Покрутившись несколько минут перед зеркалом, я с удовольствие признала, что выгляжу как современная деловая женщина. Не выдержала, и показала отражению язык, сама засмеявшись подобной глупой выходке.
Закрывая входную дверь, уронила сумку. Бросилась собирать рассыпавшиеся вещи. Помада, телефон, мелочь. На лестнице послышались торопливые шаги. Я подняла глаза. На площадке появился запыхавшийся подросток лет четырнадцати. Светлые волосы упали на лоб, куртка наполовину расстегнута, в руках большой белый конверт. Он переминался с ноги на ногу, с интересом разглядывая меня, но помогать не спешил.
-Бекетова Евгения Максимовна?
-Да, - я прокашлялась. Невидимая руку сдавила горло. Внутри шевельнулось неприятное предчувствие. Я встала.
-Это вам.
Он сунул конверт мне в руки.
-Распишитесь, пожалуйста, вот здесь за доставку.
Я дрожащими руками взяла протянутую ручку, которую паренек достал из кармана, и мятую квитанцию. В ней значился только адрес и мое имя. Я с недоумением посмотрела на подростка.
-А кто отправитель?
-Понятия не имею. Я курьер. И мое дело доставить конверт Вам. А дальше, - он пожал плечами, - я не знаю.
Расписалась в двух бланках. Один паренек отдал мне, второй зажал в руке.
-Всего доброго, - он смущенно улыбнулся и побежал вниз по лестнице.
А я осталась стоять на лестничной площадке, ничего не понимая. Спохватилась, что на полу расстегнутая сумка. Присела на корточки, собрать оставшиеся вещи. Конверт из рук почему-то не выпустила. Вцепилась в него мертвой хваткой, словно боялась, что потеряю. Последней положила в сумку драгоценную флэшку, на которой был мой рекламный макет. Посмотрела на часы. Поняла, что опаздываю. Сунула конверт к остальным вещам и заспешила на улицу. Выйдя из подъезда, вызвала такси. И почему раньше этого не сделала? Привыкла полагаться на Алексея, который подбрасывал меня до работы. Теперь я нервничала, боясь, что задержка отрицательно скажется на моем положении. Но такси приехало быстро и, обогнув многокилометровые пробки, петляя дворами и незнакомыми улочками, мы добрались до «Гринвича». Огромное 18-этажное здание поражало летящими линиями и нестандартностью пропорций. Устремленная в небо, серебристо-белая конструкция из металла и стекла, казалось, жила своей жизнью, завораживала и приковывала взгляд. Я шагнула в раскрывшиеся двери и заспешила к лифту. Стараясь не замечать давившей меня роскоши, нажала кнопку вызова. На двенадцатом этаже конференц-зал, где должна была пройти презентация. Огромный круглый стол, черные кожаные кресла, яркий слепящий свет люминесцентных ламп. Я пришла последней. Сердце колотилось как сумасшедшее. Поздоровалась. Оглядела других дизанейров. Две девушки, блондинки с кукольными личиками. Два мужчины. Один постарше, с массивной печаткой на руке. Второй, молодой парень, мой ровесник. Видно, что нервничает, крутит в руках стакан с водой. Презентация прошла, на удивление, быстро. Я успокоилась, и смогла уверенно представить свой проект. Мне задали несколько вопросов и отпустили. Заказчик, солидный бизнесмен с хмурым выражением лица, сказал, что позвонит завтра в офис того претендента, которого он выберет.
