Глава 1. На Север
Треклятые бабочки…
Впрочем, на Севере бабочками их называли для простоты. Обманчиво безобидные голубянки с прозрачными аквамариновыми крылышками действительно походили на прекрасный вид чешуекрылых, но были не созданиями материального мира, а низшими духами.
Все мое детство голубянки порхали где-то рядом.
Трепещущие крылышки касались мозолистой руки отца, пока он ловко стругал ножом очередную деревянную игрушку. Бабочки садились на шерстяное платье матери, лезли к раскаленной чугунной сковороде, где в пряностях румянилась картошка, норовили скользнуть в пламя конфорки газовой плиты — подтверждение прогресса, который не без труда проникал в наше захолустье.
С приходом темноты голубянки волшебными светлячками кружили над столом. Под их танец я со старшим братом Лэнсом — как захватывающую сказку — слушала о минувших днях родителей, проведенных в обычных заботах тех, кого на Севере называют говорящими с духами.
В вечном присутствии голубянок не было ничего удивительного. Бесплотных мотыльков непреодолимо манили крохи духовной силы, которую родители волей-неволей приносили из Шепчущего леса. И уже несколько лет я не смахивала ни одной призрачной светящейся крохи с плеча, не видела их мимолетных стаек над головой.
Чему была несказанно рада, ведь в городе духам не место. Как и людям не место среди духов.
Жаль, родители считали иначе.
Поэтому, едва я заметила маленькую прозрачную бабочку, вьющуюся над письмом брата, по спине пробежала дрожь. И дело было не в том, что голубянка казалась лишней в комнате студенческого общежития военной академии.
Минуло четыре года, но воспоминание о мгновениях, разделивших жизнь на до и после, нисколько не поблекло.
Мгновениях, когда дядя рывком откинул темное покрывало с моих мертвых отца и матери. Когда голубянки фонтаном хлынули вверх, я, обмякнув в руках Лэнса, рассмотрела, что мелкие прозрачные твари полностью облепили неподвижные тела родителей.
Голубянок набралось за сотню. Их привлек огромный выброс столь лакомой для них силы. Но даже этой мощи оказалось недостаточно, чтобы мама и папа выжили при столкновении с могущественным хейви, злым духом, несущим только смерть.
Так наша сказка обернулась кошмаром. Терпеть не могу голубянок. Проклятые паразиты.
Я с омерзением отогнала как ненавистного мотылька, так и запоздалую мысль, что по законам тонкого мира дух должен был развоплотиться, оказавшись так далеко от дома.
Моя соседка по комнате, Аннерит, которая лениво развалилась на узкой кровати и с полчаса аккуратно пилила ноготки, с недоумением замерла. И неудивительно: в ее венах не текла северная кровь, она не чувствовала и уж тем более не видела мелкую голубую дрянь. Со стороны для нее я бессмысленно махала руками.
— Лия, что это с тобой? Обращаешься за помощью к духам? Как-то поздновато, экзамены и защита диплома уже позади, — вызывающе, но беззлобно хихикнула Аннерит и вернулась к подпиливанию ногтей. Ее представление о возможностях сущностей тонкого мира всегда было оторвано от реальности. — Хотя знаешь, по мне, даже духи будут лучше, чем комары. Если ты нашла там комара, просто убей его и ничего не говори. Каждый год в академию вбухивают уйму галентов, а почистить или осушить дурацкий пруд прямо под нашими окнами никто так и не соизволил. Сколько раз я говорила отцу... А вода?.. Нет, ты вообще осознаешь, в какое положение нас поставили? Послезавтра церемония вручения дипломов, а горячую воду просто взяли и на неделю отключили. Где прикажете мне мыться?.. Мало я вытерпела за эти годы? Одна строевая подготовка чего только стоит, в прошлый раз я вообще...
Я не сдержала нервной улыбки, по привычке пропуская большую часть бесконечной болтовни соседки мимо ушей.
