Олег осторожно накладывал полотенца вокруг раны, пережимая их, чтобы хоть немного замедлить кровотечение. Его движения были собранными и деловитыми, в то время как внутри он обмирал от ужаса, отказываясь до конца верить в реальность происходящего. Не могла его солнечная девочка сейчас лежать здесь в луже собственной крови… это какой-то страшный сон, и он вот-вот обязательно проснется.
К сожалению, он прекрасно понимал, что все происходит наяву, хотя и кажется кошмаром. Ему было знакомо это отвратительное чувство беспомощности, когда на руках умирает небезразличный тебе человек. Со смертью он сталкивался не раз, бывало, что она дотрагивалась до него своей костлявой рукой, а иногда разила боевых товарищей. Но никогда еще он не испытывал перед старухой с косой такого дикого страха. Олег с детства не верил в какие-то высшие силы, всегда рассчитывая только на себя и собственную удачу. Он спокойно относился к скоротечности жизни, воспринимая эту ее особенность по-философски флегматично. Но сейчас он не мог здраво рассуждать, готовый молиться какому угодно богу лишь бы Настя осталась жива. Он безмолвно взывал, сам не ведая к кому, с одной единственной просьбой: «Только не она, пожалуйста, только не она…»
- Заберите, - исступлено зашептал он, - заберите мою жизнь, свободу, душу, что хотите, заберите, только пусть она живет… ходит по этой земле, радуется новому дню, пусть будет счастлива с другим… мне ничего не нужно, только пусть живет!
За воротами послышались звуки сирены, через какое-то время в доме раздались шаги.
- Сюда, быстрее! – громко позвал Олег.
На кухню заглянул молодой мужчина в белом халате, бегло оценив ситуацию, он крикнул кому-то наружу:
- Боря, носилки! Живо!
Дальше Олег все видел, как в тумане, слушая инструкции врача и помогая переложить невесомое тело девушки на носилки. Ее уносили, а он взглядом раненого зверя смотрел вслед своей душе, собственноручно вырванной из тела. Он в ступоре рассматривал свои окровавленные руки, отчетливо понимая, что в этом мире его держит только нитевидный пульс малышки, за жизнь которой будут бороться врачи. Снова взвыла сирена, увозя от него Настю, быть может, навсегда.
Послышались удивленные голоса, кто-то зашел на кухню и тронул его за плечо.
- Олег, что здесь случилось? – голос был ему знаком, похож на Михалыча – одного из охранников в их поселке. – Ты меня слышишь? Олег… Олег!
________________________________
Bonjour, mademoiselle* (фр) – Доброе утро, мадемуазель!
Олег курил пятую сигарету подряд, сидя в знакомом отделении полиции, начальником которого был полковник Антон Петрович Зарецкий. Который как раз в этот момент читал объяснения Олега, и его одутловатое лицо с каждым прочитанным словом багровело все сильнее и сильнее. Закончив чтение, он отложил листок и, расстегнув верхнюю пуговицу белой рубашки с коротким рукавом, оттянул воротник, словно ему стало не хватать воздуха.
- Андрей, выйди, - отрывисто приказал полковник, не глядя на своего подчиненного.
- Есть, - слегка поколебавшись, опер оставил своего начальника наедине со свидетелем.
- Олег, что это такое? – Зарецкий ткнул пальцем в листок.
- Правда, - последовал равнодушный ответ.
Это стало последней каплей, переполнившей чащу терпения полковника, и он разразился длиной витиеватой фразой, в которой цензурными были только слова «да ты» и «совсем». Олег даже бровью не повел, продолжая гонять через легкие прогорклый сигаретный дым. Он терпеливо ждал, пока Зарецкий выдохнется и немного успокоится.
- Можешь сходить в туалет и подтереться своей правдой. Ты хоть представляешь на какой срок тут себе наклепал?! - все еще кипятясь, полковник разорвал несчастный листок на несколько частей. Утерев со лба выступивший пот, он стал понемногу остывать, включаясь в мыслительный процесс. – Не знаю, что там у тебя в башке переклинило, но разгребать все дерьмо придётся мне!
