А сам Кейлев держал в руке смолистый факел.
Вот и ладно, удовлетворенно решил Харальд.
— Я сейчас насчет чистой одежды гляну, — сказал запыхавшийся Кейлев, передавая ему факел.
— И для неё что-нибудь потеплей найди, — бросил в ответ Харальд.
— Сделаю, — добродушно отозвался старик.
Крепко же он запомнил обещание дать отличившимся драккары, подумал Харальд.
Впрочем, если Гудрем не придет в Йорингард, то драккаров будет — дари не хочу. Где бы ещё хирды на них взять?
Он молча разжег дрова, уложенные рабами в каменный очаг. Поставил рядом ведра. Баня по-походному — когда воздух, быстро прогревшийся от огня, горячий, а вода из родника отдает льдом. Ему такое не в новинку, а вот девчонке…
Но Добава быстро разделась, опередив даже его. Заскочила внутрь, присела у одного из ведер, плеснула на себя водой. Сразу охнула, подскочив от холода.
Так не пойдет, мелькнуло у Харальда.
Кейлев знает, где он. Случись что, кликнет. Время не поджимает…
И Харальд, зайдя девчонке со спины, присел на корточки. Зажал её зад между своих бедер. Поймал тонкие руки, успевшие похолодеть от ледяной воды. Сдвинул колени, не давая Добаве выскользнуть.
Обещал заласкать — не получилось, подумал Харальд. Ну хоть вымою.
Он содрал с себя рубаху, макнул в холодную воду. Жамкнул меж ладоней, выдавливая лишнюю влагу. Затем подержал над огнем, полыхавшим рядом в каменке. Дождался, пока мокрая тряпка согреется.
А следом Харальд перекинул Добаве на грудь волосы, блеснувшие на свету золотом. Принялся растирать ей спину. Снова смочил, снова отжал…
Кожа на худой спине быстро порозовела. Харальд, не удержавшись, отложил рубаху. Обнял, накрыв ладонями груди девчонки. Прошелся, целуя тяжело, не жалея, по плечам. Поднялся по девичьей шее, расцветив кожу красными пятнами. Ощутил, как набухают у него под руками соски. Щекочут ладони, мозолистые от рукояти секиры, двумя потеплевшими бусинами…
Затем Харальд снова взялся за рубаху. Дотер спину, плеснул на неё немного холодной воды. И, ухмыльнувшись, принялся за бедра Добавы. За живот. Тер, заставляя кожу краснеть.
Заодно и гладил там, где хотел. Везде. Вольно, уверенно, слушая, как часто вздыхает Добава.
Следом его рука скользнула ей между ног. А когда пальцы Харальда вдавились в плоть под лобком, Добава задышала уже судорожно.
Харальд запустил пальцы глубже — и она попыталась отпихнуть его руку.
Он улыбнулся. Впился поцелуем ей в плечо, прижимая и осаживая. Свободной рукой принялся растирать ей грудь. Но по ней проходился уже мягко. Лаская.
Другая рука оглаживала её снизу. Заходила все глубже в тело, дрожавшее под его пальцами.
Баня быстро прогревалась, сбоку тек жар. Харальд, вдруг осев назад, на широкие половицы, дернул Добаву на себя. Обнял, облапив и прижав к себе, давая ощутить спиной его мужское копье. Уже вздыбленное, но ещё прикрытое штанами.
Затем Харальд отодвинул Добаву от себя и заставил развернуться.
Она так и сидела на корточках, замерев между его бедер, пока Харальд развязывал штаны. Точно зачарованная птица. Волосы, сиявшие золотыми отблесками, стекали на грудь с одной стороны.
Девчонка заворожено смотрела на него — и в синих глазах, подсвеченных пламенем из каменки, Харальд видел себя.
Видел человеком.
Потом он потянул Добаву за колени, заставив оседлать свои бедра. Зашел в неё, подхватив под ягодицы…
Обнял. И задвигался тугими жаркими рывками, слушая её вздохи, как другие слушают песни скальдов — радуясь.
Когда все кончилось, Харальд-чужанин отпустил Забаву не сразу. Замер, притиснув к себе и тяжело дыша над ухом.
Она, касаясь щекой его груди, слушала сразу все — и гулкие удары его сердца, и его дыхание, и потрескивание пламени в очаге рядом.
