Но прошел день, наполненный глупыми, ни кому не нужными хлопотами, и новая ночь принесла ещё худший кошмар. И Лина не выдержала. Она тихонько собралась и выскользнула из своей комнаты в вечно не спящий дворец.
У двери кухни девушка остановилась. Что она скажет, если ее спросят зачем ей пища? Или не спросят, а потом доложат начальнику охраны, а то и самому императору. Хотя, девушка усмехнулась, кто она такая, чтобы о ее похождениях докладывали деду. Вот только чтобы наказать ее, будет достаточно и отца.
Лина развернулась и двинулась вправо, ведя пальчиками по стене, чтобы не пропустить. Где-то там, за неприметной дверцей, был старый, заколоченный вход в подвал, а из него и в кладовую.
Лин, пугливо оглядываясь, быстро снимала с крюков висевшие там куски копчёного мяса. Из комнаты она взяла тонкое покрывало, сейчас прекрасно послужившее ей сумкой. Ещё один кусок и добавить несколько круглых, головок остро пахнущего сыра. Хорошо бы ещё и хлеба, но его в кладовой не хранили. Зато девушка заметила несколько горшочков с медом и решительно сунула их туда же. Если поймают, наказание будет одинаково суровым, взяла она одну корку или изумруд или сокровищницы.
Лина уже закончила и осторожно завязывала на накидке узлы, когда за дверью раздались тяжёлые шаги, заставившие девушку всхлипнуть от ужаса и кинуться в темный угол, молясь всем богам, в том числе и богу этого крылатого, чтобы ее не заметили!
Повезло! Толстый Повар лишь взял с ближней полки несколько кругов сала и потопал назад. А Лина почувствовала как сильно упирается ей в спину что-то острое. Это оказалось горлышко винной бутылки. И ее девушка тоже взяла. Потому что воду ей принести было просто не в чем.
Когда императорская внучка выскользнула на задний двор и, аккуратно держась в тени, побежала за хозяйственные постройки, уже начало светать. Но девушке повезло, или может, и впрямь, боги хотели дать этому гордому человеку шанс, но все небо было закрыто темными, тяжёлыми тучами, не пропускавшими не только свет ещё скрытого за холмами дневного светила, но даже и лунный.
Ямы смертников никто не охранял. Зачем? Если из трехметровой могилы невозможно выбраться, а если кто и проявит чудеса ловкости, так тяжёлая решетка на входе быстро его утихомирит.
Воняло тут жутко! Тела бывших пленников никто и не думал выбрасывать. И они оставались в ямах, добавляя живым лишних страданий. Было тихо. Очень- очень тихо, и на какой- то жуткий миг Лине показалось, что она опоздала, что пленник уже умер и теперь будет являться к ней в кошмарах вполне законно!
- эй, - тихо, почти шепотом, окликнула девушка, - эй, крылатый, ты там жив? Ответом ей был шорох и тихий стон, донесшийся из третьей по счету ямы.
Лина медленно, боясь передумать и мечтая об этом, прокралась туда и заглянула вниз. Вонь усилилась, становясь почти невозможной и девушка невольно прикрыла лицо рукой. В яме стояла такая темень, что ничего, совершенно ничего не было видно. А потом... Лина вскрикнула и отшатнулась, хватаясь за заполошно застучавшее в груди сердце, потому что на дне ямы зажглись две огонька. И только через несколько тяжких мгновений она поняла, что это глаза крылатого.
- Послушай, -девушка заторопилась, ночь конечно длинная но рисковать попасться из-за своей нерешительности вовсе не хотелось, - я тебе принесла еды и вина, прости, но воды мне набрать было не во что! Она начала торопливо просовывать самодельний мешок в дырку решетки. Крылатый молчал.
- Я сейчас брошу его, - продолжила Лина, немного даже обиженная пренебрежением пленника, она тут понимаешь рискует заработать наказание плетью, а он, даже спасибо не сказал!
- Не надо бросать, - донесся снизу тихий, больше похожий на шепот дождя голос, - я не смогу поймать его, а на дне почти по колено грязи вперемешку с умершими.