Олег молча потушил окурок в переполненной пепельнице. Сейчас его меньше всего волновала собственная судьба. Он написал все как было, ни в чем не умаляя своей вины, и, если надо, повторит это под присягой.
- Девушка действительно себя сама так? – уточнил Зарецкий, исподлобья взглянув на Олега.
- Сама, - подтвердил он.
- Твои отпечатки на ноже есть?
- Есть.
- Поверх ее отпечатков?
- Нет, - покачал головой Олег, - я не трогал нож, пока он был в ране.
Полковнику эта информация пришлась по душе.
- Значит, если экспертиза подтвердит, что удар ножом она нанесла себе сама, то хотя бы это с тебя можно будет снять. Но вот что касается ее пребывания в твоем доме, тут… - Зарецкий развел руками, не в силах до конца поверить в историю Олега, рассказанную на бумаге. Больше всего это смахивало на бред сумасшедшего, хотя полковник немало безумного повидал на своем веку.
- Так, - решил он, – ты этой галиматьи не писал, никто ничего не видел. Берешь чистый листок, на котором четко и по делу описываешь только обстоятельства ранения. Ничего лишнего. Потом едешь к себе домой, ведешь себя тихо и не отсвечиваешь. Если девушка выкарабкается и начнет говорить, то этим уже совсем другие люди будут заниматься.
Кряхтя, Зарецкий поднял свое грузное тело и, открыв дверь, поманил находившего за ней Ерохина, болтавшего с мимо проходившим коллегой. Когда подчиненный вернулся в кабинет и закрыл за собой дверь, он скомандовал:
– После того, как этот товарищ напишет объяснение, возьмешь у него следы рук и потом зайдешь ко мне, потолкуем. А ты, - погрозил он пальцем Олегу, - не чуди мне. Сидишь на жопе ровно и ждешь новостей.
____________
Для Олега потянулась череда пустых серых дней, наполненные болезненным ожиданием. Выяснив, в какую больницу увезли девушку, он узнал, что ее прооперировали, после чего она несколько дней находилась в реанимации, пока доктора не признали ее состояние стабильным и не перевели в палату.
Отослав хвалу всем на свете богам, Олег успокоился и принялся приводить свои дела в порядок, не минуты не сомневаясь в том, что совсем скоро предстанет перед законом. Он договорился со знакомой соседкой, вдовой близкого друга его отца, что та присмотрит за Тяпой в его отсутствие. В подробности он не вдавался, просто сообщил ей, что на какое-то время уедет.
Собака словно чувствовала что-то неладное и не отходила от него ни на шаг. Морщась от непривычного ее нюху табачного дыма, она лежала у его ног, пока он выкуривал одну сигарету за другой. Он твердо встал на путь саморазрушения, потому что больше не видел смысла в своем существовании. Ну, разве что вымолить на суде у Насти прощение. Не для того, чтобы скостить себе срок, а ради своей совести.
Спустя примерно неделю на его телефоне раздался звонок - его вызывали в участок. Лейтенант Ерохин в первую очередь доложил полковнику о результатах беседы с раненной девушкой, ведь это дело стояло у того на особом контроле. И к его большому удивлению Зарецкий запретил что-либо сообщать Олегу, пока не сможет лично присутствовать при встрече.
Зайдя в кабинет и увидев в нем Зарецкого, Олег внутренне подобрался, догадываясь, что это неспроста. Поздоровавшись, Олег занял место у стола оперуполномоченного.
- Итак, Олег Дмитриевич, - начал Ерохин, - гражданка Шмелева дала сегодня в больнице объяснения. С ее слов она находилась в вашем доме добровольно, а ранила себя ножом в пылу ссоры из ревности. Дескать, хотела припугнуть, но не рассчитала силы.
Олегу потребовалось несколько секунд на осмысление полученной информации, и в следующий миг он уже схватил за горло молодого опера, который с испугом вцепился в державшую его мертвой хваткой руку, в полном изумлении глядя в воспаленные от бессонницы глаза, которые зажглись неукротимым гневом.