Я приложила столько усилий, чтобы убедить окружающих в своей нормальности, хотела навсегда забыть про тонкий мир, а теперь по комнате летал настоящий, пусть и низший дух, которого во всем общежитии могла видеть только я.
Приближался день выпуска, а в академии внутренних сил некоторые на меня до сих пор смотрели косо — в офицеры пошла девчонка с Севера, да еще из семьи говорящих с духами (вот же угораздило проговориться). Клановую татуировку на плече в виде опрокинутого полумесяца я довольно быстро догадалась прятать под одеждой, но пепельно-серебристые волосы, смуглая кожа и глаза цвета талого льда притягивали непрошенные взгляды. Сильнее выделялись только темнокожие студенты с Юга, но их боялись и уж точно не доставали просьбами передать послание давно почившей бабушке. Не понимая, что к спиритизму и общению с покойными я не имею никакого отношения.
Нередко жители столицы отрицали само существование и северных духов, и всего тонкого мира. Не в моих интересах было их переубеждать. Север находился слишком далеко от центра, а в огромном Галентене — городе, незыблемо материальном и руководствующимся разумом, — мое прошлое в поселении среди лесов, наполненных потусторонними сущностями, напоминало дурной сон. В реальном мире, пропитанном запахом бензина и раскрашенном огнями лампочек и фонарей, питающихся от электрической сети, никому не было дела до оберегов от злых духов.
Голубянка куда-то пропала, и я вернулась к конверту с цветастыми марками. Я прекрасно знала, что в ближайшем к моему поселению городке не так давно установили таксофоны, и в студенческое общежитие можно было позвонить, но мой брат Лэнс не признавал современных способов связи.
Он всегда отличался упрямством.
Когда родители погибли, брату едва исполнилось двадцать. К тому времени Лэнс дал клятву говорящих с духами, а до моей инициации оставалось всего полтора года.
Лэнс так до конца и не простил меня за то, что я все бросила и уехала сразу после похорон. Что променяла Север на сомнительное удовольствие нести службу государству, частью которого северяне себя почувствовали лишь недавно.
Почти два столетия назад земли от реки Латунь до Кривого великого хребта присоединили к пяти объединенным королевствам, но наши кланы полвека не знали, что стали частью огромной развитой империи Галентии. С тем же успехом заявить о владении моей родиной могло любое другое государство.
Отгремела революция, империя сменилась республикой, вперед с еще более неудержимой скоростью рванул технологический прогресс, но пока одна из малочисленных экспедиторских групп не обнаружила на Севере редкие полезные ископаемые, северяне и власти упорно игнорировали друг друга.
Брат искренне не понимал, зачем я пошла в военную академию. Объяснять ему, что только она давала возможность жить на служебной квартире после окончания обучения, было бесполезно. Для Лэнса лучше бы у меня и вовсе не было ответа, чем такой.
Но вопреки разногласиям и обидам — мы поддерживали связь. Брат знал, что скоро у меня выпускной, поэтому, должно быть, и написал. Ждать его в столицу не стоило, но все же он не мог пожалеть скупых формальных поздравлений для своей сестры.
Свет настольной лампы желтил тонкую дешевую бумагу, кривые строчки прыгали перед глазами, ведь почерк Лэнса оставлял желать лучшего. Несколько минут я разбирала несколько простых предложений, а когда закончила, покачнулась и едва смогла сесть на кровать, не рухнув там же, где стояла.
— Лия?.. — с недоумением подняла на меня большие глаза Аннерит.
Пилочка замерла. Генеральская дочь, живущая на общих правах в студенческой общаге только из-за лопнувшего терпения отца, даже на тренировках появлялась с безупречным макияжем. Мой взгляд зацепился за блестящее гладкое покрытие ее ногтей.
Я нуждалась в любой малозначительной детали, чтобы остаться здесь и сейчас. Балансировать в настоящем, не скатиться в черное ничто.
— Что-то случилось дома?.. Лия!