- А что же делать?- Лина почувствовала как по щекам потекли слезы. Стало безумно жаль этого гордого воина, обреченного на смерть в наполненной нечистотами и смрадом яме, похороненном заживо!
- Уходи, девочка, - прошелестел мужчина, - твоя помощь не спасет меня, а лишь продлит мучения, я уже не хочу жить!
- Нет!- причитала девушка торопливо развязывая свой поясок и привязывая одну его сторону к решетке а другую к мешку с едой, - нет! Не говори так! Нельзя сдаваться! Слышишь! Нельзя! Я спущу еду на поясе, так она не упадет в грязь и ты сможешь её достать!
Уходя девушка то и дело оглядывалась на оставшуюся за спиной черную яму. И чувствовала, как от сердца, по всему телу разливается холодок ужаса. Потому что она оставила там, на решетке свой пояс. Оставила, несмотря на то, что несколько раз хотела его забрать. Но пленник был слишком слаб, чтобы удержать её гостинцы и не имел никакой возможности хотя бы выкопать углубление в стенке ямы и спрятать их туда. Она оставила свой, расшитый золотой нитью, пояс в яме с обреченным. И сейчас, с трудом заставляя себя идти в сторону дворца, с ужасом думала, какое наказание за этот проступок придумает ей отец?
Такеши медленно, стараясь не потревожить всё еще открытую рану, оторвался от стены и шагнул к мерно покачивающемуся свертку. Поверить, что там действительно была еда, было почти невозможно. Вот только острый запах сыра пробился даже через стоявшую в яме жуткую вонь, вызывая очередной спазм в пустом желудке. Парень слышал, что в такой ситуации кое-кто не гнушался использовать в качестве пищи и останки предыдущих узников, но стоило об этом подумать, как к горлу подкатывала тошнота и парень твердо решил что он на это точно не пойдет.
В свертке действительно оказалось несколько головок сыра, и пленник, тяжело привалившись к стене и медленно, осторожно жуя думал, кем же была та девушка, что при шла к нему сегодня ночью и почему она ему помогает. А потом взгляд его упал на тонкий поясок и парень едва не подавился от удивления. В свете восходящего солнца вышивка на нем переливалась золотом.
Кем бы не была эта девчонка, пришедшая к нему на помощь, но столь приметную вещь следовало спрятать. Парень наклонился и с отвращением пошарил рукой по полу в поисках подходящего инструмента, нащупал обломок кости и начал копать. К тому времени как рядом зазвучали шаги проходящего мимо стражника еда уже была надежно спрятала в небольшой пещерке а тонкая лента пояса надежно скрылась у пленника за пазухой.
А через при для девушка пришла снова. И в этот раз у неё был объемный бурдюк с чистой водой, который пришлось спустить отдельно и всё тот же набор деликатесов. Дар-тени даже подумал про себя, что, пожалуй, так здесь кормят только императора, а потом вспомнил вышитой золотой ниткой поясок. Похоже было, что ему помогает кто-то из дочерей местных аристократов, но вот почему? И зачем?
- Я приду через несколько дней, - шептала девушка, - все уедут, император собирается в большой поход и сам возглавит армию! А тут, во дворце, останутся только слуги! Ты только не умирай пожалуйста, - почти плакала она, - дождись меня! Дождись!
И пленник ждал. Ждал, растягивая запасы пищи, ждал, уменьшая с каждым днём порцию воды из когда-то полного бурдюка, ждал, хотя вместо дней прошло уже две недели, лечил свою рану, насколько хватало сил; когда высохла вся вода с дна ямы, похоронил мертвых, засыпав их землей с краев. Ждал и с каждым прожитым часом, с каждой минутой всё отчетливее понимал, что она не придет.
Его выдернули из ямы через сутки после того, как он выпил последний глоток воды. Парень не сопротивлялся и вообще старался не показывать, что к нему уже частично вернулись силы. Его бросили умирать, и если сейчас вытащили, значит что-то случилось. На заднем дворе было немноголюдно. Но даже будь здесь толпа, не узнать тонкую фигурку, что он видел лишь силуэтом на фоне звезд, он бы не смог.