- Олег, стой! – подскочил на ноги Зарецкий.
- Заставили? Надавили? – прорычал мужчина, сильно тряхнув Ерохина.
- Нет, нет, - полузадушенным тоном выдавил лейтенант.
- Никто ее не трогал! – попытался оторвать Олега от его жертвы Зарецкий. – Оставь его в покое, это приказ! Новую статью себе захотел?
Тяжело дыша, Олег все же отпустил горло Ерохина, и стряхнул с себя удерживающие его руки. Он перевел тяжелый, обещающий расправу всем и каждому взгляд на полковника, который невольно отступил на шаг назад.
- Олег, это чистая правда. Она сама дала эти показания, без всякого принуждения со стороны, - медленно заверил его Зарецкий, внимательно следя за каждым его движением, словно тот был взбесившимся животным.
- На нее не то что давить, подойти-то боязно, - обиженно просипел Ерохин с неприязнью глядя на Олега. – Лежит вся в капельницах еле живая, худенькая такая, в чем только душа теплится. Одни глазищи на пол лица, несла эту откровенную чушь тонким голоском, только взгляд в сторону отводила. Я два раза переспросил, она все подтвердила… а у самой слезы в глазах.
Каждое слово било Олега под дых. Он будто воочию видел лежащую на больничной койке Настю. В том, что с ней произошло, был повинен только он, и все это прекрасно понимали. Олег понуро опустил голову, в кабинете повисла неловкая пауза.
- Ну, - откашлялся Зарецкий, - нам же проще. Делаем отказную по возбуждению уголовного дела, ты подписываешь, что ознакомлен с этим и свободен. Давай только без самодеятельности, ладно?
Это не заняло много времени. На прощанье Зарецкий пожал ему руку и настоятельно попросил держаться от девушки подальше. Олег промолчал, а Зарецкий, глядя на его выражение лица, сквозь зубы выматерился. Когда за упрямцем закрылась дверь, полковник с облегчением выдохнул.
- Вот же псих, - потирая шею тихо прошипел себе под нос лейтенант Ерохин.
Зарецкий потер виски, и, прикрыв глаза, негромко заговорил:
- Во Вторую чеченскую мой отряд под Гудермесом был. Готовилась операция по зачистке ваххабитов в одном селении, где они, якобы, засели. Взяли «языка», а он, сука, молчит, хоть на куски режь. И тут контрразведка пожаловала, в общем, разговорил его Олег. Эта гнида все, как на духу выложила. Ждали там нас с цветами и минами. Вот с тех пор должок за мной и тянется, - помолчав немного он добавил, - и не только за мной. Олег спецом от бога был, столько ребят уберег и за свою шкуру никогда не трясся. Жаль мужика, крыша может у любого поехать, - философски закончил он.
______________
У Ерохина уже заканчивался рабочий день, когда ему позвонили с вахты.
- Андрей, это ведь ты делом Шмелевой занимаешься? – спросил у него дежурный и, дождавшись подтверждения добавил. – Тут ее родители пришли, мы отправим к тебе?
Ему ничего не оставалось, как принять их. Ерохин невольно сглотнул, предчувствуя сложный разговор, который ничем хорошим не закончится.
К нему в кабинет вошла пожилая пара. Они смотрелись очень благообразно и держались с большим достоинством, однако у обоих на лицах залегла печать скорби, хорошо знакомая каждому оперу. Ему частенько приходилось видеть людей в горе, жаждущих покарать виновных в своей беде. Вежливо поздоровавшись, пожилые мужчина и женщина опустились на предложенные им стулья.
- Вы по какому вопросу? – спросил у них Ерохин.
- Мы родители Насти Шмелевой, - хорошо поставленным звучным голосом ответила женщина и, скрывая волнение, поправила высокую замысловатую прическу. – Пришли к вам узнать, что происходит?
