Однако давить подушку из нас четверых не торопился никто. Варвара, свесившая с печных полатей свои растрепавшиеся за день косички, развлекалась с сидящим под ней Ванном. Дергала перед носом веревочкой с привязанным на конце тряпичным бантом. Будто перед котом. Тот лениво подыгрывал, вытянув с низенькой скамейки свои длинные ноги. И в правду, кот. Сказочный, неземной кот. Дремлет, но бдит. За нами со Стэнкой, сидящими за столом. Друг против друга. Женщина тоже устала и сейчас, борясь с подступающей дремой, стучала худыми пальцами по доске столешницы. Выбивала незнакомый мне такт. Та-тата. Та-тата. Та-тата-тата-тата…
- Варвара, не пора ли тебе… кхе, спать? – за замершей женской спиной игры «с котом» вмиг затихли. Стэнка вздохнула. – Так значит, ищете вы своего… человека?
- Да, ищем, - оторвала я глаза от глиняной кружки, зажатой в ладонях. Вода в ней давно нагрелась. И пить мне тоже давно расхотелось. – Поэтому и…
- Я вам помогу, - и взглядом метнулась в ночь за окном. Потом, будто с трудом, выдавила. – Если ты, Агата, мне тоже… пообещаешь.
Я взглянула на женщину напротив себя. Что в ней осталось от прежней? Лишь глаза да еще волосы. Черные, как смоль. А у Варвары – словно спелый орех с серыми прожилками-прядками. Значит, в отца. И сколько ж она себе отмерила?..
- Хорошо, - Ванн в полной тишине, шеркнул по полу, подбирая под себя ноги. – Когда мне сюда вернуться?
- А ты… - Стэнка скривилась, пытаясь улыбнуться. Вышло плохо. Невесело. – А ты смелая. До сих пор жизнь не обваляла. Как ты тогда, в Стожках, тому борову из своей грозной канцелярии. Я до сих пор помню. Хоть меня это и не спасло.
- О-о. Смелость не всегда признак ума. Да и обещаю я с оглядкой. На то, что останусь к тому времени живой.
- Я знаю. Но, главное, что пообещала. Значит, вернешься и ее отсюда…
- Хорошо. Но, ты не сказала, когда?
- Через месяц, - взглянула она мне в глаза. – Через месяц. По первым заморозкам… Теперь – моя очередь… Кхе-кхе… - и, выдержав паузу, заговорила ровным спокойным голосом. – Места у нас тут глухие. Самая восточная окраина. Одно добро – лудов мало.
- Лудов? – опустился к нам за стол Ванн. Стэнка скосилась на него со вниманием. – Лудов. Тех, кого только закинули после приговора. Я их так зову, потому как они…
- «Бешеные», - непроизвольно перевела я с береднянского.
- Бешеные и есть. Что до охотниц, они к себе только своих берут. Да и то не всех. И живут замкнуто. Лишь мужиков местных таскают… побаловаться. Варвара, ты спишь? Кхе.
- Угу, мама. Почти, - изобразило дитя из-за занавески сонливость.
- Вот и спи… Сегодня утром они меня к себе вызвали. Мы ж на их землях живем. Вот и приходится «платить» за постой и покой.
- Ну и? – подалась я вперед, давя пробежавший по плечам озноб. – Стэнка, и что?
- А то, что в этот раз помощь нужна была не одной из сестер, а…
- Го-вори же.
- Он был очень плох. Ногу левую увернул, да дело не в этом.
- А в чем?
- Видно, буйствовал, когда охотницы его близу нашли и к себе поволочили. Вот они его и сподобили своим дурманным настоем. Чтоб не трепыхался. Да похоже, перестарались. Влили по самые уши.
- Так он жив?!
- Жив. Бредит только все время и не видит ничтоже.
- А как ты поняла, что мы ищем его? Может, это совсем другой…
- Как догадалась? – прищурилась Стэнка. – По черной одежде. А еще он светловолосый и сероглазый, как ты описала. И… он в бреду все время одно и тоже талдычил.
- Тысь моя майка! Да там ведь можно все, что угодно, вплоть до собственного клиентского списка, - подскочила я с лавки. – Что он там говорил?
- Одно лишь слово он говорил: «Агата». И всё…
- А-га-та.