- Моя дочь, - почти выплюнул стоящий рядом с ней мужчина, - опустилась до того, чтобы помочь нашему врагу, она кормила дар-тени, отправленного императором на смерть в яме! Она достойна наказания! Но!- Теперь голос говорящего стал почти ласковым, - в честь предстоящей свадьбы я закрою глаза на её ошибку! При условии, что она своей рукой убьет того, кому помогала! - Он повернулся и сунул в руки дрожащей девушки длинный кинжал, - иди, моё семя, и докажи что ты и впрямь достойна считаться потомком самого императора.
Девушка замерла от него на расстоянии шага. Она не поднимала глаз, и руки её, судорожно сжимающие кинжал, сильно дрожали. Начальник что-то кивнул страже, и те замахнулись на пленника, желая поставить его на колени. Но парень отмахнулся от них, словно и не заметив и встал сам.
- Убей меня, - тихо прошептал он, - заглядывая в глаза стоящий перед ним девушки, они были необычными темно-темно синими, почти черными, словно жаркая южная ночь, - я буду счастлив умереть от твоей руки!
Лина подняла глаза на преклонившегося перед ней парня и почувствовала как по подбородку течет тонкая струйка крови из закушенной губы. Сейчас, в близи, он был удивительно красивым и живым. Он был живым, и не она будет той, кто остановит его сердце. Кинжал с тихим стуком упал наземь и Лина, тоже упав на колени, на мгновение дотронулась до него дрожащей рукой, почувствовав как быстро бьется сердце и тихо прошептала: "Прости, но я не могу".
В конце концов, отстраненно думала девушка когда ее тащили к позорному столбы под яростные крики отца, через три дня у меня свадьба, так что до смерти точно не запорят.
Лина.
Когда меня схватили за руки и потащили к позорному столбу я не противилась, сопротивление ничего не изменит, а вот с желающих угодить отцу слуг станется оставить на мне пару лишних синяков. А то и пару десятков. Знаем, уже проходили! И когда с меня сорвали одежду, кроме нижней юбки, и привязали к столбу не противилась тоже. Только молилась. Молилась о том, чтобы отец указал палачу десять пальцев! Ну пожалуйста! Пусть будет десять! Иначе завтра я не смогу сидеть на раньяре и меня просто привяжут к проклятой стрекозе!
Однажды я уже получала пятнадцать плетей, когда разбила любимую императорскую вазу. И после этого не могла встать почти неделю. Ну пожалуйста! пусть будет десять!
- Двадцать! - отрезал отец, лишая меня надежды. Видимо собственная ярость так затмила ему разум, что он не думал даже о том, что тиодхар будет в ярости получив полумертвую невесту.
Я безнадежно прижалась щекой к отполированному дереву и закрыла глаза. Не буду смотреть. Всё равно свист плети предупредит меня об ударе.
Щелкнул хлыст, протяжно запел рассекаемый плетью воздух и я застонала, отчаянно сжимая зубы. Не кричать! Только не кричать пока ещё можно! По спине потекло что-то горячее, видимо рассадило кожу, а потом сбоку мелькнуло серое расплывчатое пятно, и метнувшийся к палачу крылатый одним ударом сломал ему шею. Послышался характерный хруст, что-то закричали солдаты, на неизвестно как вырвавшегося пленника навалились со всех сторон, погребая его под массой тел.
Его били долго, даже после того, как он потерял сознание у не мог даже закрыться от ударов. А потом схватили за ноги и потащили обратно в яму. А я стояла, всё так же прикованная к столбу и не отрываясь смотрела на угол, за которым исчезло его тело. И не могла плакать. Нет, я не могла даже дышать. Потому что он был первым, первым после мамы человеком который за меня заступился!
Лина.