Прочистив горло, он постарался как можно нейтральнее ответить:
- Дело еще в работе, мы ждем результатов экспертизы…
- Нас не это интересует, - прервала его мама Насти, мотнув головой, - мы хотим знать, что случилось с нашей дочерью. Она запугана, не в себе, ничего толком не рассказывает. Нам нужна правда.
А вот оперу эта правда сейчас поперек горла стояла. Он давно не чувствовал себя настолько паршиво: было невыносимо трудно смотреть в глаза несчастным родителям и не иметь права сказать лишнего. Седой пожилой мужчина молчал, и только взгляд его глубоких голубых глаз был достаточно красноречив.
- Вы арестовали этого мужчину, в доме которого нашли Настю? – потребовала ответа женщина.
- Он проходил по делу свидетелем и был отпущен, - официальным тоном произнес Ерохин. Он не стал вдаваться в подробности, что и дела в итоге никакого открыто не будет, один только сбор материала.
- Но ведь она пропала! – более не сдерживаясь воскликнула мать Насти. – Ее не было около двух недель, ваши коллеги ее искали, а вы его так просто отпустили?!
- Прошу вас успокойтесь, - не повышая голоса произнес следователь. – Ваша дочь подтвердила, что у нее были отношения с этим человеком. Она совершеннолетняя девушка, и мы не в праве лезть в ее личную жизнь.
- Но это же абсурд! – всплеснула руками женщина. – У Насти был любимый человек, она ни за что бы так себя не повела – не исчезла бы, не предупредив нас, даже ни разу не позвонив. А потом это странное письмо, словно ее кто-то заставил написать его.
- Боюсь, что ответить на все эти вопросы может только ваша дочь, - устало вздохнул Ерохин.
- Она ничего не говорит, только заливается слезами и шепчет «простите», - открыв дамскую сумочку, женщина достала носовой платок и промокнула влажные глаза, чтобы не потекла тушь.
- Мы можем поговорить с этим человеком? – заговорил, наконец, отец Насти.
- К сожалению, я не в праве предоставить вам сведения о нем, вы можете
сделать официальный запрос в следственный комитет по поводу подозрения в похищении, - предложил им оперуполномоченный, наперед зная, каким будет ответ. – Для вас, как для родителей, самым важным должно быть то, что девушка нашлась. Сами знаете, какое сейчас время, - это все, что он мог дельного им посоветовать.
Он с тоской поглядел на часы, пытаясь вспомнить, когда в последний раз уходил домой вовремя. На душе было гадко и муторно.
Пожилая пара поднялась с присущей им достоинством, однако в их горделивой осанке слегка проступала сутулость и сквозила едва ощутимая обреченность. Надежда на возмездие, которое покарает обидчика их горячо любимой дочери, таяла на глазах. Справедливости им придется искать в другом месте.
«Эх, - подумал Ерохин. – Вот бы махнуть в отпуск, поваляться на пляже, попить холодного пивка, а не вот это всё. Вот уж действительно – покой нам только снится». В который раз вздохнув, он принялся собираться домой, пока его еще кто-нибудь не выловил на рабочем месте.
С того момента, как Настя села в машину Олега и очнулась у него дома, она словно бродила по бесконечному лабиринту ужаса, из которого не было выхода. Ей показалось, что она нашла лазейку, когда поставила на кон собственную жизнь, чтобы вырваться на волю. И, придя в себя в больничной палате, она на краткий миг решила, что ей это удалось. Но все оказалось не таким простым, как хотелось бы. Формально она снова была свободна, вот только таковой она себя не чувствовала. Первая радость от встречи с родителями утихла, и ей на смену пришли вопросительные взгляды и робкие попытки выяснить, что же с ней случилось.
Ей хотелось забыть все, как страшный сон, но окружающие люди словно сговорились воспрепятствовать этому. Особенно трудно ей далась встреча с молодым полицейским, который пришел расспрашивать ее о произошедшем. Настя не ожидала, что это случится так скоро, она была еще слишком слаба после операции. Девушка и сама толком не помнила, что именно мямлила этому оперуполномоченному, который представился Андреем Ерохиным, на ходу выдумывая какую-то ахинею о ревности, о ее несуществующих отношениях с Олегом.