Я молчала. Не хотела не то что озвучить, даже прокрутить смысл послания в голове. Будто сказанные вслух слова мгновенно обретут силу реальности и уничтожат остатки самообладания.
Аннерит, обычно бесчувственный кусок самолюбия и эгоизма, неуверенно встала и подошла. Когда она неловко меня обняла, я не выдержала и громко разрыдалась ей в плечо, заливая слезами идеально выглаженную рубашку.
***
Я не смогла внятно сформулировать истинную причину своего возвращения на родину накануне церемонии вручения диплома, пропуском которой я нарушала строгие правила академии. В деканате за меня говорила мало что и сама понимающая Аннерит, она же, переборщив, прибегла к родственным связям и даже заручилась поддержкой ректора.
Диплом обещали выслать почтой в течение месяца и в качестве исключения отложить распределение для несения дальнейшей службы на неопределенный срок, но мне стало все равно. Вещи, которые еще вчера были важны, потеряли смысл.
Мой брат болен. И не чем-то, что лечится зельями, припарками или антибиотиками, привезенными из центра.
Изумрудная гнильянка. Хворь, которую я считала мифом. Отец рассказывал нам с Лэнсом про эту болезнь. Она постепенно уродует тело, шаг за шагом превращая несчастного в чудище, находящееся на грани нашего и тонкого мира. Не ограничиваясь плотью, она разъедает душу, лишает человека законной вечности, перерождая в телесное воплощение злого духа.
Как объяснить не северянину, что эта болезнь хуже смерти, ведь после смерти есть жизнь?
В пять утра я стояла на платформе столичного вокзала.
Погода в начале лета в Галентене отличалась непредсказуемостью, и под тонкую курточку просочилась влажная и гадкая прохлада. Искаженный громкоговорителем голос невнятно объявлял ближайшее расписание, наполняя воздух трескучим гулом. Вокруг мельтешили заспанные лица.
Лощеный современный вид новенького поезда передо мной настойчиво убеждал, что даже где-то далеко на Севере люди не могут умирать от мифических болезней, которыми пугали непослушных детей, чтобы они не бегали без разрешения взрослых в Шепчущий лес.
Большую часть слез я выплакала ночью, остальные застыли кусками льда. Случайный прохожий налетел на меня, но я даже не взглянула в его сторону. Только крепче сжала продрогшими пальцами небольшую сумку с вещами.
— Девушка!.. Вы вообще слышите? — Хмурая проводница в синей форме смерила меня подозрительным взглядом. — Чего мнетесь?.. Или дайте ваши паспорт и билет, или отойдите в сторону, не мешайте людям!
Я равнодушно показала документы, выслушала что-то про понаехавших и поднялась внутрь состава. С минуты на минуту поезд должен был тронуться, и пришлось пропустить вереницу провожающих, которые торопливо покидали вагон. Откуда-то пахнуло быстрорастворимой лапшой и кофе.
В купе к моему удивлению и одновременному облегчению никого не было. На столике россыпью лежали глянцевые рекламные буклеты — единственное яркое пятно на фоне светлых бежевых панелей.
Я закинула сумку под нижнюю полку и легла, подсунув свернутую куртку под голову.
Тешить себя надеждой, что я смогу провести всю поездку в полном одиночестве, не стоило: следующей остановкой был Цэвинг, второй по размеру город страны, а через пару суток мы прибудем в целебные курортные места с солеными озерами, популярными в летний сезон. Так что поезд будет полон до самых северных границ и только после должен резко опустеть.
За прошедшую ночь я не сомкнула глаз, и усталость закономерно брала верх. Едва я устроилась удобнее, как поезд качнулся и платформа медленно поплыла мимо. Постепенно нарастающий ход убаюкивал не хуже колыбельной.
Я почти провалилась в сон, когда дверь громко хлопнула и заставила вздрогнуть, а увиденное — несколько раз моргнуть.
В купе, занося большую сумку, зашел мой ровесник, северянин.