Наконец Харальд разомкнул руки. Забава тут же попыталась встать. Но он удержал, и снова начал обтирать рубахой.
А Забава заливалась краской стыда все гуще. Мыслимо ли? Мужик бабу моет. Даже между ног у неё прошелся. Ладно хоть волосы позволил выполоскать самой, наконец-то отпустив.
Она поливала голову холодной водой, жалея, что под рукой нет разведенного щелока. Чтобы помыться по-настоящему, до чистого скрипа. В доме-то у Харальда щелок был…
Рядом мылся Харальд, фыркая и шумно расплескивая воду.
Когда они вышли в предбанник, там уже горел светильник, принесенный неведомо кем. На колышках у входа теперь висела мужская одежда. Как раз над той лавкой, где Забава оставила свои рубахи и штаны.
А в углу, на раскидистых рогах, сейчас красовался бабий наряд. Дорогой, из красной ткани, шитой серебром. С одного отростка свисал плащ на серебристо-белом меху.
И мысли у Забавы побежали быстрой речкой.
Ещё когда за Харальдом бежала, оступаясь — видела, что идут по городищу. Обнесенному высокой стеной. Каменной, не деревянной, как в Ладоге.
Ещё тогда она подумала — кто же здесь живет? Следом вспомнила далекие крики, что слышала прошлой ночью, сидя на корабле. Мигом поняла — уже не живет, а жил.
Но тогда Забава мысли эти отогнала. Там, в поместье, Харальд через бабку Маленю сказал, что ждет нападения. Выходит, не он первый начал?
Да и не хотелось опять о страшном думать. Уже надумалась в ту ночь, когда они сюда приплыли.
А сейчас от вида бабьих нарядов Забаву затошнило. Жива ли ещё хозяйка платья? Что с ней сталось?
Харальд что-то проговорил, повелительно ткнув рукой в сторону плаща да платья. Тут же, отвернувшись, направился к колышкам, на которых висела чистая, добротная мужская одежда.
Забава тоскливо глянула Харальду в спину. Опять ведь рассердится…
И метнулась к лавке мимо него, торопясь ухватить рубахи да порты, в которых пришла.
Он поймал её, не глядя — в охапку, едва Добава попыталась проскочить рядом. Глянул с удивлением, развернул и подтолкнул к тряпкам, принесенным Кейлевом для неё. Сказал, не повышая голоса:
— Надевай.
Добава замотала головой. Глянула с ужасом, отступая назад.
— Хочешь голой пойти? — уже погромче спросил Харальд.
Расслабленное благодушие, в котором он пребывал после бани, ещё не ушло. И терять его не хотелось.
Добава, прикрываясь руками, посмотрела умоляюще. Что-то выпалила, указывая на тряпки, в которых пришла — и уложила на лавку, раздевшись.
Харальд шевельнул бровями. Если принять это за непослушание, то надо дать затрещину. Наказать, как он ей обещал. Ещё тогда обещал, в Хааленсваге, через старуху-славянку.
Но наказывать Добаву не хотелось. Особенно после того, как заявился к ней со светящейся рожей. После того, как её швырнули ему на драккар — на поживу, словно кусок мяса…
И после бани.
Придется не заметить, хмуро подумал Харальд.
Он отвернулся и начал неторопливо одеваться. Застегнул пояс с бляхами, посмотрел на Добаву, уже успевшую одеться — и вдруг метнулся в угол. Подхватил плащ, набросил девчонке на голову. Закрутил свободную полу вокруг тела, пеленая руки. Тут же, пока она не успела выпутаться, закинул её на плечо.
Под конец Харальд шлепнул Добаву по заду, довольно подумав — тоже удар, если не придираться к замаху. Подхватил свободной рукой секиру, пнул дверь.
Снаружи его поджидал Кейлев.
— Пока все тихо, ярл, — объявил старик, покосившись на его ношу. — И парни Убби угомонились. Он сам их из женского дома выставил.
Там наверняка побывали не только парни Убби, но и мои, мелькнуло у Харальда. Право хирда на отдых после штурма соблюдено…
Он кивнул и молча зашагал к своему драккару. Спускался к берегу уже по дорожке, тянувшейся от ворот.