- Агата, вы сядьте, пожалуйста, - поймал меня за руку Ванн. – Стэнка, а что вы предлагаете? Как нам его вызволить оттуда?
- Вызволить?.. Да есть один способ, - глядя в сторону, буркнула та. – Через их «овражный погост». Ой, вы только дослушайте!.. Кхе-кхе… Только дослушайте и уж потом…
- Хорошо, - опустилась я снова на лавку. – Мы тебя слушаем. Говори, - и залпом осушила свою нагретую кружку…
Все следующее утро говорить мне совсем не хотелось. Ни с кем. И я даже обрадовалась, когда избушка после завтрака опустела. Громко брякая, расставила мытые плошки по полкам и снова опустилась за стол. Наблюдать из окна, подперев подбородок кулаками, как во дворе общаются Ванн и Варвара. Мужчина, натаскав на рассвете молодняка, поправлял «огорожу». Дитя рядом с ним щебетало, прыгая через приткнутые к калитке стволы. Стэнка ушла… К охотницам… Уф-ф. Как долго тянется день! Как мучительно долго… «Да есть один способ»… Хороший. И предложен с душой. Это я и без кивка Ванна поняла. Ведь, когда дело касается ребенка, мать свою шкуру порвет, а исполнит. Остается надеяться, что риск и для нее минимален. А еще на то, что Ник до сих пор жив…
- Жив… Конечно, жив. Иначе я сама его… - и, подхватившись из-за стола, хлопнула теперь и входной дверью.
- Агата, вы куда? Вам далеко отсюда…
- За избушку. Лечебно дышать.
- Ой, а мне можно с тобой?! Я только просто дышать умею!
- Просто дышать? - ну, что, рыцарь Вешковская, привыкай к новой роли. Потому что, если тебе «повезет», то… - Пошли. Научу тебя… А вот вам, Святой отец, лучше сейчас вообще помолчать… Потому что про «ответственность» и « наглядность» я и от родственников своих огребу, - добавила под собственный нос, дожидаясь на углу избушки Варвару… Но, это опять же, если мне «повезет»…
Пока же фортуна провернула колесом нам всем вместе. И вернувшаяся в сумерках Стэнка, первым делом доложила:
- Моими травами, «почти мертв». Дожидаться кончины не станут. Потащат в овраг, после ужина.
На наших с Ванном лицах отобразились эмоции, совсем не по тексту:
- Замечательно. Когда мы идем? – первой огласила их я. Ванн лишь поддакнул. Травница, опустившись на подставленный табурет, ослабила узел платка:
- Уже сейчас и… Варвара, останешься дома.
- Угу, - многозначительно кивнуло дитя.
- В этот раз – точно, дочь. Потому что так надо. Кхе-кхе… И ты рубаху старую в кладовке нашла?
- Твою ночную?
- Мою. А то Святой отец в своей, как заяц-беляк на прогалине. Прости меня, Господи.
- Ну, так, Аминь, - покорно отозвался «беляк». – Где она? Я готов.
Он «готов». А вот я так с утра уже, как на старте перед своим учебным экзаменом по практике. Только отмашка и…
Полторы мили до «овражного погоста» мы промахнули в путающемся между деревьями тумане. И минуя череду валунов, границей отделяющих владенья охотниц, залегли за крайним из них. Ждать пришлось не так долго. Ванн был в дозоре. Мы со Стэнкой притихли, грея друг другу бока. И ей составляло большого труда все это время не кашлять. Однако скрип тележки услышала именно Стэнка. А потом для меня все звуки, словно вымерли. И я только ее и слушала. Тележку, два женских голоса, шум сползшего тела и треск сучьев, которыми его завалили. Закрыв свои глаза… «Это – не его… Он – жив… Вот еще немного. Еще чуть-чуть…»
- Агата?
- Что? –потому тихий оклик Ванна долбанул, как колокольный набат.
- Тише. Они уходят. Но, все же…
- Ага, - рыцарь Вешковская, давно пора брать себя в руки. – Давайте за мной. Только осторожно… Стэнка, останься тут. Мы вдвоем управимся. А ты свою фляжку готовь. Вливать ему сразу же.