Продолжать экзекуцию отец не стал. Он всегда был крайне склонен к театральным эффектам, любил устраивать из всего, даже из наказания маленькое представление. А крылатый поломал ему весь сценарий. И когда мужчину уволокли, отец приказал отвязать меня и запереть в комнате под присмотром служанок.
Я сидела в углу у окна. Никто не мешал мне лечь в мягкую постель, но я не могла, просто не могла это сделать, когда ОН был там, на дне ямы и сейчас умирал. Или уже умер. Или умрёт завтра. Я безжалостно корила себя за то, что так и не спросила у него имя. И сейчас могла звать его лишь крылатым. И молиться. Молиться его чужому Богу, чтобы он смилостивился над нами и помог своему сыну. А ещё я вспоминала маму. От неё не осталось почти ничего. Тепло рук, укачивающих меня, ласковый голос, что пел мне перед сном незамысловатые песенки. Да тоненькое серебряное колечко, спрятанное в маленьком тайнике за отошедшей панелью стены. Мамино лицо я не помнила. Вернее помнила, но стоило об этом подумать, как на меня накатывал ужас и вина. Бесконечная вина перед самым родным мне человеком. Потому что маму убили из-за меня.
Я сбежала из дома, где мы тогда жили, и забралась в заросли высокой травы на огороде. И мама пошла меня искать. А я, глупая девчонка, сидела тихой мышкой и молчала, пока мама звала меня по имени. А потом появился один из рабов, работающих на поле и предложил госпоже помочь с поисками. А когда мама оступилась, поддержал её за руку. Я замотала головой, стараясь изгнать намертво засевшую там картину. Вот раб протягивает руку и прикасается к хозяйке, не давая ей упасть. А вот уже над ними стоит разъяренный отец, грязно ругаясь и обвиняя жену в измене.
Потом, когда мамины крики стихли а отец ушел, я выбралась из своего убежища и побежала к ней. И просидела рядом до ночи, держа её за руку. А потом пришла нянька я унесла меня от уже остывшего тела. После того я не разговаривала почти год. И долго не могла смотреть в зеркало, видя вместо собственного лица мамино. То, мертвое, бесконечно чужое и красивое с аккуратно пересекающей щеку струйкой запекшейся крови.
Утром меня усадили на стрекозу позади одного из солдат и небольшой отряд двинулся к порталу. А уже ближе к вечеру я была в замке теодхара, где меня проводили в комнату и, наконец, оставили одну. На завтра была назначена свадьба.
Такеши
- Эй, дохлятина, ты жив еще там? - спросили сверху и на меня вылилось ведро воды. Чистой воды. Я захрипел, не с силах подняться и жадно облизнул губы. Пить хотелось неимоверно.
- Слышь, живой! - довольно резюмировали наверху, - ох и живучие вы, крылатые, твари! - продолжил незнакомец, - ты это, руки то собери совочком, я тебе еще плесну малость. Мне на доходяг воды не жалко!
Я с трудом сел. Подставлять руки? Но что он плеснет мне в них. В лучшем случае помоев, а то и похуже. Но руки я все таки протянул.
Сверху хмыкнули и на меня полилось очередное ведро ... воды! Просто обычной чистой, удивительно вкусной воды! Я с жадностью осушил пригоршню и снова протянул руки. И снова не видимый из-за ярко светящего за ним солнца, воин, опрокинул на меня очередную порцию.
- Что, хочется жить, а крылатый, - как то слишком весело спросил он, - всем хочется! И корешу моему тоже хотелось! Мы с ним с одной деревни были, в одной луже почитай всё детство провели! А потом ему тридцать плетей приписали, за появление перед командиров в нечищеных сапогах. Ну мы тогда посмеялись только. Что такое крепкому парню тридцать ударов!
А палач его прямо у столба и запорол. Насмерть! Позвонок перебил, так что снимали мы уже тело а не человека. Ты это, крылатый, спасибо тебе! Спасибо от всех, кто под рукой этого гада хоть раз стоял! Рады мы, что его не стало! Сильно рады!
