Наконец они простились у дверей особняка. Князь Сигвич, громко восхитившись молчанием Веденеи, поцеловал ей руку. Горячий язык нарисовал на коже ладони крохотный кружок, затем губы Сигвича скользнули к запястью Веденеи — и она поспешно отдернула руку. Затравленно взглянула, уже отступая назад, под сень плеча молчаливого Олонецкого.
Князь ответил на это чарующей улыбкой и властным взглядом. Следом отбыл, пообещав вернуться к десяти вечера.
И как только дверь за ним захлопнулась, Олонецкий развернулся к Веденее. Сказал скрипуче:
— Значит, мы звери, а ты о нас заботишься? Пошли в спальню. Покажешь, как выучила уроки своей матушки!
— Нет, — сдавлено отозвалась Веденея.
Затем она выхватила носовой платок из зауженного рукава платья — из внутреннего кармашка за локтем. С силой потерла им ладонь, влажную после языка Сигвича.
— Я не могу быть такой, как вы хотите. Такой развратной! Меня учили другому. Следить за слугами в доме мага, за его обедами…
— Тебя учили томным голосом отдавать приказы кухаркам, — перебил её Олонецкий. — И тыкать пальчиком в пыль под носом у горничной. Это все? Ах, прости! Я забыл самое главное. Ты ещё знаешь, что князь должен сесть во главе стола, волостарь чуть ниже — а уж потом садятся всякие дольничие. Вот теперь все?
Веденея стиснула в кулаке кружевной платочек. Спросила звеняще:
— Почему вы меня оскорбляете, волостарь Олонецкий? За что… чем я заслужила такую ненависть? Тем, что утром не кинулась к вам с поцелуями?
Олонецкий брезгливо хмыкнул.
— Почему? Потому что я сейчас не могу найти женщину по своему вкусу. И вынужден довольствоваться тобой. Я в некотором роде отрезан от приличного общества. Мне негде отыскать особу, способную восхитить беседой, рассмешить меткой фразой или удивить рассказом о виденном. Мне приходится пользоваться телом узколобой девицы! Завистливой, необразованной, досконально изучившей лишь то, как обустроить дамскую комнату!
У Веденеи заполыхали щеки.
— Сочувствую, — ломким голосом проговорила она. — Но я могу дать вам один совет, волостарь Олонецкий. Не замечайте меня, если я вам так противна. Не разговаривайте со мной. Не протягивайте ко мне свои руки… и ваши мерзкие, липкие ростки! Живите так, словно меня здесь нет!
Олонецкий растянул губы в подобии улыбки.
— Да ты двуличная жеманница. Прошлой ночью сама стонала от страсти под моими липкими ростками — а теперь корчишь из себя оскорбленную недотрогу? Не забыла, что собралась в содержанки? И тебе положено восхищаться как мужскими ростками, так и мужскими колами?
— Я помню другое, — истончившимся голосом выпалила Веденея. — Что я нужна вам как свидетель. А таких, как вы, волостарь Олонецкий, и впрямь надо держать на Границе. Подальше от приличного общества!
— Из которого тебя вот-вот вышвырнут? — Олонецкий глянул надменно. В глазах его сплетались и расплетались зеленые прожилки. — Если не желаешь скатиться на самое дно, откуда постель лавочника будет казаться недосягаемой вершиной — веди себя любезно! Мое терпение не безгранично. И оно уже подточено твоей наглостью. Подумать только! При этом я вынужден защищать тебя от Сигвича, который не раз прикрывал меня в бою!
Веденея на одно мгновенье закрыла глаза. Затем открыла их, сказала дрожащим голосом:
— Простите, воло… простите, Ярмир. У меня ужасно разболелась голова. И мне нужно отдохнуть перед вечеринкой. Вы позволите?
Она отступила назад, прочь от Олонецкого, благо холл был широк. А следом кинулась к коридору, который вел к гостевым покоям.
Волостарь за ней не пошел. Веденея влетела в отведенные ей комнаты, захлопнула дверь и залилась слезами.