Следующим утром Харальд проснулся, едва темное небо начало светлеть. Встал, быстро завязал штаны.
Уже потянувшись за поясом, он покосился на Добаву. Та спала под покрывалом, привезенным из Хааленсваге — но на плаще, от которого так яростно отказывалась в бане.
Лечь на него девчонка не пожелала. И пришлось ей помочь. А потом продолжать, пока Добава не уснула от усталости.
Харальд подхватил секиру, уложенную под скатом крыши. Вынырнул из закутка.
Палуба была пуста. Он оглянулся — на корме соседнего драккара замер викинг, глядя на фьорд. Тихо плескалась вода о корабельные борта…
Подожду, пока не проснется Кейлев, решил Харальд. Учитывая все, старик первым делом прибежит сюда, высматривать своего ярла.
Он подошел к носу. Опер секиру о палубу, утвердил на рукояти обе руки и задумался.
Гудрем уже мог вернуться из Фрогсгарда. После таких новостей по морю и ночью можно прогуляться. К тому же Ёрмунгард после случившегося должен был навестить конунга.
Но Гудрем не явился. Убби прав, и Кровавая Секира испугался рассказов тех, кто сбежал из Йорингарда позапрошлой ночью?
Могло быть и так. Особенно если Гудрем узнал, что стрелы с кровью Ёрмунгарда, летевшие в Харальда уже на берегу, не сработали.
Или все ещё проще? Ёрмунгард, его хозяин, дернул за поводок — и запретил соваться к сыну во второй раз?
Харальд обернулся, кинул взгляд на крепость. Где-то на задах кукарекнул петух, встречая зарю. Приглушенно замычала корова.
Йорингард будет возвращаться к жизни, мелькнуло у Харальда. Но если уйти отсюда, крепость опять захватят. Тот же Гудрем вернется, услышав, что берсерка в Йорингарде больше нет.
Надо выбирать, с сожалением подумал Харальд. Или я остаюсь берсерком, который на зиму запирается в Хааленсваге — но отсидеться там не удастся… или поступлю иначе.
Кейлев прибежал, когда небо за Йорингардом уже начало алеть. Харальд, спустившись по сходням, бросил:
— Пришли стражу на мой драккар. Только учти, что русоволосую надо охранять, а не отбивать.
Потом он постоял на берегу. Проводил взглядом троицу викингов в полном боевом облачении, взлетевших на борт по сходням — и отправился проверять стражу на стене. А заодно посмотреть на крепость при свете дня.
Обойдя Йорингард вдоль и поперек, Харальд размялся, лениво помахав мечом с парой своих людей. Затем вернулись лодки, посланные Кейлевом к рыбакам из округи. И принесли вести.
Драккары Гудрема видели уходящими на юг. В сторону южного Нартвегра, где располагалась собственная крепость Кровавой Секиры, Вёллинхел.
— И что теперь? — жизнерадостно прогудел Убби, примчавшийся на берег, едва лодки показались во фьорде.
Харальд взглянул на его руку. Пальцы посветлели, но торчали так, что становилось ясно — правой рукой Убби не владеть.
— У меня тоже есть для вас известие, — неспешно проговорил Харальд. — В последнее время в северном Нартвегре стало неспокойно. А у меня теперь много драккаров. И нет смысла тащить их в Хааленсваге. Йорингард — крепость, рассчитанная на много хирдов. Пусть так и будет. На эту зиму я остаюсь здесь.
Убби довольно ощерился. Кейлев торопливо сказал:
— Оба моих сына придут сюда, чтобы служить тебе, ярл. Но надо бы известить наших, разошедшихся по домам. Думаю, кто-то наверняка придет, услышав обо всем.
— Сделаем, — проворчал Харальд. — Люди нужны, хоть плачь. Здесь, в крепости, ещё остались воины конунга Ольвдана? Те, кого Гудрем взял в плен?
Кейлев глянул на Убби. Тот ответил:
— Всех выживших Гудрем забрал во Фрогсгард. Собирался продать их на торжище, вместе с бабами Ольвдана. Хотя какие из них рабы? Разве что к свеям отвезти, чтобы повесить на их жертвенные деревья. На месте покупать дорого, да и богам сильные жертвы угодней…
— Значит, надо послать весточку и во Фрогсгард, — уронил Харальд. — Пусть люди там узнают, что мы выкупим всех воинов Ольвдана. А если кто-то решит придержать нового раба, надеясь на выкуп побогаче — к таким я сам наведаюсь. Кроме того, пусть во Фрогсгарде знают, что я приму любого, кто захочет встать под мою руку.
