бога… то есть с колдуном.
– Да, – буркнул Харальд.
И воспоминания налетели, на короткий миг заслонив от его глаз строй черных драккаров, к которому он спускался. Сванхильд в пещере, бледная, только что очнувшаяся. Счастливая – потому что увидела его…
Я не упущу её, пообещал себе мысленно Харальд. В Хааленсваге она не сумела уйти, и теперь не уйдет!
А вслух он сказал:
– Иди, Свальд. Готовься к отплытию.
Брат молча отстал.
Из сундуков с одеждой, принесенных на драккар, пару запихали в чулан на корме. Остальные расставили рядом.
Забава, как только люди Харальда покончили с этим делам, молча подошла к сундукам. Достала один из своих плащей – тяжелый, зимний, отделанный белым песцом. Поблагодарила коротко Торбера, затем отдала ему плащ, которым он укрыл её на берегу, в женском доме. Завернулась в свой.
И на всякий случай собрала для Харальда смену одежды. Чтобы сменил все то дранное и замаранное, в чем вынырнул из камней, на чистое, как только придет к ней на драккар. Сложила все стопкой на крышке одного из сундуков в чулане…
А потом Забава ждала. Стояла на носу, пока ноги не начали подгибаться от усталости. Зашла в чулан – внутрь туда заскочил только пес, стражники остались снаружи. Попыталась уснуть, кое-как свернувшись на крышке сундука. Но сон к ней не шел.
И она, поворочавшись, встала. Походила по драккару. Пока шагала, слушая, как поскрипывают под ногой половицы палубы, стражники не отставали ни на шаг. Все норовили телом заслонить её от берега. Забава, устав ходить, снова зашла в чулан. Села на сундук, застыла, глядя перед собой. Крысеныш, довольно тявкнув, тут же развалился на полу возле её ног.
Харальд пришел уже ближе к вечеру. Откинул кожаную занавесь, шагнул внутрь, пригнувшись – и глаза в полумраке чулана просияли серебряным огнем. Горели так, как никогда прежде, расплавленным металлом, светлым пламенем…
Крысеныш, почему-то жалобно заскулив, тут же забился в угол чулана.
Забава вскинулась с сундука. Смотреть на Харальда теперь было тяжело – серебряные глаза словно кололи, почти до боли – но взгляда она от него не отвела. Спросила быстро:
– Ты узнал что-нибудь, Харальд? Что будет с ребенком?
– Сядь, – бросил муж.
Голос был уставший. И Забава, ощутив, как разом заледенело все внутри от дурного предчувствия, опустилась обратно. Застыла, глядя, как муж садится на сундук напротив, прислоняет к его боку секиру…
– Ругать больше не буду, – тихо сказал наконец Харальд. – Сам во всем виноват. Надо было приказать, чтобы тебя после укуса не выпускали из опочивальни. Это моя оплошность. Моя и вина.
Он ещё и себя винит, как-то обессилено, измучено подумала Забава.
– Но я пытался… – Харальд вдруг скривился, серебряные глаза прищурились. – Я хотел, чтобы мои люди видели в тебе свою дротнинг. А не чужеземку, с которой я обращаюсь чуть лучше, чем с рабыней-наложницей. За которой все время присматриваю, чтобы она чего-нибудь не натворила. Которую запираю в своей опочивальне…
Забава не шелохнулась. Сидела молча.
Харальд глубоко вздохнул. Спросил неожиданно спокойно:
– Ты хоть что-нибудь ела? День почти прошел.
И только тут Забава разлепила губы, ставшие вдруг непослушными. Пробормотала:
– Да. Мне принесли, я поела. Я понимаю, это нужно для ребенка…
– Для ребенка, – повторил Харальд. Медленно, словно пробовал слово на вкус.
А следом встал. Сделал короткий шаг, опустился перед ней на колени. Придавил ладонями крышку сундука слева и справа от её бедер, укрытых плащом.
– Это нужно для тебя, Сванхильд, – сказал он тяжело.
Его глаза были близко, и сияли беспощадно, обжигающе. Слова падали размеренно.
– Хватит себя винить. Ты вечно всех жалеешь, вот и пожалей себя. Или твоей доброты на тебя саму уже не хватает? Что случилось, то случилось. Я же сказал, это моя вина. Я знаю тебя, я должен был предвидеть.