К сожалению, он прекрасно понимал, что все происходит наяву, хотя и кажется кошмаром. Ему было знакомо это отвратительное чувство беспомощности, когда на руках умирает небезразличный тебе человек. Со смертью он сталкивался не раз, бывало, что она дотрагивалась до него своей костлявой рукой, а иногда разила боевых товарищей. Но никогда еще он не испытывал перед старухой с косой такого дикого страха. Олег с детства не верил в какие-то высшие силы, всегда рассчитывая только на себя и собственную удачу. Он спокойно относился к скоротечности жизни, воспринимая эту ее особенность по-философски флегматично. Но сейчас он не мог здраво рассуждать, готовый молиться какому угодно богу лишь бы Настя осталась жива. Он безмолвно взывал, сам не ведая к кому, с одной единственной просьбой: «Только не она, пожалуйста, только не она…»
- Заберите, - исступлено зашептал он, - заберите мою жизнь, свободу, душу, что хотите, заберите, только пусть она живет… ходит по этой земле, радуется новому дню, пусть будет счастлива с другим… мне ничего не нужно, только пусть живет!
За воротами послышались звуки сирены, через какое-то время в доме раздались шаги.
- Сюда, быстрее! – громко позвал Олег.
На кухню заглянул молодой мужчина в белом халате, бегло оценив ситуацию, он крикнул кому-то наружу:
- Боря, носилки! Живо!
Дальше Олег все видел, как в тумане, слушая инструкции врача и помогая переложить невесомое тело девушки на носилки. Ее уносили, а он взглядом раненого зверя смотрел вслед своей душе, собственноручно вырванной из тела. Он в ступоре рассматривал свои окровавленные руки, отчетливо понимая, что в этом мире его держит только нитевидный пульс малышки, за жизнь которой будут бороться врачи. Снова взвыла сирена, увозя от него Настю, быть может, навсегда.
Послышались удивленные голоса, кто-то зашел на кухню и тронул его за плечо.
- Олег, что здесь случилось? – голос был ему знаком, похож на Михалыча – одного из охранников в их поселке. – Ты меня слышишь? Олег… Олег!
________________________________
Bonjour, mademoiselle* (фр) – Доброе утро, мадемуазель!
Глава 10. «Стисни кулак, камiкадзе одинак»
Олег курил пятую сигарету подряд, сидя в знакомом отделении полиции, начальником которого был полковник Антон Петрович Зарецкий. Который как раз в этот момент читал объяснения Олега, и его одутловатое лицо с каждым прочитанным словом багровело все сильнее и сильнее. Закончив чтение, он отложил листок и, расстегнув верхнюю пуговицу белой рубашки с коротким рукавом, оттянул воротник, словно ему стало не хватать воздуха.
- Андрей, выйди, - отрывисто приказал полковник, не глядя на своего подчиненного.
- Есть, - слегка поколебавшись, опер оставил своего начальника наедине со свидетелем.
- Олег, что это такое? – Зарецкий ткнул пальцем в листок.
- Правда, - последовал равнодушный ответ.
Это стало последней каплей, переполнившей чащу терпения полковника, и он разразился длиной витиеватой фразой, в которой цензурными были только слова «да ты» и «совсем». Олег даже бровью не повел, продолжая гонять через легкие прогорклый сигаретный дым. Он терпеливо ждал, пока Зарецкий выдохнется и немного успокоится.
- Можешь сходить в туалет и подтереться своей правдой. Ты хоть представляешь на какой срок тут себе наклепал?! - все еще кипятясь, полковник разорвал несчастный листок на несколько частей. Утерев со лба выступивший пот, он стал понемногу остывать, включаясь в мыслительный процесс. – Не знаю, что там у тебя в башке переклинило, но разгребать все дерьмо придётся мне!
Олег молча потушил окурок в переполненной пепельнице. Сейчас его меньше всего волновала собственная судьба. Он написал все как было, ни в чем не умаляя своей вины, и, если надо, повторит это под присягой.