Однако на краю сознания кружилась мысль о том, что Олонецкий все-таки может явиться. И для рыданий Веденея выбрала кресло у окна гостиной — там, где посветлей. Чтобы Олонецкий, войдя, сразу увидел, как отвратительно она выглядит. Матушка всегда говорила, что слезы её портят, делая и старше, и дурней…
Но вместо хозяина дома явилась Корнеевна. Тут же захлопотала вокруг Веденеи, помогая ей снять платье, укутывая в изумрудный халат и накладывая на глаза прохладительный компресс.
Веденея подчинялась молча. Голос горничной журчал то слева, то справа:
— Компрессы эти нам присылают из особой аптеки. Из той, где лечебный лед заклинают лучшие водные маги. Не такие, как князь Сигвич, но уж не ниже среднего круга!
Конечно, не ниже, страдальчески подумала Веденея. У магов низшего круга вообще нет власти над Силами, они властители общей практики…
— Причесочку распустим? Вот и ладно. А затем я снова вашу головку причешу. Когда Ярмир Белославич с братьями в Силу ещё не вошли, они здесь всем семейством жили. И я тогда матушке Ярмира Белославича прически делала. В те вечера, когда она не хотела парикмахера звать, да полдня под его расческами высиживать!
Горничную прислал Олонецкий, решила Веденея, чувствуя, как мягко оплывают на лице ледяные плиточки компресса, пахнущие лимонным цветом.
Значит, Олонецкий не хочет, чтобы её лицо опухло от слез? Догадался, что она вот-вот заплачет? А может, один из его побегов, которые наверняка прячутся тут под полом, поймал слезу…
Без четверти десять Веденея спустилась в холл — причесанная Корнеевной и затянутая в платье темно-фиолетового шелка, расшитое цветным жемчугом по лифу. Жемчужная россыпь облепляла вырез, тая на груди и рукавчиках.
Олонецкий, как Веденея и надеялась, уже стоял у дверей. Заслышав её шаги, волостарь развернулся. Буркнул, когда Веденея подошла:
— Обиды обидками, а на вечеринку хочется?
— Мне нужно найти благодетеля, — выдавила Веденея, отводя взгляд.
Волостарь фыркнул, но промолчал. А через несколько секунд двери распахнулись. Вошел Сигвич — так вовремя, словно поджидал появления Веденеи возле особняка. Сразу бросил:
— Готовы? Поехали!
Олонецкий вышел на крыльцо. Веденея скользнула следом — и на этот раз сама забралась в карету волостаря, обвитую лозами.
Как только дверца захлопнулась, карета рванулась вверх. В дверном оконце мелькнул экипаж Сигвича, покрытый рябью атласно-синих складок.
— Сердчишко не ёкнуло? — спросил Олонецкий, расслаблено положив одну руку на спинку диванчика.
Веденея, сидя напротив, чопорно соединила руки корзиночкой, вложив одну ладонь в другую. Придавила ими юбки над коленями.
— Я не боюсь того, что вам предстоит. Ведь это предстоит не мне…
— Я не о том, — перебил её Олонецкий. — В этой карете я увез тебя из дома Чарецких. Здесь я заговорил о допросе. Здесь Сигвич прижал тебе язычок водой. А ты запрыгнула сюда так бодро, словно ничего не помнишь. Вот я и спрашиваю — сердчишко не ёкнуло?
— Боюсь, я не так чувствительна, как вам хочется, — с запинкой проговорила Веденея. Затем вздохнула, подбирая слова. — К тому же воспоминания о вашей карете меркнут перед воспоминаниями о вашем кабинете. И о…
Веденея осеклась, не решаясь сказать — о ванной в гостевых покоях.
Олонецкий глянул исподлобья. Но больше ни о чем не спрашивал.
Они молчали всю дорогу, глядя каждый в свое окно. Лишь в конце пути Веденея набралась смелости и спросила:
— Вы не хотели брать меня на вечеринку? Вы даже не послали слугу сказать, чтобы я спускалась…
— Да, я не горел желанием тащить тебя с собой, — отрезал Олонецкий. — Разве не ты советовала мне жить так, словно тебя здесь нет? В упор тебя не замечая?
Просто я уже услышала все нужное, мелькнуло у Веденеи. Что Олонецкий удивлен беде, случившейся с государем — и замыслил похищение, только чтобы его спасти.
Горло у неё вдруг перехватило.
