Глава 1. Развалины мира I
На этой промозглой земле всему однажды приходит закономерный и бесславный конец – Амброзий уже с этим свыкся. Волей ли здешних косматых друидов или забытых римских божеств, но наконец закончилась даже их паршивая служба на западном побережье Регеда. Неделю назад их призвал к себе Флавий Клавдий, выдал грамоты, отпускавшие их с братом домой, а еще через пару дней люди самопровозглашенного командира отправились в Галлию, Иберию, на восток – кто куда, владычество римлян на бриттских землях закончилось. Без громких поражений и плача, протяжных песен и напыщенной скорби – они просто ушли. Флавий Клавдий не был ни императором, ни военачальником, ни префектом этой захудалой провинции – он был одним многих, разбросанных по побережью, кто однажды утром встал и объявил себя императором, когда надоело ждать денег из Рима, а олово даром посылать в никуда. Он был одним из многих – но ему повезло и его не убили. На двенадцатый год службы Амброзия с братом это устраивало. Был кров, товарищи и еда. Простые приказы по отражению враждебных набегов – они всегда знали, откуда их следует ждать. И оба никогда не бывали в Риме. А потом Флавий Клавдий ушел, весь его легион переправился через пролив, а Амброзий сказал Утеру1, что пока с него хватит войны.
Прошло ещё четыре дня, но они с Утером не двинулись с места. Брат предложил подкинуть монету – после окончания службы денег неожиданно оказалось в избытке. Ляжет одной стороной – они пойдут на север, к стене. Где-то там лежала земля, родом из которой была их давно позабытая мать. Ляжет другой – они покинут этот остров вслед за Флавием Клавдием, отправятся в Галлию и будут искать себе новый дом. Но Амброзий не хотел определять свою жизнь нелепой случайностью. Даром что он впервые получил шанс ею распоряжаться.
– Мы можем уехать в Повис, – предлагал он осторожно и будто бы невзначай. – Не к стене, не через пролив. Повис южнее, зимы там мягче, да и поля дают вдоволь пшеницы. В лесах полно дичи. Мы бы с легкостью раздобыли там и землю, и новых друзей. Жену тебе, жену мне.
– Бабские россказни, братец, – Утер оттирал песком застаревшую кровь на рукояти меча. Брат был ужасным солдатом. Если бы не Амброзий, его бы секли в два раза чаще обычного. – Россказни. «Жену тебе, жену мне». Пшеница, – он сплюнул. – А что потом, Амброзий? Загнуться от голода первой же холодной весной? Среди тупых землепашцев? Грызть кору и в ножки кланяться вонючим друидам в оплату за дождь? Не уходи, постой. Я ведь шучу, – Утер схватил брата за руку, когда тот встал с места. – Я не хочу с тобой ссориться.
На деле Амброзий хотел вернуться к тем немногим, оставшимся в лагере, и снова поторговаться с ними. Оружие и провизия будут кстати, когда они выйдут в Повис. Бывший центурион был уверен, что через пару дней Утер сдастся. Из них двоих Утер – сила, он – разум. Брату привычней повиноваться.
Амброзий снова сел рядом с ним.
– Я ведь знаю, почему ты надумал ехать в Повис, – лицо Утера помрачнело, но он продолжал делать вид, будто его ничто не заботит. Он криво улыбнулся своему отражению в начищенном лезвии – получилось весьма кровожадно, полезное качество для воина приграничья. – Хочешь отправиться с этим отребьем. С его отрядом.
Амброзий не стал отрицать.
– Он такое же отребье, как и Флавий Клавдий, ты будешь спорить?
Утер с видимым раздражением вложил в ножны отполированный меч. Этот спор начинался не в первый раз, а в четвертый. К пятому, думал Амброзий, его брат сломается и смирится. Вода точит камень.
– Флавий Клавдий, – жестко ответил Утер, – был римлянином до мозга костей и по крови в придачу. Так что да, Амброзий, я буду спорить.
– Он был таким же простым солдатом, как Вортигерн. Но два с лишним года исполнять приказы Флавия Клавдия тебе было не стыдно.