А среди них, подумал Харальд, найдутся и те, кто будет слать вести Гудрему. Это можно использовать.
— Ты, Кейлев, сегодня же отправишься в Хааленсваге, — закончил Харальд. — Возьми с собой человек двадцать из наших. Ещё три десятка парней тебе даст Убби. Зайдешь во Фрогсгард, потом поплывешь в Хааленсваге. Выкупишь проданных людей Ольвдана, и заберешь из поместья часть припасов. Ещё я хочу привезти сюда своих псов. И кое-кого из рабов.
— Тогда придется сходить два раза, ярл, — практично сказал Кейлев. — А что ты решил насчет Хааленсваге?
— Мое поместье перезимует на этот раз без меня, — равнодушно ответил Харальд. — Теперь ты, Убби. Какой вергельд ты хочешь за свое увечье?
— Ну… — Убби помедлил. — Сто марок серебром. Или место хёрсира на одном из твоих драккаров, ярл!
— Без правой руки? — удивился Харальд.
— Щит моя правая удержит запросто, — заявил Убби. — Я только ремни подтяну, как надо. А драться можно и левой рукой. Всегда мечтал стать хёрсиром!
Харальд, поразмыслив, кивнул.
— Пусть будет так. И ты, Кейлев. Выбирай для себя драккар.
С этими рассчитался, пролетело у него в уме. Завтра-послезавтра нужно расплатиться с воинами… и после этого он станет очень небогатым ярлом.
Затем надо выманить Гудрема — или самому напасть на Вёллинхел. И желательно поговорить с Кровавой Секирой перед его смертью. Послушать, что тот скажет…
Потому что словам Ёрмунгарда доверять нельзя.
Проснулась Забава на роскошном плаще — и скатилась с него, точно белый мех обжег тело. Поспешно натянула штаны, которые Харальд ночью с неё стащил. Забилась в угол.
Уже сидя там, Забава вспомнила, как Харальд когда-то ей сказал — для его народа такие, как она, добыча.
Выходит, не только такие, как она? Но и свои?
Ладно хоть, на берегу больше не кричали.
И что дальше, думала Забава безрадостно. Харальд вернется домой или поплывет куда-то ещё?
Затем ей вспомнилось, как бабка Маленя говорила — тебе главное дожить до весны, а там хозяин в походы уйдет. До весны далеко, но он уже отправился в поход. И её с собой прихватил…
Забава подтянула колени к груди.
А ещё Маленя сказывала, что Харальд не человек, а зверь в человечьей шкуре.
Может, светящаяся морда, которую она видела, и есть тот зверь, что в нем сидит? Правда, потом эта морда погасла. Сгинула. А если в следующий раз морда не пропадет?
Забава обняла колени и замерла, глядя на плащ.
За себя, за смерть свою будущую она Харальда наперед простила. Только боли под конец боялась.
Но теперь стало жаль хозяйку этого плаща. До нытья в груди. Вряд ли она отдала такую красоту по доброй воле. Может, её уже нет в живых? А Харальд к этому руку приложил…
К полуночи Харальд вернулся на драккар. Надо было забрать Добаву и отвести её в покой — одну из опочивален в главном доме Йорингарда.
Девчонка опять сидела в углу.
Харальд сразу закинул её на плечо — и понес. Так было быстрей. Да и воины не будут болтать, что ярл водит рабыню за руку…
А ещё, повиснув у него на плече, Добава не сможет вновь его ослушаться. Ну, покричит. Так это со страху, это поймут.
Он шел молча. Добава тоже молчала — только кулачками упиралась ему в спину, чтобы не мотаться, как куль.
С плеча Харальд сгрузил девчонку уже в своем новом покое. Следом посмотрел на двух рабынь, которых Кейлев отобрал в услужение, прежде чем отплыть в Хааленсваге.
Крепкие, немолодые. И не знающие славянского языка — это условие он сам поставил Кейлеву. Чтобы ни одна не проболталась о том, что творилось в Йорингарде после штурма.