Неизвестный благодетель постоял еще немного и добавил: "А принцесса твоя улетела на рассвете, ты не думай, её больше не трогали, заперли, говорят, только.
У двери кухни девушка остановилась. Что она скажет, если ее спросят зачем ей пища? Или не спросят, а потом доложат начальнику охраны, а то и самому императору. Хотя, девушка усмехнулась, кто она такая, чтобы о ее похождениях докладывали деду. Вот только чтобы наказать ее, будет достаточно и отца.
Лина развернулась и двинулась вправо, ведя пальчиками по стене, чтобы не пропустить. Где-то там, за неприметной дверцей, был старый, заколоченный вход в подвал, а из него и в кладовую.
Лин, пугливо оглядываясь, быстро снимала с крюков висевшие там куски копчёного мяса. Из комнаты она взяла тонкое покрывало, сейчас прекрасно послужившее ей сумкой. Ещё один кусок и добавить несколько круглых, головок остро пахнущего сыра. Хорошо бы ещё и хлеба, но его в кладовой не хранили. Зато девушка заметила несколько горшочков с медом и решительно сунула их туда же. Если поймают, наказание будет одинаково суровым, взяла она одну корку или изумруд или сокровищницы.
Лина уже закончила и осторожно завязывала на накидке узлы, когда за дверью раздались тяжёлые шаги, заставившие девушку всхлипнуть от ужаса и кинуться в темный угол, молясь всем богам, в том числе и богу этого крылатого, чтобы ее не заметили!
Повезло! Толстый Повар лишь взял с ближней полки несколько кругов сала и потопал назад. А Лина почувствовала как сильно упирается ей в спину что-то острое. Это оказалось горлышко винной бутылки. И ее девушка тоже взяла. Потому что воду ей принести было просто не в чем.
Когда императорская внучка выскользнула на задний двор и, аккуратно держась в тени, побежала за хозяйственные постройки, уже начало светать. Но девушке повезло, или может, и впрямь, боги хотели дать этому гордому человеку шанс, но все небо было закрыто темными, тяжёлыми тучами, не пропускавшими не только свет ещё скрытого за холмами дневного светила, но даже и лунный.
Ямы смертников никто не охранял. Зачем? Если из трехметровой могилы невозможно выбраться, а если кто и проявит чудеса ловкости, так тяжёлая решетка на входе быстро его утихомирит.
Воняло тут жутко! Тела бывших пленников никто и не думал выбрасывать. И они оставались в ямах, добавляя живым лишних страданий. Было тихо. Очень- очень тихо, и на какой- то жуткий миг Лине показалось, что она опоздала, что пленник уже умер и теперь будет являться к ней в кошмарах вполне законно!
- эй, - тихо, почти шепотом, окликнула девушка, - эй, крылатый, ты там жив? Ответом ей был шорох и тихий стон, донесшийся из третьей по счету ямы.
Лина медленно, боясь передумать и мечтая об этом, прокралась туда и заглянула вниз. Вонь усилилась, становясь почти невозможной и девушка невольно прикрыла лицо рукой. В яме стояла такая темень, что ничего, совершенно ничего не было видно. А потом... Лина вскрикнула и отшатнулась, хватаясь за заполошно застучавшее в груди сердце, потому что на дне ямы зажглись две огонька. И только через несколько тяжких мгновений она поняла, что это глаза крылатого.
- Послушай, -девушка заторопилась, ночь конечно длинная но рисковать попасться из-за своей нерешительности вовсе не хотелось, - я тебе принесла еды и вина, прости, но воды мне набрать было не во что! Она начала торопливо просовывать самодельний мешок в дырку решетки. Крылатый молчал.
- Я сейчас брошу его, - продолжила Лина, немного даже обиженная пренебрежением пленника, она тут понимаешь рискует заработать наказание плетью, а он, даже спасибо не сказал!
- Не надо бросать, - донесся снизу тихий, больше похожий на шепот дождя голос, - я не смогу поймать его, а на дне почти по колено грязи вперемешку с умершими.