Лицо брата начало багроветь. Этим, обычно, все и заканчивалось – красным лицом и бесплодными криками, ничего другого Утер не предпринимал, а к вечеру ходил, как ни в чем не бывало.
– Он был римлянином, – повторил Утер, припечатывая каждое слово. – А если волей богов или благодаря собственной хитрости он взлетел так быстро и высоко… Такому не зазорно служить, он был моим командиром. А Вортигерн… Бриттская собака, я даже не уверен, что он из них. Может, им разродился кто и похуже. Он сам не знает, с каких он земель. Раб и сын рабов, помнит, что его трижды перекупали до того, как он попал в легион. Я не пойду за таким. И ты не пойдешь тоже, если мой брат.
– За Флавием Клавдием, помнится, ты тоже не рвался.
Вот и все. Раньше спор на этом заканчивался, это была та последняя черта оскорблений, за которую Амброзий не перешагивал, помня о братских узах и братской любви. Утер наградил его злым взглядом и не ответил.
– Насколько оба мы далеки от твоей бриттской собаки, – рассмеялся центурион. – если мать наша была из бриттов? Или крови отца в нас оказалось в два раза больше, коль скоро мы оба мужчины?
– Не вовремя ты это вспомнил.
Но Амброзию нравилось его жалить, дразнить, тормошить, словно в детстве – вроде бы в шутку, но с такой скрытой злостью, что он даже себе не признается. За все сразу. За то, что тот сильнее его. За то, что ниже званием и за двадцать лет приобрел себе прорву друзей. За то, что глуп и упрям, настолько глуп, что готов кичиться родом отца и умалчивать про бриттскую пленницу-мать. Среди обычных солдат. Да там каждый третий такой, же как он и Амброзий. Тот Рим, что засел в его голове – не золото, не позолота, а сплошная обманка-медь и похвальба. Потому-то он и не пошел за Флавием Клавдием захватывать Рим настоящий. В настоящем Риме ему объяснят очень быстро, что он оборванец из приграничья, а не бесценный воин империи. Утер – плохой солдат. А тот десяток, что был у него под началом, больше походит на шайку разбойников. И он вместе с ними. А ему, Амброзию, слишком надоело прикрывать непутевого брата.
– Нет ни малейшей разницы между Вортигерном и Флавием Клавдием, – повторил он бесстрастно и непреклонно. – Но один ушел в Рим на верную смерть, а второй остался здесь и не прочь нас принять. Подумай еще раз, Утер. Напиваться каждую ночь до бесчувствия ты сможешь и по дороге в Повис.
Когда его, Амброзия, таланты заметили и молодого воина начали продвигать, он умолял, чтобы Утера не оставляли под его началом, пока того стегали плетью за пьянство и драки. Если во время следующего дебоша разбираться придется ему, то он не посмотрит на то, что Утер – его кровный брат. И тогда цепь их семейных уз распадется на отдельные звенья. Обида и зависть забылись в сердце через пару недель, а отданный братом приказ о порке не забылся бы и через несколько лет.
– Ты можешь идти, куда хочешь, – сегодня Утер не собирался сдаваться так скоро. Последнее слово должно было остаться за ним. – А я тут подумываю уйти на север, к Адриановой стене2. Там ещё остался кто-то из наших, им помощь будет не лишней. Я, Амброзий, буду бить пиктов, а ты можешь катиться подальше. Доверяй Вортигерну, сколько придется. Ищи свои мягкие зимы, братайся с обовшивевшими бриттами. У тебя, брат, – он зло усмехнулся. – вообще какая-то нездоровая любовь к местным оборвышам. Вспомни хоть ту свою…
«Ту свою» Амброзий помнил отлично. Та своя осталась жить в Каэр-Венте и за утекшие десять лет могла как умереть, так и найти себе мужа. Но тогда Амброзий не мог ни жениться на ней, ни остаться на пару лет в той земле, ни даже сказать, что она ему дорога. Было знойное лето до первой жатвы, до их Лугнасада, а потом его и Утера отправили с остальными солдатами в Регед. До нищих бритток редко доходят весточки из римского легиона, даже до самых красивых. С левкоем и диким шалфеем в густых волосах.