- Добро. Идите, - и мы с Ванном, согнувшись, посеменили к краю оврага…
Слухи о массовых потерях среди мужского ближайшего населения, на очередную нашу удачу, оказались преувеличенными. И на сыром дне оврага, среди зарослей багульника, кроме Ника покоился всего лишь один «труп». Да и тот женский. Как он сюда попал, на это «пристанище инородцев», рассуждать смысла не было. Я первым делом, раскидав ветки осины, встряхнула его:
- Ник?
- Агата, Стэнка на совесть его «угостила», так что…
- Ага, тащим наверх.
Всю обратную дорогу тащил Ника Ванн. На руках. Лишь передохнул, приткнувшись плечом к сосне и снова. Стэнка прыгала сбоку, вконец развязав свой платок, я – замыкающей. И все вспоминала: хорошо ль «замела все следы»? Вроде, качественно… И Варвара оказалась на высоте. На порожной. Шустро спрыгнув с нее, как только дверь распахнулась. А потом потянулась ночь… Длинная и не менее мучительная… Ник, возложенный на единственную кровать, сначала, тоже очень «качественно» изображал из себя упокойника. И лишь, часа три спустя, задышал: вдохнул с тихим свистом, мы все замерли, он – выдохнул… Уф-ф…
- И что за состав-то был? Ведь при таких подручных средствах некромантская магия не нужна.
Автор скромно потупилась:
- Еще с прежних времен рецепт. Правда, пришлось уже здесь замену трем компонентам поискать. А потом долго упражнялась на зайцах.
- А-а? - открыла я рот. – Так ты с Ником впервые? На людях, то есть, на магах?
- Угу… И вишь, получилось. Завтра к вечеру совсем отойдет. Я ему новый состав запарю. Добавлю кое-чего. А теперь, давайте ко спать. Тебе где постелить-то?
- Где? – наморщила я лоб. – Рядом с кроватью. На сундуке. Я тулуп просто брошу. Все равно не усну.
- Ну, как скажешь. А вы, Святой отец?
- Я, как и вчера – на чердак, - ну-ну, поближе к своему месту жительства. - И вам, Агата, спокойной ночи. Всем вам, девушки, - улыбнулся уже из двери и исчез в темноте сеней…
Я же долго ворочалась на своем сундуке. Долго… Очень долго… Все ворочалась, в перерывах слушая мужское дыхание сбоку и двойное женское сопенье с печи… Потом опять ворочалась… И опять. Нет, это точно, зря. Только бока себе…
- … какие-то сказки у него, мама, странные.
- Какие еще «сказки»? Кхе-кхе... Варвара, он не обыгался еще. Явно, бредит. С койки слезь.
- Не-ет. Он чего-то рассказывает мне, - прошептало дитя. – Я его спросила, и он мне ответил.
- Спроси у него: «В чем смысл жизни». Доброе утро всем, - криво потянувшись, свесила я ноги со своего узкого ложа. – О-ох… Как он, Стэнка?
Травница оторвалась от своего, испускающего пар, горшка:
- Живой. Отходит помаленьку. И даже говорить больше прежнего стал. Вот, - мотнула подбородком на дочь. – Варваре сказки рассказывает.
Ребенок, встрепенувшись, развернулся обратно к лежащему. Я тоже подошла: и в правду, живой.
- А в чем смысл жизни?
- Варвара, я кому сказала?
- Мама?.. Ну вот, замолчал.
- Осмысливает, наверное, - склонилась я над мужским лицом. – Вопрос-то сложный.
- Агата…
- Ты смотри, признал, - хмыкнула, подошедшая к нам травница.
- Ты думаешь?.. Ник?..
- Агата… Я так люблю тебя. Я перед тобой так виноват. И простишь ли… не знаю… Твои волосы… И губы… Я их запах помню до сих пор… Я так хочу начать нашу с тобой жизнь заново. Будто не было в ней никого лишнего… Никого…
- Мама, я ж говорю, рассказывает. Только он до этого еще про какого-то дракона говорил и картошку. Сказку.
- Агата…
- Да, Ник?
- Дай мне свою руку, - мужские пальцы лишь дрогнули, не оторвавшись от одеяла. И, собрав его, медленно сомкнулись.
- Агата, ты чего? Он же про-сит?
Он просит… Какие холодные у него пальцы… И какие родные.
- Агата… Ты здесь…
- Я – здесь…
_____________________________________________
Сноски:
1 - В переводе с береднянского, «недалеко».