Самое страшное было позади, и с облегчением вздохнув, я отправилась в кафе. Заказала двойную порцию мороженого и полезла в сумку, чтобы достать телефон. Рука наткнулась на конверт, и я достала его, с интересом разглядывая. Кто мог прислать мне его, оставалось загадкой. Я помедлила несколько секунд. Надорвала бумагу, и на стол посыпались фотографии. В первое мгновение, я даже не поняла, кто на них. А когда, разглядела, то в глазах потемнело, и перехватило дыхание. Я не могла, не хотела поверить в то, что увидела. Зажмурилась до боли, но открыв глаза, поняла, что ничего не меняется. На снимках был Лешка. Мой Лешка оперся о стол одной рукой, а второй придерживал за талию темноволосую женщину. Она закинула ему на бедро ногу, приоткрыв черную кружевную резинку чулок. По всей вероятности они целовались. На второй фотографии я смогла разглядеть ее лицо и чуть не закричала в голос. Стася. Богданова Станислава Игоревна. Дочь совладельца крупной сети супермаркетов. Она не раз появлялась в компании Натальи на семейных ужинах. Как близкая подруга семьи, которой она стала сразу после нашей с Лешкой свадьбы. Красивая, ухоженная, стройная брюнетка. С презрительным взглядом, которым она часто меня одаривала. Я не оставалась в долгу и отвечала ей тем же, и хотя Леша обычно меня одергивал, меня это совсем не останавливало. Я называла ее «моя королевская лошадь», за царственную осанку и цоканье каблучков, с которыми она не расставалась даже дома.
Но, видимо, меня обскакали. Я нервно засмеялась. Подошел официант с мороженым. А у меня возникло желание расшвырять любимый десерт, чтобы он стекал по стенам отвратительными каплями. Я ненавидела Алексея в эту минуту. Вспомнился недавний разговор и последовавшая за ним ссора. Он попросил меня принести телефон, а я, поддавшись минутной слабости, посмотрела только что пришедшую смс-ку. «Спасибо за приятно проведенное время». Двусмысленность фразы заставила меня насторожиться. Бросив, трубку на стол, за которым работал Алексей, я дрожащим от гнева голосом поинтересовалась, кто это. Он вспылил. Сказал, чтобы я не смела лазить в его переписку, и что меня это не касается. Я выбежала из кабинета и, закрывшись в спальне, разрыдалась. Меня душила обида. Мерзкое чувство ревности шевельнулось в груди. Оно разгоралось, становясь все сильнее и сильнее.
Лешка пришел через час, когда я уже успокоилась. Извинился, но объяснять ничего не стал. Сказав, что это просто благодарность за деловой ужин. Я чуть не поперхнулась, но проглотила его слова, не став ничего выяснять. Предпочла выбросить из головы, когда он заговорил о доверии. Да, я доверяла ему как себе. И любила так, что с ума сходила.
Сейчас, сидя в душном кафе, сжимая в руках проклятые фотографии, я понимала, что моя жизнь рухнула. Разлетелась на тысячу осколков, и каждый из них впился в сердце, причиняя невыносимую боль. Официант потряс меня за плечо, спросив, можно ли поставить заказ. Я кивнула и отодвинула снимки. Передо мной оказалась изящная вазочка с разноцветными шариками, политыми шоколадом. И ложка. Я бессмысленно смотрела на десерт, не понимая, что с ним делать. Затолкала фотографии в сумку, но перед глазами все равно стоял Лешка и она, и чертова кружевная резинка чулок. Я представила, как он скользит пальцами по ее ноге, поднимаясь все выше. Поглаживая и дразня. Задохнулась от боли. Я больше не могла сидеть. Схватила пальто, сумку и выбежала на улицу. Подставив лицо холодному ветру, чтобы хоть немного остыть. Я не плакала. Я ничего не чувствовала. Только страшная, разрывающая душу пустота, которая снова разделила мою жизнь на «до» и «после». Я пережила это однажды. Когда тебя предают, выбрасывают за ненужностью. Потому что ты лишняя и тебе нет места. Опять. Та же боль и то же отчаяние. Я закрыла глаза. На ощупь отыскала в сумке плеер. Вставила наушники в уши. Включила. Полилась удивительная мелодия. Эния. Сказочный голос убаюкивал, вырывал из тьмы, в которую я падала и не могла остановиться. Я затерялась среди спешащих по своим делам прохожих. Никто не обращал внимания. А я шла в никуда, и каждый шаг отдавался болью. Кто-то схватил меня за руку. Я обернулась. Передо мной стояла Наталья. Я выдернула наушники.
- Случайно ехала мимо и увидела тебя. – Она помолчала, окинула меня оценивающим взглядом и хмыкнула. – Как всегда хорошо выглядишь. Бледность тебе к лицу.