Полузаброшенный лагерь стоял там же, где и всегда. Его ещё не свернули, солдаты бесцельно слонялись между палатками. Вортигерн говорил, что они тянут, ждут его с братом, но с началом промозглой осени выдвинутся в Повис, когда здесь затянут дожди и в Регеде станет уж слишком паршиво.
Ещё пара недель споров – и ему с Утером придется решать. Но лучше он сразу сдохнет в этой осенней грязи, чем отправится на север к стене.
– Где ваш командир? – спросил он солдат у груженной повозки.
Один из них повертел головой, неодобрительно посмотрел на чистые сапоги и доспехи Амброзия, потом куда-то кивнул. Император-солдат, талантливый узурпатор – Амброзий считал, что он прав – Вортигерн ничем не отличался от Флавия Клавдия. У того лишь люди опрятнее. Здесь на острове осталось сплошное отребье – ну, и он с Утером – воистину человек, сплотивший этот змеиный клубок в подобие послушного стада, заслуживает уважения. Лучше идти за умным и нищим, чем за знатным и безнадёжно тупым.
– Вортигерн?
Он негромко позвал, и сутулый человек с простоватым лицом обернулся. Природа сделала этому хитрецу прекрасный подарок – лицо открытое и радушное, как у ребенка. От такого не ждешь ни предательства, ни ума, ни смекалки. Амброзий ценил дружбу с этим выскочкой из низов. Поступок сомнительный даже для полу-бритта.
– А, мой друг! – Вортигерн одарил его широкой улыбкой. Так он и делал – бросался словами «брат», «друг», «великое будущее», «отвага», излучал такое радушие, словно собеседник был его побратимом. Эта превосходная тактика отлично действовала на других – солдаты в его отряде умом не блистали. – Как твой брат, как наш упрямец? Я дам вам чудесных коней – такие звери! – вчера прибились на пустошах, паслись там без седоков. Пойдем, покажу – эй там, приведите коня!
– Вортигерн, я…
– После, мой друг, после, – Вортигерн отмахнулся. В другое бы время за слово «друг» к таким, как Амброзий, ему бы прописали двадцать плетей. – Сначала конь. Прекрасное животное, и ума у него поболее будет, чем у твоего упрямого брата…
Амброзий возблагодарил Небеса, что Утера не было рядом. Иначе бы этот день закончился десятком смертей, и его, Амброзия, может быть тоже. Вортигерн это знал превосходно и широко улыбался. Из него не будет настоящего императора-узурпатора, как многие годы назад, но уже вышел талантливый вождь – опасный, умный и хитрый. Императоры в благовониях имеют вес в Риме, но точно не здесь.
К Вортигерну под уздцы подвели коня. Тот хлопнул его по широкому боку.
– Гляди! Зверь. Этот получше, отдам его тебе, если решишь ехать с нами. Твоему брату достанется пегая кобылка. Слегка походит на корову, признаюсь, но скорости ей не занимать, пускай не думает, что я его обижаю. Но этот – тебе.
Амброзий гладил пойманного коня по бархатистой и мягкой морде, а в голове его вертелось три мысли. Что конь воистину очень красив. Что его, Амброзия, явно хотят купить и этого ничуть не скрывают. И что очередная нить между ним и его братом порвется, если он примет себе этот дар, а брату достанется толстенькая кобылица.
– Зачем тебе отдавать мне белого?
– А что из того? – Вортигерн достал из вычесанной конской гривы пару пожухлых листьев. – В здешнем болоте он не долго будет таким.
Пока Вортигерн уважает его или хотя бы делает вид, а бывший центурион Амброзий ни разу не выказал неприязни, можно надеяться, что новый командир говорит ему правду.
– Белого коня обычно берет себе предводитель. Я на это место не претендую.
Солдат-узурпатор хмыкнул и поджал губы.
– Предводитель берет себе лучшего коня, друг Амброзий. Ему не обязательно быть самым ухоженным и красивым. Хоть сам вымажись белой краской – меня это не волнует. Ну так что, возьмешь себе этого?