- Девушка действительно себя сама так? – уточнил Зарецкий, исподлобья взглянув на Олега.
- Сама, - подтвердил он.
- Твои отпечатки на ноже есть?
- Есть.
- Поверх ее отпечатков?
- Нет, - покачал головой Олег, - я не трогал нож, пока он был в ране.
Полковнику эта информация пришлась по душе.
- Значит, если экспертиза подтвердит, что удар ножом она нанесла себе сама, то хотя бы это с тебя можно будет снять. Но вот что касается ее пребывания в твоем доме, тут… - Зарецкий развел руками, не в силах до конца поверить в историю Олега, рассказанную на бумаге. Больше всего это смахивало на бред сумасшедшего, хотя полковник немало безумного повидал на своем веку.
- Так, - решил он, – ты этой галиматьи не писал, никто ничего не видел. Берешь чистый листок, на котором четко и по делу описываешь только обстоятельства ранения. Ничего лишнего. Потом едешь к себе домой, ведешь себя тихо и не отсвечиваешь. Если девушка выкарабкается и начнет говорить, то этим уже совсем другие люди будут заниматься.
Кряхтя, Зарецкий поднял свое грузное тело и, открыв дверь, поманил находившего за ней Ерохина, болтавшего с мимо проходившим коллегой. Когда подчиненный вернулся в кабинет и закрыл за собой дверь, он скомандовал:
– После того, как этот товарищ напишет объяснение, возьмешь у него следы рук и потом зайдешь ко мне, потолкуем. А ты, - погрозил он пальцем Олегу, - не чуди мне. Сидишь на жопе ровно и ждешь новостей.
____________
Для Олега потянулась череда пустых серых дней, наполненные болезненным ожиданием. Выяснив, в какую больницу увезли девушку, он узнал, что ее прооперировали, после чего она несколько дней находилась в реанимации, пока доктора не признали ее состояние стабильным и не перевели в палату.
Отослав хвалу всем на свете богам, Олег успокоился и принялся приводить свои дела в порядок, не минуты не сомневаясь в том, что совсем скоро предстанет перед законом. Он договорился со знакомой соседкой, вдовой близкого друга его отца, что та присмотрит за Тяпой в его отсутствие. В подробности он не вдавался, просто сообщил ей, что на какое-то время уедет.
Собака словно чувствовала что-то неладное и не отходила от него ни на шаг. Морщась от непривычного ее нюху табачного дыма, она лежала у его ног, пока он выкуривал одну сигарету за другой. Он твердо встал на путь саморазрушения, потому что больше не видел смысла в своем существовании. Ну, разве что вымолить на суде у Насти прощение. Не для того, чтобы скостить себе срок, а ради своей совести.
Спустя примерно неделю на его телефоне раздался звонок - его вызывали в участок. Лейтенант Ерохин в первую очередь доложил полковнику о результатах беседы с раненной девушкой, ведь это дело стояло у того на особом контроле. И к его большому удивлению Зарецкий запретил что-либо сообщать Олегу, пока не сможет лично присутствовать при встрече.
Зайдя в кабинет и увидев в нем Зарецкого, Олег внутренне подобрался, догадываясь, что это неспроста. Поздоровавшись, Олег занял место у стола оперуполномоченного.
- Итак, Олег Дмитриевич, - начал Ерохин, - гражданка Шмелева дала сегодня в больнице объяснения. С ее слов она находилась в вашем доме добровольно, а ранила себя ножом в пылу ссоры из ревности. Дескать, хотела припугнуть, но не рассчитала силы.
Олегу потребовалось несколько секунд на осмысление полученной информации, и в следующий миг он уже схватил за горло молодого опера, который с испугом вцепился в державшую его мертвой хваткой руку, в полном изумлении глядя в воспаленные от бессонницы глаза, которые зажглись неукротимым гневом.
- Олег, стой! – подскочил на ноги Зарецкий.