У меня не было сил вступать в перепалку. У меня их вообще не было. Я покачнулась.
-Садись в машину. Отвезу на работу, или куда тебе там надо.
Я послушно пошла за ней.
В салоне было тепло. В воздухе разливался мягкий цветочно-фруктовый аромат.
- Рассказывай, что случилось, - она повернула ключ в замке зажигания.
Я молчала. Изливать душу перед любимой золовкой не хотелось. На светофоре машина резко затормозила, и из открытой сумки выпали фотографии. Наталья резко протянула руку и взяла одну. Я старалась не смотреть в ее сторону, сгорая от стыда.
-Интересные ты снимки в сумке носишь. Любуешься, что ли?
Я повернулась к ней.
- Что-то вроде этого, - мой голос звучал глухо.
- А что ты ожидала, милая? – Наталья притормозила у тротуара. – Я всегда говорила, где ты, а где Алексей. – Ты всего лишь приблудная детдомовка, которая по странному стечению обстоятельств попала в нашу семью. А ты, глупая, поверила в идеальную любовь. Но не расстраивайся. Живи дальше и верь в свою сказку. Вдруг она все же исполнится.
Слова хлестали как плети, заставляли съежиться и замереть. Я ничего не могла сказать. В горле стоял комок. Я не могла даже заплакать. Раздавленная и униженная. Нащупала ручку и, с силой дернув на себя, открыла дверцу. Выскочила из машины. Наталья насмешливо рассмеялась мне в спину.
На лицо упали робкие капли. Начинался первый весенний дождь. Я шла, не разбирая дороги. Улицы, люди, дома. Ничего не видела перед собой. Пока не опустились сумерки, и теплый свет фонарей не заманил меня в кафе. Наше с Лешкой, в котором мы столько раз были вместе.
Больше я ничего не смогла рассказать притихшей Ольге. Ни про встречу с Пашкой, ни про то, что случилось потом. Потому что это выворачивало душу, и должно было остаться моей тайной и моей болью. По крайней мере, пока.
Тяжелые весенние сумерки медленно опустились за окном, скрыли деревья и редких спешащих по своим делам прохожих. Я сидела на кровати и смотрела в бездонную черноту, окутавшую двор, не в силах пошевелиться. Тело налилось гулкой, неприятной тяжестью, и каждый вздох давался с трудом. Я ощущала себя разбитой. Голову разламывало от боли, словно я не спала несколько ночей кряду.
Ольга сидела рядом, чуть наклонившись ко мне, сжимая в руках стакан. Плотно сжатые губы, ничего не выражающее лицо, похожее на застывшую маску. Я никогда не рассказывала ей о своих проблемах с Алексеем. Стремилась сохранить хрупкую иллюзию семейного счастья, в которую мне так хотелось верить. Казалось, если я начну говорить о своих трудностях, они станут реальными, а пока слова не произнесены, ничего не существует. Сегодня все окончательно разбилось вдребезги, осталась только слепая, глупая, бесполезная любовь, разрывавшая сердце на части. Я посмотрела на Ольгу боясь уловить в ее глазах жалость, но в серой дымчатой глубине было только потрясение и невысказанные вопросы. Теплая рука накрыла мою. Немой жест, сказавший больше, чем слова, которые стали бы лишними. Ольга просто была рядом, готовая, как и раньше, разделить со мной любые трудности. Меня затопила благодарность, и я порывисто обняла ее. Время, казалось, замедлило ход, и минуты лениво текли в обступившей нас тишине. Ольга отстранилась и погладила меня по щеке.
- Пойдем чай пить, - она встала, - варенье мое любимое есть?
Она улыбалась, протягивая руку.
- Пойдем, покажешь.
Я с трудом поднялась, и Ольга, обняв за плечи, повела меня на кухню. Бережно усадила на табурет, достала из шкафа кружки, заварку и включила чайник.
- В холодильнике, на нижней полке, малиновое, - хрипло проговорила я, поразившись собственному голосу, который показался чужим.
- Сейчас достану.