- А что же делать?- Лина почувствовала как по щекам потекли слезы. Стало безумно жаль этого гордого воина, обреченного на смерть в наполненной нечистотами и смрадом яме, похороненном заживо!
- Уходи, девочка, - прошелестел мужчина, - твоя помощь не спасет меня, а лишь продлит мучения, я уже не хочу жить!
- Нет!- причитала девушка торопливо развязывая свой поясок и привязывая одну его сторону к решетке а другую к мешку с едой, - нет! Не говори так! Нельзя сдаваться! Слышишь! Нельзя! Я спущу еду на поясе, так она не упадет в грязь и ты сможешь её достать!
Уходя девушка то и дело оглядывалась на оставшуюся за спиной черную яму. И чувствовала, как от сердца, по всему телу разливается холодок ужаса. Потому что она оставила там, на решетке свой пояс. Оставила, несмотря на то, что несколько раз хотела его забрать. Но пленник был слишком слаб, чтобы удержать её гостинцы и не имел никакой возможности хотя бы выкопать углубление в стенке ямы и спрятать их туда. Она оставила свой, расшитый золотой нитью, пояс в яме с обреченным. И сейчас, с трудом заставляя себя идти в сторону дворца, с ужасом думала, какое наказание за этот проступок придумает ей отец?
***
Такеши медленно, стараясь не потревожить всё еще открытую рану, оторвался от стены и шагнул к мерно покачивающемуся свертку. Поверить, что там действительно была еда, было почти невозможно. Вот только острый запах сыра пробился даже через стоявшую в яме жуткую вонь, вызывая очередной спазм в пустом желудке. Парень слышал, что в такой ситуации кое-кто не гнушался использовать в качестве пищи и останки предыдущих узников, но стоило об этом подумать, как к горлу подкатывала тошнота и парень твердо решил что он на это точно не пойдет.
В свертке действительно оказалось несколько головок сыра, и пленник, тяжело привалившись к стене и медленно, осторожно жуя думал, кем же была та девушка, что при шла к нему сегодня ночью и почему она ему помогает. А потом взгляд его упал на тонкий поясок и парень едва не подавился от удивления. В свете восходящего солнца вышивка на нем переливалась золотом.
Кем бы не была эта девчонка, пришедшая к нему на помощь, но столь приметную вещь следовало спрятать. Парень наклонился и с отвращением пошарил рукой по полу в поисках подходящего инструмента, нащупал обломок кости и начал копать. К тому времени как рядом зазвучали шаги проходящего мимо стражника еда уже была надежно спрятала в небольшой пещерке а тонкая лента пояса надежно скрылась у пленника за пазухой.
А через при для девушка пришла снова. И в этот раз у неё был объемный бурдюк с чистой водой, который пришлось спустить отдельно и всё тот же набор деликатесов. Дар-тени даже подумал про себя, что, пожалуй, так здесь кормят только императора, а потом вспомнил вышитой золотой ниткой поясок. Похоже было, что ему помогает кто-то из дочерей местных аристократов, но вот почему? И зачем?
- Я приду через несколько дней, - шептала девушка, - все уедут, император собирается в большой поход и сам возглавит армию! А тут, во дворце, останутся только слуги! Ты только не умирай пожалуйста, - почти плакала она, - дождись меня! Дождись!
И пленник ждал. Ждал, растягивая запасы пищи, ждал, уменьшая с каждым днём порцию воды из когда-то полного бурдюка, ждал, хотя вместо дней прошло уже две недели, лечил свою рану, насколько хватало сил; когда высохла вся вода с дна ямы, похоронил мертвых, засыпав их землей с краев. Ждал и с каждым прожитым часом, с каждой минутой всё отчетливее понимал, что она не придет.
Его выдернули из ямы через сутки после того, как он выпил последний глоток воды. Парень не сопротивлялся и вообще старался не показывать, что к нему уже частично вернулись силы. Его бросили умирать, и если сейчас вытащили, значит что-то случилось. На заднем дворе было немноголюдно. Но даже будь здесь толпа, не узнать тонкую фигурку, что он видел лишь силуэтом на фоне звезд, он бы не смог.