Это было очередным отголоском того нового мира, к которому Амброзий еще не привык, а Вортигерн, так яро набивающийся ему в товарищи, был первый глашатай. Мир без правил, но с умением первым забирать, отбирать и доказывать свое превосходство на руинах, пустошах, пепелищах. В этом новом мире он и Вортигерн были равны.
Солдату было совершенно не нужно, чтобы люди видели в нем древнее, языческое божество. Ему было нужно, чтобы в нем видели силу.
Все это время, что они знали друг друга, Вортигерн вел себя на равных с Амброзием. С ним уже очень давно никто так не разговаривал, не смотрел спокойно и прямо в глаза, потому-то он и не гнал от себя этого выскочку, солдата-императора из странного нового мира. Этот хитрый и улыбчивый человек с мертвой хваткой, как у матёрого волка, был первый и единственный за все это время, кто дал забытому центуриону шанс оказаться кем-то ещё. Шанс оказаться не безымянным воином Рима, а просто Амброзием, равным. У ушедших штурмовать врата Рима вместе с Флавием Клавдием этой возможности не было.
– Я беру его, – Амброзий похлопал коня по сильной и теплой шее. Это хороший дар и красивое животное. Было бы глупо отказываться.
– Второго предложи брату сам. Если я прилюдно попрошу его принять в дар хоть флягу дрянного вина… – губы Вортигерна скривились. – Выйдет пренеприятная ссора. А я не хочу, чтобы смерть твоего брата омрачила дружбу между мной и тобой. Знаешь, я не желаю Утеру смерти, что бы он ни выдумывал. Мы с ним для этого слишком похожи. Мне куда выгодней и приятней видеть его в друзьях, чем во врагах. Тем скорее я рад, что ты по доброй воле мне друг.
– Я передам ему, – ответил Амброзий.
– Значит ли это, что ты отправишься со мною в Повис?
В Повисе мягкая теплая осень и одуряюще пахнет ковром из подгнивших яблок после дождя. Так было пять лет назад, легион пробыл там десять месяцев. Да, ему бы хотелось вернуться.
– Я поеду, – сказал он, сам не веря, что произнес это вслух.
Вортигерн широко усмехнулся. Вышло слегка кровожадно, но по виду тот правда был рад.
– А как же Утер? – спросил он.
– Утеру придется смириться. Это будет долгий разговор, но он мне по силам.
– Твоя уверенность обнадёживает.
Новый император похлопал его по плечу. Амброзий дернулся. «Я больше не центурион римского легиона», – повторил он несколько раз. – «Я не центурион, а он не отщепенец, а мой новый товарищ и командир». Повторяемое столько раз слово «друг» он не произнёс даже в мыслях.
От глаз Вортигерна это не ускользнуло, но тот промолчал:
– Я не хочу становиться между двух братьев, – просто сказал он, будто его это взаправду заботило. – Распри плохо сказываются на отряде. Постарайся, чтобы твой разговор прошел хорошо. А пока…
Он крикнул и махнул рукой кому-то в толпе. Ему подвели другого коня, крепкого и свирепого с виду. Вортигерн сам себя не обидит, с этим Амброзий теперь согласился. Такой конь мог и вынести из битвы, и убить одним ударом копыта.
– Нам надо проехаться, – сказал ему Вортигерн. – Ты объездишь коня, я расскажу тебе о новых товарищах. Нас пока немного, как видишь… Но со временем и моя крохотная империя станет великим царством.
– У тебя быстрое восхождение. Есть чему позавидовать.
Глаза узурпатора хитро сверкнули.
– Время удачное. И я не стесняюсь брать то, что само плывет в руки.
1 Легендарный король бриттов, отец короля Артура
2 Вал Адриана (Стена Адриана) - оборонительное укрепление на границе с современной Шотландией, построенное римлянами при императоре Адриане в 122—128 годах для предотвращения набегов пиктов
Глава 2. Развалины мира. Часть II
Подарок нового узурпатора оказался поистине царским: прекрасным, не очень практичным и несущим много сомнений и смутных забот.