Вот и ладно, удовлетворенно решил Харальд.
— Я сейчас насчет чистой одежды гляну, — сказал запыхавшийся Кейлев, передавая ему факел.
— И для неё что-нибудь потеплей найди, — бросил в ответ Харальд.
— Сделаю, — добродушно отозвался старик.
Крепко же он запомнил обещание дать отличившимся драккары, подумал Харальд.
Впрочем, если Гудрем не придет в Йорингард, то драккаров будет — дари не хочу. Где бы ещё хирды на них взять?
Он молча разжег дрова, уложенные рабами в каменный очаг. Поставил рядом ведра. Баня по-походному — когда воздух, быстро прогревшийся от огня, горячий, а вода из родника отдает льдом. Ему такое не в новинку, а вот девчонке…
Но Добава быстро разделась, опередив даже его. Заскочила внутрь, присела у одного из ведер, плеснула на себя водой. Сразу охнула, подскочив от холода.
Так не пойдет, мелькнуло у Харальда.
Кейлев знает, где он. Случись что, кликнет. Время не поджимает…
И Харальд, зайдя девчонке со спины, присел на корточки. Зажал её зад между своих бедер. Поймал тонкие руки, успевшие похолодеть от ледяной воды. Сдвинул колени, не давая Добаве выскользнуть.
Обещал заласкать — не получилось, подумал Харальд. Ну хоть вымою.
Он содрал с себя рубаху, макнул в холодную воду. Жамкнул меж ладоней, выдавливая лишнюю влагу. Затем подержал над огнем, полыхавшим рядом в каменке. Дождался, пока мокрая тряпка согреется.
А следом Харальд перекинул Добаве на грудь волосы, блеснувшие на свету золотом. Принялся растирать ей спину. Снова смочил, снова отжал…
Кожа на худой спине быстро порозовела. Харальд, не удержавшись, отложил рубаху. Обнял, накрыв ладонями груди девчонки. Прошелся, целуя тяжело, не жалея, по плечам. Поднялся по девичьей шее, расцветив кожу красными пятнами. Ощутил, как набухают у него под руками соски. Щекочут ладони, мозолистые от рукояти секиры, двумя потеплевшими бусинами…
Затем Харальд снова взялся за рубаху. Дотер спину, плеснул на неё немного холодной воды. И, ухмыльнувшись, принялся за бедра Добавы. За живот. Тер, заставляя кожу краснеть.
Заодно и гладил там, где хотел. Везде. Вольно, уверенно, слушая, как часто вздыхает Добава.
Следом его рука скользнула ей между ног. А когда пальцы Харальда вдавились в плоть под лобком, Добава задышала уже судорожно.
Харальд запустил пальцы глубже — и она попыталась отпихнуть его руку.
Он улыбнулся. Впился поцелуем ей в плечо, прижимая и осаживая. Свободной рукой принялся растирать ей грудь. Но по ней проходился уже мягко. Лаская.
Другая рука оглаживала её снизу. Заходила все глубже в тело, дрожавшее под его пальцами.
Баня быстро прогревалась, сбоку тек жар. Харальд, вдруг осев назад, на широкие половицы, дернул Добаву на себя. Обнял, облапив и прижав к себе, давая ощутить спиной его мужское копье. Уже вздыбленное, но ещё прикрытое штанами.
Затем Харальд отодвинул Добаву от себя и заставил развернуться.
Она так и сидела на корточках, замерев между его бедер, пока Харальд развязывал штаны. Точно зачарованная птица. Волосы, сиявшие золотыми отблесками, стекали на грудь с одной стороны.
Девчонка заворожено смотрела на него — и в синих глазах, подсвеченных пламенем из каменки, Харальд видел себя.
Видел человеком.
Потом он потянул Добаву за колени, заставив оседлать свои бедра. Зашел в неё, подхватив под ягодицы…
Обнял. И задвигался тугими жаркими рывками, слушая её вздохи, как другие слушают песни скальдов — радуясь.
***
Когда все кончилось, Харальд-чужанин отпустил Забаву не сразу. Замер, притиснув к себе и тяжело дыша над ухом.
Она, касаясь щекой его груди, слушала сразу все — и гулкие удары его сердца, и его дыхание, и потрескивание пламени в очаге рядом.