- Заставили? Надавили? – прорычал мужчина, сильно тряхнув Ерохина.
- Нет, нет, - полузадушенным тоном выдавил лейтенант.
- Никто ее не трогал! – попытался оторвать Олега от его жертвы Зарецкий. – Оставь его в покое, это приказ! Новую статью себе захотел?
Тяжело дыша, Олег все же отпустил горло Ерохина, и стряхнул с себя удерживающие его руки. Он перевел тяжелый, обещающий расправу всем и каждому взгляд на полковника, который невольно отступил на шаг назад.
- Олег, это чистая правда. Она сама дала эти показания, без всякого принуждения со стороны, - медленно заверил его Зарецкий, внимательно следя за каждым его движением, словно тот был взбесившимся животным.
- На нее не то что давить, подойти-то боязно, - обиженно просипел Ерохин с неприязнью глядя на Олега. – Лежит вся в капельницах еле живая, худенькая такая, в чем только душа теплится. Одни глазищи на пол лица, несла эту откровенную чушь тонким голоском, только взгляд в сторону отводила. Я два раза переспросил, она все подтвердила… а у самой слезы в глазах.
Каждое слово било Олега под дых. Он будто воочию видел лежащую на больничной койке Настю. В том, что с ней произошло, был повинен только он, и все это прекрасно понимали. Олег понуро опустил голову, в кабинете повисла неловкая пауза.
- Ну, - откашлялся Зарецкий, - нам же проще. Делаем отказную по возбуждению уголовного дела, ты подписываешь, что ознакомлен с этим и свободен. Давай только без самодеятельности, ладно?
Это не заняло много времени. На прощанье Зарецкий пожал ему руку и настоятельно попросил держаться от девушки подальше. Олег промолчал, а Зарецкий, глядя на его выражение лица, сквозь зубы выматерился. Когда за упрямцем закрылась дверь, полковник с облегчением выдохнул.
- Вот же псих, - потирая шею тихо прошипел себе под нос лейтенант Ерохин.
Зарецкий потер виски, и, прикрыв глаза, негромко заговорил:
- Во Вторую чеченскую мой отряд под Гудермесом был. Готовилась операция по зачистке ваххабитов в одном селении, где они, якобы, засели. Взяли «языка», а он, сука, молчит, хоть на куски режь. И тут контрразведка пожаловала, в общем, разговорил его Олег. Эта гнида все, как на духу выложила. Ждали там нас с цветами и минами. Вот с тех пор должок за мной и тянется, - помолчав немного он добавил, - и не только за мной. Олег спецом от бога был, столько ребят уберег и за свою шкуру никогда не трясся. Жаль мужика, крыша может у любого поехать, - философски закончил он.
______________
У Ерохина уже заканчивался рабочий день, когда ему позвонили с вахты.
- Андрей, это ведь ты делом Шмелевой занимаешься? – спросил у него дежурный и, дождавшись подтверждения добавил. – Тут ее родители пришли, мы отправим к тебе?
Ему ничего не оставалось, как принять их. Ерохин невольно сглотнул, предчувствуя сложный разговор, который ничем хорошим не закончится.
К нему в кабинет вошла пожилая пара. Они смотрелись очень благообразно и держались с большим достоинством, однако у обоих на лицах залегла печать скорби, хорошо знакомая каждому оперу. Ему частенько приходилось видеть людей в горе, жаждущих покарать виновных в своей беде. Вежливо поздоровавшись, пожилые мужчина и женщина опустились на предложенные им стулья.
- Вы по какому вопросу? – спросил у них Ерохин.
- Мы родители Насти Шмелевой, - хорошо поставленным звучным голосом ответила женщина и, скрывая волнение, поправила высокую замысловатую прическу. – Пришли к вам узнать, что происходит?
Прочистив горло, он постарался как можно нейтральнее ответить:
- Дело еще в работе, мы ждем результатов экспертизы…
- Нас не это интересует, - прервала его мама Насти, мотнув головой, - мы хотим знать, что случилось с нашей дочерью. Она запугана, не в себе, ничего толком не рассказывает. Нам нужна правда.