Ольга предупредительно быстро открыла холодильник, с минуту смотрела, а потом резко повернулась ко мне.
-Надо был твой пустующий морозильный шкаф еще неделю назад проверить. И давно ты себя голодом моришь?
- Относительно, - я попыталась пошутить, но, видимо, неудачно.
У Ольги брови сошлись на переносице, а глаза потемнели, что не предвещало ничего хорошего. Казалось, в эту минуту она определила главную причину всех несчастий и собиралась с ней бороться самыми решительными методами. Я про себя только пожала плечами. Если происходило что-то плохое, Ольга предпочитала действовать, в то время как я замыкалась в себе, и раз за разом возвращалась к переживаниям, блуждая в лабиринте собственных страхов и сомнений.
- Жень, давай я схожу в магазин, куплю все необходимое и приготовлю ужин.
Ольга уже направилась к двери, а меня вдруг бросило в холод и затрясло. На лбу выступили капельки пота. Безумная мысль, что стоит Ольге выйти за порог и со мной произойдет что-то плохое, возникла в голове словно из ниоткуда.
-Оль…
Она остановилась на пороге.
- Я могу остаться, если хочешь.
Подойдя ко мне, она положила мне руки на плечи, пристально всматриваясь в мое лицо. Я смогла лишь кивнуть, чувствуя, что страх постепенно отпускает. Стало стыдно, но я, все же, прошептала:
-Побудь со мной. Мне и варенья хватит, я совсем не голодная.
Ольга растерянно покачала головой, пробормотав под нос, что завтра с утра обязательно купит продукты, а я с облегчением выдохнула, поняв, что она никуда не уходит. Уединение, к которому я так стремилась последний месяц, теперь пугало, словно в нем притаились чудовища, поджидающие, чтобы растерзать.
Разговор пошел своим чередом. Ольга рассказывала о своей работе, новом фильме, который выходит в прокат и даже пыталась меня рассмешить, а потом, выдержав паузу, осторожно поинтересовалась, планирую ли я поговорить с Алексеем. Его имя прозвучало как выстрел, попавший в незаживающую рану. Я вскочила с табурета, опрокинув его, сделала несколько быстрых шагов и замерла, опустив голову.
- Ты не понимаешь, проблема во мне, Оль. Я слишком долго пряталась от самой себя, придумала глупую сказку о взаимной любви, и сама же в нее поверила, - голос сорвался, и я отвернулась, в надежде спрятать предательски подступившие слезы.
Хватит на сегодня сожалений и горьких признаний. Я и так уже исчерпала свой лимит. Потянулась за печеньем, лежавшем в глубине подвесного шкафа, одной рукой незаметно стирая горячие капли, змейкой бежавшие по щеке. Сейчас я злилась на весь этот некстати начатый разговор. Достаточно уже было истерики вперемешку с бессвязными откровениями и внезапного страха, больше напоминавшего приступ паники. Я привыкла сама справляться со своими трудностями, не полагаясь ни на кого. Некстати возникшая в детстве черта была мастерски отточена за четыре года, прожитых в детском доме, где каждый был сам за себя. Именно тогда дружба стала мифическим понятием, как и доверие. И только моей слепой наивности всегда хватало, чтобы обжигаться и падать, ударяясь с каждым разом все больнее. Новообретенные друзья предавали, обвинив в том, чего ты не делал, взрослые предпочитали видеть в тебе отсутствие всякого будущего и упущенные возможности. Разочарования становились неотъемлемой частью жизни, примешиваясь к щемящему чувству одиночества и ненужности. Слезы были бесполезными и расценивались как слабость. Но я все равно плакала, потому что не могла по-другому. Закрываясь ночами в ванной, давилась рыданиями, задавая себе один и тот же вопрос «За что?». Тусклый свет лампочки, грязное зеркало и холод кафельной плитки навсегда отпечатались в памяти, впитав отчаяние и безысходность. Измотанная и опустошенная, я возвращалась в холодную постель, чтобы ненадолго забыться сном, не приносящим облегчения. Мне пришлось учиться жить по-другому, шаг за шагом, привыкая к новой действительности, в которой можно было либо сломаться, либо ломать других.