Наконец Харальд разомкнул руки. Забава тут же попыталась встать. Но он удержал, и снова начал обтирать рубахой.
А Забава заливалась краской стыда все гуще. Мыслимо ли? Мужик бабу моет. Даже между ног у неё прошелся. Ладно хоть волосы позволил выполоскать самой, наконец-то отпустив.
Она поливала голову холодной водой, жалея, что под рукой нет разведенного щелока. Чтобы помыться по-настоящему, до чистого скрипа. В доме-то у Харальда щелок был…
Рядом мылся Харальд, фыркая и шумно расплескивая воду.
Когда они вышли в предбанник, там уже горел светильник, принесенный неведомо кем. На колышках у входа теперь висела мужская одежда. Как раз над той лавкой, где Забава оставила свои рубахи и штаны.
А в углу, на раскидистых рогах, сейчас красовался бабий наряд. Дорогой, из красной ткани, шитой серебром. С одного отростка свисал плащ на серебристо-белом меху.
И мысли у Забавы побежали быстрой речкой.
Ещё когда за Харальдом бежала, оступаясь — видела, что идут по городищу. Обнесенному высокой стеной. Каменной, не деревянной, как в Ладоге.
Ещё тогда она подумала — кто же здесь живет? Следом вспомнила далекие крики, что слышала прошлой ночью, сидя на корабле. Мигом поняла — уже не живет, а жил.
Но тогда Забава мысли эти отогнала. Там, в поместье, Харальд через бабку Маленю сказал, что ждет нападения. Выходит, не он первый начал?
Да и не хотелось опять о страшном думать. Уже надумалась в ту ночь, когда они сюда приплыли.
А сейчас от вида бабьих нарядов Забаву затошнило. Жива ли ещё хозяйка платья? Что с ней сталось?
Харальд что-то проговорил, повелительно ткнув рукой в сторону плаща да платья. Тут же, отвернувшись, направился к колышкам, на которых висела чистая, добротная мужская одежда.
Забава тоскливо глянула Харальду в спину. Опять ведь рассердится…
И метнулась к лавке мимо него, торопясь ухватить рубахи да порты, в которых пришла.
***
Он поймал её, не глядя — в охапку, едва Добава попыталась проскочить рядом. Глянул с удивлением, развернул и подтолкнул к тряпкам, принесенным Кейлевом для неё. Сказал, не повышая голоса:
— Надевай.
Добава замотала головой. Глянула с ужасом, отступая назад.
— Хочешь голой пойти? — уже погромче спросил Харальд.
Расслабленное благодушие, в котором он пребывал после бани, ещё не ушло. И терять его не хотелось.
Добава, прикрываясь руками, посмотрела умоляюще. Что-то выпалила, указывая на тряпки, в которых пришла — и уложила на лавку, раздевшись.
Харальд шевельнул бровями. Если принять это за непослушание, то надо дать затрещину. Наказать, как он ей обещал. Ещё тогда обещал, в Хааленсваге, через старуху-славянку.
Но наказывать Добаву не хотелось. Особенно после того, как заявился к ней со светящейся рожей. После того, как её швырнули ему на драккар — на поживу, словно кусок мяса…
И после бани.
Придется не заметить, хмуро подумал Харальд.
Он отвернулся и начал неторопливо одеваться. Застегнул пояс с бляхами, посмотрел на Добаву, уже успевшую одеться — и вдруг метнулся в угол. Подхватил плащ, набросил девчонке на голову. Закрутил свободную полу вокруг тела, пеленая руки. Тут же, пока она не успела выпутаться, закинул её на плечо.
Под конец Харальд шлепнул Добаву по заду, довольно подумав — тоже удар, если не придираться к замаху. Подхватил свободной рукой секиру, пнул дверь.
Снаружи его поджидал Кейлев.
— Пока все тихо, ярл, — объявил старик, покосившись на его ношу. — И парни Убби угомонились. Он сам их из женского дома выставил.
Там наверняка побывали не только парни Убби, но и мои, мелькнуло у Харальда. Право хирда на отдых после штурма соблюдено…
Он кивнул и молча зашагал к своему драккару. Спускался к берегу уже по дорожке, тянувшейся от ворот.
***
Следующим утром Харальд проснулся, едва темное небо начало светлеть. Встал, быстро завязал штаны.