А вот оперу эта правда сейчас поперек горла стояла. Он давно не чувствовал себя настолько паршиво: было невыносимо трудно смотреть в глаза несчастным родителям и не иметь права сказать лишнего. Седой пожилой мужчина молчал, и только взгляд его глубоких голубых глаз был достаточно красноречив.
- Вы арестовали этого мужчину, в доме которого нашли Настю? – потребовала ответа женщина.
- Он проходил по делу свидетелем и был отпущен, - официальным тоном произнес Ерохин. Он не стал вдаваться в подробности, что и дела в итоге никакого открыто не будет, один только сбор материала.
- Но ведь она пропала! – более не сдерживаясь воскликнула мать Насти. – Ее не было около двух недель, ваши коллеги ее искали, а вы его так просто отпустили?!
- Прошу вас успокойтесь, - не повышая голоса произнес следователь. – Ваша дочь подтвердила, что у нее были отношения с этим человеком. Она совершеннолетняя девушка, и мы не в праве лезть в ее личную жизнь.
- Но это же абсурд! – всплеснула руками женщина. – У Насти был любимый человек, она ни за что бы так себя не повела – не исчезла бы, не предупредив нас, даже ни разу не позвонив. А потом это странное письмо, словно ее кто-то заставил написать его.
- Боюсь, что ответить на все эти вопросы может только ваша дочь, - устало вздохнул Ерохин.
- Она ничего не говорит, только заливается слезами и шепчет «простите», - открыв дамскую сумочку, женщина достала носовой платок и промокнула влажные глаза, чтобы не потекла тушь.
- Мы можем поговорить с этим человеком? – заговорил, наконец, отец Насти.
- К сожалению, я не в праве предоставить вам сведения о нем, вы можете
сделать официальный запрос в следственный комитет по поводу подозрения в похищении, - предложил им оперуполномоченный, наперед зная, каким будет ответ. – Для вас, как для родителей, самым важным должно быть то, что девушка нашлась. Сами знаете, какое сейчас время, - это все, что он мог дельного им посоветовать.
Он с тоской поглядел на часы, пытаясь вспомнить, когда в последний раз уходил домой вовремя. На душе было гадко и муторно.
Пожилая пара поднялась с присущей им достоинством, однако в их горделивой осанке слегка проступала сутулость и сквозила едва ощутимая обреченность. Надежда на возмездие, которое покарает обидчика их горячо любимой дочери, таяла на глазах. Справедливости им придется искать в другом месте.
«Эх, - подумал Ерохин. – Вот бы махнуть в отпуск, поваляться на пляже, попить холодного пивка, а не вот это всё. Вот уж действительно – покой нам только снится». В который раз вздохнув, он принялся собираться домой, пока его еще кто-нибудь не выловил на рабочем месте.
Глава 11. «Так хотелось шептать: останься со мной»
С того момента, как Настя села в машину Олега и очнулась у него дома, она словно бродила по бесконечному лабиринту ужаса, из которого не было выхода. Ей показалось, что она нашла лазейку, когда поставила на кон собственную жизнь, чтобы вырваться на волю. И, придя в себя в больничной палате, она на краткий миг решила, что ей это удалось. Но все оказалось не таким простым, как хотелось бы. Формально она снова была свободна, вот только таковой она себя не чувствовала. Первая радость от встречи с родителями утихла, и ей на смену пришли вопросительные взгляды и робкие попытки выяснить, что же с ней случилось.
Ей хотелось забыть все, как страшный сон, но окружающие люди словно сговорились воспрепятствовать этому. Особенно трудно ей далась встреча с молодым полицейским, который пришел расспрашивать ее о произошедшем. Настя не ожидала, что это случится так скоро, она была еще слишком слаба после операции. Девушка и сама толком не помнила, что именно мямлила этому оперуполномоченному, который представился Андреем Ерохиным, на ходу выдумывая какую-то ахинею о ревности, о ее несуществующих отношениях с Олегом.