2 - Священное дерево в Бередне, на коре которого вырезан крест. Под его кроной молятся Богу, а при отсутствии храма в окрестностях, проводят церковные службы и обряды.
После обеда лес безнадежно накрыл собой дождь. Именно, накрыл, а не полился с небес или просто тихо пошел. Маленькие капли его вперемешку с туманом словно парили над темным от сырости двором. И даже стойкий восточный ветер, порывами своими, как мешалкой, принимающийся за разгон, все ж, не мог продуть окружившую нас серую беспросветную муть.
И в этой густой мути трудились сейчас мы с Ванном – восстанавливали огорожный плетень. Новые околыши из желтой, чисто обструганной сосны уже радовали в нескольких местах глаз. Еще с утра Варварой на прочность были испытаны все свежие горизонтальные прожилины. Теперь же осталось лишь оплести их ветвями орешника, добытого совсем рядом, по склонам соседнего Тихого оврага. Чем мы собственно, и занимались… Сосредоточенно.
- Агата, вы обет с утра дали? – часа через два, не выдержал такого «режима» Ванн.
- И какой, Святой отец?
- Обет молчания.
- А что это меняет-то? – хмыкнув, развернулась я к куче ветвей за спиной. – Не думать-то у меня пока не выходит. Вот и наслаждайтесь.
Мужчина в ответ уж больно усердно вздохнул:
- Да я уж… «насладился»… Что, совсем тяжело?
- С чего вдруг?
- Вы вопрос опять неправильно задали, Агата. Не «с чего?», а «от чего?».
- Вот тогда сами на него и отвечайте. Потому как на еще одно «подобие исповеди» вы меня больше не разведете, - и грозно воткнула ветку меж двух других.
- И в помыслах не было, - тут же уверили меня. – Однако вам бы в дом пойти - вы ведь мокрая совсем. Еще простуди…
- Нет!.. Не-ет, Ванн.
- Ага-та? – замер он через плетень от меня.
Ну, а что сразу «Агата» то? Да еще с глазами такими? Да! Не пойду. Мне и здесь хорошо. А вот там…
Там был «он». Все еще обездвиженный и велеречивый. И мне, после услышанного утром, мерещились теперь только два совершенно противоположных исхода: не выпускать его руку уже никогда в жизни (как поет мне мое оттаявшее сердце) или ни в жизнь не видеть его целиком (как трезвонит мой здравый смысл)… И каким же из этих двух «солистов» наслаждался два часа Ванн?
- Я вам здесь не помощник, Агата, к сожалению, - хмуро глянул он в свои сырые ладони и с чувством обтер их об штаны. – Здесь вам двоим никто не помощник.
- Да что вы? А вот ваши земные «коллеги по цеху» в таком случае обязательно изрекли бы что-нибудь, вроде: «Уж лучше смиряться духом с кроткими, нежели разделять добычу с гордыми(1)».
- А вот здесь, дочь моя, вы ошиблись с толкованием. Ибо Соломон под «кроткими» имел в виду бедняков, а под «гордыми» - богатых.
- Ага… И я не удивлюсь, если он сам вам о том втолковал… Но, все равно, что-нибудь, да изрекли бы.
Ванн улыбнулся:
- Например: «Любовь долго терпит, милосердствует, не завидует, не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла…
- А еще: «все покрывает, всему верит, всего надеется и все… переносит(2)» … Уф-ф… А знаете, что?
- Что, Агата? – потер ладонью свой нос Ванн.
- Я пока здесь постою. А она пусть сама за меня и… - надула я щеки. – пусть и-и…
- Кто «она» то?
- А любовь. И прощает и не носится, где попало, и решает. А я пока здесь вот, - и тоже шерканула по носу рукой.
- Ну, тогда, хотя бы, мне помогайте. А то, что зря стоять-то? – с улыбкой покачал головой мужчина и бросил мне за спину взгляд. Я тут же обернулась, чтобы увидеть прыгающую к нам через лужицы Варвару:
- Агата!
- Чего тебе? Ботинок по дороге не потеряй!
- Ой, и верно, - мигом нагнувшись, дернула она за развязанный шнурок на правом. – Агата, там это…
- Что, «это»-то? – сурово сдвинула я брови. Варвара, наконец, допрыгала до нас:
- Там твой Ник очухался. Спал-спал и вот вам – с койки подорваться решил.