Уже потянувшись за поясом, он покосился на Добаву. Та спала под покрывалом, привезенным из Хааленсваге — но на плаще, от которого так яростно отказывалась в бане.
Лечь на него девчонка не пожелала. И пришлось ей помочь. А потом продолжать, пока Добава не уснула от усталости.
Харальд подхватил секиру, уложенную под скатом крыши. Вынырнул из закутка.
Палуба была пуста. Он оглянулся — на корме соседнего драккара замер викинг, глядя на фьорд. Тихо плескалась вода о корабельные борта…
Подожду, пока не проснется Кейлев, решил Харальд. Учитывая все, старик первым делом прибежит сюда, высматривать своего ярла.
Он подошел к носу. Опер секиру о палубу, утвердил на рукояти обе руки и задумался.
Гудрем уже мог вернуться из Фрогсгарда. После таких новостей по морю и ночью можно прогуляться. К тому же Ёрмунгард после случившегося должен был навестить конунга.
Но Гудрем не явился. Убби прав, и Кровавая Секира испугался рассказов тех, кто сбежал из Йорингарда позапрошлой ночью?
Могло быть и так. Особенно если Гудрем узнал, что стрелы с кровью Ёрмунгарда, летевшие в Харальда уже на берегу, не сработали.
Или все ещё проще? Ёрмунгард, его хозяин, дернул за поводок — и запретил соваться к сыну во второй раз?
Харальд обернулся, кинул взгляд на крепость. Где-то на задах кукарекнул петух, встречая зарю. Приглушенно замычала корова.
Йорингард будет возвращаться к жизни, мелькнуло у Харальда. Но если уйти отсюда, крепость опять захватят. Тот же Гудрем вернется, услышав, что берсерка в Йорингарде больше нет.
Надо выбирать, с сожалением подумал Харальд. Или я остаюсь берсерком, который на зиму запирается в Хааленсваге — но отсидеться там не удастся… или поступлю иначе.
***
Кейлев прибежал, когда небо за Йорингардом уже начало алеть. Харальд, спустившись по сходням, бросил:
— Пришли стражу на мой драккар. Только учти, что русоволосую надо охранять, а не отбивать.
Потом он постоял на берегу. Проводил взглядом троицу викингов в полном боевом облачении, взлетевших на борт по сходням — и отправился проверять стражу на стене. А заодно посмотреть на крепость при свете дня.
Обойдя Йорингард вдоль и поперек, Харальд размялся, лениво помахав мечом с парой своих людей. Затем вернулись лодки, посланные Кейлевом к рыбакам из округи. И принесли вести.
Драккары Гудрема видели уходящими на юг. В сторону южного Нартвегра, где располагалась собственная крепость Кровавой Секиры, Вёллинхел.
— И что теперь? — жизнерадостно прогудел Убби, примчавшийся на берег, едва лодки показались во фьорде.
Харальд взглянул на его руку. Пальцы посветлели, но торчали так, что становилось ясно — правой рукой Убби не владеть.
— У меня тоже есть для вас известие, — неспешно проговорил Харальд. — В последнее время в северном Нартвегре стало неспокойно. А у меня теперь много драккаров. И нет смысла тащить их в Хааленсваге. Йорингард — крепость, рассчитанная на много хирдов. Пусть так и будет. На эту зиму я остаюсь здесь.
Убби довольно ощерился. Кейлев торопливо сказал:
— Оба моих сына придут сюда, чтобы служить тебе, ярл. Но надо бы известить наших, разошедшихся по домам. Думаю, кто-то наверняка придет, услышав обо всем.
— Сделаем, — проворчал Харальд. — Люди нужны, хоть плачь. Здесь, в крепости, ещё остались воины конунга Ольвдана? Те, кого Гудрем взял в плен?
Кейлев глянул на Убби. Тот ответил:
— Всех выживших Гудрем забрал во Фрогсгард. Собирался продать их на торжище, вместе с бабами Ольвдана. Хотя какие из них рабы? Разве что к свеям отвезти, чтобы повесить на их жертвенные деревья. На месте покупать дорого, да и богам сильные жертвы угодней…
— Значит, надо послать весточку и во Фрогсгард, — уронил Харальд. — Пусть люди там узнают, что мы выкупим всех воинов Ольвдана. А если кто-то решит придержать нового раба, надеясь на выкуп побогаче — к таким я сам наведаюсь. Кроме того, пусть во Фрогсгарде знают, что я приму любого, кто захочет встать под мою руку.