Закрывая входную дверь, уронила сумку. Бросилась собирать рассыпавшиеся вещи. Помада, телефон, мелочь. На лестнице послышались торопливые шаги. Я подняла глаза. На площадке появился запыхавшийся подросток лет четырнадцати. Светлые волосы упали на лоб, куртка наполовину расстегнута, в руках большой белый конверт. Он переминался с ноги на ногу, с интересом разглядывая меня, но помогать не спешил.
-Бекетова Евгения Максимовна?
-Да, - я прокашлялась. Невидимая руку сдавила горло. Внутри шевельнулось неприятное предчувствие. Я встала.
-Это вам.
Он сунул конверт мне в руки.
-Распишитесь, пожалуйста, вот здесь за доставку.
Я дрожащими руками взяла протянутую ручку, которую паренек достал из кармана, и мятую квитанцию. В ней значился только адрес и мое имя. Я с недоумением посмотрела на подростка.
-А кто отправитель?
-Понятия не имею. Я курьер. И мое дело доставить конверт Вам. А дальше, - он пожал плечами, - я не знаю.
Расписалась в двух бланках. Один паренек отдал мне, второй зажал в руке.
-Всего доброго, - он смущенно улыбнулся и побежал вниз по лестнице.
А я осталась стоять на лестничной площадке, ничего не понимая. Спохватилась, что на полу расстегнутая сумка. Присела на корточки, собрать оставшиеся вещи. Конверт из рук почему-то не выпустила. Вцепилась в него мертвой хваткой, словно боялась, что потеряю. Последней положила в сумку драгоценную флэшку, на которой был мой рекламный макет. Посмотрела на часы. Поняла, что опаздываю. Сунула конверт к остальным вещам и заспешила на улицу. Выйдя из подъезда, вызвала такси. И почему раньше этого не сделала? Привыкла полагаться на Алексея, который подбрасывал меня до работы. Теперь я нервничала, боясь, что задержка отрицательно скажется на моем положении. Но такси приехало быстро и, обогнув многокилометровые пробки, петляя дворами и незнакомыми улочками, мы добрались до «Гринвича». Огромное 18-этажное здание поражало летящими линиями и нестандартностью пропорций. Устремленная в небо, серебристо-белая конструкция из металла и стекла, казалось, жила своей жизнью, завораживала и приковывала взгляд. Я шагнула в раскрывшиеся двери и заспешила к лифту. Стараясь не замечать давившей меня роскоши, нажала кнопку вызова. На двенадцатом этаже конференц-зал, где должна была пройти презентация. Огромный круглый стол, черные кожаные кресла, яркий слепящий свет люминесцентных ламп. Я пришла последней. Сердце колотилось как сумасшедшее. Поздоровалась. Оглядела других дизанейров. Две девушки, блондинки с кукольными личиками. Два мужчины. Один постарше, с массивной печаткой на руке. Второй, молодой парень, мой ровесник. Видно, что нервничает, крутит в руках стакан с водой. Презентация прошла, на удивление, быстро. Я успокоилась, и смогла уверенно представить свой проект. Мне задали несколько вопросов и отпустили. Заказчик, солидный бизнесмен с хмурым выражением лица, сказал, что позвонит завтра в офис того претендента, которого он выберет.