Настоящий, с белыми волосам. С кожей еще более смуглой, чем у меня, и с пронзительными синими глазами. Такие яркие были редкостью даже для Севера.
Я не видела северян все четыре года, проведенные в Галентене, и растерялась. И, судя по застывшей позе молодого человека, он разделял мои чувства.
Мы синхронно поздоровались, и я поспешила разорвать секундный зрительный контакт.
Север не просто вновь возник в моей жизни. Он преследовал меня.
— Приятно так далеко от родины встретить земляка, — со сдержанной доброжелательностью произнес нежданный попутчик, быстро взяв себя в руки.
Он не без труда запихнул багаж под свободную нижнюю полку, пока я собиралась с ответом.
— Взаимно, — наконец, сказала я.
Я пыталась изобразить любезность, но мой тон выдавал меня и предательски говорил о прямо противоположном заявленному.
Возможно, я и была бы дружелюбнее, будь причина поездки несколько иной, но судьба распорядилась как есть, а не иначе.
Я выдавила не лучшую из своих улыбок и отвернулась.
Некоторое время попутчик шумно устраивался на нижней полке, затем затих. Единственным звуком остался монотонный стук колес, размеренный и спокойный.
***
Мне снился родной дом, каким он был когда-то.
Нагретое на солнце и потрескавшееся теплое дерево крыльца, простая банка с охапкой пушистых цветов. Их аромат наполнял небольшие, но уютные комнаты медовым запахом луга.
Глиняная посуда, с любовью расписанная мамой, колющийся шерстяной плед для прохладных ночей, которых на Севере немало. Раскиданные по дому удочки отца. Он каждый день собирался на рыбалку, но в конечном счете в самый последний момент неизменно уходил в Шепчущий лес.
Дом, куда я действительно хотела вернуться. Место, которое сохранилось только в колющих сердце воспоминаниях.
Из сновиденья вырвал громогласный голос проводницы, предлагающей чай. Я натянула на голову куртку, но затем поняла, что из-за приоткрытого окна подмерзла и правда не против чего-то горячего.
Я села, зевая, получила заветную порцию чая и на автомате отправила в темную жидкость содержимое сразу четырех пакетиков сахара. Крепкий сладкий чай согрел и в то же время прогнал остатки сна, и я огляделась.
Прошло не меньше половины дня, но верхние полки купе по-прежнему пустовали, хотя мы и должны были проехать минимум одну остановку в крупном городе.
Северянин непринужденно сидел, скрестив под собой ноги, и увлеченно читал толстую книгу. Ее чересчур мелкий текст строго ограничивали прямоугольники абзацев. Это походило на справочник или словарь, в любом случае, выбор для чтения показался мне странным.
Тем не менее мой соотечественник достаточно увлекся, чтобы его можно было спокойно и хорошенько рассмотреть.
Скорее всего он был на пару лет старше меня. Природа одарила его правильными чертами лица с типичными северными скулами — четкими и высокими. Попутчик смотрелся худее большинства моих одногруппников из академии, но, кажется, был выше и имел неплохую ширину плеч. В столице мужчины носили короткие прически, но этот молодой человек отдал дань нашим традициям и отрастил волосы до самых лопаток. Их он собрал в конский хвост, использовав тонкую косу вместо резинки.
Мне вдруг стало весело. С таким смазливым личиком и длиннющей гривой его наверняка не раз принимали за девушку. И за волосами мой попутчик, по всей видимости, ухаживал не хуже Аннерит, цветные баночки и тюбики которой заполонили весь наш санузел.
Я хмыкнула громче, чем рассчитывала.
Молодой человек тут же захлопнул книгу. Она оказалась медицинским справочником, что не могло не подстегнуть мое любопытство.
На Севере признавали разве что целительство наложением рук, нашептывания и лекарственные травы. В муниципальном центре правительство отстроило больницу, но пользовались ей прежде всего приезжие, работавшие на горнодобывающую компанию.