Это потому, что мне, возможно, придется лжесвидетельствовать, подумал Веденея. Ведь нельзя допустить, чтобы Олонецкий избежал наказания, посланного Марой-Ладой!
Она вздернула подбородок. Уже свысока покосилась на озеро огней, к которому спускалась карета. Осознала — надо бы расспросить, как они будут похищать государя.
Но потом Веденея глянула на мрачно-спокойное лицо волостаря. И не осмелилась открыть рот.
На время вечеринки сад волостаря Льетича прекратился в пародию на затопленную Венецию. Вода была повсюду. Она покрывала пленкой корни роз на пригорках, залегала глубокими омутами в низинках — и подпирала кое-где кроны деревьев.
Гости ходили по этой воде, аки посуху. А та лежала пластами хрусталя под ботинками и туфельками господ. Не прогибаясь, не покрываясь царапинами.
Место для танцев устроили над парковым прудом. Под танцующими парами скользили красно-зеркальные карпы. Рыбины ловили багряными боками сияние садовых фонарей. Гремели задорные раскаты мазурки…
Веденея неосознанно приоткрыла рот, когда Олонецкий подвел её к краю танцевальной площадки. Волостарь, глянув на неё, проворчал:
— Сомкни губы. Не стоит так явно показывать свой восторг.
Веденея тут же стиснула зубы, не отводя глаз от пар, несшихся в радостном хороводе мазурки.
— Спляшем? — спокойно предложил Олонецкий. — Следующим танцем будет придворная барыня. Как всегда у Льетича. Обещаю, что щекотать тебя ростками не стану. Мне сейчас не с руки выделяться. Надо быть как все!
Потому что маги государевой стражи уже тут, подумала Веденея. Уже присматривают за садом, хотя государь ещё не прибыл. Сигвич наверняка прячется в доме Льетича — чтобы не выдать Праведному Оку самодержца все их замыслы. А они пока могут потанцевать. Верней, они должны танцевать. Это лучше, чем стоять хмурыми, привлекая внимание…
Веденея кивнула, не глядя на Олонецкого. И как только над прудом понеслись разудалые переливы придворной барыни — сама подала ему руку.
Барыню она танцевала хорошо. Даже матушка, бывало, хвалила. Обходя Олонецкого по кругу, отгоняя его взмахом руки, когда следовало, Веденея внезапно забылась. И полетела, выписывая по зеркалу пруда положенные фигуры, отбивая в нужном месте короткую дробушку.
На Ярмира она смотрела уже по-другому. Удаль танца горячила кровь, и горестные складочки в углах рта Веденеи разгладились. Руки волостаря прихватывали её талию все крепче. А когда под конец он повел Веденею к берегу пруда, она ему улыбнулась.
Олонецкий почему-то замер, уставившись на неё. В это мгновенье от входа в сад закричали:
— Государь пожаловал!
— Опять кто-то из провинции горло дерет, — проворчал Олонецкий.
И все очарование этого момента пропало. Веденея отвела глаза, а Олонецкий потащил её к кроне дерева, торчавшей из хрустальной воды.
Дмитрий Васильевич, выйдя в сад, сразу повел свою невесту танцевать. Вечеринка не была мероприятием столь серьезным, как бал, и правила не обязывали государя танцевать сначала с хозяйкой. После небольшой заминки оркестр заиграл вальс.
— Вот сейчас, — едва слышно буркнул Олонецкий.
И Веденея, выглядывая из-за кроны дерева, напряглась.
Там, куда Олонецкий её отвел, поверхность воды поднималась валиком. Тянулась за нижними ветвями кроны, выступавшими снизу.
Веденея, стоя на маленьком склоне, смотрела поверх голов гостей. Глядела на пруд, не отрываясь.
В сиянии огней, развешенных вокруг пруда, государь вел в танце девицу Кошкинскую. Туалет её был обшит воланами кружев — настолько тонких, что они порхали вокруг юбки розовато-дымчатым вихрем. Хотя вальс, который играл оркестр, не частил.
Вслед за царственной парой кружилась чета Льетичей. Ещё две пары вальсировали, не приближаясь к государю.