У Забавы вдруг словно надломилось что-то внутри - и она зажмурилась. Потянулась вперед, обняла его, попросила хрипловато:
– Расскажи, что узнал. Ведь узнал?
А потом, замерев, слушала его рассказ. Думала…
Выдохнула, едва Харальд замолчал:
– Выходит, я обезумею – а потом куда-то сбегу?
– У нас ещё полмесяца, – бросил муж.
И его ладони примяли складки плаща на её спине.
– За это время я успею дойти до Эйберга. Сейчас навещу родителя, попрошу, чтобы ветра дули только попутные. Я найду эту Исгерд, если она в крепости Гунира...
– А если нет? – коротко спросила Забава.
Ладони на спине вдавились в её тело. Не упирайся она коленками в бедра Харальда, наверно, сползла бы с сундука.
– Я уже размышлял об этом, – пробормотал муж над её ухом. – Но тебе не понравится то, что я скажу, Сванхильд.
Да что уж теперь-то, безрадостно подумала она. Потребовала:
– Говори. Ничего, вытерплю. После того, что случилось… уж ты-то мне зла точно не желаешь!
– Клетка, – тихо сказал Харальд. – Дней через семь мы дойдем до Эйберга. И раза два остановимся на берегу, для ночевки. У меня полно людей, смыслящих в кузнечном деле. Я и сам могу отковать клинок попроще, если понадобится. А ещё у меня много мечей, доставшихся мне как доля в добыче. Мы сделаем из них клетку, которая поместится здесь, в чулане. И если я не найду Исгерд, ты будешь жить в ней. Это все, что я смог придумать, Сванхильд.
Забава глубоко вздохнула. Тут же представила себя обезумевшую, в клетке. Желающую куда-то уйти, чтобы пропасть, как те, о ком рассказал Харальд. Что с ними случилось? Может, в омут какой-нибудь бросились? Или ещё что с собой сотворили. А она захочет того же…
Вот и будет расплата за то, что Харальду помешала, горько решила Забава. И спросила:
– А что насчет тех баб, которых тоже покусали крысы? Их тоже в клетку?
Прода от 29.08
Но тут же она осознала, что Харальд не станет возиться с чужими бабами. О Гудню и Тюре позаботятся их мужья. Кроме того, у них ещё есть свекор, Кейлев. А остальные…
Только как просить Харальда о милости для баб – после того, что натворила? После того, как помешала ему допросить Асвейг?
Но и не попросить нельзя, подумала вдруг Забава с обреченной решимостью. Вдруг в Эйберге Харальд сумеет узнать, как обратить колдовство? И если бабы, покусанные крысами, окажутся рядом, им можно будет помочь. А иначе они исчезнут, как это случилось с мужиками, о которых рассказал муж.
В её памяти и так слишком много мертвых. Бабка Маленя, Рагнхильд со своими сестрами. Опять же, Красава. Все уже умерли – и если вдуматься, все это случилось потому, что они оказались с ней рядом…
Хоть кого-то же надо спасти?
Харальд нахмурился.
Понятно, о чем сейчас попросит, мелькнуло у него. Ничему-то её жизнь не учит…
– Что будет с Гудню и Тюрой, пусть решают их мужья, – проворчал он. – Остальных я оставлю здесь. С собой не потащу, даже не проси. У меня драккары, а не подводы для баб.
– Но вы же возите рабынь, – тихо возразила Сванхильд.
И уперлась лбом в его плечо, прикрытое дранной рубахой, в которой он выбрался из камня. Уронила:
– Меня саму когда-то так привезли сюда. На драккаре Свальда.
– Ты была подарком, – буркнул Харальд. – Для меня. А рабыни – добыча. На драккарах их долго не держат. Довозят до торжища, и продают.
– Но все же возят, – все так же негромко возразила она. – Харальд… ты когда-то обещал, что выполнишь одно мое желание. Уже после свадьбы. Помнишь? Ты ещё посмеялся над тем, что у моего народа жена в первую ночь снимает с мужа сапоги. И сам же потом обещал вергельд за свою насмешку. Сказал, что у вас платят даже за глупое слово.
Научил на свою голову, подумал Харальд.
Девчонка ещё сильнее вцепилась в его рубаху. Потерлась лбом о плечо – и шею защекотал пух тонких волос, выбившихся из её кос.