- Моя дочь, - почти выплюнул стоящий рядом с ней мужчина, - опустилась до того, чтобы помочь нашему врагу, она кормила дар-тени, отправленного императором на смерть в яме! Она достойна наказания! Но!- Теперь голос говорящего стал почти ласковым, - в честь предстоящей свадьбы я закрою глаза на её ошибку! При условии, что она своей рукой убьет того, кому помогала! - Он повернулся и сунул в руки дрожащей девушки длинный кинжал, - иди, моё семя, и докажи что ты и впрямь достойна считаться потомком самого императора.
Девушка замерла от него на расстоянии шага. Она не поднимала глаз, и руки её, судорожно сжимающие кинжал, сильно дрожали. Начальник что-то кивнул страже, и те замахнулись на пленника, желая поставить его на колени. Но парень отмахнулся от них, словно и не заметив и встал сам.
- Убей меня, - тихо прошептал он, - заглядывая в глаза стоящий перед ним девушки, они были необычными темно-темно синими, почти черными, словно жаркая южная ночь, - я буду счастлив умереть от твоей руки!
Лина подняла глаза на преклонившегося перед ней парня и почувствовала как по подбородку течет тонкая струйка крови из закушенной губы. Сейчас, в близи, он был удивительно красивым и живым. Он был живым, и не она будет той, кто остановит его сердце. Кинжал с тихим стуком упал наземь и Лина, тоже упав на колени, на мгновение дотронулась до него дрожащей рукой, почувствовав как быстро бьется сердце и тихо прошептала: "Прости, но я не могу".
В конце концов, отстраненно думала девушка когда ее тащили к позорному столбы под яростные крики отца, через три дня у меня свадьба, так что до смерти точно не запорят.
Лина.
Когда меня схватили за руки и потащили к позорному столбу я не противилась, сопротивление ничего не изменит, а вот с желающих угодить отцу слуг станется оставить на мне пару лишних синяков. А то и пару десятков. Знаем, уже проходили! И когда с меня сорвали одежду, кроме нижней юбки, и привязали к столбу не противилась тоже. Только молилась. Молилась о том, чтобы отец указал палачу десять пальцев! Ну пожалуйста! Пусть будет десять! Иначе завтра я не смогу сидеть на раньяре и меня просто привяжут к проклятой стрекозе!
Однажды я уже получала пятнадцать плетей, когда разбила любимую императорскую вазу. И после этого не могла встать почти неделю. Ну пожалуйста! пусть будет десять!
- Двадцать! - отрезал отец, лишая меня надежды. Видимо собственная ярость так затмила ему разум, что он не думал даже о том, что тиодхар будет в ярости получив полумертвую невесту.
Я безнадежно прижалась щекой к отполированному дереву и закрыла глаза. Не буду смотреть. Всё равно свист плети предупредит меня об ударе.
Щелкнул хлыст, протяжно запел рассекаемый плетью воздух и я застонала, отчаянно сжимая зубы. Не кричать! Только не кричать пока ещё можно! По спине потекло что-то горячее, видимо рассадило кожу, а потом сбоку мелькнуло серое расплывчатое пятно, и метнувшийся к палачу крылатый одним ударом сломал ему шею. Послышался характерный хруст, что-то закричали солдаты, на неизвестно как вырвавшегося пленника навалились со всех сторон, погребая его под массой тел.
Его били долго, даже после того, как он потерял сознание у не мог даже закрыться от ударов. А потом схватили за ноги и потащили обратно в яму. А я стояла, всё так же прикованная к столбу и не отрываясь смотрела на угол, за которым исчезло его тело. И не могла плакать. Нет, я не могла даже дышать. Потому что он был первым, первым после мамы человеком который за меня заступился!
Лина.
Продолжать экзекуцию отец не стал. Он всегда был крайне склонен к театральным эффектам, любил устраивать из всего, даже из наказания маленькое представление. А крылатый поломал ему весь сценарий. И когда мужчину уволокли, отец приказал отвязать меня и запереть в комнате под присмотром служанок.