- Тысь моя майка.
- Угу! А сам же не видит ничтоже и мама меня за тобой, чтоб он голос знакомый, а то… - и, открыв рот, воззрилась на меня: догадайся сама, мол. Я – догадалась:
- Варвара, не пора ли тебе… кхе, спать? – за замершей женской спиной игры «с котом» вмиг затихли. Стэнка вздохнула. – Так значит, ищете вы своего… человека?
- Да, ищем, - оторвала я глаза от глиняной кружки, зажатой в ладонях. Вода в ней давно нагрелась. И пить мне тоже давно расхотелось. – Поэтому и…
- Я вам помогу, - и взглядом метнулась в ночь за окном. Потом, будто с трудом, выдавила. – Если ты, Агата, мне тоже… пообещаешь.
Я взглянула на женщину напротив себя. Что в ней осталось от прежней? Лишь глаза да еще волосы. Черные, как смоль. А у Варвары – словно спелый орех с серыми прожилками-прядками. Значит, в отца. И сколько ж она себе отмерила?..
- Хорошо, - Ванн в полной тишине, шеркнул по полу, подбирая под себя ноги. – Когда мне сюда вернуться?
- А ты… - Стэнка скривилась, пытаясь улыбнуться. Вышло плохо. Невесело. – А ты смелая. До сих пор жизнь не обваляла. Как ты тогда, в Стожках, тому борову из своей грозной канцелярии. Я до сих пор помню. Хоть меня это и не спасло.
- О-о. Смелость не всегда признак ума. Да и обещаю я с оглядкой. На то, что останусь к тому времени живой.
- Я знаю. Но, главное, что пообещала. Значит, вернешься и ее отсюда…
- Хорошо. Но, ты не сказала, когда?
- Через месяц, - взглянула она мне в глаза. – Через месяц. По первым заморозкам… Теперь – моя очередь… Кхе-кхе… - и, выдержав паузу, заговорила ровным спокойным голосом. – Места у нас тут глухие. Самая восточная окраина. Одно добро – лудов мало.
- Лудов? – опустился к нам за стол Ванн. Стэнка скосилась на него со вниманием. – Лудов. Тех, кого только закинули после приговора. Я их так зову, потому как они…
- «Бешеные», - непроизвольно перевела я с береднянского.
- Бешеные и есть. Что до охотниц, они к себе только своих берут. Да и то не всех. И живут замкнуто. Лишь мужиков местных таскают… побаловаться. Варвара, ты спишь? Кхе.
- Угу, мама. Почти, - изобразило дитя из-за занавески сонливость.
- Вот и спи… Сегодня утром они меня к себе вызвали. Мы ж на их землях живем. Вот и приходится «платить» за постой и покой.
- Ну и? – подалась я вперед, давя пробежавший по плечам озноб. – Стэнка, и что?
- А то, что в этот раз помощь нужна была не одной из сестер, а…
- Го-вори же.
- Он был очень плох. Ногу левую увернул, да дело не в этом.
- А в чем?
- Видно, буйствовал, когда охотницы его близу нашли и к себе поволочили. Вот они его и сподобили своим дурманным настоем. Чтоб не трепыхался. Да похоже, перестарались. Влили по самые уши.
- Так он жив?!
- Жив. Бредит только все время и не видит ничтоже.
- А как ты поняла, что мы ищем его? Может, это совсем другой…
- Как догадалась? – прищурилась Стэнка. – По черной одежде. А еще он светловолосый и сероглазый, как ты описала. И… он в бреду все время одно и тоже талдычил.
- Тысь моя майка! Да там ведь можно все, что угодно, вплоть до собственного клиентского списка, - подскочила я с лавки. – Что он там говорил?
- Одно лишь слово он говорил: «Агата». И всё…
- А-га-та.
- Агата, вы сядьте, пожалуйста, - поймал меня за руку Ванн. – Стэнка, а что вы предлагаете? Как нам его вызволить оттуда?