Секунды текли, Веденея ждала. А потом от застывшей воды рванулись вверх полотнища тонкого тумана. Мгновенно закрутились вокруг танцующих…
И обернулись светом. Рассыпались на капли золотого сияния, тут же плеснули стаями режуще-синих звезд. В следующий миг расцвели шарами, источавшими горячее алое свечение.
Это и есть «водный свет» Льетича, осознала Веденея.
Сзади довольно хмыкнул Олонецкий. Она выдохнула:
— Что вы сделали?
— Подправил наряд одной невесты, — тихо ответил Олонецкий. — Пока сияние «водного света» Льетича заслоняло магию, шалящую под чужими юбками.
Веденея громко вздохнула, вспомнив, как магия Олонецкого шарила под её юбками. И тоже под звуки вальса.
— Не ревнуй и не завидуй, — жизнерадостно посоветовал сзади Олонецкий. — Стыдливость этой девицы я никак не потревожил. Даже кожи её не коснулся. Не в присутствии Дива… я только распустил завязки на её талии. Хорошенькой такой талии, тонкой, но с милым животиком. Как тебе «водный свет» Льетича? Он безумно гордится этим фокусом. Всякий раз его устраивает, для самого знатного из гостей.
— Это похоже на фейерверк, спустившийся с небес, — прошептала Веденея.
В отдалении, на пруду, «водный свет» Льетича распался на полчища лилий, сотканных из жгуче-оранжевого сияния. Затем обернулся лепестками из розового свечения и погас.
А государь с Кошкинской остановились. Пару секунд они стояли друг напротив друга, потом Одария Кошкинская засеменила меленькими шажками к берегу, судорожно прижимая к бедрам подхваченную юбку платья.
Из толпы, окружавшей пруд, тут же вынырнули две крупные дамы. Обступили Кошкинскую и вместе с ней пошли в сторону дома Льетича.
Вальс потихоньку стихал, чета Льетичей перестала танцевать. Остальные две пары отошли к берегу.
Это по моей вине, мелькнуло у Веденеи, невеста государя поставлена в ужасное положение. Она идет с развязавшейся нижней юбкой. В толпе, перед гостями!
— Как вы могли, — придушенно сказала Веденея.
И с пристыженной горечью подумала — как я могла?!
— Тихо, — буркнул в ответ Олонецкий. — Тут к нам…
В следующий миг женский голос громко произнес:
— Добрый вечер, волостарь!
Веденея развернулась и увидела хорошенькую брюнетку в бордовом туалете, которую держал под руку высокий блондин в черном фраке. Пара неспешно подходила к кроне дерева.
— Какая удача, — продолжала брюнетка в бордовом, — что мы встретили здесь мага Зеленого Листа из Великоречья. В последнее время их не видно в столице. Не скажете, почему?
— Добрый вечер, мэдам де Буа-Рефрю, — с холодком ответил Олонецкий. — Добрый вечер, герцог Норманди. К сожалению, моя дама только что почувствовала себя плохо. И мы вынуждены откланяться.
Веденея сглотнула и кивнула, не в силах что-то сказать.
Герцог Норманди, один из сыновей короля Альбиона, пролетело у неё в уме. А мэдам де Буа-Рефрю, должно быть, его соотечественница. Или гостья из соседней Галлии. Но она почему-то прекрасно говорит на языке Великоречья…
— Стойте, — с легким акцентом велел блондин. Негромко, но веско. — Я быть уверен, ваша спутница может постоять ещё немного. И это не первый раз, когда ей становится плохо во время вальса. Если надо, я сам приглядеть за ней. А вас я прошу представить государь мою даму. Я слышал, вы вместе с Дмитрий Васильевич учились в лицей магов Границы?
— Это не делает меня приближенным… — начал Олонецкий.
— Иначе я сам представлю мэдам государю, — перебил его герцог. — Он как раз сейчас свободен от леди Кошкинской. Заодно я спрошу Дмитрий Васильевич, почему он позволяет своим магам Зеленый Лист развлекаться с дамами у него на глазах. И поинтересуюсь, почему его невеста так спешно ушла!
Олонецкий медленно втянул воздух. Но ничего не сказал.
Герцог не сводил с него глаз. После короткой паузы заявил:
— Я так и знать. Между вами и ваш государь что-то происходит? И посол Великий Саксонской империи на этом вечере наблюдает только за вами. В таких обстоятельствах я обязан сыграть на опережение. Видите тот молодой человек?
Князь ответил на это чарующей улыбкой и властным взглядом. Следом отбыл, пообещав вернуться к десяти вечера.
И как только дверь за ним захлопнулась, Олонецкий развернулся к Веденее. Сказал скрипуче:
— Значит, мы звери, а ты о нас заботишься? Пошли в спальню. Покажешь, как выучила уроки своей матушки!
— Нет, — сдавлено отозвалась Веденея.
Затем она выхватила носовой платок из зауженного рукава платья — из внутреннего кармашка за локтем. С силой потерла им ладонь, влажную после языка Сигвича.
— Я не могу быть такой, как вы хотите. Такой развратной! Меня учили другому. Следить за слугами в доме мага, за его обедами…
— Тебя учили томным голосом отдавать приказы кухаркам, — перебил её Олонецкий. — И тыкать пальчиком в пыль под носом у горничной. Это все? Ах, прости! Я забыл самое главное. Ты ещё знаешь, что князь должен сесть во главе стола, волостарь чуть ниже — а уж потом садятся всякие дольничие. Вот теперь все?
Веденея стиснула в кулаке кружевной платочек. Спросила звеняще:
— Почему вы меня оскорбляете, волостарь Олонецкий? За что… чем я заслужила такую ненависть? Тем, что утром не кинулась к вам с поцелуями?
Олонецкий брезгливо хмыкнул.
— Почему? Потому что я сейчас не могу найти женщину по своему вкусу. И вынужден довольствоваться тобой. Я в некотором роде отрезан от приличного общества. Мне негде отыскать особу, способную восхитить беседой, рассмешить меткой фразой или удивить рассказом о виденном. Мне приходится пользоваться телом узколобой девицы! Завистливой, необразованной, досконально изучившей лишь то, как обустроить дамскую комнату!
У Веденеи заполыхали щеки.
— Сочувствую, — ломким голосом проговорила она. — Но я могу дать вам один совет, волостарь Олонецкий. Не замечайте меня, если я вам так противна. Не разговаривайте со мной. Не протягивайте ко мне свои руки… и ваши мерзкие, липкие ростки! Живите так, словно меня здесь нет!
Олонецкий растянул губы в подобии улыбки.
— Да ты двуличная жеманница. Прошлой ночью сама стонала от страсти под моими липкими ростками — а теперь корчишь из себя оскорбленную недотрогу? Не забыла, что собралась в содержанки? И тебе положено восхищаться как мужскими ростками, так и мужскими колами?
— Я помню другое, — истончившимся голосом выпалила Веденея. — Что я нужна вам как свидетель. А таких, как вы, волостарь Олонецкий, и впрямь надо держать на Границе. Подальше от приличного общества!
— Из которого тебя вот-вот вышвырнут? — Олонецкий глянул надменно. В глазах его сплетались и расплетались зеленые прожилки. — Если не желаешь скатиться на самое дно, откуда постель лавочника будет казаться недосягаемой вершиной — веди себя любезно! Мое терпение не безгранично. И оно уже подточено твоей наглостью. Подумать только! При этом я вынужден защищать тебя от Сигвича, который не раз прикрывал меня в бою!
Веденея на одно мгновенье закрыла глаза. Затем открыла их, сказала дрожащим голосом:
— Простите, воло… простите, Ярмир. У меня ужасно разболелась голова. И мне нужно отдохнуть перед вечеринкой. Вы позволите?
Она отступила назад, прочь от Олонецкого, благо холл был широк. А следом кинулась к коридору, который вел к гостевым покоям.
Волостарь за ней не пошел. Веденея влетела в отведенные ей комнаты, захлопнула дверь и залилась слезами.
Однако на краю сознания кружилась мысль о том, что Олонецкий все-таки может явиться. И для рыданий Веденея выбрала кресло у окна гостиной — там, где посветлей. Чтобы Олонецкий, войдя, сразу увидел, как отвратительно она выглядит. Матушка всегда говорила, что слезы её портят, делая и старше, и дурней…
Но вместо хозяина дома явилась Корнеевна. Тут же захлопотала вокруг Веденеи, помогая ей снять платье, укутывая в изумрудный халат и накладывая на глаза прохладительный компресс.
Веденея подчинялась молча. Голос горничной журчал то слева, то справа:
— Компрессы эти нам присылают из особой аптеки. Из той, где лечебный лед заклинают лучшие водные маги. Не такие, как князь Сигвич, но уж не ниже среднего круга!
Конечно, не ниже, страдальчески подумала Веденея. У магов низшего круга вообще нет власти над Силами, они властители общей практики…
— Причесочку распустим? Вот и ладно. А затем я снова вашу головку причешу. Когда Ярмир Белославич с братьями в Силу ещё не вошли, они здесь всем семейством жили. И я тогда матушке Ярмира Белославича прически делала. В те вечера, когда она не хотела парикмахера звать, да полдня под его расческами высиживать!
Горничную прислал Олонецкий, решила Веденея, чувствуя, как мягко оплывают на лице ледяные плиточки компресса, пахнущие лимонным цветом.
Значит, Олонецкий не хочет, чтобы её лицо опухло от слез? Догадался, что она вот-вот заплачет? А может, один из его побегов, которые наверняка прячутся тут под полом, поймал слезу…
ГЛАВА 3
Без четверти десять Веденея спустилась в холл — причесанная Корнеевной и затянутая в платье темно-фиолетового шелка, расшитое цветным жемчугом по лифу. Жемчужная россыпь облепляла вырез, тая на груди и рукавчиках.
Олонецкий, как Веденея и надеялась, уже стоял у дверей. Заслышав её шаги, волостарь развернулся. Буркнул, когда Веденея подошла:
— Обиды обидками, а на вечеринку хочется?
— Мне нужно найти благодетеля, — выдавила Веденея, отводя взгляд.
Волостарь фыркнул, но промолчал. А через несколько секунд двери распахнулись. Вошел Сигвич — так вовремя, словно поджидал появления Веденеи возле особняка. Сразу бросил:
— Готовы? Поехали!
Олонецкий вышел на крыльцо. Веденея скользнула следом — и на этот раз сама забралась в карету волостаря, обвитую лозами.
Как только дверца захлопнулась, карета рванулась вверх. В дверном оконце мелькнул экипаж Сигвича, покрытый рябью атласно-синих складок.
— Сердчишко не ёкнуло? — спросил Олонецкий, расслаблено положив одну руку на спинку диванчика.
Веденея, сидя напротив, чопорно соединила руки корзиночкой, вложив одну ладонь в другую. Придавила ими юбки над коленями.
— Я не боюсь того, что вам предстоит. Ведь это предстоит не мне…
— Я не о том, — перебил её Олонецкий. — В этой карете я увез тебя из дома Чарецких. Здесь я заговорил о допросе. Здесь Сигвич прижал тебе язычок водой. А ты запрыгнула сюда так бодро, словно ничего не помнишь. Вот я и спрашиваю — сердчишко не ёкнуло?
— Боюсь, я не так чувствительна, как вам хочется, — с запинкой проговорила Веденея. Затем вздохнула, подбирая слова. — К тому же воспоминания о вашей карете меркнут перед воспоминаниями о вашем кабинете. И о…
Веденея осеклась, не решаясь сказать — о ванной в гостевых покоях.
Олонецкий глянул исподлобья. Но больше ни о чем не спрашивал.
Они молчали всю дорогу, глядя каждый в свое окно. Лишь в конце пути Веденея набралась смелости и спросила:
— Вы не хотели брать меня на вечеринку? Вы даже не послали слугу сказать, чтобы я спускалась…
— Да, я не горел желанием тащить тебя с собой, — отрезал Олонецкий. — Разве не ты советовала мне жить так, словно тебя здесь нет? В упор тебя не замечая?
Просто я уже услышала все нужное, мелькнуло у Веденеи. Что Олонецкий удивлен беде, случившейся с государем — и замыслил похищение, только чтобы его спасти.
Горло у неё вдруг перехватило.
Это потому, что мне, возможно, придется лжесвидетельствовать, подумал Веденея. Ведь нельзя допустить, чтобы Олонецкий избежал наказания, посланного Марой-Ладой!
Она вздернула подбородок. Уже свысока покосилась на озеро огней, к которому спускалась карета. Осознала — надо бы расспросить, как они будут похищать государя.
Но потом Веденея глянула на мрачно-спокойное лицо волостаря. И не осмелилась открыть рот.
***
На время вечеринки сад волостаря Льетича прекратился в пародию на затопленную Венецию. Вода была повсюду. Она покрывала пленкой корни роз на пригорках, залегала глубокими омутами в низинках — и подпирала кое-где кроны деревьев.
Гости ходили по этой воде, аки посуху. А та лежала пластами хрусталя под ботинками и туфельками господ. Не прогибаясь, не покрываясь царапинами.
Место для танцев устроили над парковым прудом. Под танцующими парами скользили красно-зеркальные карпы. Рыбины ловили багряными боками сияние садовых фонарей. Гремели задорные раскаты мазурки…
Веденея неосознанно приоткрыла рот, когда Олонецкий подвел её к краю танцевальной площадки. Волостарь, глянув на неё, проворчал:
— Сомкни губы. Не стоит так явно показывать свой восторг.
Веденея тут же стиснула зубы, не отводя глаз от пар, несшихся в радостном хороводе мазурки.
— Спляшем? — спокойно предложил Олонецкий. — Следующим танцем будет придворная барыня. Как всегда у Льетича. Обещаю, что щекотать тебя ростками не стану. Мне сейчас не с руки выделяться. Надо быть как все!
Потому что маги государевой стражи уже тут, подумала Веденея. Уже присматривают за садом, хотя государь ещё не прибыл. Сигвич наверняка прячется в доме Льетича — чтобы не выдать Праведному Оку самодержца все их замыслы. А они пока могут потанцевать. Верней, они должны танцевать. Это лучше, чем стоять хмурыми, привлекая внимание…
Веденея кивнула, не глядя на Олонецкого. И как только над прудом понеслись разудалые переливы придворной барыни — сама подала ему руку.
Барыню она танцевала хорошо. Даже матушка, бывало, хвалила. Обходя Олонецкого по кругу, отгоняя его взмахом руки, когда следовало, Веденея внезапно забылась. И полетела, выписывая по зеркалу пруда положенные фигуры, отбивая в нужном месте короткую дробушку.
На Ярмира она смотрела уже по-другому. Удаль танца горячила кровь, и горестные складочки в углах рта Веденеи разгладились. Руки волостаря прихватывали её талию все крепче. А когда под конец он повел Веденею к берегу пруда, она ему улыбнулась.
Олонецкий почему-то замер, уставившись на неё. В это мгновенье от входа в сад закричали:
— Государь пожаловал!
— Опять кто-то из провинции горло дерет, — проворчал Олонецкий.
И все очарование этого момента пропало. Веденея отвела глаза, а Олонецкий потащил её к кроне дерева, торчавшей из хрустальной воды.
Дмитрий Васильевич, выйдя в сад, сразу повел свою невесту танцевать. Вечеринка не была мероприятием столь серьезным, как бал, и правила не обязывали государя танцевать сначала с хозяйкой. После небольшой заминки оркестр заиграл вальс.
— Вот сейчас, — едва слышно буркнул Олонецкий.
И Веденея, выглядывая из-за кроны дерева, напряглась.
Там, куда Олонецкий её отвел, поверхность воды поднималась валиком. Тянулась за нижними ветвями кроны, выступавшими снизу.
Веденея, стоя на маленьком склоне, смотрела поверх голов гостей. Глядела на пруд, не отрываясь.
В сиянии огней, развешенных вокруг пруда, государь вел в танце девицу Кошкинскую. Туалет её был обшит воланами кружев — настолько тонких, что они порхали вокруг юбки розовато-дымчатым вихрем. Хотя вальс, который играл оркестр, не частил.
Вслед за царственной парой кружилась чета Льетичей. Ещё две пары вальсировали, не приближаясь к государю.
Секунды текли, Веденея ждала. А потом от застывшей воды рванулись вверх полотнища тонкого тумана. Мгновенно закрутились вокруг танцующих…
И обернулись светом. Рассыпались на капли золотого сияния, тут же плеснули стаями режуще-синих звезд. В следующий миг расцвели шарами, источавшими горячее алое свечение.