Я сидела в углу у окна. Никто не мешал мне лечь в мягкую постель, но я не могла, просто не могла это сделать, когда ОН был там, на дне ямы и сейчас умирал. Или уже умер. Или умрёт завтра. Я безжалостно корила себя за то, что так и не спросила у него имя. И сейчас могла звать его лишь крылатым. И молиться. Молиться его чужому Богу, чтобы он смилостивился над нами и помог своему сыну. А ещё я вспоминала маму. От неё не осталось почти ничего. Тепло рук, укачивающих меня, ласковый голос, что пел мне перед сном незамысловатые песенки. Да тоненькое серебряное колечко, спрятанное в маленьком тайнике за отошедшей панелью стены. Мамино лицо я не помнила. Вернее помнила, но стоило об этом подумать, как на меня накатывал ужас и вина. Бесконечная вина перед самым родным мне человеком. Потому что маму убили из-за меня.
Я сбежала из дома, где мы тогда жили, и забралась в заросли высокой травы на огороде. И мама пошла меня искать. А я, глупая девчонка, сидела тихой мышкой и молчала, пока мама звала меня по имени. А потом появился один из рабов, работающих на поле и предложил госпоже помочь с поисками. А когда мама оступилась, поддержал её за руку. Я замотала головой, стараясь изгнать намертво засевшую там картину. Вот раб протягивает руку и прикасается к хозяйке, не давая ей упасть. А вот уже над ними стоит разъяренный отец, грязно ругаясь и обвиняя жену в измене.
Потом, когда мамины крики стихли а отец ушел, я выбралась из своего убежища и побежала к ней. И просидела рядом до ночи, держа её за руку. А потом пришла нянька я унесла меня от уже остывшего тела. После того я не разговаривала почти год. И долго не могла смотреть в зеркало, видя вместо собственного лица мамино. То, мертвое, бесконечно чужое и красивое с аккуратно пересекающей щеку струйкой запекшейся крови.
Утром меня усадили на стрекозу позади одного из солдат и небольшой отряд двинулся к порталу. А уже ближе к вечеру я была в замке теодхара, где меня проводили в комнату и, наконец, оставили одну. На завтра была назначена свадьба.
Такеши
- Эй, дохлятина, ты жив еще там? - спросили сверху и на меня вылилось ведро воды. Чистой воды. Я захрипел, не с силах подняться и жадно облизнул губы. Пить хотелось неимоверно.
- Слышь, живой! - довольно резюмировали наверху, - ох и живучие вы, крылатые, твари! - продолжил незнакомец, - ты это, руки то собери совочком, я тебе еще плесну малость. Мне на доходяг воды не жалко!
Я с трудом сел. Подставлять руки? Но что он плеснет мне в них. В лучшем случае помоев, а то и похуже. Но руки я все таки протянул.
Сверху хмыкнули и на меня полилось очередное ведро ... воды! Просто обычной чистой, удивительно вкусной воды! Я с жадностью осушил пригоршню и снова протянул руки. И снова не видимый из-за ярко светящего за ним солнца, воин, опрокинул на меня очередную порцию.
- Что, хочется жить, а крылатый, - как то слишком весело спросил он, - всем хочется! И корешу моему тоже хотелось! Мы с ним с одной деревни были, в одной луже почитай всё детство провели! А потом ему тридцать плетей приписали, за появление перед командиров в нечищеных сапогах. Ну мы тогда посмеялись только. Что такое крепкому парню тридцать ударов!
А палач его прямо у столба и запорол. Насмерть! Позвонок перебил, так что снимали мы уже тело а не человека. Ты это, крылатый, спасибо тебе! Спасибо от всех, кто под рукой этого гада хоть раз стоял! Рады мы, что его не стало! Сильно рады!
Неизвестный благодетель постоял еще немного и добавил: "А принцесса твоя улетела на рассвете, ты не думай, её больше не трогали, заперли, говорят, только.