- Вызволить?.. Да есть один способ, - глядя в сторону, буркнула та. – Через их «овражный погост». Ой, вы только дослушайте!.. Кхе-кхе… Только дослушайте и уж потом…
- Хорошо, - опустилась я снова на лавку. – Мы тебя слушаем. Говори, - и залпом осушила свою нагретую кружку…
Все следующее утро говорить мне совсем не хотелось. Ни с кем. И я даже обрадовалась, когда избушка после завтрака опустела. Громко брякая, расставила мытые плошки по полкам и снова опустилась за стол. Наблюдать из окна, подперев подбородок кулаками, как во дворе общаются Ванн и Варвара. Мужчина, натаскав на рассвете молодняка, поправлял «огорожу». Дитя рядом с ним щебетало, прыгая через приткнутые к калитке стволы. Стэнка ушла… К охотницам… Уф-ф. Как долго тянется день! Как мучительно долго… «Да есть один способ»… Хороший. И предложен с душой. Это я и без кивка Ванна поняла. Ведь, когда дело касается ребенка, мать свою шкуру порвет, а исполнит. Остается надеяться, что риск и для нее минимален. А еще на то, что Ник до сих пор жив…
- Жив… Конечно, жив. Иначе я сама его… - и, подхватившись из-за стола, хлопнула теперь и входной дверью.
- Агата, вы куда? Вам далеко отсюда…
- За избушку. Лечебно дышать.
- Ой, а мне можно с тобой?! Я только просто дышать умею!
- Просто дышать? - ну, что, рыцарь Вешковская, привыкай к новой роли. Потому что, если тебе «повезет», то… - Пошли. Научу тебя… А вот вам, Святой отец, лучше сейчас вообще помолчать… Потому что про «ответственность» и « наглядность» я и от родственников своих огребу, - добавила под собственный нос, дожидаясь на углу избушки Варвару… Но, это опять же, если мне «повезет»…
Пока же фортуна провернула колесом нам всем вместе. И вернувшаяся в сумерках Стэнка, первым делом доложила:
- Моими травами, «почти мертв». Дожидаться кончины не станут. Потащат в овраг, после ужина.
На наших с Ванном лицах отобразились эмоции, совсем не по тексту:
- Замечательно. Когда мы идем? – первой огласила их я. Ванн лишь поддакнул. Травница, опустившись на подставленный табурет, ослабила узел платка:
- Уже сейчас и… Варвара, останешься дома.
- Угу, - многозначительно кивнуло дитя.
- В этот раз – точно, дочь. Потому что так надо. Кхе-кхе… И ты рубаху старую в кладовке нашла?
- Твою ночную?
- Мою. А то Святой отец в своей, как заяц-беляк на прогалине. Прости меня, Господи.
- Ну, так, Аминь, - покорно отозвался «беляк». – Где она? Я готов.
Он «готов». А вот я так с утра уже, как на старте перед своим учебным экзаменом по практике. Только отмашка и…
Полторы мили до «овражного погоста» мы промахнули в путающемся между деревьями тумане. И минуя череду валунов, границей отделяющих владенья охотниц, залегли за крайним из них. Ждать пришлось не так долго. Ванн был в дозоре. Мы со Стэнкой притихли, грея друг другу бока. И ей составляло большого труда все это время не кашлять. Однако скрип тележки услышала именно Стэнка. А потом для меня все звуки, словно вымерли. И я только ее и слушала. Тележку, два женских голоса, шум сползшего тела и треск сучьев, которыми его завалили. Закрыв свои глаза… «Это – не его… Он – жив… Вот еще немного. Еще чуть-чуть…»
- Агата?
- Что? –потому тихий оклик Ванна долбанул, как колокольный набат.
- Тише. Они уходят. Но, все же…
- Ага, - рыцарь Вешковская, давно пора брать себя в руки. – Давайте за мной. Только осторожно… Стэнка, останься тут. Мы вдвоем управимся. А ты свою фляжку готовь. Вливать ему сразу же.
- Добро. Идите, - и мы с Ванном, согнувшись, посеменили к краю оврага…
Слухи о массовых потерях среди мужского ближайшего населения, на очередную нашу удачу, оказались преувеличенными. И на сыром дне оврага, среди зарослей багульника, кроме Ника покоился всего лишь один «труп». Да и тот женский. Как он сюда попал, на это «пристанище инородцев», рассуждать смысла не было. Я первым делом, раскидав ветки осины, встряхнула его:
- Ник?