– Я хочу получить свой вергельд, – выдохнула Сванхильд. – Так что сейчас я прошу не о жалости, Харальд…
Он хрипло хмыкнул.
– А только об обещанном. Возьми всех покусанных баб с собой в Эйберг. Если ничего не выйдет, они просто исчезнут. Как те мужики. О клетках для них я не прошу.
– Спасибо и на этом, – буркнул Харальд. – Хоть в чем-то меру знаешь. Помнится, я тогда тебя предупреждал – многого не проси, за глупые слова вергельд положен небольшой.
– А он маленький, – быстро выпалила Сванхильд. – Несколько дней пути для шести баб. Всего лишь.
Следом она вскинула голову, попыталась выпрямиться – и Харальд ослабил хватку. Погладил ей плечи.
В голове крутилась недобрая мысль – может, через полмесяца она уже не заступиться ни за кого. Перестанет жалеть людей… и неизвестно, какой станет, если не удастся узнать про то колдовство с крысами. Может, через полмесяца даже клетка девчонку не убережет – и не удержит…
Откажу сейчас, пролетело в уме у Харальда, а потом буду вспоминать эту просьбу. То, как ей отказал. И ведь дело нетрудное. Вместе с кораблями из Вёллинхела у него набирается шестнадцать драккаров. Почти всем мужикам уже приходилось плавать бок о бок с живой добычей. А шесть баб – не тяжелый груз. Палубу они не протопчут.
– Я тебе одежду приготовила, Харальд, – упавшим голосом сказала вдруг Сванхильд. – Чистую. Надо было сразу… там на крышке сундука рядом с тобой стопка. Тут вода есть. Намочу какую-нибудь тряпку, чтобы ты обтерся, прежде чем переодеться?
– В бане ополоснусь, – буркнул Харальд.
И отловил ладонями её лицо. Бережно сжал, она выдохнула:
– Бани, наверно, и не топил никто. Сейчас кого-нибудь попрошу…
– Не до этого, – уронил Харальд. – Я не баба, дротнинг. Если на воде нет льда, значит, уже можно мыться. И я возьму с собой тот груз, о котором ты попросила. Хоть будет кого топить в море, если опять ослушаешься..
Сванхильд даже не дрогнула. И он почему-то этому обрадовался. Добавил:
– Утром мы отплываем. Пересмотри сундуки, которые притащили из опочивальни. Сложи то, что нужно для дороги, в те два, что стоят здесь. Остальные сундуки мои парни уберут под палубу. Привяжут покрепче, и добраться до них в дороге будет трудно.
А потом Харальд поцеловал Сванхильд – торопливо и жадно. Приказал, все ещё касаясь губами её рта, теплого, мягкого, с легким привкусом медового эля:
– Береги себя. Если что-то почувствуешь, если с тобой будет что-то не так, сразу же кричи. Как…
Тут он споткнулся. Слово «детеныш» Сванхильд не нравилось, а от «ребенка» у него самого сластило во рту, словно хлебнул сладкого пойла, которое так любят бабы.
– Как живот? – буркнул наконец Харальд.
– Ребенок толкнулся первый раз, – тихо ответила девчонка. – Ночью, после того, как меня укусила крыса. Но после этого – ничего…
– Раз толкается, значит, руки-ноги уже отросли достаточно, – заметил он. – И что лежит спокойно – тоже хорошо. Без дела пинаться не следует.
А потом Харальд заставил себя разжать ладони. Встал, одной рукой подхватил секиру, другой сгреб тряпье, приготовленное Сванхильд. Бросил, уже разворачиваясь:
– Помощником на моем драккаре пойдет Гейрульф. У Свейна, который ходил прежде со мной, теперь свой хирд и свой драккар. Я пошлю кого-нибудь за Гейрульфом – чтобы присмотрел за погрузкой. Если захочешь чего-нибудь, кричи его имя.
– Я крикну, – негромко ответила Сванхильд.
Но не спросила, чем займется он сам, пока драккар будут грузить. И Харальд, шагая к сходням, хмуро решил – переживает из-за того, что натворила. Хотя он сказал, что вина на нем.
Все-таки хорошо, что выполнил её просьбу. А то грызла бы себя ещё больше. Но теперь ей нужно быть сильной…