Самое страшное было позади, и с облегчением вздохнув, я отправилась в кафе. Заказала двойную порцию мороженого и полезла в сумку, чтобы достать телефон. Рука наткнулась на конверт, и я достала его, с интересом разглядывая. Кто мог прислать мне его, оставалось загадкой. Я помедлила несколько секунд. Надорвала бумагу, и на стол посыпались фотографии. В первое мгновение, я даже не поняла, кто на них. А когда, разглядела, то в глазах потемнело, и перехватило дыхание. Я не могла, не хотела поверить в то, что увидела. Зажмурилась до боли, но открыв глаза, поняла, что ничего не меняется. На снимках был Лешка. Мой Лешка оперся о стол одной рукой, а второй придерживал за талию темноволосую женщину. Она закинула ему на бедро ногу, приоткрыв черную кружевную резинку чулок. По всей вероятности они целовались. На второй фотографии я смогла разглядеть ее лицо и чуть не закричала в голос. Стася. Богданова Станислава Игоревна. Дочь совладельца крупной сети супермаркетов. Она не раз появлялась в компании Натальи на семейных ужинах. Как близкая подруга семьи, которой она стала сразу после нашей с Лешкой свадьбы. Красивая, ухоженная, стройная брюнетка. С презрительным взглядом, которым она часто меня одаривала. Я не оставалась в долгу и отвечала ей тем же, и хотя Леша обычно меня одергивал, меня это совсем не останавливало. Я называла ее «моя королевская лошадь», за царственную осанку и цоканье каблучков, с которыми она не расставалась даже дома.
Но, видимо, меня обскакали. Я нервно засмеялась. Подошел официант с мороженым. А у меня возникло желание расшвырять любимый десерт, чтобы он стекал по стенам отвратительными каплями. Я ненавидела Алексея в эту минуту. Вспомнился недавний разговор и последовавшая за ним ссора. Он попросил меня принести телефон, а я, поддавшись минутной слабости, посмотрела только что пришедшую смс-ку. «Спасибо за приятно проведенное время». Двусмысленность фразы заставила меня насторожиться. Бросив, трубку на стол, за которым работал Алексей, я дрожащим от гнева голосом поинтересовалась, кто это. Он вспылил. Сказал, чтобы я не смела лазить в его переписку, и что меня это не касается. Я выбежала из кабинета и, закрывшись в спальне, разрыдалась. Меня душила обида. Мерзкое чувство ревности шевельнулось в груди. Оно разгоралось, становясь все сильнее и сильнее.
Лешка пришел через час, когда я уже успокоилась. Извинился, но объяснять ничего не стал. Сказав, что это просто благодарность за деловой ужин. Я чуть не поперхнулась, но проглотила его слова, не став ничего выяснять. Предпочла выбросить из головы, когда он заговорил о доверии. Да, я доверяла ему как себе. И любила так, что с ума сходила.
Сейчас, сидя в душном кафе, сжимая в руках проклятые фотографии, я понимала, что моя жизнь рухнула. Разлетелась на тысячу осколков, и каждый из них впился в сердце, причиняя невыносимую боль. Официант потряс меня за плечо, спросив, можно ли поставить заказ. Я кивнула и отодвинула снимки. Передо мной оказалась изящная вазочка с разноцветными шариками, политыми шоколадом. И ложка. Я бессмысленно смотрела на десерт, не понимая, что с ним делать. Затолкала фотографии в сумку, но перед глазами все равно стоял Лешка и она, и чертова кружевная резинка чулок. Я представила, как он скользит пальцами по ее ноге, поднимаясь все выше. Поглаживая и дразня. Задохнулась от боли. Я больше не могла сидеть. Схватила пальто, сумку и выбежала на улицу. Подставив лицо холодному ветру, чтобы хоть немного остыть. Я не плакала. Я ничего не чувствовала. Только страшная, разрывающая душу пустота, которая снова разделила мою жизнь на «до» и «после». Я пережила это однажды. Когда тебя предают, выбрасывают за ненужностью. Потому что ты лишняя и тебе нет места. Опять. Та же боль и то же отчаяние. Я закрыла глаза. На ощупь отыскала в сумке плеер. Вставила наушники в уши. Включила. Полилась удивительная мелодия. Эния. Сказочный голос убаюкивал, вырывал из тьмы, в которую я падала и не могла остановиться. Я затерялась среди спешащих по своим делам прохожих. Никто не обращал внимания. А я шла в никуда, и каждый шаг отдавался болью. Кто-то схватил меня за руку. Я обернулась. Передо мной стояла Наталья. Я выдернула наушники.
- Случайно ехала мимо и увидела тебя. – Она помолчала, окинула меня оценивающим взглядом и хмыкнула. – Как всегда хорошо выглядишь. Бледность тебе к лицу.
У меня не было сил вступать в перепалку. У меня их вообще не было. Я покачнулась.
-Садись в машину. Отвезу на работу, или куда тебе там надо.
Я послушно пошла за ней.
В салоне было тепло. В воздухе разливался мягкий цветочно-фруктовый аромат.
- Рассказывай, что случилось, - она повернула ключ в замке зажигания.
Я молчала. Изливать душу перед любимой золовкой не хотелось. На светофоре машина резко затормозила, и из открытой сумки выпали фотографии. Наталья резко протянула руку и взяла одну. Я старалась не смотреть в ее сторону, сгорая от стыда.
-Интересные ты снимки в сумке носишь. Любуешься, что ли?
Я повернулась к ней.
- Что-то вроде этого, - мой голос звучал глухо.
- А что ты ожидала, милая? – Наталья притормозила у тротуара. – Я всегда говорила, где ты, а где Алексей. – Ты всего лишь приблудная детдомовка, которая по странному стечению обстоятельств попала в нашу семью. А ты, глупая, поверила в идеальную любовь. Но не расстраивайся. Живи дальше и верь в свою сказку. Вдруг она все же исполнится.
Слова хлестали как плети, заставляли съежиться и замереть. Я ничего не могла сказать. В горле стоял комок. Я не могла даже заплакать. Раздавленная и униженная. Нащупала ручку и, с силой дернув на себя, открыла дверцу. Выскочила из машины. Наталья насмешливо рассмеялась мне в спину.
На лицо упали робкие капли. Начинался первый весенний дождь. Я шла, не разбирая дороги. Улицы, люди, дома. Ничего не видела перед собой. Пока не опустились сумерки, и теплый свет фонарей не заманил меня в кафе. Наше с Лешкой, в котором мы столько раз были вместе.
Больше я ничего не смогла рассказать притихшей Ольге. Ни про встречу с Пашкой, ни про то, что случилось потом. Потому что это выворачивало душу, и должно было остаться моей тайной и моей болью. По крайней мере, пока.
Глава 5.1
Тяжелые весенние сумерки медленно опустились за окном, скрыли деревья и редких спешащих по своим делам прохожих. Я сидела на кровати и смотрела в бездонную черноту, окутавшую двор, не в силах пошевелиться. Тело налилось гулкой, неприятной тяжестью, и каждый вздох давался с трудом. Я ощущала себя разбитой. Голову разламывало от боли, словно я не спала несколько ночей кряду.
Ольга сидела рядом, чуть наклонившись ко мне, сжимая в руках стакан. Плотно сжатые губы, ничего не выражающее лицо, похожее на застывшую маску. Я никогда не рассказывала ей о своих проблемах с Алексеем. Стремилась сохранить хрупкую иллюзию семейного счастья, в которую мне так хотелось верить. Казалось, если я начну говорить о своих трудностях, они станут реальными, а пока слова не произнесены, ничего не существует. Сегодня все окончательно разбилось вдребезги, осталась только слепая, глупая, бесполезная любовь, разрывавшая сердце на части. Я посмотрела на Ольгу боясь уловить в ее глазах жалость, но в серой дымчатой глубине было только потрясение и невысказанные вопросы. Теплая рука накрыла мою. Немой жест, сказавший больше, чем слова, которые стали бы лишними. Ольга просто была рядом, готовая, как и раньше, разделить со мной любые трудности. Меня затопила благодарность, и я порывисто обняла ее. Время, казалось, замедлило ход, и минуты лениво текли в обступившей нас тишине. Ольга отстранилась и погладила меня по щеке.
- Пойдем чай пить, - она встала, - варенье мое любимое есть?
Она улыбалась, протягивая руку.
- Пойдем, покажешь.
Я с трудом поднялась, и Ольга, обняв за плечи, повела меня на кухню. Бережно усадила на табурет, достала из шкафа кружки, заварку и включила чайник.
- В холодильнике, на нижней полке, малиновое, - хрипло проговорила я, поразившись собственному голосу, который показался чужим.
- Сейчас достану.
Ольга предупредительно быстро открыла холодильник, с минуту смотрела, а потом резко повернулась ко мне.
-Надо был твой пустующий морозильный шкаф еще неделю назад проверить. И давно ты себя голодом моришь?
- Относительно, - я попыталась пошутить, но, видимо, неудачно.
У Ольги брови сошлись на переносице, а глаза потемнели, что не предвещало ничего хорошего. Казалось, в эту минуту она определила главную причину всех несчастий и собиралась с ней бороться самыми решительными методами. Я про себя только пожала плечами. Если происходило что-то плохое, Ольга предпочитала действовать, в то время как я замыкалась в себе, и раз за разом возвращалась к переживаниям, блуждая в лабиринте собственных страхов и сомнений.
- Жень, давай я схожу в магазин, куплю все необходимое и приготовлю ужин.
Ольга уже направилась к двери, а меня вдруг бросило в холод и затрясло. На лбу выступили капельки пота. Безумная мысль, что стоит Ольге выйти за порог и со мной произойдет что-то плохое, возникла в голове словно из ниоткуда.
-Оль…
Она остановилась на пороге.
- Я могу остаться, если хочешь.
Подойдя ко мне, она положила мне руки на плечи, пристально всматриваясь в мое лицо. Я смогла лишь кивнуть, чувствуя, что страх постепенно отпускает. Стало стыдно, но я, все же, прошептала:
-Побудь со мной. Мне и варенья хватит, я совсем не голодная.
Ольга растерянно покачала головой, пробормотав под нос, что завтра с утра обязательно купит продукты, а я с облегчением выдохнула, поняв, что она никуда не уходит. Уединение, к которому я так стремилась последний месяц, теперь пугало, словно в нем притаились чудовища, поджидающие, чтобы растерзать.
Разговор пошел своим чередом. Ольга рассказывала о своей работе, новом фильме, который выходит в прокат и даже пыталась меня рассмешить, а потом, выдержав паузу, осторожно поинтересовалась, планирую ли я поговорить с Алексеем. Его имя прозвучало как выстрел, попавший в незаживающую рану. Я вскочила с табурета, опрокинув его, сделала несколько быстрых шагов и замерла, опустив голову.
- Ты не понимаешь, проблема во мне, Оль. Я слишком долго пряталась от самой себя, придумала глупую сказку о взаимной любви, и сама же в нее поверила, - голос сорвался, и я отвернулась, в надежде спрятать предательски подступившие слезы.
Хватит на сегодня сожалений и горьких признаний. Я и так уже исчерпала свой лимит. Потянулась за печеньем, лежавшем в глубине подвесного шкафа, одной рукой незаметно стирая горячие капли, змейкой бежавшие по щеке. Сейчас я злилась на весь этот некстати начатый разговор. Достаточно уже было истерики вперемешку с бессвязными откровениями и внезапного страха, больше напоминавшего приступ паники. Я привыкла сама справляться со своими трудностями, не полагаясь ни на кого. Некстати возникшая в детстве черта была мастерски отточена за четыре года, прожитых в детском доме, где каждый был сам за себя. Именно тогда дружба стала мифическим понятием, как и доверие. И только моей слепой наивности всегда хватало, чтобы обжигаться и падать, ударяясь с каждым разом все больнее. Новообретенные друзья предавали, обвинив в том, чего ты не делал, взрослые предпочитали видеть в тебе отсутствие всякого будущего и упущенные возможности. Разочарования становились неотъемлемой частью жизни, примешиваясь к щемящему чувству одиночества и ненужности. Слезы были бесполезными и расценивались как слабость. Но я все равно плакала, потому что не могла по-другому. Закрываясь ночами в ванной, давилась рыданиями, задавая себе один и тот же вопрос «За что?». Тусклый свет лампочки, грязное зеркало и холод кафельной плитки навсегда отпечатались в памяти, впитав отчаяние и безысходность. Измотанная и опустошенная, я возвращалась в холодную постель, чтобы ненадолго забыться сном, не приносящим облегчения. Мне пришлось учиться жить по-другому, шаг за шагом, привыкая к новой действительности, в которой можно было либо сломаться, либо ломать других.