- Агата, Стэнка на совесть его «угостила», так что…
- Ага, тащим наверх.
Всю обратную дорогу тащил Ника Ванн. На руках. Лишь передохнул, приткнувшись плечом к сосне и снова. Стэнка прыгала сбоку, вконец развязав свой платок, я – замыкающей. И все вспоминала: хорошо ль «замела все следы»? Вроде, качественно… И Варвара оказалась на высоте. На порожной. Шустро спрыгнув с нее, как только дверь распахнулась. А потом потянулась ночь… Длинная и не менее мучительная… Ник, возложенный на единственную кровать, сначала, тоже очень «качественно» изображал из себя упокойника. И лишь, часа три спустя, задышал: вдохнул с тихим свистом, мы все замерли, он – выдохнул… Уф-ф…
- И что за состав-то был? Ведь при таких подручных средствах некромантская магия не нужна.
Автор скромно потупилась:
- Еще с прежних времен рецепт. Правда, пришлось уже здесь замену трем компонентам поискать. А потом долго упражнялась на зайцах.
- А-а? - открыла я рот. – Так ты с Ником впервые? На людях, то есть, на магах?
- Угу… И вишь, получилось. Завтра к вечеру совсем отойдет. Я ему новый состав запарю. Добавлю кое-чего. А теперь, давайте ко спать. Тебе где постелить-то?
- Где? – наморщила я лоб. – Рядом с кроватью. На сундуке. Я тулуп просто брошу. Все равно не усну.
- Ну, как скажешь. А вы, Святой отец?
- Я, как и вчера – на чердак, - ну-ну, поближе к своему месту жительства. - И вам, Агата, спокойной ночи. Всем вам, девушки, - улыбнулся уже из двери и исчез в темноте сеней…
Я же долго ворочалась на своем сундуке. Долго… Очень долго… Все ворочалась, в перерывах слушая мужское дыхание сбоку и двойное женское сопенье с печи… Потом опять ворочалась… И опять. Нет, это точно, зря. Только бока себе…
- … какие-то сказки у него, мама, странные.
- Какие еще «сказки»? Кхе-кхе... Варвара, он не обыгался еще. Явно, бредит. С койки слезь.
- Не-ет. Он чего-то рассказывает мне, - прошептало дитя. – Я его спросила, и он мне ответил.
- Спроси у него: «В чем смысл жизни». Доброе утро всем, - криво потянувшись, свесила я ноги со своего узкого ложа. – О-ох… Как он, Стэнка?
Травница оторвалась от своего, испускающего пар, горшка:
- Живой. Отходит помаленьку. И даже говорить больше прежнего стал. Вот, - мотнула подбородком на дочь. – Варваре сказки рассказывает.
Ребенок, встрепенувшись, развернулся обратно к лежащему. Я тоже подошла: и в правду, живой.
- А в чем смысл жизни?
- Варвара, я кому сказала?
- Мама?.. Ну вот, замолчал.
- Осмысливает, наверное, - склонилась я над мужским лицом. – Вопрос-то сложный.
- Агата…
- Ты смотри, признал, - хмыкнула, подошедшая к нам травница.
- Ты думаешь?.. Ник?..
- Агата… Я так люблю тебя. Я перед тобой так виноват. И простишь ли… не знаю… Твои волосы… И губы… Я их запах помню до сих пор… Я так хочу начать нашу с тобой жизнь заново. Будто не было в ней никого лишнего… Никого…
- Мама, я ж говорю, рассказывает. Только он до этого еще про какого-то дракона говорил и картошку. Сказку.
- Агата…
- Да, Ник?
- Дай мне свою руку, - мужские пальцы лишь дрогнули, не оторвавшись от одеяла. И, собрав его, медленно сомкнулись.
- Агата, ты чего? Он же про-сит?
Он просит… Какие холодные у него пальцы… И какие родные.
- Агата… Ты здесь…
- Я – здесь…
_____________________________________________
Сноски:
1 - В переводе с береднянского, «недалеко».
2 - Священное дерево в Бередне, на коре которого вырезан крест. Под его кроной молятся Богу, а при отсутствии храма в окрестностях, проводят церковные службы и обряды.