Это и есть «водный свет» Льетича, осознала Веденея.
Сзади довольно хмыкнул Олонецкий. Она выдохнула:
— Что вы сделали?
— Подправил наряд одной невесты, — тихо ответил Олонецкий. — Пока сияние «водного света» Льетича заслоняло магию, шалящую под чужими юбками.
Веденея громко вздохнула, вспомнив, как магия Олонецкого шарила под её юбками. И тоже под звуки вальса.
— Не ревнуй и не завидуй, — жизнерадостно посоветовал сзади Олонецкий. — Стыдливость этой девицы я никак не потревожил. Даже кожи её не коснулся. Не в присутствии Дива… я только распустил завязки на её талии. Хорошенькой такой талии, тонкой, но с милым животиком. Как тебе «водный свет» Льетича? Он безумно гордится этим фокусом. Всякий раз его устраивает, для самого знатного из гостей.
— Это похоже на фейерверк, спустившийся с небес, — прошептала Веденея.
В отдалении, на пруду, «водный свет» Льетича распался на полчища лилий, сотканных из жгуче-оранжевого сияния. Затем обернулся лепестками из розового свечения и погас.
А государь с Кошкинской остановились. Пару секунд они стояли друг напротив друга, потом Одария Кошкинская засеменила меленькими шажками к берегу, судорожно прижимая к бедрам подхваченную юбку платья.
Из толпы, окружавшей пруд, тут же вынырнули две крупные дамы. Обступили Кошкинскую и вместе с ней пошли в сторону дома Льетича.
Вальс потихоньку стихал, чета Льетичей перестала танцевать. Остальные две пары отошли к берегу.
Это по моей вине, мелькнуло у Веденеи, невеста государя поставлена в ужасное положение. Она идет с развязавшейся нижней юбкой. В толпе, перед гостями!
— Как вы могли, — придушенно сказала Веденея.
И с пристыженной горечью подумала — как я могла?!
— Тихо, — буркнул в ответ Олонецкий. — Тут к нам…
В следующий миг женский голос громко произнес:
— Добрый вечер, волостарь!
Веденея развернулась и увидела хорошенькую брюнетку в бордовом туалете, которую держал под руку высокий блондин в черном фраке. Пара неспешно подходила к кроне дерева.
— Какая удача, — продолжала брюнетка в бордовом, — что мы встретили здесь мага Зеленого Листа из Великоречья. В последнее время их не видно в столице. Не скажете, почему?
— Добрый вечер, мэдам де Буа-Рефрю, — с холодком ответил Олонецкий. — Добрый вечер, герцог Норманди. К сожалению, моя дама только что почувствовала себя плохо. И мы вынуждены откланяться.
Веденея сглотнула и кивнула, не в силах что-то сказать.
Герцог Норманди, один из сыновей короля Альбиона, пролетело у неё в уме. А мэдам де Буа-Рефрю, должно быть, его соотечественница. Или гостья из соседней Галлии. Но она почему-то прекрасно говорит на языке Великоречья…
— Стойте, — с легким акцентом велел блондин. Негромко, но веско. — Я быть уверен, ваша спутница может постоять ещё немного. И это не первый раз, когда ей становится плохо во время вальса. Если надо, я сам приглядеть за ней. А вас я прошу представить государь мою даму. Я слышал, вы вместе с Дмитрий Васильевич учились в лицей магов Границы?
— Это не делает меня приближенным… — начал Олонецкий.
— Иначе я сам представлю мэдам государю, — перебил его герцог. — Он как раз сейчас свободен от леди Кошкинской. Заодно я спрошу Дмитрий Васильевич, почему он позволяет своим магам Зеленый Лист развлекаться с дамами у него на глазах. И поинтересуюсь, почему его невеста так спешно ушла!
Олонецкий медленно втянул воздух. Но ничего не сказал.
Герцог не сводил с него глаз. После короткой паузы заявил:
— Я так и знать. Между вами и ваш государь что-то происходит? И посол Великий Саксонской империи на этом вечере наблюдает только за вами. В таких обстоятельствах я обязан сыграть на опережение. Видите тот молодой человек?