А среди них, подумал Харальд, найдутся и те, кто будет слать вести Гудрему. Это можно использовать.
— Ты, Кейлев, сегодня же отправишься в Хааленсваге, — закончил Харальд. — Возьми с собой человек двадцать из наших. Ещё три десятка парней тебе даст Убби. Зайдешь во Фрогсгард, потом поплывешь в Хааленсваге. Выкупишь проданных людей Ольвдана, и заберешь из поместья часть припасов. Ещё я хочу привезти сюда своих псов. И кое-кого из рабов.
— Тогда придется сходить два раза, ярл, — практично сказал Кейлев. — А что ты решил насчет Хааленсваге?
— Мое поместье перезимует на этот раз без меня, — равнодушно ответил Харальд. — Теперь ты, Убби. Какой вергельд ты хочешь за свое увечье?
— Ну… — Убби помедлил. — Сто марок серебром. Или место хёрсира на одном из твоих драккаров, ярл!
— Без правой руки? — удивился Харальд.
— Щит моя правая удержит запросто, — заявил Убби. — Я только ремни подтяну, как надо. А драться можно и левой рукой. Всегда мечтал стать хёрсиром!
Харальд, поразмыслив, кивнул.
— Пусть будет так. И ты, Кейлев. Выбирай для себя драккар.
С этими рассчитался, пролетело у него в уме. Завтра-послезавтра нужно расплатиться с воинами… и после этого он станет очень небогатым ярлом.
Затем надо выманить Гудрема — или самому напасть на Вёллинхел. И желательно поговорить с Кровавой Секирой перед его смертью. Послушать, что тот скажет…
Потому что словам Ёрмунгарда доверять нельзя.
***
Проснулась Забава на роскошном плаще — и скатилась с него, точно белый мех обжег тело. Поспешно натянула штаны, которые Харальд ночью с неё стащил. Забилась в угол.
Уже сидя там, Забава вспомнила, как Харальд когда-то ей сказал — для его народа такие, как она, добыча.
Выходит, не только такие, как она? Но и свои?
Ладно хоть, на берегу больше не кричали.
И что дальше, думала Забава безрадостно. Харальд вернется домой или поплывет куда-то ещё?
Затем ей вспомнилось, как бабка Маленя говорила — тебе главное дожить до весны, а там хозяин в походы уйдет. До весны далеко, но он уже отправился в поход. И её с собой прихватил…
Забава подтянула колени к груди.
А ещё Маленя сказывала, что Харальд не человек, а зверь в человечьей шкуре.
Может, светящаяся морда, которую она видела, и есть тот зверь, что в нем сидит? Правда, потом эта морда погасла. Сгинула. А если в следующий раз морда не пропадет?
Забава обняла колени и замерла, глядя на плащ.
За себя, за смерть свою будущую она Харальда наперед простила. Только боли под конец боялась.
Но теперь стало жаль хозяйку этого плаща. До нытья в груди. Вряд ли она отдала такую красоту по доброй воле. Может, её уже нет в живых? А Харальд к этому руку приложил…
***
К полуночи Харальд вернулся на драккар. Надо было забрать Добаву и отвести её в покой — одну из опочивален в главном доме Йорингарда.
Девчонка опять сидела в углу.
Харальд сразу закинул её на плечо — и понес. Так было быстрей. Да и воины не будут болтать, что ярл водит рабыню за руку…
А ещё, повиснув у него на плече, Добава не сможет вновь его ослушаться. Ну, покричит. Так это со страху, это поймут.
Он шел молча. Добава тоже молчала — только кулачками упиралась ему в спину, чтобы не мотаться, как куль.
С плеча Харальд сгрузил девчонку уже в своем новом покое. Следом посмотрел на двух рабынь, которых Кейлев отобрал в услужение, прежде чем отплыть в Хааленсваге.
Крепкие, немолодые. И не знающие славянского языка — это условие он сам поставил Кейлеву. Чтобы ни одна не проболталась о том, что творилось в Йорингарде после штурма.