ГЛАВА 9
После обеда лес безнадежно накрыл собой дождь. Именно, накрыл, а не полился с небес или просто тихо пошел. Маленькие капли его вперемешку с туманом словно парили над темным от сырости двором. И даже стойкий восточный ветер, порывами своими, как мешалкой, принимающийся за разгон, все ж, не мог продуть окружившую нас серую беспросветную муть.
И в этой густой мути трудились сейчас мы с Ванном – восстанавливали огорожный плетень. Новые околыши из желтой, чисто обструганной сосны уже радовали в нескольких местах глаз. Еще с утра Варварой на прочность были испытаны все свежие горизонтальные прожилины. Теперь же осталось лишь оплести их ветвями орешника, добытого совсем рядом, по склонам соседнего Тихого оврага. Чем мы собственно, и занимались… Сосредоточенно.
- Агата, вы обет с утра дали? – часа через два, не выдержал такого «режима» Ванн.
- И какой, Святой отец?
- Обет молчания.
- А что это меняет-то? – хмыкнув, развернулась я к куче ветвей за спиной. – Не думать-то у меня пока не выходит. Вот и наслаждайтесь.
Мужчина в ответ уж больно усердно вздохнул:
- Да я уж… «насладился»… Что, совсем тяжело?
- С чего вдруг?
- Вы вопрос опять неправильно задали, Агата. Не «с чего?», а «от чего?».
- Вот тогда сами на него и отвечайте. Потому как на еще одно «подобие исповеди» вы меня больше не разведете, - и грозно воткнула ветку меж двух других.
- И в помыслах не было, - тут же уверили меня. – Однако вам бы в дом пойти - вы ведь мокрая совсем. Еще простуди…
- Нет!.. Не-ет, Ванн.
- Ага-та? – замер он через плетень от меня.
Ну, а что сразу «Агата» то? Да еще с глазами такими? Да! Не пойду. Мне и здесь хорошо. А вот там…
Там был «он». Все еще обездвиженный и велеречивый. И мне, после услышанного утром, мерещились теперь только два совершенно противоположных исхода: не выпускать его руку уже никогда в жизни (как поет мне мое оттаявшее сердце) или ни в жизнь не видеть его целиком (как трезвонит мой здравый смысл)… И каким же из этих двух «солистов» наслаждался два часа Ванн?
- Я вам здесь не помощник, Агата, к сожалению, - хмуро глянул он в свои сырые ладони и с чувством обтер их об штаны. – Здесь вам двоим никто не помощник.
- Да что вы? А вот ваши земные «коллеги по цеху» в таком случае обязательно изрекли бы что-нибудь, вроде: «Уж лучше смиряться духом с кроткими, нежели разделять добычу с гордыми(1)».
- А вот здесь, дочь моя, вы ошиблись с толкованием. Ибо Соломон под «кроткими» имел в виду бедняков, а под «гордыми» - богатых.
- Ага… И я не удивлюсь, если он сам вам о том втолковал… Но, все равно, что-нибудь, да изрекли бы.
Ванн улыбнулся:
- Например: «Любовь долго терпит, милосердствует, не завидует, не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла…
- А еще: «все покрывает, всему верит, всего надеется и все… переносит(2)» … Уф-ф… А знаете, что?
- Что, Агата? – потер ладонью свой нос Ванн.
- Я пока здесь постою. А она пусть сама за меня и… - надула я щеки. – пусть и-и…
- Кто «она» то?
- А любовь. И прощает и не носится, где попало, и решает. А я пока здесь вот, - и тоже шерканула по носу рукой.
- Ну, тогда, хотя бы, мне помогайте. А то, что зря стоять-то? – с улыбкой покачал головой мужчина и бросил мне за спину взгляд. Я тут же обернулась, чтобы увидеть прыгающую к нам через лужицы Варвару:
- Агата!
- Чего тебе? Ботинок по дороге не потеряй!
- Ой, и верно, - мигом нагнувшись, дернула она за развязанный шнурок на правом. – Агата, там это…
- Что, «это»-то? – сурово сдвинула я брови. Варвара, наконец, допрыгала до нас:
- Там твой Ник очухался. Спал-спал и вот вам – с койки подорваться решил.
- Тысь моя майка.
- Угу! А сам же не видит ничтоже и мама меня за тобой, чтоб он голос знакомый, а то… - и, открыв рот, воззрилась на меня: догадайся сама, мол. Я – догадалась:
